«Спускаясь к Великой реке,

Мы все оставляем следы на песке…»

Эпиграф всегда камертон, поэтическая квинтэссенция опуса, даже если эпиграф в прозе. Ну и виньетка, конечно.

Вообще-то Великая река, по моему мнению, — это Стикс, но ассоциативная связь – штука тонкая, субъективная и связующим звеном с другой великой рекой будет, пожалуй, её инфернальная аура. Аура – слово скверное, декадентское. Если проще, совсем с точки зрения ветеринара, — обезьяна, которая сидит внутри каждого из нас, больше всего боится закончить свою жизнь в чужом желудке. А здесь, кажется, реальный и ужасный шанс быть съеденным, задушенным, укушенным. Но и восторг – «бездны мрачной на краю».

Опять ужас – коварные аборигены в боевой раскраске. Восторг – другая планета, неизвестные науке живые существа (беспозвоночные как минимум). И опять восторг–ты полковник Фосетт, винчестер в левой руке, мачете в правой. Восторг, восторг – нижний уровень планеты и ты его достиг!

Амазонка…

На свете нет ничего невозможного, ограничивает нас только воображение, «сумма технологий» дня сегодняшнего и материальный ресурс – деньги. Занятно, что разум не вступает в конфликт с воображением. Ты знаешь темпы вырубки лесов Амазонии, ты знаешь статистику, ну, скажем, падения численности кайманов – всё это не влияет на воображение.

Нет, когда надо конкретно решать – разум включается, потому что только по первому ограничительному параметру у меня всё в порядке, но не по третьему. Заплатить весьма значительную сумму за проводника? Не реально (хотя в отчётах awd уже было).

Гамак, байдарку с собой и сплавиться самому? Не смешно.

Да, в первом варианте нужна ещё очень приличная физическая форма, а во втором – ты должен быть вообще Рембо.

Читал я, что под Манаусом есть отель с пятизвёздными банглами, но месяц, год, два и девственная природа вокруг отеля неизбежно разрушается. И африканский вариант «джип + кэмп» не годится, так как в сельву на машине глубоко не проникнешь. Получается не Нгоро – Нгоро, а Аскания – Нова с минизоопарком на въезде, то есть живность будет лишь в клетках. Должен быть паллиативный вариант…

Достать мечту оптимальным образом можно с Эквадора. Открываем справочник и отслеживаем длину Амазонки с Укаями. Почему с Укаями? Потому, что с южным притоком Амазонка длиннее (все реки, как и удавы, меряются в попугаях). Если мерить в мартышках, то длина будет не намного меньше. Но все равно можно мерить – взять длину Амазонки с северным эквадорским притоком Напо. Это я к тому, что некомпетентные оппоненты могут захотеть оспорить факт посещения Амазонки. (Можно пойти в рассуждениях и дальше. У Амазонки и Ориноко один водный бассейн и некоторое количество(?) дней в году они сливаются верховьями, но не будем трогать любовь старикашки Фиделя и множить количество сущностей без необходимости)

Давно это было – рекламник в 1998 году. Детали стёрлись, прайс тоже..

Внимание, эпические интонации: много чего есть в Эквадоре – и сельва, и коста, и сьерра – Южная Америка в миниатюре.

Итак, сельва.

Утро. Котопакси в лёгкой дымке, аэропорт не названной страны в фильме «Экипаж» — это аэропорт Кито (да, я знаю, что в фильме аэропорт построен в павильоне). Среднемагистральный «Боинг», полет чуть больше часа. Плюхаемся в небольшом аэропорту в сельве. Основное предназначение аэропорта – принимать и отправлять вахтовиков — нефтяников, туристические рейсы – это побочное. Разболтанный аналог пазика, ещё около минут сорока и мы на берегу реки.

Попробуйте на вкус этот топоним – Акуарика. Акуарика – приток Напо, Напо – приток Амазонки. Ширина как у Оки в среднем течении, песчаная отмель, вода мутная как в Янцзы. Небольшой юзаный катер со встроенным автомобильным движком.

Идём вверх по течению. Джунгли подступают вплотную к берегу. Берега пустынны, фауна отнюдь не кишит. Можно заметить черепах, белых цапель,. В изобилии крупные попугаи, разбившиеся на пары (у нас «лебединая верность», на Амазонке «попугаичья»?) Попугай, сидящий в тесной клетке, кажется, в принципе не способен хорошо летать. Как бы не так!

Иногда на поверхности воды видны плывущие пузыри. Если бы я не видел, что это подобное в нижнем течении Оби – никогда не догадался, что это такое.. Через некоторое время пузыри перестают появляться.

Борта катера нависают низко над водой и смелые люди из нашей маленькой группы (7 человек) на несколько секунд опускают руки в непроницаемые водный поток. Женские вопли сотрясают катер – ведь пальцы могут откусить пираньи! Движок явно «троит», моторист ковыряется – вроде сделал.

Поселений на берегу нет, крайне редко встречаются одиночные индейские хижины. Выглядит это так – вырубленный участок леса, метрах в двадцати от реки на сваях стоит «нечто» под крышей из прутьев и одна задняя стенка из такого же материала. Дверей и окон естественно нет. Всё это на одну семью. На берег вытащена легкая пирога. Маленькие дети плещутся по пояс в воде. Родители занимаются хозяйством – никаких перьев и пальмовых листьев на чреслах. Шорты, выцветшие футболки, ситцевые платья. Взрослые совсем не реагируют на катер.

Часов пять мы идем вверх, в пределах семи, восьми узлов. Полных канистр с бензином ещё много. Главная опасность, как и на всех реках, тепляки. Но не они подарили нам приключение. Зачихал и окончательно сдох двигатель. Полчаса на попытку реанимации, даже к берегу не пристали, просто бросили якорь.

Всё, приехали. Ни рации, ни спутникового телефона.

А ведь ты этого хотел…

Как звали нашего сопровождающего? А пусть теперь для текста будет у него ник «Хаматендер». Учился в России, в Эквадоре небольшой цветочный бизнес, завязанный на Москву, русскоязычных групп мало, так иногда обновить лингвистические навыки.

Был он для нас родной мамой – у меня к нему всего полторы претензии. На Галапагосах – эталонное звёздное небо – не смог показать Южный Крест. Эль — Нинья переводил буквально – «ребёнок» — до меня дошло только через день, что он имел в виду. Из диалога его с мотористом на повышенных тонах ничего не определилось. Ждём-с…

Сколько ждать? Неопределённо.

Чего ждать? Непонятно.

Думаю, что нам просто повезло. Где — то через полчаса снизу вылетают две индейские пироги. Именно вылетают – на одной стоит подвесная «Ямаха» — 40 л.с., на другой – 50 л.с. Наш моторист останавливает их поднятой рукой как такси. В общем, через несколько минут вместе с багажом группа оказывается в двух пирогах. Трансфер на середине реки, пироги неустойчивы, но ни одну сумку не уронили. Лодки идут быстрее катера, но уже начинает темнеть – позади весь световой день! Глубоко же мы забрались…

И вот он – Ковчег! Ярко освещен, несколько этажей. Совершенно нереален здесь и сейчас. Качественная голограмма скорее всего.

И опять не вспомню название на борту, а вот маленькую медную табличку помню – построен в Бильбао.

Ну, и вы вспоминайте ресторан – поплавок, который обессмертил Говорухин. Очень похож, только у этого плавучего отеля есть свой ход, штурвал и капитанский мостик.

Индейцам денег не заплатили, они удовлетворились несколькими канистрами бензина. Подняв на борт, нас сразу же пересаживают на другую лодку, мы плывём слушать ночные джунгли. Ковчег остался за поворотом реки, мотор выключен, лодку сносит течением, контуры джунглей на берегу слегка проступают. Вероятно это самое яркое впечатление – микс из самых различных звуков, ни один из которых невозможно идентифицировать и каждый воспринимается как «прямая и явная» угроза.

Затем начинаются поиски кайманов. Мотор – на малые обороты и прожектором по берегу. Оказалось ночью их найти не очень сложно, так как глазное дно работает как катафот. Издалека заметив характерный отблеск, лодка тихо, без света подкрадывается к берегу. Ближе десяти метров кайманы обычно не подпускают – прыгают в воду, поэтому важно врубить прожектор чуть раньше. Кайманы пугливы, днём хорошо, если метров на сто подпустят. Этой ночью был найден один нахал, который подпустил вообще метра на четыре. Он обосновался под навесом кустов, как в пещере и чувствовал себя в безопасности.

Небольшое отступление. Во Флориде есть экскурсия на болота. Сажают на шестнадцатиместное (?) алюминиевое корыто (осадка несколько сантиметров) с воздушным винтом как у аэросаней.За сто децибел точно, беруши нужны и выдаются. И вот эта тарахтелка подплывает к притопленному крокодилу совсем близко. Видна только верхняя часть его головы. Начинается шоу – сопровождающий «достает из кармана» дежурные шутки начинает приставать к животному. Мой английский слаб, но основной смысл я уловил – сплошное амикошонство по отношению к крокодилу, народ искренне хохочет. Включается винт, судно уходит, жуткий шум, но крокодил неподвижен. После Эквадора развод очевиден – в воде чучело. Но все равно надлежит посетить – на крейсерской скорости, раздвигая двухметровые стены болотной травы, совершая управляемый занос – этот болотоход великолепен.

Всё когда то кончается, кончается и этот день равный как минимум месяцу. Нас везут на Ковчег.

Ужин. Ресторан выше всяких похвал. Крахмальные скатерти, консоме, стейк с артишоками, экзотические, совсем не тайские, фрукты, чилийское вино квантум сатис (мировой бренд, наверняка пробовали). Потрясён диссонансом, представьте, такие разносолы на столе антарктической станции. Каюты двухместные, чистый «халонг» но это не напрягает.

Напрягает, точнее возбуждает другое: судовой генератор выключен, остается лишь аварийное освещение, ничто не гасит звуки ночных джунглей. Тонкая стенка, два метра палубы, леера и все – дальше, абсолютно девственная сельва. Причём гарантировано девственная – завтра Ковчег снимется и уйдёт в другое место. Вот он паллиатив – hymen and comfort.

На следующий день нам обрисовали перспективы: ягуара точно не увидим, анаконда очень маловероятна. Даже во времена полковника встретить ягуара было проблематично. Ягуар не намного больше рыси – человек для него не объект охоты. У него большая охотничья территория, встреч с людьми он избегает. На ягуара я не надеялся, другое дело анаконда. Но, увы…Обещали слепых речных дельфинов(недавно прочитал, что в Янцзы они уже исчезли) – да, было. Они выпрыгивали близко от борта, были меньше наших черноморских афалин. Обещали обезьян – долго их искали, нашли стаю, мигрирующую по деревьям вдоль берега. Взрослые особи из листвы не показывались, высовывались лишь любопытные детеныши. Колибри мы уже видели в Баньос.

Были и пираньи. Лет пятнадцать назад следовало пиранью описывать, а теперь все видели её в аквариумах. Так, подлещик с зубами. Но это было всё-таки очень интересно и экстремально.

На лодке зашли мы в маленькую протоку. Поляна, деревянный настил над берегом. Для нас уже приготовлено баночное пиво, жарится барбекю. Банальный пикник? Ан нет.

Несколько простеньких поплавковых удочек. Кусочек сырого мяса на крючок, заброс. Буквально через несколько минут поймана пиранья. Снята с крючка, показана, выпущена – национальный парк однако. Ловите, ребята, теперь сами! Скажу честно, поклёвки были, дёргать дёргал, но сам не поймал. Но не это самое захватывающее..

Продемонстрировав, что в воде есть пираньи, представитель национального парка прыгает к ним в зубы и начинает вальяжно плавать. И ещё ручкой машет – давайте,мол, все сюда! Плавал он минут десять, видя, что ничего с ним не случается, вначале в воду прыгнул мужчина №1, затем мужчина №2… Не поверите, в воду прыгнули все – даже женщины!

Теперь объяснения.

Первое для всех очевидно – никаких тебе даже мелких кровотечений ни у кого не было (у женщин не было тоже, но откуда местный тарзан знал?)

Второе прозвучало после купания – мы не заходили медленно в воду, а прыгали с настила и энергично двигались – якобы так пираньи «не привязываются».

Третье объяснение сомнительно, но где то я его читал. Чёрная вода приобретает такой цвет «настоявшись» от падающих в этот период плодов неких деревьев. Пираньи эти плоды жрут, как медведи малину, поэтому сытые сволочи пренебрегают человечиной.

Но тогда почему так быстро клюнули на кусочек свининки? Была вода в протоке чёрной?

Вот так, ребята, кайманы пугливы, пираньи безобидны, а подать мне, как Мцыри, леопарда!

И обзавестись номером один мне было не сложно, так как мужчин было всего трое, остальные четверо – женщины.

Всё таки щекотанье нервов было, но не знаю, где сильнее: на барбекю с пираньями или на поезде из Риобамбы при игре «бурнаши на крыше».

Теперь экспедиция вглубь дождевого леса. Сопровождающих трое: Хаматендер, представитель национального парка и индейский вождь. Вождь не знает испанского, поэтому нужно ещё одно лингвистическое звено между ним и Хаматендером. Вождь выглядит непрезентабельно, вылитый моторист катера. Возможно это не совсем вождь.

Почва сырая, нам всем выдали резиновые сапоги (защита от бушмейстеров, а вы что думаете!)

Показывают муравьев – листорезов. Одна колонна зеленого цвета, с кусочками листьев, навстречу ей колонна черного цвета, без кусочков листьев. Движение правильное, левостороннее. Показывают гигантского муравья. Вероятно это разведчик. С куска снимается многоножка размером с кулак, затем бережно возвращается обратно.

Никакие мачете не нужны, вглубь леса проложена тропа. Ассоциации? Классика, Рэй Бредбери «И грянул гром».

«Держитесь тропы. Ни при каких обстоятельствах не сходите с неё…» И дальше что — то насчёт штрафа.

Антигравитации нет, но деревянный настил приподнят на полуметровых столбиках (защита от бушмейстеров, а вы что думаете!) Вокруг мезозойские декорации. Кажется метеорит ещё не упал на Юкатан.

Нас ждёт очередной туристический леденец – сакральное индейское дерево. В Южной Америке нет баобабов, но это дерево толщиной с хороший баобаб. Высота его неопределённа, так как густой подлесок его её скрывает. Тем лучше для воображения. Ассоциации? Роберт Янг «Срубить дерево».

Тотемов вокруг не натыкано, но вождь запрещает фотографировать. Потом неожиданно соглашается: « Одно фото – один доллар». Но контролировать ситуацию не может – народ рассыпался вокруг дерева и за отданный доллар фотографирует от души.

Сделав петлю по лесу, возвращаемся к реке. На берегу – «потёмкинская» деревня. Канадский вариант – в деревне никто не живет, индейцы приезжают сюда на работу — продавать сувениры. Десяток индейских женщин, цену на сувениры назначает вождь. Покупать особо нечего – ассортимент и цены как в столице. Но перед одной вещью не устоял, сторговал за 10 долларов. Дело в том, что в Кито продают духовые трубки со стрелами длиной не больше метра. Профанация, настоящая охотничья духовая трубка должна быть длиной около двух метров, как «оленебой» Натаниэля Бампо.

И вот именно такая была, но не на продажу – стрельбой из неё развлекали туристов. Кстати, навыки стрельбы приобретаются легко. У человека стереоскопическое зрение, рот – между глаз(ну, почти). И целиться особо не нужно, только по вертикали. Оцените такую деталь – воронка – наконечник для рта есть тело вращения и в Кито точится на токарном станке. А здесь этот наконечник сделан ножом, но мастерски.

Общение с вождём затруднено. Вопрос по длинной цепочке, такой же длинный (четыре звена, три перехода) ответ. Совершенно понятно, что мне ничего не светит, но не смог спросить о полном боевом комплекте: «Вождь, а как насчет яда кураре? Сколько будет стоить?»

Наверняка он уходил от ответа и врал таким образом туристам неоднократно: «Далеко отсюда, много дней пути, растёт очень редкое растение…» Якобы из него добывают яд.

Из ядовитых лягушек добывают кураре и лягушки эти распространены достаточно широко. Понятное дело, что с точки зрения вождя глупые чечако книжек не читают. Главное, мотивация вранья не понятна. Единственное, что приходит в голову – опасение, что я сам найду в сельве эту лягушку?


Желая быть несъедобной, лягушка «потеет» ядом, так как яд при попытке её съесть поступает не напрямую в кровь, любитель лягушатины вряд ли околеет, а рефлекс не трогать эту лягушку с яркой окраской закрепляется. Для того, чтобы получить от лягушки максимум яда, индейцы, вставив прутик ей в клоаку, поджаривают лягушку на медленном огне как инквизиторы еретика.

Не желая соблюсти приличия и скрыть сугубо меркантильное предназначение деревни, индейские женщины с вождем садятся в лодки и отчаливают вместе с нами.

Финал спектакля. Огромная синяя бабочка как синяя птица удачи. Пронзительный закат – что там Санторини! Мы возвращаемся на Ковчег.

P.S. Прививку от жёлтой лихорадки делал, таблетки от малярии, купленные при пересадке в Амстердаме, принимал больше недели до Акуарики – всё согласно рекомендациям. Репеллентом мазался, также на вьетнамском рынке была заранее куплена толстая джинсовая куртка с капюшоном – целый скафандр. Вечерами потел, подвергался насмешкам, но завязывал капюшон.

Через месяц температура под сорок, не сбиваемая обычными лекарствами, чего никогда со мной не было. У меня в военном билете написано «санинструктор». Я конечно санинструктор не из «зеленых беретов» и не способен удалить аппендикс в полевых условиях, но вылечить такие пустяки как, скажем, гонорею или пневмонию – это легко. А какой я замечательный диагност, что твой земский врач, ей богу!

Сдался я в инфекционную больницу на четвертый день. Три дня брали анализы – ничего не нашли, выписали. Обошлось, но причина недомагания осталась невыясненной. А мог при купании, например, подхватить паразитов…Хотя во избежании инвазии выдох в воду не делал и даже плавал не в семейных трусах, а в плавках (sic!)

По прошествию многих лет всё это воспринимается с юмором, но тогда расклад был другим и я впал в уныние от такого невезения – ведь кажется заложился на четвертого вальта.