Сижу в простуженной Москве, перебираю серебрянные четки из Лефкары. Когда за окном слякотная весна и авитаминоз, на носу очки, а в душе осень, когда на отпускные удаль и размах нет времени, и денег, собственно, тоже мало, — лучшее лекарство от скуки – маленький “домашний” остров в Средиземном море. Кипр.
Я люблю приезжать на Кипр в межсезонье. Еще не нахлынула большая часть красноликих немцев, после зимовки остались лишь такие с виду ветераны рейха, — им здешний климат подходит больше, чем на родине сумрачного немецкого гения. Еще англичане укрываются за ограждением своей военной базы в местечке Акротири. И скандинавы еще не приехали из своих зябких краев, и наш соотечественник не оглашает зычным криком прибрежные скалы. Дивное время.

На излете сезона хорошо путешествовать, — хочешь слева направо, а хочешь — справа налево. Все равно больше трех часов дорога из конца в конец страны не займет. Естественным окончанием пути (как и началом) может быть или море, или чек-пойнт на зеленой линии, отсекающей от Кипра оккупированную Турцией северную часть острова. Если есть кураж, завтракать можно на побережье, а кофе ездить пить в столицу. Впрочем, тщеславие заставляет состоятельных киприотов летать на чашку кофе в какую-нибудь из соседних ближневосточных стран. Когда в Дамаск, а если там неспокойно, то и в Египет. Независимо от текущего политического момента кофе там хорош.
И от меня чувство противоречия потребовало, прежде чем пускаться в путь, начиная утро, выпить кофе в кафенионе.
Кафенион – это не кафе, это кофейня традиционная для ближневосточных и левантийских народов. Место ритуальное, а не гастрономическое, и вдобавок – бастион мужского шовинизма. В кафенион приходят только мужчины, вернее – мужики, традиционные, щетинистые, дремотные киприоты. Такой кафенион ничем не отличается от похожего заведения в Гаграх или Батуми: заслуженное ничегонеделанье, спортивная газета, партия в нарды, разыгрываемая со сдержанным азартом. Кофе подают в крохотных чашечках (переворачиваешь, и со стенок черной гущей стекает судьба), и со стаканом ледяной воды. Это у нас
кружка кофе – жидкий допинг, а здесь – прелюдия к обстоятельному разговору и символ общего созерцательного отношение к жизни.
Кипрские городки у самого Средиземного моря тем, кто в советские времена проводил время на черноморских курортах, кажутся почти узнаваемыми. Худосочные пальмы на променаде, дразнящий запах от жаровни, где готовится на углях шашлык-сувла. Старухи в вечном трауре с бронзовым морщинистым профилем хищной птицы. Русский язык с гортанным акцентом – гастарбайтеры.
Особенно в Лимассоле, который чем дальше, тем больше превращается в суетливый деловой город. Зато мои друзья-эмигранты нашли здесь работу, и мы отмечаем очередную встречу бывших компатриотов в гастрономической заводи ресторана “Старая Вена”. «Старая Вена» стоит мессы. Хозяйка, побывав замужем в Австрии, вернулась на родину с двумя сыновьями и непревзойденным умением готовить креветки по-эгейски. Втиснувший свои несколько столиков между лавчонками в туристической зоне, ресторан был нашим любимым местом встреч. Однако дела у владельцев пошли в гору, и я не нашла нашу «Старую Вену» на прежнем месте – заведение откочевало куда-то в более представительное место. Ну и пусть. Лимассол – город, располагающий к чревоугодию, если правильно выбрать. Выбираем таверну по советам местных завсегдатаев. Тут ведь важно не перепутать: места, куда ходят киприоты, не моргают в ночи неоном, а прячутся в узких улицах старого города под едва различимыми вывесками. И окунуться в «Старые воспоминания» мы бы не смогли, если бы не помощь старожилов. Здесь аскетично, только когда-то черно-белые, а теперь пожелтевшие фотографии старого Лимассола на стенах. К вечеру в зале не
будет свободного стула – музыканты уже занимают свои места. Трое исполняют сиртаки. Традиционный шик – угольные усы, черные рубахи, черные штиблеты. Гитара, бузуки, мандолина. Трио играет страстную музыку, сохраняя невозмутимо-равнодушное выражение лиц, и это тоже шик: никаких гримас и надрыва, только скупое чувство. Два часа душераздирающих песен о любви, и только одна песня – о тяготах военной службы, что впрочем, тоже можно считать песней о любви — к родине. Почтенные матроны-киприотки, потряхивая обильно нанизанными на запястья украшениями, выходят плясать
рембетику – танец последнего посетителя, на нетвердых ногах покидающего заведение. Танцуют только трезвые – очень сложные па.
Потом, после такого вечера, очередные километры кипрских дорог кажутся уже вполне умеренным сумасшествием. Несемся как будто по встречной полосе. Из динамиков магнитофона хлещет пронзительный голос Анны Висси, вечномолодой кипрской поп-дивы. На водительском сидении обгоняющей машины сидит безмятежная юная киприотка с малолетним младенцем на руках.
Сидит, задумчиво смотрит в окно, руля не видно. Право руля! Островная самодостаточность, привнесенная сюда островитянами-англичанами. Дежа вю — большинство надписей вокруг кажутся смутно знакомыми. Такими буквами были высечены великие имена на античных мраморах. Эти прото-буквы фосфоресцируют теперь в ночи на дорожных указателях. Была надежда, что форма не должна заметно отличаться от содержания, и придорожные надписи сложены гекзаметром. На проверку вышла какая-то путаница. «Астиномия» — звучит возвышенно, сродни астрономии, но переводится — «полиция». «Аэродромо» – ну, это вовсем просто. «Гиперагора». Большая агора. Большая рыночная площадь. Супермаркет по-русски. Местных жительниц зовут как персонажей наших народных сказок – Василиссами. Впрочем, вовремя спохватываешься, и вспоминаешь, что “умолкнувший звук божественной эллинской речи” разошелся отсюда, и это греки все вокруг поименовали, в том числе дав имена и нам. Впрочем, если среди киприотов встретятся невзначай Диогены или Аристотели, то это, скорее всего, свежие репатрианты из числа понтийсих греков. Почему-то на холмах Грузии печальной они спокойно несли на себе это бремя вековой мудрости, но перебравшись на родину предков, стали заурядными Димитриосами, или хуже того, Алексами.
Айя-Напа, в девичестве рыбацкая деревня. Местные жители давно оставили свои патриархальные привычки и занятия – прибрежные отели здесь по-брежневски щедро навешали звезд на корпуса, цену на недвижимость подняли до небес состоятельные столичные жители. Пасторальная тишина возвращается сюда только в межсезонье. В распахнутое окно стучит прибой, но летом доминирующий звук в ночи — бодрый тумц-тумц окрестных дансингов и радостное гуканье и токованье тинейджеров. Поэтому в Айя-Напе самая громкая музыка в кафе и самое большое количество фаст-фудов (тьфу на них!) . Но самые лучшие пляжи на острове тоже здесь. Когда-то этот берег был скромным продолжением роскошных золотых пляжей Фамагусты и ее курортного пригорода Вароши. Сегодня Вароша мертва – жители изгнаны отсюда, заброшенные дома пялятся
черными оконными проемами, — рядом проходит разделительная линия между Севером и Югом, турками и греками, охраняемая ООН-овцами. Пришла в запустение Фамагуста, в средние века самый богатый город Средиземноморья, центр торговли между Востоком и Западом, еще в шестидесятые годы – космополитичный курорт. Один из тех древних городов, о мистическом обаянии которых знаешь, никогда там не бывая, и без надежды побывать. Литературный город из раннего опуса мэтра советского фэнтэзи Еремея Парнова «Проснись в Фамагусте», и импрессионистских «Горьких лимонов» Лоуренса Даррела, старшего брата
известного натуралиста Джералда Даррела. Шекспир сделал циклопическую цитадель Фамагусты местом действия своего «Отелло». Венецианцы в 16 веке построили большинство фортификационных сооружений города, а венецианский дож, согласно классику, послал Отелло защищать Кипр от нападения османской Порты. Теперь туристы вспоминают печальную историю доверчивой блондинки и ее ревнивого мужа, разглядывая пузатую башню Отелло на этикетке хорошего красного одноименного вина, два фунта за бутылку. Кровавые истории о бесчисленных завоевателях Фамагусты, — арабах, византийцах, генуэзцах,
турках, англичанах, сменявших друг друга, остались только в пыльных исторических книгах. А греки-киприоты с тоской глядят на оставленный ими город в бинокль, из соседней Дерении, деревни по эту сторону границы.

«Окажитесь с ними лицом к лицу!» – бодро и жизнерадостно призывает океанариум в Протарасе. Но это не столько лицо, сколько впечатляющая челюсть. Два крокодайла – нильский и кайман лежат на камнях, как бревна, вынесенные на берег реки. Уже не хищники, но еще не кошелек из дорогой галантереи. Выглядят вполне зверски, особенно поглощая дневной рацион – две бройлерные тушки. Еще здесь есть стайка пингвинов: благородного обличья фрачная толпа. Только один, в позе качка, несущего в руках по арбузу, регулярно устраивает довольно однообразный аттракцион – угрожающе покачиваясь на краю канавки, делает вид, что вот-вот сорвется в несуществующую пропасть. «Цыпа, цыпа!», «Давай, давай», — скандируют глазеющие на это Шоу «за стеклом». Но пингвин обманывает ожидания уже не одной тысячи посетителей океанариума.
Прихватили в местном сувенирном магазине на память об экстравагантной фауне перламутровый «наутилус». Средневековые ювелиры мастерили из этих раковин чаши для винопития. А голладские художники полюбили рисовать их на своих натюрмортах, между куропаткой и лимоном с полуочищенной, свивающейся спиралью шкуркой).

Едем в Тохни – деревню на полпути из Ларнаки в Лимассол. Поскольку просторы на острове не эпические, это минут двадцать не самой бодрой езды из любого из четырех городов страны. Окрестный пейзаж немедленно меняется, появляются вездесущие горы, покрытые колючками, хотя море прячется за ближайшим холмом. Улочка, прихотливо извиваясь, лезет вверх, машина едет медленно, чтоб не спугнуть ненароком козу. Козы здесь странные – уши длинные, как у спаниэлей, и вообще вид довольно надменный. Деревенские не живут напоказ, поэтому жизнь прячется за грубой кладкой старых стен. Скопление народа бывает лишь по воскресеньям у церквей. Их в деревне две – св. Константина и св. Елены.
В старые времена деревня была известна своими каменщиками, которые владели только им известным способом обработки камня. Домам по сто с лишним лет, здесь сохранились традиционный средиземноморский уклад и колорит – беленые стены, терракота, тусклая зелень оливковых деревьев и какие-то вездесущие кусты вызывающего окраса – бугенвилии — во внутреннем дворике. Глиняные кувшины-питарии в человеческий рост, которые предкам киприотов служили для хранения вина и оливкового масла, теперь стали частью декорации, украшают патио. В кондиционированных внутренностях дома – девичьи грёзы! – пружинная бабушкина кровать под кружевным пологом, и расписная деревенская мебель — мечта антиквара-этнографа.
Агротуризм – развлечение для пресыщенных традиционным пляжным досугом. Модный среди изнуренных цивилизацией горожан способ убивать время. Пока, по свидетельству киприотов, более остальных пострадавшими от современного образа жизни считают себя немцы и англичане. Хороший повод отдаться целиком невинным сельским забавам, как велел еще три века назад Жан-Жак Руссо. Быть ближе к природе и спартанским радостям. Прогулка по хорошо ухоженному маршруту на горном велосипеде.
Бодрящий терренкур по живописным окрестностям. В трех километрах западнее Тохни расположена деревня Калавасос, отсюда неспешно гуляя, можно добраться до знаменитого “Тента” – места, где археологи раскапывают неолитическую стоянку. Можно, конечно, добраться и на машине. Но экологическое мышление требует, чтобы пешком или на худой конец – верхом. Для любителей верховой езды неподалеку есть конеферма, где благородных животных сдают напрокат: в двадцати минутах отсюда белые камни Governor’s Beach, одного из самых притягательных пляжей Кипра.
На счастье, весной на острове нет летней испепеляющей жары, от которой местные спасаются перебежками из кондиционированной машины в кондиционированный офис. Весной здесь цветут гибискусы, с апельсиновых деревьев ветер сносит к морю дурманящий запах флердоранжа. Во время дальней прогулки можно найти среди еще не пожухшей зелени цветы асфоделий, которые так любили Альфонс Муха и прочие адепты стиля art nouveau. К июлю все сгорит под жарким солнцем, зеленые холмы станут бурыми, и только пригостиничная флора, заботливо сохраняемая специально обученным персоналом, будет спасать от
зноя ищущих тени постояльцев.
Весной все эти издержки пляжного туризма кажутся несущественными. Весной на Кипре посещает нехорошее, мстительное чувство по отношению к друзьям, переживающим в Москве апрельский снегопад. И к другим знакомым, у которых половину отпускного августовского багажа занимают кремы от солнца с фильтром ультрафиолета 30. А так как единственный вид спорта, которым здесь можно заниматься лежа – это солнечные ванны, появляется возможность без опаски дочитать в шезлонге у бассейна начатый дома роман модного беллетриста. И придти потом к ужину в таверну в модной шлапке, а не в волдырях от солнечных ожогов.
И развлечения здесь тоже идиллические, в зависимости от сезона, — сбор апельсинов или оливок. Местные женщины обучают готовить мусаку и иные блюда киприотской кухни. Можно оценить их мастерство в местной таверне или у рool-bar, бросив усталое тело за струганый деревяный стол, разлив первый кувшин домашнего вина. Дважды в неделю в таверну приходят местные музыканты петь греческие песни. Им и нам приносят ту же еду, что подавали и сто, и тысячу лет назад – овечий сыр, кислое молоко, нежного молодого барашка, оливки, горячую лепешку и терпковатое вино.
Чтоб вы знали, есть просто сыр, и есть халлуми. Сыр халлуми – это одновременно простонародная еда и воплощение национальной гордости. Это Большой Балет, Эйфелева башня и Тадж-Махал кипрской кухни. Права на этот брэнд киприоты охраняют так же ревностно, как французы – на шампанское.
Но что странно, я знаю киприотов, которые презрев гастрономические традиции своего народа, специально ездят в одно потаенное местечко неподалеку от английской военной базы, чтобы съесть вместе с ее военизированными обитателями fish&chips. Треску, прости Господи, с картошкой фри. Может, это такой шик? Как в Москве эта модная японская гадость – суси?
Курион – античный город-государство, расцвет которого остался далеко в прошлом. Цари Куриона поклонялись Апполону Гилатскому Покровителю Лесов, участвовали в войнах Александра Македонского, процветали при римлянах. Потом сюда пришли первые христиане. Древние руины – как каркас, зыбкий абрис, из которого бойкое воображение лепит эллинский город — здесь храм, от колонн которого остался завиток ордера, вот скамьи-ступени античного театра. Неизменный задник у этой сцены – вечное море и горы. Сижу на прогретых солнцем камнях — пахнет временем, какой-то горькой травой, море стучит в
висках. Рыхлый песчанник оплыл от времени и ветра, покрылся трещинами, пророс колючками. Тихо, туристов нет. Когда они здесь, руины Куриона время от времени оглашаются криком, то печальным, то энтузиастическим: это экскурсовод-киприот только что объяснил любопытным особенности акустики в древнем театре. Самые недоверчивые на слово не верят, проверяют в полную силу своих легких. На выцветших за века мозаиках – рыбы и куропатки, символы раннего христианства. Владельцем этой виллы был некий Аполлон, но не бог, а вполне состоятельный смертный. Потом на этом месте были общественные
бани-термы. На мозаичном полу соседнего «призрака дома» изображение женщины с мерным прутом в руке. Мне отчего-то кажется, что скорбный и пристальный взгляд портрета — с натуры. Интересно, какие отношения связывали мозаичиста Эустолиоса и эту Ктисис, воплощающую мироздание, примерно семнадцать веков назад?
Может быть, в Никосии есть ответ, с ее набором приличных музеев, с непременными безрукими античными статуями, византийскими иконами, венецианскими манускриптами, — спрессованная история создает здесь тот необходимый культурный фон, без которого остров так и остался бы бастионом чревоугодия и пляжного ничегонеделанья. Дом богатого горожанина Хаджигеоргакиса – быт, превращенный в музей. Лаики Итония — музей, наполненный бытом и туристической суетой. Этот заново отреставрированный старый квартал болезненно напоминает наш Арбат: повсюду лавки, мастерские, рестораны, а окна верхних
этажей пусты и покрыты пылью, здесь никто не живет, здесь только работают, развлекаются, тратят и зарабатывают деньги.
Пустые башни крепостной стены в форме многолучевой звезды, со знаменитыми Воротами Фамагусты — некогда главными воротами Никосии — как будто отделяют «исторические консервы» старого города от бойкой и современной столицы.

Пафос – это уже другие сюжеты. Именно здесь историческое прошлое острова, до времени скрытое под землею, открыто археологами современникам в Неа Пафосе, — алтарь Аполлона Гилатского, некрополь с царскими погребениями, храм Афродиты в Куклии. Культурное иго Аполлона гонит туристов от руины к музею, от фрески к статуе – поглазеть на бесценное наследие, которое многочисленные колонизаторы не успели вывезти ни в Британский музей, ни в нью-йоркский музей Метрополитен. В Пафосе я всегда захожу в “Дом Диониса” – римскую виллу второго века. Здесь среди бесчисленных мозаик, разделенных бесконечно вьющимся меандром, можно найти сюжет об Ипполите и Федре. Среди множества интерпретаций этой античной драмы здешняя – одна из самых наглядных: Федра, жена афинского царя Тесея, победителя Минотавра, открывает свои чувства пасынку, а спортсмен и охотник Ипполит, сложив губки улиточкой, отвергает любовь стареющей, грузноватой матроны.
Типичный женоненавистник и мужлан. Ухмыляющийся Амур, с физиономией пригородной шпаны придает этой сцене толику божественного цинизма. Кстати, античный рок никому не оставил шанса, — Федра повесилась, Ипполита затоптали его собственные кони, неблагодарные афиняне, забыв о славном Тесеевом прошлом, подвергли его остракизму, и он закончил дни в изгнании, немощный и всеми забытый. Вот так вот и проходит мирская слава. Потом героя вспомнили деловитые потомки, утилизировавшие античность по праву наследства. И теперь во всех сувенирных магазинах Пафоса продаются пепельницы, кружки, ти-шорты с тиражированными сюжетами из жизни богов и героев, алебастровые, медные, керамические изображения. Так
что эллинский пантеон богов тоже чувствует себя на Кипре, как дома. Киприоты даже обзавелись собственной горой Олимп, хотя подлинный высокогорный курорт для VIP-персон божественного происхождения все-таки в материковой Греции.
Так что, в отличие от Греции, на Кипре не все есть. Море есть, а вот рек, например, — нет. И только весной талая вода с Киренийских гор находит пересохшие русла. И озер всего два – и оба с соленой морской водой. Только раз в полгода – в декабре и апреле – сюда прилетают розовые фламинго. Стаи этих «детей заката» в сомнамбулическом оцепенении стоят на соляной корке ларнакского озера. Здесь у птиц привал на полпути между Европой и дельтой Нила, и это зрелище – последний сюрприз, который остров готовит путешественнику на прощание: от соленого озера до аэропорта рукой подать.
И я, в простуженной Москве перебираю серебрянные лефкарийские четки: бусина – как хорошо просыпаться под шум прибоя, бусина – медная Афродита косится на меня с книжной полки, бусина – где-то еще оставалась коробочка моей любимой лукумии из деревни Иероскипу, бусина – весну нужно встречать на Кипре.

Несколько бесплатных советов, как потратить деньги

В деревнях, где развит агротуризм, можно снять и студию-аппартаменты и целую усадьбу. Студия на двоих стоит 24 фунта в сутки (зимой – 22), а вилла с собственным бассейном (на 6-8 человек) 130 фунтов. Пакет услуг – жилье, встреча и проводы в аэропорту, а также машина класса А в аренду, — со значительными скидками. В летний сезон с 20 марта по 31 октября на этих условиях аппартаменты на двоих стоят 280 кипрских фунтов, в низкий сезон – 260. Деревенский завтрак в таверне Тохни – еще 2 фунта, столько же – кондиционер в номере. Прогулка верхом под присмотром тренера стоит от 12 фунтов за час до 40 фунтов за полный день, включая ланч. Уроки верховой езды обойдутся в 10 фунтов за полчаса занятий. Аренда горного велосипеда: от пяти фунтов за полдня до 60 – за три недели.

Вот примерные цены на еду и развлечения на Кипре.

Завтрак «континентальный» в гостинице умеренной звездности: тост, джем, масло, кофе, апельсиновый сок – 2 кипрских фунта
Английский завтрак: яйца, бекон, халлуми, масло, кофе, апельсиновый сок — 2,50 фунта
Деревенский салат «хориатики» из капусты, латука, сельдерея, огурцов, помиторов, брынзы оливок и еще что найдется на кухне — 2,25 фунта
Мезе: вереница национальных блюда, которые готовят в этой конкретной таверне, – от 6 фунтов на человека (готовится минимум на двоих, чтобы не умереть от переедания – на 4-5 едоков)
Сувла – шашлык, иначе говоря, – 4 фунта
Долмадес – привычная нам долма в виноградных листьях — 3,5 фунта
Самый распространенный кипрский бутерброд «souvlaki stin pitta»: упакованный в горячий тонкостенный хлеб-питу
кебаб-сувлакия с салатом – 1-3 фунта в зависимости от удаленности от туристического центра.

Маленькая бутылочка минеральной воды или сока — полфунта
Бутылка кипрского вина — от 2 фунтов
Зонтики и лежаки на пляже – по фунту, но частных пляжей на Кипре нет, и если вам не нравится близлежащий пляж, вы можете выбрать по вкусу пляж любого отеля– цена будет та же
«банан» — 3 фунта с седока
кондиционер в номере – 2 фунта в день
билет в аквапарк – 10-12 фунтов
телефонные карточки для редких звонков оставленным на родине родственникам — 2, 5, и 10 фунтов
Как позвонить на Кипре, коды городов:
Лимассол — 05; Ларнака- 04; Пафос — 06;
Айа-Напа — 03; Никосия — 02; мобильный телефон — 09

Курс фунта к доллару – 1.57
Курс фунта к евро – 1.73
Курс фунта к рублю – примерно один фунт за пятьдесят рублей

Известно, что поточная сувенирная продукция для всего мира «строгается» в Китае или близлежащем Гонконге. Но кипрское народное искусство – это не просто ремесло, и тем более не производство кичевых сувениров. Поэтому кое-что можно найти только здесь:
— во-первых, лефкаритика – ручной работы вышивка из деревни Лефкара (Pano Lefkara) на юге острова. Вот пять признаков, по которым можно отличить настоящую работу от подделки:
 Вышивка сделана по льняному полотну (его специально везут из Северной Ирландии) нитками DMC, cotton perlé.
 Она бывает только трех цветов: белого, фисташкового и цвета экрю.
 Работа кружевниц из Лефкары двусторонняя.
 Лефкаритика вышита только традиционным геометрическим орнаментом. Принят также особый узор, разработанный по легенде, Леонардо да Винчи для алтарного покрова Миланского собора (над ним корпели местные мастерицы).
 Ну и разумеется, цена не даст вам обмануться.
Работа над лефкаритикой размером метр на метр занимает от трех месяцев до полугода, стоить она будет от ста до двухсот кипрских фунтов. Многие вышивальщицы известны поименно, их лучшие работы можно увидеть в Кипрском центре ремёсел в столице Никосии. А купить, например, в магазинах Центра там же в Никосии в старом квартале Laiki Geitonia. Другого стиля, «кроше», придерживаются кружевницы родом из деревни Лапитос, в основном пожилые беженки. Не менее известны венецианские кружева “punto-tagliato”, тоже вполне аутентичные. В 15-16 веках, когда Кипр находился под властью дожей, богатые венецианки приезжали сюда на летние вакации, и обучили местных крестьянок тонкому мастерству белошвеек. А те уж
постарались сохранить это искусство, передавая его от матери к дочери. Особое удовлетворение при покупке вызывает мысль, что такая же вещица на пьяцца Сан-Марко стоит дороже на порядок. Торговаться не очень принято, но если вы покупаете, например, работу у самой мастерицы, или приехали в низкий сезон, когда мало туристов и готовы развлечь хозяина лавки разговором, — скидка неизбежна. Мне мои небольшие «лефкаритика», «лапитиотика» и кружевная «венецианская» подушка, предмет зависти гостей, обошлись фунтов в тринадцать.

Другие подарки. Четки с бусинами из серебра и лазурита для скрашивания досуга – от 16 до 25 фунтов. Украшение, напоминающее крест, а на самом деле – маленькая реплика с терракотовой статуэтки, которую археологи датируют 3 тысячелетием до нашей эры. Оригинал хранится в Национальном музее. Идолище совершенно языческое, несмотря на то, что фигурка имеет форму креста. От 3 до 10 фунтов в зависимости от габаритов.
Расписанная вручную архаичным орнаментом высушенная бутылочная тыква. Прикладного назначения не имеет. Просто украшает собою интерьер в стиле «псевдо-этник». 3 фунта, и то, только потому что не было времени объяснить хозяину лавки, как он неправ.
«Командария» и другой благородный алкоголь. «Командария» – густое сладкое десертное вино. Лучший сорт – “St. John” с черной этикеткой. Прежде производилось в монастырях, теперь – агроконцерном «KEO». Первыми дистрибьюторами этого напитка были рыцари-тамплиеры и король Ричард Львиное Сердце. Лучшее средство от ранних зимних сумерек, отлично разгоняет пасмурное настроение. Продается всюду – от деревенских лавчонок до дорогих гиперагор. Стоит от 4,5 фунтов. Цена на хорошее столовое вино начинается с 3 фунтов, что, на мой взгляд, возмутительно дешево, если учесть, что традиции
виноделия на острове сложились в глубокой древности. Для вящей борьбы с атеросклерозом я предпочитаю красное «Домен д’Ахера» и белое «Паломино».
Бутылочка с настойкой ангостуры. Стоит 1 фунт. Совершенно необходима для приготовления «бренди саур», кислого бренди, коктейля, которым киприоты и примкнувшие к ним туристы встречают закат солнца в море после жаркого дня. Вот рецепт: на четверть высокого и узкого стакана наливается собственно бренди, смешивается с лимонным соком, лимонным сиропом, и содовой. Добавляются несколько капель настойки ангостуры и лед. Ностальгический напиток готов.