8 день. В последний раз завтракаем в нашем любимом баре, выезжаем из номеров, загружаем багаж в
автобус, едем на экскурсию на Эйфелеву башню. Как назло, небо снова мрачнеет, и мы шутим, что мы
увозим с собой из Парижа хорошую погоду.

Галя рассказывает нам, что первоначально Эйфелева башня была экспонатом Всемирной выставки 1898
г; ее рассчитал и создал инженер Гюстав Эйфель — как символ новой архитектуры, основанной на
достижениях прогресса и научных завоеваниях. Эйфелева башня сварена из 15.000 металлических деталей;
ее вес — 7.000 тонн; однако конструкция рассчитана так, что давление на ее основания-пилоны равно
давлению на пол сидящего в кресле человека. После выставки башню должны были разобрать, но не сделали
этого — на ее защиту встала прогрессивная общественность Парижа, усмотрев в ажурном фантастическом
строении на Марсовом поле новый символ Парижа. Тогда еще никто не знал, что вскоре у башни появится
практическое применение — она превратится в телевышку. Высота башни — 320 м; она состоит из трех
уровней; первая платформа находится на высоте 57 м, вторая — 115 м, и третья — 274 м. Считается, что
в дни отличной видимости взгляд с Эйфелевой башни может охватить панораму радиусом до 70 км.

Подъезжаем к подножью Эйфелевой башни, становимся в очередь на лифт, Галя идет за билетами для
всей группы. Дует довольно прохладный ветер (который наверху станет сильнее), и те, кто одет легко,
решают вернуться в автобус за куртками — благо, он стоит рядом, за опорой. Во время этой «экспедиции»
происходит вроде бы незначительный, но абсолютно немыслимый для нашей, российской действительности
эпизод. Проходя мимо какого-то каменного прудика мы вдруг замечаем, что на нас смотрят — выжидательно
и с вежливым интересом. Карп, огромный, серебристо-золотой ручной карп, очень упитанный и
представительный, таращит на нас глаза из воды; рядом лениво шевелят плавниками его два-три собрата
поменьше. «Мадам, у вас круассана не найдется? Нет? А кусочка хлеба? Жаль. Видите ли, я люблю хлеб,
хотя он и вредит моей фигуре. Но вообще-то я сегодня не голоден, пардон…» Все, кому мы рассказывали
уже здесь, дома об этой встрече, почему-то страшно изумлялись. Ручной карп! И их там никто не ест?
Нет, эти французы какие-то ненормальные, честное слово!.. Именно от таких вот деталей становится
грустно, когда сравниваешь их с нами.

Комфортабельным лифтом, рассчитанным человек на двадцать, поднимаемся на второй этаж башни.
Выходим, поеживаемся от пронзительного ветра, застегиваем куртки. Видимость — не так чтоб очень, но
все равно — на много километров вокруг виден весь Париж. Фотографируемся на фоне подернутой дымкой
панорамы. Заглядываем в сувенирный киоск, покупаем пять миниатюрных башенок «для тех, кто дома».
Самая маленькая башенка здесь стоит 1.75 Е, побольше — 4 Е; имеются и более оригинальные вещи
подороже. Вообще, во всех крупных парижских музеях имеются такие вот сувенирные киоски, в которых
можно смело покупать, зная: вещи оригинальные и действительно из Парижа.

Смотрим на часы (как всегда — цейтнот!), быстро спускаемся вниз на все том же лифте. Перед нами
важная задача — сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни; а значит, за имеющиеся в нашем
распоряжении 20 минут нам нужно отбежать от нее как можно дальше. Трусим по мосту через Сену, чуть ли
не перешагивая через сидящих прямо на тротуаре черных «коробейников» со все теми же металлическими
башенками — правда, покустарнее и попроще, чем в сувенирном киоске. Доходим до конца моста. Ура,
башня вмещается в кадр! Примериваемся… Перед объективом с визгом и топотом кто-то проносится. В
недоумении опускаем фотоаппарат. Уже вдали, размахивая огромным полиэтиленовым кулем, несется негр —
из тех, кто торговал на мосту. Вслед за ним неспешной элегантной трусцой бежит полицейский; он
останавливается на углу и машет проезжающей мимо машине. Законопослушный водитель тормозит. После
краткого разговора полицейский садится в машину, и она устремляется вслед улепетывающему со всех ног
негру.

Посмеиваясь, идем назад через мост. Ни одного из «коробейников» здесь больше нет; только лежат
на асфальте пустые бумажки из-под сувениров. Все ясно: нечего в неположенном месте барахлом
торговать, а уж тем более — без лицензии…

А мы снова садимся в «Неоплан» и едем в деловой квартал Парижа Дефанс — или «город будущего»,
как его называют.

Строительство центра Дефанс началось в 1955 году. Здания возвышаются над эспланадой 120 м
длиной и 250 метров шириной, предназначенной для пешеходов и ступенями спускающейся к Сене. Даже
сейчас, 50 лет спустя, многие здания Дефанса выглядят по-авангардистски. Это — и небоскребы сложных
геометрических форм; и жилые «башни-облака», раскрашенные в стиле военной маскировки; и огромная
«рамка» (Большая арка), под которой зависло символическое Облако. Может, Дефанс и является «островком
Америки» в Париже, но только в представлении самих французов. Для настоящих Штатов здесь все сделано
со слишком большим вкусом. Интересны детали: во-первых, проект принадлежал молодым французским
архитекторам, которым просто «выделили место и сказали: стройте, что хотите!» Во-вторых, проект стал
в такую копеечку госбюджету, что квартиры в «башнях-облаках» оказались не по карману даже парижской
элите (которая, кстати, предпочитает селиться в каком-то «16-м районе»); в результате парижские
власти приняли соломоново решение: они просто бесплатно раздали квартиры бедноте… Какая в этом
логика, с точки зрения русского человека, сказать трудно.

В Дефансе наша группа сочетает полезное с приятным и, по совету нашей интеллигентной, но
практичной Гали, отправляется в местный супермаркет, сделать покупки — в дорогу и домой. Это тоже, в
своем роде, экскурсия, поскольку супермаркет в Дефансе — вовсе не витрина города, предназначенная для
пускания пыли в глаза доверчивым туристам; это — магазин для рядовых парижан из делового квартала
Парижа. В тот день была суббота, и горожане семьями съезжались за покупками.

Это выглядит так: машина, на которой приехали покупатели, оставляется в подземном гараже
супермаркета. Сами покупатели на эскалаторах поднимаются на первый, второй и третий этажи, где
расположены торговые залы размером с Центральный рынок г. Ростова. Здесь они берут удобные тележки на
колесиках и гуляют с ними по залам, набирая запасы продуктов на неделю. Описывать все, что находится
на стеллажах (причем — по очень небольшим, даже в переводе на рубли, ценам) не имеет смысла. Стоит
сказать только, что после этой «экскурсии» нам стало совершенно ясно, откуда у французов столько
свободного времени.

В супермаркете мы лично покупали очень мало: продукты на обратную дорогу (сок, булочки, сыр)
да заказанные из дому французские деликатесы — сыр с плесенью «рокфор» и вино. Следует заметить: если
вы собираетесь везти из Парижа ящик вина — вам следует заранее запастись тележкой. Уже пять бутылок
«бордо» и «бургундского» в сумке способны существенно оттянуть руки на пути из Парижа в Москву. И
лучше не пытаться вывезти отсюда какой-либо другой сыр, кроме «рокфора», туристским автобусом;
проверено на своем опыте.

Нагрузившись, возвращаемся к автобусу. Острим по поводу сыра; Галя заранее предупредила всех:
«Купите сыр — будете везти его в багажном отделении.» Наша экскурсионная программа по Парижу
закончена, но остаются еще полтора часа в запасе. Наш «Неоплан» возвращается в центр города, на
площадь Согласия, и группа разбредается кто куда. Большинство направляется на улицу Риволи, известную
своими недорогими лавчонками и магазинчиками. Заглянув в несколько таких лавочек, мы приходим к
выводу: покупать что-либо из вещей здесь вряд ли стоит. Все дешевое из здешних витрин уже давно
представлено на российских рынках; а дорогое… Даже если не пожалеть 50 Е за качественную майку в
Париже, в Ростове ее все равно мало кто отличит от той, что куплена на «Темернике» за 300 р.

Переходим улицу Риволи и сворачиваем в боковые ворота парка Тюильри. Суббота, 31 августа, два
часа дня. Парижане и туристы неспешно бродят по парку, развлекаются на аттракционах. Чувствуется, что
до «часа пик» здесь еще очень далеко. Съедаем сэндвичи с мясом в кафе под тентами (5 Е на человека),
идем к круглому пруду у главного входа в парк. Водную гладь рассекают живые уточки, а прямо у бортика
пруда стоят обыкновенные металлические стулья с деревянными сиденьями. Садимся. Молчим. Смотрим на
пруд, на парк Тюильри. Тихо и пасмурно. Последний день лета.

Встаем, проходим на площадь, где наши туристы уже садятся в автобус. Через несколько минут мы
уже едем по улицам субботнего Парижа — мимо дворцов, парков и сверкающих витрин, по мостам, по гулким
пригородным туннелям. До свидания, Париж. До свиданья, лето. Мы еще встретимся!..

А впереди — Брюссель.

Мы добираемся до него около четырех часов по гладким ухоженным шоссе с автоматическими
«гаишниками» по бокам дороги (попробуй только превысить скорость!). Кто-то читает, кто-то
ностальгически смотрит по видео «Анжелику и короля», а кто-то — вообще дремлет… Оживление
наступает только один раз: впереди по мосту, что проходит над шоссе, с шелестом проносится какое-то
сияние; наши люди говорят «ах!», а Галя поясняет: «Это — скоростной поезд.»

Бельгия известна у нас, в первую очередь, благодаря «маленькому бельгийцу, мсье Пуаро», а
Брюссель — благодаря известному сорту капусты и мальчику Пису (фильм «Близнецы» с Пьером Ришаром:
«Хочешь увидеть Брюссель — нажми на кнопку!»). Насчет истории создания «мальчика» существует
несколько легенд. По одной из них, мальчик спас город во время какой-то войны, помочившись на горящий
бикфордов шнур и предотвратив таким образом взрыв. По другой версии, статуя запечатлела блудного сына
городского главы, который потерялся и был найден счастливым отцом по прошествии пяти дней за
соответствующим занятием. Как бы то ни было, мальчик Пис — предмет гордости и больших симпатий
жителей города Брюсселя. В торжественные дни на статую одевают всевозможные умилительные костюмчики
(тореро, эскимоса и др), а вода в фонтане заменяется пивом. В своей любви к «мальчику» брюссельцы
дошли до того, что изваяли на другой стороне площади ему пару — девочку Пис; говорят, что где-то в
городе есть еще собачка Пис; но мы ее, к сожалению, не видели.

В Брюссель въезжаем уже в сумерках, и наши туристки ворчат: «Ну что мы теперь увидим в темноте?
Какой смысл было бродить лишние полтора часа по парижским барахолкам — теперь вот не успеем
посмотреть Брюссель? Хотя — чем он может поразить нас после Парижа?»

Беспокоились они зря. Вечерний Брюссель стоит посмотреть, причем, именно вечерний.

Для начала мы останавливаемся около брюссельского собора святого Михаила, который очень
напоминает Нотр-Дам в миниатюре. Потом по дорожке, ведущей мимо изваяния Дон-Кихота и Санчо Пансы, мы
проходим на площадь Ратуши.

Главная площадь главного города страны отражает ее облик и характер. Красная площадь в Москве —
это что-то необъятное и фантастическое в своей эклектике: здесь рядом древний Кремль-и супермодный
универмаг, Музей истории — и Лобное место, могилы великих строителей коммунизма — и православные
храмы. Александрплац в Берлине — замечательно продуманный, строгий и комфортабельный деловой центр.
Замковая площадь в Варшаве — образец неброской, аккуратной и полной достоинства архитектуры Восточной
Европы. Площадь Согласия в Париже… Ах, эта Пляс де ля Конкорд! Ну где еще в мире, кроме
великолепного, феерического, завораживающего Парижа, найдется такая площадь?

Бельгия — маленькая (но гордая) уютная европейская страна, которая вобрала в себя и немецкую
чинность, и французское эпикурейство, и фламандскую холодноватость. Ее центральная площадь, или
площадь Ратуши, не больше стандартного футбольного поля. Вымощена она чистенькой, но древней
брусчаткой, которую, как и в Париже, моют по утрам с порошком. С одной стороны площади —
величественная готическая Ратуша; напротив нее — такая же готическая Торговая палата с тремя этажами
сводчатых галерей. Две оставшиеся стороны площади занимают старинные здания с узкими фасадами,
прилепившиеся друг к другу по пять-шесть в одной «обойме». Дома гораздо больше, чем кажутся вначале,
т.к. простираются далеко вглубь квартала; они носят названия по скульптурам, украшающим их крыши:
«Под лебедем», «Под негритенком» и т.д. В настоящее время на их нижних этажах — дорогие рестораны и
кафе.

В сгущающихся сумерках сворачиваем на маленькую, как будто игрушечную, боковую улочку и идем к
символу города — мальчику Пису. Добравшись до него, недоумеваем: знаменитая статуя, на самом деле —
маленькая статуэтка, стоящая в каменной нише над цветочной клумбой; стена над ней тоже украшена
цветочной гирляндой в виде арки.

Галя сообщает, что сейчас мы пойдем к девочке Пис; но, чтобы добраться до нее, мы должны будем
пройти по нескольким людным улицам с кафе, где в этот субботний вечер отдыхают брюссельцы. Мы не
можем к ним присоединиться из-за обычной нехватки времени, и это досадно: брюссельские блюда из рыбы
и моллюсков с острой подливой славятся на весь мир…

Мы начинаем протискиваться по узким мощеным улочкам, сплошь уставленным столиками кафе; за
ними, не обращая на туристов ни малейшего внимания, степенно ужинают брюссельцы. Аромат здесь просто
одуряющий и совершенно специфический; если нам когда-либо придется его унюхать, мы его тут же узнаем;
это пахнут моллюски в остром соусе… А сами улицы напоминают картинки с рождественских открыток:
здесь все необыкновенно уютно и игрушечно, словно в сказке братьев Гримм.

Девочка Пис — тоже маленькая статуэтка в стенной нише, в тупичке, причем — почему-то забранная
стрельчатой решеткой. Фотографируем брюссельскую достопримечательность и спешим назад — по тем же
кишашим народом улочкам.

Наши туристы стонут на бегу: «Вот бы остаться! Ну как вкусно пахнет!» Но останавливаться
нельзя — через десять минут начнется иллюминация на площади Ратуши. В маленьком славном кафе покупаем
пирожных в дорогу, с яблоками и с ревенем (по 1.5 Е за штуку), а в светящемся, как елочный новогодний
фонарик, магазинчике — знаменитые брюссельские конфеты в виде раковин. Смотреть на эти нарядные
конфетные коробочки нам смешно; мы привыкли к большим коробкам шоколада, а здесь — четыре изящных
конфетки в яркой обертке, но за 3 евро. Гиганская, по брюссельским меркам, коробка вмещает в себя
штук пятнадцать конфет и стоит около 10 евро.

Возвращаемся на площадь Ратуши. Здесь полно народа; разноцветными огнями светятся рестораны и
кафе на нижних этажах домов. Стрельчатые шпили ратуши чернеют на фоне подсвеченного снизу неба; но
вот по ним пробегают голубоватые лучи, и все готическое здание заливается светом под торжественную
музыку, напоминающую католический гимн времен крестоносцев. Это и есть гимн — но только не Святого
Ордена, а королевства Бельгия. Мелодия проигрывается раз десять, и под нее башни и галереи Ратуши
заливаются то красным, то оранжевым, то голубоватым светом. Впоследствии наши туристы делились
впечатлением: «Просто мурашки по коже бегут!» Световое представление продолжается с четверть часа,
после чего прожекторы над ратушей меркнут, и довольные зрители разбредаются по боковым улочкам —
закусывать «дарами моря» в многочисленных кафе.

А мы возвращаемся к нашему «Неоплану», садимся, едем к месту нашей ночевки — отелю в
Антверпене. Галя предупреждает нас, что отель — того же типа, что и наш «Ибис» в Париже; здесь
примерно тот же набор услуг и удобств в номере. Более того, здесь в каждом номере имеются кофеварки;
к ним прилагаются чашки, пакетики чая, кофе, сахара и печенья, включенные в оплату номера. Всем можно
пользоваться.

Расстройство вечера — купленный к чаю пирог с ревенем оказывается на редкость невкусным.
Начинка похожа на пареную морковку; более того, в ней встречаются волокна, как в стебле укропа.
Почему герои английских книг так часто и с явным удовольствием едят этот самый пирог с ревенем?
Впрочем, чему удивляться: они едят еще и овсянку… Зачем мы потратили три евро?!

Ложимся спать, по уже сложившейся традиции, в половине второго ночи.

9 день. День начинается со «шведского» завтрака в баре гостиницы. Меню здесь примерно то же,
что в Париже, но вкус продуктов проще и грубее.

Выезжаем из номеров, снова загружаем багаж в автобус, едем в Амстердам.

По дороге Галя кратко рассказывает нам об истории Нидерландов; она особенно подчеркивает то,
что территория страны, оказывается, была отвоевана у моря; в настоящий момент она находится на 2
метра ниже уровня моря. В осушении земель существенную роль сыграли обыкновенные ветряные мельницы, к
которым присоединяли колеса, перегонявшие воду в нужном направлении. Мельницы — один из символов
Голландии, вместе со знаменитыми кломпами (деревянными башмаками) и тюльпанами. Галя не советует нам
покупать здесь луковицы тюльпанов: здешние сорта не приживаются в нашем жестком континентальном
климате.

В Амстердаме нас уже ждет экскурсовод, которая будет сопровождать нас в нашей обзорной
экскурсии по городу.

Для начала мы объезжаем центр города, который после Парижа выглядит сероватым и скучным. В
архитектуре преобладает готика без особых украшений, серый, голубой и бледно-желтый цвета. Особый
колорит городу придают каналы, которые заменяют здесь центральную часть улицы; здания как будто
вырастают из воды. По-видимому, от большой влажности воздух здесь чистый и холодный, а видимость — как
на фотографии с хорошей резкостью (кстати, все амстердамские фотографии вышли превосходно).

Наша экскурсовод сообщает, что Голландия — страна с самым высоким уровнем жизни в Европе;
несмотря на это, голландцы ведут скромный, умеренный образ жизни. Последнее веяние моды среди
состоятельных жителей города — это дома на воде, неброские плавучие строения типа дебаркадеров,
снаружи украшенные цветочными кашпо, но с отоплением и канализацией внутри. В таких «плавучих домах»
здесь с удовольствием проводят выходные дни и политические деятели, и члены королевской семьи.

А вот — элитный квартал Амстердама: одноэтажные кирпичные домики в окружении деревьев. Очень
похоже на наши обыкновенные дачи где-либо в пригородном массиве… Это — шик по-голландски.

Едем к мельнице Рембрандта, которую великий художник рисовал три раза. Экскурсовод указывает на
колесо позади мельницы и объясняет, что раньше она использовалась для ирригационных работ. В
настоящее время внутри нее жилой дом, в котором обитают три состоятельные семьи. Жильцы очень
гордятся своим необыкновенным домом и поддерживают его в идеальном порядке. Рядом с мельницей —
пасторальные луга, на которых пасутся ухоженные коровы.

Следующий пункт экскурсии — сыроварня. Хозяин сыроварни — веселый белесый парень в кломпах —
рассказывает нам по-голландски о процессе изготовления крестьянского голландского сыра; экскурсовод
переводит его слова на русский язык. Процесс изготовления сыра одинаков на любой сыроварне; однако, у
каждой семьи, занимающейся сыроварением, имеется свой собственный, фирменный рецепт специальной
добавки, которая и придает сыру неповторимый вкус. Крестьянский, т.е. домашний сыр отличается от
фабричного и по вкусу, и по качеству: он может храниться год, два, три — и даже десять лет, в
зависимости от сорта. Отличить крестьянский сыр от фабричного можно по прямоугольной — а не круглой
— печати. Под конец своего рассказа хозяин сыроварни показывает нам специальные ножи и терки,
которыми следует резать сыр. К веселью туристов, он щедро стружит сыр в подставленные ладошки одной
из наших девушек; вслед за этим начинается дегустация сыра. Представлены несколько сортов, которые
можно будет купить в магазинчике при фабрике; весь сыр имеет необычный, «подкопченный» вкус, в нем
много пряностей и острых приправ.

Вслед за этим мы переходим в мастерскую, где изготавливаются кломпы — традиционные голландские
башмаки из дерева. В старину кломпы служили повседневной и праздничной обувью голландцев. В настоящее
время их одевают, по-видимому, только в особо торжественных случаях (например, на свадьбу), хотя наш
экскурсовод и пытался уверить нас, что сам постоянно носит кломпы собственного изготовления по
причине их удобства и экологической чистоты. Не знаем, как насчет удобства (негнущийся деревянный
башмак на ноге — сомнительное удобство!), а гигиенические преимущества кломпов, которые
изготавливаются из натурального тополя, в условиях влажного голландского климата очевидны. Хозяин
мастерской продемонстрировал нам процесс высверливания внутреннего отверстия в кломпе на специальном
станке; сам он называет его «ламбадой», поскольку мастеру приходится энергично работать нижней частью
тела, как в знаменитом танце. Изготовление пары кломпов на станке занимает несколько минут, в то
время как в старину на него тратилось по несколько часов. Свежеструганные кломпы покрывают краской,
или рисунками — в зависимости от их назначения (взрослые-детские, праздничные-рабочие). Кломпы,
помимо их прямого назначения, очень хорошо использовать как нарядное кашпо для цветов; мы видели
такие на воротах амбара, где расположилась мастерская.

Однако стоит такой голландский сувенир весьма недешево. В магазине при мастерской было
выставлено множество нарядных кломпов за 20-30 евро, а также — головок «долгоиграющего» крестьянского
сыра за 5-10 евро, расписных кружек (4 евро), брелков и т.п. Мы удовольствовались покупкой кружки с
изображением тюльпанов, мельниц и сцен народного голландского быта.

Выходим из амбара-мастерской, с удовольствием ступаем по натуральному щебню, сквозь который
прорастает натуральная трава. Однако, брусчатка лощеной Европы нам успела поднадоесть! Наши туристы
бродят по двору возле огромного сенного сарая, общаясь с добродушным голландским волкодавом и пытаясь
угадать: сами развелись пауки в деревянном туалете во дворе сыроварни или хозяин понапускал их туда
специально, для экзотики? Пауки-пауками, а туалет — вполне европейский WC, с привычными двумя сортами
тончайшей бумаги.

Садимся в автобус, выезжаем из двора сыроварни. Экскурсовод обращает наше внимание на то, что в
доме, расположенном рядом, на окнах нижнего этажа нет занавесок. Это — старая голландская традиция.
Окна гостиной должны быть открыты для всеобщего обозрения, чтобы каждый любопытствующий мог подойти,
заглянуть в окна дома и удостовериться: его хозяева живут по средствам. Ничего удивительного, если
учесть, что Голландия первой в мире вступила на путь буржуазных, и, в частности, демократических
реформ.

Вообще, впечатление такое, что демократия здесь настолько прижилась, что приняла уже самые
крайние, трудно понимаемые для прочих европейцев формы. Полное пренебрежение к внешним знакам
общественного положения — это мелочь по сравнению с правами и свободами, которыми обладают граждане
королевства Нидерланды (кстати, королева — женщина). Здесь узаконены некоторые виды наркотических
веществ, а свобода сексуальных взаимоотношений давно уже стала притчей во языцех. Знаменитый
амстердамский район «Красных фонарей» («de Walletjes») — место паломничества туристов. Зная
традиционный интерес к этому месту со стороны экскурсантов, Галя предлагает нам организовать туда
«цивилизованную» экскурсию с гидом; это удовольствие будет стоить всего 5 евро на человека. Многие из
нашей группы раскошеливаются, а мы решаем сэкономить деньги на посещение какого-либо другого музея…
Как показал вечер того же дня, мы не много потеряли.

Наш «Неоплан» останавливается недалеко от музейного центра, где расположены Государственный
музей Нидерландов (Райксмузеум), Городской Музей современного искусства (Штедликмузей),
Государственный музей Ван Гога и алмазная фабрика «Coster Diamonds»; чуть дальше — музей пива
Хайникен, где нас вечером, после отстоя, будет ждать наш автобус.

Первый пункт нашей пешей экскурсии — алмазная фабрика. Здесь нас, уже по традиции, ожидает
русскоязычный экскурсовод. Прямо в холле музея фабрики, за стеклом — алмазная королевская корона,
которую коронованные особы Нидерландов надевают в дни больших торжеств. Экскурсовод проводит нас в
выставочные залы, где на маловыразительных стендах изложена классификация алмазов по размеру, цвету и
чистоте, а также — схемы превращения алмаза в бриллиант. Экскурсовод сообщает нам, что на их фабрике
выполняется одна из самых сложных форм огранки алмазов — в виде сердца; одно неверное движение
мастера — и бесценный алмаз может расколоться пополам, а вместе с этим — во много раз упасть его
рыночная стоимость. Мы проходим в небольшой зал, где проводятся экспозиции бриллиантов, и экскурсовод
с довольной ухмылкой начинает выкладывать на черный бархат бриллиантики — в один, два, три карата, а
также фирменное «сердечко». Его явно разочаровывает, что наши женщины мало ахают, он явно ожидал
большего проявления интереса, а его — нет… И это понятно. Никакой бриллиантик не сравнится с тем,
что мы смогли увидеть в нашей поездке за последние дней пять, — хотя его стоимость в евро,
разумеется, во много раз больше номинальной стоимости нашего тура. Но не смотрится бриллиантик в три
карата после Парижа, хоть убейте, не смотрится! Да будь в нем хоть десять карат, — разницы никакой…

Экскурсовод выкладывает на витрину ювелирные изделия, которые можно приобрести, и наши женщины
вежливо рассматривают колечки; но стоит ему сказать: «На этом экскурсия окончена, для желающих — чай
и кофе в баре,» — как почти вся группа вытекает за двери зала. Кстати, чай для посетителей алмазной
фабрики — бесплатный; а вот кофе — уже нет.

Допиваем чай, бродим по сувенирным павильонам фабрики, ожидая полного сбора группы. Следующий
этап экскурсии — прогулка на кораблике по каналам Амстердама.

Амстердам стоит на реке Амстелле и множестве каналов, которые проходят почти по всем улицам
города и образуют сложную транспортную систему, соединяющую Амстердам с морским заливом и портом
Амстердам. Практически, на большинстве улиц существует два вида дорожного движения — сухопутное
(машины, велосипеды, пешеходы) и водное (мотолодки, катера, катамараны, весельные лодки и др). У
водного движения есть свои правила и дорожные знаки, размещаемые над арками мостов и по берегам
каналов. По-видимому, чем больше катер, тем сложнее ему перемещаться по Амстердаму — по крайней мере,
мы сделали такое заключение из нашей прогулки.

Водитель нашего катера — очень серьезный молодой голландец — за все время путешествия ни разу
не отвлекся от дороги, как будто вел не речной катер, а, по меньшей мере, пассажирский «Боинг.» Как
только мы подъезжали к перекресткам каналов, он принимался переговариваться с кем-то (повидимому, с
диспетчерской) по рации. На перекрестках, действительно, двум катерам разминуться сложно: арки мостов
низкие и узковатые; «солидные» плавсредства выжидают по несколько минут, пропуская друг друга. Зато
мотолодки шныряют относительно беспрепятственно; еще более свободно чувствуют себя катамараны с
крутящими педали отдыхающими. По берегам каналов стоят «плавучие дома» с цветочными горшками на
палубах; на бортах играют солнечные блики; кое-где на палубах натянуты веревки, на которых что-то
сушится; повсюду сидят или лежат полураздетые загорающие…. Словом — вид, как на Гребном канале в
воскресный день. Это — каналы Амстердама. А над ними — нормальная жизнь делового центра: здания с
офисами и дорогими магазинами, автомобильные и велосипедные стоянки.

Ныряя под бесчисленные каменные мосты, добираемся, наконец, до залива и выплываем в море.
Сразу видно, что это не Черное море: вода темная и даже на вид холодная; и это — несмотря на яркий,
солнечный день! Проносящиеся мимо крупные катера поднимают внушительные волны. В порту Амстердам —
множество судов самых различных конструкций и габаритов; стоят они довольно плотно друг к другу.
Сразу выделяется на их фоне старинный фрегат «Амстердам» — флагманский корабль, возглавляющий флот
Нидерландов во время парадов. Совершаем круг по заливу и возвращаемся назад в город по лабиринту
каналов.

На обратном пути «прыгаем», поглядывая на часы: на них — без четверти пять, а большинство
музеев в Амстердаме работает до 17 часов. На ходу решаем, в какой из них податься. Музей Рембрандта и
Музей восковых фигур мадам Тюссо отпадают сразу: они расположены слишком далеко от места нашей
высадки. Решаем попытать счастья в Государственном музее и, как только наш катер причаливает,
выскакиваем из него и бежим к музею. Рядом с нами бегут туристы из нашей же группы: они хотят успеть
в музей пива Хайникен.

У Государственного музея нас постигает разочарование: все, на сегодня закрыт! Разворачиваемся,
ныряем под арку с колоннами, мчимся к обозначенному на карте музею Ван Гога. По дороге спрашиваем
по-английски у пожилой голландки: в правильном направлении мы идем? Она показывает нам дорогу и еще
некоторое время продолжает идти за нами, объясняя, как правильно пройти к музею.

Музей еще открыт. Мы покупаем билеты и поднимаемся на первый этаж, где выставлены ранние работы
знаменитого художника. Комментарии к картинам — на английском. Уже потом мы заметили, что часть
посетителей ходит по залам в специальных наушниках, а картины снабжены номерами; по-видимому, здесь
можно было взять напрокат магнитофонного «гида» на русском языке. Но и без магнитофона разобраться
можно.

В отличие от французских музеев, где разрешается фотографировать все, что хочешь, в музее Ван
Гога запрещено пользование фото- и видеотехникой. Зато на первом этаже музея и на бульваре возле него
имеются киоски, где можно купить репродукции картин художника. Когда мы, уже по выходе, выбирали
репродукции, к нам подошла женщина — такая же покупательница, как и мы, и стала что-то восхищенно
говорить по-английски, показывая на репродукцию. К сожалению, нам так и не удалось поговорить с ней.
Тот разговорный английский, которому учат нас в институтах (не говоря уже о «тысячах») имеет очень
далекое отношение к тому языку, на котором говорит Европа; на нем можно спросить дорогу и обратиться
к продавцу, но никак не разговаривать о Ван Гоге. Тем не менее, общение с ДНЕВНЫМИ обитателями и
гостями Амстердама оставило у нас самое благоприятное впечатление. Чего не скажешь о публике, которую
мы имели возможность увидеть здесь вечером…

Выйдя из музея, мы решаем прогуляться по вечернему Амстердаму (а также найти какое-либо кафе,
чтобы поужинать) и идем по направлению к центру города. Мы несколько раз фотографируемся на фоне
каналов, дышим прохладным влажным воздухом, любуемся лодками на воде и игрой солнца на берегах
каналов. Мы проходим мимо яркого Цветочного рынка и в поисках подходящего кафе сворачиваем на
боковую улочку…

Первое впечатление: там все кишит; причем — кишит грязно. Дело даже не в вывеске «SEX-SHOP» и в
витрине с соответствующими товарами, в которую мы тут же упираемся взглядом; улица полна чернокожих,
которые шляются по тротуарам, сбиваются в кучки, громко и вульгарно перекликаются. Стиль улицы
мгновенно меняется — как будто мы попали в другой город.

Выныриваем на главную улицу, внимательно оглядываемся по сторонам. Здесь уже тоже присутствуют
черные и оливковые лица, которых еще полчаса назад не было видно. Мы вспоминаем слова нашего
экскурсовода по Амстердаму о том, что в городе 46 процентов населения — иммигранты. Все это понятно,
но почему их не было видно днем, и почему они так стремительно появились с наступлением сумерек?

Наскоро перекусываем в «Макдональдсе» (стандартный обед — 5 евро) и сворачиваем на одну из двух
главных городских улиц — Рокин. Здесь публика более степенная, хотя и здесь уже немало неевропейских
лиц. Неспешным шагом к 8 часам добираемся до площади Дам, где расположены Королевский дворец и Музей
восковых фигур мадам Тюссо. Здесь же, под обелиском — место встречи тех наших членов группы, кто
собирается на экскурсию в квартал Красных фонарей. Мы видим их, а среди них — нашу Галю, обмениваемся
улыбками и показываем дальнейшее направление нашей личной экскурсии- вторую главную улицу Амстердама
Дамрак.

Начинает смеркаться. Мы доходим до конца Дамрака, упирающегося прямо в здание старого
железнодорожного вокзала, фотографируемся на фоне залива и шлюзов. Как выяснилось позже, эти
фотографии оказались едва ли не самыми лучшими во всем нашем фотоотчете о поездке: сочетание воды и
заходящего солнца дало полуфантастический эффект; можно было подумать, что мы использовали
светофильтры. Зачехлив фотоаппараты, делаем попытку прогуляться вдоль вокзала… Однако публика
вокруг нам не нравится; точнее — вызывает смутное беспокойство. Какие-то бритоголовые мужчины в
кожаных костюмах с серьгами в ушах; откровенные бомжи в неряшливых хламидах; крикливо одетые
негроиды, ведущие себя крайне суетливо и подозрительно… Я оглядываюсь и вижу, что какая-то троица
(двое негров-парней и одна негритянка) тихо идут за нами, едва не наступая нам на пятки. От моего
взгляда они так же бесшумно шарахаются в сторону и исчезают в ближайшей подворотне. Я спускаю с плеча
сумку (которую и без того держала обеими руками) и наматываю ее ручку себе на кулак.

Заглянув в две-три лавочки в начале Дамрака, возвращаемся по ночной улице к музею пива
Хайникен, где ждет нас наш «Неоплан.» Ночной Амстердам разительно отличается от всех предыдущих
городов — Берлина, Брюсселя и, уж тем более, Парижа. Ночью здесь темновато и довольно безлюдно;
никакой яркой иллюминации, шумных гуляний…

К «Неоплану» стягиваются наши туристы, возвратившиеся из экскурсии по кварталу «Красных
фонарей.» Большого восторга на их лицах не наблюдается. Восхищенных отзывов тоже не слышно… «Мы
пошли вроде бы сами, но за нашей экскурсией. Знаете, впечатление просто отвратительное. По-моему, по
таким местам вообще нельзя водить экскурсии. Я понимаю — открытый публичный дом. А эта эксурсовод
говорит таким крикливым пронзительным голосом и чуть не тычет в витрины пальцем, зеваки вокруг
ухмыляются… Все это со стороны так мерзко смотрится!» «…И вот, этот грузчик-негр споткнулся,
перевернул тележку и все из нее высыпал — прямо нам под ноги. Я ахнула, а он так зло, по русски:
«Пошли на …» Вы представляете — выматерил нас по-русски!» «…Единственный снимок я там сделала
возле ТОЙ статуи.. Как, вы не заметили? Что там? Да «мужское достоинство» — в человеческий рост!…»
«А вообще говоря, эти девицы в витринах ничего такого из себя не представляют. Ведут себя так
скромненько и одеты так себе. У нас дома нормальные девушки на улицах выглядят более вызывающе. Меня
это так поразило! Вот это мы у себя дома додемократизировались!»

Постепенно обмен впечатлениями стихает. Наши туристы садятся в свои привычные кресла, которые
теперь уже кажутся нам чем-то вроде второго дома, и по привычке начинают рассматривать «трофеи»
сегодняшней экскурсии: открытки, буклеты, простенькие сувениры. На свое «рабочее место» поднимается
Галя и говорит в микрофон: «Ну вот, дорогие товарищи, на этом наша экскурсия, собственно, закончена.
Ну как вам Европа? Понравилась?» Раздается одобрительный гул, возгласы: «Еще как понравилась!»
«Хотите посмотреть еще?» Всеобщий крик души: «А как же!» Несколько голосов: «Остаться бы насовсем!»
Галя довольно смеется. Водители трогают автобус и ставят видеокассету с американской комедией.

Впереди — «маршбросок» через Германию и Польшу в Брест, затем — еще два дня железнодорожных
переездов… Но это уже мелочи. Как и мелочи то, что сразу по возвращении домой нужно идти на работу,
что дома нас встретят прежние скверные дороги и сообщения «правдивых» СМИ о задыхающейся в дыму
Москве и плавающей в наводнении Европе. Телевизор можно (и нужно) выключить, а колдобины на дороге —
стерпеть. Особенно, если эта дорога — на Брестскую таможню… Разумеется, никто из наших туристов
назад не повернет. Все достаточно насмотрелись на «бедных иммигрантов» в Европе и представляют себе,
как жалко и, мягко говоря, убого выглядят те, кто вроде бы бежал от проблем своей страны — и привез
их почти в полном объеме в страну чужую.

А вот вернуться снова (и снова, и снова!) в качестве туристов — это уже совсем другое дело!
Путешествия — это наркотик. Кто-то, разумеется, вернувшись домой, взглянет на наши дороги, туалеты и
рынки — и застонет: «Не хочу я больше путешествовать! Хочу все забыть, чтобы не травить себе душу!»
Но это быстро пройдет. Потом начнется сравнение на совсем другом уровне, и оно будет уже далеко не
таким безрадостным. Ведь если приглядеться внимательнее, мы живем уже почти в той же самой Европе. У
нас уже почти европейские города, в которых, при желании, можно найти и красивые парки, и современные
магазины, и замечательные театры. Наши люди, при ближайшем рассмотрении, в большинстве своем
нисколько не уступают европейцам — ни по образованности, ни по оптимизму и стремлению к культуре.
Поставь их в нормальные условия — и вскоре их невозможно будет отличить от той спокойной, уверенной в
себе публики, которую мы видели в Берлине, Париже, Брюсселе. А мерзость, которая не работает, крадет,
хамит и мусорит, имеется во всем цивилизованном мире; только там ей не позволено «делать погоду в
доме».

Нам НЕОБХОДИМО учиться у европейцев, и, если есть возможность, ездить к ним в гости — чтобы все
увидеть своими глазами, чтобы со стороны оценить свою собственную жизнь и прийти к выводу: не все так
плохо, как зачастую изображают наши уважаемые журналисты. Кто хочет найти мерзость и поговорить о
ней, тот ее всегда найдет, даже в великолепном Париже. Но если вы цените все красивое и интересное —
не слушайте никого. Поезжайте в Европу, поезжайте в ее столицу Париж. Даже если поездка — на
тринадцать дней. Даже если ради нее придется копить весь год и отказаться от покупки нового
телевизора. Даже несмотря на такое «сумасбродство» (по нашим меркам), усмешки знакомых и временные
неудобства, вы всегда потом сможете наплевать на все и гордо сказать самому себе (а это — самое
главное): «Ну и что! Зато я был в Париже!»