В то время, когда все нормальные медведи уже проснулись, а у тебя в голове были пионы, тюльпаны, ромашки, шмели и прочие штуки, и не за горами была настоящая весна, не за лесами, не за морями, а за высокими холмами (они же – финские кочки) оказалась зима. А нашли мы ее за полярным кругом.

Искали долго, с января, повсюду таская за собой незримый, но от этого не менее ощутимый груз в виде лыж, ботинок и прочей Г-лыжной амуниции. Пока шли поиски заснеженной зимы за пределами родины, снег, неожиданно превратившись в прошлогодний, почему-то растаял и на ее просторах (тех, где ступают обе мои ноги). Длительность же поисков объяснялась тем, что видимо не все люди родом из детства. Тест на проверку остаточных знаний, полученных в ранний (ох, не последний бы) период развития, был пройден с трудом: в гости к Деду Морозу мы попали лишь в мае. А все потому, что кто-то перепутал ЛаПлань с Лапландией. Деда Мороза мы уже, естественно, не застали, зато порадовались снегу и скорости обработки детских знаний собственными взрослыми средствами.

Оно, безусловно, лучше, чем никогда, но стоимость поисковых работ значительно возросла за счет бесплодных попыток, сопровождавшихся разбитием лагеря в Париже и Хельсинки. Грех, конечно, жаловаться, но вот мое присутствие во Франции вместе с Корнеевыми дорого обошлось Балашову. В дальнейшем экспедиция прошла без его участия. Может, поэтому и оказалась более успешной?

Хотя 25 апреля в начале одиннадцатого вечера, за пятьдесят минут до отправления поезда Москва-Хельсинки, ничто не предвещало подобного результата. Именно тогда, трижды перевернув сумку, я констатировала отсутствие купленного в тот день средства от насморка, без которого мне не то что снег, а свет был бы не мил. Осознав острую необходимость скорейшего похода в аптеку, я предусмотрительно положила в один карман деньги на лекарство, в другой – карточку на метро. Да-да, метро. Объясняя, с чего вдруг метро вместо привычного такси, здравыми рассуждениями не обойдешься. Не знаю. Успокаивает, что это не жадность, так как даже собака моя ездит в гостиницу на такси.

Уже в аптеке я поняла, что зрелище представляла собой ужасное, для композиционного завершения ансамбля не хватало только Зевы в качестве маленькой собачонки: лыжи, ботинки лыжные, сумка с теплой одёжой и сумка теплой музыкой, а также ноутбук были на мне. Но даже это обстоятельство не натолкнуло меня на мысль взять такси. Все заботы были сконцентрированы исключительно на приобретении лекарства, сдачу за которое я в спешке дожидаться не стала. И зря, ведь в действие уже вступил закон подлости, во исполнение которого карточка моя на метро не сработала, сдача, которой хватило бы на билетик в метро, осталась в аптеке, а русские деньги были где-то там, в той сумке, которую я трижды перевернула. Зато мой вид надвигающегося человека-горы, вероятно, настолько напугал милую женщину в красной шапочке, что она пропустила меня не то что без слов, а без денег или заветного билетика. Даже в тот момент по моим подсчетам мне все еще незачем было очень-то торопиться, ведь висевшие в метро часы (мои были в недоступе) оставляли мне целых двадцать минут для маневра. Именно так думала я, когда, пропуская очередной состав дабы не ускорять своей неспешной поступи, пятой точкой ощутила вибрацию телефона, голосом Корнеевой возвестившего мне позже о том, что наш поезд уходит через десять минут.

Ну да, время отправления поезда оказалось не ровно в 11, а без десяти, но мне все же удалось вскочить в поезд, несмотря на то, что надежда на подобный исход таяла тогда с каждым моим шагом. Она практически улетучилась, когда я, выплянувшись из метро со всем имуществом и увидев единственные вокзальные вывески «Пригородные поезда» и «Русское бистро», вознамерилась расстаться с частью этого багажа, висевшего на мне, как балласт. Однако мне на счастье, на моем нелегком пути глупой женщины попался настоящий мужчина, представший в виде местного бомжа и на мою, обращенную служащей вокзала реплику: «А не подскажете» (которую и вопросом-то не назовешь), ответивший: «Вам в Русское бистро, налево».

Эх, если бы не ускользающий поезд, стоило бы получше узнать этого джентльмена, ведь такая степень невербального понимания потребностей другого человека казалась мне уже недостижимой. Я же необдуманно сделала свой горький выбор, и, повернувшись на 180 градусов и все еще не понимая, зачем мне «Русское бистро», шагнула в неизвестность, встретившую меня сквозным проходом к поездам дальнего следования, один из которых увез меня в Хельсинки.

Тут мне хотелось бы, воспользовавшись случаем, еще раз принести свои извинения Корнеевой, заблаговременно прибывшей на вокзал и терпеливо прождавшей меня все это время, а также выразить ей благодарность за то, что моих ушей не достигли вероятно вертевшиеся у нее в голове эпитеты. На будущее, чтобы ни перед кем столь явственно не маячила заманчивая судьба Робинзона Крузо, предлагаю все билеты предварительно отдавать мне. Порядок совершения акцепта см. гл. 28 ГК РФ.

Тем не менее, наши вздохи облегчения после отправления поезда были преждевременными, потому что если прибытие в Хельсинки нам было практически обеспечено, то приземление в Киттиле с дальнейшем трансфером в Levi нам никто не гарантировал. Все бы ничего, да только самолеты у них летают с остановками, без объявления их названия, вот мы и вышли на первой попавшейся. Каково же было удивление сотрудника бюро информации, у которого мы с легкостью поинтересовались о месте расположения остановки автобуса, следующего до Levi. Ну он нам с такой же легкостью и ответил, что если такая остановка где и существует, то до нее еще километров 300-400, как впрочем и до аэропорта Киттилы, а вот возле аэропорта города Ivola, куда мы изволили пожаловать, таковой не наблюдается.

Милая фрекен, которой переадресовал нас еле сдерживавшийся от смеха финн, пояснила, что если мы хотим попасть в Киттилу, то нам надо просто сесть на самолет. Ага, всего ничего, «сесть на самолет». Легко сказать, а воплощать ее слова предстояло нам. Учитывая, что на самолет мы должны были успеть тот же самый, лишних вопросов мы задавать не стали, опасаясь как бы это чудесное воздушное судно не оказалось призрачным «Летучим голландцем» финской сборки, следующего появления которого можно было бы ожидать через семь лет.

Оставшееся время полета, пытаясь распознать заветное слово «Киттила», мы прислушивались ко всем доносившимся из салонных динамиков звукам, больше напоминавшим шум канализации. В какой-то момент потеряв концентрацию и улетев мысленно в другом направлении, я, вернувшись через мгновение к реальности и все еще не теряя надежды, что хотя бы Корнеевой удалось услышать волшебное слово из ‘уст’ Бога из машины, с абсолютной серьезностью ее спросила: «Что он сказал?». «Это ж было на финском», — ответила она, почему-то изумленная вопросом. Иностранные языки ей давались в конце апреля явно тяжелее, чем в январе. Этого я как-то не учла.

Но зря я боялась языковой изоляции, не успела я себя почувствовать Девочкой с Земли, как космические приключения закончились, и из окна иллюминатора нашего «Пегаса» мы разглядели долгожданное слово «Киттила». Все опасения относительно участи собственных лыж тоже не оправдались, и наши судьбы благополучно воссоединились минут через пятнадцать после приземления. Не дожидаясь очередного ответа на вопрос персонала аэропорта об автобусной остановке, мы ринулись на поиски сами и почти сразу обнаружили автобус с многообещающей табличкой «Levi».

Несмотря на то, что лучшая половина пассажиров нашего межпланетарного звездолета везла с собой лыжи, до единственного автобуса, идущего до лыжной деревни, добрались только мы двое. Все остальные оказались отъявленными индивидуалистами, которым чужд даже малейший намек на коллективизм в виде общественного транспорта, существующего в Финляндии видимо только ради таких пришельцев, как мы. Будучи одним из двух пассажиров вполне комфортабельного автобуса типа икарус, ответственно заявляю о недостоверности и недобросовестности отечественной рекламы: дело совсем не в фанте. Просто места знать надо. Они там, кстати, действительно рыбные.

В этой стране любителей такси единственной родственной душой мне показался водитель автобуса, живущий в своей машине, как улитка в скорлупе. Он, зная отношение соотечественников к наземным средствам передвижения общего пользования, специально выбрал себе такую работу именно для того, чтобы его уж точно никто не беспокоил. Это позволило ему сохранить любовь к людям, которую он и проявил, помогая нам перенести (а не только загрузить) наши многочисленные картонки, что так несвойственно людям в «цивилизованных странах». Однако довезя нас прямо до дверей гостиницы, он испарился вместе со своей любовью к людям, предоставив нас не только самим себе, но также и двум оленям и одному велосипеду.

Пропорции этих скульптурных существ (оленей), не имеющие ничего общего с настоящими животными, невольно вызывали ассоциации с другим столь же дивным памятником, установленным в Петропавловской крепости. Возникло предположение, что первоначально по замыслу Шемякина Петр Первый был в окружении оленей. Но то ли денег не хватило на бронзу для оленей, то ли композиция показалась слишком громоздкой (а может и по какой другой причине), но оленям в России житья не стало. Зато благодаря их присутствию мы чувствовали себя за полярным кругом, как за стеной Петропавловской крепости. Только вместо некрополя императорской семьи там рядом была усыпальница велосипедиста, после которого осталась не только память в сердцах сородичей, но и велосипед в снегах Родины, чей ржавый каркас открывался взору прохожих в редкие теплые дни. Подозреваю, что название нашей гостиницы переводится с финского как «Отель у погибшего велосипедиста», которого хозяева превратили из отчаянного альпиниста в фаната велоспорта, опасаясь претензий за коммерческое использование образа со стороны правообладателей произведений Стругацких.

Больше ничего плохого о гостинице сказать не могу.

Впрочем, я погорячилась. Там были постояльцы. Да вот еще какая-то кава вместо кофе, и этот финский шведский стол с солеными огурцами и 33-мя видами селедки на завтрак. Жестокие люди. Поломали мне все представление о жизни. Они подают суп с плавающими в нем пельменями, утверждая, что это именно те спагетти, которые вы заказывали. А их суши… это рисовые лепешки размером с кулак. Причем кулак не мой, ведь о существовании этого замечательного блюда финской национальной кухни нам поведал человек, который выше меня головы на две, плотность тела соответствующая. Можете представить себе, какой у него кулак.

Кстати, говоря о головах, я имела в виду свои собственные. Их у меня в Финляндии чуть не стало две. Зародыш второй головы появился на голове первой на Пасху. Заявив о себе, он спрятался обратно, но на следующий день образовался вновь, подвинувшись на несколько сантиметров. Там явно шла борьба за место под солнцем (в прямом смысле). Я, конечно, верю в чудеса, но это было слишком странно, ведь вторая голова – это не то, что я загадывала на Новый год.

Пока они там выясняли отношения, пришло время возвращаться домой. Это и спасло. Испугавшись паспортного контроля на границе, вторая голова решила остаться в Финляндии. Хотя возможно, что моя первая голова все же неплохо сидит на плечах, если не позволила победить какой-то выскочке (опять-таки, в прямом смысле).

Есть еще гипотеза, что это давали о себе знать те тараканы, которые живут в моей голове. Теперь я знаю, как их вытравить. Надо почаще вывозить их в горы. Даже если эти горы – кочки. Главное, чтобы там был снег. А уж с ним нам наконец-то повезло.