Наш самолет приземлился в аэропорту Бовэ.

И вот, «дамы, и господа, мы въезжаем в Париж». Собственно, сам Париж, без пригородов, которые сейчас имеют административную самостоятельность, начинается сразу за кольцевой дорогой. Кольцевая дорога – это обычная улица, немного более обычного, как я потом узнала, по парижским меркам, заполненная машинами, с раздельным движением по три полосы в каждую стороны. Мы двигаемся медленно, в одном месте под мостом постояли минуты две. Что сразу заметно, машины здесь двигаются четко по расчерченным полосам дороги, ни одна машина не обгоняет другую, все одинаково медленно двигаются в очереди. Может быть, в этом секрет того, что пробки в нашем понимании, с их долговременным стоянием на одном месте, в Париже отсутствуют, вместо этого они заменяются медленным движением. Машины не притираются друг к другу боками, и не втискиваются в промежуток. Между движущимися машинами большое расстояние. Единственные, кто более-менее свободно передвигается между полосами, это мотоциклисты, как правило, молодые парни в кожаных куртках, на чистых мотоциклах, но тоже движутся умеренно, хотя конечно они более мобильны, чем машины. Итак, по одну сторону дороги мы видим Париж, а буквально через улицу, хотя стоят похожие дома, но это пригород, как нам объясняет гид.

Через несколько минут мы покидаем кольцевую дорогу и медленно сворачиваем на какую-то улицу. Теперь с двух сторон нас окружает Париж.

Первое впечатление, что я нахожусь в Петербурге: лучеобразные улицы, узкие дороги, каменные дома, в основном пяти-шести-этажные. Но что-то неуловимо отличает. Оглядевшись, понимаю – это ухоженность самих домов. Нигде, ни снизу, ни вверху зданий я не вижу ни подтеков от влаги и снега, ни разрушений стен около мостовой. Я сразу окрестила Париж более здоровым братом Петербурга. Еще кое-что отличает в домах – на парижских домах в изобилии на всех этажах, начиная со второго, обилие балконов и балкончиков, от больших длинных и протяженных на весь фасад, но это реже, до маленьких и даже крохотных таких локальных балкончиков, на которых модно ступить одной ногой. И что еще усугубляет впечатление, это наличие под окнами точно таких же мини-балкончиков для цветов, на них горшки располагаются со стороны улицы. В основном это герань. Все наблюдаемые балконы и балкончики выполнены из черного витого металла, это создает непривычное моему глазу одноОбразность. Как можно было добиться такого стройного впечатления и создать такое целостное впечатление от всего города именно благодаря этим балкончикам, да еще мансардам наверху зданий, которые заслуживают отдельного разговора, я так и не выяснила. То ли это приказ мэра так строить, то ли мода прежних лет, то ли, действительно, существует сообщество единых духом парижан, которым вот так именно нравилось строить и жить в таких домах с такими балкончиками и мансардами. Назначение мансард, конечно, понятно, это дополнительная жилая площадь в плотнонаселенном Париже. Несмотря на населенность, в самом Париже только одно высотное здание, так называемый «вставной зуб Парижа». Это здание возвышается над всем Парижем, и отнюдь, не украшает город. Злые языки говорят, что мэр, наверное, немало получил за то, что разрешил строительство этого уродства. Как бы там ни было, весь остальной Париж одинаковой высоты, из которой там и здесь торчат различные шпили разных достопримечательностей, и, конечно, Эйфелева башня.

Всех прибывших нашим самолетом разделили на три группы и поселили в трех гостиницах в разных местах города. Еще будучи в Самаре, я выбрала одну из трех предложенных гостиниц, это Националь, около Монмартра. Я выбрала его из-за звучного названия и близости с местом, Монмартр, которое я слышала раньше. Другие названия мне вообще ни о чем не говорили. Я подумала, что из трех равных по неизвестности и равных по звездности отелей, логично было бы выбрать хотя бы с претенционзным названием. И вот я в этом Национале. Если бы вы видели этот литф, наверное, самый маленький лифтик в мире! Меня поразило несоответствие громкого имени скромному содержанию отеля внутри. Мизерный холлик с кожаными диванчиками и вплотную стоящими столиками со стульчиками, где, наверное, если занять все места, посетители непременно бы касались коленками друг друга. Но за неделю я не видела, чтобы холлик был занят хотя бы наполовину. Он занимался только нашей группой и такими же прибывавшими сюда группами для того, чтобы выслушать наставления гидов, повестку дня и записаться на экскурсии.

Позже я поняла, что эта теснота – неотъемлемая часть Парижа. И полюбила эту тесноту и непритязательность основной массы парижан, их скромность и способность содержать в порядке то, что они имеют, будь то большое или маленькое. На Монмартре, например, а это простой рабочий район, есть домишки по двести лет, стоящие на малюсеньких улочках, с фасадиком всего в одну дверь и одно окошечко, с крохотным витым железным заборчиком, прикрывающим эту дверь всего в метре от нее. Рядом такие же двери, и такие же уютные окошечки. Впечатление, что парижане никогда не слыхали о просторных холлах и дизайнерских изысках. И, вправду, глядя на эти очень жизнеспособные и реальные маленькие жилища, начинаешь испытывать неловкость за великосветских дизайнеров. Их искусству здесь нет места, на Монмартре. Дизайнер может подражать истории, но подле самой истории все его труды бледнеют. Много ли надо дизайнерской мысли, чтобы высадить перед дверью и на окошечке горшочки с геранью. Так делали их предки: родители, бабушки, дедушки и прадедушки; и во все времена этот горшочек стоял на том же самом месте, и здесь нечего придумывать.

Глядя на их дома, начинаешь любить то, что есть у тебя дома, в России. Думаешь, у меня же есть тоже самое, но с такой ли любовью я отношусь к своему дому, как этот хозяин. Маленькая шторочка, чисто выбеленная стенка старого дома, отсутствие какого-либо мусора. Внутри представляется такой хозяин, и такая хозяйка, которой нет дела до впечатлений, которое производит их дом, она ходит в минимагазины, ездит на работу в метро и работает в какой-нибудь кафешке; и, сама того не зная, служит притяжением для шатающейся мимо публики, которая, побросав свои дома, ездит по миру в поисках того, что она оставила дома. А эта хозяйка, озабочена только тем, как идет жизнь в ее районе, и ты понимаешь, насколько это правильно. Проведя в Париже всего три дня, на четвертый день я начала считать, когда же я вернусь домой, и прикидывать, чтобы бы такое купить домой, здесь, в Париже, или в Самаре. Кстати, не все выгодно было бы везти из Парижа, у нас в Самаре многое из того, чем здесь торгуют иностранцы, дешевле, хотя это те же самые товары. Кстати, прав отчасти был Бушкин, когда однажды сказал, что «в Париже нет ничего такого, чего бы не было на Красной Глинке».

О товарах. Гуляя по Авеню дель Опера, одной из главных улиц Парижа, на этой улице стоит красивейшее здание оперы, а, надо сказать, что за все время, проведенное в Париже, я несколько раз возвращалась на эту улицу, так вот, гуляя по этой улице мимо сплошных магазинов, я ловила себя на мысли, что мне почему-то было бы стыдно выйти на улицу в наряде, который я бы тут же купила, в этом бутике. Было стойкое впечатление, что это неприлично, как будто я накупила в сельмаге и вышла на прогулку. Раскрытые двери представлялись мне распахнутыми исключительно для деревенской публики. Из того, что я видела в магазинах, никто в этом не ходил. Может потому, что мода – это товар для приезжих, их сразу же видно по сумочке, купленной в Ля фаэтт. Я купила две сумочки в Париже, одну за 70, другую за 20 евро, но так и не решилась с ними выйти, я знала — это для Самары.

Как одеваются парижанки? Не будем говорить о черных, которых там сейчас много. Но о средней парижанке, среднего возраста, со средним образованием и со средней работой. Это женщина по большей части в брюках и приталенном пиджаке, и упаси боже, чтобы пиджак подходил по цвету к брюкам, или не дай бог, сочетался с сумочкой. У них такие брюки, что про них ничего нельзя сказать, кроме того, что это брюки. Они, как правило, прямые или зауженные. Приталенный пиджак в какую-нибудь куриную лапку, любая блузка, сумочка на плече. Но вот что примечательно, так это почти обязательный шарф тоже ни к чему не подходящий, обычно из мягкошерстяной или шелковой ткани, не маленький, закрученный вокруг головы не один раз. Мне объяснили, что Париж город ветренный, то и дело набегают тучи, может внезапно подняться холодный ветер, а шарф очень удобен. Да, каблуков нет, или их почти не заметно, у всех удобная обувь.

Несмотря на такую разноперость одежды, впечатления пестроты все же нет, потому что преобладают тона приглушенные. И даже если на женщине красный пиджак, он не выглядит умышленно надетым, а так, как будто его надели потому что он рядом висел.

С другой стороны, парижане просто портят Париж своим непритязательным видом. Он мог бы выглядеть намного лучше, если бы по его улицам прогуливались более красиво одетые люди и было бы меньше туристов в своих экологического цвета куртках. Ибо не зря все-таки настроены такие красивые здания, они обязывают. Может, есть какие-то философские или демократические соображения, но эстетическое впечатление также имеет право быть.

Утром я просыпалась рано по обыкновению. Особенно рано проснулась в первый день, часа в четыре и не смогла уснуть. Было довольно прохладно, но я открыла окно на улицу и лежа под одеялом, наблюдала, как начинается рассвет над крышами. Собственно говоря, было видно всего одну крышу, так как окно моего номера выходило в «колодец» между зданиями. Совсем рядом были такие же окна отеля, но там везде было темно и задернуты шторы. Я выглянула и увидела внизу странный дворик. Не смотря на то, что он был крохотный, но он еще был разделен на три дворика. В один из них был проход на улицу. Они были разделены металлической решеточкой. А один из двориков прилегал к окну и двери на первом этаже, и там даже на улице стоял детский трехколесный велосипедик. Видимо, в этом доме на первом этаже жили, и у них был ребенок, который играл в этом дворике размером полтора на три метра. Но и там хозяева умудрились поставить на землю пару горшков с цветами. Из «колодца» сильно тянуло булочками, наверное, сюда выходила гостиничная кухня. Верхние этажи и мансарда спали и по-прежнему было тихо и сумрачно. С внешней части улицы звуки почти не проникали.

Но что самое удивительное, то, что в ванной комнате напротив, было точно такое же, но совсем узкое окошко, которое открывалось, и выходило в еще более узкий «колодец», в который не поместился ни один дворик, а только одни окна. Там тоже было темно и ничем не пахло. Удивительно устроены здания внутри квартала. Я сфотографировала эти дворики, но фотографии не получились.

У меня был одноместный номер, где были просторная кровать, чистенькая и хорошо отделанная ванная комната всегда с горячей водой одинаковой температуры, мощный фен со шлангом на стенке. Телевизор, правда, без пульта управления, где показывали три, что ли, программы, уже не помню. Я постоянно по своей привычке его включала, но старалась не громко, так как стены были не толстые и все, что делалось в коридоре, было слышно. Но там мало что происходило, на нашем третьем этаже, было три номера, и сбоку винтовая лестница, узенькая, как все там, вела вниз на первый этаж в холлиик. Там за высокой стойкой сидел портье. О портье стоит сказать отдельно, их было двое, они менялись. И одной из них была старушка почтенного возраста. Когда мы приехали, она как раз дежурила. Ее точно можно назвать «божий одуванчик», потому что у нее была абсолютно седая голова. Сама была маленькая, щупленькая, лет восьмидесяти, не меньше, но выглядела довольно бодрой. Когда она склоняла голову за стойкой, ее совсем не было видно. На смену ей приходил молодой черный. На стойке у них лежала от руки сделанная картонная табличка с нарисованными номерами, на которые надо было указывать, чтобы взять свой ключ, так как ни он, ни одна по-русски не говорили. Но оба улыбались и были милы. Однажды, когда на улице что-то произошло, может быть, какое-то дорожное происшествие, она мне стала что-то рассказывать, но я не поняла. Негр знал слово «хорошо».

С половины восьмого до девяти был завтрак. Надо было спускаться, проходить по улице в другой подъезд этого же отеля, и там в подвальчике опять же с винтовой лестницей и с холлом на первом этаже, можно было садиться за любой столик. Сами наливали себе кофе или чай из горячих титанов с краниками. Тут же был титан с горячим молоком. Можно было пить сколько угодно. Нужно было обратиться в комнатку, где вам давали тарелочку с булочкой и круассаном, масло, джем и сахар. Это был завтрак, и так каждый день. Под конец мне это надоело. Эта их французская булочка – просто сухой длинный батончик, который можно было намазать маслом или джемом. Круассан был ничего. Однообразие завтрака всегда рождало чувство какого-то незыблемого постоянства. И выходя на улицу после завтрака, каждое утро казалось, что ничего в этом городе не изменилось со вчерашнего вечера. И, действительно, так и было. Мы выходили, вдыхали свежий сырой воздух, мимо нас проезжали машины, и все было, как всегда. Только каждый раз приходись думать, куда мы сегодня пойдем и что посетим. У нас были запланированы экскурсии, но хватало свободного времени, которым я особенно дорожила, потому что нет ничего лучше, как побродить по незнакомым улочкам и понаблюдать чужую жизнь.

По привычке русского человека я набрала с собой сухих продуктов, и нельзя сказать, что они мне не пригодились. Особенно вечером. Перекусить в течение дня можно было где-нибудь в кафешке в городе за 8-15 евро, но ужинать лучше было дома. Уж не знаю, разрешалось или нет пользоваться кипятильником, но я брала с собой маленький кипятильник, это было очень удобно. А еще по вечерам я заходила в кондитерскую на углу, также в овощной магазинчик поблизости, и покупала там пару вкусных пирожных и помидоры, которые были дешевы, а я их люблю. В номере садилась, включала телевизор, слушала по-французски новости с их мягким выговором, рассматривала купленные накануне сувениры и читала путеводитель, их тут на всяких языках продают, и ела свои пирожные. Кофе и пакетики с чаем я тоже брала с собой, так как платить в городе по 2 евро каждый раз за чашку это лишние траты. Потом ложилась и отдыхала, так как ноги очень уставали, особенно если посещала в этот день какой-нибудь художественный музей.

Мне очень нравилось смотреть французские новости и французские сериалы, там почему-то в основном шли молодежные. Только во Франции, и не только по телевизору, но и на улице, я по-настоящему поняла, почему раньше русские так любили французский язык. Потому что он необычайно мягкий. Не имеет ничего общего с английским, я имею ввиду произношение и интонации. И гораздо мягче русского. В кафе я однажды попросила кока-колу, вижу там стаканчики с кока-колой. Но он меня даже не понял, молодой парень за стойкой. И только когда я указала на стаканчик с кока-колой, он, улыбаясь, сказал «Кёкя-кёля?» (с ударением два раза на «я»). Также они говорят, не шоколад, а «щёкёля». Все с ударением на конце слова, как будто даже это вопрос. Детский язык, или такой, на которым говорят с детьми. Я представила себе некоторых знакомых мужчин на работе, как бы они выглядели, если бы говорили на французском, и это было несоответствие. Наверное, трудно быть грубым на французском. В их новостях пору раз показывали Путина и говорили мягко «ПутИн», с удалением на «и». Про Буша говорили «Бушь» и с оттенком легкого непонимания, что он там делает, этот странный «Бушь». Вообще, там не скрывают некоторого осуждения по отношению к Америке, она, видимо, по их мнению, слишком пряма и резка. В отношении России, я не знаю. К нам относились, как к туристам, которые нужны. По телевизору Россию не так часто показывали, так же, как другие страны. Во всех музеях проспекты на русском языке присутствовали, как и на других языках. Ты платишь за билет и выбираешь на стойке любой путеводитель по музею на любом языке.

Все время пока я там была, со 2 по 9 мая, в Париже были дожди, или сырая ветреная погода. Можно сказать, не совсем повезло. Но часто погода резко менялась и вдруг выходило солнышко, даже становилось жарко, но все было очень не стабильно. Дневная и ночная температуры резко не менялись. Пару раз приходилось ходить под зонтиком. Я сломала там зонтик и оставила его в номере, так что теперь он гниет где-нибудь на свалке Парижа. Вообще, зонтики там продают от 2 евро и выше, одна дама накупила, но они оказались одноразового качества, что для Парижа, наверное, актуально. Это соизмеримо с проездом в метро (1 евро одна поездка), так что если дождь пошел, можно легко купить зонтик и потом его выбросить. В метро платишь за вход, и также как в Москве, езди хоть целый день. Там много и наземных путей, вернее, надземных. Поезд идет то под землей, то выходит на поверхность. Есть также карта метро и карты на каждой остановке, мы ими усиленно пользовались, особенно первое время. А потом уже я знала все названия и промежуточные остановки на своем пути к отелю, и в центр, например, к Operá или к Лувру.

Прошел почти год с тех пор, как я была в Париже. Тогда мне казалось, что я приеду и сразу напишу о Париже. Но потом я так соскучилась по своему дому, что весь Париж мне казался нестоящим внимания. А потом стало проходить время, все рассказы я уже рассказала знакомым и родственникам, которых у меня не так много, и оказалось, что мои первые впечатления живы. Хочу ли я опять в Париж? Наверное, нет. Но мне хочется иметь возможность туда поехать. За год я поняла, что сделала правильный выбор, решив посетить именно Париж. Сколько я ни смотрю передач про другие места, куда бы можно было поехать, мне никогда туда не хочется. Ничто не вызывает желания увидеть. Наверное, потому что просто увидеть не интересно, интересно вдохнуть воздух тех мест и понять, чем их жизнь отличается от нашей. Понять мне всегда хотелось только Париж. Может быть, это раскрученность, а, может быть, и что-то другое.

Вообще, посещать, чтобы увидеть ту или иную арку, или дворец, или даже музей, просто потому, что тебе посоветовали друзья или турфирма, не стоит. Ну, приехал, ну, увидел. А что изменилось после этого? Изменился ли ты сам? Что изменилось в твоей душе, что ты узнал о себе самом? Только тяга к тому или иному месту, которая предшествует посещению, может изменить жизнь человека и пойти ему на пользу. Это как голод, который сначала испытываешь, а потом утоляешь. Так что просто слоняться по европам не представляется полезным. Нельзя перебивать аппетит разными мелкими закусками, а нужно сразу съесть то, что требует организм, а он требует не закусок, а еды. Такая еда мне была дана. Посещать только те места, к которым тебя тянет душа, будь то мегаполис, или забытый богом полустанок в сибири. Где ты хотел бы прожить вторую или третью жизнь, если бы они у тебя были, и где тебя всегда посещает мысль, бросить бы все, позвонить домой, и остаться. Так я хотела вытирать столики в каком-нибудь кафе в Париже. Но ты не остаешься.

La Chapelle (ля шапель) – улица, на которой расположен отель National (три звезды). Слева фото отеля National.

La Chapelle, можно сказать, индийская улица. На ней располагаются многочисленные магазины, в которых торгуют индийцы, или люди, похожие на индийцев, и продают индийские товары. Это различные ткани, женская одежда – сари, обувь, украшения и многочисленные лампочки, вазочки, тарелочки, сувенирчики и прочее – не перечислишь. И продукты продают также индийские – неведомые остро пахнущие пряности в пакетах, различные сушености, но также и обычные овощи – помидоры, огурцы и другое. Рядом же магазинчик, торгующий дисками, в основном индийская музыка. Качество товаров невысокое, но обслуживание везде одинаковое, и в больших магазинах и в маленьких лавчонках – ненавязчивое вежливое обслуживание. Вообще, ненавязчивость – свойство французской торговли. Никто не расхваливает свой товар, не говорит много, всегда дают посмотреть. Может быть потому не расхваливают, что покупатели в основном туристы и многие не знают языка. Но что-то все равно чувствуется, какое-то отличие от наших рынков. Часто заходишь, и продавец с вопросительной ноткой обращается «madam?», то есть, помочь, или, что вы хотите? Но если говоришь «no», больше не мешают, смотрят издалека. В продуктовых магазинчиках набираешь, что нужно, с полок, подходишь к кассе, можно ничего не говорить, помощник сразу берет, складывает в пакетики, ты платишь, сколько, на кассе, видно, да и так можно подсчитать, на полках ценники. Я просто высыпала мелочь из кошелька, не считая, продавец брал сколько нужно, и все. За то время, что я была в Париже, я даже сроднилась с этой улицей La Chapelle. После всех скитаний по разным достопримечательностям, с таким удовольствием я возвращалась на свою индийскую простую улицу, и встречала одни и те же лица продавцов, что мне было приятно. И приятно выходить утром на улицу, опять-таки видя как открываются эти магазинчики. Все они очень чистенькие, не увидишь ни внутри, ни на улице ни мусора, ни ящиков. Не знаю, как они там подвозят, но на улице не особо разгружаются. Торговцы, вероятно, все давно знакомы друг с другом, иногда ходят из лавки в лавку, то есть из магазинчика в магазинчик, или переговариваются, стоя неподалеку в дверях. Но не кричат, не мешают, просто небольшой местный колорит данной улицы. Впрочем, если со стороны смотреть, и не заметишь, что почти вся улица индийская, обычная парижская улица, приятная, с проезжающими мимо чистыми автомобилями.

Ближайшая остановка также называется La Chapelle. Она расположена над землей. Я ее хорошо изучила, мне приятно сейчас вспоминать, глядя на фотографию.

Направо – движение в сторону Монмартра и MOULIN ROUGE, налево – в сторону Оперы, Ситэ, в центр Парижа.

Разглядываю фото — перекресток около отеля National. Галерея над улицей, это как раз и есть пути метро, подходящие к станции La Chapelle. Прямо, через перекресток и чуть-чуть направо вход в метро. А вот перекресток и вход в метро La Chapelle.

Правее светофора телефонная будка. Оттуда я звонила прямо домой, по карточке. Карточка стоит всего 7,5 евро. Код России 7, затем код города и номер. Слышно, как рядом, и домой в Самару позвонила, и в Ульяновск, поздравила сестру с днем рождения, и на работу на сотовый начальнику, у него тоже, кстати, был день рождения. А напротив будки под желтой вывеской овощной магазинчик, где я и покупала те самые помидоры, которые потом ела в отеле. От Парижа у меня впечатление одиночества, невесомости и свободы.

Эйфелева башня. Конечно, главная достопримечательность для туристов. Побывать в Париже, и не видеть Эйфелевой башни не возможно. Я увидала ее впервые из окна автобуса, и вблизи. Видны были только ноги, но и этого было достаточно. Когда экскурсовод сказала «вот Эйфелева башня», я вдруг неожиданно увидела в окне эти ноги, и они меня поразили. Всю башню с этого места увидеть было не возможно. Ее размеры поразили меня. Вся такая железная, без украшений, просто огромная конструкция. Между ногами проходила целая широкая улица, а она возвышалась над улицей и выглядела такой огромной, но легкой, как в другом масштабе, как будто монтаж на пейзаже. Естественно, мы со знакомыми по группе, позднее выбрали день, и поднялись наверх. Одна женщина сначала боялась, но потом тоже согласилась подняться с нами на самый верх. Подъем на лифте длился три минуты. Наверху можно было оставаться сколько угодно. Но долго тоже не простоишь, потому что площадки (там их две: одна крытая, другая открытая) небольшие, народ ходит туда-сюда, смотрит во все стороны, фотографирует. Интересно, конечно, увидеть весь Париж. И так высоко, что иной раз даже не определишь, где что, видны и пригороды. Погода в тот день стояла пасмурная. На каждом уровне башни (их два) продавали сувениры, разумеется, дороже, чем на земле. Эйфелева башня во всех видах и макеты, светящиеся, со стразами и не упомнишь какие еще.

Прошел год с момента посещения Парижа. Мне запомнилось впечатление, что каждый делает париж сам себе. Парижане трудом сделали свой Париж. В нем нет ничего особенного, кроме удобства и уважения друг к другу, кроме сохранности всех достопримечательностей. Монмартр старое местечко. Если бы оно находилось в Самаре, мы бы про него давно сказали, надо снести, и домишки старые, и улочки.

Недавно знакомая девушка побывала в Париже с автобусной экскурсией. Я заказала ей сувенирчик за 5 евро. Мелочь, конечно, но приятно, вот она стоит рядом на столе, стеклянная башенка. Всегда презирала сувениры, а вот поди ж ты, теперь думаю по-другому.

Париж был моей мечтой, она сбылась. Теперь все черты былых представляемых картинок обрели законченность, все штрихи дорисованы, все это вносит успокоение в душу и позволяет жить дальше. Полезно, когда мечты сбываются.