Вдогонку к своему отзыву о Польше хочу познакомить всех еще с двумя отзывами. Первый отзыв – поляк пишет о России. Текст, безусловно, интересный, местами – очень правдивый, местами – откровенно предвзятый. Но оно и понято: пишет польский журналист, которого на родине ногами запинали бы, если бы он говорил о России только хорошее. Особенно возмутительно выглядит откровенное хамство по поводу того, что Московский Кремль, Арбат и Сергиев Посад не представляют собой ничего интересного (просто хочется плюнуть автору в его личико, особенно если учесть, что все, что есть ценного в плане искусства в Польше, создали не поляки, а немцы, итальянцы, голландцы и т.д.). А, например, рассуждения о поляках как о свободной европейской нации кроме смеха ничего вызвать не могут и, как ни странно, очень смахивают на пропаганду советских лет. Очень занятно и когда автор пишет о том, что в России люди паркуются как хотят, а также курят и пьют в общественных местах, даже в транспорте. А вот в Польше такого нет, и все. Ну, юморист, в самом деле. Но почитать полезно.

Второй текст (также взят в «Ино-СМИ») описывает Польшу — такой, какой она предстает в глазах англичанина, – настоящей и поэтому безумно похожей на Россию. Если убрать наименование страны, то можно подумать, что речь идет о нас.

Курица — не птица, Россия — не заграница («Tygodnik Powszechny», Польша, текст взят с сайта inosmi.ru)

Российская повседневность глазами польского туриста

Александр Качоровский (Aleksander Kaczorowski), 27 июля 2006

О России у нас пишут немало, но часто так, будто она опасный астероид, кружащий вокруг Земли. Есть даже такие, что не прочь послать туда пару ядерных ракет, чтобы разбить ее на мелкие кусочки. Другой мир, но такой ли уж чуждый?

В Россию меня тянуло, сколько я себя помню, но поехал я туда, лишь когда у меня сломался телевизор. Благодаря регулярному просмотру информационных и публицистических передач у меня сложилось впечатление, что получить российскую визу, по меньшей мере, так же сложно, как американскую. К счастью, это не так. Если бы выехать в США было так же просто, как в Россию, то нужно было бы как можно скорее решить, кто едет последним, чтобы ему — как велит обычай — выключать свет.

Российскую визу можно получить даже в течение часа — вопрос лишь в цене. Этим занимаются бюро путешествий, которые к туризму имеют отношения не больше, чем `центры досуга` — к танцам. Поскольку я был готов ждать визу целую неделю, то заплатил за нее меньше ста злотых [ок. 900 руб. — прим. пер.]. Я удивился, увидев в документе размером с паспортную страницу адрес гостиницы в Калининградской области — я ведь ехал в Москву. Симпатичная сотрудница бюро путешествий снисходительно на меня посмотрела и спросила: `Пан первый раз?`

Самый дорогой кофе в жизни

Впоследствии этот вопрос мне задавали неоднократно. Я услышал его уже в московском аэропорту `Шереметьево`, когда, вместе с другими пассажирами, проходил таможенный контроль. Перед несколькими окошками быстро собралась толпа из нескольких сот человек. Пришлось отстоять целый час, прежде чем подошла моя очередь. Душа ушла в пятки, когда я предъявил паспорт и заполненную анкету.

Предчувствие меня не обмануло: что-то было не так. Только что? В школе я не особо усердно учил язык `оккупанта`, так что прошло какое-то время, прежде, чем я понял, в чем дело: мою анкету заполнили в посольстве на машинке, в то время, как это должен был сделать я собственноручно.

— В таком случае почему, в посольстве заполняют бумаги, которые потом все равно отправляются в корзину? — спросил я стоявших за мной соотечественников.

— Вы первый раз в России, да? — услышал я в ответ.

В третий раз этот вопрос я задал себе сам, размышляя над собственной глупостью. Но не будем опережать события.

Пять часов вечера, после двух часов бюрократической волокиты я, наконец, выбрался из зала таможенного контроля, вышел на стоянку `маршруток` перед аэропортом и сел в одну из них. Вновь приходится учиться: плату за проезд (30 рублей) водители собирают только после того, как весь микроавтобус заполнится пассажирами. `Маршрутка` едет к ближайшей станции метро. Когда я вылетал из аэропорта Окенце, было солнечное утро, а теперь почти вечер, и начался дождь. Прильнул к окну, сжал чемодан ногами, сижу и размышляю: на кой черт я сюда приехал?

Пейзаж за окном напоминает предместья Варшавы: раскопанные улицы, супермаркеты, автосалоны и машины, стоящие в пробках. Водитель микроавтобуса чешет по обочине, прямо по лужам. Пассажиры выглядят на удивление знакомыми; такое впечатление, что я и не уезжал за границу.

И это сыграло со мной злую шутку: через час я выпью самый дорогой кофе в своей жизни (в кафе гостиницы, потому что все еще лил дождь). Потом я потеряю 20 минут в поисках перехода через улицу шириной с немецкую автостраду, а, вернувшись из города, несколько часов не смогу попасть в номер из-за какой-то аварии, с которой справятся лишь пожарные. После чего в 22:00 во всем здании погаснет свет.

В ожидании мелких бесов

Я пишу о таких мелочах потому, что это базовое, и, в тоже время малодоступное знание. Я знаю, кто сказал, что русская литература вышла из гоголевского `Пальто`, и знаю, что в оригинале вовсе никакое не пальто; знаю, почему возлюбленную Раскольникова звали Соней, а не, например, Таней; я читал эссе Стемпковского, в котором он объясняет, что неприязнь Достоевского к полякам уходит корнями в годы его ссылки. Я читал `Аквариум` Суворова и интервью с Сергеем Карагановым и Глебом Павловским в газете Dziennik. Кроме того, я знаю, по крайней мере, в самых общих чертах, чем ЮКОС отличается от `Газпрома`. Однако я понятия не имел о целой массе практических вещей.

Например: где в Москве поесть хорошо, но по доступной цене и в обществе рядовых россиян, а не `новых русских`. Так вот, например, в сети закусочных с ласкающим польское ухо названием `Елки-палки`. Заведение напоминает наш Sphinx, но предлагает местную, то есть, русскую кухню с добавлением этнических элементов, например, финно-угорских (как мои любимые пельмени).

Кухня — настоящая гордость России. Даже в Москве можно питаться по доступным ценам, а блюда вкусные и сытные. Ну и водка, конечно, как, например, `Русский стандарт`, которая уберегла меня от воспаления легких практически как советская армия в 1968 г. братскую Чехословакию от контрреволюции, когда я засиделся под дождем на пленительных Патриарших прудах, безуспешно ожидая появления какого-нибудь мелкого булгаковского беса.

Кремль меня разочаровал; посещать его не советую никому, а во время первой поездки в Россию — в особенности. Внутреннее убранство его церквей просто поражает эстетическим убожеством (так же, как церквей в подмосковном Сергиевом Посаде, `православной Ченстохове`). Гораздо интереснее выглядят храмы в Казани, городе в 800 км к востоку от Москвы — и собор в тамошнем кремле и церковь свв. Петра и Павла в центре города.

К сожалению, новое пришло и в Казань, столицу автономного Татарстана.

Красивые деревянные дома, пережившие большевистскую революцию и две мировые войны, стремительно исчезают. Сегодня можно еще представить себе, как выглядела Казань во времена восстания Пугачева, но большинство новостроек имеет совсем нерусский характер. Гигантская мечеть, почти как в Саудовской Аравии, татарский университет, татарская опера, и даже построенное в сжатые сроки метро — все это имеет восточный характер.

Кстати, да: приехавшего из Польши поражает, насколько многоэтничным и разнообразным с культурной и религиозной точки зрения государством является Российская Федерация. Толпа на московской улице или в метро несравненно более экзотична, чем в Варшаве. Постоянно видишь людей с азиатскими чертами лицами: то это гастарбайтеры из Узбекистана или Киргизии, а то школьная экскурсия из Тувы или Бурятии. В Казани, населенной в равных долях татарами и русскими, люди чисто славянской внешности вообще в меньшинстве.

Аполитичная свобода

А как чувствует себя поляк в России? Первое впечатление подтверждает самые худшие стереотипы. Москва — грязный и неухоженный город, да и вообще это не город в традиционном понимании. Это десятимиллионный бетонный молох, по которому можно передвигаться разве что на бронетранспортере, в крайнем случае, на джипе или на метро. Знаменитый Старый Арбат — это ужас; центр Радома выглядит лучше. Лишь по прошествии нескольких дней, проведенных в Москве, человек начинает понимать, почему это место обросло легендой — этот жалкий лоскут старой, дореволюционной Москвы, по крайней мере, похож на город. Близлежащий Новый Арбат — километровый ряд казино в самом центре города.

После дождя лучше не выходить из дома — разве что в старых ботинках: даже представительная Манежная площадь буквально исчезает под водой, волнами текущей в сторону Красной площади. Впрочем, смотреть там особо нечего: собор Василия Блаженного, конечно, красив, мавзолей Ленина тоже ничего себе. Но проводить летний уикенд в Москве я категорически не рекомендую.

Если ехать в Россию, то, по меньшей мере, на неделю. А лучше всего на две. Тогда открываешь удивительные вещи. Например, что самое интересное в Москве — вовсе не православные храмы или то, что построено после 1991 г., а… сталинская архитектура. Как известно, варшавский Дворец культуры и науки — младший брат семи `дочерей Сталина`, самых высоких зданий российской столицы. В одном из них находится российский МИД, в другом — университет им. Ломоносова, в третьем — гостиница `Украина`, два являются гигантскими жилыми домами на тысячи квартир. В любом европейском городе такие зданьица выглядели бы кошмарно — но не в Москве. Там эта архитектура оправдывает себя; вероятно, потому, что у нее нет конкуренции (лучше всего это видно, когда плывешь по Волге [так в тексте — прим. пер.]; цена ок. 20 злотых, продолжительность рейса полтора часа, на палубу можно вносить пиво).

Согласно распространенному предрассудку, русские — это отдельная раса. Внешне они похожи на европейцев, но на самом деле имеют много общего с азиатами. Об этом якобы свидетельствует то, как они ездят на машинах, не обращая внимания на пешеходов и паркуясь, где им вздумается. Все это правда, только польские водители ездили бы и парковались точно так же, если бы их не донимала городская полиция, страдающая от отсутствия лучших занятий. Впрочем, характерная для российской улицы атмосфера своеволия, терпимости к явным нарушениям правил дорожного движения — это не что иное, как замещение ограниченных политических прав. Рядовому россиянину и дела нет до того, кто заседает в Думе, пока политики не занимаются выдумыванием абсурдных предписаний. Система ясная и понятная: власть не вмешивается в повседневную и частную жизнь граждан, а их не заботят действия власти.

Именно это больше всего поражает прибывшего из Польши: возможно, россияне не пользуются такой политической свободой, как мы, но определенно они в большей мере ощущают вольницу. Россиянин переходит через дорогу, где ему хочется, курит в электричках и пьет в публичных местах.

Возможно, такое поведение не достойно европейца. Но не исключено, что многие наши соотечественники охотно обменяли бы свое избирательное право на эти мелкие привилегии.

Александр Качоровский — заместитель главного редактора журнала Forum.

Остановка `Польша`. Сматываем удочки («Gazeta Wyborcza», Польша)

Божена Аксамит (Bozena Aksamit), Петр Глуховский (Piotr Gluchowski)…, 20 июля 2006

Я думал так: Польша будет в ЕС и тогда изменится. А фига! У нас уже сил нет.

Они приехали в 90-е годы в страну неограниченных возможностей. Уезжают разочарованными. В одном только Сопоте они закрывают уже третью языковую школу. Первым уехал Генри — из хозяина школы он переквалифицировался в рядового сотрудника антиалкогольного центра в Истборне. О своем решении не жалеет.

Майкл и Дэвид тоже приняли решение. — Лучше любая должность на островах, чем бизнес здесь, — говорят они.

Дэвид принес на интервью лист бумаги, на который выписал причины выезда из Польши. Главной здесь нет.

Потому что они не знают, что делают

Список открывает польский автослесарь.

— Ну, начинается это так, — Дэвид, невысокий и подвижный как мистер Бин, говорит по-польски со смешным (для нас) акцентом. — Я хочу сделать в service машину, потому что не работает пара вещей и тормоза. Приезжаю за машиной. `Можете уже ехать`, — говорят мне. Но я же вижу, что тормоза не починили. `Нет, нет, будет хорошо, можно ехать, сделаем в следующий раз`. А я, б…, хочу, чтобы мне сделали сейчас, до того, как я поеду!. А он этого не может понять…

Дэвид совершенно не понимает, как можно не понимать, что клиент хочет иметь то, за что платит. Он также не понимает польские учреждения: вторым в его списке идет страховой фонд, третьим — банк, а потом — налоговая инспекция.

— Они все не знают, что делают. Одна пани говорит: `в четырнадцатую комнату`. Иду, а другая: `Я не знаю, по вашему вопросу, наверно, в четвертую`. Ну что здесь происходит?

Дэвид встает, садится, машет руками. Актерским талантом он действительно немного уступает мистеру Бину. — Я тут все время должен злиться! Чтобы открыть счет в bank, нужно две дни! А в Англии я это делаю за пять минут! Захожу, меня спрашивают: tea or coffee? Не успею выпить чай с печеньем, как все уже готово.

Пани подходит и дает мне две бумажки на подпись. У меня есть счет, есть интернет, все есть. Thank you и иду домой. То же самое в английской, ну… налоговая. Пришел проверить, нет ли у меня задолженности. Пани нажимает пару клавиш и говорит: «Everything is OK». Две минуты, конец! [… ]

Потому что продавщица делает вид, что не понимает

— Что еще у тебя в списке, Дэвид?

— Магазин, — хозяин разыгрывает очередную сценку. — Вхожу и говорю: `Пожалуйста, чай`. Она мне дает черный. А я хочу зеленый. — Нет! — Я видел, что на окне есть. Продавщица фыркает, храпит и сопит, такую мину делает красную, злая очень. Наконец, говорит жутким голосом, — тут Дэвид понижает голос и морщит лоб, изображая продавщицу, — говорит: `Эва, подай там этому… `

А в другом магазине объясняю, чего хочу, ясно, как с вами сейчас говорю. По-польски. Можно меня понять?

— Конечно.

— А тут эта shop assistant делает вид, что не понимает. И не поймет, пока я ей вся окончания по-польски красиво не выговорю. Рядом стоит Оля, так эта женщина говорит Оле: `Переведите, что вашему мужу надо`. Ну, Оля начинает переводить. А я так себе под нос шепчу: `Старая корова`. И что? Авантюра! Вдруг продавщица слышит и понимает мой польский прекрасно, хотя эту корова я совсем тихонько произнес!

— Ну ты и приколист, Дэвид. Сколько тебе лет?

— Сорок два. Я люблю пошутить, но все это уже не смешно. На каждом шагу такой problem. Постоянно нервы. Я так думал: Польша будет в ЕС, тогда она изменится. А фига! В прошлом году говорим с Олей: будет новое правительство, новый президент Качиньский. Консерваторы. Будет лучше. А фига! Тьфу! Наоборот. Сил уже нет никаких.

Потому что здесь не получить кредит

— Дэвид, — мы переходим на серьезный лад. — Не сердись, но мы как-то не можем тебе поверить. Вы уезжаете, потому что продавщицы нелюбезные? Потому что автослесарь комбинирует? Потому что президент — не особо?

— Хорошее слово: `автослесарь комбинирует`, — Дэвид взлетает со стула. — Как это, Оля? `Комбинировать`? (ср. рус. «великий комбинатор» — прим. пер.)

Оля пытается перевести слово на английский. — Ну… вообще-то не переводится…

— Вот именно! Не переводится. В Англии все так: черное или белое — Дэвид ударяет ладонью по столу у нас перед носом, как будто хочет раз и навсегда отделить белое от черного. — А в Польше так не бывает. Везде, постоянно эта серость. И все время все комбинируют. Мы с Олей хотели покупать землю в деревне. Few years ago. Сельский староста сказал, что земля пахотная. А им нужен учитель английского в школе. Если я соглашусь их учить, то они этот грунт переква…

Оля: — Переквалифицируют в строительный.

— Вот именно. Или штраф. — Дэвид жестикулирует все энергичнее. — В Англии тебе выписывают штраф, и все. А здесь тебя полицейский поймает и можешь получить этот штраф, а можешь не получить, потому что он спрашивает: `Где работаешь?`. Ага, в English School, у меня сестренка — учительница и ищет работу, может быть, в этой ваш школа?..

— Надо понимать, что вы уезжаете, потому что Дэвид не научился комбинировать?

Минута тишины.

— Мы оба не научились, — улыбается Оля [… ]. — У нас small business. Небольшой, но стабильный. Но банку этого недостаточно. Для того, чтобы взять приличный кредит, я должна была бы иметь ежемесячный доход в 7 тысяч (ок. 2300 долларов).

А школа столько не приносит. Так пани в банке советует мне завысить доход. Фиктивно. `Вы заплатите более высокий налог, но потом, благодаря кредиту, это выровняется`, — так мне сотрудница банка сказала! Я отказалась. Ведь это обман. Ну вот так и нет у нас собственного дома… [… ]

Дэвид слишком порядочный

— Дэвид, — мы становимся еще серьезнее. — Польша просто вызвала у тебя фрустрацию. Тебе не дали сделать бизнес, потому что ты не умеешь комбинировать, и это главная причина отъезда.

— Ну, конечно, просто Дэвид слишком порядочный для этой системы! [… ] Когда мы познакомились, казалось, что все будет иначе.

Дэвид: — Это был дикий страна, Польша, когда я приехал в Варшаву 13 лет назад. Приятель, тоже англичанин говорит: пошли, я тебе покажу самое дешевое кафе в мире. И ведет меня в молочный бар. Там никто ни слова по-английски, а мы оба ноль польский. Ну, заказываем еду и питье по порядку, как на стене написано. Number one, number two. Пани подает, а мы записываем на листке. Один — суп. Тьфу. Два — сырок. Хорошо. Три — картошка — тоже буааа… — Дэвид делает международный жест: палец в рот.

— За полфунта мы попробовали twenty-course dinner. Половина к чертям. Но половину есть можно. [… ]

Потому что всегда есть водка

— А если бы вы составляли список причин, по которым стоит остаться в Польше?

Дэвид глубоко задумался.

— Маленькие ФИАТы.

— Что?!

— `Малюх`. Это супер. В United Kingdom есть такой клуб фанатов ФИАТа-126.

— Но мы тебя, холера, спрашиваем не про курьезы, а про какие-нибудь серьезные достоинства нашей родины!

Дэвид проходит несколько раз между скамьями: — Здесь люди между собой искреннее, ближе.

— Ну вот же!

— Когда англичанин приглашает тебя к себе в Лондон, и ты прилетаешь и звонишь, то слышишь: `Ага, уже прибыл? Но сейчас я не могу, у меня бабушка, а ты, как найдешь гостиницу, — позвони`. А если тебя поляк пригласит, то можешь ночью прийти и получишь ночлег, пускай даже на полу.

И еду получишь, пусть даже хлеб с маслом. И придется съесть…. Ха-ха! Когда мой папа сюда приезжал, к Олиным родителям, то все не мог привыкнуть. Кладут ему кусок пирога на тарелку, он съел. Дают второй. Он: `Нет, спасибо`. — `Ну ты только попробуй`. Ну, съел. Дают третий, `это же ведь пирог собственного изготовления`. Пришлось съесть. Я его научил, что в таком случае надо разгрести еду по тарелке и так оставить. И всегда говорить: `Фу, невкусно!`.

Оля: — Польская близость, искренность, навязчивое гостеприимство — все это для англичанина немного утомительно. Дэвиду не раз приходилось объяснять, что он не хочет пить, потому что принимает антибиотики.

— Вот именно! Я люблю Redds и сидр. А в Польше только водка и водка [… ] Крестины, первое причастие или Christmas — всегда водка. Один раз на таком вроде бы безалкогольном мероприятии я прошу cola. Так мне под столом водки долили.

В другой раз говорю, что не хочу алкоголь, потому что я на машине. `Да ладно тебе, от рюмашки хуже не будет… да и такси есть`. Вот тогда я начал рассказывать, что ем антибиотик.

Потому что поляки не пукают

— Слушай, Дэвид! Тебя просили рассказать, что тебе в Польше нравится, а ты опять жалуешься.

— Я не жалуюсь, я рассказываю эти… Я шучу. А вы не умеете над собой смеяться. Например, я заметил, что поляки — ха-ха! — поляки не пукают…

— Не пукают? — от удивления у нас захватывает дух, а Дэвид и Оля смеются как сумасшедшие — видимо, уже обсуждали эту тему. [… ]

— Ну в Польше, если кто пукнет, то неизвестно кто. Вонь стоит, а виновных нет. С неба воняет! Или все делают вид, что вообще не воняет. Ничего не случилось, каждый продолжает есть свой `котлет схабовы`.

— А в Англии что?

— В Англии над этим смеются. Кто пукнет, — Дэвид изображает слабенький пук, — тот сам смеется. [… ] Дэвид начинает очередное представление. — Я на уроке, кто-то из учеников пустил газы. Воняет страшно. `Кто пукнул?` — спрашиваю.

Тишина. Но вижу, один краснеет. Еще секунда — и плачет!

Потому что пукнул! Это же повод посмеяться, а не печалиться. Один громко пукнет, другой говорит: `Фу, ну ты свинья!`, и есть fun. А в Польше это problem. У поляков вообще много problem. Идет поляк по Лондону, идет так — Давид проходит между скамьями, глядя в пол. — Сразу видно, что у человека полно problem. А англичанин идет иначе. — Дэвид поднимает глаза, широко ступает и весело насвистывает.

— Знаешь что, Дэвид? — мы закрываем свои блокноты. — Тебе уже действительно надо ехать.

— Ну… А вам надо меняться. Потому что этот, как его… льготный тариф для вас уже кончается. Уже нет коммунизм, вы в ЕС, уже нет причин водку под столом доливать.