Вот, помнится, ездили мы как-то в Лондон на автобусе.

Идея сама по себе бредовая, но тем и интересна. Я взяла какую-то старую допотопную карту (а других в то время не было) и синим фломастером по линейке нарисовала маршрут. Получилось несколько прямых линий, перечеркивающих всю Европу. Потом посмотрела на города, которые попали под мою лихую руку, и решила, что в них-то мы и заедем.
И набрала телефон турфирмы.
А дело было году в 1997, когда и турфирм-то было не сказать, что много. Сказали мне по телефону приехать лично. Ну приехала. Сидит в офисе такой совершенно рыжий дядя, с такой же рыжей бородой, а перед ним табличка: «Кандидат наук» (каких? туристических?). Я разворачиваю карту и говорю — нам бы в Лондон на автобусе. Он странно так смотрит на карту, и я понимаю, что он вряд ли помнит, где Лондон, потому что его глаза шарили по Португалии. Но тут он, видя мое смятение, говорит — Нет проблем! — и мы через 3 недели садимся на поезд до Бреста, чтобы оттуда поехать в … ну да, в Лондон.
В поезде оказалось, что вместе с нами едет группа трудных подростков. То есть детей новых русских, которых родители на пути к первой десятке Форбса бросили на учительницу географии. Учительница кричала на них истошным голосом, не давала тратить карманные деньги и кормила взятыми из Москвы сосисками, сваренными в кружках кипятильником. Детки кидалсь друг в друга дорогими видеокамерами и упорно не знали, что Польша — не республика СССР. Как и их учительница географии, впрочем.
Сопровождал нашу группу дядечка таинственной профессии, но мы подумали и решили, что он бывший военный. С собой у него были карты всех городов, которые встречались на нашем пути, и он перед въездом в каждый из них четко, по-военному, докладывал обстановку, типа — Кельн расположен на берегах Рейна. В нем три моста, которые являются удобными переправами (для танков?), два завода по производству металла и несколько высотных зданий, которые хорошо видно с самолета (не иначе, как прицеливался).
Кельн оказался довольно симпатичным городом, в котором нам предоставили комфортабельное общежитие с двухэтажными кроватями, к радости теток, которых с удовольствием примет bbw. В центре специально для нас играл мексиканский ансамбль, который преследует меня вот уже много лет. В какой бы город Европы я не приехала, везде он, блин, и так уже последние лет 10. Не далее, как этим летом, они опять потащились за мной в Копенгаген. На площади перед Кельнским собором был нарисован мелками глаз Бетховена. Звучали колокола. Мы полезли на собор. Увы, после первой половины ступенек я горько пожалела, что всю жизнь ела литрами сгущенку. Не повезло.
Как мы оказались в Бельгии, я не помню. Помню только, как все ахали и охали от Брюсселя, Антверпена, Гента и Брюгге, и как нас грузили на паром в Остенде. Вместе с автобусом.
И тут началось. Погодка шептала. Правда, так громко, что паром раскачивало уже у причала. Но я думала, что за те 5 часов, что нам предстояло на нем провести, это можно пережить.
Sanсta simplicitas! уже через полчаса после отплытия я поняла, что не могу сделать ни шага, и только мелькнула успокоительная мысль, как хорошо, что я догадалась ничего не есть накануне. Рядом со мной прямо на полу лежала с белым лицом моя коллега, модная дама, в дорогом кашемировом пальто. Еще через час пришла спасительная мысль, что на верхней палубе, наверное, будет лучше, потому что там дует ветерок. Когда я вышла туда, я поняла, что если и бывает что-то хуже шторма в Ла-Манше, то это только гибель Титаника. Волны размером с 5-этажный дом заливали палубу, а ветер превратился в ураган. От страха стало лучше, и как-то с мыслями о всей прошлой жизни мы доехали до Маргейта.
После таможенных процедур мы сели в астобус, и тут оказалось, что наши водители-поляки никогда не подозревали, что в Англии левостороннее движение. Странно хихикая, они ехали по левой стороне дороги, но как только надо было делать левый поворот, они упорно сворачивали на правую полосу к удивлению тех, кто ехал прямо на них. Хорошо, что дело было в час ночи — а то худо бы нам всем пришлось. Въехав в Лондон через час плутания по ночным пригородам, они попытались найти на карте улицу с нашим отелем, но почему-то не нашли. Тогда они резонно решили, что надо ехать по набережной к Британскому музею, потому что они знали, что гостиница где-то неподалеку.

Въехав в один переулок, который как раз вел к гостинице, мы поняли, что сейчас снесем пару старинных домов — это место никак не было рассчитано на разворот автобусов типа нашего. Из окон начали высовываться обеспокоенные люди, и я поняла, что сейчас нас всех за то, что мы «на развалинах часовни»… Но все обошлось.
В Англии оказалась весна, с лиловыми и белыми крокусами, с зелеными листьями на деревьях, и воспоминания о страшной ночи на пароме растаяли — у всех, кроме одной дамы, которая потом несколько дней ходила в ночной рубашке по гостинице и кричала, что ее специально хотели унизить.
Следующей ночью ко мне в номер пришла девочка из нашей группы, которой стало страшно после просмотра ВВС1 (там показывали во всех подробностях операцию по смене пола одному мужчине). Каждое утро водители ругались на англичан, которые не сделали парковок рядом с гостиницей (а о чем турфирма думала, интересно?). Дети дорвались до завтрака со шведским столом, сметая горы хлопьев. Люди, которые заходили в столовую из окрестных домов позавтракать перед работой и почитать газету, с подлинной английской невозмутимостью взирали на наших трудных подростков, но ничего не говорили. В Лондоне нам показали Тауэр и Мадам Тюссо, а потом свозили на нашем же автобусе в Оксфорд, в котором оказался не один университет, а 36.
Собственно, больше писать об Англии нечего, она все такая же, как была и 100 и 200 лет назад, с зелеными стрижеными газонами и умиротворенной атмосферой.
Путь обратно лежал через французский Дюнкерк, и мы уже в Дувре приготовились к повторению ужасов парома, но стоял штиль, а на паром погрузилось стадо байкеров, человек 100, которые все 3 часа отплясывали на дискотеке, гремя коваными башмаками, и наши девочки сказали, что так нечестно, потому что они не успевают с ними познакомиться.
На обратном пути Польша встретила снегопадом, мы сдружились с трудными подростками и пели всем автобусом, вызывая слезу у польских водителей.
В Бресте нам на прощанье процитировали дежурные строчки Шевчука «Родина, пусть кричат уродина, а она мне нравится, хоть и не красавица…»
Карта с нарисованным фломастером маршрутом до сих пор валяется где-то, изредка напоминая о той экстремальной поездке, которая тогда казалась ужасно крутой.