В далеком 1991 году, когда путешествующие совеццкие люди должны были получать добро на заграничную поездку через райкомы и парткомы, я познакомилась в Москве с чудесной итальянкой по имени Франческа. Она смоталась от скуки провинциальной жизни в Италии в Лондон, где поступила в универ и зачем-то выбрала в качестве будущей специальности русский язык. Потом она решила съездить на практику в Москву и не нашла ничего лучше, как приехать сюда зимой.

Наша общая знакомая попросила поразвлекать Франческу зимней Москвой, мы встретили Новый год на Красной площади, и я потом тут же увезла ее на дачу, где мы кувыркались в снегу, а посетив наш дачный уличный туалет, Франческа спокойно так сказала, что у них в Италии точно такой же. В принципе, стало понятно, почему она оттуда уехала. Увидев на плече у Франчески татуировку — что по российским понятиям того времени означало что-то из жизни зоны, я немного напряглась, но потом вроде успокоилась.

Франческа моталась по всяким выставкам и клубам и в конце концов познакомилась с подающим надежды художником по имени Никас Сафронов. Да, да, потом она вышла за него замуж, родила ему сына, в интервью он представляет ее как «итальянскую фотомодель», а сейчас он очень не хочет делиться с ней одним из своих миллионов, о чем он лично недавно поведал по телевизору.

Но это только присказка, сказка — впереди.

Главное — Франческа сделала мне приглашение в Лондон, и моя давняя сумасшедшая мечта вполне могла осуществиться. К моему удивлению, разрешение на выезд, как руководитель клуба английского языка, я в милиции получила быстро (вот такие были тогда заморочки!), визу мне дали без проблем и совершенно бесплатно, теперь надо было решить две другие проблемы — где остановиться в Лондоне и как туда добраться. Все билеты за границу в то время можно было купить только по блату. Перебрав все возможности, я, отчаявшись, начала звонить в справочную железнодорожных касс. И — к моему удивлению — дозвонилась с первого раза. Наглея от свалившейся удачи, я заказала билеты на поезд. И поехала в Лондон. На поезде. Через Бельгию и Голландию.

Теперь надо было думать, у кого остановиться. У Франчески — бесполезно, она с тремя студентками снимала комнату в Лондоне у какой-то ненормальной старухи, увлекающейся спиритизмом. И я решила немного напрячь своих ирландских друзей. Оказалось, что у одной из ирландок в Лондоне живет сестра, которая замужем за англичанином. И я поехала.

После двух суток на поезде и потом на пароме я, растерянная от свалившегося счастья — после стольких лет железного занавеса и полного запрета на выезд — не могла уснуть, потому что боялась пропустить саоме интересное. Самым интересным оказались голландские садики — в некоторых из них стояли перевернутые ванны, такие же, как у нас — и я подумала, что люди, в общем-то, одинаковые. От этой мысли стало очень хорошо.

Паром оказался плавучим городом, и мне не хватило семи часов, чтобы обойти все его магазины и бары.

В Лондоне меня уже встречали ирландка и ее лондонская сестра. Обе маленькие, рыжеватые, в веснушках, и фамилия у них подходящая — О`Хара. И обрадовали — что еще одна наша общая ирландская знакомая ну просто-таки жаждет видеть меня в Дублине. Поэтому я буду находиться в Лондоне несколько дней, потом меня грузят на самолет и отправляют в Ирландию. Самое интересное, что у меня даже не возник вопрос — а как же виза. Она-то была британская и однократная, выехал из Королевства — и привет… На мое счастье Ирландия до сих пор считается внутренней территорией, и, обалдев от Лондона (об этом как-нибудь позже), я полетела балдеть в Дублин.

Первое, что я увидела в Дублине — это КОКОЕ ВСЕ ЗЕЛЕНОЕ…

Зеленые двухэтажные автобусы, зеленые самолеты, и даже зеленые мусорные баки. Было 1 января, и Дублин поразил зеленой травой и цветущими вишнями.

В аэропорту меня встретила вся семья Эверсов — папа Эдди — огромный новодворскоподобный голландец, его жена Анна — моя знакомая ирландка — и их четверо детей. С Анной мы познакомились в Москве при весьма необычных обстоятельствах. Она приезжала в Москву в институт к С.Федорову делать операцию на глазах, а это было 17 августа 1991 года, и останавливалась у меня. И сразу попала прямо в путч. По Москве танки, у меня в квартире звонки со всего мира — это ее многочисленные родственники волнуются, я волнуюсь за себя и за работников спецслужб, которым, видимо, приходилось прослушивать все международные разговоры — а она хоть бы что… Сделала операции на оба глаза и получила вместо минус 10 единицу. Я потом еще раз была у них в Дублине, лет через 5 — так единица и осталась)

Голландец сразу взял инициативу по развлеканию меня в свои руки — видимо, ему, как иностранцу, было лучше знать, что мне будет интересно в Ирландии. Это выглядело так: сидим мы, например, вечером, дети что-то читают, я смотрю телевизор… Вдруг из спальни выбегает… ну да, Эдди, и говорит: И что мы сидим дома? Поехали к кому-нибудь в гости! Дети, быстро в машину! Ни звонка, ни предупреждения. По дороге Анна его спрашивает: А куда мы, собственно, едем? Он говорит — А поехали в горы? (на улице темень кромешная). Поехали к О`Коннорам?

И мы едем к О`Коннорам. Едем куда-то в гору, плутаем, наконец, находим дом. Вваливаемся к ним всей толпой — 7 человек. И нам, что самое удивительное, ужасно рады! Огромный деревенский дом, хозяева — пожилая пара, готовят на таком странном месте — похожем на обеденный стол, только под крышкой стола — угли, и на крышке стоят всякие горшки… Такое впечатление, что дому лет 300-400-500. Но как только речь заходит о каком-то известном исполнителе, мы идем в другую комнату, где по обе стороны горящего камина собрана огромная коллекция роскошных книг и стоит современнейшая аппаратура. Потом хозяева узнают, что я из России, и радостно говорят: Сейчас мы позовем Лиэри, и она нам сыграет на волынке. Через 5 минут приходит Лиэри, с волынкой подмышкой — в ирландской волынке меха надуваются локтем, прижатым к телу, и играет какие-то замысловатые мелодии. Потом мы все (включая Эдди, которому еще вести минивэн) пьем глинтвейн и, перекрестив руки, поем Auld Lang Syne. Горы, волынка — ощущение, что я на обратной стороне луны.

Семейство Анны и Эдди очень забавное. Старшая дочь, Эдана, которой 14 и которая еще немного говорит по-ирландски. И три шалопая-сына разного возраста. Старший сын, Джон-Эдвард, хулиганистый подросток. Наверное, когда придумывали Симпсонов, то консультировались с ним. Однажды я зашла на кухню — он сидел за столом, перед ним стоял таз — не тазик, а именно таз — с хлопьями (он вывалил в тазик две килограммовых пачки), залил двумя литрами молока и все это жадно пожирал. Каждое утро я просыпалась от дикого грохота. Это Джон-Эдвард съезжал с третьего этажа на роликах.

Средний сын, пятилетний Петр, не отходил от меня ни на шаг, потому что я один раз поиграла с ним в какую-то игру. Он вообще производил впечатление вечно тоскующего ребенка, потому что родителям некогда было с ним играть.

Младшего сына звали Саша. Его назвали по-русски в честь того, что зачат он был в России. Трехлетнего Сашу не кормили. Когда он хотел есть, то подбегал к холодильнику и доставал оттуда ледяной йогурт. Это была вся его еда. Никто не заморачивался по поводу того, сыт ребенок или нет. Еще Саша одевался сам. В январе он выходил на улицу в кроссовках на босу ногу, потому что забывал надеть носки. Зато ему была куплена роскошная куртка, на которой на спине была красивая аппликация с видом русских церквей с куполами и надпись кириллицей: «Предсриятис». Анна спрашивала меня, что это может означать, но я не стала ее разочаровывать…)

Однажды мы, как обычно, совершенно спонтанно сели в машину и поехали в Северную Ирландию, потому что Анне нужно было показаться офтальмологу в какой-то частной клинике в Белфасте. По пути мы проехали пограничный пост, и меня неприятно поразили лежащие на земле пограничники с автоматами, которые явно целились прямо в нас. Никакого досмотра нам не учинили, и это было с их стороны правильно, потому что до меня так и не дошло тогда, что никакой ирландской визы у меня не было. Когда мы были в Ирландии с моими дитями через 5 лет после этого и ехали через тот же пограничный пост, он уже был совсем заброшен, и о том, что там была граница, напоминали только сломанные турникеты. В клинике нас — все семейство — посадили в местный кафетерий и бесплатно угостили кофе с пирожными. Анна ушла на осмотр. И вдруг мы видим — врачи всей клиники сбегаются в кабинет, где на данный момент должна быть наша бедная почтенная мать семейства. Эдди и я здорово напряглись, но минут через 15 появилась сияющая Анна и сказала: подобный результат операции, к тому же сделанной в русской клинике (как я уже говорила, единица после минус 10) — в Белфасте видели первый раз. Она была очень горда собой, а я — Россией. Честно.

Анна работала в банке и кормила всю семью. Эдди занимался тем, чем хотел — то он придумывал домашний детский сад, то начинал выпускать газету на голландском языке прямо у себя дома. Меня поражало другое — это отношение Анны к причудам мужа. Никогда не было даже признака какого-то недовольства. Оба они обожали друг друга и детей и, когда Анна решила отблагодарить меня за опеку в Москве во время путча и купила мне этот билет в Дублин и обратно в Лондон, Эдди только был рад. Меня принимали не как дорогого гостя — этого не было. Я сразу стала членом семьи. Мне кажется, это вообще черта ирландцев — в отличие от англичан, они предпочитают совершенно искренние отношения, а не внешнюю любезность.

Ирландцы не скупы, и я их люблю уже только за это. В Ирландии почти нет преступности. В Дублине не увидишь полицейского. Можно гулять ночами, и все машины в центре будут заставлены пивными бокалами, на каждой машине — по 5-6 штук. Я сначала не поняла, что это — а оказалось, что машины используют как стойки в баре. И пьют пиво всю ночь.

Ирландцы любят гудеть в пабах и не в самом Дублине, а в деревнях, где сохранились еще трактиры, которым лет по 200. Там полки, с которых все последние 200 лет не вытирали пыль), деревянные столы, народ съезжается туда к 11-12 ночи, все пьют несколько часов, потом кружки сметаются со столов прямо на пол — и начинаются танцы на столах)

Ирландцы любят яхты. На берегу иногда ходят такие настоящие морские волки — с трубками и обветренными лицами, в которые хочется вглядываться.

Но самое уморительное — это видеть, как ирландское семейство идет в супермаркет. Как правило, впереди идет рыжая мама, у которой не только лицо, но и шея, и руки усеяны веснушками. И за ней — выводок из 5-6 рыжих детей, и все — точная копия мамы)

И даже обретение покоя в Ирландии особое.

В нескольких километрах от Дублина есть долина между несколькими горами. Там стоят охотничьи домики — это такие избушки на деревьях. В них прятались охотники, когда хотели подстрелить оленя. Одна такая долина принадлежит Гиннессу. Он и похоронен там — вокруг нет ни единого признака цивилизации, только горы, вересковые пустоши, огромный борщевик — и тишина.