Отринув множество предлагаемых организованных туров – апартаменты и пляж в Халкидиках (400 долл), «Классический маршрут по Греции» (800 долл) и экзотический вояж по островам на яхте (до 2000 долл с человека), я решаюсь на самостоятельное путешествие. В милой маленькой конторе «Синеус-тур» мне оформляют визу в Грецию, билет до Афин с возвратом через 10 дней, страховку (полный пакет 360 долл, срок исполнения – неделя).

День первый

Несколько неудобно прибыть в Шереметьево к 8 утра, но взлет в 10 обеспечивает приземление в Афинах в час дня по местному, на час вперед по сравнению с московским времени. Итак – для адаптации почти целый день. В Москве — +4, в аэропорту Эллиникон – яркое солнце и на 25 градусов больше. Подлетая на большой высоте, самолет делает круг над городом, затем уходит в море и плавно снижается, открывая волшебную перспективу южного приморского города с маленькими яхтами в заливе и приземистыми строениями полиса. Практически нет домов выше 5 этажей, что, говорят, запрещено, дабы не закрывать перспективу Акрополя. Пожалуй, именно Акрополь – единственное место, которое стоит увидеть в Афинах. Но, по порядку.

Пассажиры рейса из Москвы выстраиваются в 20 метровую очередь у одной из будок паспортного контроля. В другие, свободные три будки, первый встреченный мною грек, в светлой форменной рубашке, призывает с характерным жестким акцентом – «Амэрикэн пэспортс, Кэнэдиен пэспортс, Эвропиан пэспортс, Австралиэн пэспортс – плыз». Батюшка, возглавлявший небольшую группу наших паломников, попробовал, было, откликнуться на призыв, то ли не поняв, то ли надеясь на черный подрясник, вызывающий традиционную почтительность соотечественников, но был повернут у контрольного пункта и препровожден в общую очередь, впрочем, встал впереди. Офицер задает мне несколько вопросов – и где же это я остановлюсь? – показываю предупредительно заготовленное фирмой свидетельство о бронировании отеля, а также, сколько у меня денег, на что сообщаю не лукавя, что, мол, 800 долларов на все про все имею, ну не к чему больше придраться, и он меня отпускает.

Впереди 10 греческих дней. Но с чего начать и что это будет – паломничество, путешествие, завоевание? Я выпал из организованной структуры, в которой осуществлялось передвижение по воздуху, когда предписывалось пройти в салон, занять именно свое место и выбрать в трапезе между судаком и курицей. Я оказался, оставив русскую речь позади, наедине с абсолютно неизведанной страной. Это восхитительный миг неопределенности и волнительной свободы, когда любой шаг вправо и влево вызовет непредсказуемые результаты, когда ты не знаешь, что с тобой станется через десять минут, когда ты в насыщенном диалоге со своей судьбой, руководствуясь лишь своими желаниями. Прямые лучи солнца загоняют меня под навес автобусной остановки, тут же касса, которая закрыта, потому что по непонятным мне причинам, проезд сегодня бесплатный. Ну чем не знак? И я сажусь в автобус до порта Пирей в 40 минутах езды от аэропорта. Там я неторопливо смотрю расписание паромов, надеясь прибыть на какой-либо остров пораньше вечером, или попозже, на следующее утро. Названия островов – Корфу, Родос, Санторин отзываются туристической музыкой, Парос, Кос, Иос – не говорят ничего. И я выбираю знакомый по Библии Патмос. Остров, куда был сослан любимый ученик Христа, апостол и евангелист Иоанн Богослов, где он услышал и записал глас Божий и где в череде мистериозных видений, родилась самая непонятная и волнующая в мире книга – Апокалипсис.

Паром на Патмос отправляется через полчаса, бегу с сумкой на плече через причалы, сжимая в руке 15-долларовый билет. Успеваю. Да какой же это паром – океанский 6-палубный лайнер, внизу отсеки для автобусов и автомобилей, затем палубы с каютами, затем салон экономического класса с полу лежачими креслами и громким телевизором и на самом верху – открытое пространство – скамьи и столики. А еще есть дормитории – ну спальные отсеки, где нары в три этажа, впрочем, мягкие и с кондиционером. Там спали женщины и дети. А я пошел наверх, переживать, как отшвартовывается огромный корабль, как остается позади так и не увиденный мной город. В буфете заказываю пиво за 2 доллара, ага, везде такие цены, страна, надо понимать, дорогая, цены европейские, ментальность полу азиатская. Нет греков, путешествующих в одиночку – они предпочитают быть в кругу, где разговор непременно общий и дружеский смех и еда на всех. Я рассматриваю карту – до Патмоса 300 морских миль и 9 часов ходу. Стало быть, будем поздно вечером, интересно, я найду жилье? Но пиво придает оптимизм, а полуденное жаркое солнце – уверенность в том, что не замерзну в любом случае.

Неторопливо думаю – Море… Пребывание среди моря способствует центральной духовной добродетели – смирению. Смирение – понятие, возможное возникнуть лишь в ситуации отношения, взаимосвязи, контакта. Соотнося себя и море, проникаешься его беспредельностью и собственной хрупкостью. Оно бескрайне, глубоко, неуяснимо и волнением выдает свой тайный разум. Я могу войти с ним в некое соприкосновение, но не смогу понять его законов. Их просто нет для меня, а потому, наверное, среди моря можно умереть спокойно. Ведь тревожность возникает не перед неизбежностью, а при напряженном выборе альтернативы. Наверное страшно тонуть, видя побережье, некую привычно достижимую и мучительно недоступную твердь. А ласково невозмутимое море и не заметит, как слизнет тебя и успокоит среди спящих в синеве воды и зелени придонного ила руин Атлантиды.

Вовсе не скучно плыть долго – в Эгейском море не остаешься один, по разным бортам один остров сменяется другим, потом немного качает, затем восхищающе быстрый и ясный закат и стремительно окутывающая влажно вечерняя свежесть. И все начинают собираться и тесниться на левом борту – появляются огни Патмоса, точки окошек в паре деревушек, а над всем, на высокой горе – впечатляющий каменный прямоугольник – замок – завтра я узнаю, что это средневековый православный монастырь, несколько сотен лет управлявший островом и обеспечивающий неторопливо вдумчиво серьезно благоговейную атмосферу среди обитателей.

А пока корабль пристает, и я выхожу, и пара женщин предлагает снять комнату, я чуть торгуюсь и через 10 минут – мое первое пристанище – пансион недалеко от гавани, впрочем на Патмосе все близко – чистенькая комната с балконом, душем и столиком в углу, где стоит кофе, сахар, чашка и спиртовка, на которой я могу себе сварить этот кофе. Обходится это мне в 15 долларов в сутки. Надо ли говорить о том, что эту ночь я спал крепким освежающим сном, а утром кричали петухи и, выходя, я удивлялся гранатовому дереву с крупными плодами, растущему под окном.

День второй

Конечно же, утром – в монастырь. На автобусе с центральной площади за 50 центов. Высоко в гору – и вид на весь остров и прилегающее море. А разве бывает некрасивым вид сверху? Хотя остров каменист, по скалам пробегают ящерки, но живописность изрезанного морского берега и чувство сопричастности удивительным видениям апостола Иоанна – волнуют, любуешься и думаешь после туманно-обыденной Москвы – и это место ссылки?

В Иоанно-Богословском монастыре иноческая жизнь скрыта в лабиринтах помещений, нагроможденных комнат и ризниц, туристам заботливо проложен путь лишь в маленький музей (вход 3 долл) где под стеклом самый драгоценный экспонат – пергамент с полным текстом Евангелия от Марка 5-го века. Мят, желтоват, полустерт, но перед тобой предмет полутора тысячелетней давности – замираешь – от Христа прошло 500 лет, до нас 15 веков и вот – свидетельство, текст. Хорошо. Ну и облачения, кресты, впрочем, это уже привычно. Вниз пешком через скалы по тропинке, стараюсь выйти к Пещере Апокалипсиса, но она как-то таинственно прячется. Трижды прошел мимо, возвращался, но все же нашел. В пещере – храм, раз в полчаса залетают стайки разноязыких туристов. Русских нет. Ощущения святыни не возникает. Видно надо приходить сюда не туристически, а паломнически. Между монастырем сверху и пещерой внизу находится известное в Православном мире Богословское училище, где в тиши постигают духовность 60 парней из всех православных стран, по воскресениям служа в Храме Откровения.

А вообще, греческие церкви некрасивы. Это у нас – что ни храм – замираешь, он вырывает из рутины и обыденности, в русский храм входишь всегда нерешительно, медленно и чуть настороженно. Наш сельский храм в несколько раз больше окрестных изб. Здесь же идя по улице, обнаруживаешь, что церковью может оказаться даже следующий дом и единственное чем он отличается – покатым восточным куполом, чаще голубого цвета и, что интересно, почти непременным атрибутом – государственным флагом. В любом храме установлены скамейки. А вместо подсвечников – круглые лукошки с песком, куда так удобно врыть свечку.

Хорошо, монастырь, Пещера, а дальше? На острове делать больше нечего и я беру билет на единственно достижимый отсюда остров Самос, в трех часах плавания на «Летающем Дельфине», типа нашей «ракеты» на подводных крыльях. И к 7 вечера оказываюсь там, в курортном городке Пифагорея, где родился понятно из названия кто. Набережная бухты по похожести формы носит название Сковородка и представляет собой непрерывную цепь ресторанов – греческих, индонезийских, разнообразных коктейль баров, их несколько десятков и, проводя в каждом по получасу можно весело и вкусно обставить вечерний отдых. Да, но, однако, недешево. Не говоря уже о спиртном и еде, пачка местных сигарет, типа нашей «Примы», стоит столько же сколько Кэмел, Винстон и Принс, то есть те же 2 долл. И я вместо этого захожу в магазин, покупаю бутылку «рецины» – сухого белого вина, пропущенного для чистоты и аромата через смолу и с характерным привкусом. Пью ее из горлышка и думаю:

Совместное с кем-либо путешествие очень сближает, ведь люди более всего начинают ощущать сопричастность, работая в одной связке, преодолевая трудности, и, как следствие, переживая одни и те же эмоции – радости и досады. Они становятся более проницаемыми друг для друга, в то же время образуют некую оболочку, скорлупу в корой хранится их совместность, не всегда доступная окружающим, то, что они хранят прикрытым от мира. Что же происходит во время одинокого путешествия? Очевидно – сближение с самим собой, внутренняя интеграция и упорядоченность внутри личностных отношений. Прибавляется ясности извнутри и силы и выносливости извне.

Снял комнату на две ночи в пансионате «Филоксения» – дословно «чужестрано-любие» — понятнее – «гостеприимство». Хозяин – молодой Панайотис – долго ехал за мной на мотороллере, когда я прохаживался по Сковороде и убеждал меня, сбавляя постепенно цену. Уговорил возможностью бесплатного приготовления кофе по утрам и еще мне понравился источенный морем позеленевший гребной винт безвестного судна среди ракушек в интерьере холла. Также недорого, те же 15 долл за ночь при условии, что проведу две ночи.

День третий

Один из наиболее впечатляющих дней моей «одиссеи». С утра беру напрокат мопед. Хотел скутер – мотороллер, но хозяева многочисленных прокатов, видимо боясь за безопасность своего транспорта (и не зря, один раз я все-таки приложился к асфальту), узнав что я всего лишь раз садился за руль скутера, убеждали взять автомобиль. Мол «так Вам будет удобнее». Да, цены на прокат радуют. За день пользования – от рассвета до заката, маленький «Сеат Атос» обходится в 20 долл, мощный навороченный мотоцикл «Хонда» – в 15, скутер в 10, а то, что в конце концов взял я – мопед «Сузуки» – в 7. И не пожалел. По дороге он вполне катится со скоростью 60.км час, для горных извилистых дорог больше и не надо, но по городкам и деревням можно ехать в темпе пешехода, вглядываясь в витрины и лица.

Ах, эти ландшафты Самоса. Дорога, поднимаясь на самую вершину этого лесистого острова, за каждым поворотом открывает все новые пейзажи, так, что сначала вырывается из груди восхищенное «Вау!», потом останавливаешься и стараешься надышаться увиденным, запомнить, пережив. По одну сторону дороги – величественное море с видом на недалекий остров с маленькой белой едва различимой церковью, по другую – склоны с оливковыми рощами и сосновыми борами. Чуть чуть полей, чуть чуть каменистых обрывов. А свернул с асфальта на проселок, вдруг прямо из под колес – блестящей стрелкой небольшая змейка, через несколько минут еще одна, уже с полтора метра и быстро быстро скрывается в дорожной пыли. Вот сфотографировать бы… А может и к лучшему, а вдруг бы они не стали спокойно позировать?

К полудню побывал на вершинах острова, спустился в лощины, выехал на пляжное местечко Кокори , искупался. Транспорт, вместе с ключами можно оставлять где угодно на острове – а кому собственно он нужен – местные знают друг друга, а турист с острова не утащит. Да, выходит изоляция способствует честности? Это надо додумать до конца…

Немного обобщений, хотя кто-то сказал, что все обобщения неистинны, включая и данное обобщение.
Английский язык знают хоть как-то но все, можно спрашивать смело и хоть какой-то но ответ получишь. От 7-леток до старух. Подберут пару слов, а самое главное махнут рукой в нужном направлении. Греческий язык для русского уха звучит очень привычно своей мелодикой. И основные слова просты «кАли мЕра» — добрый день, «паракалО» – пожалуйста, «евхаристО» – спасибо, «пОсо кАни» – сколько стоит. «сИнми» – извините.
Зная медицинскую и богословскую терминологию, понимаешь простые слова. Вот на дороге крупная надпись – ПРОЗЕКСИ – я вспоминаю психиатрический симптом «апрозексия – выпадение внимания». КАФИЗМА – лавочка, скамейка – так ведь Псалтирь разделен на Кафизмы, их раньше разрешалось читать во время богослужения сидя. ХИЛЯРИКИ – так иногда на базаре называют наиболее распространенные купюры по тысяче драхм (2,5 долл) – есть в теологии проблема Хилиазма = тысячелетнего царствования праведников, ну и прочие примеры, много… Словом, не запутаешься.
И нет нищеты. Даже в крупных Афинах – двое постоянных профессионалов этого печального образа бытия – один спит все время на вентиляционном люке метро на площади Омония, другая – цыганка с двумя детьми – тихонько сидит у дверей банка, опустив голову и протянув ладошку. И все. На 2 миллиона жителей Афин. Впрочем, на окраинах не бывал, но по центру и прилегающим места ходил много.

Так до обеда и объездил остров, приехал в главный город – Вафи, хожу по набережным, рассматриваю от нечего делать сувениры и описания, просматриваю путеводитель по острову и вдруг вижу – Ба, да тут и водопады есть. А в русских, со мной бывших путеводителях об этом ни слова. Ну, малоизвестные и труднодостижимые. Но, на другом конце острова. А, еще весь вечер впереди, прыгаю в седло верного «Сузуки» и почесал…. Ах ты, кончается бензин… Но впереди колонка. Но дверь закрыта, ни одного человека. Как ехать, как возвращаться… Тут подъезжает парочка на мотоцикле и сама заправляется. Что ж, это в диковинку пока, выяснил что и как. Оказывается. Все полностью автоматизировано. Надо засунуть 500 драхм или «хилярик» в автомат, нажать на кнопку желаемой марки бензина, тут тебе автомат и нальет сколько причитается.

Правда непросто найти эти водопады. Известны они с древности, еще турки называли это место Саитания, мол ущелье шайтана, действительно, мрачно. Сначала метров 500 идти по извилистой тропке, где над тобой почти смыкаются отвесные скалы – отсюда полумрак, внизу словно хватают за ноги щупальца – корни мощных деревьев, а их стволы причудливо и угрожающе деформированы – ну лешие и тролли… а по центру необыкновенно, прям такой незамутненности не бывает, чистейший медленно и беззвучно ручеек течет слезой. Часть пути – по замшелым валунам прыгать. Наконец приходишь на место подъема. Нет, наверное лет через 10 я уже залезть сюда не смогу, почти альпинистские приемы потребны для крутого взбирания, правда, участливые люди хлипкие поручни привязали, а так – подъем почти отвесный, затем спуск такой же и небольшие – метра в три – водопады. Но абсолютно бесшумные. Если только птица какая всхлипнет. Ой. Но видеть это надо и лучше не под вечер, а в светлый денек, хотя в то ущелье солнце едва ли проникнет.

Темнеет конкретно. Пора возвращаться Едва успеваю к восьми сдать свой мопед. Умаялся, тело болит. Но в Пифагорее все работает почти до утра – не только рестораны, но магазины, тур бюро и билетные кассы. Пропускаю для бодрости 100 грамм «узо» – традиционной анисовой водки – сначала пьется как с детства знакомый грудной эликсир от кашля, потом привыкаешь, становится вкусно и тепло по телу. Иду на завтра покупать билет на Миконос – остров чудо, место всемирной тусовки богемы и тех, кто хочет на нее поглазеть.

День четвертый

Утром в ожидании корабля – прогулка по городу. Детали: на конторе местного юриста – расписание, а внизу дополнение крупными буквами – «а вообще-то часы моего присутствия в конторе зависят главным образом от моего настроения». И это не лень, это стиль. Иногда греку в лавке не хочется произносить длинного слова «О-хи», что означает нет, он просто задумчиво поднимет вверх глаза и цокнет языком. И эти мужчины в тавернах. Никогда по одному – двое, трое, десятеро в кружок – кофе с бокалом воды, рюмка «узо» и неторопливый разговор.
Ой, а сколько здесь мобильных телефонов – «кинетО». Практически у каждого жителя со школьного возраста. Связь недорога, но кажется используется как игрушка для взрослых. И звонки на самые разные мелодии достают вас казалось бы в самых уединенных местах. Человек без «кинето» – несомненно турист.

Потом полдня паром, проходим почти необитаемый – всего 100 жителей – остров Псара. Там родился адмирал Канарис, вообще греческая фамилия, да? Затем Икария с термальными водами и уже поздно к вечеру море оказывается залитым огнями. Прямо по курсу – Миконос. У меня волнение – гостеприимный Панайотис предупреждал о необыкновенной дороговизне проживания в атмосфере этого постоянного острова – праздника. Найду ли я пристойное жилье?

Чем хорошо путешествие без плана? Оно как «американские горки» — от возбуждающей тревоги к сладкой надежде. Причинно-следственные связи ускоряются и становится рельефно – выпуклыми. В таком путешествии все сгущено, из жизни извлечена ее суть, выпарены растворители, остается эссенция событий – выбора и его последствий. Диалог с Судьбой становится почти осязаемым, тогда как в годовой повседневной рутине все затенено и часто непонятно.

Из раскрывшегося днища парома хлынул народ, я посреди всех, и с восторгом встречаю знакомую по путеводителям надпись на табличке в руках усатого мужчины “Follow me to Paradise» — Следуйте за мной в Рай. «Почем комнаты в Раю?» – спрашиваю, — «Комнаты по 15 долларов, а если Вы один, найдем для Вас отдельное бунгало за 10». Отлично. Для меня.

День пятый

Так вот, Парадиз (Рай) – один из известнейших пляжей на Миконосе, километров в 10 от Тауна – основного города Миконос. Там чистейший песок и стилизованные пальмы. Там развлекательный комплекс – кемпинг с комнатами и бунгало, магазины, дискотеки, буфеты, кафе, бары. Там можно жить все лето и это будет недорого и весело. Согласно рекламному проспекту, Парадиз входит в первую десятку пляжей мира, ну чуть после Копакабаны, Гавайев и Варадеро. А бунгало – эдакая глиняная хижина 2 –х квадратных метров с кроватью, тумбочкой, пепельницей, вешалкой и зеркалом. Удобства рядом. Но рядом обустроились парни и девчонки из Скандинавии просто в палатках.

Утром – конечно же на пляж, но, Боже мой, скучно…. Где изыск, почти никого под пальмами, может , конечно уже начало октября и сезон закончен? Впрочем, солнце светит и вода тепла. Но что же, так и лежать целый день?

К пляжу причаливают моторные лодки и отправляются куда-то еще… Я припоминаю, что на Миконосе три основных пляжа – мой – Парадиз, чуть дальше – СуперПарадиз и за ними – совсем крутая, то есть полностью нудистская Элия. И я покупаю билет на Элию. По ландшафту и песку – то же самое. Но народу, не в пример больше. Озираюсь в поисках совершенной женской натуры И. о ужас, вокруг только – «петушки с золотыми гребешками» – гомосексуальные парочки на лежаках в полу обнимку со свисающими набок загорелыми членами. Я подальше, подальше, на краешек. Где нахожу наконец несколько натурально загорающих женщин. Свел короткое пляжное знакомство. Она, Кэрен – медсестричка из Лос-Анжелеса, одинокая средних лет, читает книжку об успешных жизненных стратегиях. Раз в час встает и идет за пивом. Потом натирается кремом от загара, которого у меня нет – ну 10 долларов стоит. Потому обгораю, непривычная кожа краснеет и к вечеру, пожалуйста, поднимается температура. И в своем Парадизе я пью, ставшую традиционной вечернюю бутылочку «узо» и, глядя вокруг, в истоме слагаю стихи о происходящем:

Буфетчик из себя изображает
Фатальную фигуру Казановы
В провинции он неотразим –
Его неоцененность поражает
Воображение туристок новых

Бесцельно шелестящие волны
Ритмично рассыпаются о берег
Пугая – мы и не такое можем…
Все было и все пройдено. И поздно
Грустить о том, что недо-, и что пере-,
Все, кем мы восхищались, умерли. Мы тоже.

Как примириться с тем, что нас не будет,
Когда столь жизненны и волны, и буфетчик
Собой являя тайну постоянства….
Нам неизвестно, кто мы и откуда
Не разгадать, что временно, что вечно,
Но как же здорово – быть всюду иностранцем.

Пока писал – к столу подходит стройная брюнетка и предлагает – здесь скучновато, прошвырнемся в город, мол, у меня машина, собирайся… — «Нет, мадам, может завтра, сегодня мне как-то неможется, перегрелся». В»обще-то нравы здесь свободные, вот пару часов до этого, выхожу из своего бунгало с сигаретой в зубах и тут же девчушка подскакивает:
— Сэр, а вы курите травку?
— Ну, иногда, — (я уже ничему здесь не удивляюсь)
— Она вам нравится?
— Опять же, it’s depend (мол, от многого зависит)
— А мне так нравится. Ну прям я балдею, а у вас нет?
— Извини, крошка
— Ладно, я побежала
— Бай!

День шестой

Надо же теперь посмотреть и город Миконос. А есть что. На берегу – греческая Венеция – стены домиков опускаются в море. На холме – мельницы, теперь они декоративны. На узких уличках. Составляющих лабиринт города часто встречаются пеликаны и педерасты. Нет, есть что-то благородно трогательное в парочках престарелых любовников, их такт, неманерная предупредительность, непосредственность. Впрочем…

А впрочем, плохо. Море волнуется, ветрено. Опустели пляжи. И портовая полиция не выпускает корабли. А так хотелось сегодня сплавать на близлежащий остров Делос – с его храмом Аполлона. Изваяниями львов и вообще, местом рождения Афродиты. Но покупаю светлого вина, банку маринованных осьминогов и размышляю:

Лучший способ стать поэтом – это отправиться в путешествие. С не очень точным, что неизбежно, путеводителем. Тогда строчки и фото наполняются личностным смыслом – иногда разочаровывающим, иногда тревожащим, а чаще радостно подтверждающе обогащающим. Не то же ли делает поэт с фактами прозаической жизни? Сочетание буквенных символов в книжке-путеводителе наполняется плеском волн, запахом жареной рыбы и шелестом оливковых ветвей над усталой головой. Так происходит переплавление опыта и слова и рождается новое переживание и новое слово, которое я сейчас пишу. Новые, причудливо звучащие названия городов и гор обретают значимый для тебя смысл и тогда ты можешь абсолютно правдиво сказать главные в жизни слова – «Я был».

День седьмой

Ветер продолжает задувать и море неспокойно. Но надо покидать веселый Миконос. К завтраку все еще думаю -–а каково будет показаться в таверне при пляже в кожаной куртке – холодно. Комплексы. Которые рассеиваются мгновенно, когда я вижу рядом парня с обнаженным торсом и меховой шапке-ушанке. Благословенно разнообразие.

Рассчитываюсь с пляжем и в Таун. Будут ли ходить паромы – станет известно в 12. У контор по продаже билетов скапливается нетерпеливый народ. Нет. Рейсы вновь отменены и станет известно в 18. – «Как насчет самолета, мэм?» — «Ну что Вы, сэр, билеты распроданы вплоть до среды». А мне в понедельник улетать в Москву. И тогда я понимаю буквальный смысл поговорки – «Сидеть и ждать у моря погоды». Чем и занимаюсь – прилег на песочке, сумка под голову, и в компании себе подобных, жду, а без пятнадцати шесть у бюро и, о, радость, сейчас отходят два парома. И куда? На Санторин или в Афины. А если потом с Санторина не выберешься? Итак, в Афины. В 19. Должен прибыть туда часов через шесть. В салон – смотрю знакомая передача, точный формат и фактура «О, счастливчик», только вместо Диброва – толстый грек. Плывем. Кувыркаемся по волнам. Оказывается в 5 километрах от нас затонет тот самый паром, и моей судьбе беспокоились близкие.

В порту Пирей в Афинах в пол-второго ночи. Ни туда, ни сюда. Такси. Подобно всем афинским водителям он набивает машину под завязку, втискиваются еще три пары, те хоть дают адреса, я формулирую туманно – мол, отвезите в район Плаки (там, судя по путеводителю недорогие комнаты). — «Как!» – драматизировано громко удивляется он, — «у вас ничего не зарезервировано?» И я чувствую себя неполноценным. Он к тому же начинает доказывать, что дешевле 50 долларов в Афинах в это время остановиться ну никак нельзя. Он громко требует подтверждения у американской пары молодоженов, робко жмущихся рядом со мной на заднем сидении. – «Ну скажите, — весьма бестактно повисает вопрос, — ну вот за сколько вы забронировали номер?» Те стеснительно лепечут, мол за 86 долларов в сутки. –«Видишь, — торжествующе оборачивается он ко мне, — а ты что ищешь за тридцатник? Исключено! Ладно. – вдруг меняет он тембр голоса на обнадеживающий, — Попытаюсь найти что-нибудь и для тебя.». Начинает долго терзать «кинето». –«Ну видишь, нет ничего, — произносит он раздосадовано, — давай просто ездить и искать» –«Нет, спасибо» – подаю голос я, — «просто высадите меня в районе Плаки». Это потому что счетчик уже приближается к 20 баксам. Но вот он переулками подъезжает к отелю. «Посиди здесь, я сейчас договорюсь», возвращается с торжествующей улыбкой – «Ну, что, насилу уговорил на 40 долларов, согласен?» Что остается? Ночевать на улице? «О кей» – я согласен и он тащит мою сумку на reception. Стройная светлая девушка в униформе с биркой “Yanna” просит мой паспорт и тут то, впервые за время моих странствий, факт российского гражданства решает мою участь в высшей степени положительно. «Вы действительно из России» – на чистом русском интересуется она и сразу же по гречески моему водителю – «Уходи, здесь тебе ничего не светит». И сразу выяснятся два факта. Яна русская из Молдовы, закончила Университет, здесь уже год, а таксист бессовестно завысил стоимость номера в два раза. Вполне приличный номер в 10 минутах от центра Афин с душем и телевизором стоит всего 20 долларов, а таксист хотел обобрать наивного туриста из непонятной страны. Яна кружным путем добиралась из Приднестровья, сейчас живет с подругой, зарабатывает ночным портье 500 долларов, половина уходит за квартиру, еще 100 посылает маме. И довольна. Греков не любит. «Сколько наших девчонок они обманули» – сетует она за кофе-фраппе со взбитой пеной, которым потчует меня. И расспрашивает о России и рассказывает о своей жизни. Впрочем, это достойно отдельного повествования. Так заканчивается этот день.

День восьмой

Нет, не зря Яна сказала, что в Афинах три дня делать практически нечего. Акрополь, по ее словам, куча пыльных камней на иссушенной солнцем горе. Так оно и есть, но 10 долларов, отданных за вход рассматриваю как свой долг цивилизации. Впрочем, наверное, Парфенон надо чувствовать. Простейшее здание, но для нас. Ведь это первое строение, после которого и по примеру которого построены Мадлен в Париже и Манеж в Москве. Прямоугольник с треугольником крыши. Но торжество пропорций вызывает такие отзывы, как, например следующий – «Парфенон – идеальное соотношение между явлениями материи и духа. Одно его созерцание дисциплинирует разум и гармонично организует психику». Увидел.

Спустился. Бродил по Афинам, думая, чем же занять оставшиеся дни. Прислушивался к разговорам. Впечатлялся.
Выражение пожилой леди – «Знаете, я из Бостона, а значит, умею все».
Или сценка. Голос сзади – «Ты никогда не можешь знать, что будет…» Вдруг – блямс – звук поскользнувшегося тела. Отличная иллюстрация к произнесенному.

Сегодня пятница. Самолет в понедельник. Музеи? Вот уж вряд ли. Близлежащие острова? Уже тошнит. А как насчет Метеоров – Небесных монастырей, скальных обителей…. Ведь всего 400 километров от Афин. Иду в бюро по туризму. Двухдневный тур стоит 150 долларов и люди отъехали вчера. Следующий во вторник. Жарко. Голодно. Ем «суфляки» – кусочки шашлыка в пите и пью пиво. Думаю. В турбюро дали карту города. На окраине ищу междугородный автобусный терминал и покупаю билет до города рядом с Метеорами. Триполо. Туда туристы не ездят, а я доберусь. И всего за 10 долларов. Ведь разница? Выезд в 8 утра. Спать. Однако не пришлось. Яна устроила праздник – как же, приехал соотечественник, пригласила подругу и мы пили Джони Уокер и Метаксу за счет заведения. Нет, этот жулик таксист отличный малый – через него действовала Судьба.

День восьмой

Просыпаюсь рано и на автовокзал. Сумки оставил у Яны. В голове тяжело, на душе легко. На ходу стихи:

Встречай рассвет и провожай закат
Платя за день тот самый Солнца грошик
Не напрягайся. Ты не виноват.
Еще есть шанс стать милым и хорошим.

Шесть часов автобуса и я в Триколо. И тут еще один пересмотр убеждений. Был уверен – с долларами не пропадешь и накануне не разменял их в Афинах на драхмы. А тут, на тебе, суббота. Банки закрыты. В магазинах и отелях не меняют. –«А где?» — задаю отчаянный вопрос. – «в Каламбаке». А это километров двадцать отсюда. Ох и переживал. Должно быть написанное на лице выражение беспомощности тронуло благородного портье – «Ладно, мсье, разменяю я вам из личных запасов 50 долларов». Нет, все таки, путешествие это качели и я отправлюсь в Метеоры.

Дорогой думаю:
Соотношение – местные и пришельцы в разных культурах выражено по разному. Здесь, в Греции, это четко. Пришелец может быть встречен враждебно – ксенофобия, или приветливо – филоксения, но никогда он не будет своим, в таверне, за столиком, в кругу. Так в Афинах недоумевали, когда я спрашивал, как пройти к автобусному терминалу. Зачем он туристу, это автобус для своих, а турист – пожалуйста, в бюро экскурсий. А скажем Америка – нация странников. Как может и наша Сибирь.
А что полицейские там, что наши милиционеры – самый ненадежный источник информации. Сказать «не знаю» – им мешает собственная значимость поставленности на регуляцию порядком, и потому, даже в случае очевидного незнания они дают предельно четкие и столь же неправильные рекомендации

Описывать Небесные Монастыри (Метеоры – спустившиеся с неба) невозможно и неблагодарно. На нашей планете немного мест в которых надо быть обязательно, потому что их ни с чем не спутаешь. Два года назад это была Каппадокия. Теперь вот они – известные по картинкам взметающиеся вверх на сотни метров скальные столбы на вершинах, которых – монастыри, а во впадинах скал – одиночные кельи. Наверное, общеизвестно, что поднимали сюда иноков раз и навсегда в корзинах, а затем, только снабжали их пищей. Когда корзина с пищей оставалась нетронутой, значит, инок уходил в Вечность и его место занимал другой подвижник. Сейчас действуют, то есть живут созерцательно-спасительной жизнью лишь пять обителей из двадцати, основанных в промежутке от 13 до 15 века, часть из них не допускают посетителей, два – снимают щедрую жатву с туристов. Но оно стоит того. Думаю, о Метеорах можно много что найти в Сети, так что не распространяюсь. Переночевал внизу под горами в местечке со смешным названием Кастраки.

День девятый

Вновь на автобусе в Афины. Речь рядом сидящих девчонок. «Похоже, ты совсем без ума, если не можешь определить номер своего сидения» «Ага, я оставила свой разум в аэропорту, подберу на обратном пути в Канаду».

В Афинах после обеда. И успеваю «на ПиреЯ» — толкучка, барахолка, функционирующая по выходным в портовом районе. И здесь каждый второй говорит по русски, правда, чаще с украинским акцентом. Самые частые продавцы – нахмуренные молодые люди. Под ногами которых ящики с русскими видеокассетами, особа популярность – новые серии «Ментов», и звучащая блатная музыка. Ну отчего русская речь слышна так громко здесь, а не на Акрополе – риторический вопрос. Купить нечего. Впрочем, время от времени раздается клич – «С повозки за хилярик все что угодно». Тогда толпа расхватывает драные кофточки и дырявые кроссовки. Тут же сувениры. Например, фаянс с надписью – «Хотел бы я родиться древнегреческим богом, а уродился дурацким греком».

Ем «гирос» – это наша шаурма, только с добавлением салата оливье и жареной картошки и все опять же завернуто в питу. Вкусно, сытно и недорого. Доллар. Сижу в парке. Записываю начала возможных стихотворений:

1.
Я шел, встречая добро и зло
Чуть настороже, но стараясь глядеть участливо
Хоронил, что упало, возделывал то, что росло
Менял я вину на веселое свое отчаяние

2.
Пусть лучше мне останутся должны,
А я забуду. Огорчат печали?
Я, приспустив широкие штаны,
Их отолью в кусты, что на привале.

Прогулка по ночным Афинам, по Плаке, типа нашего Арбата, где по улице выставлены столы и играет пожилой аккордеонист и поет надтреснуто что-то грустное, а японский парень прогуливается и снимает, что видит видеокамерой размером не более спичечного коробка.

День десятый

Самолет вылетает в час дня, так зачем мне брать такси за два хилярика (6 баксов), я проеду от центра города на автобусе за 30 центов и немного побуду в аэропорту, посмотрю последний раз на пальмы и лишь потом пройду через паспортный контроль. Подожду, прислушаюсь к обрывкам русской речи. И войду в родной самолет Аэрофлота, где в преддверии Родины, мне забудут убрать поднос и когда я напомню об этом, посмотрят на меня с редким сочетанием брезгливости и равнодушия.
Где моя кожаная куртка?

Октябрь 2000