Для тех, кто в первый раз в Атланте на авто, есть одна трудность: треть авеню, улиц и
улочек здесь имеют в своем названии Peachtree — персиковое дерево…Тем, кто пешком передвигается, тоже
не легко: Атланта, несмотря на свое нерекордное население, весьма обширна, и по кольцу ее объехать,
я думаю — что Москву по МКАДу. В общем, и у пешеходов, и у автомобилистов налицо проблема
идентификации именно им нужной Peachtree. Они бывают 1-ой, 2-ой, 3-ей…До бесконечности — пересекая
Peachtree Boulvard. Главный прикол в том, что ни на месте современной Атланты, ни в штате Джорджия
вообще отродясь не произрастали персики. Никогда. Штаты вообще богаты на такие названия «с потолка»,
вспомним хотя бы Винланд викингов — «виноградную землю» — на восточном побережье Северной Америке,
где виноградом никогда и не пахло…Но что с этих викингов взять, если они закованный во льды остров
«Гренландией» ( зеленая земля) назвали?…

Атланта, как уже сказал, растянута в пространстве, но занимает относительно скромное
место во времени. Всего лишь в начале девятнадцатого века она была захудалой железнодорожной
станцией, которая называлась, естественно, Peachtree-Fort. Потом, благодаря близости жд полотна, она
бурно разрослась и к Гражданской войне между Севером и Югом стала столицей Конфедерации. Генерал
Шерман захватил город и сжег его дотла. Полыхающая Атланта в фильме «Унесенные ветром» по книге
Митчел — кстати, местной уроженки, чей дом назойливо рекомендуют посетить турбуклеты — еще цветочки.
Город уничтожили а население перебили. После гражданской войны это была, по сути, уже другая Атланта.

Мы с Димой высадились в атлантском аэропорту ради нахождения здесь оставленной им,
Димой, сотрудником нашего консульства в Вашингтоне, машины в целях дальнейшего продвижения до
конечной цели нашего путешествия — Нового Орлеана. Аэропорт — единственное место, которое я знаю (
ну, еще Хитроу в Лондоне), до которого ( и из которого) удобнее всего добираться на метро. Местное
метро зовется «Марта».

На машине же это сущий ад. Казалось бы — чего проще, выбраться из аэропорта в город? Однако развязки
в американских аэропортах вообще, и в атлантском аэропорту — в частности, своим тщанием запутать
прямую дорогу к цели напоминают развязку одноименного романа Артура Хейли. К тому же там указатели
голосуют на повороте, встав от него сзади на приличном расстоянии, не оставляя иногороднему чайнику,
к тому же страдающему близорукостью и не отличающемуся путевой дальновидностью ( без карты), шансов
в него заскочить. Представляю, какая это мука — ехать в аэропорт.

Все-таки мы выбрались, и по дороге решили осмотреть местный даун-таун, а он —
примечателен. Сохранился с рубежа прошлого и этого веков, когда центр Атланты уже не справлялся с
транспортным потоком. Его перекрыли сверху и дороги перестроили таким образом, что теперь движение
пошло над ним. Внизу остался законсервированный и потому отменно сохранившийся «центр», который
местные жители называют «Андерграунд». А более подходящую под такое название подземку они величают
«Марта», что учитывая то, что в остальной Америке «мартами» зовутся магазины ( от market), придает
Атланте некий имидж, что здесь все не как в других городах Америки, а вверх тормашками…

Отнюдь нет. Атланта — очень американский город. Здесь, например, в этом же
«андерграунде», сохранилась лавка, где впервые стали продавать кока-колу — о чем уведомляет красная
вывеска «Кока Рамос Лтд.» Или что-то в этом роде. В Атланте истоки американского кинематографа, здесь
появилась студия «Уорнер Бразерс». В ее честь на улице стоит паровоз со знаменитой эмблемой, из
которого высовываются не менее знаменитые львы, зайцы и прочие игрушечные герои.

Центр города — это своего рода музей. Поэтому музеев мы здесь осматривать не стали — и
некогда, и музеи какие-то…Например, музей Кока-Колы. Прямо рядом с «андерграундом» его здание,
крутиться огромный неоновый круг с торговым знаком «кока-колы» , и стоит огромная бутыль кока-колы.
Ну и чего туда заходить? Что может быть в музее кока-колы кроме кока-колы?!…Кроме него, в городе есть
дом-музей Мартина Лютера Кинга. Его мы тоже проигнорировали.

Атланта — черный город. Некогда столица южных штатов, до конца бившихся за то, чтобы не
признавать черных за людей, теперь стала одним из самых черных городов Америки. В Атланте впервые на
территории бывших Южных Штатов мэром был избран черный, и его последователь — тоже «блэк» Не
удивительно: здесь больше половины населения — цветные. Живут они, подобно белым, в хороших таких
домиках, викторианских, английских, кирпичных. О расовой принадлежности прохожий может судить по
таким косвенным деталям, как развешанное на обозрение выстиранное ( плохо) белье, валяющийся кверху
ногами велосипед, раскуроченые качели и т.д. Кроме того, места проживания черных выдает жуткое
количество голубей, которые обожают устраивать слеты в их районах, ибо на них можно всегда
положиться, что они вывалят отбросы на полдороги, не донеся до заветного мусорного бачка…

Но вот мы выезжаем из Атланты. Это, конечно, не аэропорт, но тоже приходится поплутать.
Выезжаем на американскую автостраду, наоборот, очень и очень удобную, прямую и отменного качества.

Дороги в Америке хорошие. Да и с дураками — во всяком случае, на дорогах — там все в
порядке. Вождение очень комфортное: поставил себе на кросс-контроль, и езжай, главное — не спи.
Дорожные пейзажи везде практически однотипные: американские сосны за бетонным отбойником. На перегоне
Вашингтон-Нью-Иорк, к примеру, сосны разрежаются лиственными деревьями, пару раз даже мелькнут
березки, ну а на юге, соответственно — агавы. Чем реально различаются виды в разных штатах, так это
водокачки. Где-то они бывают в форме треножника, где то — луковицы, а порой весьма замысловаты, как
марсианские машины Г.Уэллса.

Кроме того, в каком ты сейчас штате, можно определить по номерам местных машин.
Американцы пункт приписки обозначают не буквами и цифрами, а значками, к примеру фруктами. Во Флориде
— Оранжевое Графство — апельсин. В Атланте, конечно же, персик! Ну и, самое главное, гораздо важнее
персиков, апельсинов и прочей ягоды — дорожные правила.

На пути из Атланты до Нового Орлеана, проезжая Джорджию, Алабаму, Миссисипи и Луизиану,
за относительно короткий промежуток времени, даже нет смысла разучивать правила каждого штата — все
равно точно не знаешь, в каком ты уже. А не мешало бы. В одном штате, например, пристегиваться должен
только водитель, в другом еще и пассажир, причем за непристегнутость штраф платит он сам. В третьем
пристегиваться нужно еще и тем, кто на заднем сидении. А кое где вообще это не требуется. В каждом
штате свои пределы скорости, нормы алкоголя в крови…Причем дышать не дают ни в какую трубу, а
определяют твое состояние на глаз, на нос — по нюху, на нос и выписывают штраф. Абсолютно
бессмысленно, и даже вредно, произносить слова, хоть на русском, хоть на английском: «Слушай, брат, я
тебе денег дам, только не выписывай квитанцию…» Для наших соотечественников вообще лучше запомнить,
что когда тебя тормознул полицейский, ты приводишь себя в состояние робота: глушишь мотор и
замираешь, положив руки на руль. Двигаешься, только когда он попросит. Попросит выйти из машины — выходишь,
руки просовывая вперед, чтобы тот убедился, что у тебя нет оружия, становишься лицом к машине,
положив руки на крышу. Чтобы он тебя мог обыскать. И при этом молчишь. Отвечаешь, только когда
спросят.

Полицейские там не звери, нет. Просто они привыкли, что их уважают. И не делают скидку
разным приезжим, если они не знают местных обычаев, например — уважение к полиции. Причем, как
поведал Дима, вплотную знакомый с их обхождением, не делают различий между машинами с
дипломатическими номерами и прочими. И не только российские машины тормозят, но все, без разбора. Это
у них, американцев, подчеркивается таким образом пренебрежение всем остальным миром.

Спорить можно, конечно — но не с полицией. Если ты не хочешь, чтобы офицер тебе выписал
квитанцию об оплате штрафа, то он выпишет повестку в суд. Это — не то, что у нас: «Встать, суд идет!»
И тем более, не в париках. Сидит дядька такой в окошке — ты даже не видишь его, протягиваешь бумажку,
а он ее штампует. Приговор, как правило, одинаков: «Заплати!» Ты можешь, конечно, посопротивляться,
но стук печати прервет тебя на полуслове. Не до тебя дядьке, у него таких — уйма. Так что спорить с
полицией можно, но лучше этого не делать. Просто в суде, с тем же резалтом, проторчишь еще полдня в
душной грязной комнате, забитой латинами. Только и всего.

Ну и вот мы въезжаем в Луизиану, названную так по имени короля Луи (Людовика)
Четырнадцатого. Мы минули Алабаму и Миссисипи, успев лишь по ходу отметить их невзрачность, и
наскребли из памяти сведений, что эти два штата соревнуются между собой в статистике — кто их них
самый бедный во всей Америке. Здесь как нигде много индейских резерваций, сюда гнали индейцев чероки
и крик со всего востока…Одна особенность подъезда к Новому Орлеану: мост, который тянется на
километров десять через какие-то окрестные хляби и топи, исключительно опасное место для вождения.
Насколько я понял, над ним перманентно висит беспросветный туман. Из-за испарений. Здесь засыпать
особенно не рекомендуется. Это грозит не плавным, хоть и не желательным, кувырком в кювет, а ударом в
бетонное ограждение…Страшно подумать. Это Миссисипи создает влажность.

Мы двигались, между прочим, путем конкистадоров. Первым европейцем, ступившим на эту
землю, был испанец Эрнан де Сото. Он высадился во Флориде в 1539 году, а потом по верху, по берегу
Мексиканского залива, добрался на Миссисипи. Отплыл он из Гаваны, оставив там жену, Инес де
Бобадилью, которая с тех пор каждый день ждала появления его кораблей на башне…Так и не дождалась.
Эрнан де Сото умер в 1543 году вот здесь — то ли от лихорадки, как свидетельствуют одни источники, и
тело его опущено на дно Миссисипи, то ли его — Эрнана до Сото и его тело — съели каннибалы, как
гласят свидетельства другие. Первым верят больше, ибо местные индейцы, несмотря на все безобразия,
каннибалами не являлись.

Хотя все может быть. Индейцы-карибы, в обычаях которых было людоедство, обитали на Малых
Антильских островах, у побережья Южной Америки. Имея быстроходные пироги, они совершали набеги, в
основном на араваков, но и на других индейцев тоже, захватывали пленных, которых откармливали, чтобы
потом полакомиться их мясом… Мужчин, женщин не ели — считали невкусными. Невооруженным глазом
заметно, что метисизация населения, белых с индейцами, на Кубе, как и на всех прочих островах
Карибского Бассейна, не значительна, по сравнению, скажем, с Мексикой или Латинской Америкой. Почему?
Дело, может быть, в том, что испанцы-конкистадоры ни за что не хотели скрещиваться с
женщинами-карибами? По свидетельству современников, женщины-каннибалки были отвратительны на вид, со
зверскими чертами лица, не пользовались ни одеждой, ни украшениями. Не знали парфюмерии, не скрывали
специфического запаха, какой, как свидетельствуют конкистадоры, бывает у людоедов… Единственно, как
отмечали испанские хронисты, карибки, чтобы обратить внимание мужчин, стягивали ремнями ногу под коленом
и щиколотку, от чего икры становились толстыми — это считалось у них привлекательным. Как говорится,
на любителя. Какая часть араваков считалась самой лакомой, испанцы не уточняли.

Но я отклонился от Миссисипи, на которой расположился Новый Орлеан. Саму реку, по всей
ее длине, от истоков и до места впадения в Мексиканский залив, исследовали и присвоили себе
изначально французы, они и основали город. Новым Орлеан назвали по аналогии со старым, который тоже
окружен болотами и озерками. Позже в результате войн в середине восемнадцатого века Новый Орлеан
перешел к испанцам. Потом на короткое время опять к французам. Все эти перестановки в сумме дали
замечательную смесь. Улицы Нового Орлеана, названные именами важных французов — Бурбон, Лафайетт,
Кавалье, де Сай, называются, собственно, на испанский манер — calle ( кайе). Например, Calle de
Salle. В устах не особо разборчивых в изысканной пище янки получается знатный салат: «Кэли де сэли».

Vieux Carre ( «Старый квартал» — по-французски) — главная достопримечательность Нового
Орлеана, оказался застроен на испанский манер, что придает городу шарм, очарование, уникальный
колорит среди всех американских городов. Новый Орлеан, не считая миража среди пустыни — Лас-Вегаса —
самый необычный американский город. Благодаря «Старому кварталу». Двухэтажные домики с неизменным
балконом во весь второй этаж, с колоннадой сверху и с низу. Причем, колонны чугунные, ажурные, такие
же изящные, кружевные между ними лже-арки. Я, признаться, такого на Кубе не видел, где тоже испанцы
строили…Ну, там вообще отдельная история. Металл весь, наверное, кубинцы растащили для нужд
революции. А здесь все нарядное и как новенькое.

Новый Орлеан популярен среди американцев. После Нью-Иорка и Лас-Вегаса это третий по
наплыву туристов город в Штатах. Это, знаете, кое о чем говорит, учитывая его скромные габариты.
Интересно, что местом притяжения любителей расслабиться, пожить кучеряво, Новый Орлеан стал чуть ли
не с самого момента своего основания. Еще при французах суда ехали туристы со всей Миссисипи. При
испанцах, конечно, все было построже, как это у них водится. Ну, и после того, как американцы
выкупили Луизиану у французов, город вовсю поддерживал свое реноме.

Здесь от века были легализованы бордели, бардаки и прочие злачные места. «Даггер» —
кинжал — как утверждают американцы, впрочем, склонные урвать себе частицу истории, изобрели именно
здесь, именно для выяснения отношений в многочисленных притонах. Самой богатой женщиной Нового
Орлеана на рубеже девятнадцатого-двадцатых веков слыла некая Черная Вдова — проститутка, мадам,
содержательница публичного дома. Она была черной, что вообще не характерно для самых богатых женщин
Америки тех времен. Били и другие черные Маньки Облигации, сколотившие себе на этом бизнесе целые
состояния. Такое статус-кво у местных «скво» имеет основания самого широкого спектра: природные,
климатические, социальные, религиозные…Все как положено.

Дело в том, что климат здесь очень вредный. Болотные испарения, витающая в воздухе желтая
лихорадка… Просто богатые женщины, без определенной специфики их занятий, жить сюда не поедут.
Жизнь здесь была нелегкой. В музее истории города можно посмотреть на такие диковинные для заезжего
зеваки, и обычные для аборигена далеких времен предметы обихода, как личная ступка или гроб с дыркой
на месте лица. В ступке толкли самостоятельно травы — ибо к аптекарю просто не набегаешься в
условиях постоянного окружения ядовитых миазмов, а гробы открытые не практиковались, так как в
местном климате все быстро гнило, и оставляли открытым лишь лицо — чтобы подольше сохранить в памяти…
Жизнь здесь была вредной. и, как правило, короткой. Поэтому прожить ее хотели с шиком, урвать от нее
по больше. Католические ( французские, испанские) корни больше дают простора, чем пуританская мораль,
ханжествовавшая в прочих поселениях.

Отсюда еще одна специфика этого района. Тяжелые условия сплачивали людей, стирали расовые
границы. Черные в Новом Орлеане всегда жили бок о бок с белыми, вместе преодолевали недружескую
природу. Более того, здесь еще со времен первых французских поселенцев сложилась креольская, цветная
аристократия. Подтверждение теории этногенеза Л.Гумилева — французы почему-то охотней, чем
англосаксы, мешались с черными. Когда же в эти края хлынули белые французские беженцы из Аркадии —
канадской территории, после того, как англичане выпнули французов из Канады — Arcadians, а позднее —
Cajuns ( отсюда — «кейджн»), местные цветные их считали дикарями и невеждами! Это очень необычно. Еще
необычней кулинарная специфика Нового Орлеана. Здесь все блюда — цыпленок, стейк, даже рис — или
cajun, или creol. Это их способы приготовления. Основное, и похоже, единственное различие их в том,
что в одном случае специй, перца кладут больше, а в другом — меньше…Как вы думаете, кто острее
готовит?

Былые «кейджн» или креолы? Ни фига не угадаете! «Кейджн» — острее!

Кроме Музея Истории города, посоветовал бы посетить музей культа Вуду. Здесь большая
община гаитянцев, есть собор где «вудисты» проводят свои религиозные службы… Я, естественно, не
посвящен в таинства этого культа. Это почти невозможно. Поэтому сужу поверхностно, на бегу, играя
словами. «Вудисты» похожи на буддистов, но в основе их мировоззрения — не принцип «непротивления», а
— «опротивливания», что ли…Какое-то сознательное, целенаправленное, до смешного упрямое выставление
на обозрение всевозможных гадостей: черепов, скелетов, когтей, ногтей…Музей напоминает Пещеру Ужаса в
Луна-парке, все это подобрано с той же целью — вытянуть с посетителя никель. Но — интересно в
качестве расширения кругозора. А Наши земляки могут лицезреть в музее бюст Ленина. Что бы это
значило?…

Что еще заслуживает внимания в Новом Орлеане? Конечно, собор Сен-Поль — не «вудистский»,
а — нормальный, католический. Еще можно прокатиться на трамвайчике по берегу Миссисипи. Травмайчики,
красные, просторные — те, которые ходили здесь столетие назад. Забавно звенят и скрежещут на
поворотах. Сама Миссисипи — довольно грязная река, широкая…Другого берега не видно.

Ну, и теперь — ночной Орлеан. Ночная жизнь здесь бурлит вокруг знаменитой Бербэн-Стрит.
Сосредоточие притонов и стрип-баров. Луну, как в песне у Стинга, над Бербэн-Стрит увидеть можно, но
редко. Ибо сама улица — довольно узкая. Потом — не сразу разглядишь какую-то там луну в небе, когда
кругом все залито светом. Всю ночь напролет!

Все мы в той или иной степени туристы ( раз читаем рассказы о туристах). Все мы если и не
побывали в Париже, то мечтаем там побывать ( а после этого и умереть можно).
И те, кто там побывал, конечно, были на Пляс Пигаль и Рю-де-Клеш ( потому что мы все не только
туристы, но еще и — люди). Так вот: этот Клеши с Бербэн-стрит и рядом не валялся! Все парижские
соблазны ночной жизни, в лице арабов, приговаривающих тебе почему-то: «Натаща, как хорощо!»,
пустынные улочки, тусклый красный фонарь у бара и тусклая проститутка в баре — отстой! Бербэн-стрит в
Орлеане — это улица, на которой всю ночь не гаснет свет и не прекращается движение. Верхние этажи
сдаются под частные парти, и недостатка в заказах — нет, судя по тому, что балконные перила
перманентно обвешаны людьми. Внизу по обеим сторонам — сплошные бары. И стрип-баров из них —
большинство. В каждом гремит музыка, броская реклама соответствующего содержания. Порой весьма
изобретательная. Например, окно, из которого, чуть ли не до середины проезжей части высовываются две
женские ноги в недвусмысленном ритме…Ну и подобное. Народ движется в броуновском движении — и не
просто, а с дринком в пластиковом стаканчике. Не переставая. Это не какое-то там сосредоточие ночной жизни, и даже не
людской муравейник, это конвейер ночной жизни — по американским стандартам.

Мы с Димой зашли в эту круговерть в знаменательном месте: на пересечении улиц Ляфитт и
Бербэн есть кабачок, оборудованный в бывшей кузнице пирата Жана Ляфитта. Знаменитого Жана Ляфитта:
во-первых — тем, что его именем позже обозвали маленькие емкости — лафитники, ибо пил он по преданию
всегда из мелкой посуды. Ну и потом, он один, своими пиратскими силами отразил когда-то нападение
англичан на город…По этому поводу позже был американцами национализирован — они везде пишут «Жан
Ляфитт, американский пират»…

Мы с Димой не стали следовать традиции бывшего патрона этого кабака и вдарили по обычным
порциям, привычным. По два манхеттена и по два long-island ice-tea — проверено, самым забористым
шейкам в штатах. Вышли хорошие, потом еще пополировались пивком. Благодать. Сзади какая-то компашка
молодых людей, один бросил что-то типа: «Как дела?…» Понятно, педики. Прочие американцы на улице не
знакомятся и разговор не заводят — только если чего надо…А чего на Бербэн-стрит посреди ночи надо? В
Новом Орлеане вообще педиков много, об этом свидетельствуют флажки в радужных цветах над каким-нибудь
окном — так они дают знать о своей ориентации. Не стесняются. Мы ускорили шаг.

В Америке очень и очень не рекомендуется в случаях даже явных домогательств со стороны
сексуальных меньшинств рвать на себе рубаху и кричать: «Ты…пидар…ваще!»
Один знакомый моего знакомого, русский, так попал в Лос-Анжелесе: какой-то гомик положил ни с того
ни с сего руку ему на зад. Тот отмахнулся, может, не только. Гомик оказался хотя бы частично
мужчиной: съездил нашему в ухо, ну и тот — в ответ. В результате забрали в полицию и аннулировали у
знакомого знакомого визу. С объяснением: Inadequate conception of social differencies ( неадекватное
восприятие социальных различий) За что купил, за то и продаю.

В общем, мы с Димой зашли в один стрип-бар. Что понравилось: никто не бросился сразу на нас
как на добычу, прошли, сели в залу, принесли дринк. Можно сесть у сцены, но тогда придется засовывать
стриптизершам купюры. Еще понравилось, что раздевались догола, фигуры у всех — отменные: отборные
силы Америки собираются на Бербэн-стрит. Не понравилось: цены.

Вышли мы, еще приняли пивка, зашли в следующий подвернувшийся стрип-бар. Нет, чтобы на
вывеску посмотреть!…В баре полумрак, пахнет благовониями. У входа нас сразу взяли под белые рученьки
две негритянки под два метра роста. Гориллоподобный латин стал суетиться насчет стола, дринка,
прочего. Одна сразу взяла меня в оборот, другая — Диму. Я был совсем не против: ноги у моей были мне
по грудь, груди у нее — тоже будь здоров, такие среди негроидов не часто встречаются. Во всяком
случае в Карибском регионе. Диме попалась не хуже, но он смотрел как-то кисло. Он вообще, как я
заметил, в этом отношении был расистом.

Латин принес нам всем по дринку. Тем временем на сцене вокруг шеста завертелась весьма
мясистая тетя. Мне уже на ухо, обдавая приторной парфюмерией, стали предлагать всякие заманчивые
вещи, типа «пройдем в кабинет…» Вдруг Дима прервал мою идиллию радостным возгласом: «Пошли отсюда!
Это — не женщины!» — «Как?… А кто?» — не понял я.
«У нее — хер!» Так же радостно пояснил он. Его пассия смотрела мрачно. «Что? Какой хер?…» — «Какой
хер! — передразнил он. — Мужской. Половой.» Тем временем я почувствовал влажное прикосновение языка в
ушной раковине. До меня доперло. «Это правда? — отстранился я от своей(го). — Ты — Shemale?» Он (
она, в общем — она) тоже отстранилось: » А что? Какая разница?…И вообще, ты что не знал?!…» — «Откуда
же…Мы с тобой…хм…не настолько еще хорошо знакомы…» Дима уже кинул двадцадку на стол: «Ты чего
сидишь?…Пошли отсюда!»

Он вылетел из этого заведения, как ошпаренный. Невероятно, но даже латин, который что-то
пробовал лепетать — он явно ожидал барыш больший, чем его двадцадка за четыре дринка — не смог его
остановить! Я тоже вышел за Димой. Посмотрел первым делом на вывеску, на которой было: «Здесь мужчины
становятся женщинами!» О господи! Нет, на вывески смотреть надо — а то еще и похуже что
приключится!…Я опасливо обернулся на гориллообразного латина.

Дима летел от этого места, как от проклятого. Мы зашли в следующий бар, лишь убедившись в
отсутствии всяких двусмысленных вывесок. К нам тут же подошли две девицы — их вид сразу исключал
какие бы то ни было половые половинчатости: две хрупкие девушки ростом с метр пятьдесят, еврейского
типа. Совершенно одинаковые с лица — двойняшки. Сразу начали щебетать. Я сейчас не помню, как их
звали. Думаю, не сильно ошибусь, если скажу, что одну звали — Сара, а другую — Роза. Естественно, мы
тут же стали путать, кого из них зовут Сарой, а кого Розой. Местные, кстати, не размениваются на
такую ерунду, как наши дурехи, в процессе презентации: мол, муж — пьяница, или бабник, в общем —
искалеченная судьба и т.п. Сара с Розой ( чуть ли не хором) заявили, что им нравятся танцы, включая —
стрип, ну и — секс, конечно, и они в Орлеан приезжают подрабатывать. И вообще они не против
куда-нибудь сорваться.

Дима заявил, что его герла ему нравится, и он тоже не против с ней куда-нибудь рвануть,
например, в гостиницу. А если мне моя по какой-то причине не люба, то мы можем поменяться, поскольку
они абсолютно идентичны. Все хорошо, но у меня совершенно неожиданно возникла проблема семейного
плана — это не смотря на то, что я уже лет как пять разведен. Видно, я хорошо набрался. Решать эту
проблему мы попытались посредством следующего диалога:

«Слышь, Дим, мне она до одурения напоминает мою бывшую жену» Они действительно походили на
мою жену — такие «евхгейские девушки» с живыми черными глазками, которые в замужестве становятся
печальными, как у ослика Иа. «Да?…- протянул Дима после некоторой паузы. — Какая из них?» — «Обе» (
после некоторой пауз).
«Ну и что?…Это плохо?» — «Не знаю. Стоит это все не меньше трехсот долларов за раз. Я за свою жену
никогда триста за раз не платил. Психологический барьер…» — «Да по барабану барьер! — возразил Дима.
— Здесь везде не меньше трехсот…В предыдущем месте лучше было, что ли?…» Я задумался: Нет, в
предыдущем месте, действительно, не лучше.
Моя жена была хоть и не идеал, но все же лучше, чем негр, к тому же с хером…Однако это все доводы
разума, а вот чувство почему-то не вставало.

Короче, Дима заявил, что берет сразу двух. С ними он и остался, а я отправился на поиски
идеала. Следующей точкой нашего пересечения была гостиница, где я вдруг встретил его, трясущего
банкомат в холле. Понятно. У него наличными — я знал — было триста долларов, остальное на карточке.
Карточки в местах, где водятся такие девушки, не принимают. Значит, попал. Трехсот не хватило. Еще бы
— за двух то!…И за одну-то может не хватить! И даже только за дринк, если сильно увлечешься…Гы-гы!
Это я злорадствовал — на самом деле зря, потому что я тоже в гостинице делал не что иное, как брал
деньги. Зря смеялся. Так-то вот отдыхать в этом Новом Орлеане.

Закончили мы гулянку под утро. Не выспавшиеся, злые из-за раннего подъема, когда меньше
всего хочется куда-то ехать, двинули в аэропорт. Немного проснулись, когда из-за не менее, чем в
Атланте, запутанных развязок замаячила реальная угроза пропустить самолет ( а из Нового Орлеана в
Лас-Вегас они летают не так часто, как хотелось) Мы еще тогда не знали, что такое бессонница, ибо
направлялись мы в Лас-Вегас, столицу игорного бизнеса…Но об этом следующая история.