Если на дворе холодный сезон, у вас совершенно случайно выпала свободная неделя (но только одна), а от Турции и Египта вы уже устали — самым оптимальным решением будет поездка в Сирию и Ливан. Умеренное сочетание экзотики, недорогого восточного изобилия, комфортного отсутствия русских туристов и чистейших безлюдных пляжей могут сделать это путешествие неплохим отвлечением от проторенных маршрутов в Египет и Турцию. Кстати, Сирия и Ливан лежат как раз на полдороге между этими двумя мекками российского отдыхающего. (Полную версию рассказа с фото можно увидеть на сайте Tours.Babaev.net)

1. Аэропорт Дамаска.

Визу в Сирию предварительно делать не требуется — на границе или в аэропорту ее можно поставить в паспорт за сравнительно небольшие деньги (20 долл.), потратив сравнительно немного времени. Одинокие русские женщины умело пользуются этой слабинкой закона, захлестывая аэропорт Дамаска своими телами в поисках богатых арабских мужей. Просто удивительно, как их у нас много — одиноких, страждущих, с 17 до 30 лет, покрашенных в белый цвет и жадных до иноземной ласки. Их не пускают в Европу, им отказывают в Шенгенских визах, на них даже в аэропортах Египта смотрят с подозрением. А в Сирию и Ливан так вообще могут запросто не пустить. Одиноких молодых женщин из России здесь не жалуют. Впрочем, увидев за спиной моей жены угрожающий отблеск моих очков, сирийские пограничники решили особенно не спорить. Дело было в три часа ночи по местному времени, после сорока минут, проведенных в очереди в пункт обмена валюты. Меняла у каждого посетителя выяснял подробности личной жизни, что доставляло ему массу удовольствия. Поэтому мой вам совет – по прилету не бегите на паспортный контроль, как это делают все русскоязычные туристы: занимайте очередь на обмен валюты, потому что за визу берут только сирийскими фунтами.

2. Дамаск

Мы поселились в «культовом» отеле «Султан», который, несмотря на его культовость, оказался довольно неплохого качества (для своих 27 долларов). Здесь нам довелось впервые познакомиться с национальным сирийским завтраком: пита, джем, масло, кефир, чай, кофе. Завтрак этот без малейших изменений подают во всех без исключения отелях, встретившихся нам и в Сирии, и позже в Ливане, как будто рецепт их заставляли заучивать насильно. Очень забавно, что официант обязательно спросит у вас: «Чай или Нескафе?», обеспечив тем самым бесплатное промо компании Нестле.

Дамаск – древнейший город на земле. Вообще-то каждый город в этом регионе считает себя древнейшим на земле. За неделю нашего пребывания об этом нам скромно напоминали в Дамаске, Алеппо, Библосе и Баальбеке. Мы не спорили — это ведь очень сложно определить, кто из них древнее стал городом. Это было давно. Пленяет не только собственно древность, сколько то, что наслоения цивилизаций и культур создали совершенно неповторимый колорит этих мест. В Дамаске, как и повсюду в Сирии, многие крупнейшие мечети были в свое время, после арабского завоевания, перестроены из христианских церквей — которые, в свою очередь, основаны на фундаментах древнеримских храмов (нередко продолжающих традиции переднеазиатских языческих капищ). То-есть на месте, скажем, Большой Мечети Дамаска в свое время стоял храм арамейского бога Бела. Пришли римляне и перестроили его в храм Юпитера, обнеся по привычке колоннами. Византийские христиане колонны оставили, но добавили несколько новых веяний эпохи и стали поклоняться здесь Иисусу — ровно до тех пор, пока не явились мусульмане. Им оставалось только добавить минареты, все остальное осталось стоять по-прежнему. Мечеть и сегодня выглядит во многом как византийская базилика — на наружных стенах сохранились росписи в виде трав, деревьев и дворцов — ислам запрещает изображать творения человеческих рук, но в Дамаске это мало кого волнует. Потому что здесь главное — преемственность эпох, и людям привычно тысячелетиями ходить в одно и то же место молиться богу. А какому — имеет ли это значение?

Так что храмы Сирии сохранили все очарование веков. В Большой мечети захоронена голова Иоанна Крестителя (визуально опознать его не удается), сюда приходят молиться и христиане, и мусульмане — последние его называют пророком Яхья. Рядом с мечетью захоронен знаменитый Саладин, здорово насоливший крестоносцам, а чуть поодаль, в медресе Захирия – его достойный продолжатель Бейбарс, окончательно изгнавший христиан со святой земли. Обоих в Сирии очень почитают. А в нескольких километрах от центра города стоит гигантская, снабженная золотым куполом мечеть Сейида Зайнаб, одна из святынь для шиитов всего мира. Сюда на десятках микроавтобусов приезжают местные шииты, но еще больше здесь иранцев – в черных тюрбанах, с укутанными в черную мантию женщинами. В облике самой мечети также много иранских традиционных элементов – голубые с зеленым росписи и длинные тонкие минареты, до боли напоминающие Самарканд. В шиитские мечети мужчины и женщины ходят через разные двери.

Помимо религиозных памятников, в Дамаске не так уж много достопримечательностей. Город слишком сильно вырос с тех пор, как здесь буйствовали Саладин и Бейбарс. Любопытное зрелище представляет разве что христианский квартал, у восточных ворот Старого города – здесь на небольшом пятачке собрались все конфессии христианского мира. Марониты, армяне, греки-православные и греки-католики, сирийские католики и протестанты – все они умудрились построить здесь свои церкви и при этом мирно сожительствовать, спаянные общим стремлением выжить в мусульманском окружении. К сожалению, большинство церквей открываются только для служб, а в остальное время дня закрыты.

В целом в Сирии сохранилось множество христиан. На северо-западе от Дамаска города Сеидная и Маалула сплошь населены маронитами, оставшимися там еще с домусульманских времен, и усеяны живописнейшими церквами и монастырями. В Сеиднае хранится икона, написанная, по преданию, самим святым Лукой — мусульмане чтут ее не меньше христиан, и обе конфессии должны снимать обувь при входе, хотя Евангелие, в отличие от Корана, этого не предписывает. Там же сохранились византийские фрески и много другого, но самое интересное — это внешний вид сирийских христиан, их поведение, а также молитвы, написанные по-арабски на старых фресках. Впрочем, в Маалуле по сей день сохранился и древний арамейский язык, чем жители города очень гордятся, потому что по-арамейски говорил сам Христос, для которого иврит был вроде как для нас церковнославянский.

Обычаи населения Сирии и Ливана отчасти напоминают жизнь в любой другой арабской стране. Разве что уровень туристической и прочей инфраструктуры сильно отличается от Египта или Марокко. В Сирии турист — явление уникальное, мы встретили лишь несколько десятков человек (не включая русских жен, группа которых занимала пол-самолета Москва — Дамаск). Соответственно, ни одного иностранного слова рядовой сирийский гражданин не знает — и хотя помочь страстно желает, получается это у него редко. По географической карте они не ориентируются, латинский шрифт не читают, а названия улиц в нашем произношении не воспринимают, так что подсказать дорогу бессильны. В Ливане ситуация чуть лучше, чем в Сирии, еще не успела изгладиться из памяти речь французских оккупантов, но и это редко помогает. Слова «Grand Mosquee» (Большая мечеть) или «Citadel» («цитадель» на любом языке Европы) для них пустой звук. Большинство площадей и улиц известны им под какими-то своими, народными именами. При этом их вид, показывающий тотальное, глухое неведение простейших английских слов вкупе с неодолимым желанием помочь, вызывает лишь бешенство. Пытаясь оправдать репутацию полиглота, навязанную мне информационным агентством «Регнум», я вызубрил несколько арабских слов, но в большинстве случаев этого было недостаточно. В результате, потерпев поражение, я с позором приобрел в аэропорту Бейрута небольшой разговорник и в самолете уже мог прочитать арабскую вязь. На следующий раз пригодится.

При всех сложностях общения отношение к приезжим в стране очень доброжелательное. Таксисты, понятное дело, «забывают» включать счетчик, а позже требуют огромные суммы за пустяшный проезд; продавец попробует недодать вам сдачи, а аксакалы у мечети будут требовать денег за бесплатный вход — но все это происходит в любой другой восточной стране, где жители в каждом европейце видят миллионера. Гораздо интереснее то, что люди в Сирии не просто обращают на иностранцев внимание — они высовываются из окон, останавливаются на ходу, они провожают горящим от изумления взглядом, они изо всех сил кричат «хеллоу!», пытаясь заслужить хотя бы взгляд белого человека. Особым почетом пользуется белая женщина, в чем моя жена имела возможность убедиться. За всю нашу сирийскую эпопею не было, пожалуй, ни единого человека, не обратившего на нее самого пристального внимания. К таким особенностям восточного обращения мы уже привыкли и просто-напросто старались не надевать на себя ничего вызывающе европейского (шортов или платьев, к примеру). Тем более что при входе в мечеть женщин все равно просят нарядиться с головой и руками в черную накидку.

Хуже то, что в Сирии за нами ходили. Может быть, за туристами принято следить — не знаю. Я не склонен рассуждать о причинах такого поведения туземцев. Констатирую одно: трижды мы видели, как человек, подмеченный нами где-нибудь в Старом городе, спустя несколько часов снова оказывался у нас за спиной совершенно в другом месте. Этот человек делал вид, что не замечает нас (что выглядело вдвойне подозрительно, потому что все остальные пялятся в открытую), проходил мимо, прятался за строениями и вообще вел себя довольно странно. У нас родилось два предположения: либо это сотрудники спецслужб, призванные смотреть за туристами (не нагадят ли на портрет президента Асада, расклеенный на каждом углу?) — но тогда спецслужбам остается только посочувствовать, кадры у них работают из рук вон плохо. Либо любопытство местных жителей заходит настолько далеко, что, увидев европейцев, они бросают свои дела, следуют за ними и изучают их поведение. В пользу этой версии склонил нас мальчик на велосипеде, в городе Пальмира проехавший мимо нас раз двадцать за один час и отставший только после моих проклятий, обращенных Пророку.

3. Пальмира

Сюда едут автобусы с дамаскского автовокзала Пульман (по-арабски «гараж пульман»), путь занимает три часа. Очень живописна дорога: спустя час после выезда автомастерские и бесконечные рынки сменяются пустынным ландшафтом, в котором лишь изредка посреди песчаной дымки виден оазис – впервые мною увиденный именно здесь – или черные шатры бедуинов, каким-то чудом находящих здесь корм для своего овечьего стада. Последнее время бедуины все чаще селятся поближе к городам, на каких-нибудь пригородных пустырях, тем самым кощунственно нарушая сложившийся веками образ жизни. Возле Пальмиры их кучкуется особенно много, и потому главным номером местных ресторанов являются деликатесы бедуинской кухни, а главной особенностью сувенирных магазинов — костюмы и украшения бедуинских женщин.

Но туристы, понятное дело, едут в Пальмиру не за этим. Остатки древнего города римской эпохи привлекают их гораздо сильнее. Не сказал бы, чтобы на мой взгляд эти груды мрамора и десятки колонн без крыши составляли чудо света — меня, как и многих других, больше впечатлили башни-гробницы, построенные в тот же период в пустыне неподалеку от города. В тяжелую годину 1-2 веков нашей эры людей как-то не слишком привлекало рыть землю, для того чтобы хоронить там народ. Богатые семьи строили в пустыне башни из песчаника, где на четырех-пяти этажах в стенах делали нечто вроде пазов для саркофагов, как в письменном столе для ящиков. В одной башне могло уместиться до сотни покойников, поэтому семьи успешно продавали лишние места своим менее богатым согражданам. Все это — за исключением собственно саркофагов — сохранилось и выглядит очень мистически. Две наиболее крупные башни открываются для осмотра специальным человеком — каждый час.

Ближе к вечеру все небольшое туристическое сообщество Пальмиры собирается на близлежащем холме, где арабы в средневековье отстроили небольшой замок. Защитить этот замок, по-моему, их ни от кого так и не смог, но зато гарантировал будущим поколениям шикарный вид на город, римские развалины, долину гробниц и сирийскую пустыню. Где-то за Пальмирой видны уже совсем глухие места, по которым дорога идет в разрушенное войной Междуречье.

Есть люди, которые проводят в Пальмире два или даже три дня, а потом еще жалуются, что им не удалось посмотреть что-нибудь важное. Эти люди презрительно сплюнут, прочтя мой рассказ, потому что на свете всегда будут бороться две точки зрения на туризм:

а) надо успеть посмотреть как можно больше всяких мест;

б) каждое место надо осмотреть как можно более тщательно и не уезжать, пока не осмотришь все.

Сторонники группы А считают страны и города, которые посетили. Они лелеют мечяты осмотреть весь мир, но ни в одном городе не задерживаются больше недели — потому что к концу этой недели все храмы, дворцы и рестораны уже кажутся на одно лицо. Сторонники группы Б ездят в одну и ту же страну по пять раз и вновь находят там что-то для себя новое. Где-то к четвертой поездке им начинает казаться, что они уже порядком подзабыли, как выглядит какой-нибудь храм, и они вновь отправляются на его осмотр. При этом они криво усмехаются, узнав, что их знакомый провел в стране только неделю и поехал дальше. «Ну что он мог увидеть за неделю?» — спрашивают они себя. — «На осмотр одного Дамаска не хватит пяти дней!»

Следующая стадия этой болезни — опасное привыкание к определенной стране, стремление ездить в отпуск только туда и никуда более. Все остальное начинает раздражать. Вскоре ограничивается и место пребывания. «На следующий год снова поедем в Пальмиру, в отель Tower!» — восклицают они друг другу, хотя в этой Пальмире их уже каждая собака знает, и нет такой гробницы, которую они не излазили бы вдоль и поперек. В то же время жизнь проходит, и они никогда не узнают, что на свете есть и другие симпатичные места…

4. Север Сирии

Например, город Хама, которая может быть по праву названа красивейшим и самым приятным местом в Сирии. Она подобна оазису тишины, покоя и свежего воздуха среди восточных базаров Сирии. Здесь немного людей, сравнительно мало шума на улицах и приставучих торговцев, зато катит свои воды река Оронт, на которой бесконечно скрипят и вертятся гигантские деревянные колеса («нории»), вот уже 500 лет подавая воду на городские акведуки. Это уникальные сооружения, которые, пожалуй, одни стоят того, чтобы приехать сюда. Всего сохранилось 17 норий, маленьких и больших, в более или менее удовлетворительном состоянии. Большинство из них можно посмотреть вблизи или даже взобраться по каменным ступеням к основанию колеса. Между прочим, именно отсюда, с Ближнего Востока, крестоносцы принесли в Европу идею водяных мельниц — как, впрочем, и ветровых.

Кстати говоря, наследие крестоносцев занимает в Сирии и Ливане не последнее место среди памятников архитектуры. Бурные политические передряги 11-13 веков оставили свой след прежде всего в обилии замков, которых здесь не меньше, чем в долине какой-нибудь Луары. Замки строили и сами крестоносцы, и их противники мусульмане. Особенность замков заключается в том, что взять его приступом не всегда возможно, поэтому осаждавшими применялись различные ухищрения типа отравления воды, Троянского коня, лазутчиков и предателей. В результате замки переходили из рук в руки без значительных разрушений, а новые владельцы их еще и заново укрепляли. Продолжалось это до тех пор, пока наконец дальнобойная артиллерия не доказала человечеству, что все эти замки — бессмыслица. Теперь за каждую крепость сирийское правительство взимает фунты, и после пяти-шести посещенных замков их названия и внешний вид мешаются в голове. Остаются только исторические параллели: «Вот здесь была штаб-квартира секты ассасинов. Здесь жил Саладин. Здесь он тоже хотел жить, но так и не смог проломить стены и убрался в № предыдущий» и так далее.

Но прежде всего стоит посетить знаменитый сирийский Крак-де-Шевалье, в 60 км к западу от города Хомс. Сам Хомс не представляет ничего примечательного — большой, шумный, безынтересный город — но туристы едут сюда именно для того, чтобы взять микроавтобус до Крак-де-Шевалье, замка крестоносцев 12 века. Замок сохранился идеально, со всеми его помещениями, тайными ходами наружу, рядами стен и башен. Внутри находились, помимо помещений для жилья, конюшни, залы для игр и торжеств, церковь, склады и многое другое, что позволяло рыцарям-госпитальерам жить здесь в условиях осады несколько лет. Египетский султан Бейбарс в 13 веке сумел-таки неимоверными усилиями разломать внешнюю стену, но за ней оказалась стена внутренняя, гораздо крепче первой, после чего султан так расстроился, что выманил крестоносцев наружу обманом и дал возможность беспрепятственно убраться в Европу. Сегодня европейцы платят за вход в замок по 6 долл. за голову (студенты 0,2 долл.). Правда, внешнее, захватывающее дух впечатление о замке оказывается обманчивым — внутри, когда шныряешь по темным казематам и каменным мешкам комнат, очарование сильно спадает.

Замки Сирии и Ливана можно изучать не одну неделю. Приличная цитадель сохранилась почти в каждом городе. Одна из самых величественных — в городе Алеппо, втором по величине в Сирии. Сам Алеппо — город рынков, их здесь удивительное множество. Торгуют всем, причем не только арабы, но и весьма многочисленные турки. Судя по репликам ряда торговцев, русские лица здесь не в новинку; наши соотечественники, впрочем, едут в Алеппо вовсе не цитадель смотреть, а заниматься челночным бизнесом. Мы же отправились в крепость (ее крестоносцам так и не удалось взять) и наблюдали с высоты брустверов панораму города и окрестностей.

Арабские города испортил бетон. Именно после изобретения бетона они утратили большую часть своего колорита и превратились в пыльно-серые свалки стройматериалов. Бетон повсюду — из него сделаны жилые дома и большинство общественных зданий, он валяется в виде шлакоблоков на всех пустырях, пугая торчащей ржавой проволокой. Из него строят и мечети, после чего их уже никому не хочется фотографировать. Все это покрывает бетонная пыль, и в итоге с высоты птичьего полета цветастый восточный город, переживший не одно тысячелетие, выглядит как нелепый цементный завод.

Итак, по прошествии пятого дня нашего пребывания в стране мы сделали вывод, что достаточно видели Сирии. Мы посмотрели Дамаск, христианские святыни, видели Пальмиру и Хаму, Хомс и Алеппо, посетили десяток каменных мешков-крепостей. На остаток отпуска у нас был забронирован отель на берегу Средиземного моря в ливанском Библосе и билет на самолет Бейрут-Москва.

5. Ливан.

Ливан напугал, восхитил и поразил нас одновременно. На границе, куда мы прибыли на допотопном микроавтобусе из города Хомс, нам поставили выездной штамп Сирийской Арабской Республики, но впускать в Ливан не пожелали. Пограничный офицер заявил, что достичь его страны можно лишь воздушным путем. Я информировал его, что звонил в посольство и что там считают по-другому. Он резонно заметил, что ему тут виднее. Я сказал, что вылетаю из Бейрута и имею бронь в отеле в Библосе. Он ответил, что для него это все детский лепет. Через полчаса препирательств на английском и французском языках выяснилось, что дело в моей жене — незамужних женщин от 17 до 30 лет в Ливан не пускают принципиально. Вот здесь-то и пригодилась фальшивая копия свидетельства о браке на английском языке, заверенная левой печатью якобы нотариальной конторы. Этот великолепный документ я сварганил на домашнем компьютере и здесь же распечатал. Наши паспорта и подлинник свидетельства о браке не произвели на ливанцев никакого впечатления, но грубой фальшивкой они просто залюбовались. Визы были открыты незамедлительно (по 17 долл.), и весь коллектив погранзаставы приветствовал нас на ливанской земле.

Ливан — страна контрастов. Прежде всего это касается религиозных устоев населения, которое делится примерно поровну на суннитов, шиитов и христиан. Надо сказать, что и сирийские мусульмане верят в бога серьезно. В лавках и кафе нередко можно видеть молящихся продавцов. Половина женщин на улицах ходит в черных платках и с полузакрытыми лицами (чтобы материя не спадала с лица, некоторые сирийки эротично держат ее зубами). В Ливане же мусульманские семьи и вовсе выглядят фанатичными. К пляжу нашего отеля в Библосе рано утром стекались несколько таких семей: два-три мужчины, семь-восемь женщин. Закутанные во все черное, с закрытыми головами, лицами, ногами, в черных перчатках, они, бедные, даже не могли коснуться воды, и выражение их молчаливых лиц при виде моей жены, фыркающей от удовольствия в теплой прозрачной воде, осталось для нас загадкой. Скорее всего они считают, что так и должно быть, и не расстраиваются. Но при взгляде на них становилось грустно.

Чтобы не провоцировать шок местного населения, лучше всего купаться и загорать именно в Библосе — наиболее продвинутом островке европейской цивилизации в Ливане. В Сирии тоже есть море — так утверждают географические карты и некоторые из путеводителей. Но, говорят, отелей так крайне мало, а морская вода загрязнена сверх меры, так что купание не приносит особого удовольствия. Однако я подозреваю, что туристы не едут туда из-за сирийцев: потому что во время купания белого человека они наверняка собираются большими толпами и непрерывно смотрят за его передвижениями, а то и плывут за ним. Так мне кажется.

В Библосе этого не происходит. Сюда приезжают «оттянуться» представители золотой молодежи Ливана. Они одеваются по европейской моде, ходят в маронитские или армянские церкви (последних в Ливане особенно много), едят в ресторанах и пиццериях, пьют Кока-колу. В Сирии, да и в северной части Ливана всего этого практически нет. В Сирии, к примеру, продукция компаний Кока-Кола или Пепси нами не замечена — зато выпускаются местные аналоги, внешне очень схожие с оригиналами. Названия поэтические: «Угарит Кола» или «Cheer Up» (вместо «7 Up»). А в Библосе есть даже «Пицца-Хат», и кафе-кондитерские с французскими круассанами. Жизнь здесь намного дороже, чем в соседнем городе Триполи, но столь же и комфортнее.

Кроме того, Библос представляет остатки десятков культур, последовательно сменявших друг друга на ливанском побережье последние 5-6 тысяч лет. Амориты, гиксосы, филистимляне, финикийцы, греки, римляне, византийцы, арабы и крестоносцы, а потом снова арабы и турки — все они старались оставить в этом городе свой след. В результате на сегодняшний день центральная часть Библоса представляет собой сплошные раскопы — из-под земли извлекают все новые и новые архитектурные памятники, которые тут же перемещают в сторону, чтобы освободить место для еще более древних фундаментов. Особенно ценные находки перемещают в Национальный музей, булыжники и остатки колонн оставляют в Библосе.

В Библосе мы неспешно отдыхали три дня, смывая с себя в Средизменом море пыль городов, базаров и пустыни. В последний день пребывания в Ливане мы отправились в Бейрут — не скажу, чтобы столица оставила у нас положительное впечатление. Здесь было бы в самый раз снимать фильмы по мотивам книги Апокалипсиса. Гигантское количество допотопных, смрадных автомобилей, помноженное на полное отсутствие правил дорожного движения, создают ощущение паники. Нечто подобное было уже со мной как-то раз в 16-миллионном Каире, но там я во всяком случае знал, где гостиница, а в Бейруте у нас был лишь вечер перед посадкой на самолет. Аэрофлот, как всегда, взлетал глубокой ночью. В результате, потерпев поражение при попытках объяснить таксистам, что мы хотели бы увидеть центр города («Здесь всюду центр» — был ответ), мы отправились на пару часов в Баальбек, жемчужину Ливана и всего Ближнего Востока.

Храмовый комплекс в Баальбеке сохранился для этих мест просто идеально, учитывая почти двухтысячелетний период амортизации. Два гигантских святилища, построенные в римском стиле, размерами превышают все наследие античности, которое мы видели до сих пор, вместе взятое. Они могут затмить даже афинский Парфенон — по размерам и по степени сохранности. Мы приехали сюда к самому закату: во-первых, потому что хотели запечатлеть игру оранжевых светотеней, а во-вторых, такова была воля Аллаха, подсунувшего нам припадочный автомобиль с таковым же водителем. Мотор не тянул в горку, ревел от натуги, так мерзавец-водила еще полчаса тащил нас на дом к своему знакомому, чтобы тот сторговался с нами о цене поездки, так как сам старик не знал ни слова на языках Европы. Знакомый тоже оказался несведущ в языкознании, и тогда мы выскочили из автомобиля и некоторое время бежали с чемоданами по шоссе Бейрут-Баальбек. Водитель-полиглот не смог нас догнать, так как неосмотрительно пытался сделать это на автомобиле. Вскоре мы поймали следующее такси.

Наконец, ливанский народ преподнес нам последний сюрприз. На закате дня, когда оранжевые светотени уже превращались в сумрак, мы были приятно удивлены, обнаружив, что входные ворота на территорию Баальбекского храма закрыты, а страж ушел домой спать. Колючая проволока отделила нас от внешнего мира. Так что мы еще некоторое время пошлялись по храму, пока не были найдены.

После хаоса и дискомфорта Востока мы всегда думаем о Европе. Садясь в прохладные кресла авиалайнера, чтобы вылететь в Москву, мы всегда говорим себе, что в следующий раз обязательно полетим на запад — туда, где на дорогах есть указатели направления, где карта города соответствует его топографическим очертаниям, а поезда приходят и уходят вовремя. Но я точно знаю — в тот день, когда мы попадем в чистую, вылизанную и выстриженную Европу, мы снова начнем мечтать о волшебных чудесах, милой безалаберности и неизведанных памятниках Востока.