16. СУРОВОЕ БУССЕ

Но вернемся, так сказать, к хронике текущих событий.

Из-за того, что по погодным условиям Курилы меня принимать отказались, я, как уже говорила, решила подробно осмотреть Сахалин, а именно почтить визитом его центр и север. Ближайший вояж у меня намечался через пару дней, а пока, чтобы мне напрасно не терять времени, и в качестве компенсации за несостоявшийся Кунашир, Саша предложил съездить с ним на озеро Буссе. Буссе находилось в ста с лишним километрах от Южно-Сахалинска, ехать туда надо было через город Корсаков, и мы отправились в путь.

До Корсакова предстояло ехать 50 километров. Дорога шла по холмам, но сама по себе была мало интересной. Сам же Корсаков на меня тоже не произвел особого впечатления. По словам Саши, раньше это был чудесный городок, на каждом углу здесь продавали всякие морские вкусности, но сейчас он пребывал в явном запустении – с разбитыми дорогами, обильной пылью и скудной растительностью. Возможно, негативно сказывался на нем строившийся поблизости некий газовый завод. Потом мы проезжали мимо него. Завод не представлял собой ничего особенного, но дорога к нему была разбита, как все в Корсакове, а наперегонки с нами по ней мчались груженые КамАЗы. Просто прелесть!

Как только мы проехали завод, погода резко изменилась – тучи сгустились и осели так низко, что казалось, до них можно было достать рукой. Мы ехали по берегу Анивского залива, в котором корейцы собирали морских гребешков.

Через какое-то время на горизонте появился поселок Озерский, состоявший из двух рядов домов: первого с деревянными серыми одноэтажками – вдоль самой кромки воды и второго с жилыми многоквартирными двухэтажными строениями, типа колхозных – сразу за ним. В Озерском мы остановились и зашли в продуктовый магазин, где я поразилась абсолютно московским рыбным ассортиментом с добавлением лишь единственного вида выловленной местной рыбешки в вакуумной упаковке.

К Буссе мы подъехали уже к вечеру. В прорехи туч просвечивало заходящее солнце, окрашивая озеро в серебристый цвет и придавая ему необычайную суровость. Саша сказал, что, как правило, оно всегда бывает гораздо приветливее, но сейчас дул сильный ветер, и озеро выглядело хмуро. Вообще-то, по своей сути Буссе было не озером, а большой лагуной, соединялось с морем узким проливом, а поэтому было даже соленым.

Мы проехали вдоль него и почти достигли его оконечности, как вдруг перед нами образовалось препятствие в виде впадавшей в Буссе реки и разрушенного деревянного моста через нее. Этот мост построили всего несколько лет назад, но прогнил он почему-то очень быстро. И когда однажды по нему проезжал неизвестно откуда взявшийся БелАЗ, то гнилые доски рухнули в реку вместе с ним. Хорошо еще, что река была мелкой, а течение не быстрым, и водитель отделался легким испугом.

Мы повернули назад и к ночи вернулись в Южно-Сахалинске. Погода в отличие от Буссе здесь оставалась приличной, и на следующий день я наметила поездку в расположенный на берегу Татарского пролива город Невельск.

17. ГОРОД-ЛЕНИНЕЦ

Невельск находился недалеко. На автобусе, который отправлялся каждый час с южно-сахалинского автовокзала, до него предстояло ехать около двух часов, и в 11 утра я тронулась в путь. Автобус оказался «ПАЗиком», ехал он быстро, а дорога шла серпантином через горный перевал. Но это был уже не Холмский перевал, да и сама дорога была совершенно другой, не асфальтовой, а грунтовой, с мелкими камнями. Поэтому ехали мы по ней, аки ежи в тумане, плотно покрытыми пылью. В деревнях пыль рассеивалась, и из окон автобуса тогда можно было разглядеть местных жителей, торговавших на обочине копченой рыбой…

Сам Невельск мне понравился сразу. Он, как Волгоград вдоль Волги, был вытянут вдоль Татарского пролива на несколько километров. С одной стороны блестели от яркого солнца воды пролива, с другой — красовались изумрудные сопки. Улиц было всего две, а дома, окруженные зеленью, являли собой довольно-таки приличные пятиэтажки. Невельск был небольшим городком, прозрачным и светлым. Из предприятий здесь все еще работал рыболовецкий порт, на территорию которого я проникла совершенно беспрепятственно. В порту у причалов по две-три штуки сразу, словно приклеенные друг к другу, стояли ржавые корабли, моряки их чинили, на берегу рассматривали и складывали в кучу похожие на огромные корзины сети, занимались еще какими-то важными делами, только, вот, рыбы я там, честно говоря, так и не заметила.

Еще в Невельске был краеведческий музей, коий я посетила, дабы познакомиться с городской историей. В музее, как полагается, хранились найденные в окрестностях кости всяких доисторических животных, чередовавшиеся с различными палками-копалками первобытных людей и нарядами айнов. Но, главное, что я выяснила, что город удостоился своего названия в честь знаменитого исследователя Невельского. В середине 19 века считалось, что река Амур в океан не впадает, а у его берегов элегантно поворачивает обратно. Невельской сие народное заблуждение решил опровергнуть и отправился в дальневосточное странствие. Опровергнуть ему это удалось достаточно быстро, а за одно и доказать всему человечеству, что Татарский пролив, оказался проливом, а не заливом, как считалось раньше, а еще есть такой остров на свете, как Сахалин!

Сегодня же главной достопримечательностью Невельска несомненно был его мэр, об имени которого я умолчу, дабы не пиарить его политическое лицо. Надо сказать, молва о его «примечательности» докатилась аж до Южно-Сахалинска, потому что впервые я услышала о нем именно там. Невельский мэр любил себя очень сильно, то есть больше всех. А дабы народ тоже имел представление, кого надо любить в первую очередь, он обязал местную газетку писать про себя чаще и активнее. Причем не просто писать, а так, чтоб читатель знал своего героя в лицо, то есть обязательно украшать текст фотографией. Апофигеем всего стал репортаж об открытии крематория с улыбающейся физиономией мэра на переднем плане!

Еще невельский мэр учредил праздники. Дело было в том, что в этом году многие сахалинские города отмечали юбилеи. Невельск же свои 50 лет отметил пару лет назад, то есть 2004 год юбилейным годом для этого города не становился никак! «Жаль!» – наверное, подумал мэр и решил наряду со всеми отметить тоже 150-летие. Как народу объясняли, почему их родной город внезапно постарел на целый век, осталось за кадром, да и народ, в принципе, был не против повеселиться в выходные. Но невельский мэр пошел дальше, а именно распорядился со всех работников муниципальных учреждений собрать по две тысячи рублей «благотворительного взноса на празднование юбилея города»! Тут-то все и прибалдели!…

Еще одной интересной историей, правда, уже не касавшейся дел действовавшего мэра, была история катастрофы пассажирского корейского «Боинга», который сбили наши спецслужбы в конце 1980-х, приняв его за шпиона. Об этом потом раструбили все мировые СМИ. А упал самолет как раз в воды Татарского пролива недалеко от Невельска. Но история до сих пор считается темной. Как мне поведали жители Невельска, они потом нашли очень много кроссовок, прибившихся к берегу после катастрофы. Но все кроссовки были на левую ногу. Находили и пудреницы, все с разбитыми зеркальцами и почему-то полные пудры… И совсем не находили останков погибших людей… Зато, правда, в тот год в окрестностях Невельска развелось очень много креветок, да таких толстых, что подобных им никогда не видели в здешних водах. В общем, загадочно!..

Что же касается Невельска, как города, то в нем, кроме мэра, я обнаружила еще две местных оригинальности: любовь к Ленину и любовь к различным скульптурам. Впрочем, обе любви друг с другом перекликались. Так, первая выражалась как раз в сооруженных и до сих пор содержавшихся в полном порядке скульптурах Владимиру Ильичу. Так, к примеру, у здания администрации города стоял памятник Ленину, а рядом с ним два почти новых и ухоженных стенда. На одном из них мозаикой был выложен профиль Ленина, с гласившей рядом надписью: «Это мой город!». На другом — невельский пейзаж, герб города и серп с молотом. Да и в прочих местах в Невельске я то и дело встречала скульптуры и памятники вождю с незабываемыми выгравированными лозунгами: «Наше дело правое!», «Ленин всегда живой!» и т.д. Другие скульптуры тоже встречались часто. Была даже скульптура Гагарину, которая повергла меня в сильное удивление: у него-то какая связь с Сахалином? Оказалось все очень просто! Со старинных времен у мэров Невельска появилась традиция украшать город памятниками. Каждый сооружал по одному, по два, как говорили мне местные жители, с надеждой в душе, что когда-нибудь памятник поставят и им! Но пока, надо сказать, в воплощениях этих надежд еще не преуспел никто!

А если серьезно, то среди невельских достопримечательностей можно было выделить две: мол с сивучами и красивую деревянную церковь на вершине сопки.

Мол с сивучами, то есть морскими львами, считался визитной карточкой Невельска. Очень часто на картинках и фотографиях в сахалинских журналах мне встречалось изображение ревущего сивуча на моле на закате солнца, отснятое в Невельске. Мол находился на окраине города, где местные жители организовали пляж. С берега сивучи представляли собой черные точки, ревевшие так громко, что звуки, несмотря на сильный ветер с суши, разносились на всю округу. Но увидеть их вблизи мне, увы, было не суждено. С одной стороны мол размыло волнами, и он превратился в самый настоящий остров, который и облюбовали сивучи. Подплыть к ним можно было разве что на лодке. Ее-то существование я и попыталась выяснить у загоравшего на пляже товарища. «Сколько себя помню, отсюда лодки на мол не плавали, — поведал мне товарищ. – А вообще, в том месте, где его размыло – мель, воды примерно по пояс, так что можно и вброд перейти! Мы, кстати, так всегда делаем!». Вот, спасибо! В результате невельские сивучи остались для меня за кадром.

Церквушку же я посетила. Раньше на ее месте, на вершине сопки, стоял японский синтоизский храм. Потом в нем устроили дискотеку, а затем и вовсе снесли и построили деревянную православную церковь, разбили вокруг нее цветники, а неподалеку оборудовали смотровую площадку, откуда теперь открывался прекрасный вид на Невельск…

18. «КАТОРЖНЫЕ МЫ…»

Из крупных (с ночевками) поездок по Сахалину у меня сложилось две. Одна из них была в Александровск-Сахалинский – первую столицу острова и бывшую столицу северного Сахалина. Съездить туда меня надоумила Люба.

В Александровск-Сахалинский предстояло ехать ночь на поезде до Тымовска, а потом еще полтора часа на автобусе. С билетами на поезд проблем не было никаких. Совершенно спокойно я обрела их на южно-сахалинском железнодорожном вокзале. Не знаю, для каких таких целей (для антитеррористических, что ли?), но до самой подачи на пути нашего локомотива, выход пассажиров на вокзальные платформы был кардинально закрыт. А осмотреть я, наконец-то, собралась японскую узкоколейку, ту самую, которая до сих пор была единственной железной дорогой на Сахалине, и по которой мне предстояло отправляться в путь. Впрочем, когда я все-таки ее осмотрела, она на меня, надо сказать, не произвела абсолютно никакого впечатления: ну, да – была чуть уже обычной, и даже если широко расставить ноги, можно было вполне спокойно, без посадки на шпагат своего бренного тела, постоять немного на рельсах! Но на этом все ее отличия от прочих железных дорог заканчивались. Поезд был тоже вполне обычным. Правда, во всех сахалинских поездах почему-то отсутствовали как класс плацкартные вагоны, вместо которых на выбор предлагались купейные или общие.

Ехала я в купейном и в девять часов следующего утра без приключений прибыла в Тымовск, где обнаружила два «ПАЗика» до Александровска-Сахалинского. В один сажали людей с билетами, а во втором пассажиров обилечивали на месте. В путь автобусы тронулись одновременно. Прибыли тоже одновременно.

Александровск-Сахалинский располагался на берегу Татарского пролива и в пору, когда японцы захватили у нас южный Сахалин, был столицей северного Сахалина, а за одно самым развитым и крупным городом острова. До этого, в конце 19 века, он тоже скромностью не отличался и именовался Александровским Постом, на который привозили ссыльных каторжников со всей страны и лишь затем распределяли по всему Сахалину. Но теперь Александровск-Сахалинский был весьма провинциальным городком, разбросанным и даже не очень уютным, в основном с каменными двухэтажными домами и частным сектором, а от его былого столичного величия остался только потертый стенд на центральной площади рядом с мэрией, гласившей о городской истории.

Я выбралась из автобуса на городской автостанции. В мои планы входило осмотреть местные музеи, а потом добрести до Татарского пролива (Александровск-Сахалинский располагался не на самом берегу) и насладиться прекрасными видами. Музеев оказалось аж два: краеведческий и литературный. Краеведческий являл собой обыкновенный деревенский дом с двориком, по которому разгуливал толстый дымчатый кот. Парадная дверь была наглухо закрыта, и я пошла к черному ходу. Тут дверь наоборот была распахнута настежь, а проход закрывала штора-тряпочка.

«Ау! Есть кто живой?»– прокричала я.

«Кто здесь?» — высунулась из-за шторы испуганная бабулька.

Сильно подивившись тому, что я пришла осматривать ее музейные владения, бабулька велела мне идти к парадному входу. Сама же скрылась в музейных дебрях. Через минуту на парадном входе щелкнула задвижка, и дверь открылась.

В музее я обозрела много фотографий старого Александровска-Сахалинского, интерьер комнаты военного времени, документы известных местных жителей и чучела разных животных. Бабушка мне поведала, что эти чучела изготовил их местный чучельник, знаменитый даже за границей, а животных на Сахалине живет около половины разновидностей от всех с территории бывшего СССР. В принципе, значит, не всех загубил.

После Краеведческого я отправилась в музей Литературный. Располагался он в другой части города, неподалеку от берегов Татарского пролива среди домов частного сектора. Музей был посвящен Чехову. Дело в том, что Антон Павлович, решив спутешествовать на Сахалин, оказался нашим человеком. Причину своего желания, похоже, не знал и он сам, но в путь отправился.

В музее я сошла за студентку и за 20 рублей получила предложение послушать экскурсию. Моим экскурсоводом была приятная дама – настоящая энтузиастка, которой, похоже, просто нравилось рассказывать непосвященным о любимом Антоне Павловиче.

В общем, как я уже говорила, что конкретно потянуло Чехова на Сахалин, осталось за кадром, но к путешествию он стал готовиться основательно. Изучил «Фрегат Палладу» Гончарова, «Соколинца» Короленко, накупил всяких полезных вещей и двинулся в дорогу. До острова Чехов добирался по-разному – скакал на лошадях, плыл по рекам на кораблях, даже иногда пешком шел и добрался, наконец. Когда он подошел на корабле к берегам Александровска-Сахалинского, кругом горел лес, и Чехов, будучи человеком трепетным, впал в печаль. Но потом, когда он вышел на пристань, его вдруг окружили каторжники, которые разом поснимали шляпы и поклонились ему в пояс. Тут уж Антон Павлович чуть было не загордился, но вскоре все объяснилось очень просто. По местным законам, каторжники должны были кланяться всем свободным людям, что и делали, а писателя-то они в нем абсолютно не признали.

Устроился Антон Павлович в небольшом домике одного из поселенцев, как раз в том, где сейчас был музей. Поселенцами на Сахалине считались отнюдь не абсолютно свободные люди, прибывшие сюда в меру своих всяческих побуждений. Ими были бывшие каторжники. Когда заканчивался их каторжный срок, они оставались здесь на поселение, чтобы заработать на обратный билет до родимых краев, а за одно вернуть себе все свои звания и регалии, кои теряли, как только попадали на каторгу. В результате поселенцы дома свои обустраивали очень редко, надеясь в глубине души (где-то очень глубоко) поскорее накопить денег и убыть на материк. Поэтому в их домах не складывалось никаких традиций и обычаев, а быт заключался в соблюдении элементарных норм и порядков. Впрочем, кое-какие приспособления для облегчения быта у них все же имелись.

Например, экскурсовод неожиданно вручила мне странную доску, вырезанную с одной стороны волной, и что-то вроде скалки и изрекла: «Это утюг. А теперь догадайтесь, как им пользоваться?». Фантазия моя, надо сказать, тут явно подкачала, и через пять минут умственных усилий я сдалась. Оказалось, на «скалку» предполагалось наматывать требовавший глаженья аксессуар, вместе с ним она клалась на стол, а волнистой доской ее с нажимом катали. Аксессуар действительно успешно гладился. А приспособление называлось рубель.

Что же касается каторжников, то жилось им, в принципе, на мой взгляд, неплохо. Вкалывали они в основном на лесозаготовках, строительстве и в сельском хозяйстве. Зато и получали за это нехилую денежку – аж по 25 копеек в день (это в те времена, когда теленок три рубля стоил). К тому же им полагался месячный паек, состоявший из пяти килограммов мяса, муки на 15 буханок хлеба, крупы и прочих харчей. И это несмотря на ежедневный казенный корм! Ну, плохо ли? Преступлениями, совершенными на каторге, считались только убийства и побеги. За это отличившимся брили по полголовы, освобождали от всех работ и, наряду с особо опасными преступниками, приковывали к тачкам. С этими тачками они должны были жить всю оставшуюся жизнь – спать, есть, ходить по делам и т.д. Считалось, что от такого бытия они страдали психологически. Ну-ну!

Особенно же недурно жилось каторжным женщинам. Им полагался такой же паек, как и мужчинам, но к работе они не привлекались, жили не в тюрьме, а в обычных домах и свободно перемещались по поселению. Кроме того, их было гораздо меньше мужчин, а именно в 20 раз, поэтому дам там ценили на вес золота! Вот жизнь-то! Замуж, правда, их никто не приглашал, но гражданские браки на каторге были очень распространены, причем из-за своего меньшинства женщины сами выбирали, с кем им жить, потом подписывали бумагу о согласии и дальше занимались только домашним хозяйством. Впрочем, когда «муж» им до смерти надоедал, они были вправе сменить его на другого.

Кстати, в Александровске-Сахалинском отбывала каторгу Сонька Золотая Ручка. Но она и тут отличилась, и была единственной дамой, которую заставили носить кандалы. Когда каторгу на Сахалине закрыли, Сонька уехала во Владивосток, где ее следы полностью утерялись. А в музее в Александровске осталась ее фотография, и, когда разные криминальные авторитеты случайно сюда попадают, то вытягиваются перед ней по стойке «смирно» и отдают честь. О, как!

Впрочем, не всем женщинам на каторге жилось вольготно. Страдали тут, так сказать, честные жены, прибывшие вслед за осужденными мужьями. Паек они не получали и жили на один с мужем. В результате муж постепенно зверел, в конце концов, изрекал: «Иди-ка ты работай!» — и переставал кормить законную супругу. А супруга из-за того, что особой работы для нее на каторге не было, шла… на панель. Вот вам и проза жизни!..

Чехов пробыл на Сахалине несколько месяцев. За это время он осмотрел местные школы и больницы и пришел в ужас. Больницы, по его мнению, в то время отставали на двести лет, школы же, вообще, были в полном упадке. Учебники в них отсутствовали, как вид, а детей учили политзаключенные, потому что только они тут были грамотными. Антон Павлович проявил милосердие – он попросил своего брата прислать на Сахалин школьные учебники, а сам вовсю давал здешним бедным людям в долг, прекрасно понимая, что никогда его не получит обратно. Уже потом, по возвращении домой, вместо денег он получал от благодарных сахалинских бедняков письма: «На Ваши деньги я купил корову, и мои дети теперь сыты!..».

19. ОСОБЕННОСТИ БЫВШЕЙ СТОЛИЦЫ

Экскурсия по музею у меня закончилась обменом любезностями с экскурсоводом. Ее рассказ, надо сказать, на меня произвел сильное впечатление – редко, когда встречаются люди, умеющие повествовать так живо. Молодцом! В знак признания я вручила ей очередную фирменную ручку, а она спросила, где, собственно, я собираюсь ночевать? Ночевка в Александровске-Сахалинском в мои планы не входила, и экскурсовод по этому поводу впала в небольшую печаль – по ее мнению, на осмотр города не хватило бы и двух дней, а я, такая-сякая, решила осмотреть его за один!

Расставшись с милой женщиной, я отправилась на берег Татарского пролива. Воплощение этого действа оказалось непростым. Несмотря на то, что Литературный музей находился практически на оном, мне пришлось возвращаться в центр и ехать аж на автобусе, а все из-за того, что дорогу в нужном месте перегородили. На берегу же имелось целых три достопримечательности. Во-первых, в море, у самого берега, стояла природная скальная композиция «Три брата», представлявшая собой рядок из трех похожих друг на друга живописных скал и считавшаяся, ни много, ни мало, визитной карточкой острова, кою я успешно осмотрела. Во-вторых, чуть поодаль находился мыс Жонкиер с прорубленным сквозь него каторжниками туннелем и древним маяком на вершине. Туннель каторжники прорубали, чтобы сократить путь до какой-то там деревни, вели его навстречу друг другу, но просчитались, и он получился кривым, зато до сих пор сохранял дух того времени. А в-третьих, за Жонкиером в полутора часах ходьбы был 70-метровых водопад, отличавшийся невообразимой красотой.

Когда я прибыла к берегам Татарского пролива, на нем неожиданно оказались шторм и прилив одновременно. Мутные бурные волны накатывались на берег, но ни чуть не мешали немногим отдыхавшим сахалинцам в них радостно плескаться. Зато помешали мне. Берег был крутым и травянистым и отделялся от моря лишь узкой щебенистой полоской, заливаемой волнами. Ближе к Жонкиеру эта полоска вообще пропадала, а скалы грозно спускались в море. В прилив пройти к мысу было невозможно, и я, поняв, что водопада мне уже не увидать при любом раскладе, решила дождаться отлива, попробовать пройти к мысу во время оного и осмотреть туннель, а пока позагорать. Позагорала я, надо сказать, эффективно, а достичь Жонкиера мне так и не удалось – отлив хоть и начался, но шторм при этом не унялся…

Я решила возвращаться в Тымовск. До автобуса оставалось около часа, и я подумала, что вполне успею перекусить. И вот тут-то я вплотную познакомилась с местным «обычаем». Кафе было вполне культурным, в евроремонте, еду готовили долго, но не убийственно, а за обед потребовали всего 90 рублей. Я дала пятьсот и стала ждать сдачу, решив по ее приносу десятку оставить на чаевые. Как бы не так! Вернули ровно 400!..

На автостанцию я пришла за десять минут до отправления автобуса. Касса была закрыта, а возле автобуса собралась толпа, как на митинг. Я спросила у бабушек, один ли он пойдет? «Не знаем, — ответили они. – Но все, у кого есть билеты, уедут!». Ага, а те, у кого нет? Подошел второй автобус. Водитель, поняв, что билета у меня нет, а касса все также закрыта, посоветовал поискать кассиршу среди толпы. Потом, очень удивившись, что я не знаю ее в лицо, он сказал, что «посадит меня сам». Вскоре в первый автобус загрузили часть пассажиров и отправили в путь, а потом очередь дошла и до нашего.

По дороге в Тымовск я убедилась окончательно, что здешние места отличаются особенной оригинальностью поведения местных жителей. Как-то наш автобус остановился на какой-то остановке и уже собрался отправиться дальше, как вдруг салон огласился воплями всех пассажиров: «Подождите! Подождите! Женщина бежит!». К автобусу действительно на всех парах мчалась женщина. Впрыгнув на последнюю ступеньку, она, едва переведя дыхание, спросила: «А куда этот автобус едет?». «В Тымовск», — ответили ей. «Ох!» — тяжело вздохнула женщина и стала колотить в закрывшуюся дверь только что тронувшегося автобуса. «А вам-то куда?» — спросили у нее ошарашенные пассажиры. «Мне-то? Мне домой!..» — ответила она…

Южно-сахалинский поезд прибыл в Тымовск за час до положенного времени. В течение этого самого часа к нему цепляли три дополнительных вагона и внутрь никого не пускали. Пришлось наблюдать чудесную картину под крышей какого-то недостроенного здания из-за начавшего накрапывать дождика. А на следующее утро от Поронайска до Макарова наш поезд долго шел вдоль берега Охотского моря, точнее, той его части, что романтически зовется заливом Терпения. Как раз из-за залива вставало солнце, и его волны были как будто серебряными!..

В одиннадцать часов меня встретил вокзал Южно-Сахалинска.

20. В САХАЛИНСКУЮ ПРОВИНЦИЮ

Вторая крупная поездка у меня сложилась по Сахалину в целом. Начало ей положил Дима, пригласив меня съездить в Пильво – в небольшой уютный поселок на берегу Татарского пролива, прозванный сахалинцами их местным Сочи. Примечательно Пильво было красотой природы, орущими сивучами на небольших островках в океане, теплыми водами этого самого океана и малочисленностью народа. Ехать предполагалась на поезде до станции Буюклы, где у Димы жили мама и бабушка с дедушкой, а затем по горной дороге на автобусе через районный центр Смирных, расположенный примерно в географической серединке Сахалина, неподалеку от той самой пятидесятой параллели.

Ночь в поезде прошла нормально, и в шесть часов утра мы с Димой вышли в густой буюкловский туман. Буюклы оказалось довольно-таки большим селом в три тысячи жителей. В нем были школа, магазины и даже кафе для дальнобойщиков, в последнее время пришедшее в запустение из-за отсутствия самих дальнобойщиков. Впрочем, раньше Буюклы были еще больше и красивее. Но в 1980-х годах здесь разразилось наводнение, затопившее аж больше ста домов.

Димина мама Надежда Константиновна попала в Буюклы по тому же сценарию, как многие сахалинцы на Сахалин – из родственников сюда на поселение прибыли ее рязанская бабушка и тюменский дедушка. Теперь она жила в обычном деревенском доме и работала учительницей в местной школе.

Надежда Константиновна встретила нас во дворе. Она оказалась еще очень молодой, стройной и красивой женщиной, завела нас в дом и накормила завтраком. Дом был большим, из трех комнат, длинного коридора и кучи подсобных помещений, с баней, огородом и лаявшим во дворе псом. Димина мама договорилась о нашей поездке в Пильво сама. В этот день туда шло аж два «ПАЗика» — рейсовый и от Смирныховского дома культуры, откуда местные артисты ехали выступать в Пильво на праздновании 110-летия поселка, которое как раз случилось. Надежда Константиновна забронировала нам места, на всякий случай, в обоих автобусах, объяснив всем, что журналисты из Москвы, мы, то бишь, хотим осветить в СМИ сие мероприятие. Мы несколько обалдели от такого расклада, но Надежда Константиновна, уподобившись, видимо, своей революционной тезке, велела нам не робеть, вручила взятые в школьном туркружке палатку и спальники, надавала в дорогу припасов в размере двух рюкзаков и усадила в машину до Смирных.

В Смирных мы ехали около получаса. Сам городок оказался каким-то серым и не слишком приглядным, полностью состоявшим из советских пятиэтажек и деревенских домов. На центральной площади с побитым асфальтом красовалось здание местной администрации, как водится, с памятником Ленину напротив. Около него мы дождались двух Диминых знакомых девушек Наташу и Надю, собравшихся ехать с нами в Пильво, загрузились в автобус и двинулись в путь.

Наш автобус был рейсовым, но сначала он почему-то поехал домой к водителю, где мы забрали его жену с ребенком, потом вернулся к администрации, постоял маленько и отправился… в магазин, где все желающие закупили продуктов, и только уже потом – в Пильво.

До Пильво нам предстояло ехать три часа. Дорога шла через невысокий горный перевал, а затем спускалась к морю. Впрочем, назвать эту дорогу дорогой можно было с трудом. По словам ехавшего с нами народа, еще в прошлом году в дождливую погоду, кататься по ней никто не рисковал. Теперь же, после «ремонта», она представляла собой глинистую трассу с неглубокими ямами, слегка посыпанную мелкими камешками. То и дело по пути нам встречались ручьи и маленькие речки с прозрачной водой и с переброшенными через них мостами. Мосты были оригинальными – сбитыми из бревен, на которых, как две колеи, лежало по два настила из досок шириной как раз таких, чтобы проехать. В одном месте мост был разрушен, и мы переезжали речку вброд. На «ПАЗике»! Со стороны это, наверно, интересно смотрелось!

За все время, пока мы ехали, мы встретили только две машины. Деревни нам вообще не попадались, и лишь однажды у дороги возникла лесная делянка. Но, несмотря на отсутствие цивилизации, скучать мне не приходилось. После выпитого джин-тоника Диму постоянно тянуло на природу, останавливались мы в результате раз пять и, как правило, напротив зарослей лопухов. Так что, пока Дима кормил комаров, я рассматривала росшие в этих зарослях экземпляры. А они попадались что надо – до 70 сантиметров в диаметре!

Наконец, мы прибыли в Пильво. Им оказался небольшой поселок среди высоких сопок с серыми одноэтажными деревянными домами и бараками. Как только мы в него въехали, на дорогу перед нашим «ПАЗиком» выскочил мужичок в свитере и в резиновых сапогах. Он замахал руками, а затем резво вскочил на подножку остановившегося автобуса и широко улыбнулся.

«Кто здесь журналист из Москвы?» — спросил он, оглядывая публику.

«Тьфу ты!» — подумала я.

«Она!» — указал на меня Дима.

«А я председатель сельского собрания Костиков Николай Васильевич! – представился мужчина. – В общем, в случае проблем обращайтесь ко мне!».

Я его едва успела поблагодарить за заботу, как он так же резво выскочил из автобуса, а мы поехали дальше. Впрочем, тут мы совершили стратегическую ошибку. Дальше автобус пошел вдоль берега моря, отъехал от поселка на пару километров и остановился. Как оказалось, все, кому было надо, уже из него вышли, пока мы знакомились с Костиковым, а тут друзья и родственники водителя решили организовать стоянку для себя.

В печали мы тоже выгрузились из автобуса и стали пробовать ставить на берегу палатку. Берег в этом месте был песчаным, а сразу от него начинались скалы. Палатка же являла собой творение чьей-то гениальной мысли. Она была круглой, каркас крепился снаружи, для кольев имелись петли, но, как все это соединялось, стало для нас полнейшей загадкой. Начался дождь. В общем, после получасовой возни я поняла окончательно и бесповоротно, что с палаткой нам не совладать. Но возвращаться в Пильво на «ПАЗике» и просить у Костикова убежище было уже невозможно – в нем организовался «пикничок», и водитель выпил. Единственным вариантом оставалось идти в поселок пешком, но с вещами несколько километров… Мда-а!

Вдруг из автобуса высунулась жена водителя.

«Вас Наташа зовут? – спросила она меня. – Заходите в автобус, выпейте с нами, а потом решите, что делать!».

«От таких предложений в такую погоду, в общем-то, не отказываются!» — подумала я, и мы с Димой прошествовали в «ПАЗик». Ну, а наши девчонки решили поизображать из себя трезвенниц и остались мокнуть под дождиком.

В автобусе, кроме всего прочего, нас накормили бутербродами, опросили о жизни в Москве, а особенно быстро возлюбивший меня водитель, не обратив внимания на суровые взоры жены, даже пригласил на ловлю крабов, запланированную на сегодняшний вечер. Жизнь стала явно налаживаться, но подумать о поселении нам все же стоило, и мы вскоре решили выдвигаться в Пильво. Но, как только мы ступили из «ПАЗика» на землю обетованную, на горизонте показался «УАЗик» местной дорожно-патрульной службы. Бросится грудью к нему на капот мне не составило большого труда, «УАЗик» остановился, и высунувшийся из него страж порядка поинтересовался, что нам надо, после чего с ветерком доставил нас в центр поселка.

После 50 граммов договариваться с Костиковым о ночлеге стало проще простого. Пошли мы к нему с Димой и попросили, чтоб он нас куда-нибудь пристроил. Костиков сказал, что лично я могу жить у него в доме, но, услышав, что в одиночестве заселяться к нему я не желаю, в корне поменял решение и предложил рассмотреть вариант расположенного неподалеку лагеря Смирныховского интерната, куда нас могут заселить в любом количестве. Через пять минут вместе с ним мы на том же «УАЗике» ДПС уже ехали в сторону лагеря, который находился чуть дальше стоянки привезшего нас в Пильво автобуса. Представлял он собой две огромные палатки для мальчиков и для девочек, стол, глинобитную печку во дворе, воспитательниц и, собственно, мальчиков и девочек лет 13-14 отроду. Пока Костиков пошел договариваться о нашем ночлеге с начальником лагеря, жившим с семьей в ста метрах от самого лагеря в отдельной палатке, вечно бдящие воспитательницы попросили меня показать журналистское удостоверение. Подсунула им свое рабочее, сказав, что газета находится в нашем подчинении. Воспитательницы удовлетворились. Через пять минут вернулся Костиков и сообщил, что начальник лагеря требует предъявить меня. Пошли к нему вместе.

Начальником лагеря оказался весьма интеллигентный мужчина приятной наружности по имени Виктор Дмитриевич Якунин. Свой интернат, в котором он был директором, он вывозил в Пильво уже двенадцатый год. И это давало плоды – дети после отдыха становились гораздо бодрее и веселее, лучше учились и меньше страдали! Насчет нашего ночлега в лагере он был не против, сказал воспитательницам быстренько организовать нам места в палатках, а Костиков в придачу велел лагерному водителю микроавтобуса нас всячески опекать и возить, куда пожелаем. На сей оптимистической ноте он отбыл, а мы занялись своим благоустройством и подготовкой к выдвижению на празднование юбилея поселка.

21. ПИЛЬВО — 110 ЛЕТ

Пильво с нивхского языка переводилось, как большое поселение. Теперь в этом поселении жило около пятисот человек, а из культурных заведений имелись клуб и магазин в деревенской избе. Местная мэрия являла собой деревянное здание типа барака, с закрывавшейся на висячий амбарный замок дверью. До Смирных из Пильво официально ходили рейсовые автобусы, но как такового расписания у них не было, поэтому ходили они по мере необходимости, а точнее, по мере накопления желавшего двинуть туда люда, примерно несколько раз в неделю. Иногда в Смирных ездила санитарная машина. Она принадлежала жившему в Пильво фельдшеру и тоже при оказии отвозила народ в райцентр.

110-летие поселка, разумеется, здесь было мощным юбилеем. Отмечать его решили на улице у стен клуба, дабы внутренний его интерьер не разгромили по завершении праздника местные разгулявшиеся подростки. Импровизированную сцену украсили воздушными шариками, тут же повесили плакат: «Пильво – 110 лет», а перед сценой установили две длинные деревянные скамейки для зрителей.

Действо началось с того, что на сцену пригласили самого важного гостя – главу Смирныховского района. Глава бодро поздравил всех с праздником и, как водится, пожелал процветания. Народ, за что-то уже несколько лет его не любивший, вяло поаплодировал. Потом на сцену вышел глава Пильво. Этот речь зачитал по бумажке, но аплодисменты получил более дружные! А затем началось самое интересное: представители пильвенской администрации стали поздравлять и одаривать подарками старейших жителей поселка, молодых мам, юных местных дарований и т.д. и т.п. Правда, больше всего я прониклась, когда они сами себе вручили чайный сервиз! Это было сильно!!! Официальная часть закончилась песнями и плясками коллективов художественной самодеятельности из Смирных и Буюклы. Примерно в это же время откуда-то вдруг повеяло жарившимися шашлыками, и я, устав смотреть на потертые народные костюмы плясунов, пошла на запах. Шашлык жарили неподалеку от клуба. Очередь за ним стояла, надо сказать, значительная, и я уже, было, хотела развернуться и уйти, как вдруг появились Костиков на пару с главой поселка и велели отоварить меня без очереди, а глава поселка до кучи пообещал дать мне завтра интервью!..

А потом у клуба начались танцы. И мы, поглядев минут десять на трех танцевавших бабулек и одного нетрезвого деда и доев шашлык, отправились осматривать пильвенские достопримечательности.

Ближайшей из них оказался висячий мост через впадавшую в Татарский пролив речку. Речка была широкой, а мост длинным, сбитым из бревен и с высокими перилами из металлического троса. При ходьбе по мосту он сильно качался, а при входе на него висел нарисованный гуашью плакат-побратим тому, что был на сцене у клуба: «Пильво – 110 лет! Поздравляем!».

Разумеется, поздравить с праздником пильвенцев мы тоже планировали. И для этого Дима еще в Буюклы приобрел три литра пива себе и девчонкам и, поскольку к пиву я никак не отношусь, меленькую бутылочку коньяка мне. Но теперь коньяк в одиночестве у меня категорически не шел, хотя у остальной компании с пивом отношения вполне сложились и вскоре все их запасы были исчерпаны. Для пополнения было решено топать в деревенский магазин, а продолжить банкет на пляже у вод Татарского пролива, благо, что дождь закончился.

В общем, были закуплены еще полтора литра пива, потом еще два… И мне, честно сказать, мероприятие переставало нравиться с каждой минутой все больше и больше. Мало того, что я в трезвом виде чувствовала себя в веселившейся компании, прямо скажем, не очень, так еще девчонки просто «вдохновляли» своими разговорами. Милые, добрые, хорошие девчонки, но уже было по два литра пива на каждую и, буквально через каждый глоток – конкретный трехэтажный мат. Говорили они на нем и все тут, свой язык, понимаешь!

В конце концов, я, мягко выражаясь, подустала и, оставив компанию на бережке, пошла фотографировать окрестности. Со мной отправилась Надя, младшая из девчонок. Ей было 18 лет, и она то ли училась, то ли собиралась поступать в какое-то местное заведение.

«Слушай, Надь, — начала я. – Вот, скажи мне, тебе лично материться так уж прямо необходимо? Тебе ж самой только хуже от этого: умного нормального мужика найти сложнее, работу приличную тоже…».

«Да ладно тебе, — ответила Надя, — я привыкла!».

Эх!

Фотографировать мы ходили интересную скалу, выступавшую над морем в виде двух острых зубцов. По Надиным словам, называлась она здесь, извиняюсь, «Ф…к Ю». Из моря и из реки, мимо которой мы опять прошли, рыбаки доставали сети, была горбушевая путина, и на каждом метре сетей висело по одной-две рыбины. А вдоль всего берега стояли машины, палатки, горели костры. Народ, приехавший в Пильво на выходные, оттягивался по полной!..

Надя уговаривала меня пойти со всей честной компанией на дискотеку. Начиналась она у пильвенского клуба в восемь часов вечера. Вообще, поначалу у меня тоже было желание посмотреть, как развлекается местный люд, но теперь я уже, в принципе, разобралась, как именно он развлекается, и желание мое поиссякло. Тем не менее, Надя меня-таки уговорила, и к восьми часам мы прибыли к клубу. Постепенно начал собираться народ. Все были не старше 22 лет, а наши современные фильмы о деревенских нравах явно отдыхали. Скорее, тут разворачивался гротеск на эти фильмы.

Поначалу народ здоровался и знакомился, весело болтая на мате, потягивая пиво и выясняя, кто откуда. А потом появились два смирныховских мачо – всерьез и реально первые парни на деревне, точнее, в городе, потому как искренне считали себя городскими (Смирных – это город!), и местные девчонки взялись активно с ними кокетничать. Один из них был в доску пьяным и еле ворочал языком. Второй же оказался Надиным кавалером и тоже был хорош, правда, чуть меньше первого. Оба были пострижены ежиком, одеты в тренировочные штаны и китайские куртки, а у кавалера к тому же все передние зубы были металлическими. Надя игриво отводила взгляд, когда он на нее взирал, но тут вдруг на велосипеде подъехала еще одна девушка. Девушка была красивой и веселой. Звали ее Света. И вот, Света, недолго думая, бросила свой велосипед, и повисла на Надином кавалере. «Сейчас будет скандал», — подумала я. Но ничего подобного не произошло. Все также мило продолжали болтать, включая саму Надю.

Постояли еще минут десять. Дискотека не начиналась. В конце концов, ждать мне абсолютно надоело и, решив, что ничего нового я для себя все равно не открою, я удалилась.

На утро мне рассказали, что мероприятие обошлось без драк, милиции было больше, чем участников, а наши девы порознь с рассветом вернулись в лагерь. Надю, правда, чуть было не забрали стражи порядка.

«Что случилось?» — спросила я у нее.

«Я чуть не подралась!» — ответила она.

«С кем? С той Светой?».

«Нет, с другой девкой!».

«С какой еще девкой? Зачем?» — совсем обалдела я.

«Она два раза Светку толкнула, а Светка беременная!».

«А ты-то тут причем? Светка же твоего парня увела!».

В ответ молчание.

«Драться зачем?».

«Наташ, — вмешался Дима, — тут все просто. Чуть что не так, сразу в морду. И парни, и девушки!..».

Потом я спросила у Димы, почему бы девчонкам не прекратить это все? Не поехать в город, найти там сносную работу? Оказалось, что их вполне все устраивает и так. Да, многие местные даже школу не закончили, пьют все, включая девчонок, та же Светка не знает, от кого беременна. Но тут у них дом, родители какие-никакие, пусть хоть алкоголики. А в Южно-Сахалинске одна дорога – на панель! Они же не умеют ничего, а город заманчив!..

Что же касается меня, то, уйдя с дискотеки, я отправилась в лагерь. До лагеря предстояло идти километра три. За океан садилось солнце, светя последними лучами через низкие дальневосточные облака. Когда же я добрела до автобуса, привезшего нас из Смирных и стоявшего теперь на полпути от лагеря, навстречу мне бросился еще поутру возлюбивший меня водитель. Конечно, после всего употребленного за день ловлю крабов он не потянул, зато любил теперь меня еще крепче. Мой рюкзачок мигом оказался в автобусе, а я сама – сидящей у костра с чашкой вареных чилимов на коленях. Правда, надо отдать должное, что жена водителя особенно не возрадовалась моему появлению, но, будучи женщиной интеллигентной, скромно молчала и лишь бросала то на него, то на меня свои суровые взоры. Уйти я пробовала раза три. Но водитель настаивал, чтобы я осталась ночевать именно у них. Ситуация стала принимать крутой оборот, как вдруг из темноты возник Дима, ставший моим спасителем. Дискотека ему надоела, и он шел домой. Наткнувшись же у автобуса на меня в такой чудесной компании, он тоже отведал чилимов, а после того, как я с горем пополам уговорила водителя, что вернусь завтра, под белы рученьки сопроводил меня в лагерь.

В лагере все было спокойно. Для детишек специально у самого моря разожгли большой костер, и все, отужинав, расселись вокруг него на длинные бревна, где стали, как водится, слушать страшные истории, отгадывать загадки и петь хором песни. Я немного посидела с ними и ушла спать.

Ночь прошла сносно. Было в меру холодно, но не в меру жестко – да, силы мои, видимо, были уже не те, что прежде! Просыпалась я всего только раз от какого-то шороха и шепота одной из девочек: «Тетенька! У вас есть фонарик? В палатку кто-то лезет!». Фонарика у меня с собой не было, и я посветила мобильником. Мимо нас по своим делам шла мышь! Я быстро выключила мобильник, шуганула мышь и сказала: «Никого нет! Показалось, наверное!». К счастью, девочка мышь не заметила. А то мне среди ночи только народной паники не хватало!

Продолжение следует…

Только для www.tours.ru Перепечатка только с разрешения автора

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 1

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 2

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 4

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 5

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 6

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 7