Чэнду-Эмэйшань-Лэшань

— Смотри, смотри, прямо на нас бегут!

— Блин, здоровые какие…

— А-а-а, китайского бога мать!!!

Тряся седой гривой и угрожающе хрипя, здоровенный негодяй преградил нам путь и в мгновение ока завладел только что купленной снедью. Его менее крупная, но не менее агрессивная подруга, оскалив желтые клыки, стояла на стреме. Несмотря на многократные предупреждения, первая встреча с хозяевами гор застала нас врасплох и закончилась банальным гоп-стопом…

«Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал!» Да, именно так пел великий классик русского шансона (горцев пока оставим в покое). Чего-чего, а гор в Китае хватит на всех – они занимают более половины территории страны. Поднебесная делит с Непалом право обладания высочайшей вершиной мира, еще один восьмитысячник – Шиша-Пангма – также расположен на территории ныне китайского Тибета. Своеобразными воротами последнего служит Чэнду. В любое время года в столице Сычуани можно встретить многочисленных туристов, объединенных желанием как можно скорее оказаться на Крыше Мира. Кто-то летит прямо в Лхасу, кто-то довольствуется экскурсией в ближайшие к Чэнду тибетские предгорья. Наши запросы выглядели значительно скромнее. Здраво рассудив, что поездка в Тибет может (и должна) стать самостоятельным путешествием, мы обратили свои взоры к горам Эмэйшань, лежащим в 160 километрах к югу от сычуаньской столицы.

Уже упоминавшиеся в моем рассказе 5 священных гор Китая связаны с учением даосов и почитаются как место обитания непосредственно божественных сил. Горы Эмэйшань в провинции Сычуань, наряду с Цзюхуашань (провинция Аньхой), Утайшань (провинция Шаньси) и Путошань (провинция Чжэцзян), в свою очередь окружены почитанием китайских адептов буддизма. Эта традиция восходит к легендарным монахам древности, искавшим в горах спасения от соблазнов суетного мира. Со временем отшельники удостаивались прославления в качестве святых, а на месте их уединенных лачуг вырастали живописные храмы и монастыри, привлекающие многочисленных паломников, движимых как религиозным пылом, так и тягой к прекрасному.

Рейсовые автобусы, каждые 20 минут отправляющиеся от платформы чэндуского автовокзала Синьнаньмэнь, добираются до подножия гор за два с половиной часа. Конечная остановка – монастырь Баогосы (Обитель, державу защищающая) – главные ворота святой горы. Вокруг него вырос целый городок, население которого без устали обслуживает тьмы посетителей религиозно-туристического аттракциона под названием «природный парк Эмэйшань». Многочисленные рестораны, окружающие автостанцию, идеально подходят для того, чтобы передохнуть с дороги, закусить и обдумать дальнейшие действия. Высота главных вершин Эмэйшань – Золотого Пика и пика Ваньфодин (Пик 10 тысяч Будд) – превышает три километра. Храбрецы, решившиеся на пешее восхождение, вступают на паломническую тропу, начинающуюся прямо от Баогосы. Изнеженные поклонники современного комфорта могут воспользоваться автобусом, следующим по объездной дороге до поселка Лэйдунпин (Терраса Пещеры Грома). Отсюда вагончики канатной дороги поднимают сибаритов на Золотой Пик – вторую по высоте вершину Эмэйшань. Здесь начинается последний, чрезвычайно пологий участок подъема, который можно преодолеть на «своих двоих» либо с помощью…современной монорельсовой дороги, сооруженной по приказу партии на трехкилометровой высоте.

Эх, как хотелось нам отряхнуть с подошв городскую пыль и оставшись наедине с природой, неспешно брести к облачным высотам средь угрюмых скал, девственных лесов и прозрачных горных потоков…Увы, ноги, на каждом шагу резкой болью напоминавшие о недавних хуашаньских подвигах, отказывались следовать порывам мятежного духа! Откушав пельменей, мы решили заехать на автобусе как можно выше, а затем тихо спуститься с гор, заночевав по дороге в каком-нибудь монастыре.

Эмэйшаньская автомобильная дорога проходит в стороне от туристических маршрутов и мало чем отличается от любого другого горного серпантина. Среди наших попутчиков выделяется молодой буддийский монах, совершающий паломничество по горным монастырям (в Сычуань приехал прямо с гор Утайшань). Склонив до блеска выбритую загорелую голову, он прилежно изучает туристическую карту – видно, тоже новичок в здешних местах. Мало-помалу нашим вниманием завладевают окрестные виды. Сразу бросается в глаза главная особенность местных гор. В отличие от Хуашань, они более пологи и покрыты сплошным зеленым ковром леса. Здесь значительно теплее — сказывается близость субтропиков (впрочем, каково будет наверху – неизвестно!).

Успевшая надоесть дорога наконец приводит нас к Лэйдунпин. Здесь проходит нижняя граница облаков, а восходители достают из рюкзаков свитера. Забывчивые могут не отчаиваться – пункт проката пуховиков, расположенный на пути к станции канатки, не позволит туристу пасть жертвой горного холода. Упаковав Алсу в безразмерный желто-синий зипун и перешнуровав кроссовки, бодро выступаем к вершине. Наш монах уже успел обогнать нас и теперь топает далеко впереди, оживленно болтая по мобильному…

Все глубже и глубже погружаясь в облако, добираемся до станции кэбл-кара. Ехать или не ехать? А вдруг на вершине светит солнце? Можно будет полюбоваться тем, что китайцы называют «юньхай» — «море облаков»…Была не была – покупаем билеты и грузимся в просторную кабину. Вагончик, покачиваясь, погружается в белую пустоту. За окнами АБСОЛЮТНО НИЧЕГО. Плавание в молоке длится около пяти минут, рождая ощущение полной нереальности происходящего. Наконец впереди медленно проступают очертания верхней станции. Нас выпускают на волю. М-да, если это море облаков, то мы – на дне этого моря. Пространство сужено до ширины тропы, под ногами – камни и жиденькая травка. Стоит мертвая тишина. Густой неподвижный туман заглушает звуки и меняет очертания предметов, время от времени возникающих на пути. Появляется ощущение нехватки воздуха. Что это там, впереди? Дерево? Нет, кажется, человек…

— Кхе, кхе…Здравствуйте! – возглашаю я.

— Здравствуйте! – откликается голос.

— Далеко ли до Золотого Пика?

— Вы на нем стоите – отвечает голос.

И вправду, спустя минуту натыкаемся на камень с выбитой отметкой «3079 м». Побродив некоторое время по невидимому плато и помянув норштейновского Ежика, возвращаемся к канатке и спускаемся в Лэйдунпин. На часах – пять пополудни. Раскладываем карту и намечаем место ночевки – монастырь Сяньфэнсы. Туда нужно добраться до ночи. Перед выходом мы с Алсу отправляемся в лавочку: надо запастись вкусными дарами на случай встречи с коренными обитателями Эмэйшань – дикими обезьянами. Легкомысленно выставив покупки на всеобщее обозрение, выходим обратно на площадь и…тут следует сцена, послужившая прологом ко второй части моего рассказа. Выясняется, что за приматами не нужно далеко ходить: целая стая четвероруких бандитов поселилась прямо в поселке, сделав своей штаб-квартирой местную помойку и обложив данью проходящих туристов. Придя в себя, направляемся к группе хохочущих китайцев, собравшихся на огороженной площадке напротив обезьяньего логова. Здесь местные мужички прикормили бандерложий молодняк на потеху зевакам. На видном месте восседает широколицый дядя с красной повязкой дружинника на рукаве зеленой штормовки. С полдюжины молодых обезьян увиваются вокруг него, словно котята. Время от времени дядя бросает мартышкам щепоть соевых бобов, из-за которых, к радости публики, тут же начинается потасовка. Самый шустрый обезьянин, набив защечные мешки подачками, преспокойно усаживается рядом с мужиком. Это явный любимчик: человек, что-то ласково приговаривая, принимается трепать предка по мохнатому загривку…

Помахав на прощанье дружелюбным селянам, мы находим тропу и углубляемся в лес. Дорожка петляет между замшелых стволов вековых деревьев и вдруг резко ныряет вниз – начинается спуск. Облака остаются у нас над головой, но окрестностей все еще не видно – мешают густые заросли. Радует обилие цветов – хороший месяц май!

Спустя час останавливаемся поболтать со встречными. Трое англичан – два парня и девушка – идут в Лэйдунпин и, кажется, очень рады поводу передохнуть.

— Наверху много обезьян! – предупреждаем мы.

— Внизу тоже! – смеется девушка.

Только сейчас замечаем, что голубая футболка барышни испещрена грязными отпечатками маленьких пятипалых ладошек…

Часа через полтора после выхода из Лэйдунпин заросли редеют и мы оказываемся на обширной скальной террасе. Солнце по-прежнему закрыто облаками, тем не менее от открывающегося вида все равно захватывает дух. Далеко внизу во всех направлениях гигантскими ступенями разбегаются отроги горы. Тут и там в складках ее зеленой шкуры виднеются черепичные крыши храмов — словно красные бусы, они щедро нанизаны на нить тропы. На краю площадки сгрудилось несколько разномастных и запущенных построек. Потрескавшаяся резная доска над воротами сообщает название обители – Сисянчи. Пруд, где моют слона! Странно…

— Оставайтесь у меня на ночь, утром будете любоваться восходом! – предлагает женский голос у нас за спиной.

Обернувшись, замечаем еще одно незатейливое строение, прилепившееся к противоположному краю террасы. Ярко-красные аршинные иероглифы кричат: «Гостеприимный отель «Терем ночной луны». Голос принадлежит молодой китаянке в белом фартуке.

— Спасибо, мы дальше пойдем! А почему у храма название такое?

— Ну, там внутри пруд, такой большой, что слона можно помыть – объясняет хозяйка постоялого двора, теряя к нам интерес.

Заинтригованные, заходим в обитель. Вот запертый молитвенный зал с большими бронзовыми курильницами у входа, а вот и пруд. Да, действительно великоват для такой высоты. Берега облицованы пиленым красным гранитом, а рядом красуется стела с каллиграфической надписью: «Ночная луна в Слоновьем пруду». А где же выход на тропу? Подсказку находим у хлопца, весьма кстати выглянувшего во двор. Он же указывает нам виднеющийся внизу монастырь Сяньфэнсы – нашу цель. На первый взгляд недалеко, однако обольщаться не стоит – чистый горный воздух, как линза гигантского телескопа, имеет свойство приближать объекты.

Продолжаем спуск. Обезьян не видно – они либо в Лэйдунпин, либо готовятся ко сну в укромных уголках леса. Вместо них нам встречаются: энергичная гонконгская девушка, волочащая в гору совершенно выдохшегося очкастого бой-френда; бригада работяг, мастерящих затейливое ограждение тропы (с виду жерди, а на самом деле из бетона), и многочисленные туземки, стерегущие лотки с немудреным харчем. Девушки, все как одна, сосредоточенно вышивают цветными нитками по…обувным стелькам.

Смеркается. Около восьми вечера проходим небольшой храм Юйсяньсы (Обитель Встречи со святыми). Судя по карте, идти осталось немного. От Юйсяньсы тропа спускается в глубокое ущелье. Здесь уже совсем темно и вдобавок весьма прохладно: по дну с шумом пробирается маленькая речка. У небольшого каменного мостика притулилась избушка. На звук наших голосов выходит пожилая пара – очередные лавочники. Поздоровавшись с хозяевами, останавливаемся на перекур – впереди нас ждет подъем. Тараща глаза, пытаюсь разобрать полустертые иероглифы на покосившейся каменной плите, торчащей у входа в лачугу.

— Драконов мост, построен в девятом году правления императора Сяньфэна династии Цин. Вон, смотри! – палец старика указывает куда-то под мост.

Ай, молодец дедушка – настоящий краевед! Мы со Стасом перегибаемся через перила. Из синего полумрака на нас глядит замшелая усатая голова каменного дракона! Напрягая мозги, начинаю вспоминать новую историю Китая. Император Сяньфэн имел множество проблем с повстанцами-тайпинами, было это…э-э, аккурат в середине 19 века.

— Дракончику около полутораста лет! – радостно сообщаю я товарищам.

— Лучше спроси, сколько еще топать до ночлега!

Перевожу вопрос хозяину. «Близко, идите прямо по тропке — за полчаса дойдете!» — улыбается дед.

Что ж, не будем терять время. В молчании проходят 15 минут, 20 минут, полчаса… Где же монастырь, Сусанин хренов? В сгустившейся тьме едва можно разглядеть дорогу. Лес оживает, наполняясь таинственными шорохами. От криков ночных птиц по спине пробегают мурашки.

— Стой! Слышите? – Алсу останавливается, подняв руку.

Впереди явственно слышится отдаленное пение. Ура, кажется пришли! За поворотом тропы лес начинает редеть, среди деревьев дрожит огонек. Вот и ночлег!

Монастырь Сяньфэнсы (Обитель у Пика Святых), основанный на десятом году правления Ваньли династии Мин (1612 г.), лежит на высоте 1700 м и принадлежит к крупнейшим монастырям Эмэйшань. Собственно служители буддийского культа ныне занимают весьма незначительную часть его многочисленных помещений. Остальные используются в качестве постоялого двора для туристов и шабашников, занятых на различных работах в горах. Не только монахам – самому Будде пришлось потесниться: в молитвенном зале на парадном дворе монастыря вальяжно расселся упитанный Цай-шэнь – даосский Бог Богатства.

Нас записывают в книгу приезжих, вручают термос с кипятком и ключи от четырехместного номера. «Если хотите есть – приходите в трапезную, я предупрежу повара!» — говорит привратница. Еще бы не хотеть…

По скрипучей лестнице поднимаемся на галерею, опоясывающую внутренний двор. Из распахнутых дверей молитвенного зала льется свет, невидимый монах гнусавит мантры, время от времени ударяя в колокол. Непонятно, для чего нам ключи – в дверях комнаты напрочь отсутствует замок. Дощатый пол, деревянные шконки, «лампочка Ильича» — настоящая монашеская келья! Удобства, разумеется, во дворе. Там же можно умыться ледяной водой из шланга.

В углу пустой полутемной трапезной дежурит очередная вышивальщица. Усадив ребят за ближайший стол, изучаю рукописное меню.

— Еда только постная, соевого творога нет, яиц тоже, завтрак с 6 утра – меланхолично произносит девица. Ладно, сойдет! Подоспевший шифу разжигает газовую плиту и спустя десять минут подает на стол дымящийся рис, жареные баклажаны и капусту в кисло-сладком соусе. Что еще нужно усталым путникам? Без лишних слов опустошаем бутылочку эрготоу и наваливаемся на еду. После ужина долго сидим за столом, наслаждаясь зеленым чаем и дружеской беседой. Девочка, тихая как мышь, притаилась в углу, не решаясь поторопить засидевшихся лаоваев. Около полуночи мы, наконец, отправляемся на боковую…

Горный буддийский монастырь – не место для лежебок. Ровно в пять утра окрестности оглашают гулкие удары колокола – начинается утренняя служба. Подскочив на жестком топчане, я лихорадочно протираю заспанные глаза. Из кучи одеял на соседней койке выныривает взъерошенная голова Стаса. Пока ребята поднимаются, я иду умыться, поеживаясь от утреннего холодка. Ранний подъем нам только на руку – к полудню сегодняшнего дня надо добраться до Баогосы, а оттуда выехать в Лэшань, где находится самый большой в мире каменный Будда.

Перехватив по чашке рисовой размазни, прощаемся с Сяньфэнсы. Бледный свет, проникающий сквозь тучи, наконец-то позволяет увидеть наш бивак во всей красе. Это не лучшее место для любования видами – перспективу заслоняют богатырские утесы, с трех сторон обступившие обитель. С четвертой стороны – тропа, к которой мы и направляем свои стопы. Сегодня мы двигаемся значительно медленнее – бедная Алсу жалуется на боль в ногах. У Стаса, похоже, те же проблемы. Мои «серебряные копытца» ноют, но, кажется, готовы служить.

На очередном изгибе тропы нас ожидает неприятная находка – кто-то оставил на траве кучку мелкого пластикового мусора.

— Здесь обезьяны ограбили бедного одинокого лаовая! – шепчет Алсу.

— А самого утащили в лес на съедение! – подхватываю я.

— Пошли отсюда! – веско заключает Стас.

Мы приближаемся к границе обезьяньего заповедника. Я обгоняю ребят. На пути все чаще встречаются плакаты, призывающие с почтением и осторожностью относится к опасным диким животным. Но разве может мужская гордость смириться с превосходством каких-то мартышек? Приосанившись, набираю полную грудь воздуху и во всю мощь легких ору:

— Эге-ге-гей! Вы слышите меня, бандерлоги?! Я вас не боюсь!!!

Бандерлоги слышат. Небольшая стая устроила засаду в самом узком месте тропы, у подножия отвесной скалы. Приматы молча обступают меня, пристально следя за каждым движением. Здоровенный самец выразительно дергает мою штанину, подкрепляя требование приглушенным рыком. «Что крепче – обезьяний череп или фотоаппарат «Canon»? – с этой мыслью я запускаю руку в карман и достаю последний пакетик рисового печенья. В рядах бандерлогов происходит оживление. Бросаю лакомство прочь с тропы – весь клан, безобразно вереща, устремляется следом. Спустя секунду появляются мои спутники. Алсу, смеясь, отряхивает футболку:

— Она меня за майку взяла, а другой лапой карманы обчистила!

Обогнув скалу, натыкаемся на лавочку. Хмурая дама подметает площадку перед торговой точкой. Алсу присаживается, чтобы забинтовать ногу. Привлеченные шуршанием упаковки перевязочного пакета, к лавочке подбираются обезьяны.

— Чем больше будете показывать свою еду – тем дольше они за вами будут тащиться! – не глядя, подает голос хмурая дама. Аккуратный Стас выбрасывает смятую бумажку в урну. Мой старый знакомый – здоровенный самец – только этого и ждет. Нырнув в мусорный бак, обезьянин достает интересный предмет, несколько секунд внимательно изучает его, а затем разочарованно отбрасывает в сторону. Выведенная из себя неряшливостью неразумной твари, лавочница решительно удаляется в хижину и выходит, вооруженная крепкой бамбуковой тростью. Вся стая мигом оказывается на безопасном расстоянии. По глазам бандерлогов видно, что этот предмет знаком им не понаслышке…

Последняя встреча с обезьянами происходит в самом конце спуска. На берегу Цинъиньхэ (Река Чистого Звука) мы застаем большую группу китайских туристов, конвоируемых работниками заповедника, облаченными в одинаковые темно синие костюмы и бордовые галстуки. Работники совершенно официально делятся на «подманивателей» и «отпугивателей». Их задача – обеспечить посетителям заповедника безопасное общение с родной природой согласно купленным билетам. Подманиватели, возглавляющие шествие, несут тазы нашинкованных яблок, колотят в медные гонги и испускают леденящие душу вопли. Отпугиватели, вооруженные увесистыми дубинами, охраняют фланги. Как ни странно, обезьяны довольно быстро и охотно подходят к подобным группам (я на их месте убежал бы от такого шума на самую дальнюю гору).

Около 11 утра, усталые и довольные, мы выходим к селению Усяньган. Пятнадцать минут ожидания на местной автостанции – и нас уже подхватывает автобус до Баогосы. Далее благосклонность Будды не изменяет нам до самого города Лэшань, лежащего в сорока минутах езды от Эмэйшань.

Посещение Лэшань служит логическим продолжением экскурсии в горы. Сам город расположен на низменном западном берегу реки Миньцзян и не представляет собой ничего привлекательного. Главная местная достопримечательность находится на противоположном берегу реки, у подножия невысокой горы Линъюньшань (Гора, к облакам устремленная). Именно здесь Миньцзян принимает в себя воды рек Цинъицзян и Дадухэ. Стремнина, образованная слиянием трех потоков, издревле была источником смертельной опасности для утлых речных судов. Стремясь положить конец жертвам, известный буддийский проповедник эпохи Тан – монах Хай Тун – в 713 г. выступил инициатором необычного проекта. Для усмирения стихии он предложил вырубить в прибрежных скалах колоссальное изваяние Будды. Сам Хай Тун поселился в заброшенном могильном склепе близ стройплощадки, положив начало монастырю Дафосы (Обитель Большого Будды). Масштаб задуманного оказался столь велик, что работы продолжались до 803 г. Результат впечатляет до сих пор. Высота сидящего Будды составляет 71 метр, из них на голову приходится 15 метров, а на туловище – 24 метра. В начале своего существования Будда находился внутри 13-этажного деревянного храма-футляра. Со временем храм исчез и ныне покровитель миньцзянских речников предстает во всей своей задумчивой красе. Со всех сторон колосса окружают младшие братья, изваянные в разное время. За спиной Большого Будды раскинулись сады и храмы монастыря Дафосы. Венчает ансамбль сорокаметровая пагода Линьбаота (Пагода Сокровищ Духа).

Во втором часу пополудни входим на территорию «ландшафтного парка «Большой Будда». Пологий подъем выводит посетителей к воротам монастыря. В галереях парадного двора обители действует музей, посвященный созданию статуи. Здесь можно узнать много интересного. К началу 20 в. святыня пришла в упадок и нуждалась в поновлении. Первая реставрация была организована буддийским духовенством Сычуани уже в годы буржуазной республики. Последняя завершилась в средине 1990х. Ныне лэшаньский исполин является самым большим в мире каменным изваянием сидящего Будды. Второе место занимает 60-метровый Будда из Таиланда. Третье место до недавнего времени принадлежало взорванным талибами Буддам из афганского Бамиана…

Осмотр Будды начинается с его головы. По вырубленной в скалах лестнице можно спуститься к стопам гиганта, по другой – подняться обратно в монастырь. У ног Будды установлена многотонная бронзовая курильница в форме древнего ритуального сосуда-треножника. У меня рождается сюжет постановочного снимка. Отдаю камеру Стасу, быстро забираюсь под курильницу и прошу запечатлеть меня в образе Атланта. Спустя минуту перед треножником выстраивается очередь китайцев, желающих повторить затею веселого лаовая…

Около четырех часов дня мы покидаем Лэшань и на частном автобусе возвращаемся под кров гостеприимного Сэма. От избытка впечатлений пухнет голова, начисто пропал аппетит, а сил хватает только на то, чтобы дотащиться до ближайшего массажного кабинета и препоручить бесчувственные ноги заботам китайского целителя. Завтра нас ждет перелет в Шанхай.

Шанхай-Сучжоу

Сингапур, Сайгон, Гонконг, Шанхай…Окутанные романтическим флером, названия крупнейших портов Азии с детства знакомы каждому. Без малого сто лет Шанхай уверенно возглавлял этот маленький список, снискав славу «жемчужины Востока», «азиатского Нью-Йорка» и самого «некитайского» из китайских городов. К концу 19 столетия политика ведущих мировых держав привела к появлению на территории Поднебесной иностранных анклавов, живших собственной жизнью и не подчинявшихся китайскому правительству. Сильная лапа британского льва прижала Гонконг. Германский орел распростер крылья над Циндао. Другой орел, двуглавый, утвердился в Маньчжурии. А Шанхай? Шанхай стал главным центром иностранного присутствия в Китае. Сюда стекались моряки, торговцы, миссионеры, авантюристы и беглецы со всего света. К началу 20 века значительную часть быстро растущего Шанхая составляли иностранные сеттльменты, придававшие городу откровенно урбанистический «западный» облик. Японская оккупация, гражданская война и победа коммунистического режима, казалось, положили конец мощи и влиянию города. Залечив такие язвы старого Шанхая, как массовая наркомания и не менее массовая детская проституция, новые власти в то же время на долгие десятилетия закрыли его для остального мира. Возрождение былой славы началось на волне рыночных реформ. Сегодняшний Шанхай – это крупнейший мегаполис Китая, его главный порт и деловой центр, своеобразная «витрина» экономических успехов КНР. Одним словом – быть в Китае и не посетить Шанхай было бы непростительным упущением.

Исключительность Шанхая проявляется даже в том, что, в отличие от всех остальных городов Китая, он располагает двумя аэропортами – «Хунцяо» и «Пудун». Наш «Боинг» приземлился во втором. Заранее зная адрес нашей шанхайской «прописки», я еще в самолете попытался выяснить, сколько времени и денег придется потратить на дорогу из аэропорта. Оказалось – довольно много. В целях экономии денег попутчики посоветовали добраться на рейсовом автобусе до автовокзала в центре города, а уже оттуда взять такси до нужного места. Так мы поступили.

Шанхай – большой и дорогой город. Будучи ограничены во времени, да и в средствах, мы хотели объять необъятное – найти дешевый и чистый ночлег в самом центре города. Решить эту трудную задачу нам помогли в конторе Сэма в Чэнду, слив адрес и телефон хостела «Чуаньчжан»(«Капитан») на улице Фучжоулу. Около одиннадцати вечера мы были на месте. Караван-сарай превзошел самые смелые ожидания. Он находился не просто в центре. Какая-то сотня метров отделяла его от самой знаменитой части набережной Вайтан – от отеля «Мир» до Здания пароходных контор р.Хуанпу. Сама гостиница радовала свежим ремонтом и ценами: за ночь проживания в пятиместном номере, стилизованном под матросский кубрик, просили по 60 юаней с человека. На каждом этаже – бесплатная стирка. Да, еще бесплатный кипяток – в Китае это святое!

Распаковываемся, приводим себя в порядок. Около полуночи отправляемся на позднюю прогулку: Шанхай – центр ночных развлечений. Первым делом направляемся в сторону набережной — сделать пару снимков ночного города. Здесь нас ждет, пожалуй, самый досадный облом за всю поездку. Прямо на наших глазах невидимая рука, словно в насмешку, вырубает эффектную подсветку небоскребов Пудуна! Посулив всех чертей местному Чубайсу, садимся в такси и едем в район ночных баров Синьтяньди – заливать обиду…

На Синьтяньди людно и шумно. Почти в каждом заведении присутствует живая музыка. В шумном «Rendez-vous» на маленькой сцене отплясывает подвыпившая компания европейской молодежи. Внезапно появившееся вокальное трио — китайский мальчик + китайские девочки в панковских париках — просит освободить рабочее место. Танцоры, не прекращая начатого, перемещаются в проходы между столиков. На плюшевых диванчиках вдоль стен цедят кока-колу молоденькие китаянки, старательно копирующие образы японских анимэ. По залу с томным видом бродит богемный персонаж – худощавый китаец лет 50-ти в обтягивающих джинсах «змеиная кожа» и военном кепи a la American Civil War.

Напротив, в «Luna», значительно спокойнее. Это скорее джаз-кафе, где преобладает западная публика средних лет.

Около двух пополуночи добрая половина заведений уже закрыта. На остановке такси две модельного вида китаянки из последних сил борются с алкогольным опьянением. Более стойкая, одной рукой поддерживая обмякшую подружку, пытается набрать номер на мобилке. Под аккомпанемент девичьей икоты садимся в такси и отправляемся баиньки…

Как и положено большому городу, Шанхай просыпается рано. Легкая дымка оставляет надежду на солнечный день. Прощаемся с «Капитаном» — следующая ночевка будет в Сучжоу. Гостиничный ресторан битком набит англоязычной публикой, поглощающей континентальный завтрак за 30 юаней. Каждому свое – мы предпочитаем лавочку за углом, где за 5 юаней нас снабжают горячими баоцзы и свежим соевым молоком.

Первым делом – на Вайтан! Река Хуанпу делит Шанхай на две части – Пуси и Пудун, что означает, соответственно, «к западу от Пу» и «к востоку от Пу». Река судоходна, более того – интенсивностью движения напоминает московское Садовое Кольцо. Главная набережная Хуанпу, популярнейший променад, символ старого Шанхая – все это Вайтан или, по-немецки, Бунд. Крупнейшие здания колониального периода – Таможня и отель «Мир», когда-то считавшиеся небоскребами, тоскливо глядят на толпы туристов, чьи взоры теперь гораздо чаще обращены на восток, к сверкающему стеклянными гранями футуристическому даунтауну Пудуна. Вчерашняя захолустная окраина ныне совершенно преобразилась. За 15 лет в Пудуне построены самая высокая в Азии телебашня и самое высокое в Китае офисное здание, суперсовременный аэропорт и выставочный комплекс, международный конгресс-центр и океанариум. Именно здесь в будущем году должно развернуться строительство основных сооружений WorldExpo 2010.

Как известно, солнце встает на востоке, поэтому самое лучшее время для фотосессии на фоне пудунских небоскребов – вторая половина дня. В ожидании момента, когда светило осчастливит своим появлением Пуси, решаем подняться на телебашню. Высота «Восточной жемчужины», открывшейся в 1994 г., составляет 468 м. Купив входные билеты прямо на Вайтане, получаем в придачу право бесплатно переправиться через реку на неуклюжем, но вместительном пароме. В цокольном этаже башни открыт музей истории Шанхая. Скоростные лифты доставляют туристов на смотровые площадки. Нижняя находится на высоте 90 м, самая верхняя – 350 м (мы добрались до отметки 263 м).

Покинув «Жемчужину», направляемся обратно в Пуси – погулять по Наньцзинлу, самой знаменитой улице Шанхая. По пути к станции подземки натыкаемся на скульптурную композицию – трое бронзовых туристов любуются «городом будущего». Это памятник лаоваям, умершим от зависти к успехам нового Китая.

Ниньцзинлу (улица Нанкинская), выходящая к Вайтану рядом с отелем «Мир», выполняет в Шанхае ту же роль, что Ванфуцзин – в Пекине, а Старый Арбат – в Москве. Ее дальняя часть ныне полностью отдана пешеходам, а в многочисленных подворотнях близ Вайтана дежурят продавцы контрафактного товара, призывно шепчущие иностранцам: «Гуччи! Прада! Макс-Мара!» Поддавшись на их уговоры, можно увидеть другой Шанхай – не слишком опрятные каменные джунгли с лабиринтами узких дворов, сушащимся бельем и штабелями велосипедов…

Сфотографировавшись на Вайтане и забрав из хостела рюкзаки, едем на вокзал. Следующий пункт нашего маршрута – город Сучжоу, лежащий в 100 километрах к западу от Шанхая. Пригородные поезда, отправляющиеся с главного шанхайского вокзала, тратят в пути до Сучжоу около часа. Помимо билетов на электричку покупаем «подорожные» Шанхай-Пекин: не за горами возвращение в Москву.

Один из наиболее известных городов Китая, древний Сучжоу представляет собой полную противоположность Шанхаю. Последний известен как город лишь с 16 в. и, по китайским меркам, сравнительно молод. История Сучжоу, напротив, насчитывает более 2 тысяч лет. Шанхай многолюден и суетлив, Сучжоу – невелик и нетороплив. Шанхай впечатляет размахом современного строительства, Сучжоу во многом сохраняет патриархальный облик старого китайского города, утопающего в зелени. Многочисленные сады и каналы – главная особенность Сучжоу. Шанхай – это Нью-Йорк Азии, а Сучжоу – ее Венеция.

Если сады составляют славу и гордость Сучжоу, то железнодорожный вокзал легко может претендовать на звание самого неприятного места в этом городе. Тесный и грязный, сучжоуский вокзал в любое время суток переполнен народом. Едва успев протолкаться с перрона на привокзальную площадь, мы тут же были атакованы толпой гостиничных зазывал. Двоим хлопцам удалось опередить конкурентов и первыми подбежать к лаоваям. Ничуть не стесняясь нашего присутствия, парни принялись выяснять приоритет в честном бою. Не став дожидаться окончания схватки, мы нырнули в такси и поспешили на улицу Чжухуэйлу, где находится Сучжоуский международный хостел. Последний, несмотря на широкую популярность Сучжоу среди иностранных туристов, был практически пуст (как может догадаться читатель, мы были не слишком огорчены этим обстоятельством).

Если Сиань гордится прекрасно сохранившейся древней городской стеной, то Сучжоу может похвастаться не менее древним водяным рвом, обозначающим границы исторического центра города. Ров связан с системой каналов, в разных направлениях прорезающих сяны – районы старой малоэтажной застройки. Наше пристанище находилось в южной части городского центра, по соседству с кампусом Сучжоуского университета.

Вечером мы совершили экскурсию на катере вдоль водяного рва. Поездка заняла около двух часов и произвела весьма слабое впечатление. Те немногочисленные древности, которые можно было бы увидеть с катера, скрылись под покровом ночной темноты, а искусственной подсветкой памятников сучжоусцы откровенно пренебрегают. Слегка разочарованные, мы отправились ужинать и спать.

Наступившее утро 27 мая омрачено затяжным дождем. Тем не менее, одолжив зонты, мы отправляемся на прогулку по садам древнего города. Наибольшей известностью пользуются четыре: Ваншиюань (Сад Хозяина Сетей), Чжочжэнъюань (Сад Простодушного Чиновника), Шицзылинь (Львиный Лес) и Лююань (Сад, где тянет остаться). История каждого сада насчитывает несколько столетий, однако их современный облик сложился сравнительно недавно – в конце 18 — начале 20 веков. Каждому саду присуща своя характерная черта. Лююань – самый отдаленный из четырех садов, он лежит за пределами древних городских стен и обладает самой большой коллекцией каллиграфических надписей на камне. Чжочжэнъюань – самый большой и пышный из них. Львиный Лес связан с учением чань-буддизма и отличается особой оригинальностью композиции. Сад Хозяина Сетей (т.е. попросту Сад Рыбака) – самый камерный и лиричный из четырех садов. Последний особенно пришелся мне по душе (на территории сада можно увидеть самый маленький в мире садовый мостик – разве не прелесть?).

После осмотра Ваншиюань – ближайшего к нашему пристанищу памятника Сучжоу – мы медленно бредем на север сквозь лабиринты однообразных переулков. Неожиданной находкой становится Шуантаюань – Сад Парных Пагод. В полном соответствии с названием, у входа в сад высятся две абсолютно одинаковые пагоды 15 века. За ними обнаруживается обширная прямоугольная площадка. Здесь из травы торчат резные каменные столбы, черные от въевшейся копоти. Разыскав табличку с пояснениями, узнаю историю руин. Перед нами остатки Лоханьюань – Храма Архатов, построенного в 861 г. и без особых изменений дошедшего до середины 19 века. В наше время храм мог бы считаться древнейшим сооружением города. Увы! В 1860 г. при подавлении Тайпинского восстания он был обстрелян правительственной артиллерией и сгорел.

Так же неожиданно, как останки злосчастного храма, находим Пинцзянлу – потрясающе красивую старинную улочку, тянущуюся вдоль узкого канала. На противоположном берегу теснятся грубо оштукатуренные одноэтажные домики. В неподвижной мутной воде отражаются серые черепичные крыши и пышные кусты цветущего олеандра. Тонкие ветви редких плакучих ив купаются в воде, привлекая любопытную рыбью мелочь. Поднимая ленивую волну, медленно проплывает тупоносая лодка. Улыбающийся гребец стоит на корме, налегая на единственное весло. Спустя минуту вода в канале снова замирает, а вместе с ней будто застывает само время…

Даже самое интересное путешествие не может продолжаться бесконечно. Способность человеческого мозга к восприятию новых впечатлений, похоже, все-таки имеет свои пределы. Понимание этого приходит к нам после осмотра Чжочжэнъюань и Шицзылинь. Больше ничего не хочется – ни древностей Северного монастыря, ни красот воспетого сунским Су Ши Тигрового Холма (Хуцю). В молчании возвращаемся в хостел, забираем вещи и едем на вокзал. Сучжоу становиться своеобразной dead-line нашей поездки по Китаю – именно здесь нас настигает пресыщение!

На вокзале нас ожидает небольшая проблема с покупкой билетов до Шанхая. Для ее разрешения приходится переплатить 15 юаней перекупщикам. Смешно, но такого количества билетных спекулянтов, как на сучжоуском вокзале, я не видел нигде – ни в Китае, ни в России.

Прибытие в Шанхай – короткая пауза – посадка в пекинский поезд. В вагоне столичного экспресса убеждаешься: Пекин-Хукоуская линия, соединяющая крупнейшие города Поднебесной – главная железная магистраль страны (вроде нашей Октябрьской). Вагон не то, что вчера – сегодня утром покинул завод. Автоматизировано все вплоть до системы раздачи кипятка (все-таки любят китайцы пыль в глаза пустить!). Вечер проводим в вагоне-ресторане в интернациональной русско-канадско-польско-армянской компании…

28 мая мы возвращаемся в Пекин. Весь день делаем покупки и пакуем багаж. В последний день наш милый хозяин устраивает нам шикарные загородные проводы со стерляжьей ухой, посиделками у костра и катанием на лодках. 30 мая знакомый «Боинг» отрывается от китайской земли, унося домой нашу дружную и немного усталую команду!

Продолжение следует…

Китайский треугольник. Часть 1. По хутунам и по взгорьям

Китайский треугольник. Часть 3. Для тех, кто ценит время и бережет глаза