Все нам надоедает: живем на широкой и гладкой Руси –

рвемся на Кавказ, где стоит белоснежный Казбек,

хочется видеть Альпы, нужны горы…

а как забросит судьба в такую местность –

сначала восхищаешься, потом это все начинает надоедать…

и опять хочется на свободу, на дол, в ровную степь…

Шокан Валиханов, Дневник поездки в Кульджу, 1856 год

Все ветра дуют в Кашгар

(Август – Сентябрь 2006)

Караганда – Алматы – Урумчи – Хоуща — перевал Тигровая пасть, Восточный Тянь-Шань – Корла – Куча – Аксу – Кашгар – Шуле – Кашгар (Каши) – Торугарт – Кашгар – Иркештам – Ош – Бишкек – Алматы – Караганда

В течение многих столетий Кашгар, словно магнит, притягивал искателей приключений со всех уголков земли. Через этот город проходили тысячи караванов и экспедиций, он издревле был воротами в Тибет и Среднюю Азию, в Китай и Индию. Кто-то проходил через Кашгар, запоминая его на всю жизнь, а кто-то, поддавшись очарованию места, оставался здесь навсегда. Мы, положа руку на сердце, стали всего лишь одними из многих. Одними из тех, кому пришло в голову пересечь эти земли и познать их.

В путешествии всегда чувствуешь жизнь более контрастно, чем в повседневности. Взлеты и падения, сменяющие друг друга с поразительной быстротой — здесь основное правило. Еще вчера весь день ты летел как ракета по дороге, набивая вечером себе желудок тушеной козлятиной, а сегодня ты вынужден уныло плестись против бьющего тебе в лицо штормового ветра и засыпать посреди безлюдной пустыни, съев кусочек полувысохшего хлеба и запив его глотком оставшейся воды. Утром ты можешь ехать под палящим солнцем в поисках живительной влаги, а вечер того же дня ты проводишь в уютном кафе за столом, уставленным многочисленными блюдами и бокалами с холодным пивом. В чередовании таких вот черных и белых полос и состоит прелесть любого путешествия, представляющего собой маленькую, но очень насыщенную событиями и в чем-то почти самостоятельную жизнь.

Такую маленькую жизнь и посчастливилось пережить двум членам карагандинского историко-географического общества «Авалон» — мне, Виталию Шуптару, и моему давнишнему другу Александру Ермоленку в августе-сентябре 2006 года, когда мы решили провернуть одну из тех авантюр, из которых, по правде говоря, и состоит большая часть нашей жизни. Нас ждали земли, имеющие множество имен, и уже одни этим имена звучали как сказка: Восточный Туркестан, Малая Бухария, Уйгуристан, Алтышар, Жетышар, Джунгария, Кашгария и, собственно говоря, современное название этих мест – Синцзян.

Несмотря на тот факт, что наша затея многими и незамедлительно была окрещена «путешествием в Кашгарию по следам Шокана Валиханова», у нас и у него общей была только конечная цель маршрута – город Кашгар, тогда как пути ее достижения были разными. Хотя многие моменты в его дневниках стали намного понятнее и ближе после того, как кое-что из описанного пришлось увидеть и пережить нам самим. Поэтому, учитывая мое преклонение перед этим выдающимся исследователем Центральной Азии и членом Русского географического общества, некоторые выдержки из его путевых дневников я буду стараться включать в свое повествование, так как они и по сей день не утратили своей актуальности.

Глава 1. КРАСНАЯ ГОРА

Поезд Алматы-Урумчи, полный казахстанских студентов, едущих учиться в Китай языку и различным наукам, проведя полдня на пограничной казахстанской станции Дружба, уже в сумерках медленно и мучительно пересекал границу.

Разговоры о том, что можно и нельзя ввозить в Китай, сопровождающиеся советами «знатоков» съесть все продукты питания, так как их все равно отберут, обсуждения карточек санитарной службы Китая, выданных для заполнения еще на территории Казахстана, и споры о том, стоит ли писать в них всю правду, шутки по поводу того, куда и как будут вставлять градусник для замера температуры…

Наверное, многие согласятся со мной в том, что первое, чем Китай поражает всех иностранцев, это масштабность, присутствующая во всем. Такой масштабностью обладает, например, здание железнодорожной станции Алашанькоу — настоящие парадные ворота страны, которые не стыдно показать гостям. Ощущение торжественности момента усилил и сам процесс встречи поезда китайскими пограничниками, отдающими честь под звуки торжественного марша.

Ввозимые топографические карты, после наших слов о том, что их масштаб — 5 км в одном сантиметре, сразу же перестают быть предметом повышенного интереса. На продукты никто не смотрит, ожидавшегося тотального обыска не происходит, как не проводится и замеров температуры в какой бы то ни было форме. Все проходит довольно быстро, с одним только не совсем понятным моментом – сбором паспортов (как оказалось, довольно распространенная в Китае практика, когда ты на некоторое, причем довольно продолжительное, время остаешься без документов, удостоверяющих личность, пока эти самые документы проходят проверку и «обогащаются» необходимыми штампиками). Без паспортов мы гуляем по перрону, впитывая первые впечатления от пребывания в чужой стране.

«Урумчи есть первый по торговле город в Западном крае. Из него развозятся товары в Кульджу, Чугучак и Китайский Туркестан через Комул. В нем много капиталистов, которые закупают гуртом и отпускают товары», — так написал много лет назад Валиханов. Урумчи и сейчас остается таковым, но не надо пытаться ограничивать его значение ролью большого базара, как это часто делается.

Урумчи вообще очень сильно заставляет задуматься о том, насколько стремительными могут быть темпы городского развития. Но казахстанцы и россияне, попадающие сюда, обычно не видят ничего, кроме огромного рынка Бинжан и одноименного района, ориентированных исключительно на русскоговорящую публику, чьей целью в Урумчи является закуп разнообразного товара. И часто слышимые мною рассказы о городе подобных людей, отражающие лишь одну сторону действительности, я склонен сравнивать с фантастическими историями средневековых путешественников (естественно в переводе на современную специфику), которые отчасти по незнанию, отчасти из невежества писали о страшных морских драконах и прочей галиматье, не существующей в реальности. Да, Урумчи, это не только Бинжан. Это и прекрасные зеленые парки, самым красивым из которых является Хоншан — парк на Красной горе (при, кстати, бытующем мнении, что Урумчи — это пыльный серый город, начисто лишенный зеленых насаждений), это и уйгурский квартал, где жизнь все еще пытается идти по старинным обычаям, это и ультрасовременный центр города, застроенный небоскребами, каждому из которых присущи свои отличительные черты в китайском либо мусульманском стиле. Здесь на улице можно встретить одетую в оранжевую робу дорожного рабочего девушку, чье лицо почти полностью закрывает чадра, но в руке у этой девушки будет мобильный телефон. Эта картина, по моему мнению, очень сильно отражает связь сегодняшнего дня и дня вчерашнего, которой так сильно и примечателен Урумчи.

Решение трех самых значимых проблем, которые беспокоили нас в первый день нашего пребывания в Урумчи, растянулось примерно на полдня. Проблема первая – деньги. Банки работали лишь с 10 часов, а до этого времени мы не могли ни поесть купить, ни в гостиницу устроиться (в последний день в Алматы мы, к нашему большому удивлению, выяснили, что юани в южной столице Казахстана стали настоящим дефицитом, а на границе менять деньги не хотелось). Когда подошло время, доллары были успешно превращены в юани в одном из многочисленных банков благодаря нескольким фразам из разговорника, которые китайцы, вопреки моим ожиданиям, поняли. Таким образом, одна проблема была решена.

Несколько гостиниц, куда мы осмелились наведаться в целях выяснения цены, оказались настолько дорогими, что мы уже начали сомневаться в том, что это Китай. Однако, как всегда в таких ситуациях, помог счастливый случай. Парень на улице обратился к нам по-английски, а из дальнейшего разговора мы узнали, что он работает туристическим гидом, поэтому хорошо знает город, где в нем можно остановиться и может нам помочь. Он и написал нам названия нескольких гостиниц, цены в которых, по его словам, нам подходили, а также показал примерное направление движения. Мы шли довольно долго, а потом все же решили добираться до первой гостиницы из списка на такси (это был неплохой вариант, учитывая то, что таксисты, в отличие от нас, по-китайски читали, и иероглифы, написанные нашим помощником, для них не были простым набором значков, как для нас). Хорошо, что такси в Китае довольно дешевое, даже очень дешевое, я бы сказал. Правда, тогда садясь в машину, я еще не знал, на сколько меня раскрутят. Саньке с велосипедом пришлось остаться на перекрестке, где мы договорились встретиться после того, как я устроюсь в гостиницу и сброшу там все наши вещи.

Такси довольно быстро несло меня по незнакомому городу все дальше от Саньки, а я судорожно смотрел по сторонам и молился, чтобы на нашем пути было как можно меньше поворотов, которые мне потом придется вспоминать. Все-таки перспектива потерять друг друга в чужом городе, не имея никаких средств для связи, совсем не прельщала. К счастью, дорога к гостинице была прямой, и мое такси так ни разу никуда и не свернуло. В маленьком отельчике, располагавшемся в уйгурском квартале Урумчи, я был приятно удивлен наличием слегка говорящего по-русски администратора. Сняв номер и затащив в него наши рюкзаки, я пешком отправился обратно к Саньке.

Интересная штука в китайских гостиницах с ключами: и в Урумчи, и почти везде, где бы мы не останавливались позднее (за исключением Кашгара), ключи нам на руки не выдавали. Ты уходишь и просто захлопываешь дверь, приходишь и идешь открывать номер вместе с дежурной по этажу, которая и является хранителем огромной бренчащей связки. Стоимость размещения в Китае, несмотря на свою дешевизну, меня все-таки удивила (очевидно, после невероятно дешевого Непала, где я побывал пару лет назад). Двухместный номер с телевизором, ванной, туалетом и непременным термосом с кипятком, обходился нам от 50 до 100 юаней за сутки (что составляет 6-12 долларов США). Хотя, говорят, можно найти и места подешевле, но нам так и не удалось.

У нас есть крыша над головой, теперь можно и поесть. Здесь не было даже вопроса – мы в столице Уйгуристана, значит будем кушать наш любимый уйгурский лагман. В одном из уличных кафе, расположенных неподалеку от нашей гостиницы, мы и наелись его досыта. Впервые попробовали кушать палочками, причем вполне успешно (надо сказать, что в дальнейшем этот навык у нас дошел почти до совершенства). Очень импонирует местный обычай, распространенный во всех без исключения кафе — вне зависимости от того, что будет заказывать гость, в момент прихода ему на стол ставится чайник со свежим зеленым чаем. Хотя мы частенько дополняли чай вкуснейшим ананасовым пивом, очень популярным в Синцзяне.

Жизнь на улицах Урумчи не затихает до 3-4 часов ночи. И что интересно, происходит это не от избытка туристов, ищущих ночных развлечений. Напротив, именно сами жители Урумчи во время близкое в полуночи почему-то начинают посещать парикмахерские и аптеки, оккупируют многочисленные кафе и уличные лотки, в общем, живут вполне нормальной и повседневной, а не какой-то особенной ночной жизнью.

Кстати, о ночной жизни. Любому русскоязычному человеку в Урумчи, также как и в других городах Синцзяна, являющихся предметом посещения публики из бывшего СССР, известно слово «куня» (обычно с ударением на первый слог). Происхождение его является предметом споров, но обычно его считают извращенным на русский манер китайским словом «гуниан» (девушка). Кунями русские называют всех служащих женского пола, хоть администратора в гостинице, хоть секретаря в конторе, хоть кассира в банке. Однако, чаще всего говоря «куня», подразумевают «проститутка». Чего-чего, а этой субстанции в Урумчи просто пруд пруди. Некоторые из людей, с которыми мы общались во время или после путешествия, узнав, что мы услугами куней так и не воспользовались, разочарованно покачав головой, совершенно серьезно заключали: «и зачем в Китай ездили?!». На самом деле, традиции проституции в Синцзяне настолько древние, насколько и сам Синцзян, несмотря на его многовековое мусульманское прошлое. Еще Валиханов отмечал, что «в Малой Бухарии женщины… свободны в своих поступках, оттого и число распутных женщин, известных полиции, в Шести городах развито до таких цифр, что устрашает не только среднеазиатских мусульман, но даже китайцев». И в наши дни любой исследователь может отметить, что ислам в его восточно-туркестанском варианте, представляет собой сильно смягченную версию своего ближневосточного оригинала, предполагающую значительные послабления в том, что касается понятий о нравственности и морали.

Вещь, которая сильно удивила нас в Урумчи, и позднее продолжала удивлять в дальнейшем, это то, что в западной части Китая зачастую очень сложно найти привычные нам китайские товары. Так получилось и с газом для горелки, который мы, рассчитывая на китайскую промышленность, даже и не подумали с собой брать, справедливо полагая, что это равноценно тому, чтобы тащить сюда с собой китайскую лапшу или клетчатые полипропиленовые сумки. Однако, газа нигде не было, что вынудило нас в дальнейшем искать «альтернативные источники энергии». Также не нашли мы в Урумчи и китайской тушенки, так хорошо знакомой казахстанцам с начала 90-х годов. К концу поездки мы вообще поняли (хотя и предполагали это заранее), что для того, чтобы увидеть Китай, нужно было ехать восточнее – в Пекин или Шанхай. А здесь, совершенно другая страна, Туркестан одним словом.

Надо сказать, что Саня приехал в Китай уже со своим велосипедом (к слову, его нелюбовь к харьковскому велозаводу росла с каждым очередным километром пути), поэтому и прохождение им нашего довольно продолжительного маршрута можно заслуженно окрестить подвигом. Я же, не имея велосипеда, планировал купить таковой в Урумчи. Шарахаясь по городу в первый же день нашего пребывания в нем, мы случайно наткнулись на магазин, который оказался настоящей мечтой велофаната и в некотором роде велоклубом. Мы быстро смогли найти общий язык с несколькими парнями, прекрасно разбирающимися в том, что нужно велосипедисту, даже несмотря на тот факт, что на английском из них разговаривал, и то не очень хорошо, лишь один. На следующий день мы пришли сюда уже с деньгами, а вышли, точнее выехали с велосипедом «Merida Warrior», который и позволил мне добраться до самого Кашгара, и к коему я в настоящее время питаю самые теплые чувства.

Общение с китайцами, вопреки общепринятому мнению, вполне возможно. И не только на языке жестов, как это было в веломагазине. Фразы, взятые из разговорника, понять также могут. Ну а тюркская часть населения города (уйгуры, казахи, узбеки и т.д.) для нас вообще находка — обладая базовыми знаниями казахского языка с ними можно вполне сносно общаться.

В Урумчи у нас произошла одна приятная встреча, подтверждающая, что весь мир путешествует и мы не одиноки в своих стремлениях. Два француза направлялись на поезде в Кашгар, чтобы купив там велосипеды, пересечь Тибет. Но наше велопутешествие начиналось здесь в Урумчи, поэтому мы могли только пожелать друг другу счастливого пути, понимая, что Тибет нас еще ждет когда-нибудь в будущем.

Еще один человек, который успел пожелать нам счастливого пути – это мистер Чен, окликнувший нас по-русски в тот самый момент, когда мы двигались на выезд из Урумчи, чтобы отправиться в наше долгое странствие. За чаем в уйгурском кафе, куда нас пригласил этот гостеприимный и любознательный китаец, мы узнали, что русский язык он выучил, работая в посольстве Китая в Кыргызстане, да и по России ему часто приходилось ездить. Мы поделились с ним своими планами, обменялись координатами и получили напутствие, а также предложение звонить ему, если нам понадобится помощь.

Глава 2. ЧЕРЕЗ ТИГРОВУЮ ПАСТЬ

Итак, проведя в Урумчи три дня и закупив все необходимые для путешествия вещи (а точнее, те из них, которые нам все-таки удалось найти), утром 24 августа 2006 года мы выдвинулись из города на юг, чтобы по трассам G216 и G218 пересечь горы Восточного Тянь-Шаня и попасть в следующий пункт нашего путешествия — город Корла.

Намотав за первый день около 50 километров, мы удалились от Урумчи всего лишь на 13 километров по прямой. Произошло это потому, что мы запутались в китайских автострадах и полдня плутали в поисках нужной нам дороги. Однако, в конце долгого дня мы были вознаграждены очаровательным закатом, который мы наблюдали, расположившись на ночлег на окраине кукурузного поля. На следующий день мы планировали добраться до монумента, обозначающего центр Азиатской части света, о котором мы узнали из карты, купленной в Урумчи, и который, судя по фотографии, представлял собой высоченное сооружение из нескольких сходящихся кверху столбов, заключенных в круг.

Весь следующий день мы активно поднимались вверх, забираясь все выше и выше. Соответственно этому, вначале степной пейзаж сменился холмистым, а потом мы и вовсе покатили по настоящим горным дорогам. Климат, соответственно рельефу, также поменялся и стал более влажным и прохладным.

Бурлящие горные реки, черные и холодные скалы, огромные грозовые облака. Все это было бы прекрасной декорацией для «Клуба путешественников». Этот момент я смог хорошо прочувствовать, когда с наушниками в ушах сидел на краю дороги, свесив ножки в пропасть, которая заканчивалась рекой, и слушал Ханца Циммера. Это было просто непередаваемое ощущение.

Ориентация по китайским дорога осложняется полным отсутствием надписей на латинице, поэтому ориентироваться нам приходилось исключительно по номерам автострад (к счастью, цифры у китайцев такие же как и у нас). Интересной была встреча с китайскими велосипедистами. Наш разговор проходил исключительно на языке жестов, но мы смогли понять, что они едут как раз с того самого перевала, куда мы направляемся. А еще мы поняли, что они нам настойчиво рекомендуют бросить наши велики внизу и подниматься туда налегке, а иначе мы неминуемо умрем. Данный совет был проиллюстрирован одним из китайцев путем приподнятия моего груженого велосипеда и своего легонького. В конце концов, очевидно, руководитель группы написал мне в блокнот целую петицию на пол-листа, содержание которой нам и по сей день неизвестно.

К сожалению, центра Азии нам увидеть не удалось (к середине второго дня мы окончательно поняли, что проехали мимо это примечательное место). Утешением был лишь тот факт, что для знакомства с этим своеобразным пупом земли нам пришлось бы делать немаленький крюк, а на подъеме это вещь не очень приятная.

Китай активно эксплуатирует природные богатства Восточного Тянь-Шаня, что, конечно же, не очень хорошо сказывается на состоянии местной окружающей среды. Так, мы были неприятно поражены, когда на подъезде к поселку Хоуща, среди живописных гор, увидели дымящие трубы теплоэлектростанции, здания обогатительной фабрики, и другие, не менее грязные и опасные для окружающей природы, промышленные предприятия. Прогресс — есть прогресс, и от этого никуда не денешься, но очень печально видеть его проявления в таких живописных уголках земного шара.

На северных склонах Восточного Тянь-Шаня, можно сказать, и началась этнографическая часть нашей экспедиции. Неоднократно встречаемые нами на пути всадники на лошадях, перегоняющие стада баранов, коз и коров, оказались казахами. Слова приветствия, изумление от той новости, что мы из Казахстана, позирование перед объективом, пожелания доброго пути… Интересно было встретить казахов именно здесь, в горах Восточного Тянь-Шаня, в том самом месте, где, по мнению некоторых историков, и зародился тюркский этнос.

Одна из семей, мимо которых мы проезжали, как раз закончила упаковывать вещи для перекочевки, но увидев путников эти люди пригласили нас поесть и попить. Современность, очевидно, вносит свои коррективы в непререкаемые традиции и понятия, что выразилось в данном случае, в коммерциализации гостеприимства — и это у казахов, нации, славящейся своими древними традициями в этом вопросе. По окончании совместной трапезы, нам было предложено оплатить выпитое и съеденное. Это, конечно, испортило настроение, хотя и не успело подорвать веру в людей. А совсем скоро мы поняли, что эти люди — всего лишь исключение из общего правила, и далеко не всех китайских казахов современность изменила в худшую сторону. В связи с дальнейшими событиями, названными нами позднее «экстремальной этнографией», мы имели возможность убедиться в этом.

Непогода в горах — это настолько распространенное явление, что предугадывать и пытаться прогнозировать ее — дело совершенно неблагодарное. Нужно просто морально и физически готовиться к этому. Мы точно не знали местонахождения перевала (мы также не знали ни его высоты, ни сложности, ни даже точного названия). Имеющаяся китайская карта поражала своей лаконичностью, и было очень трудно совмещать ее с генштабовскими картами, созданными во времена, когда еще ни имеющихся сейчас дорог, ни самого перевала в данном месте возможно еще не существовало. Поэтому мы просто ехали и ехали вверх, ориентируясь по километровым столбам. После обеда, уже ближе к вечеру, вдруг начал капать дождь, сопровождавшийся холодным пронизывающим ветром. Постепенно дождь перешел в град, а потом и вовсе сменился снегом, который из мелкого снежка вскоре превратился в настоящую снежную бурю, очень сильно затруднявшую наше передвижение. Видимость становилась все хуже и хуже. Ледяной ветер, промокшие насквозь вещи и близящаяся ночь заставили нас искать приюта (ставить палатку в таких условиях было совсем уже последним и в некотором смысле заведомо проигрышным вариантом – разводить костер было не из чего). Так мы и набрели на маленький казахский аул, расположенный, как оказалось, у самого перевала.

Семья Кадыльбека приняла нас очень радушно. Его сын, который и привел нас в юрту, естественно взял на себя основные заботы по нашему обустройству. Самостоятельность и взрослость этого семи-восьмилетнего мальчика нас просто поразили. Ради нас была приготовлена праздничная трапеза, и уже через час перед нами стояло огромное блюдо с бараниной и овощами, которое мы так и не смогли осилить. После всего перенесенного больше всего хотелось спать, а не есть. Однако, засыпать так сразу было бы просто невежливо. Поэтому целый вечер мы занимались тем, что отвечали нашим собеседникам на массу вопросов, касающихся нас, нашего путешествия, Казахстана и всего прочего.

Уже сидя в теплой юрте, я вспоминал слова одного моего друга, сказанные им мне на вокзале в Нью-Дели: «Ты хотел адвенчу? Так получай же ее!». Да уж, чего-чего, а «адвенчи» у нас за этот день было хоть отбавляй.

Язык синцзянских казахов, конечно, отличается от современного казахского языка и изобилует большим количеством русских слов, которые сейчас в Казахстане уже обычно имеют свои казахские эквиваленты (например, чай — шай). Дает знать о себе и китайское влияние, хотя из всей семьи писать по-китайски может только младший сын (но разговаривают свободно все). В письменной речи местные казахи используют арабскую вязь. Само имя хозяина юрты — это китаизированная форма обычного казахского имени Кадырбек (просто китайцы не могут произносить звук «р»). Каркас юрты в наши дни делается уже не из древесины, а из металлических пластин (это касается и кереге, и уыков, и шанырака). Юрты обеспечиваются электричеством благодаря солнечным батареям, собирающим энергию для освещения жилища, а топятся углем, который на Восточном Тянь-Шане имеется в изобилии. Интересная деталь, бесспорно свидетельствующая о влиянии китайской культуры — предоставив нам выбор по поводу того, как есть баранину — руками или палочками, сам хозяин, в отличие от нас, выбрал последний вариант.

А на следующее утро началось покорение перевала Тигровая пасть (Барн-Амр или Шэньли) хребта Укен. Как оказалось, наш аул находился прямо у начала серпантина, ведущего наверх. Чем выше мы поднимались по серпантину, тем восторженнее приветствовали нас люди из проезжавших навстречу машин. Узнав о том, кто мы, откуда и куда направляемся, большинство людей стремилось с нами сфотографироваться. Многие останавливались и давали нам еду, воду. Саня даже успел вывести правило: «чем больше высота, тем щедрее китайцы».

Нам пришлось около десяти километров буквально толкать перед собой велосипеды с тяжелыми сумками (ехать вверх при таком наклоне и в нашем подорванном вчерашними приключениями самочувствии, мы не могли), и надо сказать, что это были не самые счастливые часы моей жизни. Но несмотря ни на что, около половины пятого вечера мы наконец стояли на перевале, чья высота равняется 4280 метрам по китайским данным или 4036 метрам по данным нашей спутниковой навигации. Здесь началась настоящая фотосессия: несколько семей китайцев, прибывших на перевал с другой стороны на машинах, были настолько обрадованы нашим появлением, что долго не выпускали двух казахстанских путешественников из своих рук.

Когда мы наконец расстались с китайскими туристами, обменявшись друг с другом всеми возможными координатами, начался такой долгожданный, но очень быстрый и стремительный спуск. Около пятнадцати километров мы буквально летели в пыли и грохоте по грейдеру. Тормоза за время нашего спуска отпускались очень редко, и тем не менее, набираемая скорость заставляла задуматься о том, как долго и больно будет лететь вниз. Неудивительно, что во время всего этого мы и потеряли карты, которые были завернуты в тубус и помещены в каремат у меня на багажнике.

Сбросив больше километра высоты, мы расположились на ночевку. Отсутствие снега и холода приятно грело душу. Так же как ее грели и мысли о том, что через несколько дней станет совсем тепло, и мы, наконец, сможем высушить все наши отсыревшие и промокшие вещи.

На следующий день, продолжая спуск, мы наконец увидели асфальтовое покрытие, чему были несказанно рады, так как грейдер с обломками скальной породы и рельефом стиральной доски — это отнюдь не лучшая дорога для велосипедов, которые успели уже устать от постоянной тряски и периодически радовали нас мелкими неприятностями.

В тот же день мы успели побывать в ламаистском монастыре Балюнтай. Это довольно тихое и живописное место, расположенное на некотором отдалении от транспортных магистралей. Попали мы туда уже под вечер, когда заходящее солнце, еще выглядывающее из-за гор, окрашивало пейзаж в теплые умиротворяющие тона. Посетив Балюнтай, мы вернулись обратно к нашей трассе, смотались в поселок за пивом, и, поставив лагерь на небольшом пригорке в тени деревьев, отметили возвращение к асфальту. Правда делать это пришлось уже под моросящим дождем, прикрывая еду и бутылки от назойливых капель.

Следующее утро и вовсе «порадовало» нас затянутым грозовыми тучами небом и дождливой сыростью. Отправление в дорогу было отложено на неопределенное время. К счастью, после обеда погода улучшилась, и выехав около пяти вечера до наступления темноты мы смогли проехать более шестидесяти километров, причем эти километры стали одними из самых запоминающихся и приятных за все наше путешествие.

Мы просто летели по прекрасной дороге вниз, совершенно не утруждая себя кручением педалей, и лишь изредка прижимая тормоза на крутых поворотах. Южные склоны отрогов Восточного Тянь-Шаня очень сильно отличаются от северных – здесь чувствуется дыхание великой пустыни Такла-Макан. Такими, благодаря фильмам, я всегда представлял себе горы в Афганистане.

Из гор мы выскочили на обширную пустынную равнину, имеющую небольшой и приятный уклон, и продолжали катить по ней, с небольшими остановками, до самого заката. Уходящая вдаль ленточка асфальта, безграничные просторы и палящее солнце, — все это наводило на мысли о просторах Техаса и байкерах, а в голове всплывали картины из фильма «Харлей Дэвидсон и Ковбой Мальборо» и песня Бон Джови «Wanted dead or alive»…

Не может не поражать тот факт, что стараниями людей часть этой безводной пустыни, почва в которой — это почти сплошные камни, солончаки или лёс, была превращена в цветущие зеленые поля, тянущиеся, благодаря огромной и запутанной сети ирригационных сооружений, на десятки километров. Когда-то Валиханов в своих путевых заметках написал: «Смотришь и удивляешься: эту песчаную солонцеватую степь, на которой нет совершенно чернозема, которая сама по себе производит только горький юсан, колючий эбелек, бедные кусты терновников… эту в высшей степени неблагодарную почву китайское терпение умело победить настойчивым трудом и заставило ее произвести то, что хотел человек. Надо было быть китайцем, чтобы только подумать о возделывании такой пустыни».

Эти места в основном заселены людьми китайской народности «хуэйцзу», которые нам больше известны как дунгане и которые успели произвести на нас самое благоприятное впечатление. Одни помогли нам в починке моего пробитого колеса (в этом казалось бы пустяковом вопросе, который мы и без посторонней помощи могли бы решить, нам стало помогать как минимум человек пять), а потом продали два арбуза по совершенно бросовой цене (как для своих, что, в общем-то было большой редкостью). Другие, увидев проезжающих путешественников, подарили нам винограда. Вечер был ознаменован почти праздничным ужином, представленным салатом из помидоров, а также арбузом и виноградом на десерт. Трапеза была устроена в сухом арыке, где можно было усесться почти как в кресле, наблюдая звездное небо над головой. Засыпать в этот день с мыслями о том, что если ты путешествуешь, то весь мир тебе помогает, было особенно приятно.

Глава 3. ЦАРСТВО ПЕСКОВ И ТУМАНА

До Корлы оставалось совсем немного, но пасмурная погода следующего дня как-то не очень хорошо давила на психику и делала настроение совсем не радостным. Масла в огонь подливали многочисленные металлургические заводики, распространяющие вокруг себя удушливую вонь. Небольшим, но совершенно неожиданным испытанием стали и горы Актаг, только преодолев которые и можно было попасть в Корлу. Мы снова на некоторое время стали пешеходами и медленно покатили велосипеды наверх. Зато спуск, как всегда, был быстрым и захватывающим. Увидев Корлу с перевала, я был немало удивлен наличием большого количества современных высотных домов, которыми изобиловал городской центр. Именно в этом, как оказалось довольно крупном городе, мы и планировали остановиться на две ночи, чтобы передохнуть после гор и привести себя в порядок.

Предварительные поиски недорогой гостиницы ни к чему не привели – цены в заведениях, которые мы смогли найти, очень сильно отличались от нашего представления о нормальных ценах в Китае. В поисках места для ночлега мы ехали вдоль реки, где и наткнулись на кафе с просто нереальным для Корлы названием, написанным по-русски: «кафе мороженое Наташа». Мы определенно надеялись найти в этом заведении русскоговорящего человека, который смог бы посоветовать нам какую-нибудь недорогую гостиницу.

Русских в кафе не оказалось, зато там мы увидели напитки казахстанского производства, наводящие на мысли о том, что название кафе — это не простая случайность, а также парня-уйгура, который сносно говорил по-английски.

Встреча с Дильшадом (так звали парня) была для нас просто счастливым случаем. На самом деле в китайском городе очень сложно найти недорогую гостиницу, не обладая знанием китайского или, как в случае с Синцзяном, уйгурского языка, так как английская надпись «hotel» обычно присутствует лишь на вывесках заведений с внушительными ценами (за очень редким исключением). Поэтому знакомство с кем-то из местных — это хороший вариант найти гостиницу там, где бы ты сам ее и искать-то не стал и по значительно меньшим ценам, чем предлагают заведения с англоговорящим персоналом. Так и получилось в нашем случае — на два дня мы стали хозяевами номера в самом центре города по цене, которая иностранным туристам обычно просто снится.

Дильшад оказался во многом очень показательным персонажем. Его неоднократно повторяемые слова о том, что они (мусульмане) не должны есть китайскую пищу, любовь ко всему американскому (образованию, баскетболу, английскому языку), совмещаемая с казалось бы, совсем противоположными американскому образу жизни, строгими мусульманскими взглядами на мораль, а также серьезное отношение к здоровью и резко отрицательное к тому, что плохо на него влияет, создавали общее впечатление насчет той генеральной линии, которая присутствует в воспитании современной уйгурской молодежи. Дильшад, который сам был родом из Корлы, рассказал нам о том, что в настоящее время он учится на юридическом факультете в Пекине, но лелеет планы об учебе в США.

Благодаря Дильшаду мы смогли отведать блюда дунганской кухни. У меня вообще сложилось впечатление, что дунгане (народность хуэйцзу) более распространены в Корле, чем, например, в Урумчи. А по поводу заведений общепита мы узнали от Дильшада одну интересную вещь — любое мусульманское кафе, уйгурское оно, дунганское или какое-то другое, можно узнать по довольно типичным вывескам, на которых в первую очередь изображены приготовливаемые в заведении блюда (пять-шесть самых распространенных), а также силуэт либо стилизованный рисунок или просто фотография мечети. В общем-то это очень удобно — не возникает вопросов в том случае, если ищешь что-то конкретное.

Если Дильшад питал любовь к Америке, то нашего следующего мимолетного, но очень запомнившегося, знакомого явно учили совсем обратному. С ним мы встретились также благодаря кафе-мороженому «Наташа». Пытаясь сфотографировать сию, очень необычную для Корлы достопримечательность, Саша был потревожен проходившим мимо китайцем, который, уставившись на вывеску, на вполне внятном русском языке сказал: «Ошибка тут, должно быть кафе мороженоГО, а не кафе-мороженоЕ». Не став сильно спорить по поводу устойчивых словосочетаний русского языка, мы стали распрашивать прохожего о том, откуда он знает русский язык. Оказалось, что мужчина лет пятидесяти, учил язык еще в школе. И наиболее запомнившейся ему фразой стал лозунг «Долой американский империализм!», который, пытаясь продемонстрировать свое знание русского языка, он продекламировал нам еще очень много раз.

Набережная является уже в течение многих лет одной из достопримечательностей Корлы. Еще в девятнадцатом веке европейские путешественники писали о вытекающей из озера Баграшкель (современное название — Бостен) прозрачной реке Кончедарья, в которой с удовольствием купалось все население Корлы. Сегодня река, протекающая через центр города уже, конечно, не может похвастаться былой чистотой, чтобы в ней было принято купаться (сейчас жители города используют для этих целей озеро Бостен), но ее набережная определенно держит пальму первенства как самое популярное место прогулок горожан. Забитая в бетонные берега, река очень интересно оформлена многочисленными каскадами, образующими на огромном ее протяжении массу мини-водопадов, что делает впечатление от ее течения еще более идиллическим, а при ночном освещении, так и вообще несколько волшебным. Набережная – это популярное место и для проведения различных культурно-массовых мероприятий. Так, на второй день нашего пребывания в городе мы стали свидетелями детского фестиваля народного танца, где получили возможность ознакомиться с национальными костюмами разных народов, населяющих Синцзян.

Если после спуска с гор перед Корлой мы видели только отдаленные участки пустыни, то теперь нам предстояло пообщаться с пустыней так сказать «лично». Из Корлы наш путь лежал на запад по трассе G314, через пустыню Такла-Макан в сторону древних земледельческих оазисов Куча и Аксу.

Пустыня Такла-Макан. В этой фразе слышится нечто грозное, и на самом деле наверное не просто так получила она свое название, по одной из версий означающее «пойдешь — не вернешься». Самая большая пустыня Центральной Азии, какая же она? Нам было очень интересно прочувствовать это на себе.

Первое впечатление — постоянный туман или даже скорее мгла со всех сторон горизонта, ограничивающая видимость тремя-пятью километрами. Зачастую дорога, уходящая куда-то вверх, кажется здесь дорогой, идущей прямо на небеса. Серое небо, словно засоренное постоянными пыльными бурями, создает впечатление какой-то постоянной и непроходящей депрессии. Но так бывает не всегда, временами солнце светит очень ярко и просто раскаляет все вокруг. И тогда единственное спасение – многочисленные мостики, под которыми весной шумят речные потоки, спускающиеся с гор, а в жаркое время года, когда речки пересыхают, сохраняются такие необходимые для пустыни прохлада и тень. Спрятавшись под такой вот мостик мы частенько отдыхали во время полуденного зноя.

Второе впечатление — пустыня не настолько безжизненна. Человек метр за метром в течение многих лет отвоевывает у Такла-Макана земли, превращая их в цветущие сады. Многочисленные оазисы, занимающие огромные пространства зелеными полями, тянущимися вдоль дорог на многие километры, стали причиной того, что наша «витаминная диета», начавшаяся при спуске, так и не думала прекращаться. Местные персики, арбузы, виноград и другие фрукты можно по праву считать одними из лучших в своем роде.

Еще одно впечатление, причем неприятное. Китайская промышленность широко осваивает просторы Такла-Макана, свидетельствами чего являются многочисленные факелы нефтегазовых разработок, встречаемые повсеместно, а также другие производства и рудники. После Люнтая и перед Кучой нам даже пришлось ночевать неподалеку от каких-то подобных предприятий, что, конечно же, не добавило очарования пустыне в наших глазах.

Я никогда не думал, что ветер может оказывать такое влияние на скорость передвижения, от которой не в последнюю очередь зависит наше настроение. Несколько дней подряд ветер дул во всех возможных направлениях, за исключением попутного, зачастую переходя из слабого в умеренный, с вполне ощутимыми порывами, буквально выбрасывающими нас с дороги или кидающими под колеса проезжающим машинам.

Когда целый день крутишь педали, и вокруг тебя только дорога и перемещающиеся по ней транспортные средства, начинаешь уделять особое внимание последним, так как дорога, за небольшими исключениями, постоянно одна и та же — идеальная асфальтовая поверхность с желтой разделительной полосой и точно отмеренными километровыми столбиками и стометровыми отметками на обочине, а вот машины и прочие средства передвижения просто поражают своим разнообразием и разнообразием перевозимого. Каких только вариантов мы не насмотрелись: если арба является классическим средством для перевозки людей, то грузовые трактора с прицепами или трехколесные машины с кузовами, перевозящие большие многодетные семьи — это явно местное изобретение. Механизмы, тарахтящие так, что порой кажется, будто бы они доживают последние сто метров своей жизни, резво катят, перевозя на себе просто несовместимые с их размерами тяжести, раскачивающиеся так, что невольно начинаешь задумываться о последствиях их падения на проезжающие рядом машины.

В город Куча мы прибыли рано утром, и первой проблемой, которую нам предстояло решить, был плотный и вкусный завтрак, который непременно улучшал настроение на весь следующий за ним день. Место для завтрака мы нашли в новой части города, в ее огромном торговом квартале. Причем, повара из кафе, где мы отведали плова и тандырной самсы, заслуживают того, чтобы написать о них отдельно.

Когда довольно полненький, каким и положено быть повару, Осман, залез на мой далеко не легкий в управлении по причине огромных сумок на багажнике велосипед, я уже подумал, что пришел конец и велосипеду и Осману, но последний с легкостью начал крутить педали, делая круг почета по площади. Другой, Абдрахман, обрадовал нас своим небольшим знанием русского языка. А когда мы залезли на возвышающуюся посреди площади башню и стали фотографировать окрестности, наши веселые повара тут же изобразили сценку в стиле Али-бабы и сорока разбойников.

Куча несомненно существовала уже в первом тысячелетии до нашей эры, и до наших дней множество городских кварталов сохранилось в своем первозданном виде. Жизнь старого города, состоящего из узких извилистых улочек, где через открытые настежь двери во внутренние дворики, можно наблюдать быт местных жителей, на минут двадцать была всполошена нашим появлением, когда мы устроили по его узким улочкам настоящие гонки, самой большой целью которых было найти нормальное место для фотографирования, оторвавшись от местных зевак, которые очень действовали на нервы своей непосредственностью и любопытством.

В земледельческих оазисах, окружающих Кучу, помимо многочисленных фруктов и овощей, выращивается также и хлопок, процедуру сбора которого мы имели возможность наблюдать, расположившись после обеда на небольшой отдых на окраине обширного поля. Девушки боязливо озирались на двух чужаков и всячески препятствовали нормальному фотографированию. Но, несмотря на это, несколько хороших кадров, запечатлевавших сей процесс, у нас получилось.

Городок Синьхэ запомнился нам тем, что мы смогли там помыться, да и мы запомнились упомянутому городку, я думаю, не меньше, причем по той же самой причине. Проезжая по одной из улиц примерно в обеденное время, когда жара достигала своего апогея, мы увидели бьющую из крана воду, использующуюся для полива. Мужчина, чей трехколесный грузовичок стоял возле этого «оазиса», мылся и брился, используя воду из крана. Мы решили, что это можно сделать и нам. Шоу с моющими из-под крана головы «бледнолицыми» сразу же собрало кучу народу. Количество зрителей быстро побило все возможные рекорды. Уже уезжая отсюда в сопровождении целой толпы малолетних велосипедистов, которые тоже решили ехать в Кашгар, мы с Санькой шутили, что, наверное, именно с этого дня кран с водой войдет в категорию святых места города Синьхэ, а вода из него отныне будет считаться целебной.

После Синьхэ оазисы закончились, и на следующий день мы примерно до полудня крутили педали по безлюдной пустыне. Где-то в обеденное время мы заметили с правой стороны дороги заведение, которое, очевидно выполняло функции мотеля, ресторана и магазина одновременно для всех тех, кого забросило в эти суровые и внешне негостеприимные места. Сев за столик и заказав пива, мы вызвали неподдельный интерес к себе со стороны всего персонала и клиентов данного заведения., которые начали буквально ходить вокруг нас кругами. Местечко, находящееся буквально «in the middle of nowhere», а также его обитатели вызывали стойкие ассоциации с фильмом «От заката до рассвета» только в более тихом и светлом варианте. Сие впечатление усиливалось открытыми настежь дверями, через которые можно было видеть завихрения пыли и слышать завывания ветра. Наконец к нам за стол подсел и сам хозяин мотеля — У Туа. На самом деле, тот факт, что хозяин заведения именно он, мы поняли, только после того, как просидев около часу за одним столом с ним, мы попили, поели, пообщались непонятно на каком языке (он говорил по-китайски, мы по-русски), и ушли, не потратив ни копейки, так как все было, что называется «за счет заведения». За счет заведения нам предлагалось и отдохнуть «в нумерах», причем не в одиночестве, а с крутящимися вокруг девушками (по крайней мере, мы так это поняли). Но показав руками жест, означающий, что нам еще «крутить и крутить», мы расстались с сим гостеприимным местом.

Инфраструктура местных автострад ориентирована не на туристов, которые в здешних местах — редкие птицы, а на многочисленных дальнобойщиков и людей, ездящих автобусами между Кашгаром и Урумчи. Но инфраструктура эта довольно развита, что вкупе с многочисленными зелеными оазисами довольно быстро родило в нас иллюзию насчет того, что воды можно купить или набрать буквально через каждые несколько километров. Тем более, что имеющаяся у нас карта безбожно врала, и на ней не было указано большое количество существующих в реальности поселков. Но однажды карта оказалась права.

Мы, один за другим проезжали мосты через десятки пересохших речушек и довольно больших, судя по руслу, рек. Никакого намека на воду нигде не было. Мы ехали пока не стемнело, но так и не нашли место, где можно было бы взять воды. Этот вечер мы делили между ужином и завтраком те пол-литра воды, что у нас остались. Понимание того, что карта может и дальше не врать, что означало бы, что до ближайшей цивилизации нам придется проехать почти 90 километров, очень угнетало. А на следующее утро, допив остатки воды, мы продолжили свой невеселый путь. Как же мы обрадовались, когда после двадцати с лишним километров, на горизонте стали вырисовываться очертания автозаправки.

Выпив столько, сколько могли вместить в себя наши организмы, мы довольные отправились в сторону Аксу. И вскоре мы уже просто не могли поверить в то, что всего полдня назад изнывали от жажды посреди безлюдной и враждебной пустыни. Начавшиеся зеленые оазисы, предваряющие сам город, радовали нас тенью деревьев, прохладной водой и зелеными полями. А около пяти вечера мы уже въезжали в Аксу — город на Белой реке.

Глава 4. С ПОПУТНЫМ ВЕТРОМ

Аксу, следующий город в котором мы остановились для отдыха, является одним из древнейших оазисов Такла-Макана, и одно время здесь даже располагалась ставка верховного правителя Кашгарии — Якуб-бека. Население Аксу больше чем в два раза превышает численность жителей города Корла, и, соответственно этому, наши глаза на подъезде к сему населенному пункту усиленно искали доказательства его размеров, каковыми в любом современном китайском городе являются многоэтажными здания, занимающие его центральную часть. Однако, особо больших зданий мы не заметили. Увиденная нами река Аксу (по-тюркски «белая река»), конечно, уже давно не соответствует своему названию. Да и наши последующие скитания по городу в поисках древних достопримечательностей, в общем-то, ни к чему не привели. Никаких значительных остатков старого города не наблюдалось, чем мы были немного разочарованы.

В Аксу китайцы составляют более половины населения (для городов Синцзяна это редкость), поэтому тот факт, что именно здесь и состоялось наше более углубленное знакомство с самым многочисленным народом на земле посредством одного из его представителей, является в некотором роде закономерным. Ночлег в Аксу мы искали нашим обычным способом: если долго ездить по городу, то в конце концов наткнешься на кого-нибудь, кто тебе поможет. В Аксу этим «кем-то» оказался школьный учитель Джан, китаец, немного знающий английский язык и питающий огромную страсть ко всему русскому. Так получилось, что именно в день нашей встречи Джан отмечал свой 24-ый день рождения. Джан помог нам устроиться в недорогую гостиницу и провел с нами два вечера, рассказывая об Аксу и его жителях. Он познакомил нас с китайской кухней, которую мы, несмотря на почти три недели в Китае, так толком и не пробовали (пельмени в ресторанчике У Туа на трассе Корла-Аксу не в счет, так как мы наверное никогда не сможем считать это, столь распространенное на постсоветском пространстве, блюдо, китайским). Наш друг показал нам и другой, красивый ночной Аксу: каждый день, примерно с девяти вечера на главной площади города включается масса разноцветных фонарей и фонтаны с подсветкой, и можно наблюдать такое завораживающее зрелище, как кружащиеся под медленную музыку в танце десятки пар.

Вообще, жители Аксу показались нам очень коммуникабельным и любознательным народом. Пока мы с Джаном и Санькой стояли на площади и фотографировали, вокруг нас постепенно собралась целая толпа. Кто через Джана, кто самостоятельно, люди пытались общаться с нами. В конце концов, все закончилось многократным фотографированием в разных составах и обменом электронным адресами.

В Аксу Саня стал производить на меня впечатление человека, сносно знающего китайский язык. Такое происходило каждый раз в Интернет-кафе, когда он с видом знатока добавлял русскую раскладку клавиатуры, очень облегчая мне жизнь. А вообще с Интернетом в Китае дела обстоят прекрасно. Хорошая связь, сопровождавшаяся низкими ценами (обычно 2 юаня за час, то есть меньше 25 центов), позволяла нам без проблем торчать в Интернет-кафе по полдня, занимаясь написанием путевых заметок и отправкой отснятого фотоматериала.

Проведя в Аксу две ночи, пасмурным утром очередного дня наших странствий, мы выдвинулись по направлению к Кашгару. Теперь дорожные указатели практически всегда указывали на него, извещая нас о том, сколько километров нам осталось крутить педали.

Мы едем все вдоль того же Такла-Макана, над которым постоянно висит «сухой туман», но изменения в ландшафте налицо. Километрах в 120 от Аксу пустынный пейзаж стал намного интереснее (сказывается близость гор, ведь трасса проходит вдоль хребта Кельпинчельтаг) и контрастнее — теперь фоном для редких бледно-зеленых кустиков кое-где стали красная земля и горы, состоящие из зеленовато-болотных и красных пластов. А в двух днях пути до Кашгара мы даже могли наблюдать озеро, а также полакомиться в придорожном кафе рыбкой, выловленной в нем. Промышленность в этом регионе Синцзяна развита уже не так сильно, да и вообще здесь намного безлюднее, чем на предыдущем участке пути между Корлой и Аксу. Наверное, именно поэтому мне здесь понравилось значительно больше.

Не наблюдалось изменений лишь в одном — мы продолжали вызывать все такой же стойкий интерес у окружающих. Очень интересно было смотреть, в частности, за многочисленными дорожными рабочими, которые буквально бросали все свои дела и замирали на месте с открытыми ртами, долго провожая нас взглядом. Они определенно стали самой многочисленной группой наших «поклонников».

Если все дороги ведут в Рим, то все ветра, по меткому выражению Сани, дуют в Кашгар. Пять дней пути от Аксу до конечного пункта нашего путешествия, за редким исключением, прошли при попутном ветре, буквально подталкивающем нас в спину и повышающем «боевой дух». Особенно приятно ехать было по вечерам, когда жара спадала, а солнце светило приятнее чем обычно, окрашивая пустыню и горы на горизонте в очень живописные тона.

Когда крутить педали становится легко и делается это без всякого напряжения, в голове начинают крутиться всякие разные мысли, недавние воспоминания, впечатления и ощущения. Надеюсь, что наши наблюдения смогут помочь тем, кто будет путешествовать по Синцзяну после нас, ну или просто будут полезны для тех, кто интересуется Китаем вообще и Синцзяном в частности.

Китай — это та страна, где очень хорошо чувствуешь преимущества велосипеда и довольно трепетное отношение к тем, кто подобным образом передвигается. Нет, конечно, никто не будет пропускать велосипедиста (но так ведь тут и вообще никто никого не пропускает, в лучшем случае объедут), просто к человеку на двухколесном транспорте будут относиться как к равноправному участнику дорожного движения, а не как к помехе на дороге. Наличие велосипедных дорожек в городах и широких обочин на трассах очень облегчает передвижение и не создает проблем и трений между четырех- и двухколесными. Платные дороги, въезды/выезды на которые мы встречали на нашем пути раз шесть, для велосипедистов совершенно бесплатны (правда, лишь в том случае, если платная дорога не дублируется бесплатной).

Языки в Синцзяне – это интересный вопрос. С одной стороны, знание китайского и в этой части Китая очень важно, так как обычно и китайцы и некитайцы за редким исключением знают этот язык, но с другой стороны — в Синцзяне проживает огромная масса народа, разговаривающего преимущественно на своих родных языках (уйгуры, кыргызы, казахи и т.д.). Поэтому в разных ситуациях и в разных частях автономного района приоритеты могут несколько меняться, соответственно изменению национального состава населения.

Но вот для чего знание китайского бесспорно незаменимо, так это для ориентации по местности посредством дорожных указателей. Отсутствие надписей на латинице привело к тому, что под конец нашего путешествия мы уже начали вполне сносно разбираться в китайских топонимах. Дело в том, что названия городов, поселков, рек и т.п. состоят обычно из нескольких иероглифов, выступающих в данном случае в качестве слогов, а также слова (или слов), означающего родовую принадлежность топонима, прибавляемого в конце. Путем сопоставления китайских иероглифов с названиями, написанными латиницей на нашей карте, мы вывели нехитрый набор иероглифов-слогов, позволяющий не заглядывая каждый раз в карту, знать, куда мы направляемся — в Аксу или Алар, в Кашгар или Акташ, и сколько километров остается до очередной нашей цели.

Еще один интересный момент — время. Вообще на территории Китая действует единое время (часовой пояс Пекина, GMT+08:00), отличающееся от пояса Астаны на 2 часа. Это в некотором смысле, безусловно, удобно, хотя для Синцзяна, объективно находящегося в совершенно другом часовом поясе, не совсем приемлемо. В связи с этим интересно наблюдать такие встречающиеся время от времени «акции гражданского неповиновения», как часы в кафе, идущие по синцзянскому, а не по общекитайскому времени, или часы на некоторых местных телеканалах, упрямо отсчитывающие время с двухчасовой разницей с Пекином. Следствием этой разницы, очевидно является и тот факт, что жизнь в местных селах обычно не затихает до часов 11-12-ти (и это логично, ведь у людей всего 9-10 вечера — просто детское время!).

Проявление нелюбви к китайцам и всему китайскому для уйгуров, конечно, и в других случаях не такая уж редкость (хотя и не правило). Взять хотя бы такую мелочь как сигареты, реплики по качеству которых в зависимости от их родины, нам пришлось однажды послушать от одного из наших вынужденных собеседников-уйгуров, присевшего к нашему столу, очевидно «для установления дружественных отношений между Казахстаном и Синцзяном».

За несколько недель наших странствий по Китаю стало возможным и подвести кое-какие итоги, касающиеся кухни. В Синцзяне превалируют кухни двух народов, которые составляют большую часть населения региона: китайцев и уйгуров, причем со значительным перевесом в сторону последней. Уже упоминавшаяся традиция в первую очередь ставить на стол посетителей чайник с зеленым чаем распространена повсеместно, но вот дальнейший процесс подачи блюд и их набор различаются очень сильно.

Названия уйгурских блюд нам и так известны, единственное, что произносить их нужно немножко по-другому: лагман – «лягман», плов – «поло», манты – «манто» (все слова с ударением на последний слог), а пиво, к нашему огромному удивлению, так и будет «пиво». В случае с китайской кухней такой ясности, конечно же, не существует. Мы были бы очень счастливы, если бы в меню названия блюд сопровождались фотографиями, но такого мы так и не увидели. Зато, благодаря Джану из Аксу, мы выучили нехитрый набор слов, который позволял нам делать заказ и в китайских едальнях. Так мы смогли попробовать свинину с картофелем, курицу, правда, лишенную самых важных на наш взгляд частей тела, то бишь, лапок, вкуснейшую тушеную рыбу, а также несколько видов супов, в том числе уху и лапшу. Ну а как по-китайски пиво («пи-дзю» с ударением на первый слог), мы выучили еще в Урумчи.

Если в уйгурских кафе можно найти хлебные лепешки, называемые «нон», то у китайцев роль хлеба играет рис, который обычно подается ко всем блюдам. Наличие как первого, так и второго зачастую просто необходимо, так как подавляющее большинство блюд местной кухни отличается необычайно жуткой остротой.

Китайцы, как того и следовало ожидать, едят практически исключительно палочками, и только в некоторых случаях используют небольшие керамические ложки особой формы. У уйгуров все несколько по-другому. Палочки также используются повсеместно, но чем дальше от Урумчи и соответственно ближе к Кашгару, тем больше вероятность того, что вместе с палочками тебе подадут ложку, особенно если дело касается поедания плова.

Наблюдаются различия и в способе подачи блюд. Китайцы обычно подают еду большими общими блюдами, обеспечивая каждого едока маленькими тарелочками-кисюшками, соответственно количеству блюд; а уйгуры используют традиционный, на наш взгляд, метод «каждому по своей тарелке».

Время поедания пищи также значительно отличается. Уйгурская еда кушается намного быстрее, чем китайская, так как последняя обычно требует хорошего владения палочками (есть ими рис не в пример труднее, чем например, лагманную лапшу), да и блюда более сложны в исполнении и изобилуют косточками.

Ну уж если мы заговорили о кухне, то следует упомянуть и те случаи, когда приготовление пищи осуществлялось нами самостоятельно (что обычно происходило по вечерам). К концу нашего путешествия мы прекрасно научились кашеварить в пустыне, где оказывается почти всегда можно найти материал для разведения костра, а также для оборудования очага. Для второго идеально подходят кусочки такыра, встречающегося почти повсеместно, из коих можно сложить настоящие мини-печи, а топливом для последних прекрасно служат корни пустынных кустарников, обычно очень сухие и толстые, прекрасно разгорающиеся и дающие хороший жар.

Очевидно, занятые посторонними мыслями головы, временами перестают замечать окружающую действительность, такую как, например, стоящий на обочине и груженый булыжниками, трактор. В такой вот трактор и въехал как-то за несколько дней до Кашгара Саня, отделавшись, правда, легким испугом и погнутыми тормозами. Как оказалось, хотя в это и верилось с трудом, он просто его не заметил, словно доказав на своем примере тот факт, что пустыня – это идеальное место для медитаций и полного ухода в себя.

Глава 5. КАШГАР – ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕПОВТОРИМЫЙ

Ночь перед въездом в Кашгар мы провели неподалеку от городка Артуш, который издревле играл роль форпоста Кашгара. Когда-то Шокан Валиханов, как и многие другие путешественники, также был вынужден остановиться перед Артушем, чтобы дождаться получения пропуска для каравана, в котором он ехал. Хотя у нас нет твердой уверенности в том, что это тот самый Артуш (населенных пунктов с подобных названием в окрестностях Кашгара несколько), очень хочется верить, что именно эта земля хранит в себе воспоминания о пребывании нашего великого предшественника.

Плохо ехать куда-то, когда в мыслях ты уже там. Так и получилось у нас с Кашгаром — последние 50 километров казались просто бесконечными, к тому же все усугублялось появившимся встречным ветром и небольшим подъемом (чтобы попасть из Артуша в Кашгар надо преодолеть перевал между горами Бозтаг и Чонтаг).

Но как бы там ни было, а примерно в обед 12 сентября 2006 года, команда Историко-географического общества «Авалон» стояла в центре Кашгара на площади перед мечетью Идгар, запечатлевая для истории факт окончания велосипедной экспедиции. Позади было около 20 дней и более 1300 километров пути.

В Кашгаре мы провели почти неделю. За это время город успел стать каким-то совсем своим, даже без намека на то, что мы находимся в тысячах километров от дома. К тому же, с нами произошла интересная трансформация – мы уже больше не чувствуем себя чужими. Мы, можно сказать, влились в местный порядок хода вещей и почему-то начали воспринимать встречающихся нам европейцев именно как туристов, по какой-то непонятной причине отделяя себя от них.

Примечательно, что Кашгар, в отличие от всех виденных нами ранее городов Синцзяна, совершенно не обделен вниманием иностранных туристов. Здесь можно встретить кого угодно, людей из всех уголков земного шара, двигающихся в разных направлениях – кто в Тибет, кто в Кыргызстан, кто в Пакистан. Причем, эта ситуация наблюдается уже множество столетий. Выгодное положение Кашгара, как торгового центра, стало причиной того факта, что и в стародавние времена, несмотря на всю тогдашнюю нетерпимость китайцев к чужеземцам, город все же был открыт для «западных народов».

Так, например, в Кашгаре мы познакомились с парой из Бельгии – мужем и женой лет пятидесяти, преодолевших на велосипедах Каракорумский перевал. Теперь они возвращались в Гилгит на автобусе, отправив свои велосипеды почтой в Бельгию. А в Гилгите их ждала оставленная машина, на которой они планировали добраться аж до самого Пекина. Позднее на пропускном пункте мы встретили толпу англичан, двигающихся через Кашгар из столицы Китая и планирующих закончить свое путешествие в Ташкенте. Мы видели совершенно необычного японца, который в отличие от своих соотечественников, отдыхающих по неделе в год и без остатка преданных работе, уже долгое время двигался через Евразию, пользуясь автобусами и попутными машинами. В Кашгаре мы встретили ребят из Польши, путешествующих по странам СНГ и Китаю автостопом (об этой встрече будет рассказано поподробнее немножко позднее). А в любом из городских Интернет-кафе можно увидеть множество людей, разговаривающих на разных языках и на разных языках шлющих своим родным и близким впечатления от пребывания в этом примечательном городе.

Интересным фактом является то, что местом компактного проживания иностранных туристов в Кашгаре уже долгое время является отель «Семан», расположенный в здании бывшего русского консульства, — одного из центров так называемой «Большой игры» за влияние в Центральной Азии, которая велась в конце XIX века между Великобританией и Российской империей. На самом деле, гостиничные номера в наши дни находятся в нескольких пристройках, а само здание консульства используется уже в качестве музея (причем, довольно-таки дорогого – вход стоит 15 юаней, то есть почти два доллара). Несмотря на свою популярность у бэкпэкеров всего мира, «Семан» — отнюдь не дешевое место, скорее даже наоборот. Поэтому ознакомившись с ценами на проживание, мы пошли искать что-нибудь подешевле и нашли это «что-нибудь» прямо напротив — в пятнадцати метрах от первого «Семана» через дорогу располагался «Семан Роуд Отель». Приятным дополнением к этому отелю было находящееся внизу кафе «Шахерезада», очевидно, очень удачно совмещающее в себе необходимый баланс между ценой и качеством (к такому выводу мы пришли, наблюдая за клиентурой данного заведения, среди которой были и местные, и туристы-азиаты, и даже народ из Семана напротив).

Помимо своего удобного расположения на перекрестках дорог Центральной Азии, Кашгар представляет интерес и сам по себе, просто как очень древний город Великого Шелкового пути с двухтысячелетней историей. Валиханов писал, что торговый путь из Ферганской долины через перевал Теректы в Кашгар был известен еще Птолемею. Конечно же, в городе не могли не остаться и материальные свидетельства его почтенного возраста.

Центральную часть Кашгара занимает старый город. Настоящий старый город, без намека на правильную планировку, застроенный узкими и кривыми улицами, с многочисленными площадями, используемыми в качестве базаров, домами из кирпичей или глины и темными переулками-коридорами, уходящими неизвестно куда.

Мечеть Идгар (ее китайское название — Ид-Ка) – это сердце старого города. Построенная в 1442 году, она является самой крупной в Китае. Правда, не надо пытаться увидеть нечто огромное и высокое, потому что размеры мечети, по крайней мере, с виду, не сильно поражают, да и к тому же в Синцзяне никогда не было принято строить мечети с минаретами. Однако, говорят, что она обладает просто поразительной вместимостью – около 10 тысяч человек.

Свидетельствами существования старого Кашгара являются и сохранившиеся кое-где в центре остатки древней глинобитной стены, когда-то окружавшей город. Ее высота составляет, по нашим наблюдениям, около 9 метров. Когда-то в город можно было попасть исключительно через одни из двух имевшихся в стене ворот – Речные и Песчаные (Сув-дарваза и Кум-дарваза соответственно), теперь воспоминаниями о них являются лишь названия улиц.

Считается, причем заслуженно, что суть Кашгара на протяжении веков всегда оставалась одной и той же – существуя на перекрестках различных цивилизаций и впитывая в себя их разнообразные влияния, город с самого дня своего основания представлял собой огромный базар, где можно было купить, продать и обменять все, что угодно. И на самом деле, под торговлю в городе занято практически все пригодное для этого пространство – от узких улочек и площадей старого города до многоэтажных современных торговых центров. Да, здесь действительно можно купить все или почти все. И это «почти» как ни странно, относится к китайским, не синцзянским, товарам, многие из которых встретить на рынках и в магазинах Кашгара будет проблематично или даже невозможно. Так, например, здесь ни за что не найдешь такое заведение, как секс-шоп, и это при всей любви китайцев к подобным делам. Мусульманская культура накладывает определенные ограничения, и для того, чтобы их перебороть, китайцам еще придется постараться.

Конечно, говорить, что Кашгар весь представляет собой сплошной старый город, покрытый налетом древности, значило бы грешить против истины. На улицах города возвышаются и совсем современные здания из стекла и бетона, и обычные, ничем не примечательные коробки, встретить которые можно в любом советском городе, а также заметные издалека памятники, постройка которых была также типична городов в СССР.

Памятник Мао Цзедуну, по практически единодушному мнению, является для Кашгара чем-то посторонним. Не хочется употреблять не совсем приличные выражения про наличие на лбу инородных предметов, но, очевидно, это тот самый случай. Высоченный гранитный памятник вождя с красной звездой во лбу, указующего рукой путь к светлому будущему, на фоне женщин в паранджах и мужчин в тюбетейках, мечетей и восточных базаров, как-то диссонирует с окружающей действительностью.

Хотя наличие пионеров на улицах все-таки напоминает, что даже в мусульманском Кашгаре идеи дедушки Ленина продолжают жить. Правда, отношение детей к галстуку обычно оставляет желать лучшего – галстуки зачастую драные и вытянутые, могут болтаться на спине и быть заляпанными и мятыми. В общем, правило «как повяжешь галстук – береги его» совсем не соблюдается. Очевидно, идейности все-таки не хватает.

Помимо старого города (именно под ним обычно и понимается сам Кашгар), имеется еще и новый город – Янгишар или по-китайски Шуле, основанный в 1838 году. Шуле расположен примерно в 10 км к юго-востоку от Кашгара. Застроенный трех-четырех-этажными домами, причем современного вида, этот городок не представляет совершенно никакого интереса для посещения, в чем мы имели возможность убедиться.

История Кашгара всегда была связана в большей мере с тюркскими народами, и даже в настоящее время уйгуры составляют в населении города восемьдесят с лишним процентов, поэтому совсем не удивительно, что город совершенно не похож на китайский и выглядит скорее как ближневосточный населенный пункт, изобилующий маленькими кривыми улицами, мечетями и восточными базарами. Когда у нас возникло желание, или даже скорее необходимость, найти китайское кафе, мы столкнулись с настоящей проблемой, так как обнаружить один из районов компактного проживания китайцев оказалось не так то просто. В Кашгаре проще всего забыть о китайском названии города – Каши, которое на всей остальной территории Китая, и даже Синцзяна, используется значительно чаще, чем тюркское. Кашгар – мусульманский город, мусульманский на 99 процентов, и этим сказано все. Больше нигде в Китае вы не увидите такого количества женщин, чьи головы полностью обернуты в коричневые покрывала или почти наглухо задрапированы платками, с небольшой прорезью для глаз. И пусть даже на глазах у подобной леди будут присутствовать солнечные очки, а сидеть она будет за рулем мотоцикла или велосипеда, традиции, тем не менее, остаются прежними.

Если говорить о других народах, чьи присутствие особенно бросается в глаза, то в первую очередь следует упомянуть пакистанцев. И недаром, ведь отсюда начинается знаменитое Каракорумское шоссе, связывающее Китай с Пакистаном и Индией и проходящее через одноименный перевал — один из самых популярных на западе маршрутов по Азии. Еще по пути в Кашгар нам неоднократно приходилось слышать вопрос по поводу того, не в Пакистан ли мы направляемся, а уже на месте мы могли наблюдать массу туристов, целью которых было пересечение Каракорумского перевала с какой-либо из его сторон. Люди в так называемых «пешаварках» (даже не знаю настоящего названия этого пакистанского головного убора) и развевающихся одеждах составляют очень большую часть приезжего, но довольно перманентно обитающего в городе, населения Кашгара.

«Говоря о Кашгаре, нельзя не сказать о кашгарских женщинах, которые славились красотою во всей Средней Азии», — писал Валиханов, добавляя к этому, что «вода кашгарская имеет чудодейственное свойство возбуждать любовь». На самом деле, тот факт, что в Кашгаре женская часть населения намного симпатичнее, чем в других городах Синцзяна, замечаешь очень быстро. Это касается как китаянок, так и уйгурок. Еще один «перл», высказанный Санькой после моих рассказов о прошлом Кашгара, вкупе с его собственными наблюдениями за жительницами города, хорошо иллюстрирует ситуацию: «Разврат предыдущих поколений положительно сказался на местном генофонде».

Приехав в Кашгар во вторник, мы провели в городе еще шесть дней, так как билет на автобус до Бишкека смогли купить только на понедельник. Мы успели облазить весь город вдоль и поперек. Причем основным нашим занятием в эти дни было чревоугодие, которым мы занимались просто в огромным масштабах. Мы даже вывели собственную шуточную валюту для измерения стоимости чего бы то ни было. Дело в том, что самой оптимальной едой для нас были манты, которые стоили здесь по пол-юаня за штуку. Так и пошло, что кружка за 30 юаней в наших глазах стоила 60 мантов, велосипедный насос за 19 юаней стоил в мантовом эквиваленте 38, ну а стоимость билетов на автобус до Бишкека позволила бы нам купить целый фургончик сей вкусной снеди.

Глава 6. КАШГАРСКИЕ ПОНЕДЕЛЬНИКИ

В тот понедельник с самого утра все пошло каким-то другим, не совсем обычным образом: Саня проснулся раньше меня, и мне не пришлось, как обычно его будить.

Рано утром мы поехали на автовокзал, где подождав какое-то время, сели на автобус Кашгар-Бишкек (к слову о пунктуальности – в семь часов, указанные в билете, на автовокзале не было решительно никого, а требуемый нам автобус так и вообще появился уже в одиннадцатом часу). Посадке предшествовали длительные переговоры с водителем через едущих в том же автобусе кыргызов, в ходе которых нам было сказано, что на пропускном пункте Торугарт нас могут снять с автобуса, хотя никаких вразумительных объяснений этому дано не было. Понадеявшись на то, что за неделю до этого кассирша, продавшая нам билеты, увидев наши паспорта, сказала, что все будет нормально, а также принимая во внимание тот факт, что наши визы в любом случае истекают завтра, мы решили, что волноваться будем тогда, когда проблема возникнет на самом деле. Мы даже отдали свои последние юани в оплату за багаж, который у нас, конечно же, превышал все возможные лимиты.

Нам повезло значительно меньше, чем когда-то Шокану Валиханову, который без всяких проблем смог пересечь перевал Торугарт. Теперь же, использующийся в течение веков пограничный перевал, стал с какого-то недавнего времени по непонятному стечению обстоятельств «пропускным пунктом второй категории», двигаться по которому без проблем и заморочек могли лишь граждане сопредельных Кыргызстана и Китая. Для всех остальных предусматривались разные «веселые» нововведения, вроде того, что «граждане третьих стран могут перемещаться из Китая в Кыргызстан только в сопровождении лицензированного туристического гида, имеющего разрешение Public Security Bureau (местного КГБ и полиции в одном флаконе) и договор с соответствующими туристами на обслуживание, и только на автомобильном транспорте». Полный текст этой тирады был рассказан нам через немногочисленных англоязычных переводчиков, случайно оказавшихся на пропускном пункте, и нашего друга из Урумчи, помогавшего нам по телефону, – мистера Чена, которого мы также подключили к переговорам с неучами-пограничниками, которые кроме как по-китайски, ни на каких других языках не разговаривали. Наши переговоры с упрямыми представителями китайских государственных органов так ни к чему и не привели. Мы остались одни на площади перед пропускным пунктом, с кучей рюкзаков, сумок и разобранными велосипедами. А Саня еще и умудрился забыть в автобусе свой теплый свитер (как оказалось позднее, очень полезную вещь, учитывая наш дальнейший маршрут).

В общем, во всем чувствовалось, что ветра, дувшие в Кашгар, так и не собираются менять своего направления, упрямо «задувая» нас обратно. Но идти против ветра, также как и плыть против течения, обычно хоть и трудное, но вполне увлекательное, а также вознаграждаемое приятными воспоминаниями занятие.

Обменяв по грабительскому курсу небольшую долларовую заначку и не без трудностей добравшись обратно до Кашгара (а это более ста километров), мы, на время оставив вещи в нашей гостинице, ринулись на автовокзал в поисках правды и денег, которые, по нашему справедливому мнению, нам должны были вернуть. По дороге до вокзала я успел пробить переднее колесо. Неприятные происшествия уже стали входить в привычку. Денег за билеты на вокзале нам, конечно же, никто возвращать не собирался. Ругаться с людьми непонятно на каком языке было сложно. Идеи о том, как по-быстрому выбраться из Китая стали возникать одна за другой. Слабым местом любой идеи было наличие у нас практически одних казахстанских денег, которые в Кашгаре никому задаром не нужны, а также очень сжатые временные рамки, ведь за продление визы нам тоже пришлось бы платить, причем не мало.

На автовокзале мы встретили группу поляков – парня и двух девушек, которые передвигались по миру автостопом и автобусами. Им также не повезло с Торугартом, через который их не пропустили с кыргызской стороны. Недолгое общение с ними, а также наличие у них путеводителя по Китаю и клейкой ленты для заклейки моего пробитого колеса было чуть ли не единственным приятным событием целого дня. Поляки собирались через Ош добраться до Бишкека, а оттуда, проехав Казахстан и Россию, попасть домой. В связи с их планами о посещении Казахстана, нам даже удалось выменять у них немножко юаней. Мы сидели и вместе думали о дальнейших передвижениях, возможно совместных. Как-то неожиданно мне в голову пришла идея посмотреть внимательно на визы в наших паспортах…

Совместный подсчет, а потом и волнительный повторный пересчет тех тридцати дней, на которые давалась виза, приводили к неутешительному выводу – виза заканчивается не завтра, а сегодня. Попрощавшись с поляками и грустно пошутив, что если что, пусть ищут нас в какой-нибудь из тюрем Кашгара, мы помчались в центральное городское отделение полиции, которое, если верить польскому путеводителю, занималось как раз вопросами продления виз и оценивало свои услуги в 160 юаней (кстати, совершенно неподъемную для нас на тот момент сумму). Санина сломанная тормозная колодка по дороге в полицию не замедлила пополнить собой список «приятных сюрпризов» дня.

К счастью, в полиции нас успокоили: по их пониманию, срок действия визы заканчивался лишь послезавтра (типа 30 дней это условно, а на самом деле применяется понятие «месяц», да и течение срока начинается со следующего за прибытием дня). Эта приятная новость, конечно, экономила нам кучу денег, однако проблема нашего отбытия из чрезвычайно гостеприимного Китая стояла с прежней остротой.

Разговор в полиции однозначно определял наиболее предпочтительный вариант наших дальнейших действий – как можно быстрее выбраться из Китая через многосторонний китайско-кыргызский пропускной пункт Иркештам и попасть из него в Ош. Оставалось лишь узнать каким образом это можно сделать. Остановившись в одной из забегаловок старого города, чтобы наскоро перекусить мантами, мы известили наших в Караганде о том, что возвращение будет происходить по аварийной и пока что неизвестной нам самим схеме. Предельно ясно было одно – так быстро, как планировали, мы в Казахстан попасть не сможем.

Хочется заметить, что по своей скорости и динамичности наше возвращение домой в некотором роде даже смогло затмить впечатления от самого велосипедного путешествия. Забегая вперед, могу сказать, что закончилось все хорошо, хоть и повлекло за собой большие затраты по времени и деньгам. А сейчас мы, еще не зная нашего точного дальнейшего маршрута, пытались выбраться из Кашгара как можно ближе к границам СНГ.

В попытках найти транспорт мы провели какое-то время возле автовокзала, но ситуация осложнялась двумя моментами: во-первых, у нас было очень мало юаней, а во-вторых, не каждый водитель имел право на въезд в пограничную зону, каковой, естественно, являлся поселок Иркештам. Потом кто-то посоветовал нам поехать в район рынка, показав направление рукой (иначе понять, где это, было бы очень сложно, так как весь Кашгар по своей сути это один большой базар, о чем уже говорилось ранее). Неподалеку от этого рынка мы и нашли уйгура с маленьким грузовичком, который согласился за оставшиеся у нас деньги довезти нас до границы.

И вот, около восьми вечера мы уже упрямо двигались из Кашгара вслед заходящему солнцу. Нас ждал (по крайней мере, в это хотелось верить) пограничный пропускной пункт Иркештам. По дороге наш водитель решил заехать домой, благодаря чему мы получили возможность поесть лагмана, а также осмотреть изнутри обычное уйгурское жилище, каких в его деревне было сотни. Жилище сие представляло собой снаружи настоящую крепость с очень высокими глинобитными стенами, но было довольно-таки уютным внутри, правда, особо не изобиловало окнами и наличием солнечного света.

Проведя ночь в нанятом за оставшиеся юани, грузовичке, раннее утро следующего дня мы встретили перед пропускным пунктом, который, несмотря на надпись о круглосуточной работе, начал функционировать лишь в 10 часов. На Иркештаме мы наконец-то без проблем перешли китайскую границу (местные пограничники даже говорили по-английски) и добрались на велосипедах через пограничную зону до кыргызской стороны, где почувствовали некоторое облегчение: во-первых, мы уже точно выбрались из Китая и не станем нарушителями визового режима, во-вторых, теперь мы уже можем спокойно общаться на русском языке. Надо было видеть счастливое выражение моего лица в тот момент, когда я еще издалека смог различить написанную на русском языке надпись с названием погранзаставы, носящей имя какого-то Андрея, чьей фамилии я не запомнил..

Почему-то всегда кажется, что именно там, где фотографировать нельзя, и находятся самые прекрасные для этого места. Пограничная зона в районе Иркештама не была исключением. Живописная долина с текущей по ней широкой рекой в окружении причудливых скал просто требовала запечатлеть себя, но не желая иметь проблем, которых у нас уже и без того было много, мы подавили в себе сие благородное желание. Все-таки это был не тот случай, когда ради искусства нужно было идти на жертвы.

Для спуска с Иркештама в Ош нам нужно было найти какого-нибудь дальнобойщика, отправляющегося по этому маршруту. Доброй душой оказался камазист дядя Женя, живущий неподалеку от Бишкека, который за свою жизнь изъездил практически весь бывший Советский Союз. Последние несколько месяцев Женя все никак не мог попасть домой, поэтому это был его последний рейс между Ошем и Иркештамом, после которого он собирался вернуться в родную Васильевку к жене.

Через несколько часов после нашего пересечения границы мы уже сидели в Камазе, ползущем по ужасного качества горной дороге в сторону Ферганской долины. Дорога из Иркештама в Ош проходит вначале между Алайским и Заалайскими хребтами, а затем пересекает первый через несколько довольно высоких перевалов, самым значительным из которых является Талдык (3615 метров). Величественные горные пейзажи со всех сторон вскоре были скрыты от нас идущим дождем, а затем и снегом.

На самом деле в моей жизни было совсем немного моментов, когда я уже начинал вполне серьезно и последовательно представлять себе печальные последствия собственной смерти. Подъем на перевал Талдык в снежную бурю, в кромешной тьме, разбавляемой тусклым светом фар, на груженном под завязку Камазе с барахлящей автоблокировкой и умирающим аккумулятором, был одним из подобных моментов. К счастью, все обошлось и нам не пришлось, как предупреждал делать в случае чего дядя Женя, «быстро выпрыгивать из машины».

На кыргызских дорогах три проблемы: ишаки, козлы и дураки. Первые – это вполне мирные, но не совсем сообразительные животные, упрямо бродящие вдоль и поперек дорог, в том числе, и в темное время суток. Так как никакими светоотражающими поверхностями сии животные не располагают, то очень часто они становятся причинами своей же глупой и нелепой смерти, которая сопровождается значительными повреждениями машин – невольных «убийц». Вторые – это животные в фигуральном смысле слова. Питается сия категория тем, что сможет отобрать у проезжающих по дороге водителей. Обычная такса для беспроблемного проезда мимо инспектора ГАИ составляет 20 сомов – впрочем, совсем незначительная сумма, если сравнить ее уплату с теми последствиями, которые может повлечь отказ платить эту практически ставшую обычаем дань. Третья категория – самая опасная и самая непредсказуемая. Дураки, как это им и положено, обычно долго не думают. Самым привычным способом раздобыть денег на дороге, в Кыргызстане уже давно стало ее перекрытие. Причем иногда это действо приобретает просто государственные масштабы, когда несколько деревень, подогретые привезенной «огненной водой», устраивают за скромное вознаграждение (обычно 300 сомов на человека в день) акции гражданского протеста против чего-нибудь (зачастую протестующие и понятия не имеют против чего и за кого они ратуют). Люди просто берут в руки по кирпичу и садятся поперек дороги. А дороги в горах обычно существуют в единственном экземпляре, посему такая вот акция становится просто беспроигрышно заметной в масштабе всей страны сразу. Мы, к счастью, нарвались на менее идейных дураков, которые, поднаторев в технологии перекрытия, просто решили немножко заработать. Четверо подростков, вооруженных кирпичами, неожиданно возникли в свете фар. Их замахивающиеся движения в сторону лобового стекла и громкие пьяные маты, очевидно, в очередной раз убедили дядю Женю в народной мудрости «с дураками лучше не связываться». Посему уплатив небольшую мзду, взимаемую согласно «легенде» пьяных подонков на такую благородную затею, как свадьба, наш Камаз покатил дальше.

В связи с вышенаписанным, просто не могу не упомянуть строки, написанные Валихановым почти сто пятьдесят лет назад: «У киргизских родоначальников образовались систематические правила, освященные временем, по которым они грабят караваны, но грабят по-своему законно, основываясь на древних обычаях и правах… караван, проходя через улусы киргизского родоначальника, должен заплатить зякет… должен дать выкуп за свободный проезд». Или вот еще: «Не прошло несколько минут, как из одного аула выскочила толпа пьяных киргиз, пивших бузу, бросилась в карьер на наш караван и заставила нас бранью и угрозами повернуть в аул». Не удивительно ли, что по истечении полутора веков, ничего ровным счетом не изменилось! В том числе, и такое ничем не прикрытое грабительство, официально почти возведенное в ранг «гостеприимства».

После позднего ночного ужина в каком-то кыргызском придорожном кафе, которым нас угостил дядя Женя, короткого трехчасового сна в кабине Камаза, часов в одиннадцать утра следующего дня мы прибыли в город Ош.

Я был в других городах Кыргызстана и примерно представляю себе уровень жизни местного населения, поэтому первым, что бросилось мне в глаза в Оше, было наличие огромного количества дорогих машин на дорогах. Ош – второй по величине город страны, но по благосостоянию своих обитателей он производит впечатление едва ли не первого. Ош – это и не Кыргызстан вовсе, ни географически, ни этнически. Отделенная от остальной страны горами Ферганского хребта Ошская область является государством в государстве. Причем кыргызы в составе местного населения составляют отнюдь не большинство. В массе своей здесь живут узбеки и уйгуры.

В Оше наши казахстанские тенге наконец-то обрели статус денег, так что мы смогли и покушать и нанять такси до Бишкека. Было очень непривычно переводить китайские цены на еду в кыргызские, так как это постоянно приводило к восклицаниям типа «а почему так дорого?».

Дорога из Оша в Бишкек проходит по красивейшим местам. Бесконечные горные серпантины, полноводный Нарын, сопровождавший нас почти половину нашего пути, и снежные вершины Тянь-Шаня на горизонте. Проведя очередную ночь в машине, с несколькими остановками в придорожных кафе, ранним утром мы уже были в Бишкеке.

Дальнейшая дорога не представляла собой никакого экстрима, проходя по откатанному маршруту Бишкек-Алматы-Караганда, и уже 22 сентября 2006 года родственники и друзья встречали на нас на вокзале города Караганды. Путешествие, продлившееся более месяца, было закончено.

Когда мы с Саней сидели в кафе «Шахерезада» возле отеля «Семан Роуд» и отмечали с пивом и шашлыком окончание нашей экспедиции, мне вспомнилось то, как родилась идея добраться до Кашгара. А рождалась эта идея лично для меня в одном из кафе Катманду, где отмечая с друзьями из Латвии завершение путешествия по Непалу, мы обсуждали возможные общие планы. Тогда мы и решили вместе отправиться на велосипедах из Урумчи через Кашгар и Лхасу в Катманду. Идея эта была реализована нами, конечно, не в полном масштабе. Мои латвийские друзья не смогли отправиться в это путешествие, впрочем как и увидеть Тибет в этот раз нам было не суждено. Но может быть, оно и к лучшему. Слишком много разных впечатлений было бы слито в одно, а возможно, что одни из них смогли бы затмить другие. А так, нам есть к чему стремиться. И все еще впереди. Это очень хорошо, когда путешествие заканчивается на такой ноте, что в конце повествования можно написать «но это уже совсем другая история…».

© Виталий Шуптар, 2006.