19. ПОД КРЫЛОМ «АН-24»

Аэропорт на Соловках представляет собой зрелище весьма интересное. Это деревянный барак ядовитого синего цвета, внешне очень похожий на местное райпо, только с кучей антенн на крыше. Находится он в километре от поселка, ведет к нему пыльная грунтовая дорога, по которой большинство местных жителей ходит пешком, ибо никакого рейсового транспорта на Соловках нет. Дверь аэропорта, дабы не закрывалась, обычно подпирается первыми попавшимися под руку предметами (в моем случае это были метла и кирпич). Снаружи есть «зал ожидания» в виде деревянной обтертой скамейки и урны рядом с ней. А внутри пассажиры могут изучить познавательные плакаты на тему: «Терроризму – нет!» и длинную трафаретную надпись масляной краской на стене, рассказывающую о том, как надо летать в самолетах, и выполненную еще в советские времена.

Когда я прибыла в аэропорт, регистрация уже началась, причем проводилась она в кассе, где одновременно продавали билеты. Летное поле огораживал сетчатый забор с калиткой и, как только объявили посадку, к калитке подошли две тетеньки в форме, проверили у всех билеты, запустили внутрь и пешочком сопроводили в самолет.

Нашим самолетом был «Ан-24». В нем имелись занавешенные тряпочками иллюминаторы и два ряда кресел по две штуки в каждом, куда все сели, как кому вздумалось. Перед взлетом проводница раздала нам леденцы, а во время полета поила соком и кока-колой. До Архангельска предстояло лететь 45 минут.

Летели мы красиво. С высоты в три тысячи метров (а выше самолет не поднимался) было видно все, как на ладони: домики, как спичечные коробки, елки, дороги, озера с изрезанными берегами синими пятнами на фоне зеленого леса. Через несколько секунд после взлета я увидела дамбу у Муксалмы – вьющуюся змейку, к которой я на днях шла пешком три часа. А когда мы летели вдоль кромки моря, была вообще сказка – над самолетом плыли перистые облака, море сливалось с небом и возникало такое чувство, что край суши – это край Земли!.. О, как!

Сели мы в аэропорту «Талаги» мягко. Неоплан объехал здание аэропорта, довез нас до металлических ворот и сразу выгрузил за его территорию. «Талаги» находился далековато от города, но нужный автобус подошел быстро, и вскоре я оказалась на центральных архангельских улочках. Моей главной задачей в тот день было найти и заселиться в гостиницу «Центрин», которую рекомендовал мне, как недорогую и цивильную, мой архангельский друг Роман, отбывший как раз в это время покорять Китай.

И «Центрин», стоявший практически в самом центре города, вскоре нашелся, правда, свободных номеров в нем не было. Я призадумалась, впала в печаль, потом опять призадумалась и уже хотела, было, отправиться заселяться в другую гостиницу, как вдруг девушка с рецепции меня окликнула и предложила… комнату в общежитии. Дело в том, что многоэтажный «Центрин» был отремонтированным в евростиле вариантом бывшего общежития Государственного Поморского университета. Но университет при этом никуда не подевался, студенты тоже, а жить им где-то было надо. Поэтому одно из крыльев «Центрина» продолжало играть роль общежития. Сейчас студенты разъехались по домам, и комнаты в нем были свободны.

Буквально через десять минут и за сто рублей в сутки (!!!) я стала обладательницей только что отремонтированной шикарной квартиры (а по-другому и не скажешь)! Это был блок из трех комнат с удобствами. Комнаты выходили в холл, а из него можно было попасть на кухню с двумя плитами, двумя раковинами, большим столом и холодильником. Вся эта благодать закрывалась на ключ, а жила я там одна!!!

В общем, покорять Архангельск я отправилась в весьма благостном настроении.

20. СЕВЕРНАЯ ЖЕМЧУЖИНА

…Древние новгородцы дома сидеть не любили, в 12 веке из своего стольного града они ушли на север и основали на берегу Северной Двины, неподалеку от ее устья, деревянный монастырь, коий назвали

Михайло-Арханегельским. В 1636 году он успешно сгорел, но до того как, а именно в 1583 году, по указу Ивана Грозного в районе монастыря построили город. А точнее, возвели деревянную крепость. Сначала ее окрестили Новым Городом, потом Новым Холмогорским Городом, затем Новохолмогорами, с 1613 года – Архангельским Городом и только после этого – Архангельском.

Архангельск стал активно развиваться, и когда сюда прибыл Петр Первый, он им сильно проникся и велел на острове Соломбала, который теперь уже давно считается районом города, построить корабельную верфь. Вскоре оттуда сошел первый торговый корабль марки «Made in Arkhangelsk».

В следующий раз Архангельск отличился после революции, когда здесь при поддержке интервентов появилось антисоветское правительство, которое продержалось аж до 1920 года.

Теперь же Архангельск предстал перед моими глазами большим, но очень милым, уютным и зеленым городом. Уже после первой же прогулки по нему я поняла, что здесь хорошо именно гулять, ходить по его улицам и смотреть вокруг – они тут настолько разные, что просто диву даешься, как все поместились в одном городе. Есть маленькие узкие улочки с деревянными, сколоченными из досок и возвышающимися на 10-15 сантиметров над землей, тротуарами и с цветущим малинником у деревянных одноэтажных и двухэтажных домов-бараков. Есть улицы пошире, уже с привычными пятиэтажками, но все с теми же деревянными тротуарами и малинниками. Есть совсем широкие улицы-проспекты, с многоэтажными домами из стекла и бетона и с зеркальными окнами, даже с небоскребами, с дорогими кафе и с бутиками где, как нигде, ощущаешь самый, что ни на есть, столичный дух, и понимаешь, что Архангельск – настоящая столица севера.

Севера… Да, севера… Тут, несмотря на конец июля и тридцати градусную жару, все еще летал тополиный пух, а белая ночь опускалась на город не раньше добрых двенадцати часов.

Но главной достопримечательностью, тем самым, без чего Архангельск не был бы Архангельском, была все-таки Северная Двина – широченная и прекрасная. Архангельск расположен в ее дельте — по обоим берегам и на островах. И если встать на одном из берегов, то противоположный будет настолько далеко, что увидеть его можно лишь в дымке.

Почти каждый день, пока я была в Архангельске, я гуляла по набережной Северной Двины, протянувшейся на несколько километров. Мне нравились такие прогулки. Набережная то сужалась, открывая грязноватые песчаные пляжи, мостки для рыбаков и маленькие лодочные причалы в виде вертикально стоящих старых деревянных столбиков, то расширялась, вмещая в себе кучу летних кафе под брезентовыми крышами (но с обязательными рукомойниками), жаровен для шашлыков и прогулочных мест, где всегда собиралось море народа…

Но гулянья гуляньями, а Архангельск без других достопримечательностей тоже не был бы Архангельском. Поэтому я выделила целый день в своем путешествии на их осмотр и в одно облачное утро отправилась в путь.

Достопримечательность первая: Пуп Архангельска, он же мыс Пур-Наволок. А точнее, место, где раньше стоял Михайло-Архангельский монастырь, с которого началось строительство города. Как я уже говорила, в 1636 году он сгорел, но это место архангелогородцы чтят до сих пор. Находится оно на набережной в самом центре города, культурно обустроено и украшено стелой, возле которой все активно фотографируются.

Достопримечательность вторая: гостиные дворы. Построили их в 17 веке, дабы удобней было всякие торговые дела вести, и являли они собой в ту пору каре с площадью посередине. Но позже дворы укрепили и сделали военным объектом. Как потом выяснилось, находились они неподалеку от стелы. Но я об этом не знала и искала их довольно-таки долго. Так, через Петровский городской парк, засаженный старыми высоченными тополями, я добрела до администрации Архангельской области, где и опросила вышедшего оттуда товарища в костюме и при галстуке на предмет нахождения этих самых дворов. Но он про них тоже почему-то был не в курсе. В общем, стыдно, товарищ чиновник, не знать о собственных градообразующих объектах!

Гостиные дворы же, когда я их нашла, предстали предо мной в виде длинных и низких каменных зданий с обшарпанными фасадами и стендиком рядом, гласившим, что от дворов нынче сохранилась только одна восьмая часть. Правда, часть этой части теперь стояла вся в лесах, и ее активно реставрировали.

Достопримечательность третья: краеведческий музей. Он располагался как раз в гостиных дворах, а в его кассах, кроме билетов, торговали архангельскими национальными пряниками – козулями, сделанными в форме разных зверушек, домиков и ёлочек и облитых сверху разноцветной глазурью. Пряники оказались очень вкусными, а музей интересным. По крайней мере, уже то, что состоял он из пяти сменных и абсолютно разных выставок, поразил меня до глубины души. Где еще можно встретить такой краеведческий?..

Итак, выставка первая: Модели кораблей. Надо сказать, что понравилась она мне гораздо больше всех прочих. Кроме того, музейная бабушка включила мне романтическую морскую музыку, и всякие корабельные снасти и детали я уже рассматривала под нее. А были тут, прежде всего, двухметровые модели судов, имевшие отношение к покорению и работе на Севере, начиная от лодок поморов с маленьким парусом на единственной мачте и заканчивая мощными ледоколами. Меня же больше всего впечатлили два судна. Первое – это каяк – внешне очень необычная и прикольная крытая лодка с выпуклой крышей (или как они у лодок называются?) и парусом над ней. Каяки использовали поморы в 16-17 веках, и считались они судами одновременно и парусными и гребными. Второе – это карбас «Щелья». Маленький, живьем не длиннее семи метров, с двумя оранжевыми парусами. На нем в 1967 году один местный помор проплыл от Архангельска до Диксона, а через год – от Енисея вокруг Таймыра в бухту Тикси. Как при этом кораблик уцелел, так и осталось загадкой. С виду он такой утлый…

Выставка вторая: Женщины Поморья. Честно говоря, эта выставка оказалась довольно-таки феминистической. Начиналось все со стенда, где было написано о том, как сейчас тяжко живется архангельскому слабому полу – и зарплата у них составляет лишь 70 процентов от мужской, и безработица среди них выше… Страсть! А, вот, раньше поморская женщина всегда трудилась наравне с мужчинами. В средние века поморки не только воспитывали детей и вели домашнее хозяйство, они снаряжали в плаванье мужей, растили скот и даже — внимание! – занимались подледным ловом наваги!!! На выставке были всякие женские наряды, включая форму чекистки, прялки, мебель, фотографии, документы. Мне, например, понравились снимки из детских садиков, сделанные в 1920-х, 40-х и 70-х годах. Поразили костюмчики на детях – такие разные, одежда и прически воспитательниц… Как все менялось со временем! А лица архангельских девушек конца 19 века!.. Удивил документ, призывавший женщин в гражданскую войну уговаривать своих мужчин отстаивать родное Отечество, чтобы не дать красноармейцам прийти к власти – в ряды ополчения тогда записались всего несколько человек… В общем, весьма познавательно.

Выставка третья: Сокровища Сийского монастыря. Тут показывались реликвии Антониево-Сийского монастыря, в коий я собиралась заехать на днях: покровы, кресты, плащаницы, библии и т.д. и т.п. Особенно мне запомнилась одна маленькая икона, написанная святым Антонием, в честь которого и был назван монастырь. Просто, но с душою…

Выставка четвертая: Норвежские наскальные рисунки. Если честно, то я не очень-то и поняла, какое отношение эта выставка имела к краеведению Архангельского края. Суть сводилась к тому, что в Норвегии нашли древние наскальные рисунки, которые датируются учеными 9 тысячелетием до нашей эры. Фотографии этих самых рисунков – всяческих оленей и человечков – вперемешку с красивыми видами Норвегии – горами, ледниками, фьордами, реками, озерами – были развешаны по стенам.

Выставка пятая: Про Архангельск. Собственно, это и был сам краеведческий музей в нормальном его понимании. Я осмотрела во множестве разнообразные карты, схемы, орудия труда и сети поморов. И усвоила, что поморы — осуровевшие новгородцы, расселившиеся по берегам Белого моря и окрестностям – в свое время, полностью подчинили себе саами, которые им периодически даже дань выплачивали…

Но посещением краеведческого музея мое знакомство с архангельскими достопримечательностями не закончилось. Так что, достопримечательностью четвертой у меня стали… памятники. Точнее, всего два памятника, зато самым знаменитым в Архангельске личностям – Петру Первому и Ломоносову. Оба памятника стояли вполне красиво, причем неподалеку друг от друга. Тот, что Петру Первому, был воздвигнут в 1911 году, а тот, который Михаилу Васильевичу, — еще раньше, аж в 1826-1829 г.г. Но у меня сложилось впечатление, что, несмотря на такую их древность и ценность, архангелогородцы что-то сии памятники не очень берегли. Ежели продукты жизнедеятельности местных птиц с головы государя российского частично помог смыть дождь, то великому ученому ничего не помогло… Народ, ведь памятники мыть надо…

Достопримечательность пятая: водные вокзалы. А именно – морской речной вокзал и речной вокзал пригородного сообщения. Оба были построены в старосоветские времена, стояли на набережной Северной Двины, а отличались друг от друга тем, что на первый раньше причаливали теплоходы с Белого моря, а на второй лишь те, что возили людей по реке. Причудливым же названием речного морского вокзала архангелогородцы сами дивились до сих пор, но указать того мудреца, который его измыслил, не могли.

Речной вокзал пригородного сообщения находился в длинном сером здании. Я подробнейшим образом изучила тамошнее расписание и поняла, что сплавать куда-нибудь с ночевкой мне не светит. Теплоходы ходили только до ближайших островов и поселков, и лишь в мае-июне по большой воде – после таяния снега и льдов – в Пинегу.

А морской речной вокзал, куда я пришла к вечеру, оказался, вообще, закрыт. На нем висела загадочная табличка, гласившая, что работает он до 18 часов. Но эту загадку я разгадала на следующий же день, когда пришла сюда утром. Огромное двухэтажное вокзальное здание было полностью превращено в… вещевой рынок. То есть торговые павильоны стояли не только вдоль стен, а сплошь занимали всю его площадь. Лишь старое потухшее электронное табло напоминало о том, что когда-то отсюда отправлялись в путь морские лайнеры. А сейчас, кроме «Клавдии Еланской», из морских не осталось ни одного…

Достопримечательность шестая: автобусный транспорт. В отличие от водного, он в Архангельске развит великолепно. Чаще всего по городу ездят «ПАЗики», немного реже встречаются «Газели», третьими по счету идут автобусы типа «Икарусов». И я, скорее всего, и не стала бы представлять архангельский транспорт, как достопримечательный, ежели бы не то, что он здесь частный. Точнее, частные «ПАЗики». И владельцы этих «ПАЗиков» идут на все, дабы пассажиры активно платили за свой проезд. Даже стихи сочиняют. К примеру, в одном из них я вычитала этакий автобусный фольклор:

«Частный автобус – льгот нет!
Бесплатно только дети до семи лет.
Двенадцать рублей – провоз багажа.
Бесплатно едешь – похож на бомжа!».

А дальше шло следующее:
«Багаж – 12 рублей:
Коляска – 12 рублей,
Собака – 12 рублей,
Кузов – 12 рублей,
Тележка – 12 рублей,
Мешок – 12 рублей».

Зато сразу становится понятно, что именно архангелогородцы обычно перевозят в «ПАЗиках». Правда, сам собою вопрос напрашивается: а кошку почем будет провезти?

Достопримечательность седьмая: Деревянный шедевр. Если честно, то я бы и не стала относить сию достопримечательность к достопримечательностям, ежели бы некоторые ее таковой не считали. Находится она в районе Соломбала, а являет собой терем – не терем, церковь – не церковь, а этакий 13-этажный деревянный дом – дикий и ужасный по архитектуре, на мой взгляд, и вблизи очень похожий на огромнейший курятник, заканчивавшийся на верхотуре башенкой. Построить сей шедевр вздумал некий архангельский предприниматель, решивший тем самым всех и вся удивить. И ему это удалось, потому как только его строительство стало продвигаться, местный народ возмутился и сказал, что боится, как бы сие сооружение вообще не рухнуло. Ну, а потом предпринимателя отправили в места не столь отдаленные, и шедевр, который, кстати, по проекту должен был в себя включать одновременно и дом, и церковь, так и остался стоять недостроенным. Теперь же в достроенных двух этажах в нем живет семейство предпринимателя. А остальные этажи возвышаются над первыми двумя в виде каркаса, тем самым еще больше напоминая курятник.

21. ШЕДЕВРЫ НАСТОЯЩИЕ

На знакомство с Архангельском и его окрестностями я себе выделила пять дней. И, скажу я, этого времени получилось в самый обрез, потому что эти самые окрестности у Архангельска презамечательные. Одни Малые Корелы чего стоят!

До Малых Корел меня довез рейсовый городской автобус, благо находились они всего-то на окраине Архангельска. Это был огромный комплекс–музей деревянного зодчества под открытым небом среди холмов. Сюда со всей Архангельской области свезли настоящие деревенские деревянные дома, церкви, мельницы, сараи и прочее-прочее, живописно и, как следует, установили, а потом пооткрывали в них всяческих музеев, которые я в обилии посетила.

Например, больше всего мне понравился музейчик-сарайчик, рассказывавший о быте северных охотников и рыбаков — с сетями, рыбьими ловушками и длинными деревянными лодками, на которых поморы ходили даже на кита! Хороши были избы с полным крестьянским интерьером – печками, кроватями с кружевными покрывалами, рублеными столами, деревянными подвесными детскими люльками, с геранью на подоконниках и даже со старинными фотографиями на стенах.

В общем, информативно. А главное – красиво!

22. У САМОГО БЕЛОГО МОРЯ

Другим интересным местом неподалеку от Архангельска был Северодвинск. Раньше он был закрытым городом, приезжать в который разрешалось только жителям Архангельской области. Подводные лодки там строят. Так что, посмотреть его мне было привлекательно вдвойне.

Интересности начались еще на архангельском автовокзале, где я наблюдала чудную систему местных транспортных льгот. Как я поняла, автобусы, которые ходили в Северодвинск, принадлежали северодвинскому и архангельскому автопаркам. Так вот, льготники Архангельска пользовались льготами только в архангельских автобусах, а Северодвинска – только в северодвинских!

Город корабелов, как гласила стела-парусник при въезде в Северодвинск, был основан в 1938 году. Но места эти народ облюбовал еще в веке пятнадцатом – здесь с 1419 года стоял Николо-Корельский монастырь, к стенам которого, кстати, причалили первые англичане и поняли, что с Россией можно вести торговые дела. Но потом тут все замерло больше, чем аж на 500 лет, пока в 1936 году строители коммунизма не вздумали возвести поселок под названием Судострой рядом с возведенным тут раньше судостроительным заводом. Через два года этот поселок получил статус города и его назвали Молотовск. А еще через 19 лет переименовали в Северодвинск.

Сейчас Северодвинск был тихим и милейшим городком, очень зеленым, благодаря еще советской программе по озеленению здешних улиц, как правило, с двухэтажными деревянными бараками с разукрашенными деревянными же снежинками, ромбиками и черточками стенами. И с каменными пятиэтажками пастельных, в том числе, и розовых тонов, в центре. Сначала я по наивности своей прошла через весь город, попытавшись найти выход к Белому морю, но выход сей был плохо оборудован, поэтому после я вернулась в центр и приступила к осмотру местных достопримечательностей.

Их, не считая многочисленных памятников, в Северодвинске обнаружилось целых три: городской парк культуры и отдыха, краеведческий музей и остров Ягры, где я, наконец, и лицезрела Белое море.

Если честно, то всякие парки отдыха я не очень люблю. Но мимо северодвинского, хотя он был совсем небольшим, пройти не смогла. Приехала в город я накануне дня ВМФ, по парку разгуливали группы моряков в красивых фуражках и желтых форменных рубашках, да и сама подготовительная к празднику атмосфера там была приятной и радостной – как в старые добрые времена из громкоговорителей лилась бравая музыка, на деревьях и фонарных столбах висели гирлянды из флажков, а на аттракционах, типа «Солнышка», машинок и старенького Колеса обозрения весело каталась ребятня.

Зато краеведческий музей оказался местом весьма серьезным и состоял аж из двух этажей. А самым интересным, безусловно, был зал истории города, экологии и озеленения с кучей старинных документов, фотографий людей и северодвинских пейзажей, антуражи комнат рабочих и инженеров со стульями, столами с кружевными салфетками, керосиновыми лампами и картинами в рамочках.

Впрочем, в музей я пришла как раз к его закрытию, и меня вскоре любезно выдворили оттуда местные тетушки. Но я, честно сказать, горевала не очень сильно – ведь мой путь лежал к самому замечательному месту в здешних краях, на остров Ягры.

Еще, когда я только ехала на автобусе в Северодвинск, большинство пассажиров с пляжными сумками и ковриками, вышли на одной из остановок на окраине города, где собирались пересесть на другой автобус и отправиться на пляж Ягры. Ягры – это, своего рода, тоже район Северодвинска, только курортный, жить в котором с видом на море считается очень престижно и почетно. Этот остров находится в месте впадения Северной Двины в Белое море и переводится, как «розовый», из-за цветущего там шиповника. А еще именно там стоял Николо-Корельский монастырь, от которого теперь остались одни развалины. Но ни развалины, ни шиповник я там так и не увидела – не сезон, наверное!

У кондукторши я спросила, где мне лучше выйти, и сразу же отправилась к морю. Погода, надо признаться, была не очень: небо было обложено низкими тучами, а из них накрапывал дождь. Но стоило мне выйти на пляж, я поразилась. Море казалось чрезвычайно суровым, серым и бескрайним, и на самом горизонте сливалось со свинцовыми тучами. Был отлив, тихий и безветренный. И песок, мокрый и гладкий, лишь с мелкой рябью от отступавших волн на широченном почти безлюдном пляже с множеством выброшенных морем ярких малиновых медуз!..

Не помню, сколько времени я ходила по берегу и фотографировала всю эту красоту, но, когда я возвращалась в Архангельск на стареньком львовском автобусе с дранными креслами, обтянутыми красным дерматином, я не замечала неудобств. Перед моими глазами все еще стояло Белое суровое море…

23. ПО МЕСТАМ БУРЕНОК И ЛОМОНОСОВА

В один из дней я решила сделать дальнюю вылазку и отправилась в Холмогоры и Ломоносово. До Холмогор – древней столицы Двинской земли – из столицы нынешней Архангельской губернии путь был не близкий. Видавший виды автобус уезжал с местного автовокзала в половине восьмого утра, и билет в него мне достался последний с местом под №33. Почему я об этом рассказываю? Потому что, когда я в нем очутилась, выяснилось, что мест в автобусе всего 32. Кондукторша, проверявшая билеты и обилетивавшая тех, кому их не досталось в кассе, подивилась такому раскладу, и впечатлилась еще больше, когда узнала, что ее, кондукторское, место тоже продано, и ей теперь предстоит стоять всю дорогу. Впрочем, выход она нашла быстро: согнала с двух боковых безномерных мест тетку с дядькой, уселась туда сама и усадила меня.

А дорога в Холмогоры была потрясной: сначала шел асфальт, потом битый асфальт, потом грунтовка с камнями, затем без камней, затем опять битый асфальт. Мы проезжали кучу разных деревень, в которых автобус все пополнялся и пополнялся пассажирами. И я так и не смогла понять, почему при таком аншлаге нельзя было увеличить количество холмогорских рейсов?..

Вскоре мы проехали Новодвинск — город областного подчинения, на удивление, милый и благоустроенный: с чистыми аккуратными улицами, ухоженными парками и скверами, с красивыми газонами, клумбами с цветами и… с крупным целлюлозно-бумажным комбинатом, благодаря которому, похоже, вся эта городская красота и поддерживалась.

Но ближе к Холмогорам дорога окончательно испортилась. В одном месте мы даже проезжали через сложенный из бревен мост, поверх которых в две колеи лежали доски. До сих пор я такие мосты только на Сахалине встречала…

Впрочем, через два часа мы успешно достигли Холмогор.

Вообще, Холмогоры – поселение очень древнее. Впервые оно упоминается аж в 11 веке, а называлось оно тогда Колмогоры. Почему и отчего, ученые спорят и сейчас. Одни считают, что это название банально произошло от слов «холм» и «гора», несмотря на то, что ни того, ни другого в окрестностях не наблюдается. Другие, что «колм» — это исковерканное финское «калме», что значит – три. И ежели учесть, что Холмогоры представляли собой в ту пору конгломерат из трех слившихся вместе деревень, то эта версия претендует на самую реальную. Ее, кстати сказать, Карамзин измыслил.

До Петра Первого, как я уже говорила, Холмогоры были столицей. Но великий самодержец сильно проникся Архангельском и перенес столицу туда. Холмогоры же стали посадом, потом уездным городом, а затем, в 1925 году, вообще, селом. Теперь они внешне являли собой нечто среднее между селом и городом. От села здесь были двухэтажные деревянные бараки, деревенские домики, с редкими вкраплениями 4-5-этажных панельных домов, расположенных большей частью вдоль единственной цивильной улицы Ломоносова, выстланной деревянными, но прогнившими во многих местах тротуарами. А от города – кучи продуктовых магазинов, «Хозтовары», «Автозапчасти», несколько кафе, бензоколонка, фотомастерская, больница, школа, работающий кинотеатр «Двина», собственная налоговая и даже старое фундаментальное здание банка!

Но больше всего меня поразило в Холмогорах огромнейшее количество сохранившихся с советских времен памятников и символов социализма. Например, у автовокзала в разросшихся кустах все еще стояла гипсовая композиция безрукого (уже) юноши и девушки с мячом. Тут же было что-то типа проржавевшей доски почета с барельефом Ленина. На старом доме культуры, сначала превращенном в бар, а потом и вовсе закрытом, висел герб СССР. А в самом городе-селе на стенах домов – куча древних потертых плакатов-лозунгов: «Будь хозяином на своей земле» на фоне тракторов и восходящего над полем солнца; «Слава героическому рабочему классу» на фоне трех красивых в прошлом автомобилей, двух мужиков в касках, серпа, молота и опять же восходящего солнца.

Впрочем, у меня не возникло ощущения, что Холмогоры умирают. Наоборот тут было очень много детей, а не это ли означает, что жизнь кипит?

Достопримечательностей в Холмогорах я обнаружила три: старинный Спасо-Преображенский собор 16 века, Холмогорский племенной завод, где выращивали коров известной холмогорской породы, и краеведческий музей.

Спасо-Преображенский собор вместе с колокольней, несколькими церквушками и архиерейскими палатами, где во времена дворцовых переворотов отбывали ссылку Анна Леопольдовна и Антон Ульрих Брауншвейгский, находился на окраине Холмогор и был виден с их другого края. Он считался самым древним и самым большим кирпичным собором в Архангельской области. Но если колокольня находилась еще в более-менее сносном состоянии, то собор удручал сильно. Куполов на нем уже не было, фасад сверху донизу рассекали трещины, а под разрушенным крыльцом отдыхали козы… На стене висела табличка, гласившая, что ближе, чем на четыре метра к собору подходить опасно для жизни. А в щель входной и запертой на замок железной двери было видно, что собор пытались реставрировать – внутри стояли леса, были завезены кирпич и уже посеревшие от влаги и старости доски, а на стене висела маленькая икона. Но деньги на реставрацию, по-видимому, неожиданно кончились и ее забросили. Жаль…

Зато на колокольне была видна свежая кирпичная кладка, а рядом с ней вовсю реставрировалась церковь Двенадцати апостолов…

Со второй достопримечательностью – холмогорскими черно-белыми пятнистыми коровами – мне удалось познакомиться вживую на лугу на окраине Холмогор. Милейшие создания! Сия порода была выведена еще аж в допетровские времена. И, как гласит история, когда Петр Первый прибыл сюда однажды с визитом, ему подарили двух холмогорских быков, чему он остался несказанно рад. Тем не менее, откуда в Холмогорах взялись именно такие буренки, никто толком не знает до сих пор. По одной из версий, они – местные. По другой, голландские, но акклиматизировавшиеся. По третьей, смесь местных с голландскими. Но по-любому до 19 века холмогорские коровки умудрились так прославиться во всем мире, что потихоньку стали вырождаться, потому как их стали в большом количестве вывозить на расплод в другие губернии. Чтобы сию неприятность как-то прекратить, в Холмогорах начали устраивать коровьи выставки. Правда, поначалу они были малоэффективны, но традиция все ж таки прижилась. И с приходом советской власти холмогорскую породу с горем пополам восстановили. Товарищи коммунисты быстренько организовали… кхе… специальные случные пункты с крепкими быками, коих выращивали аккурат для этой цели. В общем, картина, похоже, была еще та! А в 1930 году в Холмогорах открылся государственный племзавод. Он, кстати, работает до сих пор. Правда, в процессе гуляния по Холмогорам я на одном столбе заметила объявление, гласившее о том, что племзавод планируют реорганизовывать. Всех работников приглашали на собрание, на котором планировали избрать делегацию «для отстаивания интересов». Но на это мероприятие, как, впрочем, и на сам племзавод я, как того не хотела, все ж таки не попала.

Зато посетила третью холмогорскую достопримечательность – краеведческий музей. И он тоже был великолепен. Ему исполнилось всего три года, официально он считался филиалом музея в Ломоносове, о котором я расскажу чуть позже, но работавшая там девушка-энтузиастка мне поведала, что это даже к лучшему, потому как денег филиалу перепадает теперь гораздо больше, чем основному музею.

Конечно, основная экспозиция там была о холмогорских коровах. Но, кроме нее, я под руководством и под рассказ девушки успешно осмотрела и другие музейные достояния. Например, медную посуду. Листовую медь в Холмогоры везли из-за границы, а всякие горшочки, чайнички, самовары и мисочки делали из нее уже местные умельцы. Был зал краеведения с лаптями, кузовами из бересты, головными уборами холмогорских модниц и глиняным самоваром с отбитым носиком – единственным в своем роде. Я и, правда, никогда раньше не видела глиняных самоваров! Зал природы, где помимо всяких чучел хранились позвонки кита, найденные в лесу неподалеку – признак того, что в здешних краях раньше было море. А еще имелась выставка о репрессированных фашистами евреях с множеством фотографий и рассказов о их жизни в гетто. О том, как женщин и детей массово убивали в газовых камерах, как дети умирали от голода на улицах, а прохожие тихо шли мимо. Поразило письмо еврея-полицая, поступившего «на службу» к гестаповцам. Они заставили депортировать в концлагерь его жену и дочь, ради сохранения его собственной жизни. И теперь он, мысленно обращаясь к своей жене, признавался, что предал самых дорогих ему людей и просил ее выбросить дочку из поезда: пусть уж лучше она погибнет на рельсах, чем в застенках концлагеря… Холмогорских евреев, конечно, не коснулись все эти ужасы. Но выставка была для того, чтобы люди знали и помнили…

Но… снова не будем о грустном. Моей целью приезда в Холмогоры был еще визит в Ломоносово.

Если кто-то все еще думает, что великий наш Михаил Васильевич родился в самих Холмогорах, то глубоко заблуждается. На свет сей величайший ум появился в деревне Мишанинская. И ежели вы посмотрите на географическую карту, то увидите, что Холмогоры и Мишанинская (нынче село Ломоносово) находятся на островах неимоверно разлившейся в здешних краях Северной Двины. Холмогорский остров с сушей соединяет тот самый мост с досками в две колеи, про который я уже рассказывала. А Ломоносовский с Холмогорским не соединяет ничего, кроме паромов, ходящих от местной пристани. Вот эту пристань мне и предстояло разыскать.

Молодая женщина поразглядывала меня с удивлением (туристы, желающие самостоятельно добраться до Ломоносова, в этих краях все еще редкость) и отправила на рынок. «Ломоносовские там всегда молоком торгуют и ездят туда-сюда, у них и спросите, где пристань и расписание!» — сказала она.

Но, как такового, рынка я в Холмогорах не обнаружила. Лишь двое ребят продавали молоко у одного из магазинов… Местная пристань называлась Америка. Видимо, потому что идти до нее нужно было больно долго (как до Америки!!!) целых два километра. Сначала мой путь лежал через картофельное поле, где народ проложил тропу между грядок, дабы не обходить его вокруг. Потом – через огромный луг с нескошенной сочной травой, а затем — по грунтовой дороге.

Пристань являла собой дощатый настил у самой воды, а паром – проржавевший до самого днища катер «Мечта» и прикрепленную к нему такую же ржавую платформу. С нее, не обращая абсолютно никакого внимания на подтянувшийся и готовый к отплытию вместе с «Копейкой», «Нивой» и двумя «Козлами» народ, рыбачили в две удочки капитан парома и его десятилетний внучек. Наконец, появился контролер – юноша Ваня и, беспрестанно кокетничая с местными красотками в трениках, собрал со всех по шесть рублей за проезд. Поплыли…

Через десять минут мы были уже на острове. На осмотр малой Родины Ломоносова у меня имелся примерно полтора часа – последний автобус в Архангельск отправлялся в 17 часов после полудня, а ночевать в Холмогорах в мои планы категорически не входило. Дело осложнялось тем, что само село находилось в глубине остров, а сам он был немаленький.

У «пристани» — самого настоящего песчаного пляжа с наезженной колеей-дорогой – стояла в единственном экземпляре рейсовая «Газель» с прикрепленной к лобовому стеклу бумажкой-маршрутом. Она была кардинально закрыта, водителя же тоже не наблюдалось.

Две красотки и кондуктор Ваня подошли к машине, безрезультатно подергали за ручку дверь, после чего одна из дев томно спросила: «Ваня, где он?». «В Холмогоры поехал!» — весело ответил Ваня. Все вздохнули и смиренно пошли в Ломоносово пешком.

Вскоре песчаная дорога превратилась в глинистую, сильно размытую после дождя, но потом вдруг появился приличный асфальт, и через полчаса мы уже вошли в Ломоносово.

Это было вполне обычное село. Асфальт лежал только на его главной улице, и стоило мне свернуть к домам, так сказать, второй линии, как моему взору вместо дороги тут же предстала абсолютно непролазная грязевая каша. Как люди подходили к своим хоромам, так и осталось загадкой…

Достопримечательностей в Ломоносове я встретила три: памятник Михаилу Васильевичу, стоявший напротив здания местной администрации, совмещенной с… детским садиком (и кто такое придумал?), фабрика художественной резьбы по кости – деревянный барак, наглухо закрытый на несколько огромных амбарных замков, увитых паутиной, и музей Ломоносова. Вот к последнему я и отправилась. Но, увы. Музей – старинное здание, построенное еще в 1892 году, в котором раньше размещалось сельское училище, был закрыт на обед. Однако ж, до того, чтобы расстроиться, мне было далеко. Деревенские дома и чудесные пейзажи, аромат июльской травы кругом, вороной конь на лугу, коровы у речки, зрелая, обалденно вкусная малина, свешивавшаяся через заборы огородов на улицу – все это наполнили мое сердце самой настоящей эйфорией… И я, потратив все оставшееся до отправления парома время на прогулку по Ломоносову, осталась им крайне довольна. В Архангельск я возвращалась отдохнувшей и полной сил, как это обычно у меня бывает в самом начале путешествий…

24. К СИЙСКИМ СВЯТЫНЯМ СИЙСКИМ АВТОСТОПОМ…

Но… мое путешествие неотвратимо приближалось к концу. И в один из последних дней я совершила самый длинный вояж из Архангельска – в Сию и Емецк.

Сия, небольшая деревенька в двух с половиной часах езды к югу от Архангельска, знаменита тем, что там находится Антониево-Сийский монастырь. Основал его в 1520 году преподобный Антоний, Сийский чудотворец, причисленный потом к лику святых. С транспортом туда было опять-таки непросто. Архангельский автобус останавливался на развилке, откуда до монастыря предстояло еще идти девять километров. Впрочем, в автобусе я познакомилась с одной милой женщиной, ехавшей в какую-то деревню за Сию. Ее должны были встретить в Емецке и отвезти туда на машине. Она пригласила с собой и меня, но я все ж таки предпочла выйти у развилки, потому как билет у меня был именно до нее. Там же вышли еще двое мужчин: молодой парень с тяжелыми сумками и пожилой дяденька в старом пиджаке. Дядька остался стоять у пересечения дорог, а парень двинулся со мной в сторону монастыря. Вскоре мы и познакомились.

Молодой человек был послушником в монастыре. В миру он трудился на какой-то обычной работе, а на несколько недель в году приезжал в Сию и предавался послушанию. То, что ему придется тащить все девять километров тяжелые сумки, его абсолютно не смущало. К тому же, он очень надеялся, что нам попадется попутка и подвезет нас. А пока мы шли, он рассказывал мне о монастыре.

Вообще-то, в монастыре имелась собственная лошадка с повозкой, которая должна возить людей к развилке и обратно. Но лошадь эта была уже в возрасте, ее все жалели и особо не задействовали.

Еще в монастыре процветало свое тепличное хозяйство, где монахи выращивали овощи. Но, несмотря на это, зимой большинство из них отсюда все равно уезжало, и в нем оставалось всего несколько человек. Судьба же Антониево-Сийского монастыря в советское время была весьма драматической. Сначала на его территории размещалась Коммуна, потом учреждение для умственно-отсталых детей, затем обкомовская дача, и только в 1992 году его опять вернули Церкви и начали реставрировать.

Пока все это послушник рассказал мне, мы успели пройти лишь метров пятьсот. Тут неожиданно послышался шум мотора, и вскоре из-за поворота показался груженый песком «КамАЗ». Я усиленно замахала рукой, «КамАЗ» остановился, и мы забрались в его кабину. Никогда прежде я не ездила в грузовых машинах. Нас слегка потряхивало, «КамАЗ» грозно рычал, а по обе стороны от дороги простилались лесные озера с прозрачной водой, полные цветущих кувшинок!..

Пожилой дяденька, которого мы оставили у развилки, теперь тоже ехал в этом «КамАЗе», он оказался прорабом и направлялся в монастырь на работу. А вскоре нашему взору предстал и сам монастырь – небольшой и уютный с красивыми храмами и колокольней на берегу чудесного, незамерзающего зимой Святого озера…

По легенде, еще до того, как здесь построили Антониево-Сийский монастырь, редкие путники (в стародавние времена тут никто не жил) слышали в этих местах звон колоколов и песни иноков. Так что, воздвижение монастыря оказалось весьма в тему. Вскоре он стал очень благосостоятельным и периодически помогал материально даже царям. К примеру, когда Михаил Федорович готовился к войне со шведами, он обратился в монастырь, дабы привлечь его, так сказать, к спонсорству! О, как!

Ну, да ладно. Завидев монастырь, мы прошли еще метров пятьсот мимо двух новых, построенных в русском стиле деревянных зданий – гостиниц для паломников, и оказались у металлического забора-шлагбаума с будкой. На заборе висел щиток, гласивший, что на территории монастыря нельзя курить, ходить с собаками, говорить по мобильнику, а также снимать на видео и фотографировать, в том числе и на улице. Последнее меня особенно смутило (нигде прежде я не встречала запретов на уличную любительскую фотосъемку), но в будке меня уже наряжали в специальную длинную юбку и косынку, а еще через несколько минут я, облаченная во все это, уже стояла на дорожке, ведущей к монастырю. Но… мои опасения были не напрасны. Оказалось, что внутрь можно было зайти только в один единственный монастырский храм с колокольней и в две церковные лавки, где, кстати, продавались те самые фотографии с видами монастыря, которые нельзя было делать самим. Не хорошо как-то… В других же местах сплошь и рядом стояли деревянные ограждения с табличками: «Проход закрыт»…

Хм, я, конечно, понимаю, что мирским людям в монашеские кельи лучше не ходить, но в кельи я и не собиралась. К тому же не для того я сюда ехала, чтобы прочитать, что все кругом закрыто. Поэтому, немного подумав, я элегантно обогнула одно из заграждений и оказалась в «запретной» зоне монастыря.

В траве резвились рыже-белые и бело-серые котята недавно окотившейся местной кисы. К покосившемуся над озером заборчику через густую сочную траву вела узкая тропинка, а на другом озерном берегу были видны деревенские домики с разбитыми вокруг них огородами, и пришвартованные деревянные лодки. Монастырь здесь продолжали реставрировать. Один из храмов был заставлен лесами, а внутрь другого я заглянула через открытую железную дверь. Там на полу лежало сохнувшее сено…

Назад я добиралась на машине с какими-то двумя местными братками с мощными золотыми цепями на шеях и с физиономиями, говорившими о большом прошлом. Всю дорогу они слушали записи тюремных шлягеров. Но ехать с ними было абсолютно не страшно. Места здесь были такие, где все ценили доброту и понимали – пеших туристов надо подвозить с радостью!!!

25. ЗА ВКУСНЕЙШИМИ ПИРОЖКАМИ В МОЕЙ ЖИЗНИ

Оказавшись снова у развилки дорог, я стала думать, что мне делать дальше. До Емецка было около 20 километров, а когда туда должен был пойти автобус, оставалось неясным. Остановка была пуста. На противоположной же, той, что в сторону Архангельска, уныло стояли одинокий грибник и два парня с велосипедами. В общем, вдохновившись сегодняшней автостопной удачей, я решила продолжить сие полезное занятие.

Но машин было мало, и автостоп шел плохо. Легковые не останавливались совсем, а грузовые попадались так редко, что можно было предположить, что их маршруты, несмотря на то, что трасса была федеральной, проходили где-то в другом месте. Так я простояла около получаса. На горизонте появилась грозовая туча. Вскоре она заполнила полнеба и грозила излиться мощным дождем в ближайшие десять минут. И тут, наконец, мне свезло. Что-то, вроде «КамАЗа» затормозило и остановилось. На его лобовом стекле была приклеена полоска с опознавательной надписью «Толян», а в кабине, кроме самого Толяна, сидела девочка лет одиннадцати – по всей видимости, его дочка. С ними-то мы и докатили до самого Емецка всего за двадцать минут.

Емецк – это село, которое считается одним из первых пунктов русской колонизации северного края. Раньше оно назвалось Усть-Емецк, потому как с давних пор стояло в устье реки Емца. Недавно Емецку исполнилось аж 865 лет, и он, хотя официально и считается селом, на деле гораздо больше любых сел в нашем понимании. В нем даже детский дом есть! А еще тут родился поэт Николай Рубцов и некоторые другие, уже местные, знаменитости, на деревянных домах которых теперь висят мемориальные таблички.

В Емецке я отдохнула душой. Деревянные дома с кружевными наличниками, деревянные же тротуары на улицах и зрелая малина, как в Ломоносове, свешавшаяся через заборы палисадников…

Цифра три для архангельских земель наверняка что-то значит. В Северодвинске, Холмогорах и Ломоносове было по три достопримечательности. Вот и в Емецке я их обнаружила тоже три: река Емца с памятником погибшим в Великую Отечественную войну — на ее берегу, краеведческий музей и хлебозавод с наивкуснейшими пирожками.

Первым делом я отправилась к Емце. Она была неширокой и очень спокойной. Ее один берег, где располагалось село, был крутым, другой – с заливными лугами – пологий. На небольшой, заросшей травой площадке с памятником стояла деревянная трибуна, с которой по праздникам местные чиновники толкали речи, а напротив нее — тот самый памятник погибшим солдатам. Но чуть поодаль среди крапивы и бурьяна я обнаружила и другой памятник – маленькую обшарпанную бетонную стелу с красной звездой и надписью: «6-ти местным сов. работникам и сочувствующим сов. власти, замученным бандой белых в 1920 году и потопленных в реке Емца». Дааа, вот такие драматические события разворачивались тут в начале 20 века. Жаль, что теперь этот памятник не содержат в порядке. А ведь он – интересный объект, к тому же наша история!

Я немного прошла по берегу Емцы и скоро обнаружила самое, что ни наесть, тусовочное место емецкой молодежи – старую мемориальную пушку, которую теперь здесь использовали вместо скамейки для свиданий. Действительно, от нее открывался великолепный вид на окрестности. На горизонте просматривалось другое село с куполами церквушки, а в Емцу впадала какая-то мелкая речка…

Так, постепенно я дошла и до краеведческого музея. Располагался он аж на двух этажах немаленького кирпичного здания. И, по сути своей, это был музей, как музей, с коллекциями всякой бытовой всячины, фотографиями различных местных передовиков и рассказами о достижениях емецких школы, больницы и прочего. Понравился мне здесь зал зеркал – комната с множеством старинных зеркал в причудливых рамах. А еще запало в душу письмо молодого солдата с Великой Отечественной своим родителям. Он писал, что уже на передовой, что через два часа у него бой, передавал всем привет и просил родителей не сожалеть, если он погибнет – ведь он жертвует свой жизнью ради того, чтобы остановить врага… Он погиб в этом самом бою…

По Емецку можно гулять сколь угодно долго. Этим я и занималась, пока ждала свой автобус в Архангельск. А в результате я вдруг оказалась рядом с неким обгоревшим зданием, отдаленно напоминавшим церковь без куполов, внутри которого находилось явно работавшее предприятие. Табличка на стене здания ввела меня в полный ступор: «Министерство хлебопродуктов РСФСР. Управление хлебопекарной и макаронной промышленности. Емецкий хлебозавод». И «ЭТО», когда на дворе 2005 год!!! Я тихо прибалдела и хотела уже пойти и осмотреть здание, как вдруг меня окликнул какой-то мужчина:

«Вы кого-то ищите?».
«Скажите, а ведь это здание – старинное, наверное?» — спросила я.
«Да, это бывшая церковь, — сказал мужчина. — Красивая была… А теперь, вот, мы тут хлеб и пирожки печем. Я – директор завода. Вы же — не местная?».

Директор-то и сподвиг меня зайти в сельскую булочную и отведать его хлебозаводских изделий. И скажу я вам, что наивкуснейших пирожков в своей жизни я не пробовала никогда! Печеные, свежие, душистые, с капустой, картошкой, повидлом, яблоками… В общем, мой обратный трехчасовой путь в Архангельск был здорово скрашен!..

ЭПИЛОГ

…И вот, настал день, когда вечерний поезд увозил меня назад в Москву. Со мной в купе ехала замечательная женщина, которая рассказала о множестве интереснейших мест Архангельской земли, куда мне сразу захотелось поехать. Я же поведала ей о своем путешествии: о суровом, красивом и гордом Мурманске, о горном Кировске, о Соловках, которые поистине меняют людей, делая их добрее, об Архангельске и его окрестностях, без которых моя поездка стала бы совершенно не полной.

Северный край – это удивительный край, полный прекрасных и неповторимых мест. И теперь я знаю точно – туда я еще вернусь!

Белые ночи, полярные дни: ч. 1

Белые ночи, полярные дни: ч. 2

Только для www.tours.ru Перепечатка только с разрешения автора

Комментарий автора:
Выставка вторая: Женщины Поморья. Честно говоря, эта выставка оказалась довольно-таки феминистической. Начиналось все со стенда, где было написано о том, как сейчас тяжко живется архангельскому слабому полу – и зарплата у них составляет лишь 70 процентов от мужской, и безработица среди них выше… Страсть!