Ночной переход.

Сегодня мы собирались совершить ночной переход в Чифлик. Мы готовились по программе day skipper (дневной шкипер), а в нее как обязательный элемент входил ночной переход – мало ли, что может случиться, надо быть готовым ко всему. Яхта Yuksel VII стояла в бухте Бозакале уже часа три. За это время погода начала портиться. Ветер усилился, а поскольку он дул из-за гор, направление его не было постоянным. Он налетал порывами то с одной, то с другой стороны, и яхты на швартовых бочках разворачивало туда – сюда. Барометр упал на отметку 993 кПа, хотя еще в обед был на 999. Саймон проверил направление ветра по компасу – у него получилось восток-северо-восток. Однако, в отличие от англичанина, который похоже привык к открытым просторам, я знал, что вблизи гористого берега ветер может менять свое направление. Я посмотрел на флаги, реющие над старинной крепостью на горе у входа в бухту. Судя по ним, ветер дул с юго-востока. По лоции, при таком направлении ветра, бухта Чифлика, куда мы собирались идти, была практически открыта для волн, о чем я и сказал Саймону. Однако как настоящий упертый британец, он был уверен в своей правоте. Наш кэптэн Колин, проснувшись и узнав о перемене погоды, позвонил по сотовому в контору и спросил прогноз. Ветер северо-западный, два – четыре метра в секунду, ответили ему. Я проверил по карте, какие еще бухты поблизости от Чифлика защищены от южных и восточных ветров. И увидел только бухту Мармариса и еще одну, к востоку, но вход в нее на карте был перекрыт бордовой пунктирной линией. Я спросил у Колина, что это значит, и он ответил, что это запрещенный район. Оставалась только бухта Мармариса, и если бы я был шкипером, я пошел бы прямо туда. Однако, наш капитан решил не менять своих планов.

За час до отхода Колин собрал нас в копките и провел небольшой инструктаж (brief). Он объявил, что мы идем ночью из Бозакале в Чифлик, шкипером перехода будет он сам. Сказал, что во время ночного перехода на верхней палубе все должны быть в спасжилетах (life-jacket), и желательно (а рулевому — обязательно) пристегнуты страховочными ремнями. Затем рассказал нам о danger bearing (опасный пеленг) и lay line (надлежащий курс), о маяках и навигационных знаках. Потом мы спустились вниз, и Колин составил план перехода, еще раз показав, как это делается. Первый наш курс лежал от выхода из бухты на юго-восток, пока маяк мыса Кара-Бурун не окажется на пеленге 272°, затем мы должны повернуть на восток, оставляя маяк за кормой и сохраняя пеленг на него. Через две мили поворот на курс 60°, а еще через четыре – на курс 40°, прямо на маяк мыса Кадурга-Бурун. Этим курсом мы пройдем около восьми миль, пока не увидим огни Чифлика, тогда повернем на них и войдем в бухту. Закончив планировать, Колин распорядился приготовиться к переходу – задраить люки и иллюминаторы, включить питание дизеля и навигационных приборов, перекрыть газ, включить подсветку компаса и навигационные огни.

В восемь вечера, когда уже основательно стемнело, Yuksel VII под мотором отошла от mooring buoy (швартовой бочки). Эмма стояла за штурвалом, пристегнувшись к ахтерштагу. Я тоже проверил куда можно пристегнуться в случае чего: оказалось в кокпите для этого есть специальные ушки, а на палубе вдоль бортов протянуты две страховочные стропы. Еще не выходя из бухты мы поставили грот и взяли два рифа. Вот она – хорошая морская практика, подумал я. Проще выполнить относительно опасную работу по постановке паруса в спокойной бухте, чем в открытом море. А парус все равно придется ставить, даже если мы пойдем под мотором, чтобы уменьшить качку. Выйдя из бухты мы взяли курс на первую точку поворота, и стали искать глазами маяк мыса Кара-бурун. В море поднялось волнение, и так как мы шли почти против ветра, брызги разбивающихся о форштевень волн иногда долетали до кокпита. Когда очередная волна оросила нас веером брызг, Эмма произнесла: “Excuse me, please”.

Вскоре показались огни маяка. Две белых вспышки с перерывом 10 секунд. Мы по очереди потренировались брать пеленг, затем Саймон сходил вниз и проверил наше местоположение. Пора было ложиться на новый курс, и Эмма по команде Колина развернула яхту на восток. Остальные члены нашей команды уселись в кокпите и начали травить морские байки. Я не все понимал, но одна была довольно простой, даже для моего понимания.

Рассказывал Колин. Дело в том, что рядом с Мармарисом находится военно-морская база, и периодически туда заходит американский авианосец. И вот однажды, идет яхта и шкипер получает по УКВ вызов: “Маломерное судно, это американский военный корабль авианосец Джордж Вашингтон, сообщите ваш курс”. В ответ на это шкипер передает: “Американский военный корабль авианосец Джордж Вашингтон, это маломерное судно, сообщите ваш курс!” Раздался дружный смех.

В море, справа по борту показались огни. Мы начали пристально наблюдать за ними. Минут через десять они стали ближе: это оказалось пассажирское судно, светившееся как новогодняя елка. Никаких навигационных огней рассмотреть среди этой иллюминации не представлялось возможным. Колин сказал, что при необходимости в таких случаях надо пользоваться биноклем. Однако, поскольку курсовой угол огней постоянно увеличивался, мы решили, что опасности они не представляют. София сказала, что это пассажирское судно стоит на месте, а я подумал, что это маловероятно в неспокойном море. Скорее всего оно держало курс почти встречный нашему, на южную оконечность греческого острова Сими. Скоро это судно оказалось далеко за кормой.

Наступило время ложиться на следующий курс.
— вставай за штурвал, — сказал мне Колин – курс ноль-шесть-ноль.
Я пристегнулся к ахтерштагу, сменил Эмму за штурвалом и повернул наш корабль на новый курс. Колин приказал мне уменьшить обороты, после чего дал команду поднять геную. Ее развернули со штага примерно до вант, Саймон натянул шкот, и яхта резво побежала под парусами. По команде Колина я остановил дизель. Держать яхту на курсе было непросто, так как она постоянно норовила привестись. Приходилось постоянно ее уваливать. Занимающиеся радиоуправляемыми яхтами называют это “висеть на руле”. Я сказал об этом Колину и спросил, не стоит ли немного потравить грота-шкот. Он проверил, насколько мне приходится отклонять штурвал, посветил фонариком на парус и флюгарку, и ответил, что держать слегка на увал при сильном ветре – это нормально. Я и сам знал, что нормально, но не знал что понятие “слегка” на больших яхтах не такое уж и легкое.

Мы шли под парусами правым галсом круто к ветру, так что почти все должны были уступать нам дорогу. Тем не менее, бдительности терять не стоило и я, периодически отрывая взгляд от компаса, осматривал окружавшую нас темноту. Но поблизости никого не было. Мы летели по волнующемуся морю совершенно одни. Не было рокота дизеля – только свист ветра в такелаже и шум волн, разбивающихся о форштевень.

Колин переместился на подветренный борт, к кормовому ограждению (pushpit). Там из кранцев он соорудил себе что- то вроде мягкой спинки, и пристроился на этот импровизированный “диван”. Сидящая в кокпите веселая компания, остальной экипаж, отпустили по этому поводу какую-то веселую шутку. Мне, впрочем, было не до них. Я сосредоточился на управлении яхтой, стараясь как можно точнее держать ее на курсе.

Примерно через пол-часа слева проступили очертания острова Кизил-Адаси. Вскоре Колин дал команду ложиться на новый курс – ноль-четыре-ноль. На этот раз он распорядился потравить грота-шкот, что Саймон и сделал. Держать яхту на курсе стало легче. Теперь мы шли на маяк мыса Кабирга-Бурун, который вспыхивал тремя белыми вспышками с интервалом пятнадцать секунд. Но гораздо ближе маяка, прямо по носу светился немигающий белый огонек. Я предположил, что это небольшое судно, идущее в том же направлении, что и мы, и оказался прав. Держать курс на видимый ориентир проще, и я повел нашу яхту прямо на огонек, периодически сверяясь по компасу. Вскоре стало ясно, что мы нагоняем. Белых огней стало больше и они периодически освещали темную поверхность воды за кормой впереди идущего судна. Народ поднялся со своих мест и стал пристально вглядываться в темноту. Даже Колин покинул свой “диван”.
— Это рыбацкое судно – сказала София.
— Я тоже так думаю – ответил я.
— Я вижу – уточнила София.

Чтобы обойти шаланду, я стал потихоньку уваливать яхту. Наконец Колин скомандовал лечь на курс ноль-два-ноль. Я посмотрел на компас – мы и так почти на этом курсе. Шаланда медленно двигалась вперед сильно раскачиваясь на волнах. Вероятно ее скорость была не более трех узлов. Палуба сзади рубки была ярко освещена. Когда она оказалась у нас на траверзе, Колин запросил рыбаков об их курсе и чем они занимаются. Он запрашивал три раза, но ответа не последовало. Вообще, как я обнаружил позднее, турецким рыбакам нет ни до кого дела, и они плюют на правила расхождения. Скоро рыбацкое судно осталось за кормой, и я наконец смог увидеть их навигационные огни, до этого незаметные на фоне иллюминации, ярко освещавшей палубу. Колин распорядился лечь на прежний курс и уселся на свое любимое место. Вскоре София сменила меня за штурвалом.

Я спустился вниз и проверил наше положение по GPS. До последней точки поворота оставалось еще две мили. При скорости шесть узлов мы пройдем их менее, чем за полчаса, подумал я и поднялся в копкит. Колин полулежал на своем импровизированном «диване» у подветренного борта и казалось, что он спал. София стояла за штурвалом. Подсветка компаса слегка освещала её. Сладкая парочка Саймон и Эмма сидели прижавшись друг к другу на наветренной стороне копкита и смотрели на убегающие в ночь волны. Я не стал им мешать и сразу перелез на наветренный борт, поближе к вантам, пристегнулся и уселся, свесив ноги за борт.

Ветер дул силой не менее пяти баллов, и яхта быстро бежала по темной воде с зарифленными на два рифа парусами. Может потому, что волн почти не было видно в темноте, а может потому, что мы шли лагом к волне, качка казалась не сильной. Хотя на самом деле, волнение было приличным: мои ноги, находившиеся на высоте двух метров, периодически окатывало водяной пеной. Поблизости не было видно ни одного огонька. В темноте по левому борту угадывались очертания гористого берега. За кормой, далеко на юге виднелись огни Родоса. В небе стояла полная луна и ее свет серебрил волны, попадавшие в лунную дорожку. Я наслаждался видом этих волн, свежим ветром, спокойным движением яхты. Казалось, можно ощущать все это вечно. Было что-то мистическое в нашем беге под луной.

Слева, на берегу, начали появляться огни. Неужели Чифлик, подумал я, так быстро? Саймон проверил наше положение – да это был Чифлик. Пора было готовиться к уборке парусов и я спустился в копкит. Первым делом закрутили на штаг геную, и взяли курс на огни береговых ресторанчиков, подсвечиваюших вход в бухту между скалистым мысом и островом. Колин, как шкипер, сам встал у руля. Войдя в бухту, спустили грот. С причалов сигналили ручными фонариками и размахивали руками зазывалы ресторанов. Но Колин, не обращая на них никакого внимания, вел яхту к “своему” причалу.
— Швартуемся левым бортом, — сказал он, — приготовить кранцы с левого борта.
Причал представлял из себя каркас из железных прутьев и уголков, поверх которых крепился деревянный настил. Местами к уголкам были приделаны ушки, служащие для швартовки. У причала уже стояли суда, и нам оставался только небольшой кусок от конца до ближайшего катера. Приготовили швартовые концы, я на носу, Саймон – на корме. Нас уже поджидали трое турок, в том числе знакомый зазывала из ресторана. Когда яхта подошла к причалу, я кинул швартовый ближайшему из них, он быстро продернул канат через железное ушко и вернул. Осталось только продеть швартовый через fairlead (полуклюз), выбрать его и накинуть на утку (cleat). Что я и сделал. Одновременно София и Саймон закрепили кормовой швартовый. И тут же началась сильнейшая болтанка. Как я предсказывал, юго-восточный ветер нагонял в бухту волну, и яхта прыгала на этой волне, билась о причал и рвалась на коротких швартовых как пойманный дикий жеребец. Стало ясно, что ночевать таким образом будет невозможно, и наш кэптэн принял решение встать на якорь кормой к причалу и носом к волне (anchoring astern).

По его команде мы отдали концы, сначала кормовой, потом носовой и кормой стали отходить от причала. Я сворачивал бухту, а мне уже кричали, что мы швартуемся кормой, и мне надо туда. “Да, да,” — отвечал я. Наконец, я кое-как справился с длинным канатом, и перешел на корму. Мы уже бросили якорь, когда я закрепил швартовый и приготовился передать его людям на причале. Но я забыл, что при волнении, швартуясь кормой, не подходят так близко к причалу, как на спокойной воде. В результате, когда мы подошли, я понял, что мне придется довольно далеко кидать конец. Я стал лихорадочно разделять бухту, чтобы сделать это, но было поздно. Благодаря эффекту пропеллера нашу корму отнесло в сторону от причала. “Бросай, Джони” – кричал Колин, а я ничего не мог сделать, даже объяснить, так как для этого не хватало моих скромных познаний в английском. Колин пошел на вторую попытку. Саймон спросил, надо ли поднять якорь, но Колин ответил, что не стоит. На этот раз он ушел дальше в сторону правого борта. Первой бросала София. Она давно подготовилась, и проблем у нее не возникло. Затем, разобравшись, наконец, с бухтой, а точнее наполовину ее распустив, бросил я. От меня до причала было метров пять, и я бросил повыше, попав кому-то в голову. Наконец на причале разобрались со швартовыми, мы закрепили концы на утках, а Саймон натянул якорную цепь.

Между нашей кормой и причалом было больше метра, и доска, служившая нам сходней едва доставала до причала. Яхта качалась на волне вверх-вниз, и пройти по доске было непростым делом. Первым на берег сошел Саймон, он помог женщинам, затем сошел я без посторонней помощи – годы катания на виндсерфинге не прошли даром. Последним, по традиции, покинул судно капитан.

Мы направились в ресторан. Было уже за полночь, и он был почти пустой. Все заказали довольно плотный ужин, я, например, заказал chicken shish (шашлык из курицы, как и все прочие мясные блюда – с гарниром) за 10 лир и 0,5 “Эфес пилснер” за 3. Только хитрый капитан взял легкую закуску и пиво. Как я понял позднее, это было неспроста. Мы сидели под оливковым деревом, и одна из созревших оливок упала на меня. Так я получил возможность наблюдать, как растут оливки вблизи. О чем шел разговор за столом, я уже не понимал – хотелось спать. С грустью я думал о том, что завтра последний день нашего путешествия, а сейчас предстоит ночевать на прыгающей по волнам яхте. Под конец в ресторане встал дизель-генератор и погас свет. “Пора идти спать,”- сказал кто-то, и мы, освещая себе дорогу фонариками, не торопясь, пошли “домой”…

Продолжение
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть I
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть II
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть III
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть IV
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть V
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть VI
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть VII
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть VIII
Дикарем в Турцию, или как я не стал шкипером. Часть IX