Оглавление.

«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет».

Аксаковское Абрамцево.

Мамонтовское Абрамцево.

Хозяева Абрамцева.

Савва Иванович Мамонтов.

Елизавета Дмитриевна Мамонтова.

Их дети: Сергей, Андрей, Вера, Всеволод, Александра.

Гости Абрамцева.

Василий Поленов. Брат.

Поленов и церковь Спаса Нерукотворного. Часть.I.

Елена Поленова. Сестра.

Илья Репин

Васнецовы. Братья. Виктор и Апполинарий.

Васнецов и церковь Спаса Нерукотворного. Часть.II.

Михаил Врубель.

Валентин Серов.

Константин Коровин.

Михаил Нестеров.

Марк Антокольский.

Закат Абрамцева.

Что мы увидели в Абрамцево.

Что ещё можно посмотреть по дороге. Радонежская земля.

Мы собрались поехать в Абрамцево достаточно спонтанно. Хотели найти какое-нибудь красивое место, чтобы отметить одну торжественную дату и наш выбор остановился на Абрамцево — ведь оно сразу ассоциируется с красотой природы и русской культурой. И для себя хотели вообще понять – что же такое это Абрамцево. Почему название этой усадьбы связано с такими талантливыми людьми – Васнецовым, Врубелем, Коровиным, Нестеровым, Поленовым, Репиным, Серовым, Станиславским, Шаляпиным и многими другими. Почему именно там творили. Почему именно там собирались. Почему талантливых художников притягивало именно это место. Что туда тянуло. Почему именно в этом месте пишутся сказки и картины, создаются скульптуры и песни. И какое оно сегодняшнее – Абрамцево. ???

Абрамцево находится на Ярославском шоссе, ~ 60 км от Москвы. Но дорога туда заняла у нас около 4-х часов. Суббота. Выехали в 12 – приехали в 16. Пробки – перманентные, плюс ремонт дороги, плюс искусственное создание скопления машин нашими доблестными сотрудниками ГАИ – нас держали на одном светофоре до тех пор, пока в противоположном потоке не пронеслась с разноцветной мигалкой некая важная гаишная машина, которой козырнули в подобострастном поклоне, и только после этого стали пропускать лавину офигевших от ожидания зелёного света водителей.

Музей-усадьба Абрамцево работает с 10 до 17, а парк до 18. Поэтому у нас был час на музеи, и час на прогулку.

Феномен таких мест, как Абрамцево, заключается в том, что имена, ещё недавно бывшие от тебя на почтительном временном расстоянии и мысленной дистанции, оживают и становятся практически физически ощутимы. Это невероятно интересно. Но с другой стороны, присутствовало некоторое чувство разочарования. Ощущалась какая-то грусть оттого, что Абрамцево всё теснее и теснее зажимается кольцом коттеджных посёлков, что дома усадьбы – и основной дом, и мастерская, и прочие постройки – стареют, ветшают, и выглядят как-то заброшенно и очень скромно. Картинное наполнение отдельных зданий усадьбы – очень невпечатляющее, скульптуры на территории «таинственно» исчезают, дорожки после дождя представляют собой размокшую глиняную грязь. Я пишу об этом не для того, чтобы подбавить грязи к дорожкам :(- просто после Абрамцево у нас действительно остались двойственные впечатления. Обо всём расскажу по порядку.

Абрамцево представляет собой довольно большой огороженный парк с липовыми аллеями, тёмными елями, корабельными соснами, каскадом прудиков и мостиков, небольшим яблоневым садом и речушкой Ворей; кассу и охрану на входе; достаточно скромный по нынешним понятиям основной Дом-музей, бревенчатые домики – Кухню, Студию -Мастерскую и Теремок, маленькую домашнюю церковь Спаса Нерукотворного, Поленовский дом, Васнецовскую Избушку на курьих ножках, и большое здание с колоннами – бывший лечебный корпус. Да, и огромный, высоченный, в пять обхватов красавец дуб, который помнит, наверное, всех хозяев этого места. А ещё две древние Каменные Бабы, которых привезли из-под Киева и которые уж точно о многом могли бы рассказать — они ведь точно всё видят, всё слышат, но молчат.

Но начинать знакомство с Абрамцево надо не с описания домиков и их содержимого, а с людей, которые здесь жили, гуляли, творили, любили, спорили, строили, пели, играли. Уверены в этом. Без этих людей – пустота. Без этих людей – нет Абрамцева. Потому что Абрамцево – это особый дух — русский, это особая аура – вдохновение, это особое состояние – талант, это особые отношения – любовь и дружба, это особые люди – поцелованные Богом, особые места и природа – побуждающие творить. На сайте музея (http://www.abrm.ru/hist/mamo.php) выложены дивные старинные фотографии. Все о ком я пишу (ниже), там есть.

Самое смешное и парадоксальное, что, обычно, когда читаешь о месте, в котором не был – это холостое попадание. Ну-у, вроде как интересно. Равносильно тому, как попытаться познакомиться, к примеру, с морем, прочитав про него рассказ. Поэтому перед тем как поехать в Абрамцево, вы можете прочитать всё написанное здесь по диагонали или начать с главы «Что мы увидели в Абрамцево», чтобы не ныть преждевременно: оо-й, какой дли-и-нный расска-аз, и на кой мне это на-адо.. эта история ещё в шко-о-ле надоела…:). Действительно ведь – разве вам сейчас интересно знать кто такой этот Савва Мамонтов, Елена Поленова и т.п. Зато потом – уверены – прильнёте к рассказу, как к роднику в пустыне Гоби, или зашуршите прочими. 🙂 Потому что там почувствуете дух Абрамцева, потому что обязательно захотите узнать про историю и обитателей этого места.

Аксаковское Абрамцево.

Место, где была построена усадьба, раньше называлось пустошь Обрамково. Усадьба была небольшой, принадлежала помещикам средней руки, неоднократно переходила от одного владельца к другому, пока не была приобретена Сергеем Тимофеевичем Аксаковым (1791—1859). Что интересно – в это время Аксаков ещё не был известен как писатель, он вообще даже о писательстве и не помышлял. Приехал в Москву (1826г., 35 лет) из Оренбурга с семьёй, работал цензором в Московском цензурном комитете, потом директором Межевого института. Но такая прозаичная работа с одной стороны, а с другой – Аксаков любил театр, обладал тонким вкусом и изящным слогом, по этой причине, помимо работы, он начал печататься в журналах как театральный критик. В театральном мире он был уважаем и авторитетен.

И тут в 1843г. (52 года) Аксаков приобретает имение Абрамцево! И что вы думаете? Именно в эти годы в Абрамцеве, несмотря на то, что Аксакову шел уже шестой десяток, в нем проснулся замечательный художник слова. Что же стало причиной столь волшебного превращения? Считается, что этот творческий катализатор – абрамцевская природа. Аксаков называл свою усадьбу «премилой деревенькой», «прекрасным уголком», «раем земным», обожал местные грибные леса, рыбные пруды, «ершовые места», живописную речку Ворю, свой уютный старинный дом с мезонином и парк с вековыми деревьями. «Деревня обняла меня запахом распускающихся листьев и цветов, своею тишиною, своим пространством. Не могу передать, какой мир пролился на мою душу».

Его первые книги, написанные здесь – это «Записки об уженье рыбы» и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». В них дается столь тонкое и поэтическое описание природы здешних мест, птиц и животных, что Тургенев в своей первой рецензии на «Записки ружейного охотника» писал: «Эту книгу нельзя читать без какого-то отрадного, ясного и полного ощущения, подобного тем ощущениям, которые возбуждает в нас сама природа, а выше этой похвалы мы никакой не знаем». А Горький говорил: «Вы прочитайте Аксакова «Об уженье рыбы» — заразитесь! Удивительная книга, так, знаете, написана — Брем позавидовал бы». Дальше – больше. Здесь Аксаков написал «Детские годы Багрова-внука», «Семейную хронику», многие рассказы.

К гостеприимным, умным, тонким, добросердечным Аксаковым в Абрамцево приезжали друзья-гости – писатели, поэты (Кольцов), философы (Белинский, Герцен), артисты (Щепкин).

Аксаков дружил с Гоголем. Здесь, в абрамцевском доме, в один из августовских вечеров 1849 года Гоголь читал первую главу второго тома «Мертвых душ». Николай Васильевич считался с мнением Аксакова, требовал от него замечаний, вычеркивал те места, при чтении которых Сергей Тимофеевич хмурился. Аксаковы были одними из самых преданных, стойких и восторженных друзей Гоголя.

Аксаков дружил с Тургеневым. Оба обожали природу и охоту. Тургенев восхищался тонкостью наблюдений Аксакова и его богатым вкусным языком. Возможно, что возможно, одна из обаятельных дочерей Аксакова навеяла Тургеневу образ Лизы в «Дворянском гнезде».

В 1870 году у дочери Софьи Т. Аксаковой, которая к тому времени осталась единственной наследницей усадьбы, опустевший абрамцевский дом приобрел Савва Мамонтов.

Мамонтовское Абрамцево.

Мамонтов привел в порядок заброшенное аксаковское имение. Капитально отремонтировал главный усадебный дом, очистил пруды, сделал новые постройки.

Вот так своё первое впечатление от Абрамцева, когда его владельцем стал Савва Мамонтов, описывает художник Нестеров в письме к сестре: «Абрамцево, имение… — одно из живописнейших в этой местности. Сосновый лес, река и парк… тут в парке первое, что останавливает внимание, это баня в стиле 17 века — архитектура профессора Ропета; далее, углубляясь в глубь парка, темной вековой сосновой аллеей, вы выходите на небольшую поляну, посреди которой стоит чудо-церковка… Из православного храма отправились мы в «Капище» или нечто подобное избушке на курьих ножках. Против нас — оригинальный киевский идол. Тут русский дух, тут Русью пахнет, всё мрачно, серые ели наклонили свои ветви, как бы с почтением вслушиваясь в отрывистый жалобный визг сов, которые сидят и летают тут десятками. Это чудное создание, не имеющее себе равных по эпической фантазии… Далее идет мастерская С. И. Мамонтова — архитектура знаменитого Гартмана. Вот главное, что поражает на первый раз, мне кажется, всякого, кто попадет в Абрамцево».

Хозяева Абрамцева.

Главное обаяние Абрамцева – это его хозяева.

Савва Иванович Мамонтов (1841—1918) — потомственный купец, выросший в промышленника, меценат, деятель в области русского искусства. («Портрет С.Мамонтова» http://www.artprojekt.ru/Gallery/Vrubel/Vr25.html, Врубель). Отец Саввы прошёл школу жизни от управляющего трактиром в Сибири до руководства строительством железных дорог в Москве. Из 10 детей – своим преемником выбрал Савву.

Мамонтов — человек очень мощной энергетики. Он ярок и противоречив. Коммерческий ум и талант – с одной стороны. С другой — музыкальные и художественные способности, незаурядный вкус, остроумие, благородство, магнетические личные данные. Он притягивал к себе талантливых людей, а природная магия Абрамцево ему в этом помогала. Мамонтов собрал все художественные сливки общества у себя в Абрамцеве и хотел сделать так, чтобы талантливые живописцы, ничуть не заботясь о быте, могли воплотить свои творческие замыслы. С такой целью Мамонтов специально построил здесь «Культурный поселок», состоявший из деревянных домов-мастерских.

В Абрамцево у него царил культ трех Муз – Живописи, Скульптуры и Театра.

Художники, музыканты, собравшиеся постепенно в Абрамцеве, составили «Мамонтовский», или «Абрамцевский» кружок. А начало ему было положено в 1872г. (31 год) в Италии после знакомства Саввы с архитектором Гартманом и скульптором Антокольским. Также в Париже он познакомился с Репиным. В Риме впервые увидел Валентина Серова, тогда еще совсем мальчика. Они подружились. Из киевской нищеты и осмеяния стараниями Мамонтова был вырван Врубель. Позже здесь появился Костенька Коровин, любимец Саввы Ивановича. Мамонтов деликатно помогал всем советами и заказами, которые избавляли художников от постыдной нужды. Антокольскому он заказал знаменитую скульптуру «Христос перед судом народа». Васнецова поддержал в его стремлении изображать русскую старину, давал заказы и деньги.

Друзья прозвали Мамонтова Саввой Великолепным по аналогии с другим выдающимся меценатом эпохи Возрождения – итальянским герцогом Лоренцо Великолепным. Дух мамонтовского художественного кружка захватывал всех, кто хоть раз попадал сюда. Зимой мамонтовский кружок собирался в Москве, в его доме на Садовой-Спасской, 6, рядом с Красными Воротами. Летом же он почти весь переезжал в Абрамцево – его усадьба становилась творческой дачей. Мамонтовский кружок имел свой «дух» и свое «силовое поле».

Философ Павел Флоренский об Абрамцеве: «Абрамцево, прежде всего, есть духовная идея, которая неуничтожаема; если будет жива идея Абрамцева, то не всё погибло».

Елена Поленова о мамонтовском абрамцевском художественном кружке: «Собственно прелесть и польза этих собраний, не в том, что на них производится, а именно то, что собираются люди одной специальности. Обмен впечатлений и мыслей важнее самой работы»

Горький о Мамонтове: «Мамонтов хорошо чувствовал талантливых людей, всю жизнь прожил среди них, многих таких, как Федор Шаляпин, Врубель, Виктор Васнецов,— и не только этих — поставил на ноги, да и сам был исключительно, завидно даровит».

Скульптор Антокольский писал Мамонтову: «Вспоминается мне и моё первое посещение Абрамцева… Ты, Савва Иванович, одел меня в белую холстинную блузу, в каких вы все там ходили, и я стал одинаков со всеми вами. С тех пор ваш дом стал мне дорог, в нем я нашел приют, в нем я часто отдыхал, отдыхала и моя усталая душа».

Жизнь в Абрамцеве била ключом. С утра художники работали. За обедом кипели разговоры обо всем на свете. Вечером — музицирование, спектакли, поставленные силами хозяев и гостей, знаменитые «живые картины». По признанию всех, попадавших сюда, невозможно было здесь Не лепить, Не рисовать, Не сочинять. У Саввы Ивановича была поистине драгоценная для русского искусства черта характера — трудясь сам, занимаясь лепкой, майоликой или постановкой домашних спектаклей (к которым он писал тексты и в прозе, и в стихах), он увлеклал своим примером и других. По словам старшего Васнецова Мамонтов имел «способность возбуждать и создавать кругом себя энтузиазм: работая с ним, немудрено взвиться повыше облака ходячего».

Например, Савва Мамонтов был отменным скульптором. А как человек с неуёмной творческой энергией, он так заразительно работал, что однажды подбил и Васнецова с Репиным на эксперимент с глиной, да так, что оба художника стали ещё и скульпторами.

Вот, как сам Мамонтов рассказывал про эту затею Поленову: «Я, Репин и Васнецов, вылепили друг друга, и теперь торжественно стоят три бюста». А вот так обрисовал это творческое соревнование его сын: «Занимался отец изредка и скульптурой. В его скульптурной мастерской всегда были наготове глина и все принадлежности для лепки. И вот в один прекрасный день Репин, В. Васнецов и отец одновременно занялись совместной работой. Васнецов вылепил бюст Репина, Репин — отца, а отец — Васнецова. Все эти три бюста, отличающиеся редким сходством с натурой, всегда стояли в столовой абрамцевского дома».

Удивительно — успешный коммерсант и промышленник Мамонтов был чрезвычайно творческой натурой, искренне любил искусство – музыку, театр. В области театра им было сделано очень много (помимо прочего!). Увлекался он театром ещё с юности – у Саввы был красивый баритон, он любил музицировать в четыре руки с братьями, не только не пропускал ни одного спектакля, но и сам активно играл в студенческом театральном кружке. В 1885 (44 года) Мамонтов создаёт театральную антрепризу, из которой выросла знаменитая Русская Частная опера. Были приглашены балетная труппа из Италии и лучшие голоса России. Вскоре в театр пришел Шаляпин. Мамонтов забрал его из Мариинского императорского театра, заплатив немалую неустойку. Можно даже сказать, что он этим спас Шаляпина, потому что, то, чему певец научился в Частной опере у Мамонтова, стало основой его всемирного успеха. Основу репертуара Русской Частной оперы составляли исключительно произведения русских композиторов. (!) Благодаря Мамонтову увидели свет и получили признание оперы «Садко», «Псковитянка», «Снегурочка» (Римский-Корсаков), «Борис Годунов», «Хованщина» (Мусорогский) и многие др.. Мамонтовская Русская Частная опера смогла соперничать с императорскими Большим и Мариинским театрами! (Заметьте сколько раз, описывая деятельность Мамонтова, употребляется слово «русский»!).

Также впервые Мамонтов привлек к созданию декораций профессиональных художников — Коровина, младшего Васнецова, Врубеля.

Но кроме хозяина, стержня дома – Саввы Ивановича, душой Абрамцева была хозяйка, его жена – Елизавета Григорьевна Мамонтова (1847 – 1908, «Портрет Е.Г.Мамонтовой» http://www.vasnecov.ru/gallery_painting/, Васнецов). А цветами – их дети – Серёжа, Андрей, Верушка, Всеволод и Александра.

Они встретились в Италии. Поженились в 1965 году (жениху — 24, невесте — 18) Елизавета Мамонтова — очень умная, тонкая, душевная, она умела не только накрывать обеды для гостей, вести занимательные беседы, играть с детьми, читать вслух, музицировать, она была прекрасным собеседником, другом.

Идея создания домашней церкви (о ней ниже) принадлежит хозяйке Абрамцева. Она основала в Абрамцево столярно-резчицкую художественную мастерскую, положившую начало абрамцево-кудринской резьбе по дереву.

Её обожал, боготворил молодой Серов. Елизавета Григорьевна вызвала у этого серьезного человека, художника большого таланта, натуры в высшей степени незаурядной и порядочной, такую любовь, какой он, по его собственному признанию, не питал даже к матери. Серов писал ей из Италии: «Я очень рад и благодарен, что не забыт Вами. Со своей стороны, Вас и Ваше ласковое чувство ко мне я никогда не забывал. Ваш образ я всегда хорошо помнил, он всегда был дорог мне, а теперь стал еще дороже. За это лето я так привязался к Вам всем, как никогда…».

Виктор Васнецов высоко ценил ум и культуру Елизаветы Григорьевны, относился к ней с глубоким уважением. «Вы, — обращается к Мамонтовой Васнецов, — со светлым и возвышенным духом необходимы нам (художникам), а уж мне-то как необходимы».

Нестеров писал о ней: «Я, право, не знаю, не помню на пути своем ни одной женщины, которая бы отвечала так щедро, так полно на все запросы ума и сердца. Какое счастливое сочетание большого ума и большого сердца! Какое редкое равновесие того и другого! Величайший житейский такт, мудрость жизни, неусыпная мысль к доброму деланию, скромность, простота… При всем том обаятельная в обращении с людьми, с привлекательным лицом, тихими, немного прищуренными глазами и несколько печальной улыбкой… В моей жизни Елизавета Григорьевна, знакомство с ней в дни моей молодости, посещения и жизнь в Абрамцеве занимают немалое место».

«Я часто бываю в Абрамцеве,— пишет Нестеров в другом письме,— иногда Е. Г. Мамонтова берет книгу и читает что-либо, выбор обыкновенно бывает удачным и слушаешь с неподдельным удовольствием. Так, недавно она предложила прочесть «Письма из Флоренции» Буслаева, и передо мной снова, как живая, встала чудная Флоренция, побывал я с Буслаевым в Сан-Марко и в Питти, полюбовался «Персеем», посидел у Фра Анжелико, Филиппе Липпи и у других приятелей. Хорошо стало на сердце».

У Мамонтовых было 5 детей. И здесь Савва Иванович гениален – первые имена букв детей составляют его имя.

Серёжа, Андрюша, Верушка, Всеволод, Александра.

Сергей, впоследствии занимался книгоиздательством и журналистикой. В Первую Мировую войну ушёл на фронт военным корреспондентом. Рано ушёл из жизни.

Андрей, многообещавший художник, увлекался изготовлением керамики и пошел бы далеко. К несчастью, он простудился во время работ по росписи Владимирского собора в Киеве. И рано ушёл из жизни.

Верушка – это всем знакомая «Девочка с персиками.

(«Портрет Веры Мамонтовой» http://www.elibron.com/russian/other/img_detail.phtml?msg_id=55133, Васнецов; «Девочка с персиками» http://www.artprojekt.ru/Gallery/Serov/Ser01.html, Серов)

Рассказывают, что один год в абрамцевских оранжереях был богат на урожай персиков. Спелые, с легким пушком на розовых боках, нежные сочные шарики подавались к столу и утром, и в обед, и к вечеру. Они лежали в вазах на террасе, по комнатам. Дочка Елизаветы Григорьевны Верушка — общая любимица и шалунья, прозванная Антокольским «Абрамцевской богиней», наслаждалась персиками. Девочка была необыкновенно хороша. Её веселый смех раздавался и в саду, и у реки, и в комнатах дома. И, видимо, глядя на Верушку, желание художника, которое владело им ещё в Италии, желание «создать что-то радостное, отрадное» нашло своё достойное выражение. Он решает, что если и писать это «радостное», то лучшего сюжета, чем эта девочка, сама похожая на персик, он не найдет.

Серов рассказывал, что «работал «запоем», словно в угаре, и чувствовал, что работа спорится и все идет так хорошо, как никогда раньше». Эту картину Серов подарил Елизавете Григорьевне — своему другу. Он ни минуты не сомневался в правильности поступка, хотя отлично понимал — такие вещи написать удается художнику нечасто. Одетая в дубовую раму, картина заняла самое почетное место в столовой абрамцевского дома на много лет, пока не попала в Третьяковскую галерею (сейчас здесь в Абрамцеве находится копия).

Ещё очень интересный момент (тоже связанный с этой девочкой) — чем ближе становились отношения Мамонтовых с художниками, тем настойчивее преследовала хозяев мысль о постройке в Абрамцеве отдельного дома, где мог бы кто-то из их новых друзей спокойно жить и работать. Чтобы ничем не стеснять возможных гостей, решили дом поставить примерно в десяти минутах ходьбы от своего. В историю Абрамцева дом вошел как «Яшкин», и вот почему. «Яшкой» Савва Иванович называл Верушку за ее чрезмерную любовь к слову «я». Когда был выстроен новый дом, она объявила его своим, вот и стал он называться «Яшкиным». (Мы этот дом не видели, вероятно, он не сохранился.)

Вера Мамонтова вышла замуж по взаимной любви за Александра Самарина, принадлежащего к известной дворянской фамилии. Во время венчания на невесте было то самое платье, в котором она позировала Васнецову. Однако замужеству предшествовали долгие годы любви и страданий. Как раз в то время разразился громкий судебный процесс над Саввой Мамонтовым по делу о хищениях при строительстве Северной железной дороги, и, с точки зрения главы семейства Самариных — отца жениха, человека чрезвычайно строгих принципов, этот брак был невозможен. Лишь после его кончины свадьба состоялась. Венчание прошло в ноябре 1903г. в Москве. После свадебного путешествия в Италию молодые поселились в своем доме в городе Богородске. Один за другим появились трое детей: два сына и дочь. Но она тоже ушла рано из жизни. 5 лет счастья и семейной жизни. Воспаление легких. 32 года.

Всеволод и Александра — младшие дети, стояли у основания создания и сохранения музея «Абрамцево». У Всеволода была семья и дети. Александра семьи не имела и посвятила свою жизнь музею и воспитанию детей Верочки.

Детей Мамонтовых художники использовали в качестве моделей. Всеволода писал Врубель в эскизах к «Демону». Андрея или Дрюшу можно увидеть в образе Алеши Поповича в «Трех богатырях» Васнецова. Самой популярной моделью была Верочка. Ее глаза — у «Аленушки» Васнецова, он же позднее написал ее в портрете «Девушка с кленовой ветвью». Верушка изображена в знаменитой керамике «Голова египтянки» Врубеля. Но самая известная картина, конечно, «Девочка с персиками» Серова. Вообще все дети Мамонтовых позировали, как и для большинства полотен, создававшихся здесь, так и для ликов святых в алтаре домашней церкви Спаса Нерукотворного.

Гости Абрамцево.

Поленовы – брат и сестра – Василий и Елена. Если Поленова знают все, то про его сестру Елену мы узнали только здесь в Абрамцево. Узнали и потряслись. Уникальные люди. Русские.

Василий Поленов. Брат.

Поленов и Абрамцево – неразделимы. Он был здесь знаковой фигурой. Прежде всего, Поленов – профессор московского Училища живописи, ваяния и зодчества, известный художник. Поленов — старший из членов абрамцевского художественного кружка. В Абрамцеве он жил, писал, фотографировал, сочинял музыку. Здесь он встретил свою любовь.

В Абрамцеве у художника проходила усталость, появлялось хорошее расположение духа, работоспособность, и один за другим писались пейзажи окрестных далей, крутых и пологих спусков к реке — словом, поэтические пейзажи Поленова. Здесь он пишет лиричные и дивные свои картины — «Березовая аллея», «Река Воря», «Верхний пруд в Абрамцеве».

Живя в Абрамцеве, Поленов с увлечением использовал свой фотографический аппарат. Дошедшие до нас фотографии того времени усадьбы и её обитателей в большинстве своем сделаны Поленовым. Он любил снять всю абрамцевскую компанию где-нибудь на прогулке, иногда заставив всех чинно усесться рядом, иногда попозировать стоя. «Был у Антокольского, — пишет Серов Елизавете Мамонтовой — видел карточки, поленовские — это восторг, чудесно, особенно те, где все сидят рядком на лавочке».

Художник Поленов сочинял здесь в Абрамцеве ещё и музыку, например, к драме Майкова «Два мира», которую по традиции абрамцевских вечеров, они читали все вместе для домашнего спектакля.

Однажды, гуляя с Репиным, в соседней деревне Репихово Поленов обратил внимание на доску, украшавшую фасад крестьянской избы. Это было чудо резного мастерства неизвестного деревенского художника. Хозяев дома не пришлось долго уговаривать — взамен на новую они охотно соглашались отдать эту. Так Поленов положил начало собиранию предметов народного быта в Абрамцеве. (Сейчас этот домик-музей называется «Кухня», о нём ниже).

В мае 1882 года Савва Иванович строит в Абрамцеве мастерскую для Поленова — небольшой рубленый дом. В Абрамцеве Поленов познакомился с Натальей Якунчиковой, подругой Елизаветы Мамонтовой, они сблизились и подружились при строительстве церкви. В ней же только что отстроенной и повенчались, а жить стали в этом только что выстроенном доме, который назывался с тех пор Поленовским. Если Поленов слышал призывный клич из Абрамцева, никто не мог его остановить. «Получил сегодня телеграмму из Абрамцева, — пишет о нем жена, — от Спиро, Васнецова, Левитана, Остроухова и Мамонтовых — зовут его; поехал туда сегодня вечером…»

(«Осень в Абрамцево» http://www.artprojekt.ru/Gallery/Polenov/Pol16.html, Поленов).

Поленов и церковь Спаса Нерукотворного. Часть.I.

Поленов – главный архитектор, художник, строитель церкви Спаса Нерукотворного. Поленов сделал первый рисунок проекта церкви, когда её решили строить в Абрамцеве. Идея соорудить церковь, была Елизаветы Мамонтовой, человека глубоко религиозного. Было получено разрешение на строительство от патриархии.

Василий Дмитриевич для этой цели привез в Абрамцево все свои альбомы архитектурных зарисовок. Кабинет Елизаветы Григорьевны по случаю подготовки проекта был превращен в картинную галерею, где висели поленовские этюды церквей, иконостасов, сделанных художником в путешествиях по Северу и Средней России. Поленов предложил взять за образец Новгородский храм Спаса Нередицкого. Он и Васнецов конкурировали в составлении проекта церкви. Но рисунок Васнецова вышел более в московском характере, чем в новгородском, и в семейном жюри к исполнению был принят его эскиз с некоторыми изменениями

Во время строительства церкви Поленов превращался и в каменщика — вместе с Васнецовым и Мамонтовым он высекал арки на тройные окна, делал проекты и шаблон купола; и занимался интерьером — он сочинил рисунок решеток, сделал эскиз иконостаса, подсвечников и другой утвари для абрамцевской церкви.

Савва Мамонтов также совершенно не избегал и не гнушался тяжелого труда и приезжал помогать по вечерам и по праздникам, так как вёл в это время великое общественное и ответственное дело постройки Северной дороги. В наезды свои, конечно, как обычно, всех воодушевлял. Подъем энергии и художественного творчества был необыкновенный: работали все без устали, с соревнованием, и бескорыстно. Это уже были не просто строители, не просто хозяева, не просто художники, а абрамцевская малая художественная дружеская семья. Строительство церкви велось на волне художественного порыва творчества. Работа кипела. Поленов создал прекрасный иконостас строгого новгородского стиля и орнамента. Написал он также на вратах «Благовещенье» — одно из его прекраснейших произведений. Репин написал образ Спаса Нерукотворного. Художник Неврев — Николая-чудотворца. Васнецов — небольшой образ богоматери в иконостасе, преподобного Сергия Радонежского и несколько других малых образов. Также Васнецов расписал клиросы, и даже сам набирал мозаику пола с рабочими-бетонщиками.

«И все спорилось и кипело, и на всём веял подъём духа и энергии самого Саввы Ивановича. Нужен кузнец ковать кресты, решетки — вот он. Мастера, каменотесы, позолотчики — все по щучьему веленью. А сам везде шуткой, веселым словом подбодрит, подкрепит уставшую руку… Церковь кончена, освящена в Спасов день. Веселье, радость! Чувствуется: что-то сделано, что-то создано живое!».

Елена Поленова. Сестра.

Вы что-нибудь знаете об этой женщине? Мы – нет. Зашли в один из бревенчатых резных домиков «Теремок» и там увидели её рукописную и ею иллюстрированную книжку сказок. И ахнули. В одной из комнаток были открыты для просмотра несколько страничек к сказке «Война Грибов». Это что-то невероятное. И вообще, какое счастье для детей – читать сказки из ТАКИХ книжек. Вот интересно – а почему её иллюстрации не переиздают, почему?

В энциклопедии о ней сказано так: «сестра художника В.Д.Поленова (1850 – 1898), одна из первых русских художниц-иллюстраторов, график, живописец, мастер декоративно-прикладного искусства. Серьёзно занималась изучением и иллюстрированием русских народных сказок. Некоторые её идеи оформления и подхода к книге впоследствии были развиты художниками объединения «Мир искусства», а такие мастера, как И.Билибин, С.Малютин, Г.Нарбут, Д.Митрохин, считали себя её учениками и последователями».

Нам было интересно узнать, КАК она пришла к сказкам. Вот её дорога.

Отец — историк, преданный науке исследователь летописей и библиограф, член-корреспондент Российской Академии Наук. Мать — увлекалась рисованием, писала детские книги. Детство и юность прошло в Карелии, где на берегу реки Ояти, среди густых лесов и непроходимых болот, стояла усадьба родителей — Имоченцы.

Образование дети в семье Поленовых получали домашнее. При этом оно не всегда доверялось учителям. Бабушка, или «Бабаша», как называли её в семейном кругу, учила внучек истории. Чтобы они лучше всё запоминали, она «заставляла их рисовать генеалогические таблицы русских князей, причём имя хорошего, доброго князя раскрашивалось золотом, имя князя храброго — красной краской, а плохого — чёрной».

Родители развивали в своих детях любовь к рисованию. Так как в те годы женщин не принимали в Академию Художеств, по этой причине молодая Поленова поступила в Рисовальную школу Общества Поощрения Художеств и занималась у Крамского. Вместе с сестрой ездила в Париж — заниматься в студии художника Шаплена. Позже в Петербурге получила диплом домашней учительницы истории.

В 1877-м (27 лет) Поленова поехала в Киев к сестре. Шла Крымская война. Сёстры работали в госпитале, собирались открыть свою амбулаторию, ходили на женские медицинские курсы. Здесь же, в Киеве, Елена Дмитриевна влюбилась в талантливого врача, профессора киевского университета Шкляревского. Чувство было взаимным, но её семья почему-то категорически возражала против этого брака и сделала всё, чтобы он не состоялся…

В результате этой личной трагедии Елена, по воспоминаниям друзей, очень изменилась. Стала более замкнутой, холодной, как будто огонь в её душе потух.

По этой причине Поленова решила оставшуюся жизнь посвятить общественной деятельности и занятиям искусством. Вновь поступила в рисовальную школу, но теперь училась сразу в двух классах: акварельном и керамическом. Керамикой Елена Дмитриевна занималась увлечённо и весьма успешно, на экзамене не только получила большую серебряную медаль, но и — случай весьма необычный для того времени — и предложение поехать на стажировку в Париж. «Какой скандал, Вася, — писала она брату, — меня посылают в командировку за границу. Я думаю, это первый пример в истории, по крайней мере, в русской, чтобы особа нашего бабьего сословия получала поручение и отправляема была в командировку с целью изучения и т.д.»

Вернувшись из Парижа в 1882 (32 года), Елена Дмитриевна стала жить с семьёй брата, и начался новый — яркий и плодотворный — период её жизни.

Поленова принимала активное участие в творческих вечерах абрамцевского кружка. Шила костюмы для театральных постановок. Подолгу гостила в Абрамцеве. Писала маслом картины, а акварелью — небольшие этюды с тихими, трогательными уголками природы. Очень дружила с Васнецовым и Коровиным. Здесь в Абрамцеве она всё больше увлекалась русским народным искусством, и вместе с Елизаветой Мамонтовой начала создавать в Абрамцеве музей народного искусства, собирая по деревням предметы крестьянского быта, образцы ткачества, вышивки, зарисовывая орнаменты. Чтобы пополнить коллекцию, дамы даже ездили в специальные экспедиции за редкими старинными экземплярами по Ярославской, Владимирской и Ростовской губерниям.

Помимо этого, Поленова вместе с Мамонтовой, создала ремесленную школу и столярную мастерскую с бесплатным трёхгодичным циклом обучения. Для этой мастерской Елена Дмитриевна с увлечением создавала орнаменты для деревянных мебели и утвари в древнерусском народном стиле. «…У нас условие: по возможности не прибегать к помощи изданий и вообще печатного или каким другим способом обнародованного материала. Например, не заимствовать форм и рисунков в памятниках общеизвестных или находящихся в открытых музеях… наша цель — подхватить ещё живущее народное творчество и дать ему возможность развернуться…», — писала художница

Вдумайтесь в слова, которые Стасов писал о ней: «Какой талант!! Какой необыкновенный, какой оригинальный талант, какая необычайная способность к русскому стилю, никем у нас не поощряемому и даже скорее всего презираемому и затаптываемому в грязь!! И это всё делает кто — женщина, у которой нашлось вдруг и необычайное знание, и необычайная творческая фантазия, и необычайная любовь, даже страсть к нашему национальному складу, формам, краскам… всё это делает женщина!!!!!!». Кстати, — у мастерской было чрезвычайно много заказов, а в Москве был даже открыт специальный магазин.

Именно внимательнейшее и кропотливое изучение Русского, народного искусства, «страсть к национальному складу», не могли не подвести художницу к знакомству с фольклором. Елена Дмитриевна – стала рисовать сказки. Она писала: «Я работаю сказки. У меня их теперь сделано пять начерно, а начисто ещё ни одна не начата…».

Для иллюстрирования она брала не только русские сказки Афанасьева, но и активно собирала сказки сама, ходя по окрестным деревням. Всюду, куда бы она ни попадала, она не только рисовала, но и записывала дивные устные предания. Она делала многочисленные варианты рисунков. От руки писала к ним тексты. Потом решилась издать сказку «Война грибов».

В одном письме (к Стасову) сохранился её подробный рассказ о работе над рисунками к русским сказкам: «Вы спрашиваете, как мне пришло в голову иллюстрировать «грибной поход». Я начала не с него, а с других сказочных сюжетов, заимствованных из сборника Афанасьева, по правде сказать, рисовала я их без определённой цели, потому что мне нравились мотивы русских сказок (я всегда любила русскую жизнь в её прошлом). Эти рисунки видели у меня кое-кто из приятелей, стали говорить об издании — мысль мне улыбнулась — я начала иллюстрировать афанасьевскую «Белую уточку». Потом, когда сцены с человеческими фигурами показались мне однообразными, мне захотелось другого, и тогда я вспомнила «Войну грибов» в той редакции, как я слышала её от своей бабушки в очень раннем детстве, редакцию с вариантом об волнушечьем монастыре, которого я потом нигде не встречала. Так как издание предназначалось для детей, то я постаралась перенестись в то далёкое время, когда, слушая этот рассказ, я представляла себе в лесу миниатюрные посёлки, монастыри и города, выстроенные, так сказать, в грибном масштабе, в которых живут и действуют эти удивительные существа, так как в детском разумении гриб — это существо совсем живое и очень привлекательное…».

Поленова сделала четыре иллюстрации к этой сказке, придумала макет книги и от руки написала текст. На страницах сказки кроме самих рисунков, она воссоздала старинные русские орнаменты. Буквы писала от руки, поэтому они немного разные, зато от этого создавалось ощущение рукотворности, домашности книги, а небольшие картинки-иллюстрации казались окошками в мир древнерусской сказочной фантазии — там по дорожкам сказочного русского леса шествует грибная армия и среди высоких деревьев прячутся крошечные монастыри и города с узорчатыми крышами.

Все были в восхищении и от иллюстраций в этой книге, и от рисунков к другим сказкам: «Белая уточка», «Сынко Филипко», «Волк и лиса», «Морозко», «Сивка-бурка», «Иванушка-дурачок».

Её рисунки – как живые!

А за эти её слова ей отдельное огромное спасибо: «Думаю, что иллюстрировать наши русские сказки — дело большой важности. Я не знаю ни одного детского издания, где бы иллюстрации передавали поэзию и аромат древнерусского склада, и русские дети растут на поэзии английских, немецких (впрочем, чудно иллюстрированных) сказок…».

Илья Репин.

Репин попадает в Абрамцево позже Поленова, только в 1878 году. Мамонтов пригласил Илью Ефимовича на лето с семьей пожить у них. Репин писал Стасову: «Я, со всей семьей, живу вот уже более месяца в Абрамцеве у Мамонтовых; живется очень легко, хорошо и не скучно. Воздух чудесный, удовольствия всякие, телесные и душевные, вволю, сколько душе угодно; а главное, вблизи есть деревни, где крестьяне, начиная с ребят и кончая стариками и старухами, не дичатся меня и позируют охотно; так что я к картинам некоторым понаделал уже этюдов и рисунков. Живем мы в особом деревянном домике, совершенно свободно, только завтракаем и обедаем вместе, да и вечером читаем сообща… Есть чудесная мастерская, хотя летом в ней не работается… Сама Мамонтова… очень хорошая и очень достойная внимания женщина; Савву Вы, кажется, знаете,— человек хороший и талантлив».

У Репина есть много этюдов, рисунков, картин, на которых рукой художника четко и ясно указано место их создания — «Абрамцево». Это и портреты хозяев, и цветы, и жена художника в белом платье в саду, и пейзажи Абрамцева и окрестностей, портреты Прахова, Гартмана, рисунки «Крестный ход в дубовом лесу», «Крестьянский дворик», «После пожара в Абрамцеве». И не случайно Абрамцево Репин вспоминал как «лучшую дачу в мире».

В Абрамцеве часто устраивали чтения. Читали в лицах. И наблюдения за этими действиями дали Репину идею написать картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»» — именно в Абрамцеве Репин делает первый эскиз этой своей знаменитой картины. На рисунке указана и дата, и место его создания: «Абрамцево, июль 1878 года».

Там же, в Абрамцеве Репин работает над картиной «Крестный ход в Курской губернии». Там он нашел натуру для этой работы – пишет богомолок, идущих в Троице-Сергиеву Лавру, пишет также очень колоритного урядника, которого он обнаружил в соседнем с Абрамцевым городке Хотьково. А главного персонажа этой картины — горбуна на костылях с длинными русыми волосами — Репин тоже встретил в окрестностях Хотькова. Это подтверждается воспоминаниями сына Саввы Ивановича — Всеволода: «Многие из персонажей репинских картин знакомы нам по Хотькову, — пишет он. — Так, я отлично знал бродившего по окрестностям Хотькова и часто заходившего к нам в Абрамцево горбуна, идущего с костылем на первом плане репинской картины «Крестный ход в Курской губернии».

Гостя летом в Абрамцеве, Репин со своей семьей жил в «Яшкином доме».

В постройке абрамцевской церкви Репин не принимал такого горячего непосредственного участия, как Поленов и В. Васнецов, но всё же написал для её иконостаса большой образ Спаса Нерукотворного, а также и небольших размеров образ Софии, Веры, Надежды и Любви.

(«Крестный ход в Курской губернии» http://www.artprojekt.ru/Gallery/Repin/006.html;

«Запорожцы пишт письмо турецкому султану» http://www.artprojekt.ru/Gallery/Repin/007.html).

Васнецовы. Братья. Виктор и Апполинарий.

В 1881 году братья Васнецовы впервые приехали в Абрамцево. Они поселились в «Яшкином доме».

Виктор – старший брат — в Абрамцеве создал лучшие картины. Аполлинарий Михайлович, составляя позднее его биографию, писал: «Итак, в Абрамцеве Виктор Михайлович за время 1881—1885 годов прожил пять летних сезонов, из которых четыре в «Яшкином доме». За этот период времени написаны «Поле битвы», «Аленушка» (начата в Ахтырке), эскизы декораций и костюмов к «Снегурочке», рисунки церкви и образа для нее… начаты «Богатыри».

Братьев разделяло 8 лет разницы, но, как известно, младшие всегда тянутся за старшими, поэтому Апполинарий тоже стал художником. Его излюбленная тема – русская старина, древняя Москва. Младший Васнецов любил Абрамцево, но не участвовал в летних абрамцевских развлечениях кружка. Он чувствовал себя среди всех остальных младшим или просто был более застенчив, во всяком случае, он оставался наблюдателем веселых затей и домашних спектаклей, слушателем в чтениях. Но для Частной оперы Мамонтова им были выполнены потрясающие декорации (особенно для «Хованщины» Мусоргского»). А уже позднее он создал театральную живопись к операм «Садко», «Сказание о невидимом граде Китеже», «Царской Невесте», «Опричнику», а также великолепные иллюстрации к «Песне о купце Калашникова».

Виктор Васнецов, принимал самое живое участие в строительстве церкви Спаса Нерукотворного. (Абрамцевские картины Васнецова http://www.artprojekt.ru/Gallery/Vasnetsov/Vasnetsov.html).

Васнецов и церковь Спаса Нерукотворного. Часть.II.

Васнецов не желал видеть в церкви ничего обыденного, ему хотелось, чтобы всё здесь отвечало тому радостному настроению, с каким она строилась. Так, когда дошла очередь до пола, и Савва Иванович решил сделать его обыкновенным — цементно-мозаичным (плит не было), Васнецов яростно запротестовал. «Только художественная выкладка узора»,— настаивал он и взялся руководить ею.

Сначала на бумаге возник контур стилизованного цветка, а потом рисунок его перенесли на пол абрамцевской церкви. «… Васнецов сам,— вспоминает Наталья Поленова (Якунчикова),— по нескольку раз в день забегал в церковь, помогал выкладывать узор, направлял изгибы линий и подбирал камни по тонам. К общей радости скоро вдоль всего пола вырос огромный фантастический цветок. В нем появилось что-то небывалое, творческое, и он стал прародителем нового художественного направления стилизации природы».

Елизавета Мамонтова писала: «Какая чудесная выходит наша церковь. Я просто не налюбуюсь на нее. Очень много в фасаде изменено к лучшему… Васнецову церковь не дает даже ночи спать, все рисует разные детали. Как внутри будет хорошо… Главный интерес церковь. По поводу ее вчера целый день шли толки и возникали горячие споры. Все до страсти какой-то увлечены высеканием орнаментов… Окно Васнецова выходит действительно прелесть как хорошо; не только арки, но и все колонки покрыты орнаментом».

Васнецов выручил Мамонтовых и тогда, когда дело дошло до клиросов. Он не смог удовлетвориться простой окраской их в зеленовато-голубой тон, что сделал Неврев. Виктор Михайлович дает задание принести ему цветов. Дети и взрослые бросились в поля и на лесные опушки. К назначенному часу у церкви был ворох самых разнообразных цветов, в букетах, и просто так разложенных на полу. Под рукой Виктора Михайловича голубой фон клироса покрылся нежными рисунками цветов русского лета. Большое впечатление на всех членов кружка произвела написанная Васнецовым фигура Сергия Радонежского.

Васнецов вообще очень увлекается русской историей, собиранием сказок, он признавался: «Я только Русью и жил». В Абрамцево Васнецов создает проект избушки на курьих ножках для парка. В этой избушке обожали играть дети Мамонтовых. Она выглядит так — разлапистые пни вместо ног, огромные, не в обхват бревна стен избушки, конек, венчающий крышу, и летучая мышь с совой на фронтоне. Ей так и хочется сказать словами из сказки: «Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом».

Михаил Врубель.

Всему хорошему в своей жизни Врубель обязан Савве Мамонтову. Мамонтов его вытащил из нищей и безденежной жизни в Киеве. В Абрамцеве Врубель обрел понимание и душевный покой, получил возможность спокойно работать. В кабинете Мамонтова художник пишет «Демона».

На Нижегородской всероссийской выставке Врубель выставил свою работу «Принцесса Грёза», но её раскритиковали и не оценили. Тогда Савва Иванович, на собственные средства, выстроил целый павильон для Врубеля и выставил в нем его работу и только после этого жюри её разглядело и восхитилось. Впоследствии была сделана копия в технике майолики, которая и по сей день украшает фасад гостиницы «Метрополь» в Москве. Работая в Керамической студии-мастерской, Врубель придумал сюжет для камина «Микула Селянинович», один экземпляр, которого впоследсвии был куплен Третьяковым, а другой – Лувром.

Врубель был обязан Мамонтову и своей встречей с любовью — певицей Надеждой Забелой, которая выступала в мамонтовской Русской частной опере. Она считалась любимой певицей Римского–Корсакова. Врубель сделал ей предложение в первый же день знакомства. Она дала согласие. Свадьба состоялась через два месяца. Врубель рисовал декорации для всех её постановок, сам придумывал её костюмы и грим. Они почти не расставались. В честь Мамонтова они даже назвали своего сына Саввой.

(панно «Принцесса Греза» http://www.artprojekt.ru/Gallery/Vrubel/Vr16.html).

Валентин Серов.

Валентин Серов попал впервые в Абрамцево в 1875 году (10 лет) с матерью. Затем сюда он приезжает вместе со своим учителем Репиным летом 1878 года (13 лет).

Юный художник был неизбалован материнским вниманием (у него была очень строгая мать), но зато получил отличное европейское образование в Мюнхене и Париже. А в Абрамцеве Тоша («Тоша» — домашнее имя Валентина Серова) растерялся. Он сразу опустился со своих европейских высот, окунувшись в богатое, веселое, беззаботное житье. Поскольку Серов был сверстником сыновей Мамонтовых, то очень с ними подружился, особенно с Дрюшей. Поэтому талантливый мальчик сразу же закинул этюдник с кисточками и стал получать наслаждение от детства по полной программе – проказничал, шалил, дрался. Но рядом была чуткая Елизавета Григорьевна, которая стала для него и второй матерью и другом. Она очень тонко и мягко помогала ему, наставляла, советовала. Она чувствовала в нём необыкновенный художественный талант и делала всё возможное, чтобы Тоша поверил в свои силы. Со своей стороны Серов платил ей привязанностью, нe утратившуюся за всю его жизнь. Став взрослым, многие годы он писал Елизавете Григорьевне, испытывая непреодолимую потребность поговорить с ней хотя бы на бумаге. А в Абрамцеве, поощряемый Репиным, Поленовым и Васнецовым, он накапливал своё мастерство. Здесь Серов пишет многие свои портреты. Это Савва Иванович спящий, он же, работающий над переводом либретто «Кармен», просто портрет Мамонтова, портрет Елизаветы Григорьевны. Общение с лучшими музыкантами, художниками и писателями своего времени, которых он встетил в Абрамцево, безусловно, сказалось на развитии художественного дара Серова.

Константин Коровин.

Коровин в Абрамцеве бывал наездами, недолго. Приезжал сюда на рыбалку, покататься на лодке, поболтать с гостями, отдохнуть, расписаться на скатерти Веры Саввишны — она собирала автографы знаменитых гостей Абрамцева и вышивала их. Костенька Коровин был любимцем Саввы Ивановича. Забегая вперёд, Костенька Коровин, хоть и был незаурядным художником, но тем не менее был первым, кто отрёкся от своего покровителя, когда над ним разразилась гроза.

Михаил Нестеров.

Был особенно дружен не с Саввой, а с Елизаветой Мамонтовой. Оба были очень верующими людьми. Он сосредоточенно работал над религиозной темой и весёлая жизнь Абрамцева его не очень привлекала. Кстати, именно он назвал главу семьи «Саввой Великолепным».

«Я любил приезжать в Абрамцево и, живя там, приходить в большой дом. Именно тогда мне хорошо думалось, хорошо работалось… В те счастливые дни там написан был пейзаж для «Варфоломея», весенние этюды для «Юности Сергия Преподобного».

Работая над картиной «Видение отроку Варфоломею», пейзаж для которой художнику щедро подарили окрестности Абрамцева, он пишет Елизавете Мамонтовой: «…Прошу Вас еще раз, Елизавета Григорьевна, не отказаться, первой высказать свое мнение о моем «Отроке Варфоломее». А ведь Нестеров был человек сложный и немногих удостаивал чести видеть свои полотна неоконченными, ещё меньше было людей, с которыми он делился планами, говорил о том, как идет работа. Елизавета Григорьевна была в их числе, он слушал с вниманием её мнение и главное! — доверял этому мнению.

(«Видение отроку Варфоломею» http://www.artrussia.ru/russian/artists/picture.php?rarity=1&pic_id=45&foa=f).

Марк Антокольский.

Скульптор Антокольский был учителем Мамонтова, первым кто разглядел его скульптурный талант. Он принимал участие во всех абрамцевских начинаниях: сделал из песчаника голову Иоанна Крестителя для абрамцевской церкви Спаса Нерукотворного. Разделял радость приобретения каждого экспоната для музея народного искусства, как только он возник под крышей абрамцевского дома. Мамонтов ценил в Антокольском умение наблюдать жизнь и делать интересные выводы. Приезды Антокольского в Абрамцево были связаны со всевозможными шутками. Особенно любили разыгрывать его удивительную особенность мерзнуть – Антокольский даже получил в Абрамцево смешное и трогательное прозвище «зяблик».

Закат Абрамцева.

1899 год (58 лет). Мамонтов фактически разошёлся с Елизаветой Григорьевной. Фёдор Шаляпин – звезда мамонтовской Русской Частной оперы — ушёл из неё в Большой театр. Савва Иванович Мамонтов по ложному обвинению был арестован и посажен в тюрьму.

Мамонтов строил железные дороги. В это время он как раз занимался строительством Северной дороги (от Москвы, через Ярославль и Вологду до Архангельска). Мечтал превратить этот край в «русскую Норвегию». У него было много недоброжелателей. Один из них — министр финансов Витте. Сначала друг, потом интриган и предатель.

В результате сложносочинённых им козней имущество Саввы Ивановича было арестовано. В наручниках его повели через всю Москву до Таганской тюрьмы. В это тяжелейшее для Мамонтова время люди вели себя по-разному -рабочие Ярославской железной дороги поддержали его и выразили в приветственном адресе уважение к Савве Ивановичу и веру в справедливость за подписью двух тысяч человек. А принадлежавшие ему акции железной дороги и Невского завода, воспользовавшись моментом, скупили московские капиталисты, в том числе родственники жены Витте.

В тюрьме Мамонтову пришлось пробыть полгода. Художники послали Мамонтову приветственное письмо: «Все мы, твои друзья… в эти тяжелейшие дни твоей невзгоды хотим… выразить тебе наше участие. Мы… провозглашаем тебе честь и славу за все хорошее, внесенное тобой в родное искусство, и крепко жмем тебе руку».

Повелением Николая II Мамонтов был выпущен под домашний арест. На судебном процессе защитником выступил известный адвокат Плевако, который убедительно доказал, что средства, взятые Мамонтовым из кассы, использовались им не в корыстных интересах. Главное упущение Мамонтова состояло в том, что перевод денег не всегда своевременно фиксировался в бухгалтерских книгах. Плевако подчеркнул, что виной всему — нездоровая обстановка в русской промышленности, где вместо честной конкуренции — протекционизм и ведомственные амбиции. А унижение и гибель такого незаурядного человека, как Мамонтов, — это подлинный вред, наносимый обществу.

Савва Мамонтов был оправдан.

Дом его на Садовой-Спасской пошел с молотка. Он сразу же покинул Москву и отбыл в Париж. Там на всемирной выставке ему вручили золотую медаль за художественную керамику: его камины купило французское правительство. Золотой медали были удостоены и изделия абрамцевской столярно-резчицкой мастерской.

Мамонтов не был разорен абсолютно. На Бутырской заставе снова построил имение и снова создал гончарную мастерскую «Новое Абрамцево». Все прервалось войной. Изделия гончарной мастерской оставались невостребованными. Мамонтов откликался на все просьбы о содействии. Но здоровье слабело. 24 марта 1918 года (77 лет), простудившись, Савва Иванович умер.

Значение построенных им железных дорог стало очевидно в годы Первой мировой войны.

А в искусстве памятниками ему служат картины Васнецова, Врубеля, Репина, Левитана. Абрамцевское художественно-промышленное училище. Финансированный им журнал «Мир искусства». Дягилев свои «Русские сезоны» 1907 года в Париже начал оперой «Борис Годунов» с Шаляпиным в главной роли, подчеркивая преемственность художественных принципов Русской Частной оперы. Станиславский всегда считал Мамонтова своим учителем.

Также памятниками ему служат очаровательные московские особняки в русском стиле, фасады которых отделаны керамикой из мамонтовской мастерской. Памятник ему – и здание Ярославского вокзала, реконструированное архитектором Шехтелем по заданию Саввы Мамонтова. Когда-то там висел его портрет…

После Красной Революции лет 8 (1918-1926) в усадьбе ещё сохранялся музей силами младшей дочери Мамонтовых – Александры. Но в 1926 году его «перепрофилировали» и на его месте создали дом отдыха учителей. Важную роль в сохранении Абрамцевского музея-усадьбы, оказывается, сыграл Грабарь. Он был не только видным живописцем, но ещё и искусствоведом. Он отдыхал в этих местах, заинтересовался Абрамцево и добился передачи его Союзу художников, который начал здесь строительство дачного поселка. Теперь здесь поселились таланты нового времени – Мухина, Иогансон, Шмаринов, Чуйков и многие другие. А в начале 1930-х годов на территории абрамцевского музея был опять создан дом отдыха, но уже работников искусств. И опять здесь стали собираться творческие люди — художники, музыканты, актеры. Художники понимали значение усадьбы для истории культуры России, в отличие от власти – Советской. Тогда придумали изящный ход: художники аккуратно выплачивали арендную плату якобы за дом отдыха, при этом жили во вновь построенных дачных домиках, а, втихаря, восстанавливая музей в усадьбе, что в итоге позволило сохранить усадьбу именно как музей. Во время войны здесь располагался госпиталь. Восстановление усадьбы началось после войны.

Что мы увидели в Абрамцево.

Территория Абрамцевского усадьбы-музея огорожена. В бревенчатом домике купили билеты на все экспозиции, кроме основного дома (т.к. не успевали по времени), миновали пункт охраны и прошли внутрь.

Если двигаться против часовой стрелки, то, начиная справа, условно по кругу, располагается Кухня, далее Керамическая студия-мастерская, далее Основной дом-музей, далее Теремок, Избушка на Курьих ножках, Церковь Спаса Нерукотворного, Поленовский домик, Бывшая лечебница сейчас Выставка русских художников, напротив этого дома – огромный Дуб. Все эти здания находятся в парке, дорожки которого выводят к каскаду прудов, мостикам, Врубелевской скамейке. Вообще, хорошо бы, походить по Абрамцеву с экскурсоводом.

Начну с Дуба. Он великолепен. Сколько же ему лет? 300? Точно такой, как у Толстого: «…стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берёз, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой берёзы…. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами.…Сквозь столетнюю жестокую кору пробивались сочные молодые листья так, что нельзя было поверить, что этот старик произвёл их. «Да это тот самый дуб… — подумал князь Андрей», и мы. 🙂 Дуб огорожен невысоким штакетником-заборчиком. И не зря. Невозможно пройти мимо него и не захотеть прижаться. Но мы смогли только протянуть руку и погладить морщинистую кору. Кто знает, может он Хранитель абрамцевской творческой энергии?

Из всех посещённых нами экспозиций самое сильное впечатление на нас оказали Кухня и Мастерская.

В Кухне располагается выставка со скучым названием «Крестьянское искусство». Вообще-то это бывший мамонтовский Музей народного искусства, и экспонаты – это, видимо, то, что осталось от так любовно и трепетно собираемой хозяевами и гостями коллекции старинных деревянных предметов быта. Ну, хоть что-то осталось – и на этом спасибо. :(Простое перечисление деревянных экспонатов, а это прялки, вальки для отжима белья, сундуки, шкафчики и прочее – вам ни о чём не скажет. Всё это надо видеть. Но резные узоры потрясают. Если действительно существует такое понятие, как родовая память, то она непременно всколыхнётся при виде сумасшедше искусновырезанных и красивых Птиц Сиринов, Алконостов, Гамаюнов, знаков солнечного коловрата – свастик (огневиков и яровиков), хитроумных чародейных узлов-наузов, древнерусских Звёзд, обереговых орнаментов, цветков-папоротника, крестов Коляды и Лады и прочих. Эту выставку можно обойти за 5 минут, а можно и за несколько часов. Здесь надо знать и вглядываться.

Студия-мастерская или бывшая Керамическая мастерская (архитектор Гартман, 1872) – примечательна, прежде всего, своей затейливой резьбой по дереву – фирменная абрамцево-кудринская. Деревянным кружевом украшено всё, даже конёк (линия перелома крыши) и треугольный фронтон над крылечком. Раньше в этом домике жили неженатые художники (так сказала нам интеллигентная смотрительница), это было что-то вроде творческого общежития. Сейчас здесь небольшая выставка керамики Врубеля. Он был щедро одарён природой — ко всему прочему был, оказывается, и талантливейшим скульптором. Его керамические персонажи взяты из русских сказок – это Лель, Снегурочка, Мизгирь, царь Берендей, девушка Волхова. Слева и справа в углах стоят печки облицованные врубелевскими изразцами. Кстати, уроки по искусству керамики и майолики Врубелю и прочим художникам давала Елена Поленова, имевшая опыт французской гончарной художественной школы. Все творения делались(-ются и сейчас) из абрамцевской глины, которая, как и сама местность – имеет волшебный секрет, она называется «перламутровой», и готовые изделия из неё трудно отличить издалека от малахитовых или медных. За Мастерской надо спуститься вниз по крутой тропинке – она выходит к знаменитой врубелевской Птичьей скамейке из мозаики.

В Основное здание-музей мы не попали. К большому сожалению. У нас же был час на всё. Очень хотелось почувствовать аксаковскую-мамонтовскую атмосферу. Очень. Но увы..

Теремок или бывшая столярно–резчицкая мастерская (архитектор Петров, 1877). Вообще-то она была замыслена как баня, но резная красота пересилила бытовую причину. Здесь Елена Поленова и Елизавета Мамонтова учили крестьянских детей плотницкому и столярному делу. Это начинание дало толчок всему абрамцево-кудринскому резному промыслу – стали появляться первые артели резчиков, открылось училище, появились магазины и т.д. Домик хоть и очень маленький, но и очень интересный. Сначала на входе глаза сразу цепляет тёмная резная деревянная дверь с изображением сов. Что интересно, оказывается совы – это вообще знак-талисман Абрамцева. Когда-то их тут было очень много. Наверное, сидели на ветках, зыркали жёлтыми глазищами и ухали. Совы (повторюсь) – это действительно загадочные хранительницы Абрамцева, они здесь встречаются всюду. В одном этом домике насчитывают 53 совы, но они хорошо запрятаны — в орнаментах. Если интересно – ищите. 🙂 Здесь в Теремке мы увидели и книжку-сказку с иллюстрациями Елены Поленовой. Ещё очень впечатлились Каменной бабой у этого домика. Написано на табличке, что она Х века и привёз её Савва Мамонтов из Донецка – там строил железную дорогу. Древние статуи, бесспорно, обладают какой-то энергетикой. У неё такое отрешённое и завораживающее каменное лицо, а подножие все закидано монетками. Не знаю для чего, но мы тоже кинули.

Васнецовская Избушка на Курьих Ножках — совсем не страшная :), маленькая, симпатичная и похожая на домик с детской площадки. На коньке опять сидит деревянная Сова. Почему-то рядом с ней поставили вторую Каменную Бабу. На мой взгляд, детскость избушки из сказки и мистичность древней Бабы как-то не очень подходят друг другу. По крайней мере, так показалось.

Церковь Спаса Нерукотворного — небольшая, если не сказать маленькая. Очень необычная – начиная от чудно разрисованных цветочным орнаментом деревянных внутренних дверей, таких же густоузорчатых окошек, удивительных икон, похожих на картины, и заканчивая причудливой мозаикой на полу. В центре икона-картина «Благовещение» — Поленова, справа «Спас Нерукотворный» Репина и «Сергий Радонежский» Васнецова. Слева уже подзабыли, что видели (залетели туда второпях, на 10 минут, и единственное – разговорились со смотрительницей, которая обо всём и рассказала). Там же слева находится голова Иоанна Крестителя из песчаника скульптора Антокольского. Мозаику выкладывал лично Васнецов. Вглядитесь — славянскими буквами выложены две даты — «1881–1882» — время закладки церкви и окончания ее постройки.

Поленовская дача – ммм…, очень удивила. От мастерской Поленова там мало что осталось. Вернее даже сказать ничего. Это помещение раньше активно сдавалось всем творческим желающим как престижная дачка. На стенах вроде развешаны картины Поленова, но трудно честно определить их художественную ценность. Очевидно, это какие-то непонятным чудом уцелевшие (не все растащили? :() его малоудачные этюды и наброски. 5 минут – много на осмотр. 🙁

В здании Лечебницы (дом с колонами) сейчас – Картинная галерея и экспозиция «Русские художники». Ммм… Вроде Пётр Кончаловский, вроде ещё много картин…ммм…мягко говоря не самых лучших и не самых удачных. Так для галочки – надо же что-то показывать. Вот и показывают. Вообще ограничиться можно только коридором на входом – там на стенах чудные фотографии. Это действительно интересно. Кстати, очень любопытно, на одной из фотографий Абрамцева годов 70-х, я случайно заметила, что, оказывается, напротив Каменной Бабы у Теремка стояла ещё одна – очевидно её Каменная Подруга. А сейчас там – мы проходили – почему-то пустое место, лежит булыжник, густо посыпанный монетками. «А где же эта Баба?» — спросили мы у смотрительницы. Та захлопала глазами и сказала, что «Пропала. Недавно. Года два назад. Никто не знает как и куда». Интересно — статуя весит не меньше центнера, и пост охраны стоит, и не один, а вот поди ж ты – пропала. Вот мистика какая-то, точна, не меньше! Так что, если увидите Её за каменным забором у знакомых олигархов, попросите, пожалуйста, вернуть на место. :(.

Парк – большой, разномастный. Здесь и аллеи из лип, и плодовый яблоневый или вишнёвый садик, и высоченные сосны-мачты, и тёмные разлапистые ели, и всего понемножку. Но отрешиться от всего и насладиться абрамцевской красотой будет сложновато. Во-первых – людей много, идут толпами, кучками, парами. Мы были перед закрытием практически, и то – на автобусной стоянке было припарковано два автобуса с интуристом, плюс много таких же, как и мы любознательных индивидуалов. Потом – там шумновато, лес не настолько плотный и большой, чтобы глушить звуки автомашин, шуршащих по близлежащему шоссе. Погулять, бесспорно, можно и нужно. Может мы всё дело в молодой весне – мы были в начале мая, и нежная зелень только-только намечалась, да и дождик накрапывал. Летом, там точно – более красиво и тихо.

Что ещё можно посмотреть по дороге. Радонежская земля.

Мы вышли из усадьбы последними. И решили дополнить нашу поездку впечатлениями от посещения Аксаковского родника. Спросили дорогу. Он находится где-то совсем недалеко – 1-2 км. Надо ехать в сторону виднеющейся близлежащей гостиницы «Усадьба», которая расположена практически рядом с самим музеем. Здание очень новомодное (с рестораном «Галерея» в отдельном корпусе) — пытались, видимо, изобразить что-то во врубелевско-мозаичном стиле – и действительно получился практически «Метрополь», правда, из окон гостиницы с одной стороны – вид на картофельное поле, а с другой на близлежащие деревянные двухэтажные бараки с газетами на окнах вместо занавесок. А што вы морщитесь – ето так сичас живёть деревня, так сказать деревенский местный житель.

Игра современных контрастов, так сказать.

В общем надо проехать за гостиницу до пруда, и за ним повернуть направо. Там остатки стареньких, видимо, творческих дачек вперемешку с шикарными особняками с высоченными каменными заборами, построенными по принципу «Чем выше забор, тем крепче дружба между соседями». Так вот дорога к роднику – это стиральная доска – ухабы, глина. Мы протряслись по мокрой грязи, практически доехали, но выйти так и не смогли, там нужны были болотные сапоги – сплошная грязь (мы ехали после дождя). Кое-как развернулись и поехали обратно. С родников люди шли с канистрами. Говорят, что там три источника, с водой разной температуры. Что ж – поверим на слово. 🙁

Эти места, оказывается богаты достопримечательностями. Расстояния и места надо посмотреть по карте.

По дороге в Абрамцево мы проезжали Хотьково, там находится Хотьковский женский действующий монастырь. Где-то рядом деревня Ахтырка и бывшая усадьба Трубецких с церковью Ахтырской Божьей Матери. Считается, что там и находится знаменитый «Алёнушкин» пруд, который изобразил Васнецов.

Сергиев Посад – где-то в 10-12 км. Здесь находится созданный Сергием Радонежским Троицкий монастырь или всем известная Троице-Сергиевая Лавра. В этом монастыре жил монах-иконописец Андрей Рублёв, и здесь он написал свою чудную икону «Троица», которой посвящён монастырь. Недалеко от Посада есть скиты — Гефсиманский и Черниговский. Черниговский скит – это уникальное архитектурное сооружение. Пятиглавый храм Черниговской божьей матери и шедевр русской архитектуры — возносящаяся ввысь семиярусная колокольня из фигурного кирпича и белого камня, построены прямо над подземным монастырем. Сохранились пещерные храмы, лабиринты подземных ходов и келий — пещер со святым источником. Рядом остатки старинного Вифанского монастыря.

Радонеж недалеко. Радонеж — одно из самых красивых мест Подмосковья. Здесь провел детство и юность Преподобный Сергий Радонежский. Там есть Радонежский холм. На нём стоят Церковь Преображения и знаменитый памятник Сергию Радонежскому. Под горой — святой источник и купель на речке Паже. С этого холма открывается вид на прекрасно сохранившийся пейзаж, изображённый на картине Нестерова «Видение отроку Варфоломею». (Варфоломей это имя преподобного Сергия до монашеского пострига). Здесь родился Андрей Рублёв.

Тоже где-то рядом Торобеево озеро и знаменитый водопад Гремячий — единственный водопад в средней полосе России. Он расположен у деревни Взгляднево на берегу реки Вондиги, вытекающей из Торбеева озера. С 30-метровой высоты 50-метрового обрыва вытекает и падает каскадами вниз целая подземная река. Вода в источнике — водопаде настолько чиста и насыщена серебром (радонежские глины содержат серебро). Рядом расположены деревянные часовни и церкви и купели. Можно встать под струи водопада или окупнуться в наполненной водой бревенчатой купели. Вблизи водопада тоже очень живописно — валуны, каменистые обрывы, создающие вид горного ущелья.

Очень хочется ещё раз приехать в эти места и посмотреть и Радонеж, и этот водопад, и озеро, и всё-всё-всё. А не прочитать об этих красотах по приезду из Абрамцево в разных книжках. Всё-таки книжную информацию надо оживить и раскрасить своими впечатлениями, а не читать отзывы. Вы согласны? :):):)