Вася недоволен восхождением. Наверное, в постоянном недовольстве заключается вся сущность альпинизма. Иначе бы люди не лезли бы в гору с остервенелым упрямством. Заметьте: я доволен тем, что не пошел на вершину, а Вася недоволен тем, что пошел на неё и всё-таки дошел. Я доволен тем, что не стал подвергать риску то, что имею в этой жизни, а Вася недоволен тем, что шел как баран несколько часов супротив убийственному ветру, леденящему каждую клетку обездоленного организма. Т.е. Вася себя, конечно, преодолел, но вместо того, чтобы считать себя Сверхчеловеком, чувствует себя бараном. Такая вот нравственная контр-эволюция произошла. При этом самое обидное и несправедливое заключается в том, что всё это протекает в географической точке отсчета человеческой эволюции.

В западу от Килиманджаро разверзлась Рифтовая долина. В сторону озера Виктория поднимается плоское плато, которое разнообразят конусы и кратеры потухших вулканов, глубокие русла рек и продолговатые озера. Здесь простирается равнина Серенгети – царство дикой природы.

По дороге в Серенгети мы заезжаем в национальный парк «Озеро Маньяра». Из крупных животных нам попадаются только жирафы и слоны; в болоте плещутся и хрюкают гиппопотамы. На дереве где-то висит леопард, по крайней мере, об этот свидетельствует его хвост. В общем, Африка как Африка. Задерживаться здесь долго, думаю, не стоит, если не преследовать каких-то специальных целей.

У Васи такая цель была. Он хотел посмотреть зверьков, которые являются нижней эволюционной ступенью слонов. Зверьки эти смешные, напоминают большую морскую свинку. Зовутся они «даманы». У нас на Амуре есть такой остров Даманский, из-за которого у нас с китайцами был вооруженный конфликт в 1969 году. По всей видимости, те даманы, которые жили в этих краях, являлись предками наших, исконно российских слонов, т.е. мамонтов.

Название у зверьков вроде простое, а у меня по причине склероза совершенно вылетело из головы. Вася называл их «додонами». Саша, хоть и Директор Зоопарка, тоже не мог вспомнить их правильное научное наименование, а потому временно было решено присвоить этому млекопитающему название Dodonus Scleroticus. Если бы удалось вывезти из Африки пару додонов, то можно было бы дома в России вывести их приличную популяцию, тем более, что судя по выражению морды, животное это неприхотливо.

Мы отправляемся в продолжительный гейм-драйв по Серенгети, Нгоронгоро и Тарангире. Транспортом служит видавший виды лендкрузер с еще более видавшим виды водителем с гордым именем Бенсон. Это — последний из могикан, старый стреляный волк, у которого под сиденьем лежит мачете. Осанкой и выражением лица он напоминает вожака стада шимпанзе, а с этими обезьянками, как известно, шутки плохи. На нашем пути я не встречал водителей, которые выглядели бы старше Бенсона, и не удивился бы, если бы у вечернего костра Бенсон поведал бы о том, каким славным парнем был генерал фон Леттов-Форбек, бивший англичан в Первую Мировую на территории Танганьики.

Наш походный повар тоже уникален. Ни у кого в джипе не ездит Санта-Клаус, а у нас – Новый Год! Фрэнки носит колпак Санта-Клауса, который ему подарил кто-то из наших предшественников. Юркий, смешной человечек. Такие люди просто напрашиваются на хорошую, добрую шутку. Помнится, в последний день нашего путешествия я ему от всех нас подарил железный рубль. Сказал, что это чаевые от всех нас. Добряк Фрэнки стал заикаться, на лбу выступили крупные капли лихорадочного пота. Еще бы, ведь рубль в Танзании – целое состояние! Воистину, Россия – щедрая душа!

…По нашему плану сначала мы едем в Серенгети, но для этого на до пересечь «Охраняемую Территорию Нгоронгоро». Система очень хитрая: если мы не заезжаем в Кратер и направляемся транзитом в Серенгети, то нужно платить за «транзит» 50 долларов с человека. Но если не заезжать в Кратер Нгоронгоро, на территории «Охраняемой Территории» делать особо нечего. За один день её объехать трудно, так что даже ландшафтами особо не полюбуешься. Развлечением может служить посещение масайской «бома» (деревни, крааля) и музея в Олдувае. Но Олдувай запланирован у нас на обратном пути. Ничего не поделать: придется платить за трехчасовой проезд.

Мы поднимаемся в тумане на край Кратера Нгоронгоро. Дорога огибает кратер по южной стороне. Вдруг справа от дороги я замечаю обелиск и «торможу» Бенсона.

…Есть такая книга – «Серенгети не должен умереть». Написал её зоолог из Франкфурта-на-Майне Бернгард Гржимек, который вместе с сыном Михаелем в 1950-х годах провел подсчет животных в Серенгети и впервые установил пути миграции антилоп гну и зебр в течение всего года. Нгоронгоро тогда входил в состав Национального Парка Серенгети, имевшего иную конфигурацию, нежели теперь. Если спросить прочитавшего книгу, о чем она, то наверняка получишь ответ, что о животных. Я же думаю, что она о Любви. О любви отца к сыну. Так сложилось, что материнская любовь ставится на первое место, а отцовская служит каким-то довеском. Но в книге Гржимека «женское» лишь слегка упоминается. Мы даже не знаем, как зовут мать Михаэля и его жену. Они фигурируют в книге под кодовым названием «наши жены». И всё. В центре повествования – сын профессора Гржимека, который был ему главным другом и сподвижником, и к которому в последний день его жизни отец не решился проявить родительскую нежность. Сын улетел, чтобы не вернутся к отцу уже никогда… Теперь они лежат здесь, у самого края Кратера под конусообразным памятником, и там внизу, за туманом, простирается чаша Нгоронгоро.

Одна из первых книг о Природе, которую я прочитал в детстве, была книга Бернгарда Гржимека «Австралийские этюды». И всегда приятно соприкоснуться с человеком, который определил твои интересы и устремления на всю последующую жизнь, даже если соприкосновение происходит после его смерти.

Спустившись с кратера мы проезжаем выжженную солнцем желтую долину. В глубине её видны круглые краали (бома) масаев. Здесь, в Нгоронгоро, они называются cultural boma, то есть «культурные бома», в которых живут благовоспитанные и культурные масаи. Раньше у масаев был обычай плевать на все подарки или товары, передаваемые другому лицу. Культурные масаи так не делают. Теперь культурные масаи ходят в стильных черных очках и переговариваются по мобильным телефонам. Кстати говоря, если масаи в Кении предпочитают красно-синий цвет накидок, то в Танзании масаи часто отдают предпочтение фиолетовому наряду с традиционно красным. Так и торчат они красными и фиолетовыми свечками в желтой степи. Собственно говоря, именно ради них район Нгоронгоро был выведен из-под «юрисдикции» Серенгети, ради того, чтобы они спокойно пасли свой скот. И они пасут, вперемешку с антилопами гну. Это смотрится очень необычно – коровы и гну. Издали их можно даже спутать. Но гну в хозяйстве существо бесполезное, в отличие от антилоп канна, которых в свое время завезли даже в заповедник Аскания-Нова на Херсонщине. Тех доить можно! Представляете развитие гоголевского сюжета: херсонский помещик Павел Иванович Чичиков разводящий африканских антилоп! Страусов у нас в России разводят уже повсеместно, дело за каннами.

Серенгети в Танзании и Масаи-Мара в Кении – одно целое, разделенное рекой Мара, через которую гну совершают свой знаменитый «переход» на кенийскую сторону. Фотографы мечтают попасть на эту реку именно во время «перехода», так как можно сделать потрясающие кадры. Наибольшей популярностью пользуется такой сюжет – крокодил хватает антилопу и в туче брызг утаскивает под воду. Но вот угадать момент, когда гну вдруг двинутся через Мару. Обычно это происходит в сентябре или октябре, когда степи Серенгети совсем выгорают, но они могут двинуться и в августе. В любом случае, миграция гну происходит постоянно – они бродят кругом по Серенгети и Масаи-Мара, делая один «оборот» в течение года. Именно Бернгард Гржимек со своим сыном определили пути миграции гну. Михаэль Гржимек отдал за это свою жизнь… Благодаря Гржимекам границы Серенгети имеют современный вид. Правда, миграция проходит уже другими тропами, но суть осталась прежней.

Восточный край Серенгети – это сухая жёлтая степь, украшенная скалами, сложенными громадными базальтовыми валунами, на которых спят львы. Да, да, именно такая картина предстает натуралисту буквально с первых километров дороги! С неё есть съезды, и ряды джипов у скал однозначно указывают на то место, где отдыхает львиный прайд. Легче всего львов увидеть как раз на участке между Нгоронгоро и Серонерой. Больше и чаще чем здесь, мы нигде не встречали львов в Серенгети.

Серонера – сердце Серенгети. Неподалеку находилась база Гржимеков, тут же расположен «штаб» заповедника. Здесь живут егеря и научные работники. Тут же имеются магазины, в которых можно купить всё – от питьевой воды до виски. Вокруг Серонеры разбросаны кемпинги. Правда, эти кемпинги не «специальные», то есть не совсем аскетические. На территории стоят баки с водой и есть душевые кабины, но воды в душе нет. Раковины разбиты. Есть туалеты, правда, сколоченные из жестяных листов. Размещение в таком кемпинге стоит 80 долларов с человека, если принимать во внимание суточный билет в национальный парк. Грубо говоря, размещение в жестких спартанских условиях стоит столько же, сколько в нормальном 4-звездном отеле… Утешает то, что деньги идут в карман животным – львам, антилопам, зебрам, слонам и т.п.

Мы видели леопарда! В первый раз я увидел леопарда в феврале этого года в Масаи-Мара: он прошествовал прямо перед нашей машиной. Леопард в Серенгети просто спал на ветвях сосисочного дерева, видно, объевшись сосисок. Больше леопарда в Серенгети мы не видели.

Порадовали гиппопотамы. Если в иных местах их приходилось долго упрашивать, чтобы они вылезли наконец из воды, то здесь они словно сговорившись проводили большую часть времени на суше. У меня получился интересный снимок – бегемот переходит дорогу перед автомобилем.

Для того, чтобы зафиксировать начало Большой миграции в Кению мы отправились на север Серенгети, в долину реки Грумети. Природа здесь контрастно отличается от той, что мы наблюдали к югу от Серонеры. Здесь больше растительности; мы проезжаем по редколесью, в котором пасутся стада гну, зебр и топи. Их много, очень много, и мычание гну слышится отовсюду. Мы пытаемся проехать к самой реке Грумети. По дороге мы видим какие-то странные черно-синие полотнища, которые как маленькие паруса развешаны на деревьях.

Мы подъезжаем к научно-исследовательской станции и там нам объясняют, что это, оказывается, ловушки-травилки для мухи цеце. То-то наш водитель Бенсон так дергается, отгоняя мух. Нас они тоже покусали, и не по одному разу… Василий начинает отсчет инкубационного периода «сонной болезни», а Александр ловит мух и сажает в маленькие пакетики. Он привезет их в свой зоопарк в Сургуте и будет показывать детворе – «вот, мол, какая муха меня укусила». Помню, в детстве на подмосковном пруду наблюдал такую картину. Маленький мальчик приносит маме убитого слепня, протягивает ей и говорит: «Мама, мама! Меня покусала муха цеце!» Нет, мальчик, это меня муха покусала, и всех остальных, кто в машине сидел, тоже, а потому теперь мы «меченые», бывалые, тёртые, коронованные, «в законе»… Одним словом, настоящие экспедиционеры!

На выезде из Серенгети с нами приключился забавный эпизод, чуть было не окончившийся печально. Еще при въезде в нацпарк я спрашивал Бенсона, достаточно ли у нас топлива в баках. Дело в том, что стрелка индикатора топлива давно безжизненно висела острием вниз и не подавала никаких признаков жизни. Я дважды предлагал ему заправиться, но он уверял, что дизеля у нас хватит даже на обратный путь в Арушу. Ну что ж, я положился на старого стреляного волка Бенсона. У него сегодня по-особому хорошее настроение: с обгонявшего нас джипа слетело запасное колесо и укатилось в масайскую степь. Бенсон послал за ним Френки, и тот с радостной улыбкой на лице забросил его к нам на багажник, тщательно замаскировав. Колесо было совсем новым, в фирменном чехле.

И для нас день был неплохим – с утра посмотрели львов, днём заехали в Олдувай взглянуть на Олдувайское ущелье и посетить музей Луиса и Мэри Лики, которые в 1930-1960-е года занимались здесь палеоантропологичекими исследованиями, продлив историю человеческого рода на два с половиной миллиона лет. Череп найденного ими «зинджантропа» находится сейчас в национальном музее Танзании в Дар-эс-Саламе, и мы его еще увидим. Я бросил в Олдувайское ущелье привезенный с Родины камушек. Камушком с Родины запустил в Прародину… Так вот получается.

Короче, в таком вот мажорном настроении мы оказались за двадцать километров от Нгоронгоро с заглохшим двигателем. Проверка показала, что у нас банально закончилось горючее. Никто из проезжавших мимо водителей не хотел нам слить даже пару литров бензина. Русские не проезжали – они бы слили, не бросили бы соотечественников, да ещё на Прародине! Но танзанийские водители боятся своих хозяев. Узнают те, что налево сливают топливо, сразу уволят без выходного пособия. Фрэнки на попутке отправился в Нгоронгоро к ближайшей АЗС. Мы остались ждать, но наблюдение за смешанными стадами коров и зебу вскоре нам надоело. Мы решили поехать в наш лагерь и ждать Бенсона уже там. Группа англичан-оверлендеров на раскрашенном под зебру грузовике любезно предложила нам свою помощь и добросила нас до кемпинга.

Тем временем не только смеркалось, но и холодало. Мы сиротливо жались друг к другу под гигантской сикоморой, закрывавшей своей могучей кроной добрую треть лагеря. Даже одинокий слон, забредший в лагерь, нас уже совсем не забавлял. Бенсона не было уже два часа. Фрэнки пропал. Наверное, его затоптали буйволы. Вся беда в том, что вечером никто из Нгоронгоро в сторону Серенгети не едет, а уж тем более ночью. Сумасшедших нет. Да и не пустят в парк. По вечерам все возвращаются из парков, ночуя уже в Аруше.

Володя Пустовой говорит, что машины не будет, что он хочет в отель. В любой отель. Главное, чтобы там было тепло. Водитель одного из джипов соглашается проехать с нами до ближайших отелей, но при этом честно предупреждает, что сейчас, в «высокий сезон», все отели переполнены. Я тоже это знаю, но принимаю предложение проехать к отелям, чтобы не накалять обстановку. Фары высвечивают буйволов, резво перебегающих дорогу. Рождественского колпачка Фрэнки на дороге не видно; значит, еще есть надежда… В отеле с номерами по 400 долларов за ночь нет мест. В ресторане танцоры отплясывают зажигательный африканский танец, а сидящие за столиками буржуи пьют виски и смотрят настоящий traditional dancing. Володя предлагает заночевать прямо в ресторане, но я прокручиваю в уме возможные варианты и понимаю, что мы рискуем вообще разминуться с Бенсоном, а то, что ему действительно сообщат, где мы находимся, никто не гарантирует. И что, если он уже приехал в кемпинг?

Так оно и оказалось. Когда мы туда вернулись, Бенсон и Фрэнки уже раскидывали наши палатки. Но бензина Фрэнки так и не раздобыл – АЗС работала до 17:00. Наш джип пригнали на буксире. Утром Бенсон сбегал к АЗС с канистрой и мы поехали в кратер Нгоронгоро.

В кратер мы спускаемся сквозь туман. Наши друзья оверлендеры тоже подались туда, но их развернули – на таких грузовиках спускаться в Кратер нельзя. Технически это возможно, но подъем будет крайне затруднителен. Сюда вообще пускают только джипы с полным приводом. То есть просто на микроавтобусе или на грузовике сюда не пустят. Драйв по Кратеру стоит 200 долларов с машины, а если она неместная, то есть не танзанийская, то берут с неё уже 500 долларов. Короче говоря, наши оверлендеры круто попали.

Кратер Нгоронгоро в сухой сезон выгладит пустынным. Вдалеке пасутся гну и зебры, но всё это далеко от того изобилия, которым наслаждаешься в пору Большой Миграции в той же степи Масаи-Мара. Трава серая. Озеро посреди Кратера высохло наполовину. Фламинго на нём еле различимы. Попадаются гиены. Нет, однозначно, в сухой сезон в Нгоронгоро делать нечего. Хотя сам по себе Кратер являет собой чудо природы. Его площадь – 250 квадратных километров, диаметр – 22 км, глубина – полкилометра! В кратере сохранились урины двух немецких усадеб, и как это не покажется странным, но Нгоронгоро связан с историей революционного движения в России.

Процитируем Б.Гржимека («Серенгети не должен умереть»):

«…Там, наверху, виднеются какие-то глыбы. Это оказались руины двух каменных домов: здесь когда-то жил немецкий поселенец Адольф Зидентопф, а за лесом на противоположном краю кратера стоял дом его неженатого брата Фридриха Вильгельма Зидентопфа. В 1908 году они здесь держали около 1200 голов рогатого скота, выращивали страусов в неволе и пытались одомашнивать зебр. Я старался разузнать о них побольше.

Прежний немецкий окружной уполномоченный из Аруши писал мне, что оба Зидентопфа и их приятель, по имени Хартунг, были самыми беспокойными поселенцами в Германской Восточной Африке. Хартунгу, например, присудили штраф в 200 рупий за то, что он стрелял под ноги местным рабочим, когда они пытались убежать. Во время войны масаи его зарезали прямо здесь, в кратере Нгоронгоро.

Братьев Зидентопф в 1914 году англичане выселили в Индию, и им так никогда и не удалось вернуть свои фермы.

Адольф стал фермером в Соединенных Штатах и скончался в 1932 году от инсульта. Фридрих Вильгельм погиб во время воздушной катастрофы, когда он вместе с летчиком Удетом охотился в Серенгети за львами. Еще в 1914 году германская администрация почти договорилась о покупке зидентопфовских ферм, чтобы создать в кратере резерват. Англичанин, которому они достались после войны, жить там не стал, и, таким образом, эти фермы, слава богу, пришли в полный упадок и перестали существовать.

Один весьма энергичный человек, по фамилии Роте, служивший управляющим у Зидентопфов, еще в 1913 году раскопал в северной части кратера древнее поселение и погребение времен неолита. Эти люди, жившие здесь за несколько веков до нашего летосчисления, уже тогда пасли свой скот так, как это делают сейчас современные масаи.

Этот Роте жил здесь под чужой фамилией, его звали как-то совсем иначе. Во время первой финской революции, в 1905 году, он в течение короткого времени был министром, но затем русским царским правительством был арестован и заточен в Кронштадтской крепости. Там он перестрелял свою охрану и бежал со шведским паспортом. В Египте русская тайная полиция продолжала его преследовать, поэтому он был вынужден, нанявшись погонщиком мулов, перебраться в Восточную Африку.

Царская охранка все вновь и вновь предпринимала попытки его разыскать то через Общество Красного Креста, то через приезжих охотников.

А сейчас об угол каменной ограды разрушенного дома Зидонтопфа чешутся две зебры. Сначала к углу прижимает свой крепкий зад хорошо упитанный самец, потом его оттесняет в сторону кобыла и почти сладострастно трет о камни свою полосатую шею…»

Мы уезжаем из кратера Нгоронгоро с чувством некоторого разочарования и пресыщенности. Вроде бы, всех животных, которых могли, уже посмотрели. Разве только додонов не видели. В поисках додонов я попросил нашего Бенсона свернуть к болотам (swamps), но и там ничего заслуживающего внимания не обнаружили. Василий подумал, что «свомпсы» — это такие зверьки, под стать додонам, но я его разочаровал…

Завершили поиски додонов мы в национальном парке Тарангире. Его хвалят за обилие животных в любое время года. Должен сказать, что обилие это относительное. Здесь есть небольшой участок степи с баобабами, который зовут «Малым Серенгети». На нем пасутся гну и зебры. Большая часть Тарангире – это редколесье, над которым поднимаются могучие баобабы, и за одно это Тарангире стоит того, чтобы заехать в него на денёк. Крупных животных в этот раз мы не увидели. Семейство импал пришло к водопою; игуана картинно сидела на термитнике; мартышки играли у баобаба. Собственно всё. Никаких додонов.

Наше сафари окончено. Мы вернулись в Арушу к вечеру. Рано утром же отправились на рейсовом автобусе в Дар-эс-Салам. Эта поездка, занявшая около восьми часов, позволила оценить красоту Танзании. Я считал раньше, что самой красивой страной, которую мне довелось посетить, был Заир (ДР Конго). Но нет, Танзания поражает и своими ландшафтами, и сочной зеленью. Слева от шоссе поднимались горы Усамбара. Там, в этих горах лежит страна Шамбала. Не верите? Но там действительно живет народ шамбала! И страна его, соответственно. Так что те, кто ищут Шамбалу в Тибете, немного должны взять курс к юго-западу.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ…

Охота на додонов. Часть I.

Охота на додонов. Часть III.