Мы въехали в Киргизию обветшалыми, замученными путешественниками. Не туристами, а путешественниками – чем-то ближе к странникам, наверное. Ничем другим, как желанием вкусных дынь, мы не были ведомы. Это нас и погубило.

Нас вез водитель аж из Астаны через Алма-Ату в Бишкек. Мы хотели слезть из кабины фуры около Алма-Аты, но водитель уговорил нас. «Таких дешевых и вкусных дынь, как в Киргизии, вы больше нигде не найдете. А уж Иссык-Куууууль…» Вообще лучшего источника информации о стране, чем водители-дальнобойщики, не существует. Мы остановились в придорожной кафешке, поесть за столиками с потертой клеенкой лагман и шорпо (лагман – с лапшой, шорпо – с картошкой. Или наоборот?)
Водитель рассказал нам: «Видишь, поселок Чу проезжаем. Обрати внимание, какие особнячищи. В обычном Казахстанском селе – бедные лачуги, заборы из металлолома… А тут! И каждый второй – это странное кафе «на широкую ногу». И – смотри – кругом музыка орет, пьяные паханы на ступеньках курят, потные от танцев. Почему бы это? Ведь сегодня среда вечер? Просто этот поселок – обиталище наркобаронов. У них кругом тут поля, планом засаженные».
Я просила остановить. Зайти в одно кафе, просто одним глазом посмотреть на эти кафе, на эти поля. Но водитель помчал дальше, от греха подальше: «В Киргизии и насмотришься, и накуришься».
На дороге парень продавал спелые дыни. «Здесь дешевле чем на рынке. Прямо с бахчи. Ну конечно же, дыни нелегально собираются и продаются, в обход государства, кому принадлежат бахчи. А иначе как жить-то? Хотя сейчас стало строже, и уже не так много».
Въезд в Киргизию был довольно простой. И еще 20 минут – и мы в Бишкеке. Прощаемся со славным водителем, и тащимся в 4 утра на такси по адресу, записанному на бумажке. Это Максим, бывший профессиональный альпинист, теперь алкоголик, разведенный, безработный, застрявший в Киргизии, когда «все уехали», вроде как не свой здесь, но и не нужный никому там.
Бишкек кажется бесконечным – кругом настроены одноэтажные домики, которым ни конца ни… И вдруг – на каком-то окраинном районе появляются такие одинаковые советские четырехэтажки, с одинаковыми окнами – они такие же, что на Камчатке, что в Норильске, что в Латвии, что на Кубе… Они предполагались для простых социалистических людей, предполагая, что соц. Люди должны быть одинаковыми, и поэтому жить в одинаковых домах, без всякой специфики местности.
Максим принял нас радушно, хоть и невыспанно. Заварил чаю. Поставил какую-то курицу в духовку («Вы позвонили, и я к вашему приезду купил. Ну вы выключите, ладно?»), и ушел спать, оставив нас разбираться с курицей на пятиметровой советской кухне.
Бишкек – это прежде всего советские остатки. Как и по всему бывшему СССР, здесь остались невероятной архитектуры дома культуры, а также правительственные здания, гостиницы, и даже некоторые памятники. Правда, все названия переделали на латиницу, получился некоторый разброс. Плюс пооткрывали кафешек «приличных». Молодежь совсем не знает русского. Спросишь что-нибудь, смотрят как на калеку. Девушки двух типов: одни – чуть ли не в парандже, длинное одеяние и платки, непонятно, как они выносят это в такую жару, или совсем откровенно, в топиках и джинсах на бедрах. Причем иногда одни общаются с другими без всяких комплексов. Юноши все одинаковые. Джинсы и полосатая китайская футболка, короткая стрижка, напомаженная челочка и витиеватая музыка с сотовых телефонов. Сидят на корточках, не сгибая стопы. Могут просидеть так три часа, не меняя позы. Парикмахерских в городе на порядок больше, чем продуктовых магазинов (их нет почти вообще), из этого можно сделать вывод, что люди стригутся чаще, чем едят. И называются они очень смешно – чач-тарач.
Наш водитель рассказывал нам про невероятный китайский рынок огромных размеров, Дордой. Я сразу запомнила это название по звуковой ассоциации – дурдом. Я всегда так делаю. Дордой – это огромные ворота нового шелкового пути, из Азии в Европу. По каким-то политико-экономическим соображениям ввозимое из Китая в Киргизию почти не облагается налогом, поэтому все можно здесь купить очень дорого. Объемы – огромные. Металлические блоки, тюки, коробки. Этот рынок – целый город, в нем можно заблудиться, потеряться, пропасть. Этот рынок – целая, отдельная цивилизация, живущая по своим четко структурированным законам. Говорят, здесь 100 га площади, но очень сложно померить на глаз живую площадь, заставленную контейнерами, заполненную кишащим народом.
На Дордое работает артель глухонемых сапожников. На примитивной деревянной подставке они починят даже самую непоправимо развалившуюся китайскую дрянь. Клиенты говорят, что лучших сапожников, чем эти глухонемые, во всем городе не сыскать.
Наливают Айран. Продают сотовые телефоны. Здесь повсеместно – будки для очень дешевых международных звонков. Видимо, каким-то образом киргизы умудрились нелегально подключиться к международной спутниковой сети…
Вот почему в городе почти нет других магазинов – вся торговля сосредоточена на Дордое. Овощи-фрукты можно купить на других рынках, поменьше, но этим дело и ограничивается. Дыни и прочая сезонная радость – не такие дешевые, как об этом можно подумать. Цены – всего лишь в полтора раза ниже московских. Однако по инерции мы едим дыни целыми днями. Дыни и арбузы.
Возвращаемся к нашему гостеприимному хозяину Максиму, а его нет дома. У нас два килограма винограда, и мы звоним в соседнюю дверь с просьбой разрешить нам этот виноград помыть. Да, такое бы я никогда не осмелилась сделать в Москве, но здесь Киргизия, и совсем другие отношения между людьми.
Те, к кому мы позвонили, не только сами вымыли наш виноград, но еще и усадили в обязательном порядке пить чай. Вокруг ползали, бегали, прыгали многочисленные дети, человек восемь. Это все были дети, внуки, племянники… Я умилялась и фотографировала, как вдруг женщина начала разговор:
— А вы сами не хотите такого?
— Пока нет, успеем еще.
— А то вот возьмите одного. Я вам задаром подарю, — и она вылавливает кого-то из кутерьмы детей, быстро утирает ему соплю. – Смотрите какой хороший мальчик! Красавец будет. Или вот – девочка. Ей всего полтора годика. Она подрастет, будет по дому помогать. Подметать, стирать ее научите.
— А через границу их как?
— А как – дадите немного денег на таможне, вот и все. У нас так делают многие.
По тому, как она меня уговаривала, я поняла, что она не шутит. Они сейчас кормят нас, незнакомцев, а своих детей прокормить они не в состоянии.
Мы пообещали подумать над усыновлением и уехали на Иссык-Куль.
Это озеро было некогда знаменитым всесоюзным курортом-здравницей. Сюда отправляли самых заслуженных деятелей со всего СССР. После распада империи финансирование курорта прекратилось, и, вместо того, чтобы подхватить бразды и перевести их в частный курортный бизнес, все рухнуло. Санатории, пансионаты, дома отдыха зарастают мхом и пылью. Туристическая отрасль существует только в виде нацарапанного кое-где от руки «Здаю комнаты» (орфография сохранена) и уныло бредущих по берегу торговцев со связкой копченой рыбы и бананов. На берегу смешно выглядят советские мухоморы от солнца и кабинки для переодевания. С горы на все это взирает бессмертный Ленин огромных рамеров («Вперед к победе коммунизма», — вещает он, и в свете современности это выглядит особенно жалко и печально).
Впрочем, знающие люди ценят Иссык-куль все равно, и приезжают за тридевять земель. Помимо отдыхающих на широкую ногу «новых» киргизов едут сюда русские сибиряки, и даже швейцарцы. Один человек с потертым рюкзаком болотного цвета, бородой и посохом, сумел обойти все озеро по периметру. Мы встретили его на моменте, когда он приближался к финалу, и встал отдохнуть около летающих тарелок – советского аттракциона, придуманного, наверно, человеком с нетривиальной фантазией.
Я оставила рюкзак на пляже, чтобы добежать до лотка с кофе в пятидесяти метрах. Возвращаюсь, а рюкзак испарился! Начало смеркаться, и мне эта идея потерять всю свою аппаратуру, съемки всей поездки, а заодно и паспорт, совсем не нравилась. За забором был санаторий, и я методом тыка побежала именно в ту сторону. Пробежалась по дорожкам парка, среди запрятанных в деревьях летних домиков. Никого, ничего. Сторож санатория оказался русский мужик – щетинистый, подвыпивший, но советский, с советским же кодексом чести.
«Как так! Чтобы у нас, в нашем санатории у вас что-то украли! Я никогда не позволю!»
И, когда было уже совсем темно, а я умирала от усталости и безнадеги, этот доблестный воин-пролетарий взял фонарик и пошел шарить по всем кустам. И в самом дальнем, самом последнем уголке действительно лежал мой желтый товарищ, целый и невредимый (ни из одного кармана не пропало ничего).
В Киргизии в этот момент проходил кинофестиваль, на который был приглашен сам Джеки Чан. Киргизские новости очень долго сообщали о якобы приезжающей звезде, поэтому кругом у оград собрались толпы мальчишек, зевак… Но восточный супер-мен так и не показался…
А школьники побрели первого сентября в школу в одинаковой сияющей форме. Все это напоминает мне картинки из советской книжки – там, где о дружбе народов, пионерах и «учиться, учиться и еще раз учиться». У девочек сзади по две такие тугие косички с ленточками, что кажется, это именно от косичек глаза становятся уже.
На обратной дороге мы ехали в переполненной газели с мужчинами, пахнущими свежей травой. Один сообщал, что едет прямо из Чуйской долины, где он работает… в сельском хозяйстве. Когда я спросила, что именно он делает, он потер ладонью о ладонь, и потом многозначительно посмотрел на меня. Именно так производят гашиш, путем трудоемкого трения, а затем сбора скопившейся смолы с ладоней. Мы прибыли в Бишкек поздно ночью, и он пригласил нас на чай в своем доме недалеко от автостанции. В саду этого дома тоже росли пышные кусты каннабиса. «А, это так! – махнул он рукой, — детский лепет! Вот в Чуйской долине какая растет!». Он сорвал шишечку и растер ее в ладонях. По воздуху разлился сладко-пряный аромат. «Курите здесь сколько угодно, но только не носите ничего с собой!», — строго наказал он. На все это смотрел его четырнадцатилетний сын.
В Киргизии мы были наслышаны о произволе милиции. Машины останавливали в любом месте, придумывали любую вину для водителя, брали из рук в руки деньги без всякого протокола. Однажды мы брали деньги из банкомата, и в нескольких метрах от этого места нас караулил человек в форме. «Эй, вы откуда, где регистрация?». Об этой регистрации на въезде никто словом не обмолвился. В итоге нас забрали в отделение, долго держали. Мой друг умудрился положить чек из банкомата под обложку паспорта. Милиционер долго изучал этот чек, потом нагло посмотрел на нас: «Сколько денег при себе имеете?». Когда мы отказались отвечать: «не имеете права обыскивать без ордера», и пытались звонить в русское посольство нам прямо сказали: «Сейчас подкинем наркотики, выйдете через пять лет».
После этого случая тоска по дому зазвучала как-то особенно пронзительно. Мы решили ехать обратно автостопом. Но через границу лучше было перебраться на маршрутке, меньше хлопот. Пришли на нужный автовокзал, и первое, что мы увидели – был сияющий новенький автобус с огромной табличкой на лобовом стекле «Бишкек-Москва». Эта табличка показалась такой соблазнительной, что мы больше не думали ни о чем другом. Разыскали водителя.
«Ээ, нет, это автобус заказной, мы везем только рабочих, больше никого не берем». Но обещал «узнать у начальника» и велел приходить на следущее утро.
Следующим утром оказалось, что местечко для нас найдется, но конечно, за определенную плату (в два раза превышающую нормальную цену за такую поездку, но все же слегка дешевле, чем самолет). Мы купили «билет», и теперь нас просили приходить на следующее утро, но не позднее восьми.
Ровно в восемь мы были на автостанции, но оказалось, что автобус уже отбыл. Мы стали носиться, спрашивать у водителей. Наконец диспетчер сказал, что нам нужно придти на железнодорожный вокзал, автобус скорее всего там.
На вокзале действительно стоял наш автобус. Теперь оказалось, что они ждали людей. — — А когда «люди» придут?!
— Через час, не позднее.
Мы погуляли час. Но «люди» так и не пришли. Нас просили погулять еще пару часов. И так до самого вечера. Мы гуляли, стараясь не отходить далеко от автобуса, т.к. там уже лежали все наши вещи. Райончик вокруг вокзала был не очень воодушевляющий. Зато за время прогулок мы собрали целую коллекцию фантиков от ностальгической жвачке «Love is…» Эта жвачка сопровождала детство каждого из нас, целого поколения, потом куда-то исчезла – и вот, обнаружилась в Киргизии.
Еще мы успели побывать на блошином рынке, где я купила по дешевке потертый томик Чингиза Айтматова – освежить в памяти самые главные произведения о стране, которая нас так измучила. На блошином рынке была куча книжек на английском и даже военные американские ботинки, очень дешево.
— Откуда все это?
— Так мы же единственная страна СНГ, имеющая под боком столицы военную базу США! Ты знаешь аэропорт Манас?
В Манасе действительно расположена военная часть США, используемая для операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане. Срок действия аренды заканчивается только в 2011 году.
Вечером мы вернулись к автобусу, но он все еще не отправлялся.
— Мы переносим отправку на завтра, на раннее утро. Вы можете поспать в автобусе, чтобы не пропустить.
Это была первая ночь в автобусе. Мы заняли задние сиденья, где можно было лежать, вытянув ноги. С нами в автобусе ночевало еще несколько киргизских гастарбайтеров.
На следующее утро наконец выяснилось, что состав работников был не укомплектован, а только набирался. Водитель ходил по вокзалу и громко кричал «Бишкек-Москва! Бишкек-Москва!». Меня это начало изрядно выводить, и я заорала: «Ну когда же мы наконец поедем?!!» А он с улыбкой так: «Скоро, скоро. Через час готовы будем. А через три дня – уже в Москве, на красной площади будешь гулять, кремль смотреть».
В итоге к концу дня автобус действительно тронулся. Правда, останавливались у каждого столба – всем нужно было того и этого закупить еще в дорогу. Когда была остановка на 5 минут, автобус стоял 20 (все думали – « пока он стоит, я успею то, и то». Потом тем, кто вернулся к автобусу первыми, надоело ждать, и они уходили тоже делать свои дела. Вторые вернувшиеся нервно поджидали первых, думая: «в следующий раз не буду так торопиться».
На границе с Казахстаном, а потом с Россией нас каждый раз пристально обыскивали дважды, причем у Казахстана с Киргизией нас поставили в ряд и все наши скромные пожитки буквально перетряхивали. У моего друга нашли пакет с зеленым алтайским чаем. Унесли на экспертизу. Долго не показывались назад.
У нас закончились деньги даже на еду. Были пакетики с рисом, и мы просили для нас его сварить в придорожных казахских забегаловках. Нам любезно помогали.
Настоящий ад начался, когда въехали в Россию. Оказалось, у половины киргизов было не все в порядке с документами. У кого-то был настоящий паспорт, у кого-то заламинированная карточка с фотографией, у других же – просто засаленная бумажка А4. В Киргизии с этим проблем нет, просто в разных регионах – разные способы удостоверения личности. После границы нас тормозили на каждом посту, причем по мере приближения к Москве делали это все чаще, а проверяли все строже. У водителей не было денег на взятку. У заканчивались деньги даже на бензин, т.к. половина киргизов ехали в долг – «отдадим, когда подзаработаем в Москве».
Однажды придрались именно к нам с моим товарищем. «Перевозка российских пассажиров иностранными средствами на территории России запрещена». «Эй, мы из Киргизии едем, как нам еще добираться?!»
Постовой долго звонил куда-то на границу, чтобы удостовериться в нашем ее прохождении, а у тех как раз был обед. Он все крутил нас и вертел, ожидая взятки, а нам дать было нечего, хоть мы бы и рады. Киргизы спокойно курили, сидя на корточках у автобуса.
В итоге наша дорога вместо трех дней заняла целых восемь. Мы вышли на Казанском вокзале такие, словно нас долго сушили в центрифуге. А автобус остался стоять на Казанском, набирая пассажиров на дорогу обратно.