Чехия-2007, или В сторону Кафки

18 июня, или встречи с Кафкой и чешской пивной

Утром расплатился с хозяином. Он застал меня за глажкой. За 13 дней я заплатил 4550 крон (1000 крон еще до моего приезда внес А.). Один день проживания обошелся в 350 крон. Я сказал хозяину, что на 3 дня уеду в Брно. Он показал мне, как дойти до ближайшей станции «Лужины» (почти наши «Лужники»). Действительно, было быстрее идти, чем до «Гурки» на три-четыре минуты. Для туриста, у которого мало времени, это чертовски важно.

Доехал до станции «Республика трида» (т. е. проспект республики). Зашел в рекомендованный Юрой универсам «Билла». Богатый выбор вин, было даже наше «Игристое шампанское» ставропольского разлива. На первом этаже магазина «Аптека» (название написано на нескольких языках).

Вышел и осмотрелся кругом. На многих домах были таблички в память о пражском восстании. «Такой-то (имя и фамилия) погиб 5 мая 1945 года». Некоторые были без имени: «Неизвестный боевик».

Далее мой путь лежал по Зелетной улице к знаменитой Староместской площади. По обеим сторонам улицы были сплошные сувенирные лавочки и в них безумно дорогие сувениры. Мой любимый Швейк встретился только раз: в виде большущей марионетки на веревочках. Продавался за довольно приличную сумму более чем в 100 баксов. Много было сувениров в память о распавшемся СССР: различные военные головные уборы, футболки, значки.

Дошел до дома 3, в котором в начале века проживала семья Кафки. В книжном магазине на первом этаже купил блокнот (95 крон) и спички (7 крон) с кафкианской символикой. Дом выходил на одну из главных улиц Праги. Отец Кафки, Герман Кафка, владел галантерейным торговым домом и мог позволить себе такую роскошь. Сам Кафка учился в самой лучшей гимназии города, закончил пражский университет.

В этом же здании был магазин фотоматериалов. Пленка «Кодак» стоила в три раза дороже, чем в Москве. Истинно: скупой платит дважды, даже трижды. Не успел купить пленку перед отъездом. И вот пришлось раскошеливаться. Я как старый ретроград снимаю на пленку, а на новые технологии всегда перехожу последним, после всех знакомых.

На площади памятник Яну Гусу был упрятан под огромный серый балахон. Шла реставрация статуи мятежного магистра Пражского университета. В 1968 г. остроумные чехи закрыли глаза каменному Гусу повязкой, чтобы он не мог видеть, как советские солдаты маршируют по Праге.

Гус проповедовал, что церковь добровольно не откажется от своих земель, что жить праведной жизнью ее может заставить только государство. Выступал Гус и против немцев, которых в чешских городах было очень много. Его сожгли в 1415 г. за ересь, предварительно заманив на церковный сход в Швейцарии. (Памятник на Староместской площади поставили в год 500-летия с его смерти. А ведь в 1915 г. существовала еще Австро-Венгрия!) После смерти Гуса его последователи стали почитать его как мученика за веру. Гуситы называли себя чашниками (утраквистами), так как одно из их требований состояло в том, чтобы сам священник наравне с мирянами принимал тело и кровь Христа из одной чаши. Дело великого еретика продолжили гуситы, так успешно воевавшие, что католики (а на их стороне были все немцы, жившие в Богемии и Моравии) вынуждены пойти с ними на соглашение и признать их церковь, но социальные требования никто, конечно, не выполнил.

Отзвук этой борьбы сохранился в сердцах нынешних чехов. Хотя современная гуситская церковь насчитывает несколько сот тысяч прихожан, у чехов в основном мало уважения к католической церкви. Половина чехов – атеисты. А. говорил: «Когда едешь в воскресенье через Польшу, то передвигаешься со скоростью 20 км/ч даже по сельской местности. Идут крестные ходы, шествия по случаю праздников различных святых. А в Чехии ходят в храмы только на Пасху или на Рождество».

Осмотрел сооружения на площади: Тынский храм, астрономические часы Орлой с непонятным циферблатом. Было много туристов, и я не стал ждать, когда выйдут из своих дверок знаменитые аллегорические фигурки.

Осмотрел я и знаменитый дом «Дум-у-минути», построенный в стиле сграфитто, особенно популярный в эпоху ренессанса. В сграфитто рисунок прорезается по штукатурке наружных стен до нижнего слоя штукатурки. Иногда – это геометрические построения, иногда – изображение фигур людей, как в «Дум-у-минути».

Я перешел площадь по направлению к старому району Праги Йозефову. Увидел и осмотрел храм Св. Николая (Микулаша). После победы над Наполеоном австрийцы в знак уважения к русской армии его отдали православным прихожанам, и он был нашим храмом до 1945 г. В том году его сделали своим священники гуситской церкви. Впрочем, в последнее время здесь разрешили и православные службы. Об этой церкви упоминал Франц Кафка в своих дневниках.

Когда-то в далеком студенческом прошлом я переводил с немецкого языка стихи Рильке о Праге, где он писал об этой церкви:

И город тает сквозь туман.

Одна лишь башня все не тает.

То храм Святого Николая,

Как в медной шапке великан.

(Потом я узнал, что в Праге есть еще один храм Св. Николая на Малой стране, и он тоже имеет медный купол. Не знаю, каким храмом конкретно восхищался Рильке.)

Если пройти от храма влево, то можно выйти на угол Майзелевой улицы, где 100 лет назад начинался еврейский квартал Йозефов. Как раз на углу стоит еще один дом, где когда-то жило семейство Кафка. Тот дом не устоял в бурном XX в. Но для туристов воссоздали дом в виде новодела. На стене доска с горельефом – курчавая голова Кафка. Моделью для нее послужил его племянник, сын младшей, любимой сестры Франца Кафки, Оттлы. Все три сестры Кафки сгинули в нацистских лагерях. После событий августа 1968 г. доску с барельефом с дома сняли, вернули только недавно.

На первом этаже музейчик, вход 40 крон. На большом экране мелькают черно-белые кадры видов Праги столетней давности и снимки гениального Франца. Можно было взять информационный буклет, разглядеть под стеклом первые издания рассказов Кафки (знаменитую новеллу «В штрафной колонии» и другие).

Я отправился в еврейский район вниз по Майзелевой улице. По правой стороне через две минуты можно дойти до Майзелевой синагоги. Внутрь не пошел, решил сначала осмотреть район. Но зато здесь купил синий бокал с рисунком Кафки за 177 крон (пью из него чай на работе) и небольшую книгу по истории Чехии за 200 крон.

Далее – к Староновой синагоге, построенной в готическом стиле аж в XII в. Почему такое странное название? Когда-то была Старая синагога. Потом построили нынешнюю, под названием Новая. Старая синагога со временем обветшала, и ее разобрали. И тамошние раввины перебрались в Новую, внеся в новые стены старый талмудистский дух. Так, синагога вместе с еврейской ратушей, расположенной рядом, стала центральным представительством евреев в городе Прага. Ее название слилось в Староновую.

Билет в синагогу продавался в книжном магазине через улицу. Цена была немалая (200 крон). Вход в синагогу ниже уровня улицы. Видимо, за восемь веков несколько слоев дорожного покрытия превратили синагогу в полуподвальное помещение. Спускаешься вниз по ступенькам, по которым 120 лет назад маленький щуплый мальчик Франц Кафка шел, вложив свою детскую ручонку в широкую ладонь отца Германна, который обладал атлетической фигурой и походил на циркового борца того времени. Кафка посещал Староновую синагогу в течение всей жизни. Об этом стремлении посещать синагогу он в 1915 г. оставляет дневниковую запись: «Не ходить в храм самоубийственно». Но существуют и другие парадоксальные утверждения Кафки. После одного из посещений синагоги он пишет: «Приглушенный невнятный говор, как на бирже. В вестибюле кружка с надписью: «Добрые подаяния усмиряют негодование». Храмоподобная внутренность». Не слишком восторженно, как полагалось бы писать еврею. Впрочем, он и сам задает себе потрясающий вопрос: «Что у меня общего с евреями? У меня даже с самим собой мало общего, и я должен бы совсем тихо, довольный тем, что могу дышать, забиться в какой-нибудь угол».

Один из последних рассказов Кафки называется «В нашей синагоге». Он обрывается на полуслове, и содержит те же настроения. И хотя в рассказе действие происходит в маленьком городке, рискну предположить, что описывается именно Староновая синагога. Фабула рассказа проста: в синагоге поселился маленький зверек, похожий на куницу, он никого не подпускает близко. Сначала женщины его боятся, затем к зверьку привыкают и перестают замечать. И Кафка пишет как бы о самом себе: «Если бы не его пугливость, это был бы необыкновенно спокойный, малоподвижный зверек; если бы его так часто не вспугивали, он вряд ли менял бы место».

При входе в главное помещение Староновой синагоги выдают синие ермолки. Я тоже взял, но не надевал. Небольшой темный зал. Посредине довольно большой помост и ложа для проповедника. На стенах изречения из Талмуда. Вдоль стен – ряд откидных кресел (как в старом кинотеатре сталинской постройки) из тяжелого массивного дерева, скорее всего дуба. Атмосфера заряжена, как мне показалось, отрицательной энергией. Я присел на краешек одного из кресел. Но почему-то побоялся облокотиться о спинку. Казалось, стена сзади мне говорила: «Ты здесь чужак».

По легенде, на чердаке Староновой синагоги находятся останки знаменитого Голема – гомункула из обожженной глины. Учитывая мрачность этой постройки, готов поверить в эту легенду.

Недалеко от Староновой синагоги было староеврейское кладбище, где хоронили в средние века. В обрядовый зал я вошел бесплатно. Здесь совершали обряды над умершими евреями. В витрине была вывешена шинель и черная фуражка обрядового служителя столетней давности. На рукаве шинели вышита звезда Давида, на груди два ряда огромных металлических пуговиц. Похоже на форму ресторанных швейцаров советских времен. Атмосфера в двухэтажном здании, как и полагается в таких заведениях, гнетущая.

На улице попытался понять, где вход на кладбище. Кое-как по указателям разобрался, что войти туда можно через Пинхасову синагогу на соседней улице. В кассу указанной синагоги была очередь из туристов. Оказалось, что здесь продается билет со скидкой – всего за 470 крон – во все синагоги (6 шт.). Так что я, как дикий и неопытный турист, проявил глупость и отдал лишние 200 крон за посещение Староновой синагоги. Но все равно я не пожалел об этом, так как успел посмотреть больше, чем организованные туристы.

В Пинхасовой синагоге я осмотрел светлый зал, где находятся плиты с именами евреев, погибших в немецких лагерях во время Холокоста. Кафка писал, что «в Пинхасовой синагоге иудаизм захватил меня несравненно больше». Готов подтвердить: Пинхасова синагога не имеет такой мрачной атмосферы, как Староновая старшая сестра.

На старом еврейском кладбище похоронены в 10 слоев (!) из-за недостатка места талмудисты, ростовщики, алхимики, колдуны и рядовые сионисты. Знаменитый раввин Иегуда Леви (его называют также Лёви, Лэв, Лива) также покоится здесь.

Кстати, мать Кафки была урожденной Леви, а ее отец – раввином. Какое-то отдаленное родство со средневековым колдуном наверняка было. Не могло не быть. Леви создал Голема, существо из глины, которое должно было по замыслу своего создателя творить добро для защиты несчастного еврейского люда (так написано в детской книжке о Големе). А Кафка создал искаженный мир, который по своей жестокости и равнодушию удивительно напоминает реальный.

Надгробные памятники над могилами Майзеля и Леви выделялись размерами и были сделаны в виде домиков. Несмотря на солнечный день, прогулка по кладбищу (многие надгробия смотрелись как игрушечные и условные) не оставила в моей душе благостного состояния, как это бывает при посещении православных погостов, например при Новодевичьем монастыре. Казалось, что давно не существующие люди из-под этих камней говорили: «Мы пришли на эту землю, чтобы создать свой тесный мир. Нам многое удалось. И даже, умерев, мы живы и каждый день мы смотрим на вас». Еще много чего сказали мне надгробные камни, но я лучше промолчу об этом.

У могилы Майзеля молились молодые евреи в ермолках.

У могилы Леви произошла заминка. На узкой дорожке столпилась англоязычная группа и долго не давала мне пройти вперед. В этот момент позвонила М., и мы договорились о встрече на завтра.

Я посетил также Клаусову, Майзелеву и Испанскую синагоги все по тому же билету. В первых двух были собраны обрядовые вещи и костюмы исчезнувшего мира пражских евреев, который переместили в лагеря и газовые камеры. Гиммлер зачем-то велел собрать в Праге исторические реликвии уничтоженных им чешских евреев. Видимо, хотел заставить ученых третьего рейха изучить их наследство. Или врожденная немецкая бережливость? Кстати, Франц говорил в частной беседе о похожести двух народов: «Между евреями и немцами много общего. Они усердны, дельны, прилежны, и их изрядно ненавидят другие. Евреи и немцы – изгои. В основе своей это религиозная причина. У евреев это ясно. У немцев это не так явственно, потому что их храм еще не разрушен. Но это еще произойдет. Их (немцев) храм – прусский генеральный штаб». Да, Кафка был великим провидцем.

У Испанской синагоги стоял новый классный памятник Кафки. Он с улыбкой на устах в котелке сидел на плечах огромного костюма, из которого было вынуто тело (может, намек на его атлетически сложенного отца). Я щелкнул затвором фотоаппарата. Оказался последний кадр фотопленки. Я зарядил новую.

Испанская синагога из всех пражских – самая красивая и праздничная – в ее оформлении начала XX в. использованы мавритано-испанские мотивы. Хотел сфотографировать алтарь, затвор моей мыльницы сломался. Словно раввин Леви сказал, погрозив большим темным пальцем: «Хватит, гой, отдохни». (Только в Москве я увидел, что не получилось фото так понравившегося мне памятника. У Кафки на снимке была отрезана голова. Должен признаться, что Кафка своими фокусами преследует меня с юности.)

Спросите, зачем я ходил по синагогам? Да, из любопытства.

Отдохнуть от утомительного хождения по миру талмудистов можно было только в настоящей чешской пивной. Я поехал на станцию «Мустек», чтобы попасть в историческую пивную «Елинек», в которую я не попал вчера.

Итак, я вошел в одноэтажное здание с высокими потолками, где пьют свои чехи по своим ценам и куда туристов не водят. Справа от входа была стойка. За ней красавец-блондин с длинными прямыми усами картинно разливал пиво. Он был в бодром настроении. Я дал ему 30 крон на velko pivo. Оказалось, что кружка «Праздроя» стоила 31.5 кроны. Бармен взял у меня с ладони 50 геллеров. Обычно эта монета уже не в ходу, как собственно и наш желтенький полтинник.

Зал в пивной был маленький. Несколько деревянных стоек у стен при входе и на повороте в туалет. Рядом с туалетом за перегородкой – кухня.

Свободных мест не было, и я стоя примостился у входа в туалет. Место было неудобное – каждую минуту приходилось прижиматься к стойке, чтобы пропустить в уборную посетителей пивной, уже попробовавших «Праздрой». По залу ходила пани средних лет с лицом хорошо выпивающей женщины и принимала заказы на пиво и закуски. Горячие закуски готовились на кухне. Я заметил освободившийся стул в проходе между основным залом и входом. За столом сидел пожилой чех с газетой. Кивком головы он дал мне понять, что место свободно. Я устало опустился на стул и заказал у пани clobas’у и пиво. Заказов было много, и мне принесли не скоро.

За это время я осмотрелся. Вскоре освободилось место у стены, откуда были видны все уголки пивной. Удивительное дело, но я ни разу ни с кем не встретился глазами, когда довольно долго разглядывал посетителей. То ли все так сосредоточенно пьют пиво, то ли чехи очень воспитанные люди.

Я бы назвал «Елинек» пивной для тех, кому за тридцать. Много пенсионеров, даже инвалидов, мужчин лет 45. Были и две изрядно подвыпившие дамы под 40, обе в джинсах. Одна пошла в туалет, но завернула по ошибке на кухню. Ей указали правильный путь.

Вошел молодой мужчина в хорошем костюме с портфелем в руках, наверное, из офиса вышел в обеденный перерыв на 40 мин. Может быть из-за намечающегося брюшка, в нем чувствовался простонародный тип, который никогда ни в каких условиях не сможет забыть вкус родного национального напитка. Он примостился прямо у стойки и стал о чем-то горячо беседовать с лысым пожилым типом, удивительно напоминавшим Паливца из романа Гашека. Кстати, первый том «Швейка», еще пахнувший типографской краской, Ярослав Гашек самолично продавал именно здесь в пивной «Елинек». Думаю, что в этих стенах даже сейчас в начале XXI в., можно встретить всех персонажей великого романа, все сословия горожан Праги.

Зашел и пан профессор (по виду), долго протирал очки, чтобы посмотреть цену на пиво. На моем недавнем месте, при входе в уборную, уже вели громкую беседу об этой идиотской жизни и глупых властях два пивных алкоголика с седыми усами, красными носами и большими животами.

Пани принесла заказ, отметив на белой карточке количество принесенного пива и закуски. Вторая кружка умялась довольно быстро. Жареная колбаса хорошо шла под пиво, впрочем, под хорошее пиво всегда неплохо идет любая мясная закуска. Третью кружку я пил, смакуя каждый глоток. За наш стол подсела молодая женщина в джинсах и очках, с чемоданом на колесах. Она долго смеялась над каждой шуткой пожилого господина. Потом он дал ей две бумажки (по 1000 крон каждая), и она ушла за что-то заплатить. Рядом с пивной была контора, в которой можно было заплатить за коммунальные услуги. Вернулась женщина с газетами. Оба углубились в чтение телепрограммы. Внимательно оценив их склоненные профили, я внезапно понял, что это отец и дочь. Вот так – отец-чех назначает дочери, которая куда-то собралась уезжать, встречу прямо в пивной!

Когда я проглотил последний кусок колбасы, пани официантка, стоявшая ко мне спиной, быстро с полуразворота взяла корзиночку с несъеденным хлебом и спрятала ее в своей стойке. Я заметил, что пани потягивала пивко из маленькой кружочки по чуть-чуть, чтобы не захмелеть.

 «едну?» – спросила она сквозь зубы при следующем проходе мимо моего стола. «Нет». Расчет – 115 крон (48 крон – клобаса, 63 кроны – пиво, 4 кроны – хлеб). 5 крон я оставил чаевых. Деревенское лицо пани изобразило улыбку.

Пивная напоминала мне наш пивной зал советских времен, куда люди приходили в том числе и общаться, часто с незнакомыми людьми. Наши советские пивные залы (по крайней мере, в Москве, за другие города не отвечаю) ушли в прошлое вместе с развалившимся государством. Но покуда жив дух чешских пивных, жив и лукавый народ этой страны.

Под вечер оживление чувствовалось во всей пивной. Громче стали голоса выпивающих.

Разочаровал туалет. Я ожидал увидеть бачки на стенах с длинными цепями, потемневшие унитазы с коричневыми ложбинками, появившимися от стока воды в течение десятков лет. Все как в Австро-Венгрии времен Гашека. Но нет: меня ждали металлические писсуары и унитазы в стиле «техно». Чтобы сказал бравый солдат Швейк об этом? Он бы, конечно, нашел какие-нибудь простые и одновременно парадоксальные слова.

На выходе меня ждало самое приятное впечатление этого дня. К длинноусому бармену присоединились еще два картинных чеха (высокий и маленький), и коротко стриженная блондинка средних лет. Все держали кружки с пивом и с чувством собственной значительности делали частые вливания. Все улыбались. Да, как бы говорили они своим бравым видом, мир может крутиться быстрее или медленнее, но мы чехи, мы пьем пиво и сильны своей общностью, которая поддерживается в наших исторических пивных. А наши бабы будут рожать нам малышей, а в перерывах между родами пить с нами пиво. Пока живы мы, пока в наших кружках пенится пиво, жива и Чехия!

Отрицательную энергию, полученную в Йозефове, как рукой сняло.

Далее по совету Юры я поехал на станцию «Ходов» в супермаркет (вроде нашей «Меги»). Купил шляпу от жары и подарки друзьям и коллегам.

С М. по телефону договорился встретиться через два дня.