Достопримечательности Москвы. Манежная площадь

...Удивительный всё-таки феномен московской жизни — эта Манежная площадь! Считается едва ли не таким же символом Первопрестольной, как и соседняя с нею Красная. Однако ж Красной площади, некогда в просторечии звавшейся Пожаром, в нынешних границах более полутысячи лет. А Манежная... С чем бы сравнить? По возрасту она, между прочим — черта первая - будет куда как помоложе Соединённых Штатов Америки, чьё посольство когда-то находилось на ней.

Что такое Манежная?

Черта вторая — прежние москвичи, москвичи былых времён, времён Москвы златоглавой и звона колоколов, под Манежной площадью разумели совсем иное пространство. То, что примыкает сегодня в южному фасаду грандиозной постройки Осипа Бове и пузатой Кутафьей башне. А до появления Манежа звавшаяся Занеглименьем землица эта, почти ежегодно заливавшаяся талыми водами хиревшей на глазах  реки, застраивалась вовсе не шедеврами архитектуры — эти последние, вроде комплекса зданий Московского университета, предпочитали держаться от пойменных земель подальше.

И лишь Манеж самим фактом своего появления худо-бедно сформировал новое городское пространство. Худо-бедно — потому что сложившаяся после великого пожара 1812 года застройка будущей сегодняшней Манежки соотносилась с ним приблизительно так же, как приехавшие из N-ской волости бедные родственники с холёным столичным барином. Это им совсем не в укор — просто такова Москва, подчас соединявшая в себе несоединимое, таков её характер. Вспомните Аполлона Григорьева: «Улицы в ней как будто росли, а не делались» - как ветки деревьев, не знающие выверенных по-питерски прямых линий.

Именно таковы были две «столбовые магистрали квартала между Александровским садом, Университетом и Тверской — Лоскутный и Обжорный переулки. И не то, чтобы кварталы эти были обойдены вниманием великих. В «Лоскутной» гостинице, стоявшей чуть южнее нынешнего фасада гостиницы «Москва» - как она там по-нынешнему-то называется? - не раз останавливался Фёдор Михайлович Достоевский. «В сказочный морозный вечер с сиреневым инеем в садах лихач Касаткин мчал Глебова на высоких, узких санках вниз по Тверской в Лоскутную гостиницу... он быстро пошёл по коврам теплых коридоров Лоскутной», - вспоминал её в 1940-м в грасском изгнании Иван Алексеевич Бунин.

Из-под асфальтовых глыб

К 1940-му ни от Обжорного ряда, ни от «Лоскутной» не осталось и следа — всё в самом прямом смысле слова закатал под асфальт - каток сталинской «социалистической реконструкции». Причём — удивительное дело! - закатал столь прочно и основательно, что с тех пор ни единой попытки раскопок на новообразованном пространстве, которое и стало Манежной плоащью, не предпринималось.

Как будто многовековой культурный слой исчез вместе с Обжорным рядом, окончательно припечатанный едва ли не самым идиотским и непроизносимым советским топонимом. Манежка, говорите? А получите-ка взамен «пло-щадь-пя-ти-де-ся-ти-ле-ти-я-ок-тя-бря». Вот уж воистину - кто выговорит с первой попытки, тому спецприз.

Случайно или нет, но интерес к подземным сокровищам Манежки обнаружился вместе с возвращением привычного названия площади и строительством весьма небесспорного подземного торгового комплекса. И главный «улов» археологов сегодня увидеть в фактически специально созданном «под него» Музеем археологии Москвы — это Воскресенский мост через Неглинную. Частично белокаменный — XVII века, частично кирпичный — из века восемнадцатого.

Обжорный — в натуре

Раскопки продолжались с 1993 по 1997 год — самые интересные из находок представлены на нынешней выставке, формально посвящённой и 870-леию Москвы, и 20-летию Музея археологии. Скажем сразу — ничего сверхсенсационного среди них нет. Главным образом то, что обычно бывает в городском культурном слое — фрагменты керамики, кусочки украшений, монеты и прочая атрибутика повседневного быта. Но!

Выставки археологических реликвий — материя тонкая. Сами по себе те предметы, которые извлечены из земли, избалованному зрелищами современному зрителю обычно не слишком интересны. Совсем другое дело, если с помощью ископаемого раритета можно в воображении легко восстановить — хотя бы по кусочкам, мозаично - вроде бы давно ушедшую в небытие повседневную жизнь. Иначе говоря, важны не только экспонаты, ничуть не менее важен контекст, окружение в которое они вписаны в пространстве выставки.

В случае с выставкой о Манежке это, например, специально сделанный макет существовавшей на её пространстве до 1930-х годов застройки: одно дело абстрактно представлять тот же Обжорный переулок или ту же «Лоскутную», совсем другое — видеть их «в контексте» реального города. Или копии акварелей Аполлинария Васнецова, изображающие, например, тот же Воскресенский мост. Да и документы, непосредственно связанные с раскопками на Манежной, тоже представляют известный интерес.

Что имеем — не храним?

Однако у выставки есть и иной план — за экспозиционным рядом вроде бы и невидимый. Речь идёт не только о реликвиях Манежной, но и о судьбах археологического наследия Москвы в целом. Конечно, Воскресенскому мосту — скажем прямо — просто сказочно повезло. Можно посмотреть, можно сфотографировать, тайком потрогать даже.

Вот что будет с другим знаменитым московским мостом — Кузнецким? Да и другими, снова и снова открываемыми памятниками московской археологии? Кузнецкий мост, как помнится, случайно нашли около тридцати лет назад, сгоряча пообещали включить в число московских объектов показа, и... кто сейчас об этой находке, без лишнего шума закатанной обратно под асфальт помнит? Совсем недавно в районе Новой площади отыскали «слух» - прилегавшую к Китайгородской стене потаённую комнату, позволявшую защитникам стены вовремя обнаруживать подкопы. Что будет с ней — тоже вернём в «первозданное состояние» усилиями наёмных землекопов, которым московская старина, московские реликвии, очень мягко говоря, до лампочки? Вернём под убаюкивающие разговоры властных лиц, при любом случае приговаривающих, что Москва-де — не музей?

Другими словами говоря, видим Манежку и её сокровища — а думаем, например, о давным-давно раскопанном фрагменте стены Белого города у Хохловского переулка. Помнится, около десяти лет назад, вскоре после находки, самому пришлось писать в солидной газете о том, что часть стены будет музеефицирована. А раскоп, между прочим, и ныне там. Опять — что имеем, не храним?

Георгий Осипов