Новопередвижник

Каких художников  лучше всего знали в ещё не очень далёкие советские времена? Ну, разумеется, передвижников! Что вполне естественно: бунтари, смелые ниспровергатели, сострадавшие угнетённому народу... Словом, всё точно по написанному в современной энциклопедии: «Характерными чертами их картин были социальные и классовые направленности, которые затрагивали интересы человека из народа». Сегодня, в эпоху, так сказать, победившего постмодернизма те мятежные чудаки кажутся многим давным-давно ушедшей натурой.

Ой ли? Ведь передвижничество — это не только бегство из пресловутой «башни из слоновой кости», не только острый глаз и виртуозные карандаш или кисть, но и — как минимум — неравнодушие (а лучше сказать — сочувствие, сострадание) к изображаемому персонажу. Если художник к своей натуре холоден, безразличен — выходит то, что сегодня называется модным словечком «чернуха».

Дух настоящего передвижничества можно почувствовать в на выставке, которая завершает свою работу в Музее Москвы — выставке Семёна Файбисовича, признанного классика современного искусства и вдобавок — что особенно важно — москвича по рождению. Москвича с богатой творческой биографией, включающей, в числе прочего, и полный отход — на несколько лет — от занятий живописью.

Сегодняшняя его живопись — совсем не классична, кого-то она может привести в лёгкую оторопь, ибо Файбисович «исходит» из сделанной мобильным телефоном в низком разрешении фотографии, перенесённой на холст и дополненной «классическими» мазками маслом. Это то, что на языке искусствоведов зовётся «комбинированной техникой». Иначе говоря, соединением — пока не очень нам привычным — фотографии и живописи...

Представлены на ней два цикла, объединённых именно московской темой - «Двор» и «Казанский В.» В. С прописной буквы — это, понятно, Вокзал. Причём Д., как подчеркивает сам художник, в его конкретном случае непосредственно соседствует с В.

Но то и другое для русского, советского и постсоветского человека — не просто городские объекты назначения. Это - как минимум! - целые миры. Вселенные, если хотите. Вокзал в Европе или Америке — это технический объект чисто функционального назначения — пришёл, дождался поезда, уехал. В России же вокзалы — это и место встреч, и место жительства, и пункт питания, и, наконец, место менее или более долгого пристанища, приюта вечно неприкаянных и скитающихся душ.

Вокзал  - он и для одного, и для двоих, и на троих...  да как угодно. Вокзал для русского человека  - и состояние души, и образ жизни. Здесь живут, знакомятся, расстаются. Эпохи меняются, а мир «маленького человека», столь любимого отечественной литературой, меняется мало. Вот картина, которую автор назвал очень ёмко - «Русский мир». Это, что, из области политики? Да нет, в данном случае это скорее диагноз...

Возможно ли сказать даже о самом неудачливом, затюканном жизнью европейце «он живёт на вокзале»? То-то и оно...

А двор... Есть дворы питерские — угрюмые, бессветные, сумрачные колодцы, где, по крылатой фразе из «вечного» фильма, так и хочется совершить преступление. Есть дворы одесские — раскалённые от жары и избытка чувств ноевы ковчеги, они же вороньи слободки. Московские же дворы сегодня, как ни грустно об этом говорить  - это классическая уходящая натура. Помните?

Детские песочницы, горки, кое-где даже нехитрые аттракционы, хоккейные «коробки». Всё это стремительно и на наших глазах превращается в одну сплошную и очень большую стихийную Автостоянку. И те очень немногие и хорошо пропиаренные исключения, увы, лишь подтверждают правило, общую тенденцию неуклонного и беспощадного скукоживания пространства жизни до конюшни для железных коней.

И иной раз просто не разберёшь, где именно — то ли на вокзале, то ли во дворе — находится тот самый клочок этого самого пространства жизни, где, к примеру, люди могут остаться наедине друг с другом. Вот, к примеру, уже далеко не в юных годах сидящая на земле на фоне некоего забора парочка (что ограждает он: перрон? Очередную точечно-уплотнительную стройку?).

Или обильные телесами, напоминающие о картинах Кустодиева парень с девушкой, поневоле заставляющая вспомнить четверостишие современного классика: «Он даму держал на коленях И тяжко дышалось ему: Есть женщины в русских селеньях Не по плечу одному!»

Есть в «дворовой» серии и картины, на которые — несмотря на отсутствие людей — и вовсе без щемящей боли в душе смотреть нельзя. Помните дивный рассказ Виктора Драгунского «Друг детства» - о плюшевом мишке, которого хотели приспособить под боксёрскую грушу? Друга с картины Файбисовича на последнем его пути даже этого не удостоили. Для него всё позади — в том числе и знаменитое «всё равно его не брошу, потому что он хороший». Бросили  — печально смотрит он на прохожих и на зрителя с крышки мусорного бачка...

Когда-то непременной составной частью дворового быта были бабушки, только что не круглосуточно восседавшие на лавочках у каждого подъезда — ничто из жизни его обитателей не могло укрыться от их всевидящего взора. Сейчас таких «страшных судов» почти нигде не увидишь, нынче даже уже достаточно пожилые леди предпочитают общество не своих сверстниц, а Интернета... Тоже, как ни понимай, уходящая по всем параметрам натура... Но как греют душу и сердце увиденные художником кумушки!

Хотел того художник, или нет, но на его полотнах обоих циклов почти не встретить молодых лиц. Возможно, и потому, что молодым совсем некогда просиживать часами на дворовых лавочках и мыкаться по вокзалам: дело надо делать, господа! Дворовая красавица в модном прикиде с георгиевской ленточкой — скорее исключение.

 Но право, никуда не деться от  совсем не обязательных размышлений о том, что же будет с ней, когда она достигнет возраста почтенной рыжей ведьмы (в данном случае это слово — не осуждение, а, скорее, комплимент), фигурирующей на полотне под именем «Воспитательница детского сада». Чертовски, право, любопытно, как взращивает она вверенные ей «цветы жизни»...

Но двор, каким бы по размерам он ни был — всё-таки более или менее замкнутое пространство. То ли дело вокзал!  А особенно Казанский, начатый постройкой в одну историческую эпоху и оконченный совсем в другую. Абсолютно по праву входит он в число самых больших вокзалов Европы. Видные везде и отовсюду блюстители порядка строги, но вокзал столь велик, что собственный уголок без особых проблем отыщет каждый.

И очень здорово, что у Казанского вокзала появился свой летописец, свой — не боимся этого слова — певец. Брат по творческой крови певца другого вокзала Курского, чья неприкаянная тень до сих пор бродит где-то между Москвой и Петушками...

Файбисович, в числе прочих, легко отыскивает сценки, явно перекликающиеся с известными с детства картинами знаменитых передвижников. Помните репродуцированную миллионными тиражами картину Григория Мясоедова «Земство обедает» из собрания Третьяковки?

А вот современное вокзальное «земство»... Чисто внешняя атрибутика, конечно, иная... Но типаж всё тот же!

Есть, конечно, и совсем новые типы. Эти «Реальные пацаны» никуда, конечно, не едут. У них, похоже, свои разборки и совсем другая работа. Не дело художника вникать в неё. Заметить, запечатлеть — другое дело!

Иногда Файбисович поднимается до того, что мы сегодня называем социальным обобщением, символом эпохи — это, в первую очередь, конечно, блистательная «Вертикаль власти». Что ты, никак не могущий даже встать на колени скудельный человече, перед этими скребущими небеса башнями и этими колёсами?

Выставка, конечно, совсем не придётся по вкусу ценителям «чистого искусства» - дворовые и вокзальные типажи Файбисовича взоров, за очень-очень редким исключением, совсем не ласкают. Даже наоборот — многие опустились, что называется, ниже плинтуса и «параллельны» не только символической вокзальной скамье и бродячей вокзальной дворняжке...

Но их, мягко говоря, непривлекательность, вовсе не означает того, что их надлежит игнорировать и стараться не замечать. Выставка  - и о старой русской заповеди, рекомендующей не зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы, ни от чумы. И не о абстрактной, а реальной и  подзабытой ныне любви не к человечеству вообще, а к конкретному человеку — как бы забит, опущен, непривлекателен и даже вызывающе неживописен он ни был. Одним словом, капиталистический реализм эпохи первоначального накопления, те самые «социальные и классовые направленности, которые затрагивали интересы человека из народа».

А что касается комбинированной техники...Судя по количеству посетителей на выставке, Файбисович смело может считать себя победителем — прежде всего в схватке с устоявшимися представлениями о том, в каких отношениях состоят между собой музы Живописи и Фотографии. А победителей - не судят.

Георгий Осипов