Идти нужно было наобум. Но шагать в любом направлении - безумие, так как можно начать описывать круги, что случалось со многими горе-путешественниками. Вульфсон решил идти в сторону «Синих гор», как он их окрестил. Возможно, они лежали в самом сердце Африки, но в любом случае гарантировали хоть какой-то ориентир. И Лёва пошел…
Короткие субэкваториальные сумерки застали Лёву в зарослях молодых акаций. Пока ему не встретилось никаких следов дороги или хотя бы автомобильной колеи. Места представлялись дикими. Радовало то, что не было и следов хищных зверей, хотя Лев вряд ли смог отличить след настоящего льва от ослиного. Ветер понемногу стих. Температура была довольно комфортна; не было той духоты, которую обычно ожидают от этих широт. Нужно было располагаться на ночлег. Ужин Вульфсон мысленно отдал Баландинскому, но вот жажда давала о себе знать. Сказывался еще пост-алкогольный «сушняк». Выбрав место без коварных колючек акаций, Лёва разложил шамму прямо на земле и устроился на ней, свернувшись калачиком. Комары, жуки, муравьи, сороконожки его уже мало волновали. Он испытывал зверскую усталость. Ощущение злобы сменилось чувством безнадежности, которая переросла в равнодушие. Если суждено подхватить малярию, то первый приступ настигнет лишь через несколько дней, а за это время кто-нибудь его подберет и доставит до ближайшей больницы. А если нет… то на нет и суда нет! Юрист при этой мысли усмехнулся, зевнул и заснул. Ему ничего не снилось.
… Африканское утро встретило прохладой. Лёва встал и закутался в шамму. Горячий кофе или чай не предполагался программой тура на данном этапе, и Лёва решил сразу двигать дальше. Он шел примерно до полудня. Горы постепенно приближались. По крайней мере, так ему казалось. Пару раз шипы упавших веток акаций, коварно затаившиеся в чахлой траве, чуть было насквозь не пробивали его стертые стопы. Белые еще вчера туфли потеряли свой цвет. Из пучков травы Лева свил себе некое подобие панамы, смотревшейся со стороны нелепо и страшно, но в данной ситуации человека мало волнуют такие вещи. Полуденную жару Лёва решил переждать под раскидистым деревом. Соснув пару часов, он продолжил свой путь скорби. В животе урчало, в горле - горело.
Лёва заметил, что постепенно частота деревьев возросла: впереди темнел уже настоящий лес. Его это обеспокоило: одно дело пересекать почти открытую местность, другое - пробираться через лес, в котором можно нарваться на что угодно. С другой стороны, там, где лес, там вода, может даже река, а река всегда куда-нибудь да выведет.
День клонился к своему логическому завершению. Лес приближался. Входить в него накануне ночи было бы крайне неосмотрительно. Лёва стал искать место для своего второго ночлега. Он подумал, что безопаснее всего расположиться на каком-нибудь дереве. Лёва стал осматривать деревья, и вдруг заметил нечто такое, чего не должно было быть: на ветвях одной из акаций висели какие-то продолговатые «сигары», похожие то ли на гнезда птиц, то ли на ульи. Лёва подошел поближе и вскрикнул от радости и удивления: площадка вокруг дерева была утоптана, на земле валялся обрывок веревки, и более того - «сигары» оказались творениями рук человеческих! Это были «борти», сделанные из полых бревен сухих деревьев. Значит, люди близко! Непонятно, конечно, как скоро они сюда придут. Возможно, что сейчас попросту не сезон сбора дикого мёда. Но в любом случае, деревня могла быть где-то неподалеку. Залезть же самому во чрево жилища диких пчел Лёве не позволило чувство самосохранения, несмотря на то, что чувство голода призывало к другому.
Утром Вульфсон, чей желудок, казалось, уже прилип к позвоночнику, стал описывать спираль вокруг дерева бортников. На пятом кругу он наткнулся на кругляши козьего помета и некое подобие тропы, ведущей наискосок к лесу. Это была победа, или, по крайней мере, прямой путь к ней. Он пошел по тропе туда, где, как ему подсказывала интуиция, должна была быть деревня.
Он прошел около километра. Надежда начала было покидать его, но неожиданно он почуял запах костра. Сомнений больше не оставалось. Лёва воодушевился, собрал силы и пошел на запах. Так и есть! В траве показались круглые хижины, напоминавшие опрокинутые корзины. Они были очень низкие и как бы сплетенные из соломы и листьев. Числом их было штук шесть или семь и стояли они на широкой утоптанной площадке, на которой Вульфсон заметил троих ребятишек. Увидев юриста, они с криком нырнули внутрь одной из хижин. Через минуту на Лёву смотрели странные существа, не лишенные грациозности. По всей видимости, в это время дня в деревне оставались только женщины и дети. Женщины были в зеленых клетчатых юбках или в «туниках», переброшенных через плечо; кое-кто держал в руках младенцев. Все женщины, как молодые, так и старые, имели широкие разрезы на нижней губе, из-за чего она свисала ниже подбородка. У двоих африканских гетер Лёва заметил глиняные или деревянные диски, вставленные в нижнюю губу. Женщины смотрели на гостя с любопытством. Если бы они смотрели на него с вожделением, это его бы не обрадовало. Старухи же выглядели вообще так, как будто вышли из ночных детских кошмаров. Но Лёве уже выбирать не приходилось. Его мало интересовала этнография, и мало интересовали последствия близких контактов с местным населением: он жестом показал, что хочет пить и есть. Его поняли и принесли сначала калебасу с какой-то брагой, потом калебасу меньшего размера с козлятиной и клубнями маниоки. Лёва приятно охмелел, а чувство сытости привело его в окончательно умиленное состояние духа. Он был готов расцеловаться с той молоденькой девушкой, которая принесла ему вторую калебасу с брагой, но его затормозили технические сложности целования с девушкой, у которой фактически отсутствовала нижняя губа. Он заметил, что эта деталь помогает женщинам искусно и точно сплёвывать. У Лёвы так не получалось.
Об авторе /5 (0)
