Но как быть, если границы закрыты, и ни на какой остров, за исключением разве тех, что входят в «воспетый» Солженицыным архипелаг, не попадёшь? Так не беда, решили в известном нетрадиционными решениями и концепциями театре «Геликон-опера». Воспитаем, то есть сотворим в своём коллективе! Да такой, что без особого риска ошибиться можно предсказать — долго ещё будет он заметен во взбаламученном море московской театральной жизни.

Как и подобает крупной театрально-геологической структуре, остров стоит на нескольких «китах». Натурально, первый и главный — одноактная партитура Жака Оффенбаха «Остров Тюлипатан». Партитура, право же, не без чудинки — на пятидесятиминутный спектакль с пятью действующими лицами — аж три тенора! Но чего не сделаешь для прекрасных дам…

Премьера «Тюлипатана» прошла за шесть дней до премьеры «Периколы» — музыковеды услышат и поймут.  А какой-нибудь «почётный гражданин кулис» лет сто пятьдесят назад просто блаженно, по-кошачьи зажмурился бы: «Ах, Оффенбах есть вещь, а прочее — всё швах!»

Если же всерьёз, то Жак Оффенбах, наряду с Александром Дюма-отцом, например, принадлежит к тем личностям, которые определили важнейшие в нашем восприятии черты француза и французского характера. Бесшабашность, отвага, благородство, рыцарственность — это всё к Дюма.

А вот полное шампанских брызг и кружащее буйную головушку легкомыслие, врождённо-безупречный светский шарм, флиртующая, чуть хмельная фривольность на сценах всевозможных фоли-бержер, мулен-руж, буфф-паризьен и даже крези-хорс с их срывающим любого с любых же катушек канканом — это Оффенбах.

Кто бы мог подумать… Было ведь время, когда Оффенбаха вовсю ставили даже в образцово-академичном ныне Малом театре! Сегодня же из ста двух сценических его произведений  в репертуаре всех наших «больших и малых академических театров» можно сыскать едва десяток. И из них уже три — в «Геликон-опере».

Ответьте-ка, завсегдатаи музыкальных премьер — возможно ли вообразить на сцене всё более бронзовеющего от собственного державного величия Большого театра какой-нибудь разудалой театральный капустник? Вроде тех, которыми славился ещё в начале прошлого века МХТ? Вопрос — за очевидностью — ответа не требует.

А вот на театре на Большой Никитской «капустная» традиция уже четвёртый десяток лет всячески холится и лелеется — ежегодные «девичники» (девочки поют — мальчики слушают) и «мальчишники» (мальчики поют — девочки слушают, и ближайший и будет посвящён всё тому же кавалеруОффенбаху) тому порукой, и именно она — суть второй «кит», питающий и поддерживающий новый спектакль.

И, наконец, изначальная, «родовая» черта геликоновцев — наклонность к едва ли не шоковой музыкально-драматургической терапии, которая в нынешней постановке начинается ещё до того, как прозвучит первый акт музыки. Видимо, постановщик спектакля Илья Ильин для начала вспомнил,  что остров — это часть суши, со всех сторон, окружённая водой.

Так приневольтесь же получить воду! На больших экранных панелях возле сцены хорошо видны певцы и солисты оркестра театра во главе с Филиппом Селивановым, свободно парящие — выразимся по-научному! — в гидроневесомости. (Заранее поинтересуюсь у художественного руководителя постановки Дмитрия Бертмана: для постановки какой из опер музыкантам этой труппы понадобится уже настоящая невесомость — почему бы и нет?).

Любым островитянам, как водится, положен Вождь. Филипп Селиванов, музыкальный руководитель и, больше скажу, демиург творящегося на сцене действа. Хотя по сюжету у оффенбаховского острова есть свой, пусть и весьма условный, но очень симпатичный молодой король (Сергей Абабкин). Условный потому, что все действующие лица — очень молодые, полные музыки и энергии люди, которые свои сценические роли воспринимают с известной долей отстраненности.

 
Сергей Абабкин: «Я — король, дорогие мои!»

Селиванов при дирижёрском жезле впервые являет себя зрителю не в какой-нибудь тропически-парадной форме, а в ладно сшитом фраке сиренево-лазоревого цвета. Как символ того, что творящееся на сцене (а господа солисты только что не на голове на сцене ходят!) будет не анархией, не кафешантанным разгулом,  не холодным академическим исполнительством и  не жалким бескрылым музицированием в кондициях худшим образом понимаемой советской оперетты, а уверенным хождением по единственно возможной тончайшей грани между всеми этими стихиями — а это и есть первейшая черта всякого Театра.

Филипп Селиванов «Попляшете вы у меня…»

Сюжетная коллизия «Тюлипатана» нехитра, да ещё Марина Сказкина и Шура Никитин до предела упростили её. Любому королю (вождю, хану, шаху, президенту — нужное вставить) надобен наследник. Но как быть, если у королевы родилась девочка? Величавой же и любвеобильной супруге же королевского фельдмаршала (Ксения Вязникова)  совсем не хочется отдавать своего сыночка на, говоря по-нынешнему, пушечное мясо. Почему тогда не сделать вид, что девочка — это мальчик, а мальчик — это девочка.?А уж как они будут осознавать свою гендерную реальность — это уж их дело. И никто — никто! — им тут не судья.

Но спектакль совсем не про это. Вернее, не только про это. Он — о другом. О волшебном острове, где какая-то совсем иная жизнь, нежели на Большой земле. Без дурацких установлений, силящихся регулировать каждый шаг. Без обижающихся на всех и вся трусливых обывателей и вечно хмурых, лишённых чувства юмора в социально опасной форме насупленных охранителей моральных устоев. Без эпидемий, вирусов, масок и QRепостного права…  (И даже без обязательности исполнения оперы строго на языке оригинала). На этом острове даже у внешне весьма воинственного фельдмаршала (Михаил Серышев) главная отрада — не в отрывании кусков чужих земель, а в трепетном задушевном общении с целым ансамблем понятно чем наполненных бутылок.

Михаил Серышев: «Буль-буль-буль бутылочка туземного вина!»

Чем же жив остров Тюлипатан? Процитируем: «Человек имеет право лениться и ничего не делать. Человек имеет право быть счастливым. Человек имеет право любить. Человек имеет право быть единственным». И последнее — главное: «Человек может быть свободным».

Это статьи из Конституции вольной и широко известной в узких кругах в России вильнюсской Республики Ужупис. Именно таков и оживший на сцене зала княгини Шаховской островок Тюлипатан. Человек может и обязан быть сво-бод-ным. И класть на все идиотские законы, инструкции, домострои и прочие исконно-посконные духовные скрепы большой и красный… тюльпан. Присутствующий, кстати,  на сцене. Вот о чём геликоновский спектакль.

Все его участники отлично чувствуют стиль Оффенбаха, эту свободу, это пусть и не высокое, но непременное вокальное «парение»над подстилающей поверхностью, этот галльский шарм и даже это неповторимое, с трудом поддающееся переводу французское brio («блеск» — всего лишь частично передаёт его смысл).

Борис Покровский любил повторять, что оперный артист должен уметь делать всё. То, что он может плавать под водой, мы заметили. Но оказывается в дальнейшем, что Виталий Фомин, исполнитель роли Гермозы (той, что на деле — сын) очень недурно справляется с тромбоном и барабаном, а Ольга Толкмит, представляющая наследника Алексиса (того, что взаправду — дочь) совсем не чужда виолончельным экзерсисам.
 

Ольга Толкмит и Виталий Фомин «Приготовьтесь, фрау-мадам, я урок вам первый дам!»

В целом же… Говорят, однажды классик русской революции назвал некий роман — кстати, не без гендерной же проблематики! — будущего классика советской литературы «очень своевременной книгой». Легко угадывается некий прозрачный тайный смысл и в названии оперы Оффенбаха. По-французски слово Tulipatan без особого ущерба для произношения можно написать и как Tulipe au temps. То есть тюльпан — ко времени.

Что тут добавишь?

Очень своевременный цветок. Очень своевременный остров.

Текст Георгий Осипов

Фото  Ирины  Шымчак