Треккинг в Гималаях. Jomsom Trek.
День первый. Перелет Покхара-Джомсом. Переход Джомсом-Кагбени. Ночевка в Кагбени.
Весь вечер накануне мы посвятили сборам. Докупили всяких жизненно необходимых вещей, вроде носков из ячьей шерсти. Спальники решили не покупать. Собрали в рюкзаки вещей на шесть дней. Лишнее оставили в отеле у братьев. Но рюкзаки все равно получились увесистые. Я здорово нервничала и все думала, удастся нам осуществить задуманное или нет. В последний раз перед походом насладились благами цивилизации в виде горячей воды и вкусного ужина и улеглись пораньше.
Наш самолет улетал в 7 утра. Братья встали с нами ни свет ни заря, проводили до такси, пожали нам руки. «Я вас очень прошу, - сказал на прощание Ашок, - у вас есть наши телефоны. Если не дай бог что-то случиться, немедленно звоните нам. Мы придумаем, как вам помочь».
Мы приехали в аэропорт, когда его ворота еще были закрыты. Да-да, именно ворота – летное поле в Покхаре запирается на большие старомодные ворота. У ворот сидела стайка туристов с огромными рюкзаками – ребята тоже, очевидно, собирались на треккинг. Я почему-то думала, что нас прямо от ворот проводят в самолет. Ничего подобного, Непал – страна цивилизованная. Поэтому даже на внутренних перелетах – все как положено. Регистрация, проверка багажа и...обязательная уплата аэропортового сбора при вылете. Подозреваю, что вся эта «пыль в глаза» с регистрацией затеяна только ради получения заветных рупий сбора. Долго и нудно беседуем с сонным таможенником: «У вас ножи есть?» - спрашивает он. «Конечно, есть, чувак, мы ведь в горы идем». Таможенник бросает тоскливый взгляд на наши рюкзаки, ему явно неохота их проверять: «Окей, проходите». «А можно рюкзаки взять с собой?» - «Нет, в багаж». То, что в двадцатиместном самолетике, на коем нам предстоит лететь, есть багажное отделение для нас является настоящим откровением. Проходим в зал ожидания. За распахнутым окном – ярко-розовый, прозрачный рассвет над синими Гималаями. Красота такая, что полотна Рериха отдыхают. Хотим сфотографировать – но нельзя, в здании аэропорта фотографировать запрещено, о чем нам очень строго говорит молодой человек в военной форме. Коротаем время в беседе с приятной молодой женщиной-непали. Она сама подошла к нам и обратилась на русском языке. Оказывается, училась в Москве в строительном институте, сейчас летит в какой-то затерянный в горах городишко проектировать школу. «Вы не знаете, - доверительно спрашивает она, - этим самолетом очень страшно лететь?» Вот это да! Уж если местные боятся, то что про нас говорить. Невольно вспоминаю слова нашего друга Юры, выпускника Института гражданской авиации и большого юмориста: «Не переживайте, на маленьком самолетике лучше падать, у него планирующая способность выше». У нас с Андреем начинается настоящее нервное хихиканье. Страх перед полетом у каждого нормального человека в крови, а уж перед полетом на таком крохотном, на вид картонном, летательном аппарате – что и говорить. Но мы ведь путешественники, надо и это попробовать. И вот момент посадки на борт. На поле фотографировать тоже нельзя, но отказать себе в удовольствии попозировать перед малюткой «Дорнье» (а именно так зовется наш самолет) мы не можем – если выживем, то потом будем хвастаться снимками перед друзьями Нервное хихиканье сменяется настоящим смехом: когда, скрючившись в три погибели, мы залазим в самолетик, нас встречает улыбающаяся стюардесса в форме, которая выдает нам конфетки и...вату в уши. Вот это сервис! Из салона хорошо видна кабина экипажа – там сидят вполне солидные дядьки в форменных кожанных куртках, наши пилоты. Их двое. Все лучше, чем один. Пассажиры рассаживаются, все черезчур оживленно шутят и веселятся, короче говоря – страшно всем, это видно невооруженным глазом. Ну что, вату в уши, и – от винта!
Да, не боинг, и даже не «тушка», все воздушные ямы наши, трясет, как в «запорожце», но что за красоты открываются нашим глазам! Можно забыть обо всем, даже о собственном страхе, даже о том, что желудок стоит где-то в горле. Самолетик уверенно набирает высоту и вот уже летит прямо возле ледяной стены восьмитысячника Нилгири. Гималаи невероятно, завораживающе, волнующе прекрасны. Наверное, это и есть самое совершенное творение природы – холодные, равнодушные и вместе с тем притягательные, как магнит, самые высокие горы планеты, Top of the World. И ты – дрожащий от предвкушения и вострога маленький человечек в крохотном самолетике. В голове – полное осутствие мыслей, и вместе с тем – мандраж: «Смогу ли я? Получится ли у меня? Что впереди?».
Пятнадцать минут адреналина и абсолютного счастья пролетают практически незаметно. «Дорнье» почти касается крылышками верхушек каких-то хвойных деревьев и заходит на посадку в серое, темное, мрачное ущелье с игрушечными коробочками домишек. Джомсом. Подождите, а где взлетно-посадочная полоса? Вот этот клочок бетона? Это невозможно, тут нереально приземлиться...Зажмуриваюсь, вцепившись в кресло. Несильный толчок...Уффф, сели.
Пошатываясь, выходим из самолета, счастливые и гордые, как первый космонавт Земли.
Я искренне завидую тем, кому только предстоит впервые в жизни прилететь в Гималаи, таким же ранним и морозным утром, каким прилетели мы. Потому что им только предстоит ощутить этот невероятный свежий, кристально чистый, обжигающе-холодный воздух и увидеть то, что забыть невозможно: ущелье настолько глубокое, что рассветные солнечные лучи еще не проникли сюда, красок вокруг нет – все ровно-серое, деревьев нет, звуков...тоже нет, и над всем этим наливается розовым ледяная махина восьмитысячника Нилгири. Не знаю, будут ли ощущения от встречи с Гималаями такими же сильными во второй, третий, четвертый раз (уверена, новые встречи у нас впереди), но этот первый момент...Настоящее откровение. Нас заставляет прийти в себя и подобрать упавшие на бетон челюсти только пронизывающий холод.
Вбегаем в здание аэропорта (слишком громкое название для крохотного сарайчика), находим в горе багажа свои рюкзаки и начинаем доставать теплые вещи. По наивности мы прилетели в Джомсом в одних флисках – ведь в Покхаре было +25. Здесь же едва ли больше +3.
Натянув на себя ячьи свитера, ячьи куртки и шапки, понимаем, что превратились в двух гигантских матрешек и едва ли можем шевелиться. Не беда. Зато тепло.
Выбраться из аэропорта на улицу задача не из простых. Нас буквально сбивает с ног толпа портеров (носильщиков) и гидов. Все наперебой предлагают свои услуги, согласны идти с нами на край света, куда угодно, только возьмите. Мы презрительно отфыркиваемся от предложений. Вот еще! Мы что, не путешественники? Позволить кому-то таскать за тобой рюкзак по горам? Нет, это для неженок! Тем более весят наши рюкзаки всего ничего – 10 кг мой и 15 кг Андрея. Мы еше не знаем, как мы наивны и как самонадеянны! Ничего, все впереди, горы все расставляют на свои места...
«Ну что, куда теперь?» – спрашивает Андрей. Мы стоим на мощенной камнем улице Джомсома (2710 м). Господи, хотя какая улица и что такое этот Джомсом? Сотни две низеньких домишек из грубого камня с плотно закрытыми деревянными ставнями. Домишки жмутся друг к другу, пыльные, серые и неприглядные, нигде ни кустика, ни деревца, лишь огромные ледяные вершины – Нилгири и Даулагири нависают с двух сторон, да шумит сизая, холодная, бурная река Кали Гандаки. Готовые декорации к новому голливудскому фильму «Земля после атомной войны» или что-то в этом роде.
Наша цель на сегодня – селение с названием Кагбени (2800 м). Обычно, прилетающие в Джомсом треккеры сразу идут на традиционный маршрут «Джомсом трек» или «Полукруг Аннапурны», то есть сразу поворачивают вниз, по направлению к поселку Марфа (прекрасное русское название). Так то обычные треккеры. «Крутые путешественники» (читай – крутые чайники) решили пойти наоборот, то есть в обратную от Марфы сторону, в Кагбени.
«Подумаешь, всего 10 км, так, для разминки» - сказала я, надевая на плечи рюкзак. Можно подумать, что я хоть раз в жизни ходила на эти 10 км.
Почему мы решили идти в Кагбени? Хотелось подобраться поближе к Тибету, а Кагбени как раз и есть настоящее тибетское поселение с настоящим старинным тибетским монастырем. Китай так прессует несчастный Тибет, что в Непале сейчас, наверное, больше тибетцев, чем в географическом Тибете. Кагбени находится всего в 70 км от Тибета (но каких 70 км – одни горы!), кроме того, это один из центров провинции Мустанг, или если говорить более поэтично – запретного королевства Мустанг, таинственного края, в некоторые уголки которого до сих пор заказан вход чужестранцам. Ну как можно было не сходить туда, особенно находясь в каких-то 10 км от Кагбени? Кроме того, в тибетском монастыре мне предстояло выполнить одно поручение, вернее важную миссию, но об этом позже.
Древний, как сами Гималаи, дедуся с плоским монгольским лицом на мой вопрос о дороге на Кагбени машет рукой куда-то в сторону. Заходим в полицейский участок, где регистрируем свои пермиты и расписываемся в журнале. Хорошее это дело, пермиты и их регистрация, - и статистика ведется, и деньги в казну, и где твой холодный трупик в случае чего искать подскажут. Не так как у нас в Карпатах – ушел в горы и через три года вышел. На стене участка висит занятная таблица – туда вносят данные о туристах из разных стран, отметившихся на этом маршруте. Украины в списке я не наблюдаю. Полицейский подтверждает, что выбранное нами направление – правильное, и мы обязательно прийдем в Кагбени.
Ну вот, собственно, отсюда и начинается самое интересное.
«Мы не заблудимся?» - осторожно интересуется Андрей. На улицах Джомсома – ни души, городишко словно вымер.
«Да как тут заблудишься!» - бодро говорю я. « В интернете писали, что заблудиться невозможно – встал на дорогу, и иди себе от села к селу».
Туристов не наблюдается тоже, все ушли в другую сторону. Единственным живым существом, встреченным нами на пути, стал совершенно прелестный тибетский терьер, прогуливающийся на мосту через Кали Гандаки. Вид тибетского терьера (таки Тибет рядом!) придает нам оптимизма, мы минуем Джомсом и выходим в долину реки, вернее широкое и глубокое ущелье между горами.
Вот здесь я впервые и поняла, что такое Гималаи. Одно дело видеть их по телевизору, читать о них книги и статьи в журналах, слушать рассказы бывалых, смотреть разные голливудские красивости, вроде «К-2», или французские жанровые фильмы, вроде «Гималаев». И совсем другое ранним утром выйти в самое глубокое в мире ущелье, по которому катится свирепая Кали-Гандаки, катившая свои воды здесь еще до появления Гималаев...Я не была на Алтае, не была на Кавказе и в Альпах. Возможно, если бы была, то открывшийся вид не ошеломил меня настолько. Хотя, Андрей бывал на Памире, ближайшем родственнике Гималаев, но обалдел не меньше моего. Только представьте, ты родился и вырос в огромном мегаполисе, до пяти лет был уверен, что молоко добывают в продуктовом магазине, никогда не ночевал в палатке, работаешь в шумном офисе и в переполненном метро чувствуешь себя гораздо комфортнее и безопаснее, чем в лесу, а тут...Стоишь один-одинешенек на краю серо-коричневой каменной пустыни, жмуришься от нереально фиолетового гималайского неба, высота дает о себе знать пульсацией в висках, и ты отчетливо понимаешь, что, несмотря на все свои знания, мобильные телефоны, цифровые камеры, компьютеры и баночное пиво, ничем, абсолютно ничем не отличаешься от какого-то человека каменного века, потому как по-прежнему крохотен, никчемен и одинок перед лицом природы, и надеятся в этом мире ты можешь только на себя. Если хочешь проверить сможешь ли выстоять, что-то доказать, вперед, милости просим на трек.
Первые минут сорок мы шли совершенно одни, оглушенные абсолютной тишиной. Шли и подбадривали сами себя – совсем это не сложно, и не страшно, и рюкзаки не такие уж и тяжелые, и вообще, сплошной fun. Организм, правда, был настроен вовсе не так оптимистично. Я чувствовала, что мое давление и сердце отказываются принимать новые условия обитания – вроде и высота не бог весть какая, 3000 м, но не бывала я раньше на таких высотах, вот и иду сейчас с ухающим молотом в горле и колокольчиками в висках, но Андрею признаться боюсь, потому как путешественник должен быть сильным.
Мы идем дорогой вдоль сухого ложа реки. Очевидно, в сезон муссонов Кали-Гандаки заполняет всю долину полностью, сейчас же она разбилась на множество мелких ручьев, поэтому можно идти и внизу, по гальке, но мы упрямо прем по дороге, потому как «дорога путника умней». Умная дорога резко сворачивает вверх, в горы. Ну и мы карабкаемся за ней. Рюкзаки весят уже не меньше тонны. Вскарабкиваемся довольно высоко, сверху вся долина – как на ладони. Видим первый караван – далеко внизу идут, звеня упряжью, наряженные ослики и низкорослые тибетские лошадки.
«Странно», - говорит Андрей. – «Караван идет не по дороге. Может, и нам надо было просто идти руслом реки?». Сверяемся с картой. Да нет, все верно, вот дорога, а вот река. Упрямо пилим по дороге. И...упираемся в глубокую, заросшую какими-то колючками и усыпанную камнями расщелину. Все. Пришли. Дорога закончилась.
Минут двадцать мы с бараньим упорством пытаемся понять, как такое может быть. Ведь была дорога. И пропала. Должен же быть какой-то выход? Вариант спуститься в расщелину отметаем сразу. Спуститься-то, может, и спустимся, но если из нее нет нижнего выхода, то наверх уже не заберемся никогда. Спуститься вниз, к реке, тоже не представляется возможным, потому как склон каменистый и практически отвесный. Остается последний, самый противный вариант – возвращаться. Итак, мы потеряли полтора часа времени, дали круг в пять километров и...растратили слишком много сил и эмоций. Прекрасное начало похода.
Почти на выходе с нашей распрекрасной «дороги в никуда» встречаем группу молодых американцев, очевидно, тоже поверивших карте и решивших идти по дороге, а не по руслу реки. Американцев ведет заросший бородой по самые глаза тип, похожий на гитариста Linkin Park Брэда Дэлсона. Причем, «Брэд Дэлсон» так уверен в правильности выбранного им маршрута, что даже не останавливается поздороваться с нами. Приходится самим остановить его и разочаровать. Выслушав целую бурю : “oh, no…f*cking sh*t” и прочего, вместе с американцами возвращаемся в долину. Им пришлось проделать всего лишь лишний километр, а нам целых пять, вот это настоящий f*cking sh*t.
Спускаемся к реке мы тоже не совсем удачно. Для того, чтобы выйти на галечную тропку посреди долины, надо преодолеть препятствие в виде одного из русел реки. Мне жалко мочить ботинки (!) и, не придумав ничего умнее, я раззуваюсь и перехожу реку в брод. Глубина где-то по-щиколотку, но температура воды!!! Я думала, что мои бедные ноги там и останутся, в этой арктической воде. Андрей следует моему примеру.
Сидим на камешках, сохнем, солнце начинает припекать, поэтому приходится снимать все ячье обмундирование и прятать его обратно в рюкзаки.
Долина постепенно наполняется жизнью – по ней начинают сновать лошадки, караваны, локалы и десятки туристов. Черти, где же вы раньше были, пока мы одни-одинешеньки блудили на дурацкой дороге!
Сейчас, анализируя этот путь из Джомсома в Кагбени, я понимаю, что он был не таким уж и сложным, во всяком случае – технически, минимум спусков и подъемов, прямая и ровная дорога на большинстве участков пути. Но мы на нем чуть не умерли, причем оба и сразу. Что было виной? Перелет, волнение, адаптация на высоте, голод, неподготовленность? Не знаю, но когда до Кагбени оставалось не более двух километров, мы передвигались со скоростью и темпераментом двух живых трупов. Нам не хотелось уже ни фотографировать, ни восхищаться красотами, ничего...К моему огромному ужасу, я увидела огромный подвесной мост. Надо сказать, что я вообще панически боюсь мостов, а подвесных – и подавно. Веселые, бодрые и загоревшие туристы, которые шли нам навстречу (они уже были не первый день на высоте, потому и чувствовали себя так замечательно), кричали нам Hi и Hello, мы вяло здоровались в ответ. И тут мимо прошел портер, бросивший hello, а идущий за ним оживленный, улыбающийся, бодренький парень в ковбойской шляпе сказал: «Привет!» «Привет!» - простонали мы. Парень оказался одесситом, совершающим полный Аннапурна Круг. Он был несказанно рад увидеть соотечественников, хотел поболтать, но мы лишь что-то невнятно мычали, прижавшись к скале. «Ребята, а чего вы без носильщика? – спросил он, - Я вообще-то против эксплуатации и все такое, но так классно ходить с носильщиком!» «Мы хотим сами...» - выдавила я. «Зря, - сказал одессит, - Ну дайте я вас хоть сфотографирую». Страшно подумать, что за морды остались на пленке у этого веселого путешественника.
Одессит заверил нас, что по мосту идти не надо будет, и долгожданный Кагбени находится буквально сразу за поворотом. Так и оказалось.
Мы ввалились в первый же гест хауз, или как их здесь называют – lodge. Он назывался простенько и со вкусом – «Тибет». Деревянный домик, внутри почему-то очень похожий на ковбойский салун, какими их обычно изображают в вестернах. Юная девушка совершенно монголоидного типа показала нам комнату – жутковатое помещение с двумя грубо сколоченными кроватями и ванной. Запиралось это чудо на задвижку снаружи (!) и стоило 2 доллара за всю комнату. Я выглянула в окошко. Напротив стоял еще один гестхауз с гордым названием Hilton. Проверять комнаты в филиале Хилтона не было ни сил, ни желания, и мы решили остаться здесь.
15-километровый переход занял у нас почти пять часов. Ужасный результат. Мы не могли ни шевелиться, ни разговаривать. Сбросили рюкзаки, ботинки, совершенно промокшую от пота одежду и рухнули на кровати. Я, обычно такая брезгливая, даже не глянула на чистоту простыни и укрылась серым тюфяком без пододеяльника – в комнате было холодно. В придачу ко всему, наши лица кошмарно обгорели, и сейчас носы выглядели и чувствовали себя так, словно их подержали в микроволновке. «Ну вот, - думала я, - кто-то сейчас греет пузик на солнышке в Египте, кто-то делает тайский массаж в Бангкоке, кто-то ныряет на Мальдивах, а ты лежишь в кошмарной комнатенке in the middle of nowhere, умирающая от голода, усталости и сердцебиения, и называешь это отпуском».
Но ведь нам еще надо было сходить в монастырь, обязательно надо было, иначе, зачем мы перлись в этот Кагбени? Андрей смастерил бутербродики из привезенного еще из Киева ржаного хлеба и бастурмы, влил в меня рюмочку неразбавленного джина, заставил проглотить еду – и мы засобирались в путь. Помимо фотоаппарата и камеры мы прихватили с собой целую торбу весьма странных вещей. Чего там только не было в этой торбе – разнокалиберные разрозненные носочки, гольфики, шарфик, шнурок от мобильного телефона, перчатка, игрушечный медвежонок, детский купальник, платки, бусы, заколки, полупустой тюбик от туши...Все эти вещи принадлежали моим родственникам, друзьям и коллегам из Киева, а также их детям, друзьям, знакомым и родственникам. Они приносили мне их целый месяц. Зачем? Чтобы я оставила эти бебехи в настоящем тибетском монастыре «на счастье». Якобы есть такое поверье: оставишь их в специальном месте на Тибете – такое счастье нападет, что не отобъешься (забегая наперед скажу – наверное, да. Боюсь сглазить). Как человек исключительно ответственный, я не могла позволить себе просто сложить все это под ближайшим кустом, ведь как учит Далай Лама: «Все хотят быть счастливыми и не хотят страдать». Размышления о том, до чего суеверны продвинутые сотрудники киевских офисов, я гнала прочь
Снаружи нас ждал настоящий сюрприз. Оказывается, в этих местах, в долине Кали Гандаки, можно беспрепятственно передвигаться только до полудня. После полудня здесь начинается перманентный и очень сильный ветер, который мало того, что залепляет лицо песком и пылью, так еще и создает некоторые проблемы при передвижении. Как и положено в плохих книгах, всю дорогу до монастыря этот проклятый ветер фигачил нам в лицо.
Наш гестхауз все-таки находился не в самом Кагбени, а в так называемом Старом Кагбени, километрах в двух от основного поселения. Преодолевали мы эти два километра крайне тяжело, но до чего же интересно было глазеть вокруг! То и дело нас обгоняли всадники на низкорослых лошадках, внизу шумела и ревела река, по камням бродили, что-то выискивая (непонятно, правда, что) козы, а в стороне, на террасах были устроены небольшие огороды. Оставалось только подивиться, как в таком суровом климате, на этих камнях, под постоянным ветром, люди еще ухитряются что-то выращивать. А над всем этим, вдаль, убегали заснеженные вершины гор. Глазу человека, выросшего в средней полосе, в этих краях чертовски не хватает привычной зелени. Здесь присутствуют только три цвета: пронзительно-синий – неба, ослепительно-белый – снежных вершин и мазаных домиков, серый – всего остального. Фотографии получаются изумительные, словно наполненные солнцем и прозрачным воздухом, но так не хватает зеленого...
Кагбени – это действительно Тибет, причем такой, каким его представляет себе европеец. Низенькие каменные домишки с тяжелыми глухими ставнями – тепло надо экономить, большой дом тяжело протопить; на ветру полощатся разноцветные флажки с мантрами; лица у людей плоские, монгольские, обветренные, довольно дикие – жители этих краев совершенно не похожи на картинно-красивых жителей Катманду; невероятно чумазые, перепачканные соплями детишки с узкими китайскими глазами норовят заглянуть в объектив камеры и клянчат конфеты; и –горы, горы, горы, ветер и перевернутая синяя миска огромного неба. В быстром горном ручье женщины полощут белье. Переходим через мостик – вот и он, тибетский монастырь.
Путешествуя по Юго-Восточной Азии, мы посетили множество буддийских храмов. Но в ЮВА одна ветвь буддизма, а на Тибете – совершенно другая. Разница заметна абсолютно во всем, начиная от довольно скромной архитектуры храма – ни позолоты, ни мозаики, ни драконов – лишь строгие, аскетичные стены карминно-красного цвета и разноцветные флажки с мантрами. Монастырь в Кагбени старинный, датируемый 13 веком, но небольшой. К нашему огромному удивлению, двери храма заперты на огромный железный крючок. И никого поблизости. Недолго скучаем на стульчиках во дворе – и вскоре к нам приходит самый настоящий тибетский монах. В отличии от христианских служителей культа, буддийские священники совершенно не пафосны и не напыщены, наоборот, они всегда открыты, приветливы и дружелюбны. Не является исключением и этот монах. Он берет с нас денежку, выдает в обмен желтые входные билеты (круто, да? Входные билеты в тибетский монастырь. Да мне за такое никаких денег не жаль!) и отпирает храм. Предупреждает нас о том, что фотографировать и снимать на видео запрещено – и уходит. Может, из деликатности – глазейте себе, дорогие туристы, сколько влезет, не стесняйтесь. А может, у него просто другие дела были, поважнее, не знаю.
Как описать этот храм поточнее? Короче, внутри он похож на декорации к «Золотому ребенку», «Индиане Джонсу» и «Семь лет в Тибете» одновременно. Никакого пафоса, никакой помпезности – и вместе с тем тебя невольно охватывает настоящий трепет. Краски приглушенные – все темно-зеленое и темно-бордовое, свет падает откуда-то сверху, царит полумрак, но на стенах – огромные, яркие, тщательно выписаные тибетские иконы-танка – и именно они создают ощущение нарядности и богатства. Мы, как зачарованные, бродим одни-оденешеньки, разглядывая какие-то сундуки, шкатулки, ковры, подсвечники. Мне до сих пор непонятно, что конкретно создавало атмосферу невероятной тайны в этом монастыре, но именно это – мистическое чувство тайны – было тем главным, что я вынесла из храма. На втором этаже мы находим вещь, ради которой нарушаем запрет монаха и все-таки (да простит нас великий Будда!) включаем видеокамеру – огромное изображение колеса Сансары. Я впервые видела его – такое красивое и такое пугающее одновременно. Почему-то весь уклад мироздания сразу показался очень стройным, понятным и справедливым, захотелось быть хорошей и не портить свою карму до такой степени, чтобы в следующей жизни переродиться голодным привидением – эти бедные создания были изображены так реалистично и так тоскливо, что даже злейшему врагу я бы не пожелала такого перерождения. Рядом с колесом Сансары был приколот листик, где на хорошем английском в доступной форме был подробно описан весь смысл изображенного. Мы глазели на Сансару, а за тонкой деревянной стеной монтонно и тихо читал мантры тибетский монах – не тот, который нас впустил, а другой, который, оказывается, был заперт внутри храма. Андрей заглянул к нему, а я застеснялась: впервые в жизни у меня было четкое ощущение того, что человек действительно общается с богом, не ради какого-то культа, не ради звонкой монеты, не ради красивого обряда – а просто общается. И я не хотела ему мешать. Но любопытство взяло верх – я, конечно, заглянула. Монах не обратил на нас никакого внимания, а мы, походив по храму еще немного, вышли наружу, на сбивающий с ног ветер, под показавшееся особенно ярким после зеленой темноты гималайское небо. Обошли храм три раза по часовой стрелке, покрутили молитвенные барабаны. Все было прекрасно – за исключением того, что я понятия не имела, где оставлять мешок вещей «на счастье». Не к барабанам же носочки моих киевских подруг привязывать! Пришлось идти с мешком назад.
Ветер к этому моменту стоял уже такой, что мы двигались, как в аэродинамической трубе. До нашего гест-хауза я дошла в полубессознательном состоянии. Наверное, многие будут удивлены, но у нас практически нет фотографий из Кагбени – у меня просто не было никаких сил их делать.
Обедать решаем в нашем же месте ночлега. Собственно, других опций немного – разве что Хилтон через дорогу
Первый обед в Гималаях. В меню – различные вариации на тему картошки, яиц, муки и яблок. О мясе можно забыть. Зато есть пиво! Заказываем какие-то загадочные Swiss Rostie with Eggs и пельмени мо-мо с яблоками. Такой обед обходится нам в шесть долларов. Кроме нас в столовой (в смысле – не в столовке, а в комнате для еды) – никогошеньки. Обслуживала нас девочка лет десяти, с милым монголоидным личиком, со скудным английским, но очень славная и улыбчивая. Скоро выяснилось, что эти самые «рости» - это блин из картошки с яичницей сверху. После такого дня – настоящая пища богов. Когда я попросила у девочки кетчуп, она смешалась и не поняла, чего я хочу. И тут выяснилось, что в нашей комнате есть еще один персонаж – из угла нарисовался молчаливый тинейджер лет шестнадцати. На вид – настоящий индеец, просто Гойко Митич в молодости Он притащил нам соус чили – и ушел на кухню. Еда оказалось очень вкусной, за окном вечерело, жизнь налаживалась. Листая меню, на последней странице я увидела очень интересный пункт: «Лошади». Не в смысле – «барбекю из лошадей на вертеле». А в смысле, что в нашем «Тибете» можно взять напрокат лошадей, чтобы доехать до Джомсома. Сказать, что я взволновалась – не сказать ничего. Я очень люблю лошадей. И очень боюсь лошадей. Не смотря на это, я пытаюсь влезть на лошадь и покататься (если кто-то ведет за поводья, конечно) при любом удобном случае. Случаев этих в моей жизни было негусто – пять или шесть. Мысль о том, что можно вернуться в Джомсом на настоящей лошади, привела меня в состояние восторга и сладкого ужаса одновременно. И я стала нависать с этой идеей над Андреем. В ходе переговоров выяснились неизвестные страницы из жизни моего мужа – он, оказывается, ни разу в жизни не сидел на лошади. Тут я вообще почувствовала себя крутым джигитом, фыркнула: «Да это ж раз плюнуть!» - и побежала на кухню, договариваться.
Чистая кухня в типичном тибетском доме. В углу печь, девушка постарше моет посуду, наша юная официантка застенчиво улыбается рядом. А я вышагиваю по кухне туда-сюда – рядом с тибетцами я выгляжу просто настоящим Гулливером, ну и высота потолков у них соответствующая, мне до макушки – и веду переговоры о лошадях с «молодым Гойко Митичем». Он отнекивается, говорит, что лошадей нет, я же настойчиво тычу ему в бронзовое лицо меню. Выясняется, что лошади есть, но далеко. Короче, продолжается эта тягомотина минут пятнадцать. Парень держится с большим достоинством и с какой-то приятной независимостью, я чувствую, что с лошадьми действительно туго, он не врет, но ведь так хочется! На лошадях! Через Гималаи! Это ж все миклухи-маклаи и пржевальские-тяньшаньские от зависти второй раз умрут! Наконец, мальчишка сдается: «Будут вам лошади. В шесть утра. Целых три штуки. Для вас, для супруга вашего, и для рюкзаков. А я сопровождающим вашим буду». Еще минут пять торгуемся о цене. Сошлись на тридцати долларах за все. Дорого, конечно, для этой деревушки – так вообще целое состояние, но что делать? За возможность побыть Тяньшаньским не жалко, да и парень очень симпатичный. И только после всего этого я решаюсь спросить: «А лошади смирные? Мы совсем без опыта верховой езды...и вообще, может это опасно?» Вся юная троица радостно улыбается: «Смирные! Не страшно совсем! Не переживайте!»
На часах – четыре часа дня. За окнами – совсем темно. Единственный досуг – пойти в свою комнату, лечь под пыльный тюфяк без пододеяльника и заснуть. Только на кровати понимаю, как же я смертельно устала. Организм все еще пытается привыкнуть к высоте. Но даже в положении лежа ему, бедному, очень тяжело – кровь ухает в висках, а сердце по-прежнему колотится в горле. Горячей воды в номере, естественно, нет. А холодная...ну она очень холодная, такое впечатление, что кран напрямик соединен с рекой Кали Гандаки.
Поэтому, прямо с покрытым песком лицами валимся мешками на кровати – и вырубаемся. В половине пятого вечера, до самого утра.
День второй. Переход на лошадях Кагбени-Джомсом. Пеший переход Джомсом-Марфа-Тукче. Ночевка в Тукче.
Раннее утро на высоте 3000 м. Гималаи еще серые, небо – серое, лужицы на дороге за ночь затянулись сереньким льдом. Воздух такой, что его, кажется, можно нарезать ножом. Мы сидим на серой каменной лавке под гестхаузом и нервно хихикаем. Второе утро подряд начинается с нервного хихиканья и приятного, щекотливого страха, бурлящего в крови. Вчера мы нервничали перед самолетиком, сегодня – перед поездкой на лошадках. Почему-то сразу решаем, что график всего нашего похода будет таким: выходить без завтрака, идти натощак ровно половину пути, легко перекусывать где-то, делать вторую половину, и ужинать в предпологаемом месте ночлега. По первоначальному, составленному в Киеве, плану сегодня мы должны были ночевать в Марфе. Я выступаю с предложением график изменить: так как 10 км до Джомсома мы проедем на лошадях и, следовательно, не устанем, то Марфу сделать промежуточной остановкой, а на ночлег остановиться в Тукче. Таким образом, мы за день сделаем целых 24 км, вместо предполагаемых 15. Андрей соглашается.
Тем временем наши лошадки уже пришли за нами. Почему лошадки, а не лошади? Ну, потому что, в суровых условиях Гималаев живут и выживают не высокие тонконогие, горячие красавцы-кони, а маленькие, неказистые, мохнатые лошадки, смирные, выносливые и невероятно симпатичные. Усаживаемся в седла. «Как управлять-то? Ну, тпру или там, нно?» - спрашиваю у нашего парня. «Да не переживайте, не надо ими управлять. Они в Джомсом по сто раз за день ходят, дорогу лучше меня знают», - отвечает он, притачивая наши рюкзаки на третью коняшку.
Выдвигаемся. Дорогие любители экстрима! Все эти дайвинги, параглайдинги, скейтборд и прочие водные лыжи – сущая ерунда по сравнению с поездкой на лошади по гималайским тропкам. Вот это был адреналин! Представьте – узенькая, каменистая дорожка, с одной стороны – отвесная скала, с другой – обрыв, на дне которого бушует Кали-Гандаки, а вы – неумело качаетесь в седле, и от этого обрыв кажется еще обрывистие, тропка - еще уже. И вся ваша в жизнь – в руках, или, пардон, в копытах, грустной коняги. А из под копыт этих то и дело срываются вниз шуршащим ручейком мелкие камешки. И в этот момент ваше сердце срывается вслед за этими камешками, причем также неожиданно и также стремительно. «Не бойся, у этих животных очень сильный инстинкт самосохранения! – подбадриваю я Андрея. «Да?» - недоверчиво говорит он, - «А если она подскользнется, что тогда?». Я не успеваю ответить, потому что из-за очередного поворота нам навстречу выходит...караван ослов. А мы – на крохотном карнизике, шириной с обеденный стол. Что делать? Пока мы мечемся и паникуем в седлах, не зная за какую уздечку тянуть вначале, наши лошади меланхолично и спокойно ставят передние копыта...на не очень для этого приспособленную скалу сбоку. Вот в такой джигитской позе, вцепившись в коня всеми мышцами тела, мы пропускаем ослов. Почему-то вспоминается цитата из фильма «Особенности национальной рыбалки»: «Жить захочешь – не так раскорячишься».
Но, слава богу, дорога до Джомсома так экстремальна только вначале. Когда мы выехали в сухое русло реки, то сразу повеселели и стали просто наслаждаться ездой. Поднялось солнце, Нилгири и Даулагири налились красками, небо – пронзительной синевой, то и дело лошадки переходили вброд через маленькие ручейки – и мы чувствовали себя героями приключенческого вестерна. Описать эту поездку можно одним словом – восторг.
Добавлял колорита наш молодой тибетский сопровождающий. Он оказался занятным мальчишкой, много расспрашивал об Украине: о нашем образе жизни, ценах и даже религии. Удивился тому, что мы считаем Тибет и Гималаи мистической землей – ему-то все было привычным и обыденным здесь. Я похвалила его хороший английский, спросила, где он его учил. И настал мой черед удивляться – оказалось, что в своей деревенской школе.
Две трети пути остались позади, и зоркий Андрей вдруг заприметил под скалой два странных сооружения – красные «ульи» примерно в человеческий рост, сплошь обвязанные разнокалиберными тряпочками, тряпицами и лоскутами. «Это такое священное место, где люди оставляют какие-то свои вещицы. На удачу», - пояснил наш гид. Ура! А я-то уже думала, что повезу мешок с барахлом жаждущих удачи киевлян обратно, домой. Останавливаем лошадей, распаковываем рюкзак. Андрей спешивается и старательно привязывает к «ульям» весь скарб. Для мишек и тюбиков от туши он находит маленькую нишу – ох, уж эти тибетцы, ну все предусмотрели! (Забегая наперед, скажу – то ли мы все очень сильно верили в чудо, то ли действительно какая-то мистика сработала, но у очень многих после этого началась настоящая полоса удач. Народ просто подходил ко мне и говорил: «Ты знаешь, а Гималаи сработали». В нашей семье тоже произошел ряд приятных сюрпризов. Так что, не поленитесь, попробуйте сделать то же самое.)
Лошадки въезжают в Джомсом, их копыта звонко цокают по грубым камням пустынных улочек. Необыкновенная поездка закончилась. Лично мне очень жалко, я бы так ехала и ехала все пять дней, до самой Покхары. Но ничего не поделаешь, надо прощаться, дальше – будьте добры на своих двоих.
Закидываем рюкзаки на плечи. Мамочки, а что ж это за ночь произошло с рюкзаком? Кто напихал в него кирпичей, булыжников и положил сверху парочку гантелей? Он же просто неподъемный! И родные ножки как-то плохо слушаются, все норовят согнуться под тяжестью рюкзака...Неужели это я вчера так громко и храбро кричала: «Да нафик нам носильщик? Мы что, не мужчины? Не справимся, что ли?» Сегодня, пройдя по Джомсому тридцать метров, я говорю совсем другое: «Моя спина стоит гораздо дороже каких-то пяти долларов в сутки! Нам нужен носильщик! Срочно!»
А где ж его взять? В аэропорту, конечно. Странно, вчера тут этих носильщиков было – как собак нерезаных. Сейчас – ни души. Ну, мы могли бы и догадаться, ведь повадки у них – как у наших барыг-таксистов. Прилетел самолет – сбежались, нет самолета – нет и носильщиков. Но не ждать же самолета! Иду прямиком к человеку в форме, который грустит у калиточки, ведущей на летное поле, и говорю заветное слово: porter. Ровно через минуту сбегается пол Джомсома. И начинается! Андрей скучает с рюкзаками, а я азартно торгуюсь. Наглость портеров меня просто бесит. Они все согласны идти хоть на Эверест, прямо сейчас, за...20 долларов в сутки. Перехожу на русский, потому что фраза «Are you fucking crazy?» не в полной мере передает все, что я хочу им сказать. Странно, но смысл энергичного глагола «о**ели?» доходит до них очень хорошо, и торги сменяются жалобным нытьем о тяжелой жизни непальских сирот. Согласна, труд носильщика нелегок, но...не 20 же баксов? У нас дневная средняя зарплата по стране в четыре раза меньше...Когда цена дошла до 10 долларов, прямо передо мной, распихав барыг, вырос молодой человек с серьезным лицом, который коротко бросил: «Я пойду. За 5 баксов». Сказать, что он нам сразу пришелся по душе – не сказать ничего. Мы сразу согласились. И не только из-за цены. Ведь нам предстояло пройти с портером пять дней, а все эти наглые, развязные, болтливые барыги не вызывали ни симпатии, ни доверия. Наш парень – его звали Тул – подхватил с лавочки совершенно тощенький вещмешочек (я на работу с большим рюкзачком хожу): «Я готов». Мы удивились: вот так, ни с кем не попрощавшись, с такими скудными пожитками, идет на 5 дней? Оказалось, что да.
И потом мы поняли почему. Тул был родом из горного селения, которое находилось далеко от туристических маршрутов. Происхождения его я не знаю – шерп, не шерп. Нам приятно думать, что шерп, тем более его внешность очень подходила под описание внешности шерпов, сделанное сэром Эдмундом Хиллари. Невысокий, тощий, непонятно в чем душа держится, но крепкий и выносливый необычайно. Лицо – живое и умное. Я так понимаю, что бедность в его краях была непроглядная. Ему было двадцать четыре года, он был женат и имел двух сыновей. Мы потом видели фотографии его семейства – он таскал их в непромокаемом пакете в своем вещмешке. Единственной возможностью заработка для него был труд носильщика. Несмотря на большую конкуренцию, ему удавалось находить работу. Он даже участвовал в восхождении на Даулагири с американской экспедицией. Как я уже говорила, он выделялся среди других портеров скромностью, достоинством, сдержанностью и какой-то внутренней культурой. Почему я уделяю столько времени в своем рассказе нашему портеру? Мы провели бок-о-бок с этим человеком пять сложнейших дней – и он здорово помог нам. Не только тащил рюкзаки, но и был нашим гидом, собеседником, настоящим помошником. Я иногда вспоминаю его – человека из другого мира, с другой планеты. Когда мы прощались в Бени, я спросила его: «А как же ты теперь домой?» Он беззаботно махнул рукой: «Подумаешь, всего четыре дня ходу!»
Но я забегаю вперед. Пока что Тул ловко связал наши рюкзаки в один большой куль, забросил эту конструкцию к себе на плечи – и рванул по пыльной дороге с такой скоростью, что мы рты открыли от удивления. Эх, нехорошо, конечно, так эксплуатировать другого человека, но какой все-таки кайф идти налегке, без рюкзака! Тут мы уже и фотографировать стали, и болтать, и подмечать все окрестные красоты. А их было немало. Мы спустились всего до 2800 м, а пейзаж уже изменился. Наконец-то стали попадаться деревья и какие-то кустарники. Тощенькие, жиденькие, все больше похожие на какие-то наши вербы или ивы, но, тем не менее это была растительность. Удивительно, но в Гималаях тоже стояла осень: узкие листочки оптимистично желтели на фоне ярко-синего неба, ну совсем как у нас, дома, в погожий октябрьский день. Второе изумление вызвало то, что перепад высот составил каких-то 200 м, но температура воздуха разительно отличалась от Кагбени: здесь было жарко! Вначале мы сняли с себя ячьи куртки, потом флиски, потом тонкие трикотажные регланы (бедный Тул задолбался распаковывать рюкзаки) – и до конца дня шли просто в майках.
Вот так, веселясь и резвясь, мы дошли до селения с прекрасным названием Марфа (2670 м). Откуда в Гималаях взялась Марфа? Для нас это осталось загадкой. Большой зеленый щит на входе в селение гласил: «Добро пожаловать в яблочную столицу Непала!». Я бы сделала короткую приписку «...и столицу самогоноварения». Но приписка эта вряд ли нужна. Все проходящие через Марфу путники и так знают – здесь в каждом дворе производят самогон. Пардон, бренди. Мы думали, что только из яблок и персиков. Оказалось, что практически из всего: из апельсинов, абрикосов и даже из морковки. Не удивлюсь, если там гонят и «табуретовку» по рецепту Остапа Бендера, но туристам ее не продают, потому как эксклюзив, limited edition :) А может, это именно простая русская женщина Марфа впервые привезла в эти края перегонный аппарат? Короче, много тайн хранят в себе Гималаи. Марфа похожа на Джомсом размерами, домиками, мощенными грубым камнем улицами, но в целом она – поярче и повеселее (оно и понятно, самогон везде). В первой же лавчонке покупаем у древней бабуси пять пузыриков яблочного бренди (пузырики маленькие, по 200 грамм). Берем на сувениры - там одна этикетка чего стоит! Совершенно hand made, как и сам бренди, принт с надписью produced in Marpha, Mustang, Nepal. Цену я сейчас не вспомню, но недорого, нам еще и уступили за опт. И там же покупаем совершенно сказочные по вкусу, огромные красные яблоки. Наверное, самые сочные и экологически чистые яблоки в мире. Кстати, будете в этом районе, - обязательно закажите в любой придорожной кафешке яблочный фреш: это просто фантастика, праздник вкуса! А они такие яблоки на бренди переводят...
Марфа – это как раз полпути из Джомсома в Тукче. Здесь удобно перевести дух, не очень разнообразно, но вкусно покушать, расслабиться. Можно, конечно, и заночевать – мы замечаем, что дела с гестхаузами здесь обстоят получше, чем в Кагбени. Но мы, отобедав, собираемся идти дальше, в Тукче. Наш Тул удивляет меня тем, что на обед съедает всего лишь мисочку лапши в бульоне. Где он силы берет, интересно? За его обед (и за жилье) тоже платим мы, но хозяева кафе и гестхаузов дают скидки на питание и проживание портеров (но и селят их в других комнатах, попроще).
Переход до Тукче (2590 м) показался нам довольно легким, как продолжительная пешеходная прогулка. Практически все время дорога шла по ровной местности. Пейзаж вокруг становился все живописнее. На склонах гор появились густо-зеленые хвойные деревья. Вдоль дороги попадались небольшие буддистские сооружения (в христианских Карпатах такие маленькие придорожные сооружения культа называют «каплычки», то есть часовенки, но такой термин, естественно, неприменим к Гималаям, поэтому даже не знаю, как эти строения назвать), рядом с которыми лежали огромные плоские серые камни. На этих камнях рукой неизвестного мастера были каллиграфически выбиты-выписаны слова мантр. Здесь еще чувствовалось дыхание Тибета, но уже не так сильно, как наверху, в продуваемом всеми ветрами Кагбени.
Сам Тукче оказался небольшим, но довольно древним тибетским селением. В старину это был известный перевалочный пункт, через который возили шерсть и соль. Сейчас шерсть и соль уже не возят, но Тукче по прежнему – весьма известный перевалочный пункт, для всех, кто идет по Джомсом Треку.
Первые несколько лоджей нам не понравились – опрятные, дешевые, но душ и туалет на этаже.
Мы были очень уставшими, но Тул предложил пройти немного дальше – и оказался прав. Мы остановились на ночлег в совершенно изумительном гестхаузе, даже не гестхаузе – а настоящем постоялом дворе. Он так и называется Toukche Guest House. Его дизайн просто поразил нас – потрясающая смесь Дикого Запада и Тибета. Сочетание серых каменных стен и резного темного дерева лестниц и балок, шкуры, рога животных, скромные цветочки в кадках – все вокруг было очень продуманно и красиво.
С улицы постояльцы через массивные, как в замке, двери попадали в квадратный внутренний дворик. Номера располагались в этом дворике в галереях, опоясывающих этажи. Нам предложили подняться на крышу. На крыше были надстроены деревянные мини-будочки. Мы зашли в одну из них – и ахнули. Идеальная чистота, свежее белье, красивые занавески на окнах, и – чудо!!!! Просторная, сверкающая голубым кафелем ванная с горячей водой! Какая награда после трудного дня! Стоил этот маленький рай всего 5 долларов за номер.
Принадлежал этот отель прекрасной женщине, которая приняла нас, как родных.
Эта ночевка в Тукче стала моим самым прекрасным воспоминанием за все 5 дней пути.
Покайфовав под горячим душем, мы спустились к хозяйке и заказали ужин – пиво, момо с картошкой и момо с яблоками. Хозяйка сказала, что может накрыть ужин часам к семи, а нам она предложила пока прогуляться к достопримечательности Тукче - старинной винокурне.
Конечно, мы согласились. Тул присоединился к нам.
Чем дальше мы петляли по мощеным камнем, серым тесным улочкам Тукче, тем сильнее мы ощущали настоящий тибетский дух этого селения. Плоские монгольские лица людей, пестрые флажки на крышах, нигде ни кустика, ни деревца. Солнце быстро садится за горы, и от сумерек, а может от махины нависшей над Тукче горы Нилгири становится все холоднее и холоднее.
Мы приходим на винокурню. У ворот привязан целый караван осликов – повезут они потом местную «огненную воду» по всем Гималаям.
К нашему удивлению, и здесь всем заведует женщина, причем весьма пожилая. Я в очередной раз думаю о том, насколько активную жизненную позицию занимают непальские и тибетские женщины, насколько важную роль они играют в этом обществе.
Хозяйка очень рада гостям. Сердечность, с которой она принимает нас, искренняя, неподдельная, трогает до слез.
Ей далеко за 60. Она давным-давно, еще девчонкой, приехала в эти суровые края из Покхары. «Вы променяли Покхару на Тукче?» - моему удивлению нет предела. «Да», - улыбается тетушка, - «Любовь. Все дело в ней. Вышла замуж за парня из Тукче и переехала сюда. И не жалела, мы хорошо жили. Муж уже умер, сейчас заправляю всем сама».
А заправлять здесь есть чем. Тибетского типа, все с тем же квадратным внутренним двориком дом, выглядит очень ухоженным. Нам показывают комнату с огромным медным перегонным кубом. В соседней комнатке сидит целая бригада совсем юных девчонок и чистит апельсины. Завидев нас с Андреем, они начинают смущенно хихикать. Хозяйка подробно рассказывает нам весь технологический процесс, а потом ведет на дегустацию. Какого только бренди здесь нет! Яблочный, апельсиновый, персиковый и даже морковный. Все предлагается дегустировать с помощью внушительных эмалированных кружек. Возгласы, которыми мы сопровождаем каждый глоток, тешат бабулю, как ребенка. Девчонки побросали свои апельсины и тоже прибежали смотреть, как мы кривимся и фыркаем. Основательно надегустировавшись, покупаем с пяток пузырьков. Не мартель, конечно, и не хенесси, но хенд мейд ин Непал! Эксклюзив! Такого вы больше не найдете нигде!
По возвращении в отель нас уже ждет ужин. Я хочу сесть на балкончике, но хозяйка улыбается: «Замерзнете, давайте я вам в комнате накрою». Но мы настаиваем на балкончике. И через три минуты промерзаем до костей – холодает просто стремительно.
Переходим в предложенную комнату. Назвать ее столовой язык не поворачивается. Внутри – богатое убранство, практически, как в тибетском монастыре. Огромные тибетские иконы-танка, множество красных драпировок, статуэток, шкатулок, подушек, ковров. Здесь тихо и таинственно. И мы здесь одни. Садимся за большой стол, на длинную деревянную скамью. Меня удивляет, что края стола оббиты шерстяным пледом. Через секунду нам становится ясно зачем.
Хозяйка приносит большую сковороду…углей и ставит ее под стол – чтобы нашим ножкам было тепло. Плед не дает теплу от углей уходить слишком быстро, вот такое тибетское ноу-хау.
Надо сказать, что забота о путнике у тибетцев в крови. Мы не чувствовали себя постояльцами в этом отеле, а местная обслуга не прислуживала нам. Нас принимали, как уставших, замерзших и голодных друзей, во всяком случае, у нас было именно такое чувство – теплого и уютного дружеского дома.
Две бутылки пива, выпитые поверх морковного бренди, сделали свое дело. Андрей обнаружил в углу тибетской светелки гитару. Признаюсь, я впервые за 10 лет брака узнала о том, что мой муж играет на гитаре. Вот, что значит сходить вместе в горы! Столько нового друг о друге узнаешь!
Андрей, ни дать ни взять кот Матроскин, сел на лавку, закинул ногу на ногу и перебирая струны запел: «А я все чаще замечаю, что меня как будто кто-то подменил…» Нет, шучу, не это:) Андрюхин репертуар состоял из двух песен: «Во саду ли, в огороде» и почему-то «В лесу прифронтовом».
Этот длинный и прекрасный день мы закончили, глядя с крыши на бархатно-черное гималайское небо. Таких огромных, таких низких, таких ярких звезд в таком несметном количестве я не видела никогда в жизни. Тукче спал, нигде не было ни огонька, лишь справа смутно белела громадина Нилгири.
«Черт возьми, мы сделали это, мы в Гималаях», - подумала я перед сном…и расплакалась. Мне вдруг остро, как в детстве, захотелось домой, к маме, к коту и собаке, в нашу уютную квартиру. Не подумайте, что я разнюнялась, как маленькая, нет. Это не было слабостью. Просто меня очень сильно накрыло осознание того, как крохотен и незначителен человек по сравнению с мощью этих гор, и что его единственной поддержкой в этой жизни является искренняя и сильная любовь его близких. Такая сильная, что ты ощущаешь и чувствуешь ее даже через тысячи километров.
Наверное, именно в эту ночь, со мной и случился пресловутый переворот сознания, о котором говорят все, побывавшие в Непале. В чем он заключался? Да очень просто – я вдруг поняла, что я – очень счастливый человек, счастливый тем, что имею. Поняла, что многие неприятности в моей жизни не стоили моих нервов. И еще я поняла, что есть люди, которых я очень сильно люблю, и которые так же сильно любят меня. Кто-то скажет – что за ерунда, мелочь какая-то, а не переворот сознания. Может быть. Но у меня он был именно таким.
День третий. Тукче – Ларджунг – Калопани – Лете – Газа.
Утром я проснулась не только с обновленным сознанием, но и с совершенно новым телом. В том смысле, что никогда раньше мое тело не терзали такие боли. Мало того, за ночь у меня обнаружилось множество неизвестных мне ранее мышц и связок, которые болели так, что в глазах темнело.
Идти никуда не хочется. Я бы с удовольствием посидела на крыше этого уютного дома, помедитировала на горы, помечтала. Но делать нечего, собираемся, прощаемся с гостеприимной хозяйкой – и в путь. Радует то, что никакого дискомфорта от высоты (а мы сейчас на высоте в 2600 м) мы уже не испытываем.
Изначально мы планировали, что в этот день дойдем до Калопани и там заночуем. Но так как мы двигаемся с некоторым опережением графика, то решаем совершить переход дальше, до Лете и остановиться там.
Все селения на маршруте трека заканчиваются большим указателем – ближайший населенный пункт такой-то, расстояние в километрах такое-то, переход занимает столько-то времени. То есть, ты знаешь, чего тебе ожидать в ближайшее время.
С трудом и с большим скрипом мне удается «расходиться», но все равно, двигаться с такой скоростью, как Тул мы не можем – крепотура мешает, и очень сильно.
Переход от Тукче до Калопани запомнился мне как самый живописный на всем маршруте.
Высота понемногу снижается, и мы попадаем в зону тайги.
По правую руку все еще виднеется пик Тукче (6920 м), а по левую – наша неизменная спутница на протяжении трех дней пути – гора Нилгири (7061 м).
Народу – никого. Мы опять одни в целом мире. Идем по сухому руслу Кали Гандаки, а вокруг зеленеют высоченные ели. Пейзаж вокруг очень напоминает Аляску или Канаду – так как их обычно показывают на канале Discovery. Очень интересно то, что, преодолев всего каких-то 40 км, мы оказываемся как бы совершенно в других горах. Как будто вначале мы были где-то на Памире, а сейчас внезапно попали на Алтай.
Горы по правую руку сменяют одна другую, и вот уже перед нами потрясающий вид на восьмитысячник Даулагири (8187 м). Эффектный снежно-белый пик на фоне бирюзового неба поражает воображение в первую очередь огромным ледопадом. Из рассказов Тула мы узнаем, что Даулагири – довольно коварная для покорения гора, иногда покорители этой вершины гибли целыми экспедициями. Подтверждением слов Тула оказался памятник американской экспедиции, погибшей в 1969 году.
Здесь очень тепло – мы идем в легких брюках и майках. Солнце палит нещадно, и солнцезащитный крем 30+ нимало не помогает – через какие-то полчаса наши носы и щеки начисто сгорают.
Зато нет ветра и надоевшей пыли, а пышные хвойные леса вокруг приятно радуют глаз. Кроме того, дорога почти все время идет по плоской местности – нет ни крутых спусков, ни подъемов. Я просто счастлива – идти легко и приятно, кажется, что я бы так могла шагать целую вечность.
Но наше счастье длилось недолго.
Дорога круто свернула влево, на…подвесной мост над Кали Гандаки.
Я уже говорила о том, что панически боюсь мостов. Это какая-то странная фобия, я даже по широченным пешеходным мостам в Киеве еле хожу. А тут – весьма неустойчивая конструкция из металлических планочек болтается на приличной высоте над бурной, кипящей рекой. Хорошо, хоть какие-то перила есть.
Тул и Андрей перебегают мост довольно резво. Я же не решаюсь даже ступить на него. Стою и смотрю на другую сторону в полном отчаянии.
«Иришка, решайся, - подбадривает меня Андрей, - делать-то нечего».
«Тул, а обойти никак нельзя?» - с надеждой в голосе спрашиваю я.
«Нет», - говорит Тул, - «Разве что в Джомсом обратно возвращаться».
Такая перспектива меня абсолютно не радует и я, закусив губы, делаю первый шаг на мост. Я не смотрю под ноги – под ногами бушует река, я смотрю вперед, на моих спутников и бормочу себе под нос: «Делай шаг. Всего один. Видишь, ничего не произошло. А сейчас еще один – и опять ничего не произошло». Короче говоря, это было не преодоление моста – это было преодоление себя. Забегая наперед, скажу, что после пятого подвесного моста, я уже бегала по этим мостам, как серна, наплевав на высоту и шаткость, а несколько раз даже ухитрялась разминуться посреди скользкого, заляпанного навозом мосточка с караванами ослов.
Вообще, сколько мы своих, личных драконов убили за эти пять дней в Гималаях – и не сосчитать. Этот трек стал своеобразной профилактической процедурой по очистке мозгов от глупостей, а души – от накипи серых будней. Когда мои знакомые сейчас начинают стонать и причитать по поводу депрессий и модного «синдрома хронической усталости», у меня один ответ – берите рюкзак и шуруйте в горы. А через дня четыре мы с вами вернемся к предмету беседы :)
Скажу честно, лично я пролила в горах много слез. Злых слез, слез преодоления себя, потому как впервые за все годы жизни, поняла, что тело нам дано не только для сидения в офисе, а задержка зарплаты на три дня или невозможность купить сто пятую пару обуви – не самая большая трудность и неприятность в этой жизни.
Кроме того, я бы рекомендовала всем парам сходить вдвоем со своей половиной в горы. Это лучший тест на совместимость и на то, кто есть ху. Ну, казалось бы, чего я не знаю о своем муже? 10 лет прожили вместе. Оказалось, что многого не знаю. Мне такие глубины открылись… К счастью, очень приятные :)
Ладно, завязываю с лирикой, возвращаюсь на трек.
Опять-таки, это мое субъективное мнение, но после Калопани самая интересная и приятная часть маршрута для меня закончилась. Как и говорили мне многие бывалые, самая ценная часть большого кольца вокруг Аннапурны – это район Мустанга, то есть Муктинатх, Кагбени, Джомсом, Тукче. Это действительно завораживающие места и действительно настоящие Гималаи.
От Калопани начинаются просто горы. Очень живописные. Но - малогималайские :)
Людей становится все больше, по треку идут целые толпы туристов, диких мест меньше, а поселков больше. Нет, здесь все еще очень красиво и экзотично. Но все-таки то, зачем люди идут именно в Гималаи, лежит на бОльшей высоте.
Сосновый лес за Калопани вообще напомнил мне леса под Киевом.
В Калопани можно хорошо покушать, позвонить домой, отдохнуть, а дальше, в Лете – отметить пермит. Дойдя до Лете, мы решили, что у нас достаточно сил, чтобы продолжить путь дальше, в Газу. Сработала еще и такая мысль – сегодня пройду больше, значит завтра останется пройти меньше.
Повсеместно к нам пристают малолетние попрошайки, которые не вызывают ничего кроме раздражения. Я ненавижу, когда дети попрошайничают, да еще так настырно.
Еще один негативный момент. От самого Калопани вплоть до Бени все Гималаи пропитаны запахом ослиного навоза. То есть, вы днями идете, вдыхая этот запах. Дело в том, что на этом отрезке пути количество ослиных караванов с поклажей превышает все мыслимые пределы. Ослы не только нестерпимо воняют, они еще и здорово тормозят движение. То и дело приходится останавливаться, прижавшись к скале, чтобы пропустить их. А то и вовсе, сидеть на камешке, пережидая бесконечную вереницу грустных осликов. На их шеях звенят колокольчики, караван слышно издалека. Эти колокольчики стали нашим «гималайским будильником». Когда за окном еще темно, а ты во сне услышал колокольчики – значит, пора вставать и отправляться в путь.
Дорога от Калопани до Газы стала самым сложным отрезком пути для меня, несмотря на то, что это – непрерывный спуск. Дело в том, что на протяжении всего спуска приходится идти не по дороге, а прыгать с камня на камень и так – километр за километром. Через некоторое время связки на коленях начинают не выдерживать и адски болеть.
Зона тайги здесь сменяется густым, чуть ли не тропическим лесом. Зелень буйная и очень красивая, ярко цветут пуансетии, а крутые склоны гор то и дело пронизывают серебряные нити водопадов. Водопадов здесь очень много. Фотографируй – не хочу. Короче говоря не лес, а «в гостях у сказки» натуральное.
Часть пути идет по настоящему обрыву, это место даже на карте отмечено, как опасное.
На этом отрезке дороги у Андрея неожиданно открылся страх высоты. Он был очень удивлен – никогда в жизни не боялся, а тут – на тебе. Но там и вправду было от чего испугаться. Хлипкая тропочка под скалой, по другую сторону – заросшая зеленью пропасть, а грунт то и дело ползет из-под ног.
Именно здесь мы вспомнили одного советчика из интернета, который писал, что Джомсом Трек – это маршрут для старых хромоногих пенсионеров. Не знаю, для каких таких пенсионеров, скажу одно – горы самонадеянности не терпят. Да, этот трек вполне комфортен в плане горячего питания, холодного пива и уютной постели. Но, горная дорога – есть горная дорога. И, например, в наших Карпатах или Крыму ничего даже отдаленно похожего по сложности на гималайские тропы нет.
Очень ярким моментом стала наша встреча с огромным лангуром (это такой обезьян, кто не знает). Мы уже отупели от долгой дороги и усталости, едва передвигали ноги – и тут такой сюрприз. Повернули вслед за петлей дороги за большой валун, а там сидит огромный, с хорошую овчарку, пушистый красавец нежно кремового цвета и с темной, словно выпачканной шоколадом, мордой. Мы даже фотоаппараты не успели достать. Лангур свистнул и в мгновение ока исчез в густых кронах леса около дороги. Оказалось, что там этих лангуров - целая колония. Обезьяны подняли крик и шум, прыгая по деревьям вслед за нами.
Мы вошли в Газу чуть ли не в сумерках. Готовы были бросить наши полумертвые тела не то, что в первом попавшемся лодже, а прямо на обочине.
Но тут неожиданно проявил настойчивость наш Тул. «Пойдемте дальше, я знаю очень хороший лодж», - сказал он.
«Смотри, приведешь в какую-то дыру – ноги поотрываем», - по-русски ответили мы.
Пришлось тащиться за Тулом еще с полкилометра. Лодж оказался за Газой. По дороге мы посылали в спину резво бегущему Тулу разные страшные ругательства, потому как уже валились с ног (это не метафора – действительно валились).
Но Тул не подвел. Лодж оказался великолепен. Новый, каменный, идеально чистый дом. Нам предложили большую комнату с огромной ванной. В ванной была горячая вода, а дополнительные одеяла принесли по первому же требованию. За постой просили стандартные пять долларов.
После горячего душа я по доброй гималайской традиции принялась лить слезы. Андрей утешал меня неразбавленным джином, сырокопченой колбаской и хлебом, еще киевским, нашим.
На этот раз мои слезы относились к тому, что оказывается это очень страшно – полагаться только на себя. Нет, конечно, в нашей ежедневной жизни мы все очень самостоятельные. Но настоящий экзамен эта наша самостоятельность терпит только перед лицом могущественных и равнодушных гор. Ты – и горы. Один на один. Опция только одна – идти вперед. Несмотря на боль в спине и ногах, и усталость, и отсутствие сил. Не хочешь идти – сиди и скучай. Никто не пришлет за тобой такси, и волшебник в голубом вертолете за тобой не прилетит. Так что, вставай и иди.
Идти сегодня больше никуда не надо было, так что я взяла себя в руки, и мы вышли на улицу, подышать воздухом перед ужином.
Гестхауз наш, как я уже говорила, одиноко стоял за поселком – домик посреди высоченных гор, на дне зеленого ущелья, у водопада.
На крылечке наш Тул болтал с еще одним портером. Мы предложили им джина и бутербродов с колбасой. Киевская колбаса портерам очень понравилась.
И тут – чудо! – мы услышали русскую речь. Оказывается, в этом гестхаузе было всего две группы постояльцев – мы и четверо ребят из России.
Поздоровались, перебрались в ресторан.
Это знакомство оказалось одним из самых наших приятных знакомств в Непале.
Группа русских состояла из двух симпатичных пар – пара помоложе, Алексей и его жена Саша, и пара постарше – Иван и Галина.
В ходе беседы и ужина выяснилось, что Алексей – настоящий знаток Непала и великолепный рассказчик. Он был в Непале в семнадцатый раз. Мы слушали его, раскрыв рты. Ребята только что вернулись с Тибета и, в общей сложности путешествовали уже двадцать первый день.
Мы проболтали больше двух часов. Иван окрестил это мероприятие «КВН Москва-Киев».
Больше всего меня в тот момент удивило то, что Алексей идет по этому треку в третий раз.
«Да?» - моему изумлению не было предела, - «Я бы сюда в жизни не вернулась»
Он только засмеялся в ответ. Потому как знал наверняка, как я захочу обратно, когда пройдут усталость и боль в теле.
«А что вам больше всего нравится в Непале?» - спросили мы.
«Читван», - ответила Саша, - «Это удивительное место! Там тебя окружают такой заботой! Вы ведь поедете в Читван? Вот посмотрите, вам тоже понравится!»
Иван слушал все это, сидя в углу с крайне недовольным видом. Оказалось, что он переживает приблизительно те же самые чувства, что и я – его уже до чертиков достали и эти горы, и эти пыльные дороги, и все окрестные красоты, и он хочет одного – покоя и домой.
Когда друзья Ивана сдали нам эти его чувства, Иван засмеялся и сказал, что уже 21 день он говорит своим гиперактивным и жизнерадостным попутчикам одно и то же: «Туристы, {censored}, куда вы меня тащите!!!», переиначив бородатый анекдот про цирк.
Эта компания и эта встреча здорово подняли нам настроение. И, наверное, не в последнюю очередь благодаря рассказам наших случайных знакомых, мы в тот вечер приняли решение о том, что обязательно съездим на Тибет.
Третий, самый длинный и самый сложный день нашего трека был окончен.
Гималайские каникулы. Непал. Часть 1
Гималайские каникулы. Непал. Часть 2
Гималайские каникулы. Непал. Часть 4
Гималайские каникулы. Непал. Часть 5
День первый. Перелет Покхара-Джомсом. Переход Джомсом-Кагбени. Ночевка в Кагбени.
Весь вечер накануне мы посвятили сборам. Докупили всяких жизненно необходимых вещей, вроде носков из ячьей шерсти. Спальники решили не покупать. Собрали в рюкзаки вещей на шесть дней. Лишнее оставили в отеле у братьев. Но рюкзаки все равно получились увесистые. Я здорово нервничала и все думала, удастся нам осуществить задуманное или нет. В последний раз перед походом насладились благами цивилизации в виде горячей воды и вкусного ужина и улеглись пораньше.
Наш самолет улетал в 7 утра. Братья встали с нами ни свет ни заря, проводили до такси, пожали нам руки. «Я вас очень прошу, - сказал на прощание Ашок, - у вас есть наши телефоны. Если не дай бог что-то случиться, немедленно звоните нам. Мы придумаем, как вам помочь».
Мы приехали в аэропорт, когда его ворота еще были закрыты. Да-да, именно ворота – летное поле в Покхаре запирается на большие старомодные ворота. У ворот сидела стайка туристов с огромными рюкзаками – ребята тоже, очевидно, собирались на треккинг. Я почему-то думала, что нас прямо от ворот проводят в самолет. Ничего подобного, Непал – страна цивилизованная. Поэтому даже на внутренних перелетах – все как положено. Регистрация, проверка багажа и...обязательная уплата аэропортового сбора при вылете. Подозреваю, что вся эта «пыль в глаза» с регистрацией затеяна только ради получения заветных рупий сбора. Долго и нудно беседуем с сонным таможенником: «У вас ножи есть?» - спрашивает он. «Конечно, есть, чувак, мы ведь в горы идем». Таможенник бросает тоскливый взгляд на наши рюкзаки, ему явно неохота их проверять: «Окей, проходите». «А можно рюкзаки взять с собой?» - «Нет, в багаж». То, что в двадцатиместном самолетике, на коем нам предстоит лететь, есть багажное отделение для нас является настоящим откровением. Проходим в зал ожидания. За распахнутым окном – ярко-розовый, прозрачный рассвет над синими Гималаями. Красота такая, что полотна Рериха отдыхают. Хотим сфотографировать – но нельзя, в здании аэропорта фотографировать запрещено, о чем нам очень строго говорит молодой человек в военной форме. Коротаем время в беседе с приятной молодой женщиной-непали. Она сама подошла к нам и обратилась на русском языке. Оказывается, училась в Москве в строительном институте, сейчас летит в какой-то затерянный в горах городишко проектировать школу. «Вы не знаете, - доверительно спрашивает она, - этим самолетом очень страшно лететь?» Вот это да! Уж если местные боятся, то что про нас говорить. Невольно вспоминаю слова нашего друга Юры, выпускника Института гражданской авиации и большого юмориста: «Не переживайте, на маленьком самолетике лучше падать, у него планирующая способность выше». У нас с Андреем начинается настоящее нервное хихиканье. Страх перед полетом у каждого нормального человека в крови, а уж перед полетом на таком крохотном, на вид картонном, летательном аппарате – что и говорить. Но мы ведь путешественники, надо и это попробовать. И вот момент посадки на борт. На поле фотографировать тоже нельзя, но отказать себе в удовольствии попозировать перед малюткой «Дорнье» (а именно так зовется наш самолет) мы не можем – если выживем, то потом будем хвастаться снимками перед друзьями Нервное хихиканье сменяется настоящим смехом: когда, скрючившись в три погибели, мы залазим в самолетик, нас встречает улыбающаяся стюардесса в форме, которая выдает нам конфетки и...вату в уши. Вот это сервис! Из салона хорошо видна кабина экипажа – там сидят вполне солидные дядьки в форменных кожанных куртках, наши пилоты. Их двое. Все лучше, чем один. Пассажиры рассаживаются, все черезчур оживленно шутят и веселятся, короче говоря – страшно всем, это видно невооруженным глазом. Ну что, вату в уши, и – от винта!
Да, не боинг, и даже не «тушка», все воздушные ямы наши, трясет, как в «запорожце», но что за красоты открываются нашим глазам! Можно забыть обо всем, даже о собственном страхе, даже о том, что желудок стоит где-то в горле. Самолетик уверенно набирает высоту и вот уже летит прямо возле ледяной стены восьмитысячника Нилгири. Гималаи невероятно, завораживающе, волнующе прекрасны. Наверное, это и есть самое совершенное творение природы – холодные, равнодушные и вместе с тем притягательные, как магнит, самые высокие горы планеты, Top of the World. И ты – дрожащий от предвкушения и вострога маленький человечек в крохотном самолетике. В голове – полное осутствие мыслей, и вместе с тем – мандраж: «Смогу ли я? Получится ли у меня? Что впереди?».
Пятнадцать минут адреналина и абсолютного счастья пролетают практически незаметно. «Дорнье» почти касается крылышками верхушек каких-то хвойных деревьев и заходит на посадку в серое, темное, мрачное ущелье с игрушечными коробочками домишек. Джомсом. Подождите, а где взлетно-посадочная полоса? Вот этот клочок бетона? Это невозможно, тут нереально приземлиться...Зажмуриваюсь, вцепившись в кресло. Несильный толчок...Уффф, сели.
Пошатываясь, выходим из самолета, счастливые и гордые, как первый космонавт Земли.
Я искренне завидую тем, кому только предстоит впервые в жизни прилететь в Гималаи, таким же ранним и морозным утром, каким прилетели мы. Потому что им только предстоит ощутить этот невероятный свежий, кристально чистый, обжигающе-холодный воздух и увидеть то, что забыть невозможно: ущелье настолько глубокое, что рассветные солнечные лучи еще не проникли сюда, красок вокруг нет – все ровно-серое, деревьев нет, звуков...тоже нет, и над всем этим наливается розовым ледяная махина восьмитысячника Нилгири. Не знаю, будут ли ощущения от встречи с Гималаями такими же сильными во второй, третий, четвертый раз (уверена, новые встречи у нас впереди), но этот первый момент...Настоящее откровение. Нас заставляет прийти в себя и подобрать упавшие на бетон челюсти только пронизывающий холод.
Вбегаем в здание аэропорта (слишком громкое название для крохотного сарайчика), находим в горе багажа свои рюкзаки и начинаем доставать теплые вещи. По наивности мы прилетели в Джомсом в одних флисках – ведь в Покхаре было +25. Здесь же едва ли больше +3.
Натянув на себя ячьи свитера, ячьи куртки и шапки, понимаем, что превратились в двух гигантских матрешек и едва ли можем шевелиться. Не беда. Зато тепло.
Выбраться из аэропорта на улицу задача не из простых. Нас буквально сбивает с ног толпа портеров (носильщиков) и гидов. Все наперебой предлагают свои услуги, согласны идти с нами на край света, куда угодно, только возьмите. Мы презрительно отфыркиваемся от предложений. Вот еще! Мы что, не путешественники? Позволить кому-то таскать за тобой рюкзак по горам? Нет, это для неженок! Тем более весят наши рюкзаки всего ничего – 10 кг мой и 15 кг Андрея. Мы еше не знаем, как мы наивны и как самонадеянны! Ничего, все впереди, горы все расставляют на свои места...
«Ну что, куда теперь?» – спрашивает Андрей. Мы стоим на мощенной камнем улице Джомсома (2710 м). Господи, хотя какая улица и что такое этот Джомсом? Сотни две низеньких домишек из грубого камня с плотно закрытыми деревянными ставнями. Домишки жмутся друг к другу, пыльные, серые и неприглядные, нигде ни кустика, ни деревца, лишь огромные ледяные вершины – Нилгири и Даулагири нависают с двух сторон, да шумит сизая, холодная, бурная река Кали Гандаки. Готовые декорации к новому голливудскому фильму «Земля после атомной войны» или что-то в этом роде.
Наша цель на сегодня – селение с названием Кагбени (2800 м). Обычно, прилетающие в Джомсом треккеры сразу идут на традиционный маршрут «Джомсом трек» или «Полукруг Аннапурны», то есть сразу поворачивают вниз, по направлению к поселку Марфа (прекрасное русское название). Так то обычные треккеры. «Крутые путешественники» (читай – крутые чайники) решили пойти наоборот, то есть в обратную от Марфы сторону, в Кагбени.
«Подумаешь, всего 10 км, так, для разминки» - сказала я, надевая на плечи рюкзак. Можно подумать, что я хоть раз в жизни ходила на эти 10 км.
Почему мы решили идти в Кагбени? Хотелось подобраться поближе к Тибету, а Кагбени как раз и есть настоящее тибетское поселение с настоящим старинным тибетским монастырем. Китай так прессует несчастный Тибет, что в Непале сейчас, наверное, больше тибетцев, чем в географическом Тибете. Кагбени находится всего в 70 км от Тибета (но каких 70 км – одни горы!), кроме того, это один из центров провинции Мустанг, или если говорить более поэтично – запретного королевства Мустанг, таинственного края, в некоторые уголки которого до сих пор заказан вход чужестранцам. Ну как можно было не сходить туда, особенно находясь в каких-то 10 км от Кагбени? Кроме того, в тибетском монастыре мне предстояло выполнить одно поручение, вернее важную миссию, но об этом позже.
Древний, как сами Гималаи, дедуся с плоским монгольским лицом на мой вопрос о дороге на Кагбени машет рукой куда-то в сторону. Заходим в полицейский участок, где регистрируем свои пермиты и расписываемся в журнале. Хорошее это дело, пермиты и их регистрация, - и статистика ведется, и деньги в казну, и где твой холодный трупик в случае чего искать подскажут. Не так как у нас в Карпатах – ушел в горы и через три года вышел. На стене участка висит занятная таблица – туда вносят данные о туристах из разных стран, отметившихся на этом маршруте. Украины в списке я не наблюдаю. Полицейский подтверждает, что выбранное нами направление – правильное, и мы обязательно прийдем в Кагбени.
Ну вот, собственно, отсюда и начинается самое интересное.
«Мы не заблудимся?» - осторожно интересуется Андрей. На улицах Джомсома – ни души, городишко словно вымер.
«Да как тут заблудишься!» - бодро говорю я. « В интернете писали, что заблудиться невозможно – встал на дорогу, и иди себе от села к селу».
Туристов не наблюдается тоже, все ушли в другую сторону. Единственным живым существом, встреченным нами на пути, стал совершенно прелестный тибетский терьер, прогуливающийся на мосту через Кали Гандаки. Вид тибетского терьера (таки Тибет рядом!) придает нам оптимизма, мы минуем Джомсом и выходим в долину реки, вернее широкое и глубокое ущелье между горами.
Вот здесь я впервые и поняла, что такое Гималаи. Одно дело видеть их по телевизору, читать о них книги и статьи в журналах, слушать рассказы бывалых, смотреть разные голливудские красивости, вроде «К-2», или французские жанровые фильмы, вроде «Гималаев». И совсем другое ранним утром выйти в самое глубокое в мире ущелье, по которому катится свирепая Кали-Гандаки, катившая свои воды здесь еще до появления Гималаев...Я не была на Алтае, не была на Кавказе и в Альпах. Возможно, если бы была, то открывшийся вид не ошеломил меня настолько. Хотя, Андрей бывал на Памире, ближайшем родственнике Гималаев, но обалдел не меньше моего. Только представьте, ты родился и вырос в огромном мегаполисе, до пяти лет был уверен, что молоко добывают в продуктовом магазине, никогда не ночевал в палатке, работаешь в шумном офисе и в переполненном метро чувствуешь себя гораздо комфортнее и безопаснее, чем в лесу, а тут...Стоишь один-одинешенек на краю серо-коричневой каменной пустыни, жмуришься от нереально фиолетового гималайского неба, высота дает о себе знать пульсацией в висках, и ты отчетливо понимаешь, что, несмотря на все свои знания, мобильные телефоны, цифровые камеры, компьютеры и баночное пиво, ничем, абсолютно ничем не отличаешься от какого-то человека каменного века, потому как по-прежнему крохотен, никчемен и одинок перед лицом природы, и надеятся в этом мире ты можешь только на себя. Если хочешь проверить сможешь ли выстоять, что-то доказать, вперед, милости просим на трек.
Первые минут сорок мы шли совершенно одни, оглушенные абсолютной тишиной. Шли и подбадривали сами себя – совсем это не сложно, и не страшно, и рюкзаки не такие уж и тяжелые, и вообще, сплошной fun. Организм, правда, был настроен вовсе не так оптимистично. Я чувствовала, что мое давление и сердце отказываются принимать новые условия обитания – вроде и высота не бог весть какая, 3000 м, но не бывала я раньше на таких высотах, вот и иду сейчас с ухающим молотом в горле и колокольчиками в висках, но Андрею признаться боюсь, потому как путешественник должен быть сильным.
Мы идем дорогой вдоль сухого ложа реки. Очевидно, в сезон муссонов Кали-Гандаки заполняет всю долину полностью, сейчас же она разбилась на множество мелких ручьев, поэтому можно идти и внизу, по гальке, но мы упрямо прем по дороге, потому как «дорога путника умней». Умная дорога резко сворачивает вверх, в горы. Ну и мы карабкаемся за ней. Рюкзаки весят уже не меньше тонны. Вскарабкиваемся довольно высоко, сверху вся долина – как на ладони. Видим первый караван – далеко внизу идут, звеня упряжью, наряженные ослики и низкорослые тибетские лошадки.
«Странно», - говорит Андрей. – «Караван идет не по дороге. Может, и нам надо было просто идти руслом реки?». Сверяемся с картой. Да нет, все верно, вот дорога, а вот река. Упрямо пилим по дороге. И...упираемся в глубокую, заросшую какими-то колючками и усыпанную камнями расщелину. Все. Пришли. Дорога закончилась.
Минут двадцать мы с бараньим упорством пытаемся понять, как такое может быть. Ведь была дорога. И пропала. Должен же быть какой-то выход? Вариант спуститься в расщелину отметаем сразу. Спуститься-то, может, и спустимся, но если из нее нет нижнего выхода, то наверх уже не заберемся никогда. Спуститься вниз, к реке, тоже не представляется возможным, потому как склон каменистый и практически отвесный. Остается последний, самый противный вариант – возвращаться. Итак, мы потеряли полтора часа времени, дали круг в пять километров и...растратили слишком много сил и эмоций. Прекрасное начало похода.
Почти на выходе с нашей распрекрасной «дороги в никуда» встречаем группу молодых американцев, очевидно, тоже поверивших карте и решивших идти по дороге, а не по руслу реки. Американцев ведет заросший бородой по самые глаза тип, похожий на гитариста Linkin Park Брэда Дэлсона. Причем, «Брэд Дэлсон» так уверен в правильности выбранного им маршрута, что даже не останавливается поздороваться с нами. Приходится самим остановить его и разочаровать. Выслушав целую бурю : “oh, no…f*cking sh*t” и прочего, вместе с американцами возвращаемся в долину. Им пришлось проделать всего лишь лишний километр, а нам целых пять, вот это настоящий f*cking sh*t.
Спускаемся к реке мы тоже не совсем удачно. Для того, чтобы выйти на галечную тропку посреди долины, надо преодолеть препятствие в виде одного из русел реки. Мне жалко мочить ботинки (!) и, не придумав ничего умнее, я раззуваюсь и перехожу реку в брод. Глубина где-то по-щиколотку, но температура воды!!! Я думала, что мои бедные ноги там и останутся, в этой арктической воде. Андрей следует моему примеру.
Сидим на камешках, сохнем, солнце начинает припекать, поэтому приходится снимать все ячье обмундирование и прятать его обратно в рюкзаки.
Долина постепенно наполняется жизнью – по ней начинают сновать лошадки, караваны, локалы и десятки туристов. Черти, где же вы раньше были, пока мы одни-одинешеньки блудили на дурацкой дороге!
Сейчас, анализируя этот путь из Джомсома в Кагбени, я понимаю, что он был не таким уж и сложным, во всяком случае – технически, минимум спусков и подъемов, прямая и ровная дорога на большинстве участков пути. Но мы на нем чуть не умерли, причем оба и сразу. Что было виной? Перелет, волнение, адаптация на высоте, голод, неподготовленность? Не знаю, но когда до Кагбени оставалось не более двух километров, мы передвигались со скоростью и темпераментом двух живых трупов. Нам не хотелось уже ни фотографировать, ни восхищаться красотами, ничего...К моему огромному ужасу, я увидела огромный подвесной мост. Надо сказать, что я вообще панически боюсь мостов, а подвесных – и подавно. Веселые, бодрые и загоревшие туристы, которые шли нам навстречу (они уже были не первый день на высоте, потому и чувствовали себя так замечательно), кричали нам Hi и Hello, мы вяло здоровались в ответ. И тут мимо прошел портер, бросивший hello, а идущий за ним оживленный, улыбающийся, бодренький парень в ковбойской шляпе сказал: «Привет!» «Привет!» - простонали мы. Парень оказался одесситом, совершающим полный Аннапурна Круг. Он был несказанно рад увидеть соотечественников, хотел поболтать, но мы лишь что-то невнятно мычали, прижавшись к скале. «Ребята, а чего вы без носильщика? – спросил он, - Я вообще-то против эксплуатации и все такое, но так классно ходить с носильщиком!» «Мы хотим сами...» - выдавила я. «Зря, - сказал одессит, - Ну дайте я вас хоть сфотографирую». Страшно подумать, что за морды остались на пленке у этого веселого путешественника.
Одессит заверил нас, что по мосту идти не надо будет, и долгожданный Кагбени находится буквально сразу за поворотом. Так и оказалось.
Мы ввалились в первый же гест хауз, или как их здесь называют – lodge. Он назывался простенько и со вкусом – «Тибет». Деревянный домик, внутри почему-то очень похожий на ковбойский салун, какими их обычно изображают в вестернах. Юная девушка совершенно монголоидного типа показала нам комнату – жутковатое помещение с двумя грубо сколоченными кроватями и ванной. Запиралось это чудо на задвижку снаружи (!) и стоило 2 доллара за всю комнату. Я выглянула в окошко. Напротив стоял еще один гестхауз с гордым названием Hilton. Проверять комнаты в филиале Хилтона не было ни сил, ни желания, и мы решили остаться здесь.
15-километровый переход занял у нас почти пять часов. Ужасный результат. Мы не могли ни шевелиться, ни разговаривать. Сбросили рюкзаки, ботинки, совершенно промокшую от пота одежду и рухнули на кровати. Я, обычно такая брезгливая, даже не глянула на чистоту простыни и укрылась серым тюфяком без пододеяльника – в комнате было холодно. В придачу ко всему, наши лица кошмарно обгорели, и сейчас носы выглядели и чувствовали себя так, словно их подержали в микроволновке. «Ну вот, - думала я, - кто-то сейчас греет пузик на солнышке в Египте, кто-то делает тайский массаж в Бангкоке, кто-то ныряет на Мальдивах, а ты лежишь в кошмарной комнатенке in the middle of nowhere, умирающая от голода, усталости и сердцебиения, и называешь это отпуском».
Но ведь нам еще надо было сходить в монастырь, обязательно надо было, иначе, зачем мы перлись в этот Кагбени? Андрей смастерил бутербродики из привезенного еще из Киева ржаного хлеба и бастурмы, влил в меня рюмочку неразбавленного джина, заставил проглотить еду – и мы засобирались в путь. Помимо фотоаппарата и камеры мы прихватили с собой целую торбу весьма странных вещей. Чего там только не было в этой торбе – разнокалиберные разрозненные носочки, гольфики, шарфик, шнурок от мобильного телефона, перчатка, игрушечный медвежонок, детский купальник, платки, бусы, заколки, полупустой тюбик от туши...Все эти вещи принадлежали моим родственникам, друзьям и коллегам из Киева, а также их детям, друзьям, знакомым и родственникам. Они приносили мне их целый месяц. Зачем? Чтобы я оставила эти бебехи в настоящем тибетском монастыре «на счастье». Якобы есть такое поверье: оставишь их в специальном месте на Тибете – такое счастье нападет, что не отобъешься (забегая наперед скажу – наверное, да. Боюсь сглазить). Как человек исключительно ответственный, я не могла позволить себе просто сложить все это под ближайшим кустом, ведь как учит Далай Лама: «Все хотят быть счастливыми и не хотят страдать». Размышления о том, до чего суеверны продвинутые сотрудники киевских офисов, я гнала прочь
Снаружи нас ждал настоящий сюрприз. Оказывается, в этих местах, в долине Кали Гандаки, можно беспрепятственно передвигаться только до полудня. После полудня здесь начинается перманентный и очень сильный ветер, который мало того, что залепляет лицо песком и пылью, так еще и создает некоторые проблемы при передвижении. Как и положено в плохих книгах, всю дорогу до монастыря этот проклятый ветер фигачил нам в лицо.
Наш гестхауз все-таки находился не в самом Кагбени, а в так называемом Старом Кагбени, километрах в двух от основного поселения. Преодолевали мы эти два километра крайне тяжело, но до чего же интересно было глазеть вокруг! То и дело нас обгоняли всадники на низкорослых лошадках, внизу шумела и ревела река, по камням бродили, что-то выискивая (непонятно, правда, что) козы, а в стороне, на террасах были устроены небольшие огороды. Оставалось только подивиться, как в таком суровом климате, на этих камнях, под постоянным ветром, люди еще ухитряются что-то выращивать. А над всем этим, вдаль, убегали заснеженные вершины гор. Глазу человека, выросшего в средней полосе, в этих краях чертовски не хватает привычной зелени. Здесь присутствуют только три цвета: пронзительно-синий – неба, ослепительно-белый – снежных вершин и мазаных домиков, серый – всего остального. Фотографии получаются изумительные, словно наполненные солнцем и прозрачным воздухом, но так не хватает зеленого...
Кагбени – это действительно Тибет, причем такой, каким его представляет себе европеец. Низенькие каменные домишки с тяжелыми глухими ставнями – тепло надо экономить, большой дом тяжело протопить; на ветру полощатся разноцветные флажки с мантрами; лица у людей плоские, монгольские, обветренные, довольно дикие – жители этих краев совершенно не похожи на картинно-красивых жителей Катманду; невероятно чумазые, перепачканные соплями детишки с узкими китайскими глазами норовят заглянуть в объектив камеры и клянчат конфеты; и –горы, горы, горы, ветер и перевернутая синяя миска огромного неба. В быстром горном ручье женщины полощут белье. Переходим через мостик – вот и он, тибетский монастырь.
Путешествуя по Юго-Восточной Азии, мы посетили множество буддийских храмов. Но в ЮВА одна ветвь буддизма, а на Тибете – совершенно другая. Разница заметна абсолютно во всем, начиная от довольно скромной архитектуры храма – ни позолоты, ни мозаики, ни драконов – лишь строгие, аскетичные стены карминно-красного цвета и разноцветные флажки с мантрами. Монастырь в Кагбени старинный, датируемый 13 веком, но небольшой. К нашему огромному удивлению, двери храма заперты на огромный железный крючок. И никого поблизости. Недолго скучаем на стульчиках во дворе – и вскоре к нам приходит самый настоящий тибетский монах. В отличии от христианских служителей культа, буддийские священники совершенно не пафосны и не напыщены, наоборот, они всегда открыты, приветливы и дружелюбны. Не является исключением и этот монах. Он берет с нас денежку, выдает в обмен желтые входные билеты (круто, да? Входные билеты в тибетский монастырь. Да мне за такое никаких денег не жаль!) и отпирает храм. Предупреждает нас о том, что фотографировать и снимать на видео запрещено – и уходит. Может, из деликатности – глазейте себе, дорогие туристы, сколько влезет, не стесняйтесь. А может, у него просто другие дела были, поважнее, не знаю.
Как описать этот храм поточнее? Короче, внутри он похож на декорации к «Золотому ребенку», «Индиане Джонсу» и «Семь лет в Тибете» одновременно. Никакого пафоса, никакой помпезности – и вместе с тем тебя невольно охватывает настоящий трепет. Краски приглушенные – все темно-зеленое и темно-бордовое, свет падает откуда-то сверху, царит полумрак, но на стенах – огромные, яркие, тщательно выписаные тибетские иконы-танка – и именно они создают ощущение нарядности и богатства. Мы, как зачарованные, бродим одни-оденешеньки, разглядывая какие-то сундуки, шкатулки, ковры, подсвечники. Мне до сих пор непонятно, что конкретно создавало атмосферу невероятной тайны в этом монастыре, но именно это – мистическое чувство тайны – было тем главным, что я вынесла из храма. На втором этаже мы находим вещь, ради которой нарушаем запрет монаха и все-таки (да простит нас великий Будда!) включаем видеокамеру – огромное изображение колеса Сансары. Я впервые видела его – такое красивое и такое пугающее одновременно. Почему-то весь уклад мироздания сразу показался очень стройным, понятным и справедливым, захотелось быть хорошей и не портить свою карму до такой степени, чтобы в следующей жизни переродиться голодным привидением – эти бедные создания были изображены так реалистично и так тоскливо, что даже злейшему врагу я бы не пожелала такого перерождения. Рядом с колесом Сансары был приколот листик, где на хорошем английском в доступной форме был подробно описан весь смысл изображенного. Мы глазели на Сансару, а за тонкой деревянной стеной монтонно и тихо читал мантры тибетский монах – не тот, который нас впустил, а другой, который, оказывается, был заперт внутри храма. Андрей заглянул к нему, а я застеснялась: впервые в жизни у меня было четкое ощущение того, что человек действительно общается с богом, не ради какого-то культа, не ради звонкой монеты, не ради красивого обряда – а просто общается. И я не хотела ему мешать. Но любопытство взяло верх – я, конечно, заглянула. Монах не обратил на нас никакого внимания, а мы, походив по храму еще немного, вышли наружу, на сбивающий с ног ветер, под показавшееся особенно ярким после зеленой темноты гималайское небо. Обошли храм три раза по часовой стрелке, покрутили молитвенные барабаны. Все было прекрасно – за исключением того, что я понятия не имела, где оставлять мешок вещей «на счастье». Не к барабанам же носочки моих киевских подруг привязывать! Пришлось идти с мешком назад.
Ветер к этому моменту стоял уже такой, что мы двигались, как в аэродинамической трубе. До нашего гест-хауза я дошла в полубессознательном состоянии. Наверное, многие будут удивлены, но у нас практически нет фотографий из Кагбени – у меня просто не было никаких сил их делать.
Обедать решаем в нашем же месте ночлега. Собственно, других опций немного – разве что Хилтон через дорогу
Первый обед в Гималаях. В меню – различные вариации на тему картошки, яиц, муки и яблок. О мясе можно забыть. Зато есть пиво! Заказываем какие-то загадочные Swiss Rostie with Eggs и пельмени мо-мо с яблоками. Такой обед обходится нам в шесть долларов. Кроме нас в столовой (в смысле – не в столовке, а в комнате для еды) – никогошеньки. Обслуживала нас девочка лет десяти, с милым монголоидным личиком, со скудным английским, но очень славная и улыбчивая. Скоро выяснилось, что эти самые «рости» - это блин из картошки с яичницей сверху. После такого дня – настоящая пища богов. Когда я попросила у девочки кетчуп, она смешалась и не поняла, чего я хочу. И тут выяснилось, что в нашей комнате есть еще один персонаж – из угла нарисовался молчаливый тинейджер лет шестнадцати. На вид – настоящий индеец, просто Гойко Митич в молодости Он притащил нам соус чили – и ушел на кухню. Еда оказалось очень вкусной, за окном вечерело, жизнь налаживалась. Листая меню, на последней странице я увидела очень интересный пункт: «Лошади». Не в смысле – «барбекю из лошадей на вертеле». А в смысле, что в нашем «Тибете» можно взять напрокат лошадей, чтобы доехать до Джомсома. Сказать, что я взволновалась – не сказать ничего. Я очень люблю лошадей. И очень боюсь лошадей. Не смотря на это, я пытаюсь влезть на лошадь и покататься (если кто-то ведет за поводья, конечно) при любом удобном случае. Случаев этих в моей жизни было негусто – пять или шесть. Мысль о том, что можно вернуться в Джомсом на настоящей лошади, привела меня в состояние восторга и сладкого ужаса одновременно. И я стала нависать с этой идеей над Андреем. В ходе переговоров выяснились неизвестные страницы из жизни моего мужа – он, оказывается, ни разу в жизни не сидел на лошади. Тут я вообще почувствовала себя крутым джигитом, фыркнула: «Да это ж раз плюнуть!» - и побежала на кухню, договариваться.
Чистая кухня в типичном тибетском доме. В углу печь, девушка постарше моет посуду, наша юная официантка застенчиво улыбается рядом. А я вышагиваю по кухне туда-сюда – рядом с тибетцами я выгляжу просто настоящим Гулливером, ну и высота потолков у них соответствующая, мне до макушки – и веду переговоры о лошадях с «молодым Гойко Митичем». Он отнекивается, говорит, что лошадей нет, я же настойчиво тычу ему в бронзовое лицо меню. Выясняется, что лошади есть, но далеко. Короче, продолжается эта тягомотина минут пятнадцать. Парень держится с большим достоинством и с какой-то приятной независимостью, я чувствую, что с лошадьми действительно туго, он не врет, но ведь так хочется! На лошадях! Через Гималаи! Это ж все миклухи-маклаи и пржевальские-тяньшаньские от зависти второй раз умрут! Наконец, мальчишка сдается: «Будут вам лошади. В шесть утра. Целых три штуки. Для вас, для супруга вашего, и для рюкзаков. А я сопровождающим вашим буду». Еще минут пять торгуемся о цене. Сошлись на тридцати долларах за все. Дорого, конечно, для этой деревушки – так вообще целое состояние, но что делать? За возможность побыть Тяньшаньским не жалко, да и парень очень симпатичный. И только после всего этого я решаюсь спросить: «А лошади смирные? Мы совсем без опыта верховой езды...и вообще, может это опасно?» Вся юная троица радостно улыбается: «Смирные! Не страшно совсем! Не переживайте!»
На часах – четыре часа дня. За окнами – совсем темно. Единственный досуг – пойти в свою комнату, лечь под пыльный тюфяк без пододеяльника и заснуть. Только на кровати понимаю, как же я смертельно устала. Организм все еще пытается привыкнуть к высоте. Но даже в положении лежа ему, бедному, очень тяжело – кровь ухает в висках, а сердце по-прежнему колотится в горле. Горячей воды в номере, естественно, нет. А холодная...ну она очень холодная, такое впечатление, что кран напрямик соединен с рекой Кали Гандаки.
Поэтому, прямо с покрытым песком лицами валимся мешками на кровати – и вырубаемся. В половине пятого вечера, до самого утра.
День второй. Переход на лошадях Кагбени-Джомсом. Пеший переход Джомсом-Марфа-Тукче. Ночевка в Тукче.
Раннее утро на высоте 3000 м. Гималаи еще серые, небо – серое, лужицы на дороге за ночь затянулись сереньким льдом. Воздух такой, что его, кажется, можно нарезать ножом. Мы сидим на серой каменной лавке под гестхаузом и нервно хихикаем. Второе утро подряд начинается с нервного хихиканья и приятного, щекотливого страха, бурлящего в крови. Вчера мы нервничали перед самолетиком, сегодня – перед поездкой на лошадках. Почему-то сразу решаем, что график всего нашего похода будет таким: выходить без завтрака, идти натощак ровно половину пути, легко перекусывать где-то, делать вторую половину, и ужинать в предпологаемом месте ночлега. По первоначальному, составленному в Киеве, плану сегодня мы должны были ночевать в Марфе. Я выступаю с предложением график изменить: так как 10 км до Джомсома мы проедем на лошадях и, следовательно, не устанем, то Марфу сделать промежуточной остановкой, а на ночлег остановиться в Тукче. Таким образом, мы за день сделаем целых 24 км, вместо предполагаемых 15. Андрей соглашается.
Тем временем наши лошадки уже пришли за нами. Почему лошадки, а не лошади? Ну, потому что, в суровых условиях Гималаев живут и выживают не высокие тонконогие, горячие красавцы-кони, а маленькие, неказистые, мохнатые лошадки, смирные, выносливые и невероятно симпатичные. Усаживаемся в седла. «Как управлять-то? Ну, тпру или там, нно?» - спрашиваю у нашего парня. «Да не переживайте, не надо ими управлять. Они в Джомсом по сто раз за день ходят, дорогу лучше меня знают», - отвечает он, притачивая наши рюкзаки на третью коняшку.
Выдвигаемся. Дорогие любители экстрима! Все эти дайвинги, параглайдинги, скейтборд и прочие водные лыжи – сущая ерунда по сравнению с поездкой на лошади по гималайским тропкам. Вот это был адреналин! Представьте – узенькая, каменистая дорожка, с одной стороны – отвесная скала, с другой – обрыв, на дне которого бушует Кали-Гандаки, а вы – неумело качаетесь в седле, и от этого обрыв кажется еще обрывистие, тропка - еще уже. И вся ваша в жизнь – в руках, или, пардон, в копытах, грустной коняги. А из под копыт этих то и дело срываются вниз шуршащим ручейком мелкие камешки. И в этот момент ваше сердце срывается вслед за этими камешками, причем также неожиданно и также стремительно. «Не бойся, у этих животных очень сильный инстинкт самосохранения! – подбадриваю я Андрея. «Да?» - недоверчиво говорит он, - «А если она подскользнется, что тогда?». Я не успеваю ответить, потому что из-за очередного поворота нам навстречу выходит...караван ослов. А мы – на крохотном карнизике, шириной с обеденный стол. Что делать? Пока мы мечемся и паникуем в седлах, не зная за какую уздечку тянуть вначале, наши лошади меланхолично и спокойно ставят передние копыта...на не очень для этого приспособленную скалу сбоку. Вот в такой джигитской позе, вцепившись в коня всеми мышцами тела, мы пропускаем ослов. Почему-то вспоминается цитата из фильма «Особенности национальной рыбалки»: «Жить захочешь – не так раскорячишься».
Но, слава богу, дорога до Джомсома так экстремальна только вначале. Когда мы выехали в сухое русло реки, то сразу повеселели и стали просто наслаждаться ездой. Поднялось солнце, Нилгири и Даулагири налились красками, небо – пронзительной синевой, то и дело лошадки переходили вброд через маленькие ручейки – и мы чувствовали себя героями приключенческого вестерна. Описать эту поездку можно одним словом – восторг.
Добавлял колорита наш молодой тибетский сопровождающий. Он оказался занятным мальчишкой, много расспрашивал об Украине: о нашем образе жизни, ценах и даже религии. Удивился тому, что мы считаем Тибет и Гималаи мистической землей – ему-то все было привычным и обыденным здесь. Я похвалила его хороший английский, спросила, где он его учил. И настал мой черед удивляться – оказалось, что в своей деревенской школе.
Две трети пути остались позади, и зоркий Андрей вдруг заприметил под скалой два странных сооружения – красные «ульи» примерно в человеческий рост, сплошь обвязанные разнокалиберными тряпочками, тряпицами и лоскутами. «Это такое священное место, где люди оставляют какие-то свои вещицы. На удачу», - пояснил наш гид. Ура! А я-то уже думала, что повезу мешок с барахлом жаждущих удачи киевлян обратно, домой. Останавливаем лошадей, распаковываем рюкзак. Андрей спешивается и старательно привязывает к «ульям» весь скарб. Для мишек и тюбиков от туши он находит маленькую нишу – ох, уж эти тибетцы, ну все предусмотрели! (Забегая наперед, скажу – то ли мы все очень сильно верили в чудо, то ли действительно какая-то мистика сработала, но у очень многих после этого началась настоящая полоса удач. Народ просто подходил ко мне и говорил: «Ты знаешь, а Гималаи сработали». В нашей семье тоже произошел ряд приятных сюрпризов. Так что, не поленитесь, попробуйте сделать то же самое.)
Лошадки въезжают в Джомсом, их копыта звонко цокают по грубым камням пустынных улочек. Необыкновенная поездка закончилась. Лично мне очень жалко, я бы так ехала и ехала все пять дней, до самой Покхары. Но ничего не поделаешь, надо прощаться, дальше – будьте добры на своих двоих.
Закидываем рюкзаки на плечи. Мамочки, а что ж это за ночь произошло с рюкзаком? Кто напихал в него кирпичей, булыжников и положил сверху парочку гантелей? Он же просто неподъемный! И родные ножки как-то плохо слушаются, все норовят согнуться под тяжестью рюкзака...Неужели это я вчера так громко и храбро кричала: «Да нафик нам носильщик? Мы что, не мужчины? Не справимся, что ли?» Сегодня, пройдя по Джомсому тридцать метров, я говорю совсем другое: «Моя спина стоит гораздо дороже каких-то пяти долларов в сутки! Нам нужен носильщик! Срочно!»
А где ж его взять? В аэропорту, конечно. Странно, вчера тут этих носильщиков было – как собак нерезаных. Сейчас – ни души. Ну, мы могли бы и догадаться, ведь повадки у них – как у наших барыг-таксистов. Прилетел самолет – сбежались, нет самолета – нет и носильщиков. Но не ждать же самолета! Иду прямиком к человеку в форме, который грустит у калиточки, ведущей на летное поле, и говорю заветное слово: porter. Ровно через минуту сбегается пол Джомсома. И начинается! Андрей скучает с рюкзаками, а я азартно торгуюсь. Наглость портеров меня просто бесит. Они все согласны идти хоть на Эверест, прямо сейчас, за...20 долларов в сутки. Перехожу на русский, потому что фраза «Are you fucking crazy?» не в полной мере передает все, что я хочу им сказать. Странно, но смысл энергичного глагола «о**ели?» доходит до них очень хорошо, и торги сменяются жалобным нытьем о тяжелой жизни непальских сирот. Согласна, труд носильщика нелегок, но...не 20 же баксов? У нас дневная средняя зарплата по стране в четыре раза меньше...Когда цена дошла до 10 долларов, прямо передо мной, распихав барыг, вырос молодой человек с серьезным лицом, который коротко бросил: «Я пойду. За 5 баксов». Сказать, что он нам сразу пришелся по душе – не сказать ничего. Мы сразу согласились. И не только из-за цены. Ведь нам предстояло пройти с портером пять дней, а все эти наглые, развязные, болтливые барыги не вызывали ни симпатии, ни доверия. Наш парень – его звали Тул – подхватил с лавочки совершенно тощенький вещмешочек (я на работу с большим рюкзачком хожу): «Я готов». Мы удивились: вот так, ни с кем не попрощавшись, с такими скудными пожитками, идет на 5 дней? Оказалось, что да.
И потом мы поняли почему. Тул был родом из горного селения, которое находилось далеко от туристических маршрутов. Происхождения его я не знаю – шерп, не шерп. Нам приятно думать, что шерп, тем более его внешность очень подходила под описание внешности шерпов, сделанное сэром Эдмундом Хиллари. Невысокий, тощий, непонятно в чем душа держится, но крепкий и выносливый необычайно. Лицо – живое и умное. Я так понимаю, что бедность в его краях была непроглядная. Ему было двадцать четыре года, он был женат и имел двух сыновей. Мы потом видели фотографии его семейства – он таскал их в непромокаемом пакете в своем вещмешке. Единственной возможностью заработка для него был труд носильщика. Несмотря на большую конкуренцию, ему удавалось находить работу. Он даже участвовал в восхождении на Даулагири с американской экспедицией. Как я уже говорила, он выделялся среди других портеров скромностью, достоинством, сдержанностью и какой-то внутренней культурой. Почему я уделяю столько времени в своем рассказе нашему портеру? Мы провели бок-о-бок с этим человеком пять сложнейших дней – и он здорово помог нам. Не только тащил рюкзаки, но и был нашим гидом, собеседником, настоящим помошником. Я иногда вспоминаю его – человека из другого мира, с другой планеты. Когда мы прощались в Бени, я спросила его: «А как же ты теперь домой?» Он беззаботно махнул рукой: «Подумаешь, всего четыре дня ходу!»
Но я забегаю вперед. Пока что Тул ловко связал наши рюкзаки в один большой куль, забросил эту конструкцию к себе на плечи – и рванул по пыльной дороге с такой скоростью, что мы рты открыли от удивления. Эх, нехорошо, конечно, так эксплуатировать другого человека, но какой все-таки кайф идти налегке, без рюкзака! Тут мы уже и фотографировать стали, и болтать, и подмечать все окрестные красоты. А их было немало. Мы спустились всего до 2800 м, а пейзаж уже изменился. Наконец-то стали попадаться деревья и какие-то кустарники. Тощенькие, жиденькие, все больше похожие на какие-то наши вербы или ивы, но, тем не менее это была растительность. Удивительно, но в Гималаях тоже стояла осень: узкие листочки оптимистично желтели на фоне ярко-синего неба, ну совсем как у нас, дома, в погожий октябрьский день. Второе изумление вызвало то, что перепад высот составил каких-то 200 м, но температура воздуха разительно отличалась от Кагбени: здесь было жарко! Вначале мы сняли с себя ячьи куртки, потом флиски, потом тонкие трикотажные регланы (бедный Тул задолбался распаковывать рюкзаки) – и до конца дня шли просто в майках.
Вот так, веселясь и резвясь, мы дошли до селения с прекрасным названием Марфа (2670 м). Откуда в Гималаях взялась Марфа? Для нас это осталось загадкой. Большой зеленый щит на входе в селение гласил: «Добро пожаловать в яблочную столицу Непала!». Я бы сделала короткую приписку «...и столицу самогоноварения». Но приписка эта вряд ли нужна. Все проходящие через Марфу путники и так знают – здесь в каждом дворе производят самогон. Пардон, бренди. Мы думали, что только из яблок и персиков. Оказалось, что практически из всего: из апельсинов, абрикосов и даже из морковки. Не удивлюсь, если там гонят и «табуретовку» по рецепту Остапа Бендера, но туристам ее не продают, потому как эксклюзив, limited edition :) А может, это именно простая русская женщина Марфа впервые привезла в эти края перегонный аппарат? Короче, много тайн хранят в себе Гималаи. Марфа похожа на Джомсом размерами, домиками, мощенными грубым камнем улицами, но в целом она – поярче и повеселее (оно и понятно, самогон везде). В первой же лавчонке покупаем у древней бабуси пять пузыриков яблочного бренди (пузырики маленькие, по 200 грамм). Берем на сувениры - там одна этикетка чего стоит! Совершенно hand made, как и сам бренди, принт с надписью produced in Marpha, Mustang, Nepal. Цену я сейчас не вспомню, но недорого, нам еще и уступили за опт. И там же покупаем совершенно сказочные по вкусу, огромные красные яблоки. Наверное, самые сочные и экологически чистые яблоки в мире. Кстати, будете в этом районе, - обязательно закажите в любой придорожной кафешке яблочный фреш: это просто фантастика, праздник вкуса! А они такие яблоки на бренди переводят...
Марфа – это как раз полпути из Джомсома в Тукче. Здесь удобно перевести дух, не очень разнообразно, но вкусно покушать, расслабиться. Можно, конечно, и заночевать – мы замечаем, что дела с гестхаузами здесь обстоят получше, чем в Кагбени. Но мы, отобедав, собираемся идти дальше, в Тукче. Наш Тул удивляет меня тем, что на обед съедает всего лишь мисочку лапши в бульоне. Где он силы берет, интересно? За его обед (и за жилье) тоже платим мы, но хозяева кафе и гестхаузов дают скидки на питание и проживание портеров (но и селят их в других комнатах, попроще).
Переход до Тукче (2590 м) показался нам довольно легким, как продолжительная пешеходная прогулка. Практически все время дорога шла по ровной местности. Пейзаж вокруг становился все живописнее. На склонах гор появились густо-зеленые хвойные деревья. Вдоль дороги попадались небольшие буддистские сооружения (в христианских Карпатах такие маленькие придорожные сооружения культа называют «каплычки», то есть часовенки, но такой термин, естественно, неприменим к Гималаям, поэтому даже не знаю, как эти строения назвать), рядом с которыми лежали огромные плоские серые камни. На этих камнях рукой неизвестного мастера были каллиграфически выбиты-выписаны слова мантр. Здесь еще чувствовалось дыхание Тибета, но уже не так сильно, как наверху, в продуваемом всеми ветрами Кагбени.
Сам Тукче оказался небольшим, но довольно древним тибетским селением. В старину это был известный перевалочный пункт, через который возили шерсть и соль. Сейчас шерсть и соль уже не возят, но Тукче по прежнему – весьма известный перевалочный пункт, для всех, кто идет по Джомсом Треку.
Первые несколько лоджей нам не понравились – опрятные, дешевые, но душ и туалет на этаже.
Мы были очень уставшими, но Тул предложил пройти немного дальше – и оказался прав. Мы остановились на ночлег в совершенно изумительном гестхаузе, даже не гестхаузе – а настоящем постоялом дворе. Он так и называется Toukche Guest House. Его дизайн просто поразил нас – потрясающая смесь Дикого Запада и Тибета. Сочетание серых каменных стен и резного темного дерева лестниц и балок, шкуры, рога животных, скромные цветочки в кадках – все вокруг было очень продуманно и красиво.
С улицы постояльцы через массивные, как в замке, двери попадали в квадратный внутренний дворик. Номера располагались в этом дворике в галереях, опоясывающих этажи. Нам предложили подняться на крышу. На крыше были надстроены деревянные мини-будочки. Мы зашли в одну из них – и ахнули. Идеальная чистота, свежее белье, красивые занавески на окнах, и – чудо!!!! Просторная, сверкающая голубым кафелем ванная с горячей водой! Какая награда после трудного дня! Стоил этот маленький рай всего 5 долларов за номер.
Принадлежал этот отель прекрасной женщине, которая приняла нас, как родных.
Эта ночевка в Тукче стала моим самым прекрасным воспоминанием за все 5 дней пути.
Покайфовав под горячим душем, мы спустились к хозяйке и заказали ужин – пиво, момо с картошкой и момо с яблоками. Хозяйка сказала, что может накрыть ужин часам к семи, а нам она предложила пока прогуляться к достопримечательности Тукче - старинной винокурне.
Конечно, мы согласились. Тул присоединился к нам.
Чем дальше мы петляли по мощеным камнем, серым тесным улочкам Тукче, тем сильнее мы ощущали настоящий тибетский дух этого селения. Плоские монгольские лица людей, пестрые флажки на крышах, нигде ни кустика, ни деревца. Солнце быстро садится за горы, и от сумерек, а может от махины нависшей над Тукче горы Нилгири становится все холоднее и холоднее.
Мы приходим на винокурню. У ворот привязан целый караван осликов – повезут они потом местную «огненную воду» по всем Гималаям.
К нашему удивлению, и здесь всем заведует женщина, причем весьма пожилая. Я в очередной раз думаю о том, насколько активную жизненную позицию занимают непальские и тибетские женщины, насколько важную роль они играют в этом обществе.
Хозяйка очень рада гостям. Сердечность, с которой она принимает нас, искренняя, неподдельная, трогает до слез.
Ей далеко за 60. Она давным-давно, еще девчонкой, приехала в эти суровые края из Покхары. «Вы променяли Покхару на Тукче?» - моему удивлению нет предела. «Да», - улыбается тетушка, - «Любовь. Все дело в ней. Вышла замуж за парня из Тукче и переехала сюда. И не жалела, мы хорошо жили. Муж уже умер, сейчас заправляю всем сама».
А заправлять здесь есть чем. Тибетского типа, все с тем же квадратным внутренним двориком дом, выглядит очень ухоженным. Нам показывают комнату с огромным медным перегонным кубом. В соседней комнатке сидит целая бригада совсем юных девчонок и чистит апельсины. Завидев нас с Андреем, они начинают смущенно хихикать. Хозяйка подробно рассказывает нам весь технологический процесс, а потом ведет на дегустацию. Какого только бренди здесь нет! Яблочный, апельсиновый, персиковый и даже морковный. Все предлагается дегустировать с помощью внушительных эмалированных кружек. Возгласы, которыми мы сопровождаем каждый глоток, тешат бабулю, как ребенка. Девчонки побросали свои апельсины и тоже прибежали смотреть, как мы кривимся и фыркаем. Основательно надегустировавшись, покупаем с пяток пузырьков. Не мартель, конечно, и не хенесси, но хенд мейд ин Непал! Эксклюзив! Такого вы больше не найдете нигде!
По возвращении в отель нас уже ждет ужин. Я хочу сесть на балкончике, но хозяйка улыбается: «Замерзнете, давайте я вам в комнате накрою». Но мы настаиваем на балкончике. И через три минуты промерзаем до костей – холодает просто стремительно.
Переходим в предложенную комнату. Назвать ее столовой язык не поворачивается. Внутри – богатое убранство, практически, как в тибетском монастыре. Огромные тибетские иконы-танка, множество красных драпировок, статуэток, шкатулок, подушек, ковров. Здесь тихо и таинственно. И мы здесь одни. Садимся за большой стол, на длинную деревянную скамью. Меня удивляет, что края стола оббиты шерстяным пледом. Через секунду нам становится ясно зачем.
Хозяйка приносит большую сковороду…углей и ставит ее под стол – чтобы нашим ножкам было тепло. Плед не дает теплу от углей уходить слишком быстро, вот такое тибетское ноу-хау.
Надо сказать, что забота о путнике у тибетцев в крови. Мы не чувствовали себя постояльцами в этом отеле, а местная обслуга не прислуживала нам. Нас принимали, как уставших, замерзших и голодных друзей, во всяком случае, у нас было именно такое чувство – теплого и уютного дружеского дома.
Две бутылки пива, выпитые поверх морковного бренди, сделали свое дело. Андрей обнаружил в углу тибетской светелки гитару. Признаюсь, я впервые за 10 лет брака узнала о том, что мой муж играет на гитаре. Вот, что значит сходить вместе в горы! Столько нового друг о друге узнаешь!
Андрей, ни дать ни взять кот Матроскин, сел на лавку, закинул ногу на ногу и перебирая струны запел: «А я все чаще замечаю, что меня как будто кто-то подменил…» Нет, шучу, не это:) Андрюхин репертуар состоял из двух песен: «Во саду ли, в огороде» и почему-то «В лесу прифронтовом».
Этот длинный и прекрасный день мы закончили, глядя с крыши на бархатно-черное гималайское небо. Таких огромных, таких низких, таких ярких звезд в таком несметном количестве я не видела никогда в жизни. Тукче спал, нигде не было ни огонька, лишь справа смутно белела громадина Нилгири.
«Черт возьми, мы сделали это, мы в Гималаях», - подумала я перед сном…и расплакалась. Мне вдруг остро, как в детстве, захотелось домой, к маме, к коту и собаке, в нашу уютную квартиру. Не подумайте, что я разнюнялась, как маленькая, нет. Это не было слабостью. Просто меня очень сильно накрыло осознание того, как крохотен и незначителен человек по сравнению с мощью этих гор, и что его единственной поддержкой в этой жизни является искренняя и сильная любовь его близких. Такая сильная, что ты ощущаешь и чувствуешь ее даже через тысячи километров.
Наверное, именно в эту ночь, со мной и случился пресловутый переворот сознания, о котором говорят все, побывавшие в Непале. В чем он заключался? Да очень просто – я вдруг поняла, что я – очень счастливый человек, счастливый тем, что имею. Поняла, что многие неприятности в моей жизни не стоили моих нервов. И еще я поняла, что есть люди, которых я очень сильно люблю, и которые так же сильно любят меня. Кто-то скажет – что за ерунда, мелочь какая-то, а не переворот сознания. Может быть. Но у меня он был именно таким.
День третий. Тукче – Ларджунг – Калопани – Лете – Газа.
Утром я проснулась не только с обновленным сознанием, но и с совершенно новым телом. В том смысле, что никогда раньше мое тело не терзали такие боли. Мало того, за ночь у меня обнаружилось множество неизвестных мне ранее мышц и связок, которые болели так, что в глазах темнело.
Идти никуда не хочется. Я бы с удовольствием посидела на крыше этого уютного дома, помедитировала на горы, помечтала. Но делать нечего, собираемся, прощаемся с гостеприимной хозяйкой – и в путь. Радует то, что никакого дискомфорта от высоты (а мы сейчас на высоте в 2600 м) мы уже не испытываем.
Изначально мы планировали, что в этот день дойдем до Калопани и там заночуем. Но так как мы двигаемся с некоторым опережением графика, то решаем совершить переход дальше, до Лете и остановиться там.
Все селения на маршруте трека заканчиваются большим указателем – ближайший населенный пункт такой-то, расстояние в километрах такое-то, переход занимает столько-то времени. То есть, ты знаешь, чего тебе ожидать в ближайшее время.
С трудом и с большим скрипом мне удается «расходиться», но все равно, двигаться с такой скоростью, как Тул мы не можем – крепотура мешает, и очень сильно.
Переход от Тукче до Калопани запомнился мне как самый живописный на всем маршруте.
Высота понемногу снижается, и мы попадаем в зону тайги.
По правую руку все еще виднеется пик Тукче (6920 м), а по левую – наша неизменная спутница на протяжении трех дней пути – гора Нилгири (7061 м).
Народу – никого. Мы опять одни в целом мире. Идем по сухому руслу Кали Гандаки, а вокруг зеленеют высоченные ели. Пейзаж вокруг очень напоминает Аляску или Канаду – так как их обычно показывают на канале Discovery. Очень интересно то, что, преодолев всего каких-то 40 км, мы оказываемся как бы совершенно в других горах. Как будто вначале мы были где-то на Памире, а сейчас внезапно попали на Алтай.
Горы по правую руку сменяют одна другую, и вот уже перед нами потрясающий вид на восьмитысячник Даулагири (8187 м). Эффектный снежно-белый пик на фоне бирюзового неба поражает воображение в первую очередь огромным ледопадом. Из рассказов Тула мы узнаем, что Даулагири – довольно коварная для покорения гора, иногда покорители этой вершины гибли целыми экспедициями. Подтверждением слов Тула оказался памятник американской экспедиции, погибшей в 1969 году.
Здесь очень тепло – мы идем в легких брюках и майках. Солнце палит нещадно, и солнцезащитный крем 30+ нимало не помогает – через какие-то полчаса наши носы и щеки начисто сгорают.
Зато нет ветра и надоевшей пыли, а пышные хвойные леса вокруг приятно радуют глаз. Кроме того, дорога почти все время идет по плоской местности – нет ни крутых спусков, ни подъемов. Я просто счастлива – идти легко и приятно, кажется, что я бы так могла шагать целую вечность.
Но наше счастье длилось недолго.
Дорога круто свернула влево, на…подвесной мост над Кали Гандаки.
Я уже говорила о том, что панически боюсь мостов. Это какая-то странная фобия, я даже по широченным пешеходным мостам в Киеве еле хожу. А тут – весьма неустойчивая конструкция из металлических планочек болтается на приличной высоте над бурной, кипящей рекой. Хорошо, хоть какие-то перила есть.
Тул и Андрей перебегают мост довольно резво. Я же не решаюсь даже ступить на него. Стою и смотрю на другую сторону в полном отчаянии.
«Иришка, решайся, - подбадривает меня Андрей, - делать-то нечего».
«Тул, а обойти никак нельзя?» - с надеждой в голосе спрашиваю я.
«Нет», - говорит Тул, - «Разве что в Джомсом обратно возвращаться».
Такая перспектива меня абсолютно не радует и я, закусив губы, делаю первый шаг на мост. Я не смотрю под ноги – под ногами бушует река, я смотрю вперед, на моих спутников и бормочу себе под нос: «Делай шаг. Всего один. Видишь, ничего не произошло. А сейчас еще один – и опять ничего не произошло». Короче говоря, это было не преодоление моста – это было преодоление себя. Забегая наперед, скажу, что после пятого подвесного моста, я уже бегала по этим мостам, как серна, наплевав на высоту и шаткость, а несколько раз даже ухитрялась разминуться посреди скользкого, заляпанного навозом мосточка с караванами ослов.
Вообще, сколько мы своих, личных драконов убили за эти пять дней в Гималаях – и не сосчитать. Этот трек стал своеобразной профилактической процедурой по очистке мозгов от глупостей, а души – от накипи серых будней. Когда мои знакомые сейчас начинают стонать и причитать по поводу депрессий и модного «синдрома хронической усталости», у меня один ответ – берите рюкзак и шуруйте в горы. А через дня четыре мы с вами вернемся к предмету беседы :)
Скажу честно, лично я пролила в горах много слез. Злых слез, слез преодоления себя, потому как впервые за все годы жизни, поняла, что тело нам дано не только для сидения в офисе, а задержка зарплаты на три дня или невозможность купить сто пятую пару обуви – не самая большая трудность и неприятность в этой жизни.
Кроме того, я бы рекомендовала всем парам сходить вдвоем со своей половиной в горы. Это лучший тест на совместимость и на то, кто есть ху. Ну, казалось бы, чего я не знаю о своем муже? 10 лет прожили вместе. Оказалось, что многого не знаю. Мне такие глубины открылись… К счастью, очень приятные :)
Ладно, завязываю с лирикой, возвращаюсь на трек.
Опять-таки, это мое субъективное мнение, но после Калопани самая интересная и приятная часть маршрута для меня закончилась. Как и говорили мне многие бывалые, самая ценная часть большого кольца вокруг Аннапурны – это район Мустанга, то есть Муктинатх, Кагбени, Джомсом, Тукче. Это действительно завораживающие места и действительно настоящие Гималаи.
От Калопани начинаются просто горы. Очень живописные. Но - малогималайские :)
Людей становится все больше, по треку идут целые толпы туристов, диких мест меньше, а поселков больше. Нет, здесь все еще очень красиво и экзотично. Но все-таки то, зачем люди идут именно в Гималаи, лежит на бОльшей высоте.
Сосновый лес за Калопани вообще напомнил мне леса под Киевом.
В Калопани можно хорошо покушать, позвонить домой, отдохнуть, а дальше, в Лете – отметить пермит. Дойдя до Лете, мы решили, что у нас достаточно сил, чтобы продолжить путь дальше, в Газу. Сработала еще и такая мысль – сегодня пройду больше, значит завтра останется пройти меньше.
Повсеместно к нам пристают малолетние попрошайки, которые не вызывают ничего кроме раздражения. Я ненавижу, когда дети попрошайничают, да еще так настырно.
Еще один негативный момент. От самого Калопани вплоть до Бени все Гималаи пропитаны запахом ослиного навоза. То есть, вы днями идете, вдыхая этот запах. Дело в том, что на этом отрезке пути количество ослиных караванов с поклажей превышает все мыслимые пределы. Ослы не только нестерпимо воняют, они еще и здорово тормозят движение. То и дело приходится останавливаться, прижавшись к скале, чтобы пропустить их. А то и вовсе, сидеть на камешке, пережидая бесконечную вереницу грустных осликов. На их шеях звенят колокольчики, караван слышно издалека. Эти колокольчики стали нашим «гималайским будильником». Когда за окном еще темно, а ты во сне услышал колокольчики – значит, пора вставать и отправляться в путь.
Дорога от Калопани до Газы стала самым сложным отрезком пути для меня, несмотря на то, что это – непрерывный спуск. Дело в том, что на протяжении всего спуска приходится идти не по дороге, а прыгать с камня на камень и так – километр за километром. Через некоторое время связки на коленях начинают не выдерживать и адски болеть.
Зона тайги здесь сменяется густым, чуть ли не тропическим лесом. Зелень буйная и очень красивая, ярко цветут пуансетии, а крутые склоны гор то и дело пронизывают серебряные нити водопадов. Водопадов здесь очень много. Фотографируй – не хочу. Короче говоря не лес, а «в гостях у сказки» натуральное.
Часть пути идет по настоящему обрыву, это место даже на карте отмечено, как опасное.
На этом отрезке дороги у Андрея неожиданно открылся страх высоты. Он был очень удивлен – никогда в жизни не боялся, а тут – на тебе. Но там и вправду было от чего испугаться. Хлипкая тропочка под скалой, по другую сторону – заросшая зеленью пропасть, а грунт то и дело ползет из-под ног.
Именно здесь мы вспомнили одного советчика из интернета, который писал, что Джомсом Трек – это маршрут для старых хромоногих пенсионеров. Не знаю, для каких таких пенсионеров, скажу одно – горы самонадеянности не терпят. Да, этот трек вполне комфортен в плане горячего питания, холодного пива и уютной постели. Но, горная дорога – есть горная дорога. И, например, в наших Карпатах или Крыму ничего даже отдаленно похожего по сложности на гималайские тропы нет.
Очень ярким моментом стала наша встреча с огромным лангуром (это такой обезьян, кто не знает). Мы уже отупели от долгой дороги и усталости, едва передвигали ноги – и тут такой сюрприз. Повернули вслед за петлей дороги за большой валун, а там сидит огромный, с хорошую овчарку, пушистый красавец нежно кремового цвета и с темной, словно выпачканной шоколадом, мордой. Мы даже фотоаппараты не успели достать. Лангур свистнул и в мгновение ока исчез в густых кронах леса около дороги. Оказалось, что там этих лангуров - целая колония. Обезьяны подняли крик и шум, прыгая по деревьям вслед за нами.
Мы вошли в Газу чуть ли не в сумерках. Готовы были бросить наши полумертвые тела не то, что в первом попавшемся лодже, а прямо на обочине.
Но тут неожиданно проявил настойчивость наш Тул. «Пойдемте дальше, я знаю очень хороший лодж», - сказал он.
«Смотри, приведешь в какую-то дыру – ноги поотрываем», - по-русски ответили мы.
Пришлось тащиться за Тулом еще с полкилометра. Лодж оказался за Газой. По дороге мы посылали в спину резво бегущему Тулу разные страшные ругательства, потому как уже валились с ног (это не метафора – действительно валились).
Но Тул не подвел. Лодж оказался великолепен. Новый, каменный, идеально чистый дом. Нам предложили большую комнату с огромной ванной. В ванной была горячая вода, а дополнительные одеяла принесли по первому же требованию. За постой просили стандартные пять долларов.
После горячего душа я по доброй гималайской традиции принялась лить слезы. Андрей утешал меня неразбавленным джином, сырокопченой колбаской и хлебом, еще киевским, нашим.
На этот раз мои слезы относились к тому, что оказывается это очень страшно – полагаться только на себя. Нет, конечно, в нашей ежедневной жизни мы все очень самостоятельные. Но настоящий экзамен эта наша самостоятельность терпит только перед лицом могущественных и равнодушных гор. Ты – и горы. Один на один. Опция только одна – идти вперед. Несмотря на боль в спине и ногах, и усталость, и отсутствие сил. Не хочешь идти – сиди и скучай. Никто не пришлет за тобой такси, и волшебник в голубом вертолете за тобой не прилетит. Так что, вставай и иди.
Идти сегодня больше никуда не надо было, так что я взяла себя в руки, и мы вышли на улицу, подышать воздухом перед ужином.
Гестхауз наш, как я уже говорила, одиноко стоял за поселком – домик посреди высоченных гор, на дне зеленого ущелья, у водопада.
На крылечке наш Тул болтал с еще одним портером. Мы предложили им джина и бутербродов с колбасой. Киевская колбаса портерам очень понравилась.
И тут – чудо! – мы услышали русскую речь. Оказывается, в этом гестхаузе было всего две группы постояльцев – мы и четверо ребят из России.
Поздоровались, перебрались в ресторан.
Это знакомство оказалось одним из самых наших приятных знакомств в Непале.
Группа русских состояла из двух симпатичных пар – пара помоложе, Алексей и его жена Саша, и пара постарше – Иван и Галина.
В ходе беседы и ужина выяснилось, что Алексей – настоящий знаток Непала и великолепный рассказчик. Он был в Непале в семнадцатый раз. Мы слушали его, раскрыв рты. Ребята только что вернулись с Тибета и, в общей сложности путешествовали уже двадцать первый день.
Мы проболтали больше двух часов. Иван окрестил это мероприятие «КВН Москва-Киев».
Больше всего меня в тот момент удивило то, что Алексей идет по этому треку в третий раз.
«Да?» - моему изумлению не было предела, - «Я бы сюда в жизни не вернулась»
Он только засмеялся в ответ. Потому как знал наверняка, как я захочу обратно, когда пройдут усталость и боль в теле.
«А что вам больше всего нравится в Непале?» - спросили мы.
«Читван», - ответила Саша, - «Это удивительное место! Там тебя окружают такой заботой! Вы ведь поедете в Читван? Вот посмотрите, вам тоже понравится!»
Иван слушал все это, сидя в углу с крайне недовольным видом. Оказалось, что он переживает приблизительно те же самые чувства, что и я – его уже до чертиков достали и эти горы, и эти пыльные дороги, и все окрестные красоты, и он хочет одного – покоя и домой.
Когда друзья Ивана сдали нам эти его чувства, Иван засмеялся и сказал, что уже 21 день он говорит своим гиперактивным и жизнерадостным попутчикам одно и то же: «Туристы, {censored}, куда вы меня тащите!!!», переиначив бородатый анекдот про цирк.
Эта компания и эта встреча здорово подняли нам настроение. И, наверное, не в последнюю очередь благодаря рассказам наших случайных знакомых, мы в тот вечер приняли решение о том, что обязательно съездим на Тибет.
Третий, самый длинный и самый сложный день нашего трека был окончен.
Гималайские каникулы. Непал. Часть 1
Гималайские каникулы. Непал. Часть 2
Гималайские каникулы. Непал. Часть 4
Гималайские каникулы. Непал. Часть 5
Комментарий автора:
«Добро пожаловать в яблочную столицу Непала!». Я бы сделала
короткую приписку «...и столицу самогоноварения». Но приписка эта вряд
ли нужна. Все проходящие через Марфу путники и так знают – здесь в
каждом дворе производят самогон. Пардон, бренди. Мы думали, что только
из яблок и персиков. Оказалось, что практически из всего: из
апельсинов, абрикосов и даже из морковки.
Страницы1
Об авторе /5 (6)
