«Всё меньше тех вещей, среди которых
Я в детстве жил, на свете остаётся.
Где лампы-«молнии»? Где черный порох?
Где чёрная вода со дна колодца?

Где «Остров мёртвых» в декадентской раме?
Где плюшевые красные диваны?
Где фотографии мужчин с усами?
Где тростниковые аэропланы?…

Где Надсона чахоточный трехдольник,
Визитки на красавцах адвокатах,
Пахучие калоши «Треугольник»
И страусова нега плеч покатых?»…  (Арсений Тарковский)

Прошу прощения у читателя за столь длинный эпиграф, но он необходим — хотя бы как отражение того обостряющегося интереса, который являют люди начала третьего тысячелетия к тем вещам, с которыми имели дело в быту их деды, прадеды и прочие, более удалённые по линии «пра-» родичи.

«Представляет интерес ваш технический прогресс…»

Это черта именно нашего века — вряд ли «мужчины с усами», о которых пишет поэт, в такой мере интересовались бытом… ну, скажем, пушкинской эпохи. Интерес может явиться и, что называется, с другой стороны. Например, любопытное дитятко вполне может спросить: «Когда на балу было душно, женщины пользовались веерами. А мужчины?» Ответ будет дан ниже…

Интерес этот связан не только с абстрактным желанием понять, как в книжке, «что непонятно у классиков» Кстати, сфера этого непонятного растёт с каждым годом, если не месяцем. Но и реально взглянуть на те вещи, которые их окружали в повседневной жизни. Ведь не век же они якшались с Аполлоном, музами, аонидами и прочими нимфами-наядами!

А интерес, как водится, находит своё отражение в музейных экспозициях. Как постоянных — трудно найти сегодня мало-мальски значимый туристический город, в котором не было бы того, что в общем виде называется «музеем городского быта» — так и временных. Читай: выставках, которых только в Москве в последние месяцы было несколько.

Очень важно, что первую скрипку в их сотворении играют частные лица. Иными словами — коллекционеры. Нет, я ни в коей мере не посягаю на заслуги государственных музеев в сохранении и особенно реставрации реликвий давно минувших дней. Но просто каждое государственное собрание — это более или менее подробная энциклопедия — со всеми особенностями этого жанра.

Любая же частная коллекция —  это всегда роман. Расспросите любого коллекционера об истории любого предмета из его собрания — порой Дюма и Конан Дойл могут спокойно отдохнуть. К сожалению, писаными для потомков строками  эти романы оборачиваются очень редко… И непременная часть этого романа — это перевод, трансляция, разъяснение (называйте как хотите) для своих современников тех смыслов, которыми обладали для предков вполне обыденные для них предметы, ставшие экспонатами. Или — употребим-таки модное словечко — артефактами.

Выставки с намерениями

А выставки… Великий Джузеппе Верди сказал как-то, что бывают оперы с каватинами, а бывают — с намерениями. С выставками (только вместо каватин — экспонаты) — то же самое.

Намерение отчётливо сквозит, например, в небольшой выставке, которая заканчивается в миниатюрных палатах XVII века, некогда составлявших часть городской усадьбы Хрущёвых-Селезнёвых — сейчас в ней живёт музей Александра Сергеевича Пушкина. Палаты, увы, не отапливаются, а посему выставочный сезон в них продолжается только с мая по сентябрь. Так вот, на нынешний сезон их заняли экспонаты из музеев села Вятское. И «намерение» тут вполне очевидно — постоянно растущий, молодой и даже  -в хорошем смысле! — подчас нахальный музейный комплекс впервые заявляет о себе в Москве — мол, знай наших, белокаменная!

Село Вятское, открывшее собой список самых красивых деревень России, кажется, в особых представлениях уже не нуждается. Однако напомним, что новейшая история его не насчитывает и десяти лет, и отсчитывается она с того момента, когад ярославский предприниматель (и коллекционер!) Олег Жаров купил в нём дом и решил обустроить окружающую «натуру», которая очень  хотела стать городом, снабжала солёными огурцами обе столицы и была описана Некрасовым в «Кому на Руси жить хорошо». «Картина», написанная Жаровым, была достойно «обрамлена» легендарной и, увы, очень рано ушедшей от нас музейщицей Еленой Андреевной Анкудиновой — её имя ныне носит музейный комплекс Вятского

Результаты «обустройства» поражают: Государственная премия 2012 года, гостиницы, рестораны, 12 (!) музеев, самые колоритные экспонаты из которых и прибыли в Москву. Чего там только нет! Попробуйте-ка вообразить стиральную машину конца позапрошлого века — основные части, разумеется, из дерева. Какая Россия без самовара? Но самовар особенный — по моде начала ХХ века он совмещён… с граммофоном. Как говорится, без комментариев. Походный набор для любителя горячительных напитков: всё честь-честью, в одном небольшом сундучке два графина, набор рюмок — это вам не рукавом в подворотне занюхивать… Напоследок — американский тостер рубежа XIX-XX веков . Между прочим, в рабочем состоянии. Весьма зажиточные жители Вятского в 1900-х годах могли выписывать такие прямо из-за океана — тут поневоле задумаешься о превратностях времён в русских сёлах…

«Всё это было, было, было…»

Вятское порадовало и совсем иной выставкой — лукавой и чуть ироничной — она работает во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства. Экспозиция представляет собой кабинет богатого предпринимателя начала прошлого века — и интересна она будет не в последнюю очередь тем, кого сегодня называют офисным планктоном». То есть тем, кто ещё мало что собою представляет, зато любит кичиться «крутыми» прибамбасами и таким же офисом.

«Ничто не ново под луной», — с грустноватой улыбкой на губах говорит нам экспозиция. Гордишься «навороченным» компом — так вот тебе его предок, американский комптометр 1920-х и арифмометр впридачу. Надо скопировать важную бумагу — есть мимеограф, «папаша» нынешнего ксерокса. Проголодавшись, можно сварить яичко в очень стильной яйцеварке — правда, такие трапезы нынче из моды вышли… И «музон» бизнесмен былых времён у себя в кабинете вполне мог послушать — его услугам и органетто-шарманка кабинетная, и обычная музыкальная шкатулка.

Словом, умели предки и хорошо, и «вкусно» жить… Жаль только, что абсолютное большинство экспонатов — это опять-таки заморские гости. Из отечественных ноу-хау — разве только мухоловка… Выставка эта уже немало поколесила по дорогам и Ярославской, и прочих областей, и можно только пожалеть, если нынешние её гастроли окажутся последними…

 Бурдалу, урыльники и другие

Не так давно тот же Музей декоративно-прикладного искусства показывал немало поразившую Москву выставку так называемых «безделиц» из коллекции писателя и коллекционера Елены Лаврентьевой. Условимся о терминах: здесь и в дальнейшем «безделица» (синоним: «диковинка») — это любой предмет или часть привычного предмета (как, скажем, ложка или кружка с полочкой для усов), назначение которого представляется как минимум неясным нашему современнику.

Вдобавок это тот самый случай, когда собиратель и истолкователь едины в одном лице — по мотивам выставки изданы две подробнейшие книги с описанием назначения того или иного предмета с введением в литературный контекст.

Но, повторимся, во всех описанных выше случаях речь шла о предметах той поры, которую сегодня называют fin du siecle — конец века. Понятно, века девятнадцатого. А если речь идёт о пушкинской эпохе? И речь тут не только об Александре Сергеевиче, но и о его дядюшке Василии Львовиче, чей дом-музей с недавних пор работает на Старой Басманной близ Разгуляя. Музей, напомним, совершенно особенный, музей из тех, которые называются музеями среды — там нет этикеток под каждым экспонатом, экспонат в данном случае — это атмосфера дома, являемая в большом и малом.

Только что открытая выставка «Что за диковинка?» — из коллекции той же Елены Лаврентьевой — строго вписана в контекст музея. Разделы выставки («презренной прозой говоря» — домашняя медицина, карточная игра, кухонная утварь, мужская мода и т. п.)  предварены цитатами из старшего Пушкина.

А по сути… Можно, конечно, от души подивиться какому-нибудь упоминаемому в «Опасном соседе»  урыльнику (в современном толковании — больничной уткае) или приспособления, позволявшие выйти из деликатной ситуации на балу одетым в многослойные платья дамам — бурдалу.

Последние — как утверждает хозяйка коллекции — в силу художественности оформления предмета и неосведомлённости о его подлинном назначении — иногда встречаются на столах наших современников в качестве… соусников. В связи с этим нередко вспоминается известный всему туристическому миру анекдот о впервые выехавшем за «железный занавес» в Париж некоем московском профессоре, не подозревавшем о назначении биде и воспользовавшемся им в качестве унитаза…

Впрочем, можно и не только о смешном. О вечно человеческом, снизошедшем до уровня отдельного индивида, мало кому — особенно в нашей стране! — интересного. Индивида, нередко попадающего в житейски затруднительные ситуации — как тот же кавалер на балу, которому не подобало пользоваться женскими веерами. Не подобало? Так вот вам, сударь, очень напоминающие большие ножницы предмет с маленьким «мельничным» колесом на конце — для, так сказать, добычи собственного ветра вручную.

Индивида, не только витающего вэмпиреях, но и страдающего всевозможными недугами. Скажем, во все века имущий класс маялся «болезнью королей» — подагрой, которая на старых картинках изображается то в виде стаи свирепых голодных крыс, то в виде распустившего клешни огромного чёрного рака. Спасительная безделица, она же диковинка представлена в виде подставки-качалки под больную ногу. Пожилые люди страдают от отсутствия зубов во все времена — так приневольтесь получить специальную «выемку для мякоти из яблок для людей больных или беззубых».

Кое о чём из тех «диковинок» не худо было бы в чисто практическом плане вспомнить и сегодня — например, о специальном небольшом приборе для измерения размера головы… Но, как говаривал отменно знавший те времена поэт — «ах, это, братцы — о другом»…

Георгий Осипов