Взлет, прощай Дели, через несколько минут вдали появляются Гималайские горы, самые высокие на Земле. Где-то там — Эверест. Мы держим путь на один из самых загадочных городов планеты — Катманду. Весь полет, чуть более часа, мурлычу про себя (ну и иногда немного вслух, но у меня неплохой голос, так что не страшно) песенку «Острова любви, острова», но с моими собственными словами «Катманду мое, Катманду, там найду я себе какаду…». Никаких какаду в Катманду нет, но не хочется ограничивать круг читателей, так что пусть будет какаду. Перескакивая вперед — не нашел. Потому что не искал. Как обычно…

Пока летим — небольшое отступление, или вступление. Я все время говорю «Я — в Индии», «мечтал поехать в Индию», а на самом деле моя поездка — не только в Индию. Символично, что именно Индия стала 50 страной, юбилейной, в которой я побывал, но после одного лишь дня в Индии, я лечу в 51-ую — Непал. Когда-то здесь были такие же небольшие государства, как в Индии, с такими же царьками-махараджами. Будучи на пересечении дорог между монголоидной Азией и арийской Индией, Непал был постоянным объектом войн, в результате чего его влияние в один период истории распространялось на значительную часть Индии, а в следующий могло сократиться до города Катманду и его окрестностей. Да и Большой Катманду состоит из трех городов, самого Катманду, Патана, являющегося фактическим продолжением Катманду, и Бхактапура, и большую часть недавней истории эти три города были независимыми государствами. Непал объединился лишь в 1768 году, а чтобы никто не забывал, что Непал это не провинция Индии, то у них даже есть разница во времени с Индией — 15 минут!

Непал — в отличие от демократической Индии, конституционная монархия, с очень уважаемым но символическим королем, и парламентом. Это одна из самых бедных стран мира. До 1950-x годов это была еще и одна из самых закрытых для туризма стран. Зато сейчас туризм — индустрия номер один. В 1994 году в Непале произошло знаменательное событие — впервые в истории человечества Коммунистическая Партия выиграла выборы и ненадолго пришла к власти, даже не прибегая к разгону Думы.

Как и в Дели, в аэропорту меня ждала машина с водителем, быстро доставившая меня в довольно шикарный отель, из которого я немедленно отправился на площадь Дурбар, центральную площадь города. Дурбар — означает Дворец. В каждом городе Непала есть Дворцовая площадь. Oт моего отеля до Дурбара Катманду — минут 15 ходьбы. Хожу я всегда очень быстро, но прошел час, а я все еще шел, точнее продвигался по направлению к центральной площади. Где я только не был в жизни, чего я только не видел, но гуляя по Катманду, я чувствовал, что мои мозги перегреваются. Я вдруг попал в средневековую Азию, как будто бы замороженную в том виде, в каком она была сотни лет назад, которую я даже в кино никогда не видел. И вдруг по мановению волшебной палочки замороженный Катманду ожил, сошел с картинки, и как будто не было этих веков, снова сидели на ступеньках храмов бездомные святые в желтых одеждах, с раскрашенными лицами и нестриженными волосами, женщины несли на голове или за спиной стоги сена, или большие корыта, бежали куда-то торговцы старинными дудочками и фруктами, шумно зазывая покупателей и пытаясь перекричать молодых и старых женщин в традиционной одежде, сидящих на земле в окружении своих плетеных корзинок, головок лука, специй всех цветов.

Я шел по узким улочкам, забитым людьми. Как и в Индии, в Непале нет тротуаров, и надо постоянно внимательно следить за велорикшами — велосипедами с коляской, водители которых обычно громко кричат, предупреждая о своем приближении. Но не всегда. Эти улочки в большинстве своем состоят из темных деревянных домов, часто наклоненных вправо или влево. Иногда и вперед, но раз уж они тут простояли несколько веков, то не упадут же они именно тогда, когда я тут иду. Крыши, окна домов, а порой и весь фасад, покрыты резьбой невероятной красоты. Через каждые пять-десять минут я оказывался на небольшой, обычно круглой, площади с храмом посреди, и разноцветными лентами, натянутыми от центрального купола храма во все стороны площади. Здесь столпотворение достигало таких пропорций, что идти порой было почти невозможно. Я об этом не жалел, вынимал фотоаппарат, и стараясь не тыкать объективом в лица людей, снимал, снимал. А иногда просто подходил к стене дома, и стоял, впитывая образы людей и храмов, звуки голосов и незнакомых музыкальных инструментов, запахи специй, ярких и свежих. Здесь же бегали босые маленькие дети, шли из школы бедно, но аккуратно одетые дети постарше (и пообеспеченней), ни на кого не обращая внимания гуляли в посках съедобного мусора тысячи коров, а между ними юркали собаки, козлы, свиньи, курицы.

Улицы побольше были забиты не соблюдающими дорожные правила автомобилями и грузовиками. В Непале, как и в Индии, на дороге существует довольно четкая иерархия, согласно которой каждый знает, кому уступить дорогу, а кто должен уступить тебе. Иерархия довольно простая — «Кто крупнее и важнее — тот первый». А именно, снизу вверх — собаки, женщины, люди, велосипедисты, велорикши, мотоциклисты, маленькие машины, большие машины, миниавтобусы, грузовики, коровы. Для обидевшихся женщин сразу заявляю, что это не моя точка зрения. Будь на то моя воля, я бы женщину водрузил на самый верх — рядом с коровой.

Площадь Дурбар была забита десятками храмов всевозможных форм. Тут были и круглые пагоды, и шихары — узкие пирамидальные каменные сооружения с богатой резьбой по камню, и восмиугольные башни, и квадратные пагоды с двойной крышей, то есть одна крыша была над другой. На некоторых очень высоких храмах было до 5 таких уровней крыш. Одни храмы были из белого камня или мрамора, другие — деревянные, третьи — ой, чего тут только не было. Между ними гуляли торговцы сувенирами и «гиды», активно пытающиеся заработать на туристах, коровы, женщины с зеленью и какими-то растениями в тазиках на голове, рикши. На ступеньках храмов сидели туристы, читая справочники и просто наблюдая, как течет жизнь — загадочная, непонятная, и очень интересная.
Обходя все храмы и дворцы, я дошел до последнего, из почерневшего от старости дерева, нагнулся, прошел в низкую дверь и оказался в небольшом дворике с исключительно красивой резьбой покрывающей весь фасад и особенно окна. Во дворике уже стояли 2 или 3 туриста, и смотрели с надеждой на окно на верхнем, третьем этаже. Там за этим окном находилась … богиня. Да, что вы удивляетесь, самая настоящая богиня.

Ее выбирают из определенного сословия работников с золотом и серебром. Ей обычно как минимум четыре года, она отвечает 32 очень строгим физическим требованиям, таким, как цвет глаз, форма зубов, голос, и т.д. Нескольких особо достойных кандидаток заводят в темную комнату и начинают пугать, кричать и танцевать в страшных масках. Ясное дело, настояющую богиню этим не испугаешь, и именно она провозглашается Кумари Деви. Она живет на полном обеспечении в этом дворце-храме, никогда из него не выходя, до первой, ну в общем, до первого серьезного кровотечения, и поэтому ее родители и обслуживащий персонал следят, чтобы она не порезалась случайно и не покинула «Белый Дом» раньше срока. Когда это происходит, она превращается в обычную, хотя и обеспеченную, девушку, но брак на бывшей Кумари Деви, по традиции, не считается счастливым, хотя непальцы говорили мне, что последние богини смогли построить счастливые семьи. А разве такие бывают?

Так вот, стою я перед окном, мысленно пою серенады, что-то типа «Выгляни в окошко, моя желанная богиня». Но на то она и богиня, чтобы слышать серенады, даже когда их поют мысленно, и не прошло и пяти минут как в окошке появилась красивая типично непальская девочка лет десяти. На ее лице было явно написано, что ее божественность ей осточертела, и она ждет не дождется реинкарнации, чтобы родиться нормальной земной девочкой, играть со сверстниками и сверстницами, бегать, жить. Ей было грустно. Мне за нее тоже. В результате нашей встречи я мог хотя бы сказать в духе Маяковского «Я Кумари видел!» А она что? В следующий раз надо будет хоть бороду подкрасить.

Вернувшись в отель и поговорив с другими туристами, я решил, что надо мне, наверное, слетать на денек в город Похара, что рядом с горным комплексом Анапурна. А как туда лететь, если у меня с собой есть информация только о Катманду? Где остановиться на ночь? Что смотреть? Еще не решив, ехать или нет, пошел в книжный магазин узнать, сколько будет стоить подержанная книга. У меня такая книга есть, но пытаясь съэкономить место, я информацию о Катманду переснял, а книгу оставил дома. Объяснил хозяину магазина ситуацию, честно сказав, что не хочется выкидывать 20 долларов за один день пользования. Он вдруг вынимает из-под полы новенькую книгу самого последнего издания, вышедшего в Америке за месяц до этого, и непонятно как попавшего в Непал так быстро. Сколько, спрашиваю его, приготовившись к грандиозной сумме после того, как меня вот уже два дня пытаются обобрать индусы и непальцы. Да бери так, а когда вернешься из Похары, принесешь назад. Думая, что я чего-то не понял, спрашиваю снова про цену и залог. Ничего не надо, бери, бери. Растерянный и с опухшими от впечатлений мозгами пришел к себе в отель, и быстро уснул. Не исключено, что с вытаращенными глазами.

На следующий день проснулся, сел в такси и отправился в тот же аэропорт, куда я только прилетел за день до этого. Поездки на такси в Непале — вещь очень малоприятная. Большинство машин используют дизель, керосин и прочие отравляющие вещества, выкидывающие такой едкий дым, причем часто даже не наружу, а в салон, что даже короткая 15-минутная поездка от площади Дурбар до аэропорта превращается в пытку в газовой камере. Выскочив из этой камеры и все еще прижимая к лицу носовой платок, я сунул водителю приготовленные деньги и побежал покупать билет за 100 долларов в никуда. Точнее, в Катманду. А еще точнее, из Катманду в Катманду. Прождав больше часа, 18 пассажиров уселись по 9 с каждой стороны в маленький новенький самолетик авиалинии «Будда Эр», или по-русски «АэроБудда», он быстренько оторвался от земли, явив нашему взору замечательную картину долины Катманду, с ее старыми улочками, множеством храмов, пагод, дворцов, парков, а кругом горы, горы, горы. Гималаи — самые высокие в мире.

Крошечный самолетик — очень узенький. Каждый пассажир сидит у окна, а между пассажирами так узко, что не каждый пройдет. Зато можно без остановки смотреть не только в свое окно, но и к соседу, когда он к нему не прилип. А не прилипнуть трудно. Горы, покрытые снегами — великолепны. Но мы все ждем момента, когда мы увидим другую вершину. Пилот приглашает пассажиров одного за другим зайти в его кабину и сфотографировать панораму через переднее стекло. Через двадцать минут полета я первым вижу знакомый по фотографиям и фильмам черный, почему-то почти не покрытый снегом, треугольник, совсем чуть-чуть возвышающийся над своими соседями. Эверест! Вершина мира! В этот момент наступает моя очередь идти в кабину. Все по-честному, я же первым Эверест увидел, мне и лучшая панорама. Ну хорошо, пилот — увидел еще раньше, но он и сидит за это в кабине всю дорогу, а я — только на минутку.

Возвратившись в Катманду и получив массу удовольствия не только от гор, но и от самолета, я решил определенно прокатиться на нем еще раз, и сразу же купил на завтра билет в городок Похара на «АэроБудде». А коли мы коснулись этой авиалинии, то попрошу вас ответить на два вопроса. Каких выходцев из Индии — политических деятелей, писателей, артистов, кого угодно — вы знаете? Уже слышу имена Махатмы Ганди, Джавахарлала Неру, Индиры Ганди, Рабиндраната Тагора и многих других. А теперь второй вопрос — такой же легкий — назовите имя хотя бы одного выходца из Непала. Сиримаво Бандаранаике — не в счет, она была премьером Шри Ланки, а не Непала. Сдаетесь? Я — тоже. Хотя одного назову с удовольствием.

Его звали Сидхарта Гаутама. Он родился в 563 году до нашей эры в городе Лумбини на юге сегодняшнего Непала, а в то время в столице одного из мелких государств, в семье махараджи, то есть царя этого государства. Будучи принцем, он как будущий глава страны, купался в роскоши. В момент его рождения его родителям предсказали, что их сын будет либо выдающимся политическим деятелем, либо выдающимся духовным лидером. Естественно, что богатый махараджа хотел видеть своего любимого сына еще более богатым махараджей, и чтобы избежать соблазна духовной деятельности, все было сделано, чтобы молодой принц не видел несчастья, страданий, смерти. Однажды, в возрасте 29 лет, Сидхарта тайком покинул дворец и увидел дряхлого больного старика, в последующие побеги он увидел похоронную процессию, нищету. Он не мог перестать думать о смысле жизни, о том, как избежать горя, страданий. Он покинул свой дворец, свою беззаботную жизнь и отправился в посках истины. Вначале он вел крайне аскетическую жизнь и, согласно легенде, жил в лесу, питаясь одной рисинкой в день. Мой сын, который консультировал меня по данной главе, утверждает, что это было маковое зернышко, и зная, что он отличный студент и никогда не ошибается, я забираю свою рисинку назад. Когда Сидхарта был близок к смерти от голода, но все так же далек от постижения истины, он встретил маленькую девочку, которая дала ему миску с едой. Поев и придя в себя, он понял, что все в жизни надо делать умеренно, а еще через короткое время свершилось то, к чему он так стремился — он постиг истину, которую очень коротко можно передать следующим образом. Человек должен быть свободен от чувства собственности, будь то деньги, дом, близкие люди, ибо когда-то, раньше или позже, мы теряем все материальное, что у нас есть. Надо стремиться к правильным действиям, мыслям и вести умеренную и благодетельную жизнь, что приведет к лучшей судьбе в следующей жизни, а в итоге к прекращению цикла рождений и достижению высшего состояния, которое называется Нирвана. В то время Сидхарте было 35 лет. Он стал выступать перед своими учениками и последователями, призывать их к доброму и гуманному отношению ко всем окружающим — людям, животным, природе. В 483 году до нашей эры, когда Сидхарте Гаутаме было 80, он, будучи конечно же вегетарианцем, случайно съел положенный в его миску по ошибке кусок мяса, и в тот же день отправился в мир иной. Интересно, что из сотен миллионов, да, я не оговорился, сотен миллионов его последователей, наверняка многие даже не знают кто такой Сидхарта Гаутама, ибо традиционно называют его просто — Будда.

Теперь вы понимаете, почему лететь над горами Гималаев в крохотном самолетике мне гораздо спокойнее, когда на крыле этого самолетика написано большими буквами имя этого великого и очень доброго непальца. И не дают на борту мяса!
Под впечатлением от горного полета я отказался садиться в такси-душегубку, и быстрым шагом (я же марафонец) пошел в соседнюю деревушку Пашупатинат, где на берегу очень узенькой и очень священной реки Багмати находится один из главных храмов индуизма в Непале. Через 20 очень живописных минут перед мной блестели купола многочисленных пагод храмового комплекса, а перед ними на берегу реки люди молились, мылись, стирали, торговали, жгли костры. Я пошел вдоль берега по направлению к костру. Когда до него оставалось метров 15, я увидел, что из него торчит человеческая нога. В индуизме, в отличие от иудаизма, христианства и ислама, людей принято не хоронить в земле, а кремировать. Те, кто побогаче, сжигают своих родных и близких у священных храмов, на берегах священных рек. Пашупатинат — одно из самых желанных мест закончить свой «очередной» жизненный путь и подготовиться к новому — реинкарнации. Я все это понимаю и не испытывал никакого ужаса от увиденного, но тем не менее медленно остановился, и, навеваемый философскими мыслями, пошел назад.

Был очень приятный солнечный день, все искрилось и переливалось. На деревьях и на травке резвились обезьяны. В отличие от центра Катманду, воздух здесь был чистый и по-горному свежий. Лишь дым от костра развевало во все стороны, отчего сильно пахло жареным мясом. Я — как вегетарианец, терпеть не могу, когда прохожу по улице мимо торговцев шашлыками или жареной курицей, но многие мои плотоядные знакомые говорят, что от этих запахов у них активно текут слюньки. Целый день не мог избавиться от навязчивого вопроса, засевшего в моей голове — а потекли бы у них слюньки от запаха этого костра? Собственно говоря, в этом запахе было что-то от жареной курицы, и что-то от шашлыка. И было что-то доброе от сознания, что в отличие от курицы и коровы, человек, ногу которого я видел, скорее всего умер в преклонном возрасте своей смертью, и провожали его в «очередной» последний путь его родные и близкие.

Рядом с Пашупатинат находится еще одна деревушка — Боднат. Это — один из самых важных в Непале центров тибетской общины. Когда в 1950 году коммунистические войска Китая оккупировали огромное древнее государство Тибет, зверски уничтожив при этом сотни тысяч тибетцев и разгромив их многовековые буддийские монастыри и богатейшую культуру, тысячи нашли убежище в Непале, перейдя Гималаи. Деревня Боднат находится как бы на финише этого тяжелейшего пути через горы, и именно здесь воздвигнут один из самых важных храмов буддизма в Непале. Вокруг него кругом стоят большие дома тех тибетцев, которых явно не обидела судьба. И меня тоже, так как в одном из них на втором этаже я нашел замечательный тибетский ресторан, естественно вегетарианский, с потрясающим видом на храм и площадь. После того, как я съел третью порцию, не привыкшие к такому здоровому аппетиту тибетцы смотрели на меня с большим уважением. Закончив, я, в отличие от их ожиданий, встал и легко направился в следующий город — Бхактапур.

Я бы сказал, что центр Бхактапура даже немного интереснее, чем центр Катманду. Здесь еще больше храмов, старинных улочек, покосившихся домов с филигранной резьбой, торговцев глинянными кувшинчиками и еще Бог знает чем, женщин, нагруженных на два метра вверх и вбок всякой всячиной, а в лучшем случае — сеном. Оно хоть не такое тяжелое. Побродив часок-полтора по городу и заехав затем в интересную деревушку Чангу Нараян, я вернулся в Катманду и пошел кушать, а то ведь я целый день почти ничего не ел.

Считается, что невозможно провести даже несколько дней в Непале, а об Индии я и не говорю, чтобы не, ну в общем, я имею в виду серьезные проблемы с желудком. Заходя в очередной ресторан, а заходил я часто, ибо очень люблю поесть, я всегда мысленно молился «только бы пронесло в этот раз». То есть, чтобы пронесло, и не пронесло. Ну вы меня поняли. Перескакивая вперед скажу, что ни в одной из моих поездок мне не было так легко найти где поесть. Подавляющее большинство всех ресторанов Индии и Непала — вегетарианские. И довольно вкусные, тем более, что их еда — моя любимая. Увы, с гигиенической точки зрения эти страны если и лидируют в мире, то не с той стороны, с какой хотелось бы. Тем не менее меня пронесло. То есть не пронесло. То есть, все было О·Кей!

Следующее утро привело меня в очередную деревушку — Сваямбхунат, где на высоком зеленом холме, находится еще один очень известный и красивый древний буддийский храм. Дорога к нему проходит через обычные не туристские районы Катманду. Здесь нет множества храмов, нет сувенирных магазинов, нет западных ресторанов. Здесь живут и работают обычные непальцы. Как и в первый день в Катманду поражало обилие образов, звуков, запахов. Из-за комбинации утреннего тумана и обычного для Катманду сильного смога, видимость не превышала 100 метров, весь город был в дымке, что создавало еще более магический эффект. Стоя на вершине Сваямбхунат, можно было видеть лишь контуры города.

Храмы и старые улочки соседнего городка Патан мало отличаются от Катманду, зато поездка на забитом непальцами автобусе из Патана назад в Катманду была весьма запоминающейся.
Началось с того, что, как я сказал, автобус был забит. Его потолок был рассчитан на невысоких непальцев, то есть мне как раз до шеи. Ничего, я не сын махараджи, мог бы и согнуться немного, правильно? А вот и неправильно. Автобус ведь забит. Куда голову-то наклонять? Там же какая-нибудь голова уже есть.То ли я очень смешно выглядел с головой набекрень, то ли мне действительно надо бороду подкрасить, но вдруг один непалец встал и, да, впервые в моей жизни уступил мне место. Я, конечно, вначале отказывался и пытался подтолкнуть туда какую-нибудь женщину, но потом сдался, с трудом протиснулся туда и плюхнулся на старое порванное кожаное сиденье, напевая «Когда мы были молодыми» вперемешку с «Отцвели уж давно хризантемы в саду». Пока я пел, я проехал мою остановку ровно на такое же расстояние, как от того места, где я сел на автобус. Не страшно — я же марафонец!

На Дворцовой площади Катманду ко мне подошел мальчик лет 8 или 9. Он был одет в очень бедный старый костюмчик. Мальчик был ужасно худенький, один глаз у него был грубо зашит неаккуртным швом, а второй вылезал из орбит. Наверное, опухоль. Было ясно, что этот мальчик не жилец. Ужасно страшно об этом даже думать, но когда я решил ехать в эту поездку, я три месяца настраивал себя на то, что я увижу — больных, умирающих, голодных, детей-инвалидов. Мальчик еле слышно спросил мое имя, откуда я. Потом тихо сел рядом. Я в ответ спросил его, где он учится, еще что-то не важное, ждал, когда он попросит денег. Я хотел дать, но самому сунуть вроде бы неудобно. Прождав еще минуту, я полез в карман, но в этот момент подошли ребята постарше и стали уговаривать что-то у них купить. Отошел от них в сторону и они устремились в погоню за другим туристом. Мальчика уже нигде не было. Осталась лишь память, которую трудно стереть.

Еще через час за окном блестело крыло «АэроБудды» на фоне Гималаев, а под ним — городок Похара, расположенный на берегу горного озера у подножия Аннапурны, всего лишь немного ниже Эвереста. По улицам гуляли собаки, коровы, люди (в основном — израильтяне, они знают куда ехать), гуси, курицы, козы, кобры (в корзинках у местных факиров). В ресторанах играла непальская музыка, и танцоры из соседних деревушек танцевали народные танцы в ярких костюмах.

Я люблю поспать. Особенно в будни, когда надо идти на работу. Но во время путешествий я становлюсь другим человеком и встаю вместе с солнышком (и должен признаться, что иногда ложусь с ним тоже). Порой бывает, что даже оно еще отдыхает, а я уже нет. Мой день в Похаре начался глубокой ночью, когда я в темноте, не зажигая свет, на ощупь оделся, вышел на улицу, где меня уже ждал таксист, с которым мы договорились предыдущим вечером, и мы поехали по ночному и очень холодному городку. Ведь зима же, и высоко в горах. По улицам шли, по-видимому на работу, местные непальцы и непальки, и такие же как я сумасшедшие туристы с рюкзаками. Даже более сумасшедшие, чем я, ибо я сидел в относительно теплой машине. Хотя может быть и наоборот, ибо нормальный турист, желающий совершить восхождение на гору, чтобы полюбоваться восходом солнца на горной вершине, пойдет туда пешком, а ненормальный, или американец, поедет на вершину на такси. Красиво жить не запретишь!

Такси остановилось, на меня моментально набросилась ватага ребят, желающих быть моими проводниками, ибо до вершины горы надо было идти еще минут 40 пешком по горным тропинкам и через маленькие горные деревушки, причем в кромешной тьме, так как в том-то и идея, чтобы к моменту восхода уже быть на самом верху, а электричества здесь нет. Это же Гималаи, а не Катскильские горы. Я от проводников, как всегда, отказался, чем заработал себе врагов на всю жизнь, и по-марафонски рванул наверх. Через 40 минут, пройдя через сонные, только просыпающиеся деревушки, я был на самой вершине горы Сарганкот, а передо мной нависали покрытые снегом хребты Аннапурны и Мачапучаре. В этот момент забрезжил солнечный свет, а я без остановки фотографировал горы, снег на которых, благодаря восходящему солнцу, казался красноватым и переливающимся. Какая красота!

Стоящие рядом со мной девочки из Японии попросили меня сфотографировать их, а я попросил одну из них снять меня. Поблагодарил по-японски («Домо аригато гозаймашта»), поклонился, взял фотоаппарат, хотел сделать еще один снимок. Фотоаппарат был мертв. Вынул батарейку, поставил запасную. Мертв. Внимательно посмотрел на симпатичную японскую девочку, которая весело щебетала со своими подружками. Потом снова посмотрел на мертвый фотоаппарат. А ведь на этой девочке кто-то когда-то женится. С такими руками замуж выходить? Хотя можеть быть после моего фотоаппарата у нее остались только добрые магические способности. Расстроенный из-за невозможности заниматься любимым делом, то есть фотографировать, а потом расставлять в альбомы сотни фотографий, которые потом ни один человек не смотрит, я спустился вниз, сел в такси и поехал назад в отель, оттуда пешком с понурой головой поплелся в аэропорт. Даже вид крохотного самолетика авиакомпании «АэроБудда» не воодушевлял. Через 20 минут после взлета мы уже шли на посадку в аэропорту Катманду, с которым мы, можно сказать, сроднились за эти два с половиной дня, а еще через час у меня в кармане лежал новый корейский фотоаппарат.

В значительно улучшенном настроении я отправился на огромный сувенирный базар прямо около Дворцовой площади, и после моих детальных, в режиме реального времени, рассказов о моих пяти марафонах, мне, как «нищему туристу из России», продали пару роскошных деревянных масок для моего сына за пол-цены, а молодой тибетец даже дал одну маску совсем бесплатно. Нет, не буду бороду красить. В совсем хорошем расположении духа я остановил велорикшу, и он повез меня по вечернему, забитому людьми и коровами древнему Катманду в мой отель. Я дал рикше в два раза больше, чем он просил, хотя он на прощанье все равно по привычке спросил «A еще 10 рупий?». Прямо при отеле находится шикарный и очень дорогой по местным меркам непальский ресторан. Меня посадили на самое почетное место за отдельным столом, где могли бы свободно разместиться человек 10. За 5 долларов вам приносят столько еды, сколько вы можете съесть. Обычно два человека с трудом осиливают одну порцию, поэтому, чтобы не смущать официантов и специально вышедшего посмотреть на меня менеджера, я вежливо остановился, доев до последней капельки вторую порцию, и полу-голодный, но очень веселый (забыл упомянуть, что с ужином идет очень крепкое местное вино), пошел спать почти по прямой.

Снова — мой аэропорт, снова — таможенный контроль, снова — обмен денег — на этот раз непальские рупии на индийские. Даю толстую пачку, и получаю назад толстую пачку. Попробуй пересчитай. В одном долларе 67 непальских рупий и 42 индийские рупии. Из речки А в речку Б вливаются, переливаются из пустого в порожнее, а у меня по математике всегда были тройки. Зато я сегодня нахальный. Беру индийскую пачку, делаю вид, что что-то считаю и говорю банкиру «Неправильно». Он возмущенно берет пачку назад, тоже быстро считает и парирует «Правильно». Я ему «Пересчитывай», а сам думаю, а вдруг там правильно. Он медленно и зло пересчитывает на моих глазах. Не хватает всего 700 индийских рупий. То есть меньше 20 долларов. Это вам не Дели, где не хватило более 4000 рупий. Пыша гневом, банкир отсчитывает мне 700 рупий и сует в руки. В один момент показалось, что он сосчитал «Двадцать два, двадцать четыре». Очень хладнокровно и вежливо говорю ему «Неправильно». Толпа с интересом смотрит за нашим затянувшимся поединком нервов. Проигравший банкир понуро и устало пересчитывает Бог весть в какой раз, вынимает последнюю банкноту, и не смотря мне в глаза, сует ее мне в руку. Мои нервы победили. Я же — вегетарианец. А он, наверное, нет.