Сингапур и Бали: эти «два мира — две системы» находятся в одном и том же юго-восточном регионе. И там и там живут маленькие смуглокожие широколицые азиаты. И те и другие, словно муравьи, обитают скученно и тяготеют к коллективному разуму. Но одно государство сумело обеспечить своим обитателям самый высокотехнологичный и благополучный быт в юго-восточном регионе. А в другом царят грязь, хаос и прочая атрибутика нищеты. Сингапур и Бали: парадокс в том, что можно поспорить, кто из них более счастлив.

+Круче тот, у кого ниже

«Доброе утро! Заходите, — приветливо говорит лифт. — Какой вам нужен этаж?»

Несколько часов в Сингапуре — и вот пожалуйста. С нами уже разговаривают подъемные устройства. А ведь с утра еще не было принято ни капли: опрометчивый, как теперь ясно, поступок. Без двухсот граммов этот футуристический город-герой, он же государство-небоскреб, оживший рекламный ролик высоких технологий, воспринимается трудновато.

Здесь можно запросто уйти километров на пять от отеля, ни разу не высунув нос на улицу: одними только стеклянными перемычками из небоскреба в небоскреб, подземными переходами, крытыми переулками, оснащенными движущимися тротуарами. Стерильная чистота — что в зданиях, что под открытым небом — подавляет. Похоже, бактерии и микробы на государственном уровне объявлены вне закона, и меня бы не удивил плакат с надписью «Разыскивается беглая бацилла».

Вместо этого мы узрели совершенно варварскую информацию, написанную прямо на майках прохожих: «Штраф за брошенный окурок — 200 сингапурских долларов, за нарушение тишины — 500, за появление в нетрезвом виде — 1 тысяча, за сквернословие — 3 тысячи, за воровство – 60 ударов палками».

Говорящий лифт после средневековых палок — это все-таки чересчур. Помедлив, мы опасливо шагнули внутрь. В животе защекотало, копчик потянуло к полу, уши заложило — но эти ощущения не успели даже осознаться мозгом, как разумный лифт возвестил невидимыми устами: «39-й этаж. Приехали, можете выходить».

Из вращающегося бара открывается изумительный вид на… другие небоскребы. Ограничений по высоте застройки в Сингапуре нет, ведь вширь расти некуда: город-государство находится на острове в жалких 42 квадратных километра.

— Идеальное место для ковровой бомбардировки, — заметил мой приятель. — Совсем небольшой коврик получится.

В Сингапур нас занесло, как всех туристов — на несколько дней, проездом. Отдыхать в это царство футуризма никто не едет, Сингапур — город банковских служащих, сугубо деловой и невероятно дорогой. Уличная толпа смотрится непривычно: вся поголовно она одета от кутюр. Неудивительно: минимальная зарплата в месяц — 2800 сингапурских долларов (местный доллар составляет две трети доллара США). Если во всей Юго-Восточной Азии можно запросто пообедать за 2 доллара, но в Сингапуре не поешь и за 20.

Цены на машины тут втрое выше европейских. Власти вздули их сознательно, введя двухсотпроцентный налог, потому что не заинтересованы в увеличении частного автопарка — они вовсю развивают общественный транспорт. Он в сингапурском духе, работает большей частью без водителя: автомат управляет поездом в метро, автомат ведет вагончики по монорельсовой дороге. И все равно навороченные местные такси с трудом пробивают себе дорогу через потоки частных машин: сингапурцы так же любят пустить пыль в глаза, как и обитатели других частей света.

Притом что у них есть другие траты, от которых у приезжих просто голова идет кругом. Это цены на жилье. Даже в квартире для малоимущих каждый квадратный метр стоит 2 тысячи долларов (малоимущей считается семья, доход которой меньше 8 тысячи долларов в месяц — то есть меньше 6 тысячи долларов США!). Эти дешевые, лимонадной цены квартиры — мечта многих сингапурцев, очередь за ними выстраивается на многие годы вперед. В центре же города цена доходит до 20 тысяч долларов за квадратный метр.

Именно поэтому автоцентр «Ламборджини» и «Порше», расположившийся в низеньком домике на окраине города, наглядно демонстрирует, как он успешен. Позволить себе так нерачительно использовать шикарный клочок земли — не под небоскреб! — это очень круто.

+Свинство дорогого стоит

Как же занюханный остров, начисто лишенный каких-либо ресурсов, сумел выделиться из 17 тысяч нищих малайзийских островов и в одиночку добиться такого процветания?

Вплоть до 70-х годов ХХ века Сингапур, как и вся Юго-Восточная Азия, был раздольем для подделок продукции всемирно известных брендов. Вся фальшивка шла отсюда. А жили все равно плохо. И тогда правительство привлекло экспертов, предложивших иной путь развития. Он оказался настолько успешным, что в 80-е годы Сингапур наглухо закрыл границы для любого контрафакта. Что за путь? Мировые биржи, как известно, работают бесперебойно: когда одни закрываются, другие благодаря разнице часовых поясов тут же открываются. А вот банки за биржей не успевают. И получаются мертвые зоны, когда биржи открылись, а функционировать не могут. Эксперты предложили Сингапуру стать страной, обеспечивающей круглосуточные банковские услуги. Страной-банком.

Благодаря удачно занятой нише нищее государство сделало невиданный рывок к благополучию и зажило лучше всех соседей по региону. Неудивительно, что многие теперь мечтают попасть в Сингапур и осесть. Но это практически невозможно: миграционная система жесточайшая. Нелегалов на острове нет. Если же таковой чудом просачивается, полиция узнает об этом моментально, не прилагая усилий. Ей без зазрения совести стуканут легальные сингапурцы, озабоченные, чтобы пришлые не потеснили их с рабочих мест.

Об этом нам рассказала Таня, наш гид. Как она сама сумела просочиться в Сингапур со своей Украины, мы так и не поняли.

Если вся Юго-Восточная Азия — это один большой бордель, переполненный геями, трансвеститами и извращенцами, то Сингапур выгодно отличается не только зарплатами и чистотой, но и нравственностью. Трансвеститов мы не видели вообще. Геи кучкой тусуются в строго отведенном месте: в центре «Иокошима» — 20 этажей эксклюзивной одежды и ювелирных магазинов. Вот это их резервация, там они работают и общаются по интересам.

В «Иокашиму» нас загнал тропический ливень — вода с небес стеной и надолго. На такой случай у входов в магазины стоят одноразовые чехлы для зонтов. Мелочь, а удобно. Два часа мы слонялись по огромным торговым площадям, под завязку набитым эксклюзивом, а геи умильно, но издалека следили за нами подведенными глазками. Если за воровство в этой стране лупят палками, то как знать — лиц нестандартной ориентации за приставание, возможно, и камнями забрасывают…

70% жителей острова — китайцы, остальные — малайцы, тамилы и разные помеси. Все поголовно отлично говорят по-английски. Любовь к англичанам у сингапурцев в крови — с тех пор как в 1819 году сэр Томас Стэмфорд Раффлз заключил сделку с местным раджой о строительстве порта на месте рыбацкой деревухи. Если бы сэр Раффлз ткнул пальцем в другое место на карте, никакого Сингапура сегодня в помине бы не было. А потому шустрый британец является для сингапурцев кумиром: ему посвящают памятники, его именем называют на острове все, что связано с роскошью. Самые высокие небоскребы — это Раффлз-центр, самая фешенебельная гостиница — Раффлз-отель.

Раффлз-отель настолько шикарное место, что в его баре разрешается кидать на пол окурки и шелуху от орехов, лить пиво. В государстве, где стерильность возведена в абсолют, возможность посвинячить — радость, за которую состоятельные сингапурцы готовы выкладывать немалые деньги. Ну а людям победней приходится довольствоваться коктейлем в чистоте.

+Взятка для бога

«Сингапурские авиалинии» — самые крутые авиалинии, какие я встречал в жизни. Кресла набиты техникой, позволяющей каждому пассажиру шарить по местной видеотеке самостоятельно, не завися от того, что хочет смотреть сосед. Из кормежки устраивается шоу, бойкие стюарды стремительно носятся по салону, жонглируя над нашими головами комплектами бортового питания, бутылками и шейкерами, так что в разинутый от восхищения рот забываешь закидывать пищу.

Но вот мы приземляемся на Бали. Два часа лету в пределах одного и того же региона — а какая резкая смена картинки. Вместо небоскребов тростниковые хижины, гордо именуемые домами. Вместо отдраенных до блеска тротуаров, на которых соринка кажется бревном, — грязноватые улицы, где то там, то сям валяется ржавая консервная банка или драный пластиковый пакет. Но главное отличие — люди: внешне вроде такие же, а вот темперамент иной. Они неспешно идут по улице, словно еще не определившись, куда именно направить свои смуглые, не ведающие носков, стопы.

Достаточно провести на Бали недолгое время, чтобы понять причину этой несуетливости. Балийцы — очень творческие люди. Они могут впасть в ступор при виде красивого цветка, причем на целый день. Вот будут стоять, глазеть и наслаждаться этим состоянием дзен. Всерьез они относятся только к двум занятиям: резке по дереву и возведению храмов. Потому и нет на Бали многоквартирных высотных домов, что вера требует, — ни одно здание не может быть выше храма.

Балийцы живут так: сначала строят храм. Потом строят дом. Если денег на дом не осталось, то обходятся храмом. Благо на Бали остаться на свежем воздухе и зимой не страшно: круглый год температура +30 градусов. Ни одного дела балиец не начнет, не вознеся молитвы и не воздав богам подношений. Буддизм, смешавшийся с местными верованиями, дал забавную религию, где все построено на том, чтобы умилостивить массу злых и добрых духов. А потому веночек, в котором горит свечка и набросаны лепестки орхидей, можно встретить и перед супермаркетом (чтобы задобрить демона торговли), и перед банком (чтобы подлизаться к демону ограблений), и около лотка с соками (чтобы склонить на свою сторону демона жажды). А иногда вообще возле какой-нибудь скамейки. Видно, кого-то торкнуло, он задумал какое-то дело и сразу же отметил свое решение подношением. Где венок взял? Так они продаются по всему городу, словно у нас — пирожки.

В 5 часов густые потоки по улицам — все идут в общий храм. Женщины несут на головах большие корзины с фруктами. Они ставятся в храме, а потом забираются: мол, боги свое откусили, теперь можно и нам поесть. Представьте, как часто они ходят в храм, если на Бали 210 государственных праздников в году. В остальные дни — частные праздники. Неудивительно, что на вопрос — а почему у вас не работает банк (ресторан, магазин и пр.), мы получали неизменный исчерпывающий ответ: «Эвридей — холидей».

Чтобы покончить с темой религии: балийцы, будучи буддистами, верят в реинкарнацию, но свою, местечковую. Хорошо себя вел в этой жизни — в следующей станешь старейшиной, плохо — родишься собакой, но все это в рамках родной общины. Будучи очень терпимыми, они лояльно относятся к другим верованиям. Например, на Бали есть место, где покойников не хоронят, а просто складируют на берегу реки (и животные этих покойников почему-то не пожирают). Такое погребение принято у огнепоклонников — однако балийцев-буддистов оно совсем не шокирует.

Даже теракт исламских экстремистов, который пять лет назад унес жизни 202 человек, не смог сделать балийцев более агрессивными. Да, они пропускают народ через дугу туда, где проходят массовые зрелища, проверяют машины зеркальцами и, проезжая городские перекрестки, ты неожиданно видишь на экране днище своего авто. Но ощущение, что балийцы больше играют в безопасность, нежели озабочены ею.

А вот что их всерьез заботит — это то, что сингапурцы воруют у них острова. Официально все обставлено так, будто сингапурцы индонезийские острова покупают: из расчета 20 долларов за 1 тонну. Но вместо того, чтобы их обживать, граждане благополучной Страны клерков грузят острова на корабли и увозят домой — наращивать свою карликовую территорию. Балийцы считают, что это нечестно. И потому подняли цену: теперь родина стоит по 50 долларов за 1 тонну.

+Ай хэв расколбас

Наш гид обращался к нам, словно персонаж пародийной комедии — «господина-господина», невзирая на то, женщина перед ним или мужчина. Это не умаляет его лингвистических способностей: парень выучил русский самостоятельно всего за четыре месяца!

Сейчас так делают многие на Бали, потому что россияне повадились туда на отдых толпами, как совсем недавно ехали в Турцию. Когда мы приехали, с острова как раз уезжали 3 тысячи русских, они праздновали на острове христианский Новый год.

Понятно, что витальная наша речь уже успела обогатить местный сленг. Выйдя из ресторана в легком подпитии и отличном настроении, садимся в такси и просим включить радио. Окинув нас взглядом, таксист оживляется: «О, рашен, ай ноу — расколбас! Ай хэв гет расколбас!!!»

Но радио не включил — это официально запрещено дорожной полицией. Вот ездить за рулем пьяным можно, тут никаких ограничений на количество промилле в крови. Мчать через улицу на красный свет светофора — тоже ничего страшного, полиция даже журить не будет. Но только не с к включенным радио: такое не прощается. За музыку в машине штрафуют на 15 долларов, безумные для балийцев деньги. И логика в этом есть. Музыка может помешать услышать сигнал. На дорогах Бали, как в большинстве азиатских стран, право сильного: кто громче сигналит, тот и прав. А если водитель встречной машины еще и пьян, то надо сигналить с удвоенной силой.

Отель, в котором мы жили, стилизован под древний храм. Внизу сидит человек, который целый день играет на странном ударном инструменте, состоящем из набора полых труб. Я полчаса стоял напротив — слушал с упоением. Какая импровизация! А потом талантливый барабанщик ушел на перерыв, и я зашел с передней части труб. Оказалось, все они пронумерованы краской: 1, 2, 3, 4… Лежит партитура с набором цифр — ноты. Если стучать в этой последовательности — получается не хуже, чем у профи.

Гостиничный сервис лишний раз подтвердил, что азиаты — коллективный разум, сделать что-то в одиночку они патологически неспособны. У меня в номере сломался матрас. Звоню в рецепшен, объясняю проблему, прошу заменить. И началась катавасия, достойная детального описания.

В дверях появился служащий с радиостанцией. Описав несколько кругов вокруг кровати и не сводя глаз с матраса, он подробно доложился по рации, потом сказал мне — о`кей. И исчез. Через час звоню в рецепшен, спрашиваю, как насчет матраса. Они говорят — о`кей, и через две минуты у меня в номере уже два балийца с радиостанциями, которые ходят вокруг дивана и щебечут по рации, докладывая обстановку вышестоящему начальству.

Потом они исчезают — и я слышу, что операция «Матрас» действительно началась. Полчаса по всему отелю слышны позывные раций: сначала далеко, потом все ближе и ближе — кольцо сужалось. Наконец двери номера распахнулись и внутрь промаршировали восемь балийцев с одним матрасом. Одной рукой каждый цепко держал ношу, второй прижимал к уху рацию, продолжая нескончаемый доклад. Казалось, я присутствую при глобальной спасательной операции.

Потом мне еще три раза отзвонились из рецепшена с вопросами: хорош ли матрас? Действительно ли на этом матрасе лучше, чем на предыдущем? И вообще, может, мне нужен еще один матрас? До конца отдыха я к своей кровати относился с уважением и садился на краешек ее со всей осторожностью.

+Почему собаки не летают

Живность на Бали любознательная, нахальная и вторгается в твою жизнь, хочешь ты того или нет.

Являешься вечером в номер — на потолке уже по-хозяйски расположились гекконы. И смотрят с крайним неудовольствием: мол, где шлялся, зачем свет включил, покоя от тебя, турист, нету! Сигнализируешь в рецепшен: у нас животные. На что там философски спрашивают: какие именно животные? Вскоре приходит специально обученный мужичонка с бутылкой ацетона. Оказывается, гекконов, сидящих на потолке, не надо сбивать полотенцем, достаточно просто откупорить ацетон. Они сразу разжимают присоски и убегают.

Правда, от ацетонных паров в душной влажной нощи тебе хочется бежать за ними следом. Приходится распахивать все окна и двери. Пока номер проветривается, на потолке появляются новые гекконы…

На городских улицах с деревьев гроздьями свисают летучие собаки. Это летучие мыши, которые якобы считаются вампирами, но на самом деле они травоядные и совершенно ручные. Приручили их туристы, которые день-деньской торчат рядом, воркуют, чешут летучих собак за ухом и кормят их кусочками папайи. Понятно, что собаки из этого рая улетать не собираются — они блаженно щурятся и продолжают украшать собой городскую инфраструктуру.

Но самые наглые на Бали — это обезьяны. Они живут в Городе обезьян — старом храме, под присмотром служащих. Нет сомнений, что их там кормят, но это нисколько не уменьшает звериный аппетит. Схема отработана четко: одной ногой обезьяна цепляет тебя, чтобы не убежал, а другой шарит по твоим карманам, пытаясь нащупать орехи. Третьей ногой или рукой она цепляет туриста рядом, чтобы не убежал, пока она не разберется с тобой, потому что у него орехи тоже.

Если ты орехи не даешь, обезьяна жутко негодует, прыгает тебе на грудь, начинает щипать. Если даешь орехи по одному, то она может и укусить, потому что ей надо все, сразу, здесь и сейчас. Сожрав пакет орехов, она не в силах поверить, что у тебя нет второго такого же и поэтому виснет на твоей ноге, жуткими криками отгоняя от тебя других обезьян. И так тащится пушечным ядром за тобой всю экскурсию. Разборки между собой они устраивают грандиозные, причем вопли их переводятся довольно ясно: это мой турист, пошла вон отсюда, это я его дою!

Марианне, девушке из нашей компании, обезьяний вожак прыгнул на голову. Надо отдать должное — Марианна не кричала. Просто закрыла лицо руками и притихла. А самец здоровенный, тяжелый. Прибежали служители, с трудом оторвали самца от головы, обработали царапины, лопоча: не волнуйтесь, все 258 обезьян привиты, последствий не будет.

Мы-то в компании уже привыкли, что Марианна такая невезучая. В Шри-Ланке ее укусил клещ. В Таиланде покусала черепаха. Я даже не подозревал до этого, что черепахи могут кусаться. Потом ее поцарапал тигренок, когда она его кормила молоком из соски. А в Турции ее покусал еж. Обычный еж, гулявший со своим семейством на территории отеля, которого Марианна потянулась почесать. Она звонит в Ригу, спрашивает, что делать. Я позвонил в инфекционку, объяснил ситуацию. Там пришли в крайнюю озадаченность: лисы были, совы были, волки были — а вот ежей не было. Сообщили, что инкубационный период продлится семь дней. Мы подсчитали, что Марианна должна взбеситься в самолете. К счастью, в полете все обошлось — а в Риге ее уже ждала палата в инфекционке и серия уколов…

В общем, когда после обезьяньей фермы на Бали мы собрались посетить ферму крокодилов, то Марианну решили не брать.

+Фаллос красного дерева

Две вещи совершенно озадачили меня на Бали. Это плод дуриан и празднование балийского Нового года.

Дуриан, который у нас в Латвии стоит 57 латов за штуку, а на Бали — 2 бакса, считается там плодом с неземным вкусом. При этом на дверях магазинов и отелей красуется предупреждение: «С дурианом не входить». Поэтому мы решили распробовать райский плод прямо на уличной лавочке. Скажу сразу: если это действительно та штука, которой кормят в раю, то я в его кущи не ходок. Мифы об ужасном дуриановском запахе явно преуменьшены. Это не запах. Это тошнотворный смрад мертвечины, разлагающейся не первый день. Вкус заурядный, похоже на волокнистый апельсин. Я откусил и отложил в сторону. Тут же подскочил местный гурман, радостно спросил — не будете доедать? И с урчанием вцепился в плод зубами.

Что касается балийского Нового года, то он ошарашивает даже больше, чем дуриан. Главное, никто тебя ни о чем таком не предупреждает. Просто однажды ты в наилучшем расположении духа спускаешься к завтраку и вдруг обнаруживаешь, что кормить тебя — некому. Персонала нет и еды — нет. В полном недоумении выходишь на улицу, а там — пусто, ни единого прохожего. Разве только такой же, как ты, голодный собрат-турист безуспешно стучится в наглухо закрытые магазины и кафе. В мозгу лихорадочно щелкают предположения, одно другого хуже. Может, на остров надвигается цунами и все население убежало вглубь Бали? Или ночью тут высадился исламский десант и взял всех местных в плен?

К обеду подъедено раскрошенное печенье, обнаруженное на дне чемодана, — а вокруг по-прежнему тихо и пусто. Лишь к ужину, когда ты уже подбиваешь остальных членов компании пойти поискать у летучих собак недоеденную папайю, в холл отеля тихо и плавно выползает из боковой каморки служащий. Оказывается, он просидел там целый день! Неторопливым шепотом (в балийский Новый год нельзя говорить в полный голос) он объясняет, что сегодня — день глубокой медитации и строгого самоконтроля. Чтобы следующий год был удачным, надо соблюдать четыре правила: никакого света или огня, включая огонь на кухне для приготовления пищи, никакой работы, никаких плотских желаний и развлечений. А главное — никакого движения: надо тихо сидеть весь день на одном месте.

Вообще-то у тебя осталось только одно плотское желание: придушить аборигена голыми руками. Но он так благодушен и умиротворен, что остается плюнуть и, урча желудком, уйти спать.

Пару слов о развлечениях. Под ними балийцы понимают песни, пляски и индонезийский балет. Индонезийский балет — это не полураздетые девушки в пачках и трико, это закутанные по горло маски, передающие посредством дружного поднимания рук и ног волнующие перипетии древней мифологии. Я уснул на двадцатой минуте.

А вот стриптиза на Бали нет. Я пытался администраторше в отеле объяснить, что такое стриптиз: сначала она с интересом слушала и спрашивала, какого именно фасона купальник остается на стриптизерше. Когда же я сказал, что смысл стриптиза как раз и состоит в отсутствии купальника, портье пришла в страшное негодование и гордо заявила: у нас такого нет и никогда не будет.

Выговаривая мне это, администраторша машинально полировала бархоткой на своем столе фаллос из красного дерева — весьма прозаичную и крайне распространенную здесь скульптурку.

На Бали таких противоречий пруд пруди. На этой изумительной почве растут все возможные породы деревьев. А остров большей частью ютится в жалких тростниковых лачугах. В этой благодатной земле — вся таблица Менделеева, только добывай. А народ откровенно беден. Но разве можно сказать, что он — несчастлив? Вон расположились в тени пальмы искусные резчики по дереву, обстругивают гигантскую фигуру слона из самшита. На их лицах написан такой покой, такое душевное равновесие, какого не увидишь на озабоченных физиономиях неизменно спешащих сингапурских клерков, одетых с иголочки от кутюр.

…В самый разгар отдыха на Бали у меня вдруг разболелся живот. Нехорошо разболелся: как раз в той области, где возможен аппендицит. Друзья вызвали доктора. Пришел молодой парень. Посмотрел озадаченно на мое распростертое тело. Взял линейку и стал мерить. Я говорю: что вы делаете? Он: как — что? Я рассчитываю, на каком расстоянии от пупка находится ваш аппендикс.

В общем, я его изгнал. Лежу, по-прежнему загибаюсь. Рядом совещаются остальные члены моей компании. И я слышу, как им в голову приходит блестящая идея: арендовать вертолет и госпитализировать меня в Джакарту — столицу Индонезии.

И того друзья не учли, что если на Бали — гуманный буддизм, то в Джакарте -махровый ислам. Я представил, как прибываю в этот славный своими мусульманскими традициями город. А я еврей, что очевидно. Если меня на операционном столе не зарежут сразу, то лишь потому, что хирург, конечно же, захочет пригласить друзей — участвовать в ритуальном заклании. Стоило мне представить, как все они прыгают вокруг, размахивая скальпелями, как живот от ужаса прошел.

На Бали медицины нет. Зачем она людям, верящим в переселение душ…