Под куполом Азии (ч.2)

10 августа.

В 8-00 завтрак, и по коням. Сегодня мы едем в монастырь Ламаюру. Он расположен достаточно далеко, поэтому мы отправляемся туда на два дня с ночевкой. С собой берем самое необходимое. Остальные вещи остаются здесь, в Як Тейле, номер за нами закреплен.

Сегодня, наконец, обращаем внимание на нашего водителя. Вернее, он сам начинает с нами общаться. Сообщает, что он мусульманин, и зовут его Имран. Дорога идет вдоль священной реки Инд, мутной и бурной. Видим одинокую резиновую лодку с туристами на рафтинге. Шоссе поднимается вверх, и вскоре мы уже мчимся по узкому уступу между отвесной скалой и высоким не менее отвесным обрывом, под которым бурлит Инд. Имран лихачит, я боюсь. Заметив в зеркало заднего вида неподдельный ужас в моих глазах, он смеется и лихачит еще больше. Спрашиваю, сколько лет он работает водителем. Оказывается, уже 6 лет. Это срок. Начинаю потихоньку доверять Имрану.

Через некоторое время Имран останавливает джип и указывает нам вниз, туда, где сливаются две реки — Инд и Занскар. Вода Инда мутно-зеленого цвета, в Занскаре — желтая. Из-за разницы в температуре и плотности потоки двух рек не сразу смешиваются, и граница между ними прослеживается очень четко. Сразу вспоминаются рассказы про Амазонку и Рио-Негру. При слиянии этих рек их воды, желтая и фиолетовая, тоже несколько километров текут рядом, не смешиваясь. Что ж, законы физики они и в Индии законы.

Горы очень красивы. Красные, зеленые, лиловые, белые, желтые. Некоторые — скальная порода, другие — причудливо застывший окаменевший песок. Ведь раньше здесь было дно океана. Некоторые камни по берегам реки блестят каким-то жирным блеском, будто намазаны маслом. Если присмотреться, то видно, что на самом деле они сухие, просто до блеска отшлифованы ветром и водой. Поразили пляжи Инда. Они, как на Карибах, ослепительно белые. Хотелось остановить машину и поваляться на этом белоснежном песчаном берегу, с разбегу прыгнуть в студеную речку. Останавливала лишь непрезентабельная муть воды, да обилие высоких порогов и опасных водоворотов. Река широкая, скалы берегов отвесные, ребристые. То есть при всем желании к песчаному пляжу спуститься не так-то просто. Похоже, в сезон, когда вода поднимается, Инд бурлит почти вровень с дорогой. Невольно приходят на память строки И.Бродского:

Реки в Азии выглядят длинней, чем в других частях

Света, богаче аллювием, то есть мутней; в горстях,

Когда из них зачерпнешь, остается ил,

И пьющий из них сокрушается после о том, что пил.

Дорога очень узкая. Порою встречные грузовики вынуждают нас прижиматься к самому краю обрыва. На дне пропасти время от времени я вижу остовы грузовых машин и автобусов, сорвавшихся несколько лет назад. Иногда Имран комментирует увиденное: когда произошла авария, сколько человек погибло. Шоссе виляет, огибая рельефные выступы гор. Повороты настолько крутые, что встречный транспорт до последнего момента просто не видно. Поэтому наш водитель перед каждым поворотом усиленно сигналит. Но все равно несколько раз мы чудом избегаем лобового столкновения. Спасают только мастерство и быстрая реакция Имрана. Поистине, сейчас наши жизни в руках этого 24-летнего ладакхского паренька.

Въезжаем в долину магнитных гор. Сверху они покрыты красно-коричневым гравием и такого же цвета камнями, а внутри, по всей вероятности, магнит. Имран показывает фокус. Останавливает джип, выключает зажигание, отпускает педали, и машина сама едет, причем в небольшую горку. Это магнитное поле Земли тянет ее. Говорят, магнитное поле здесь столь сильно, что притягивает даже пролетающие над этим местом самолеты.

Далее наш путь лежит по широкой зеленой долине. Вокруг возделанные поля. Вдалеке на вершине скалы виднеются развалины монастыря Басго. Въезжаем в деревню. Колоритные местные жители в национальных тибетских костюмах. Женщины в длинных темных пальто, подпоясанных ярко-розовыми кушаками. На голове либо платок, либо вязаная шерстяная шапка. За спиной корзина или мешок с поклажей или ребенком. Молодые женщины украшения в повседневной жизни не носят, чего не скажешь о старухах. Те, все как одна, в бусах из крупных кораллов и бирюзы поверх пальто, в серьгах. Древние, сморщенные, но в украшениях. Проезжаем мимо группы школьников. Все одеты в рубашки в бело-синюю полоску, синие брюки и синие галстуки. Удивительно, но некоторые детишки совсем маленькие, годика три. Обращаю на это внимание Лены. Она отмахивается, мол, нация сама по себе мелкая, поэтому и дети так выглядят. Но я ведь еще не совсем выжила из ума, и могу отличить шестилетнего ребенка от трехлетнего карапуза, который едва научился ходить. Позже Имран подтверждает мою правоту. Оказывается, в Индии детей отдают в школу с трех лет. Там они учатся 15 лет, потом 3 года колледж и 3 года университет, итого 21 год.

Останавливаемся отдохнуть в кафе над горной речкой. Место очень живописное. По-моему, оно изображено на картине В.Верещагина, путешествовавшего по Ладакху в ХIX веке. По крайней мере, очень похоже. Та же быстрая речка, зажатая в ущелье, та же голубая, прозрачная, кристально-чистая вода, пенящаяся при встрече с препятствиями — валунами, которыми усеяно мелкое дно, та же зелень по берегам. Бродим по берегу, пробуем рукой воду, прыгаем по камушкам. Красота! Кафе имеет открытую террасу на противоположной стороне речушки. Располагаемся там и заказываем чай массала. Он сразу возвращает к жизни — по пути меня сильно укачало.

Едем дальше. Видим скалы с интересными наростами: темно-серые параллелепипеды прилепились к желтоватым горам, словно здания тибетской архитектуры. До полного сходства не хватает лишь окон. Сама природа диктует людям архитектурный стиль.

Военный блок-пост. Проверка документов. Хорошо, что паспорт у меня с собой. Вокруг полно военных. Целый караван военных грузовиков. Мы пристраиваемся позади этого каравана и начинаем медленное движение. Имран ругается: обогнать военных почти невозможно. Но все же ему удается знаками через зеркало договориться с водителями грузовиков, и они один за другим великодушно уступают нам дорогу. Едем по серпантину, ползущему вверх. Затем по нему же спускаемся, но уже с другой стороны горы. По шатающемуся металлическому мосту пересекаем Инд. Здесь наши пути с военным караваном расходятся.

Начинаются безлюдные, девственные, заповедные места с чарующей природой. Мы движемся вдоль узкой речки, зажатой в тесное ущелье. Поначалу дорога идет по дну ущелья. Где-то высоко-высоко горы почти смыкаются над нашими головами, оставляя неширокую полоску голубого неба. Каждый изгиб реки, каждый поворот шоссе готовит все новые и новые сюрпризы, открывая нашему взору чудесные виды. Хочется снимать, снимать, снимать, чтобы запечатлеть на пленке эту красоту. Постепенно серпантин поднимается все выше и выше, и вскоре речушка уже плещется где-то далеко внизу. И опять слева пропасть, справа каменная стена. Скалы и здесь цветные: красные, зеленые. На одном из поворотов над обрывом нависает каменный фаллос гигантских размеров. Потом я увижу еще много таких. Скорее всего, в Ладакхе имеет место быть то же самое природное явление, что и в турецкой Каппадокии. Ветер и дожди «обгладывают» гору, оставляя лишь ее каменную основу. Только в Каппадокии эти образования напоминают по форме грибы, а здесь — фаллосы. Но, возможно, ассоциация с фаллосами возникла только у меня. Кто-то из маститых авторов сравнивал эти каменные столбы с воинами в шлемах.

Я так часто щелкала фотоаппаратом, что его заклинило. Я не сообразила сразу, в чем дело, погрешив на батарейку. Настроение немного испортилось. Вдруг в этих диких местах я не найду магазина фототоваров. И сколько я пропущу великолепных кадров за это время. К счастью, у меня есть Лена. Договорились, что пока будем снимать на ее фотоаппарат.

Вот горы узкого ущелья расступились, и мы выехали в широкую залитую солнцем Лунную долину. Она названа так из-за причудливых белых скал, делающих пейзаж каким-то фантастически-нереальным. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это вовсе не скалы, а застывшая глина. Весенние ручьи сформировали этот странный рельеф. Когда мы подъехали, здесь как раз заканчивали съемки какого-то фильма с известным индийским актером. Остановились для фото и мы. Сначала на фоне лунного ландшафта, а затем в обнимку с колоритной тибетской старушкой, которая, вполне осознавая свою колоритность, специально поджидала туристов, чтобы попозировать перед камерами. Естественно, не бесплатно.

Следующий поворот дороги открыл нам возвышающийся на горе монастырь Ламаюру — один из самых старинных и самых загадочных монастырей Ладакха. Беленые здания в тибетском стиле лепились по склонам, стремясь к вершине, где располагался главный храм. Надо сказать, что все монастыри Ладакха издали похожи друг на друга, являя собой нагромождение белых зданий, стоящих на горе. Исторически гомпа, ладакхские монастыри, строились на караванных тропах, ведущих к Шелковому пути. По этим тропам следовали не только мирные купцы, путешественники и странствующие йоги, но и разбойники. В этой связи монахам необходимо было предусмотреть возможность обороны от нежеланных гостей, ведь в случае нападения помощи ждать было неоткуда. Вот почему гомпа так напоминают крепости. А белый цвет зданий символизирует чистоту и медитацию.

Едем в гору к монастырю, и там обедаем. Меню только вегетарианское. Я беру сковородку овощей в соусе и чай. Затем нас везут в отели. Мест нигде нет, и нас распихивают по дешевым гест-хаузам. Наша гостиница находится на окраине деревни за высоким глухим забором. По деревенской улице текут ручьи не-пойми-чего. Прыжками добираемся от машины до калитки, лавируя между ручьями и коровьими лепешками. Запах вокруг стоит соответствующий. Внутри за забором тенистый сад. Нас ведут по какой-то доске, перекинутой через канаву. Доска лежит наклонно, и по ней мы попадаем на плоскую крышу здания, которая одновременно служит террасой. На крыше возведен еще один домик. В нем-то и находится наша комната. Две кровати, ковер, низенький столик с круглыми вязаными салфетками и изящной металлической пепельницей в национальном стиле. Все бы ничего, если б не запах — под нашими окнами располагается туалет-яма. Запах проникает даже через закрытые окна. В остальном, все по-спартански: ни пододеяльников, ни полотенец, ни зеркала, ни дверных замков. Удобства, как я уже говорила, на дворе. Имеется умывальник и душ с холодной водой. В саду под деревьями несколько столов. Постояльцы, какие-то молодые европейцы наркоманского типа, целые дни проводят здесь в беседах.

Я не могу себе позволить столь праздного времяпрепровождения. Тем более, мне надо купить батарейки. Оставив Лену разбирать вещи, выхожу за калитку. Неподалеку от нашего гест-хауза я еще раньше заприметила магазин. Туда-то я и направляюсь. Спрашиваю у продавца: почем батарейки. Мне отвечают: семь. Уточняю: семьдесят? Нет, продолжают стоять на своем, именно семь. 7 рупий это примерно 4,5 рубля, чтоб было понятно. Столько батарейка стоить не может. Но мне дают с виду фирменную батарейку. Вставляю ее в аппарат, пробую — никакого эффекта. Зову продавца. Смотрит, достает свой фотоаппарат, пробует — у него все работает. Вставляет в свой аппарат мои старые батарейки — снова работает. Вывод — значит не в батарейках дело. Тогда в чем? Сам аппарат неисправен? Дело плохо. Расстраиваюсь еще больше. Возвращаюсь в гостиницу, решаю еще раз внимательно осмотреть фотоаппарат. Пальцем двигаю шторку объектива. Ура! Аппарат функционирует. Видно просто шторка чисто механически за что-то зацепилась. Теперь снова можно радоваться жизни.

У нас есть часа 1,5 свободного времени, и мы идем осматривать окрестности. Сначала возвращаемся в лунную долину. Освещение поменялось, и сейчас она выглядит уже по-другому. Вид на монастырь тоже снять не удается — солнце светит прямо в объектив. Фотографируемся возле типичного тибетского грузовика фирмы Тата, весьма веселенькой расцветки. Водители отдыхают на обочине в стороне и удивленно смотрят, как мы позируем. Возвращаемся назад. Лена говорит, что устала, и хочет отдохнуть. Она идет в отель, а я углубляюсь в деревню.

На улицах полно детей. Некоторые малыши сидят прямо на дороге в грязи. Детишки чумазые, но симпатичные. Фотографирую мальчишку лет шести, несущего в платке за спиной младшего брата. Возле дома на солнышке сидят старухи. Прошу разрешения сфотографировать самую древнюю из них. Она отказывается. Остальные согласны. Но мне хочется снять именно ту, что отвернулась. В результате настраиваю фотоаппарат так, чтоб влезли в кадр все бабки. И зря. Получается мелко и неудачно в плане освещения. Надо было без обмана, как следует, снимать тех, кто согласился.

Главная деревенская улица упирается в скалу, на вершине которой находится монастырь. В здешних горах полно пещер. Издали они напоминают гнезда ласточек-береговушек. В одной из таких пещер, под названием Юмдрун, что в переводе означает Свастика, медитировал отшельник Наропа, в честь которого был построен монастырь Ламаюру. Вижу несколько пещер на ближайшей скале. Они расположены не слишком высоко над землей, и до них можно добраться по тропинке. Лезу. Один участок очень опасен — уступ скалы всего сантиметров 20. Рискуя жизнью, пробираюсь по стеночке. Вот и пещера. Небольшая, неглубокая, высотой в человеческий рост. Внутри накидан мусор, валяются какие-то старые кеды. Антураж явно не располагает к медитации. Осматриваюсь вокруг. Внизу идут три монаха. Улыбаются, машут руками. Я их фотографирую. Местные детишки выглядывают из-за выступа скалы. Им любопытно, зачем белая женщина залезла на эту помойку. Фотографирую и их. Тем же опасным путем иду обратно. К скале прилепились несколько домиков. Очевидно, детишки здесь живут. От стены отделяется древняя бабушка. Естественно, в украшениях. Прошу разрешения ее запечатлеть. С удовольствием позирует. Мелких денег осталось мало, протягиваю ей монету в 25 американских центов, полученных мною на сдачу в дьюти-фри. Поясняю, что это американские деньги. Но бабулька недовольна. Она преграждает мне дорогу, требуя рупий. Ок, забираю 25 центов и даю ей 10 рупий, но предупреждаю, что 25 центов — это больше. Пытаюсь пройти, но бабушка опять загораживает дорогу. Теперь она соображает, что к чему, и хочет получить 25 центов. Снова меняемся. Шутя, хитрая старушка закидывает удочку, чтобы оставить себе и то, и то. Но я с улыбкой грожу ей пальчиком. Наконец, довольные друг другом, расходимся в разные стороны. Возвращаюсь в гостиницу. К 18-00 нас везут в монастырь на вечернюю службу.

Монастырь Ламаюру построен в XI веке. Он принадлежит к красношапочной секте. Как я уже говорила, красношапочный буддизм, или ламаизм, послужил мостом, соединившим древнюю магическую религию бон с учением Будды. Великие учителя Тантры, основатели ламаизма, укрощали злых духов и демонов, обитавших в горах Тибета, и ставили их себе на службу. Одним из таких учителей был Наропа. По караванным тропам он пришел сюда из Индии. Здесь, на берегу озера, в песчаниковых скалах, он нашел пещеру Юмдрун, где бонские жрецы совершали жертвоприношения нагам. Наги, божества, имеющие вид змеелюдей, обитали в огромном озере, тянувшемся от Каргила до Леха. Мудрец Наропа приручил нагов и осушил озеро. Случилось это в промежутке между 1016 и 1100 годами. Над пещерой, где медитировал Наропа, его ученики возвели монастырь и назвали его Ламаюру. Но бонское святилище не было предано забвению. Оно продолжало свое существование внутри буддийского монастыря. Еще в начале ХХ века путешественники могли видеть древние стены храма Свастики с изображениями нагов. Николай Константинович Рерих назвал Ламаюру оплотом бона.

Ламаюру — это целый город на вершине горы, с улицами, площадями, лестницами, жилыми кварталами, храмами. Мимо ступ и молитвенных барабанов мы прошли к главному храму. Служба уже началась. По периметру зала, в проходе, прямо на полу сидели туристы. Мы последовали их примеру. Монахи восседали по-турецки на широких низких лавках, устланных кошмами. Две центральные лавки, обращенные лицом друг к другу, занимали взрослые монахи. Они пели мантры и играли на музыкальных инструментах: трубах, колокольчиках, тарелках. Позади взрослых, спиной к ним сидели дети. Напротив нас оказались совсем юные ламы, мальчишки лет пяти. Дети есть дети. Естественно, им сейчас было не до молитвенных песнопений. Они шептались, дрались, хихикали. На службе в буддийских храмах принято разносить чай и ритуальную пищу. Так вот, один мальчишка схватил сразу много еды, набил ею свою тогу и ни с кем не хотел делиться. Завязалась потасовка между ним и его соседом, очень милым мальчиком с большими печальными глазами. Я дала бедному ребенку шоколадную конфету. Что тут началось! Теперь все дети набросились на счастливого обладателя конфеты, пытаясь отобрать ее.

Наблюдая за детьми, я не могла сосредоточиться на ритуале. А он заслуживал внимания. Ламы пели. Сначала солист издавал утробные звуки, так называемое, горловое пение. Затем остальные монахи подхватывали священный гимн, подыгрывая на музыкальных инструментах и водя ваджрой особым образом, создавая в воздухе позитивные вибрации. Музыка нарастала. Можно было попробовать впасть в транс, да вот только мальчишки…

После службы мы немного побродили по храму. Говорят, что где-то здесь, в храме, рядом с алтарем, есть маленькая дверца, а за ней лестница, ведущая в царство нагов.

В небольшой пещере хранятся статуи Наропы, его ученика Марпы и ученика Марпы Миларепы. Наропа был не только великим практиком, осушившим озеро и укротившим нагов, но и не менее великим теоретиком, автором учения о шести психофизических методах достижения Просветления. Наропа принадлежит к 84 буддийским махасиддхам Индии.

Марпа Лотсава (1012-1099) вошел в историю как основатель школы Кагьюпа. Свое обучение он начал в Тибете, а затем путешествовал по Индии и Непалу, собирая редкие рукописи по тантрической йоге и переводя их на тибетский язык. Марпа получил учения от 108 учителей, но главными из них были Майтрипа и Наропа. У них он обучался многим тантрическим учениям, включая доктрину Махамудры. Марпа имел четырех основных учеников. Величайшим из них был поэт и отшельник Миларепа.

Миларепа имеет для тибетцев то же значение, что для англичан Шекспир, а для русских Пушкин. Он жил в период с 1040 по 1123 год. В раннем возрасте Миларепа лишился отца. Наследством вдовы и детей незаконно завладел брат покойного. Обуреваемый жаждой мести, Миларепа стал адептом черной магии и направил свои чары против подлого дяди. Но вскоре он раскаялся в содеянном. Встретив гуру Марпу, Миларепа встал на путь дхармы — духовного освобождения. Шесть лет Марпа заставлял Миларепу выполнять тяжелую работу, чтобы тот очистил плохую карму, приобретенную во время практики черной магии. После долгих лет испытаний гуру посвятил ученика в тантрические мандалы. После этого Миларепа стал аскетом. Он проповедовал буддизм, распевая песни собственного сочинения, необычайно красивые и полные глубокого религиозного чувства.

Тем временем сгустились сумерки. Монахи отправились на ужин, а мы с Леной решили прогуляться по этому замечательному мини-городу. Беспрерывно спускаясь и поднимаясь по многочисленным лестницам, вскоре мы вышли за пределы монастыря и оказались на тропе, ведущей в гору, на вершине которой стояла ступа. Со всех сторон к ней тянулись флажки. Идти вверх было тяжеловато. Мы дошли лишь до середины пути, решив вернуться сюда завтра и при свете солнца поснимать.

Ужинали мы в очень интересном месте. Это был палаточный кемпинг, где жили трекеры. Вечерами они собирались вокруг длинных столов, беседовали, делились впечатлениями, рассказывали истории. К сожалению, мы были чужими на этом празднике жизни. Нас с Леной усадили за отдельный двухместный столик, где мы могли лишь со стороны завистливо смотреть на этих веселых раскованных людей, случайно встретившихся на перекрестке караванных троп. Над нами шатром раскинулось черное небо с мириадами звезд. И было так чудесно ощущать себя на крыше мира под бездонным куполом Азии.

Часть 1
Часть 3
Часть 4
Часть 5