«Сам чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы славилась пред русским чайхана,
Угощает меня красным чаем
Вместо крепкой водки и вина».

Нет. Ни водки, ни вина здесь не нальют. Только пиво. И то — безалкогольное. В чайхане под Ширазом мы сидим с Фарухом
Ру, профессором тегеранского университета, «лучшим гидом во всем Иране», как о нем говорят.
-А вы знаете Есенина? — спрашиваю Фаруха. — Он прославил и Персию, и Шираз, ни разу не побывав здесь.
Данное обстоятельство явно приводит моего собеседника в некоторое замешательство: он действительно не знает ни о
Есенине, ни о его «Персидских мотивах». Впрочем, это неудивительно. Годы отчуждения между нашими народами, вызванные
исламской революцией и противостоянием в Афганистане, явно дают о себе знать. Об Афанасии Никитине, возвращавшемся из
Индии той же Исфаханской дорогой, по которой мы сейчас едем, доктор тоже не слыхал. Чтобы как-то утешить коллегу, я
спешу ему сообщить, что фильм «Тегеран-43» остается в числе самых популярных советских кинокартин, и поэтому, если ему
придется еще когда-нибудь принимать русских гостей, и он наряду с Есениным, Никитиным и Грибоедовым сумеет упомянуть и
фамилию «Кос-то-левс-кий», то это всё произведет на них неизгладимое впечатление. После этого моего заявления Фарух
заметно воспрял духом.

Раздраженный гудок автомобиля возвещает о том, что терпение нашего шофера на исходе, и что нам давно пора продолжить
путь. От Шираза до Персеполиса около часа езды по шоссе и больше половины пути мы уже сделали.
По обыкновению я сижу на переднем сиденье — моя доблестная видеокамера должна тщательно фиксировать все детали нашего
пути. Неожиданно Фарух трогает меня за плечо.
— Следи за дорогой! Сейчас с обеих сторон будет Истахр.

Через минуту за поворотом открывается вид на городище с одинокой колонной. Справа над дорогой зависает утес с
вырубленными в нем пещерами-усыпальницами. Сейчас трудно сказать, для кого они были предназначены — для родовой знати,
жрецов-мобедов или героев-богатырей, сошедших со страниц «Шах-Наме». Фирдоуси представлял Истахр столицей древнеиранских
царей. Но историческая часть «Шах-Наме» охватывает лишь период Сасанидской династии (220-652 гг.). Действительно, ее
основатель Сасан был здесь верховным зороастрийским жрецом-мобедом на закате Парфянской державы (конец II века).
Несмотря на свое богатое эламское и ахеменидское прошлое, Истахр всегда будет ассоциироваться именно с эпохой, описанной
Фирдоуси. Образы «Шах-Наме» незримо присутствуют здесь в образах гор, долин, ручьев, озер и т.п. Любые остатки древних
человеческих обиталищ или руины величественных городов однозначно связывались народной традицией с теми или иными
персонажами или событиями великой поэмы. Область Фарс, по которой мы сейчас едем, для иранцев то же, что Палестина для
евреев, а «Шах-Наме» — иранская Библия. В ней образы полумифологические удивительно накладываются на образы вполне
исторические. Сам воздух окрестностей Шираза пропитан какой-то странной, легко уловимой поэтикой, и дело тут не в том,
что эта земля дала миру величайших поэтов.

«Если перс слагает плохо песнь,
Значит он вовек не из Шираза».

Просто, наверное, Фарс — одно из мест, где действительно возможен «прорыв в Ноосферу».
Машина сворачивает на прямую как стрела, узкую дорогу. Впереди маячит нечто, заставляющее сердце биться сильнее.
Сначала оно приближается в виде смутных очертаний, затем в виде прорезающих синий небосвод резких линий. Словно
застывшие на старте, сверкающие на солнце ракеты, готовые устремиться к космическим далям, белоснежные колонны
причудливой формы высятся на высокой платформе над окружающей плоской, как стол, равниной. За ними — невысокий горный
склон, на котором глаз различает вырубленные рукою человека ниши.

Это «Тахт-э-Джамшид» — «Трон Джамшида». Как известно, великие предки жили долго. Так и Джамшид правил триста лет,
обучив народ многим ремеслам и подчинив своей воле даже бесов Ахримана, заставив их работать на благо людей. Но мы,
европейцы (хотя иранцы тоже считают себя таковыми), больше знаем этот город под именем «Персеполис».
У Ивана Ефремова есть такой роман — «Таис Афинская». Для этой дамы Персеполис стал конечным пунктом ее странствий. Его
она сжигает. Сожжение города является ключевым моментом произведения и предметом ожесточенных споров, оправдано ли
уничтожение произведений искусства ради высоких целей, из соображений политики или просто людской мести. Таис нашла себе
оправдание. Талибы в Бамиане — тоже. Но, по крайней мере, в современном Иране к произведениям «иноверческого»,
«доисламского» искусства отношение более чем бережное.

И вот мы стоим у подножия широкой двухпролетной каменной лестницы. Фарух отмеряет шагами пять ступеней и показывает на
соединительный шов: каждые пять ступеней вырублены в цельном каменном блоке. Несколько таких блоков составляют основу
главной лестницы, ведущей наверх платформы, аккуратная циклопическая кладка которой напоминает микенскую. Я оглянулся
назад и окинул взором залитую солнцем равнину, мысленно переносясь в 330 год до н.э., когда по ней мчались к городу
всадники Александра Македонского, перед которым Персеполис лежал абсолютно беззащитным. Он не был приспособлен для
обороны никоим образом, но строители и не стремились превратить его в крепость. Он был построен для других целей.
Может показаться абсурдным, что столица могущественнейшего государства не имела надежных укреплений даже для защиты
правителей от возможных мятежей и восстаний. Такое могли позволить себе только правители Крита, не опасавшиеся внешних
вторжений. Но был ли вообще Персеполис резиденцией персидских царей? Держава Ахеменидов, созданная Киром Великим в 547
году до н.э., имела три официальных столицы: Сузы (зимняя резиденция), Экбатаны (современный Хамадан; летняя резиденция)
и Персеполис. Назначение его, на первый взгляд, не совсем понятно, даже если принимать в расчет то, что всего в 60
километрах к северу лежат Пасаргады, первая столица державы Ахеменидов с прекрасно сохранившейся гробницей ее основателя
Кира Великого.

Пасаргады навсегда остались местом коронации Ахеменидских царей. Недостаток воды заставил уже Дария Первого искать
место для тех целей, которым впоследствии служил Персеполис, а именно — для приемов делегаций подданных царя со всех
сторон его необъятной империи.
«Все, что видишь здесь», говорит Фарух, — «было создано для одной цели: проведения торжественной церемонии празднования
Нового Года, или Ноу Руза, как мы его называем сейчас. Представь себе, целый город — для того, чтобы как следует
отпраздновать Новый год!»

Каждый год, за несколько дней до 21 марта, дня весеннего равноденствия, вся прилегающая равнина расцвечивалась пестрыми
шатрами прибывающих гостей. В назначенный день, согласно заранее подготовленному распорядку, они отправлялись с дарами в
чертоги этого гигантского города-дворца, поражавшего своим великолепием. Распорядок, или, выражаясь современным языком,
регламент, был составлен так, чтобы не обидеть и не унизить представителей никакой нации, входившей в состав империи.
Скорее всего, отдавалось предпочтение «географическим критериям», с тем, чтобы посланцы представали пред очами государя
по мере их прибытия из самых отдаленных земель. Этим подчеркивалось равенство всех народов в составе империи.
Мы, европейцы, воспитаны на греческой традиции. Наш мир — греко-римский, признаем мы это сами или нет. Греческий
цивилизованный мир, согласно нашим воззрениям, противостоял натиску азиатов, варваров по своей сути. А сколько греческих
городов Ионии перешло добровольно под протекторат Персии — это не принимается в расчет. В отличие от полисного
национализма греков, персы смотрели на мир шире. И никогда ни на кого не смотрели свысока, как греки. Александр
Македонский хотел заменить своей империей то, что уже благополучно существовало до него. Обычаи и верования покоренных
ими народов персы уважали и никоим образом не ущемляли; Камбиз, разрушавший египетские храмы — досадное исключение.
Акрополь разграбили и сожгли, правда, тоже персы (за что Таис и Александр им и мстили), но то эпизод войны.
Общая структура города напоминает зороастрийский ступенчатый зиккурат. Город находится как бы на 4 уровнях. Мы стоим на
уровне, предназначенном для «делегатов». У этих ворот, построенных Ксерксом и называемых Воротами Всех Народов,
делегации встречали проводники из числа персов и мидян — своеобразные распорядители церемонии. Мы проходим мимо четырех
колонн, поддерживающих крышу этого «зала ожидания». Изначально всё пространство, занимаемое царскими дворцами, было
огорожено высокой стеной, ограждающей от преждевременных любопытных взглядов. От нее практически ничего не осталось.
Вокруг — остатки массивных капителей в виде сдвоенных голов быков или грифов.

Миновав ворота, делегации разделялись. Персидская и мидицская знать направлялась во дворец Ападана — большой зал
приемов, выстроенный Дарием I и законченный Ксерксом в начале своего правления. Белоснежные колонны с остатками
капителей — всё, что осталось от самого дворца. Конечно, может возникнуть вопрос: как можно сжечь каменный дворец? Но
эти колонны несли на себе деревянные балки, поддерживающие деревянную же крышу, а промеж колонн, по периметру дворца,
были вывешены богато вышитые портьеры, защищавшие от солнца. Из 36 двадцатиметровых колонн Ападаны более или менее
хорошо сохранилось не более 13. Но не они составляют славу дворца, а парадная лестница, по которой делегаты попадали
внутрь него. Украшающие ее рельефы — вот истинное чудо Персеполиса, скрытое от глаз людских более 2000 лет.
Длинные процессии делегатов всех входящих в империю областей (сатрапий), ведомые персами и мидянами, несущие природные
и рукотворные дары их земель, ведущие под узды домашних и экзотических животных, изображены в три ряда. Засыпанные
толстым «культурным слоем» пепла, песка, пыли и щебня, рельефы ждали своего «звездного часа» до начала нашего века,
когда они были, наконец, явлены миру в результате археологических раскопок.

Неожиданно тень сомнения закрадывается в мою душу, когда я начинаю внимательно рассматривать ряды стражников из
знаменитой «когорты» 10000 «бессмертных», личной гвардии персидских царей. Уж больно неестественно «свежими» выглядели
изображения, принимая во внимание их почтенный возраст. Фарух развеял мои сомнения: «Все они — подлинники. Неужели ты
думаешь, что все они были вывезены в Британский музей? Посмотри сюда!»
Он показывает на рельеф, изображающий льва, убивающего быка. Линии рисунка четкие, абсолютно правильные, почти
неестественно искусственные, но при этом все физиологические особенности животных показаны правильно. Конечно,
персидским художникам не хватало динамизма, свойственного грекам; фигуры и узоры очень статичны, зачастую безжизненны.
Одним из обвинений, выдвинутых Таис Афинской персам, было то, что они игнорировали женские образы в своем искусстве. Это
правда. Но и в безукоризненной четкости линий персепольских рельефов есть свое очарование.

Лев, пожирающий быка… Это основа всего того, что мы здесь видим. 21 марта наступает Новый Год и созвездие Льва
находится в зените, а созвездие Тельца исчезает за линией горизонта для того, чтобы через месяц появиться вновь на
небосводе. Животворная весна приходит на смену холодной зиме. Все эти люди на рельефах пришли сюда ради одного —
принести дары правителю и попросить его совершить чудо: призвать Весну на эту землю. Арабы и фракийцы, индусы и
согдийцы, сагартийцы и бактрийцы, гандхарцы и парфяне, лидийцы и ионийские греки, скифы и египтяне, каппадокийцы и
киликияне, ариане и арахосийцы, ассирийцы и финикийцы, вавилоняне и эламиты, и, разумеется, лица кавказской
национальности — все они идут длинной вереницей к царю, чтобы упросить его обратиться к богу Ахуре Мазде и начать новый
цикл жизни. Царь принимал послов во «Дворце Ста Колонн» от которых остались только основания. Здесь был второй уровень,
на который допускались делегаты. Их дары тщательно переписывались, заносились в реестр и отправлялись в хранилище,
находящееся у подножия горы. На третьем уровне находился дворец Ападана, куда имели доступ только представители
персидской и мидийской знати, составлявшей фундамент державы Ахеменидов. На четвертом — дворцы царей, самым значительным
из которых был Тахара, дворец Дария, от которого сохранились каменные дверные проемы, украшенные рельефами,
изображающими царя, поражающего мечом чудище с туловищем льва, крыльями орла и хвостом скорпиона. Таким образом царское
обиталище оберегалось от злых козней дьявола — Ахримана, с которым ассоциировалось чудище. Здесь царь проводил дни
празднества, готовясь к церемониям. Он покидал зимнюю резиденцию в Сузах, отправляясь в начале марта по так называемой
«царской дороге», ведущей в Персеполис. Во дворце поддерживался священный огонь.

Поскольку весь комплекс образно
повторял структуру эламских зиккуратов, основной ритуал со священным огнем происходил на вершине этой «пирамиды». По
всей видимости, на крыше самого высокого из царских дворцов — Хамадана Хадиша, построенного Ксерксом, находилась
платформа, где и происходило священнодейство подобное тому, которое изображено на рельефах гробниц в Накш-э-Ростаме,
когда царь стоит на небольшом возвышении перед огненным алтарем, вознося молитвы Ахуре Мазде, чей крылатый символ парит
наверху. Совершив на следующее утро ритуальное омовение, царь отправлялся в «присутствие» принимать дары.
Можно, конечно, принимать точку зрения, что колоссальные дворцы Персеполиса строились для того, чтобы поразить своей
грандиозностью гостей и подавить волю покоренных народов, приносящих дань. Но здесь стоит задуматься над одним
обстоятельством. В церемонии ежегодно принимали участие многие тысячи человек. Еще многие тысячи были в обслуге и охране
царя. Были среди них и греки вассальных малоазийских полисов. Но город этот был практически неизвестен неперсидскому
миру; греки Эллады не знали о нем. Поход Александра, роковой для Персеполиса, приоткрыл завесу таинственности над ним.
Неужели никто из «данников» за 200 лет не «проговорился», сохранив священную тайну от чужеземцев? И вовсе не рабы
строили это чудо, а свободные люди: в архивах Персеполиса нашли клинописные таблички с указанием вознаграждений,
выданных его строителям. Как-то не вяжется всё это с понятием «восточной деспотии».
Туристов здесь немного. В основном сюда приходят иранцы, часто с семьями, с детьми, чтобы учить их истории своего
народа. Привозят на экскурсии школьников. Иностранных туристов немного. Не жалуют они Иран…
На склоне горы, у подножия которой лежит Персеполис, в вырубленной в скальной породе гробнице нашел последнее
пристанище последний царь Ахеменидов Дарий III, проигравший в борьбе с македонским царем, стремившимся подчинить себе
весь мир. Фарс — колыбель Ахеменидской династии и ее державы, стал и ее усыпальницей. В нескольких минутах езды от
Персеполиса находится Накш-э-Ростам, своеобразная гора-гробница, в которой были похоронены Дарий I , Дарий II, Ксеркс и
Артаксеркс (Артаксерксы IIи III похоронены в Персеполисе). Технология создания этих гробниц идентична той, которая была
использована при строительстве Петры в Идумее.

Это место служило своеобразной «доской почета» и для царей Сасанидской династии, оставивших на плоском фасаде горы
рельефы с изображением своих подвигов (в том числе и победы Шапура Первого над римским императором Валерианом; сюжет
крайне популярный), довольно бессистемно разбросанных по скальной поверхности. Поскольку в исламскую эпоху имена
ахеменидских и сасанидских царей народ помнил плохо, то и героические события, изображенные здесь, отождествлялись с
подвигами богатыря Рустама.
Несомненно, что мне повезло больше, чем Есенину. Его посадили в машину с занавешенными окнами, привезли в
азербайджанский городок, завели в комнату, в которой сидели женщины в чадрах, и сказали: «Вот тебе твоя Персия,
любуйся!». Подшутило над ним НКВД.

Но я-то видел! И Тегеран, где Костолевский с Белохвостиковой Сталина спасали, и Шираз, и Исфахан. И домик имама
Хомейни, и тапочки перед тахтой, на которой он спал. И его мавзолей, по размерам сравнимый с Тадж-Махалом. Не такой уж
страшный, этот Иран. Люди в нем живут нормальные. Пенсии — 200 долларов, средние зарплаты — 300. К нам относятся
неплохо; Афганистан почти забыли, да и сами афганцев недолюбливают. Обижаются, что считаем их фанатиками и «бородатыми
дикарями», а на самом деле они — такие же европейцы, как и мы, просто «занесла их нелегкая». Ко всему прочему, страна
недорогая. Можно не скупиться и между городами на самолетах летать. По цене выйдет также, как и такси, но зато быстрее.
А сядешь в кресло самолета — по радио вещают: «Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного! Начинаем полет». Чувствуешь
себя сразу увереннее как-то.

Но самое интересное, это то, что на изразцах, которыми украшена одна из мечетей Шираза, изображены христианские церкви
с крестами. Их много-много. Фарух сказал, что это в напоминание о том, что между нами не так уж много различий. Эх,
доктор, твоими бы устами да мёд пить!