В ворота гостиницы эфиопского города Аддис-Абебы въехал довольно красивый рессорный микроавтобус, в каком обычно ездят холостяки. В микроавтобусе сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однакож и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два абиссинских мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие земечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты», сказал один к другому: «Вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет это колесо, если б случилось, в Аксум, или не доедет?» — «Доедет», отвечал другой. – «А в Гондар-то, я думаю, не доедет?» — «В Гондар не доедет», отвечал другой. Этим разговор и кончился.

Но для нас всё только начиналось. Петрос, выбравшись из автобуса, принялся прилаживать наклейки на те места, куда мы свои аккуратно приклеивали. Чтобы когда камера начнет на нашу наклейку «наезжать», его тоже бы в кадре «засветилась». Жажда славы… Лучше бы он пораньше приехал, а то неспешно к десяти утра подогнал экипаж, потом еще с час на крыше привызывали наш багаж, два сменных колеса и две канистры с бензином (это на тот случай, если в какой-нибудь уездной глуши бензина на АЗС не будет). Вчера вечером спрашивал его как человека, производящего впечатление вполне здравомыслящего, не выехать ли нам часиков в 7 утра? Нет же, уговорил выезжать в половине десятого: дорога до Дессие отличная, за шесть часов доедем. Эдак, мы еще сможем посмотреть что-то по дороге, быть может.

На пластыре прилепляю к оконному проему карту Эфиопии, на которой маркером обозначен наш маршрут. Из Аддис-Абебы в Дессие, потом в Лалибелу, из нее в Мэкэле, далее Адиграт и Аксум, оттуда в Гондар, а напоследок на озеро Тана. Под конец предстоит долгий переезд обратно в Аддис-Абебу (580 км) и он вызывает наибольшие опасения. Маршрут этот – единственно возможный при путешествии по Эфиопии «посуху». «А тут только одна дорога!» — говорила нам судьба голосом таксиста из «Бриллиантовой руки». И нам с той же тревогой в глазах, что и Семен Семенычу, предстояло почти две недели через лобовое стекло вглядываться в пыльное полотно «единственной дороги»…

Вся территория Эфиопии – это горы на Западе, которые тянутся с Севера на Юг несколькими хребтами, и обширные засушливые равнины на Востоке, которые простриаются до Сомали, а потом обрываются песчаными безлюдными пляжами в Индийский океан. Когда говорят о голоде в Эфиопии, то он здесь, на Востоке, в Данакиле и Огадене. На Западе всё на порядок благополучнее.
Нагорья так густо заселены, что стоит остановиться нашему «красному фургону» в самом, казалось бы, безлюдном месте, так тут же со всех окрестных гор уже бегут детишки, а чуть позже и мужики с бабами подтягиваются. Страна населенная – почти 60 миллионов живут. И большинство – в горах. Климат здесь хороший, жары нет. Пшеница растет, рожь, ячмень, тэфф, из муки которого пекут кисловатые блины – «инжеру» — что у них заместо нашего повседневного хлеба. Для нас же горы создают проблемы изначально, поскольку тащиться придется по горному серпантину, а путь немалый – почти 2400 км. И если едешь по Эфиопии, то уж не свернешь никуда , ибо все основные города как бусы нанизаны на нитку этой дороги. Можно из Дессие свернуть на Восток, к афарам; тогда в Харар попадешь. Можно из Лалибелы свернуть на Запад и поехать в Гондар или к озеру Тана. Вот и все. А на Юг поедешь, к нилотским племенам попадешь, по-негритянскому черным. Там и слоны, и бегемоты, львы и крокодилы. Настоящая Африка. А здесь что? Пока не знаю что, но не Африка точно. То есть, географически это Африка, но не более, чем Египет или Тунис. Ну кто скажет, что это Африка? Не тешьте самолюбие: это — Ближний Восток. Ибо не географическое положение главное. Сделаем посреди Европы мусульманский анклав, какой-нибудь имамат или эмират, и что, это тоже Европа будет? Нет, это тоже будет Ближний Восток. Потому что главный критерий – «культурологический». И здесь, в Эфиопии, совершенно непонятно, где находишься. Кругом же народ наш, православный! Ну там, они немного в чем-то заблуждаются в своем монофизитстве, но всё равно они наши – «восточные христиане». Западные назыают их так же, как и нас – «ортодоксами». Их можно сравнить с сирийцами или армянами и искусство имеет очень много похожих черт. Египетские копты тоже внесли свою лепту. Собственно, христианство и пришло-то сюда из Египта. А из Израиля сюда прибыл Ковчег Завета, который Менелик, сын Македы – Царицы Савской и Царя Соломона, вместе с сообщниками выкрал из Храма и тайком привез в в Эфиопию. «А это, батя, заместо алиментов!» — бросил он и запрятал Ковчег в потайном месте где-то в Аксуме.

Вообще, когда общаешься с людьми, живущими в принципиально иных «социально-бытовых» условиях, нужно быть особенно осторожным. Я имею ввиду прежде всего различия в восприятии одних и тех же вещей и явлений. В нашем восприятии «хорошая» дорога эта такая дорога, по которой под лампами дневного света можно мчаться со скоростью 150 км в час. Но в стране, где дорог вообще почти нет в нашем понимании, хорошая дорога эта такая дорога, на которой положен асфальт. Это не означает, что он хорошо и ровно положен; нет, он положен сам по себе. Скорость передвижения по такой дороге не превышает 60 км в час, но это означает по местным меркам прокатиться «с ветерком», поскольку по грунтовке быстрее 30 км не поедешь. Главный эфиопский «хайвэй», который обозначен на всех картах жирной линией, на деле представляет собою ту же грунтовку перемежающуюся отдельными асфальтированными участками, по которым ходят люди, верблюды и ослы, но не ездят автомобили, вынуждаемые эти участки постоянно объезжать по той же грунтовке. Почему нельзя асфальтровать дорогу «от пункта А до пункта Б», а не делать это отдельными участками – непонятно. Напрашивается предположение, что обустройство дороги ложится на плечи «местных администраций». Т.е. там, где средства кончаются, кончается и дорога…При этом если местные говорят, что дорога дальше пойдет плохая, то в этом им доверять как раз можно. Даже нужно. В остальном – лучше не надо. Поскольку «шикарная гостиница» по-местным меркам едва может дотянуть до двух звезд. Скатерти в их ресторациях чуть чище, чем в менее шикарных «отелях», но что касется «удобств», то они одинаково раздолбаны почти везде. Правда, там где мы жили, белье было в 11 случаях из 12 чистое. Конечно, в Аддис–Абебе есть свой «Шератон», и мы были в нем (валюту меняли), но тем не менее, посещение таких явно «неэндемичных» мест оставляет дискомфортное ощущение присутствия на пиру во время чумы… Кругом лачуги, а тут – заповедник для каких-то богатых белых придурков, приехавших вкусить «экзотики». К тому же, даже в самой «приличной» эфиопской гостинице обед или ужин из 2-3 блюд с напитками редко превышал сумму в 3 доллара. Здесь же, в «Шератоне», за один обед придется выложить столько, сколько мы вскладчину тратили на семерых. Так что, иногда лучше быть ближе к народу. Особенно в стране такой тотальной дешевизны, как Эфиопия.

Кстати, пока мы меняли в «Шератоне» валюту, в банк зашел один из его постояльцев – седой дедулька с блаженной улыбкой на устах. Он всё время беспричинно посмеивался и хихихал. «Вот, тоже в тур по Эфиопии собрался», — возникло предположение. Хотя, судя по его неадекватному поведению, он из него только что вернулся…

—————————————————-

Вчера в Аддис-Абебе нас задержала полиция. Оператор решил снять живописные домишки на берегу речки. Не самый богатый район Аддис-Абебы, не спорю. И речка сильно загажена. Тут еще спецкор Андрей Борисович вышел из машины в национальном «псевдоэфиопском» наряде, чем привлек внимание окружающих. Подбежал парнишка, развернул удостоверение. Потом кого-то позвал (раций у полицейских нет; они могут лишь перекрикиваться или послать гонца до ближайшего отделения за подмогой). Мы поспешили ретироваться, но не успели – подошло подкрепление. Ситуацию разрулил наш водитель, который объяснил «полисмену», что на нас лучше не наезжать. А то потом туристы из России сюда не понаедут. Они и так, скорее всего, так и сделают, но если нас в отделение препроводят, то это уже случится наверняка. Расстались как братья. Весь сыр-бор был именно из-за того, что речка была загажена. Мол, иностранцы пытались снять материал, неверно отражающий состояние водоемов в городской черте Аддис–Абебы. Обычное дело!

Аддис-Абеба – город большой и в своей центральной части довольно красивый и современный. Из исторических достопримечательностей здесь в основном дворцы Менелика II и Хайле-Селассие, причем последний обращен в Музей Этнографии. В этом здании еще остались покои Хайле-Селассие и даже его ванная с туалетом, выглядящим столь непосредственно современно, что я им чуть было не воспользовался, лишь в последний момент сообразив, где я нахожусь. В Национальном Музее мы торжетсвенно поклонились костям нашей прародительницы, но не Еве, а австралопитечке Люси. Над ними нет монумента или пышного надгробия. Просто витрина и просто лежащий неполный скелет. 3.500.000 лет. Гораздо старше Евы. Как задумчиво сказал Валера Мармыш, 99% населения Земли её никогда не видели, а может, даже и не знают о существовании этой маленькой горизонтальной витрины с нашим первопредком в далекой Эфиопии. Не только у одного Пушкина здесь прародина…

Собственно, именно Менелик Второй и Хайле-Селассие сделали Эфиопию такой, какая она есть. Даже дороги проложили, состояние которых осталось таким же, как и после их несомненно торжественного открытия. Есть в стране и своя железная дорога. Тоже «единственная». Линия Аддис-Абеба-Джибути. Вокзал с названием линии на фасаде на французском языке. Это тоже одна из главных аддисабебских достопримечательностей. Так же, как и собор Святого Георгия рядом с площадью Менелика Второго, сделавшего Аддис-Абебу столицей объединенной им Эфиопии в 1889 году, на которой конная статуя того же Менелика стоит. Собор построен в честь разгрома итальянцев при Адуе 1 марта 1896 года. Эфиопия свою независимость отстояла, оставшись по-сути единственной незавоеванной страной в Африке. В 1935 году итальянцы оккупировали-таки Эфиопию, но так же, как наши или американцы «завоевали» Афганистан, т.е. гарнизоны в городах, а в горах – вольница… Итальянская оккупация продлилась менее семи лет и следов практически не оставила; только очень редко старики ввернут в разговор заученную итальянскую фразочку. То, что в 1963 году именно в Аддис-Абебе была учреждена и размещена территориально Организация Африканского Единства – очень символично. И Менелик, и тем более Хайле Селассие были для колонизированных африканских народов символом свободы и местного африканского прогресса (всё-таки и парламент свой был, и деньги бумажные, почта, дороги и школы). Американцы «спускали» в Эфиопию половину своей денежной помощи странам Африки, но в 1974 году «пришел гегемон, и всё пошло прахом». Грянула Народно-Демократическая Революция и теперь главным спонсором стал Советский Союз. Сейчас Эфиопы ненавидят Горбачева. Он оставил их без спонсора. И ненавидят Америку. Она оставила Эфиопию без Эритреи. Именно американцы поддержали эритрейцев в их борьбе за окончательное отделение от Эфиопии. Мирный договор между двумя странами до сих пор не подписан, хотя активные военные действия закончились еще в 2000 году. Теперь на границе ооновцы стоят.

В Аддис-Абебе есть еще одно примечательное место – Меркато. Это крупнейший рынок в Африке. Сотни лавок с ширпотребом занимают несколько кварталов. Есть те, которые торгуют сувенирами и «изделиями народных промыслов». Нельзя сказать, что ассортимент очень разнообразен, да и в других местах мы покупали сувениры гораздо дешевле. А обозреть весь город сверху можно с горы Интото. Но лучше этого не делать – ничего особенного сверху не увидишь. Деловой центр «европейского стиля», отстроенный в лучшие годы правления Хайле Селассие, а впоследствии и товарища Менгисту Хайле Мариама, от горы далеко, а без него город впечатления не производит.

Итак, мы выехали из Аддис-Абебы. С нами два сопровождающих лица – водитель Иоханес и «борт-механик» Мальгета. Наличие последнего дает пищи для размышлений не меньше, чем разговоры об отсутсвии приличной дороги на участке Аксум-Гондар.
Значит, чиниться будем и чиниться будем часто… Первую сотню километров едем по асфальту, который становится всё более «прерывистым». А мы еще публика такая: нам нужно остановиться в живописном месте, поснимать. Еще местные жители набегают, интересуются. Нужно с народом пообщаться, в гости к ним сходить. Тамошние крестьянские избы зовутся «тукулями»; они круглые в плане, крыши соломенные или хворостяные. Топят по-черному и с наступлением сумерек тонкий дымок столбом поднимается почти над каждым тукулём. Пока тут да там останавливались, Мальгета подозвал меня в сторонку и заговорщески сказал, что имеется маленькое затруднение, которое состоит в том, что ехать нам сегодня четыреста километров, а проехали мы покамест только сотню с небольшим. Подумаешь, триста верст! Что это в Европе? Три-четыре часа езды по автобану. А тут – день пути. С рассвета до заката.

К трем часам приехали в городок Дебре-Берхан. Когда-то он был королевской столицей (при короле Зара-Якобе в XV веке).
Сейчас – сущее захолустье. Транспорт – пролётки, запряженные мулами. Быстро бегают! Завезли нас сюда, чтобы мы пообедали, но наша трапеза обернулась пренеприятной конфузией. Приехали в отель, с виду приличный. Пока готовили еду Александр Аватович, наш главный оператор, пошел на кухню снимать ее приготовление. Вернулся раздосадованный; сказал, что мясо жарилось с минуту, и что нам это мясо сейчас принесут. И вправду, вскорости его принесли, но запах его и внешний вид доверия нам не внушил. Уж и нюхали его, и крестик серебряный над ним навешивали чтобы заметить, в какую сторону он будет вращаться. Старинное народное средство выявления тухлятины с помощью крестика только усугубило наши подозрения.
Говядина была подвергнута всенародной обструкции и мы удалились из этого заведения с позором для его хозяев. Больше на подобные «обеды» решили времени не терять, а довольствоваться легким перекусом в дороге, к тому же от сильной тряски при езде стенки желудков слипаются и есть уже не очень-то и хочется.

Мы поднимались всё выше в горы. Уже проехали Дебре-Сину, когда начало смеркаться, а нам еще предстояло проехать вторую половину пути. Получалось, что господин Петрос ошибся малость в расчете времени в дороге. Часов на шесть-семь. Короче, ехали мы до Дессие почти до полуночи. Фары нашего авто выхватывали из темноты афаров, ведущих караваны верблюдов. Подъехали к гостинице уставшие и злые. Еще Петрос по телефону сказал, что ехали мы долго потому, что много делали остановок! Но, во-первых, у нас на остановки ушло часа три, не больше, а во-вторых, по крайней мере половина нашей группы приехала сюда именно из-за этих остановок, а не для того, чтобы нон-стопом по стране проскочить.
А кто мы?
Читатель скажет: «Опять те же самые лица!». Так это ж естественно! Закончился один рассказ – «Гонец из Ганы» — и ровно через год (!)начался другой. Еще тогда, в аэропорту Амстердама, мы обсуждали возможность отправиться в Эфиопию. Кто-то мечтал о красивых амхарских девушках, кто-то – об интересных сюжетах. Пятеро из семерых участников поездки в Гану сейчас испытывают все прелести эфиопского «квазибездорожья» на собственной…шкуре. Еще две дамы с нами, Татьяна и Ирина, которые попали в наши ряды по-знакомству, можно сказать, «по большому блату». Я так даже подозреваю, что у ни там наверху, в чемоданах, даже вечерние платья заботливо сложены… Также, как и мой смокинг в рюкзаке. Э-э-х!

II

Город Дессие если и представляет интерес для путешественника, то лишь как место ночлега. Он слишком неказист и население его выглядит тоже каким-то зачумленным. Когда утром грузили наши вещи, нас сразу окружила толпа попрошаек. Об эфиопском попрошайничестве следует сказать особо. Оговорюсь сразу: испанские плутовские романы воспитали у меня стойкий циничный иммунитет против «сами-мы-не-местных» любых категорий. Но здешнее нищенство, безо всякого сомнения, настоящее, и на фоне деревенских или даже городских халуп выглядит естественно. Страна действительно бедна. Полезные ископаемые остались в Эритрее, а каменистая земля Эфиопии отнюдь не скатерть-самобранка. Эфиопия живет своим сельским хозяйством и иностранной гуманитарной помощью. Натуральный обмен при этом превалирует над денежным, а потому на руках наличности не так уж много. Одна бырра в качестве «гонорара» за позирование перед фотокамерой – уже хорошо. Пять бырр – очень хорошо, а уж десятибырровая купюра сродни гонорару профессиональной супермодели судя по тому, с какой восхищенной благодарностью она принимается.

Однако строить из себя щедрого благотворителя или брать на себя роль Матери Терезы не стоит. Если и сунуть кому-то бумажку или монетку, то незаметно, иначе налетит толпа попрошаек и от нее отделаться будет очень трудно. Если пытаться одарить кого-то печеньем или конфетами, то не надо отдавать их в одни руки в надежде, что они сии дары справедливо распределят. Отнюдь. Здесь другой закон: что схватил, то твоё. А справедливость для себя будет устанавливать сильнейший, т.е. тот, кто конфеты отберет. Слишком часто доходит дело до драки, когда «осчастливленного» жестоко бьют всем миром, стараясь отобрать то, что пожертвовал заезжий белый человек. Ну чему их только Менгисту Хайле Мариам учил? Не впрок пошли уроки коллективизма…

По обочинам эфиопских дорог то и дело попадаются остовы сожженных грузовиков, подбитые бронетранспортеры и танки. Это тот же Товарищ Менгисту неудачно оборонялся от повстанцев. Гражданская война в Эфиопии была войной Между Севером и Югом, так сказать. Более благополучные Эритрея и Тыграй воевали с Аддис-Абебой. После войны жизнь слаще не стала, да и вряд ли, по большому счету, когда-нибудь кардинально улучшится; в горах нефти нет. Как же часто это бывает в истории, особенно после свержения марксистских режимов: пусть мы бедные и никому не нужные, но зато свободные! Теперь главное, о чем просят иностранцев , это… «пластик». Имеются ввиду пластиковые бутылки из под воды. Мы от них с радостью избавляемся. Еще большая ценность – туалетная бумага. Персонал гостиниц только ждет момента, когда постоялец вынесет вещи. Стоит постояльцу вернуться за чем-нибудь в номер, иногда по очень большой надобности перед дальней дорогой, глядь, а остатки туалетной бумаги и обмылочек уже исчезли! Еще номер-то не начинали убирать, а эти два предмета уже «списаны». М-да…

Дорога до Лалибелы тяжелая, но очень живописная. Ландшафты сменяются одни за другими, всё время разные. Уже потом, несмотря на изматывающую тряску, мы начинали понимать, что иначе Эфиопию и не увидишь, и не поймешь. Конечно, можно самолетом. Но тогда останутся просто прилеты в города, которые, откровенно говоря, не особо впечатляют. А сама страна во всем разнообразии природы, человеческих типов, сельской архитектуры будет лежать где-то там, далеко, «между». Напрашивается вывод, что на путешествие по Эфиопии нужно объективно в полтора раза больше времени, чем выделили мы. Эта страна для тех, кто никуда не торопится. Да и само время здесь течет по-другому! Спрашиваю водителя, сколько нам еще ехать. «Отсюда?» — переспрашивает. Они все время так переспрашивают. Как будто меня интересует расстояние до Лалибелы из Аддис-Абебы или из Москвы. «Семьдесят километров!». Сверяем с картой. Точно, порядка семидесяти. Едем три часа, гоним со скоростью 40-50 км в час. «Скоро Лалибела?» . «Через 25 километров!». Ну как, как такое может быть? Мальгета смотрит на часы, высоко поднимая руку, и мой взгляд падает на циферблат… По спине бегут мурашки, а потом со мною начинается истерика. Точнее, приступ неуемного истерического хохота. У него на часах – 11 утра. А сейчас по-нашему (в Эфиопии время Московское) – семь вечера. Придя в себя, вспоминаю, что действительно читал о том, будто день в Эфиопии начинается с рассветом. Чего ночные часы-то считать почем зря? Всё равно спишь. И летоисчисление у них другое. Сейчас мы не в феврале 2003-го, а в июне 1995-го. То есть, мы еще не встретились и не познакомились (первое знакомство произошло в начале 2000-го). И месяцев в году не 12, а 13, правда, тринадцатый месяц совсем короткий, всего пять дней. На старых рекламных плакатах 50-х годов, зазывающих первых туристов в Эфиопию, написано, что здесь «солнце светит 13 месяцев в году». Или: «Стань на семь лет моложе!». Обе фразы повторяются на плакатах по сию пору. Выходит, принимая во внимание странную растяжимость эфиопских километров, мы сейчас как-бы вне времени и пространства. В параллельном мире!

Эфиопские названия что-то навязчиво напоминают. Рохан, Гондар (Гондэр на наших картах). А-а, так это же из «Властелина колец»! Выходит, Толкиен использовал не только кельто-англо-саксонское наследие, но и «общечеловеческое». Сами же абиссинцы вообще большие придумщики; король Лалибела, правивший на рубеже XII и XIII веков и начавший строительство церквей, вырубленных целиком в скальной породе, наделен народной молвой теми же сверхъестественными способностями, что и волшебник Мерлин у германцев. И церкви-то не сам он сооружал, а с помощью ангелов. В честь него Рохан был переименован в Лалибелу. Всего здесь 11 «монолитных» церквей, розовых или коричневатых, по цвету вулканического туфа, из которых они вырубались. 6 храмов входят в так называемую «северную группу церквей» (Бэте-Марьям, Мэдхане Алем и др.), 4 – в «восточную» ( Бетэ-Эммануэль, Абба Либанос, Бэте Маркориэс, Габрыэль Руфаэль), а недалеко от последней – одиноко стоящая церковь Святого Георгия. Хотя сказать, что церкви «стоят», сложно. Стоять-то они могут на поверхности земли, а здесь они даже ниже ее уровня…При входе в «северную группу» взимается плата: 100 бырр (11,5 USD) за вход и плюс к этому 150 бырр за видеокамеру. Билет позволяет посетить и «восточную группу» , и Церковь Георгия. Даже если снимать не собираешься, платить за камеру всё равно придется. Снаружи и внутри церквей, соединенных между собой коридорами, проходами, также вырубленными в горной породе, и священнослужители, и миряне позируют охотно, от объективов не прячутся. Священники выносят из алтарей церемониальные кресты, демонстрируют их туристам. Показывают даже посох и крест самого короля Лалибелы. Его могила находится в часовне Бэте Голгота (Голгофы). Можно получить и благословение батюшки. Он дает сначала поцеловать «ручной крест», который всегда при нем, а потом, если какая хворь одолевает, он этим крестом проводит по всему телу, по всем конечностям страждущего. Ирина, получив такое благословение, по ее собственному признанию стала лучше видеть и бросила курить. Правда, ненадолго. Все вариации крестов продаются в лалибельских сувенирных лавках, не очень, кстати говоря, многочисленных. Самый большой и красивый металлический церемониальный крест купил Александр Аватович, однако из-за размеров ему приходилось постоянно носить его в руках…

Однако тот, кто ожидает увидеть внутри храмов Лалибелы что-то невероятное, будет несколько разочарован: их интерьер аскетичен, как само абиссинское христианство, и только в Бэте Эммануэль декор более разнопланов. На стенах, колоннах, сводах церквей и часовен попадаются отдельные участки росписи или горельефы с крестами, но всё это очень фрагментарно. Внутри царит прохладный полумрак. В храм надо заходить, сняв обувь, поэтому нас всё время сопровождает “shoes boy” – «шуз-бой», т.е. такой сециально обученный мальчик, который за нашей обувью следит, пока мы по церквям ходим.

Обувь – отдельная песня. Помимо «пластика» ребятня выпрашивает кроссовки. Дают свои адреса с тем, чтобы «мистер» прислал вышедшую из употребления обувь. Как говорится, и смех, и грех! Живущим как бы вне современных систем коммуникаций, им и в голову не приходит, что отправка посылки с поношенными кроссовками обойдется «мистеру» в три раза дороже стоимости самой этой обуви. Можно, конечно, отправить посылку с условием оплаты ее получателем, но «получателю» придется год копить деньги для этого. Вообще, здешняя молодежь, видящая иностранных туристов в сто раз чаще сельских сверстников, более назойлива и изощренна в выпрашивании «гуманитарной помощи». Суют под нос петицию на английском языке, где испрашивается сумма 180 бырр для покупки мяча для футбольной команды Лалибелы. Т.е. футбольная команда есть, но мяча нет, а потому команды по-сути и нету. Или тетради просят для школы, или ручки. Но больше всего одолевают в Лалибеле не школьники без канцелярских принадлежностей и не футболисты без мяча, а мухи. Сказывается отсутствие канализации в городке. Недалеко от церкви Святого Георгия, благодаря своему необычному крестообразному плану ставшей символом Лалибелы, находится что-то вроде общей выгребной ямы, недалеко от которой торгуют сувенирами «религиозного содержания». Тут и запах, и мухи и уличные приставалы. Не очень приятное место, однако, хоть и святое…

Сам городок Лалибела своей «гражданской архитектурой» тоже интересен. Жилища горожан – это увеличенные тукули, но только они имеют несколько этажей и целиком каменные. Напоминают чем-то домики Цветочного Города, в котором жили Незнайка и компания. Они такие же круглые в плане, только более грубые, естественно. Один из «домиков» мы посетили. В нем живет сестра Петроса (сам он из этих мест). Она нам устроила своеобразную «кофейную церемонию» по-абиссински.
Абиссиния, она же Эфиопия – родина кофе; всего 1 бырра за чашечку крепкого кофе в любой придорожной харчевне. Угостила нас хозяйка инжерой с вкусной подливой, курицей и яйцами. Во время совместной трапезы в «залу» зашла девушка лет семнадцати в футболке с портретом Бен Ладена. Мы поинтересовались, без задних мыслей и из чистого любопытсва, почему она в такой футболочке. Она смутилась и убежала. Потом нам объяснили, что она испугалась, будто мы американцы и её осуждаем. Мальгета и Йоханес поведали, что они здесь, в Эфиопии, поддерживают Бен Ладена поскольку люто ненавидят Америку. Да.
Пожалуй, только русский человек может и любить, и ненавидеть с размахом. Мы и Бен Ладена не любим, и Америку не любим тоже.

В Лалибеле попробовали «тэж» — медовуху местного розлива, которую отыскать в Эфиопии не очень-то легко, хоть это и национальный напиток. После двух бутылочек хорошо даёт в голову. Пиво промышленного производства в Эфиопии тоже неплохое, особенно «Дашен». Производят еще джин, но он сильно одеколоном «Шипр» отдает. Теллу – нефильтрованное домашнее пиво – тоже пробовали, но пришли к выводу, что тэж гораздо лучше. И тэж, и телла суть напитки «кустарного производства».
Приготовляют их и подают в небольших семейных «кабачках», которые не сразу-то и найдешь, только по-знакомству могут туда проводить. Да и не в каждом местечке такие места бывают. В Лалибеле подавали тэж в бутылочках формы медицинских колб, в Гондаре – в стаканах. Средняя цена – 7-8 бырр за бутыль. Теллой нас угостили в монастыре Святого Георгия на озере Тана.
Монахи не токмо воду пьют.

Лалибела лежит на высоком плато, среди альпийских лугов. Под вечер становится так холодно, что впору надевать джемпера и куртки. Пожухлая трава сменяется ниже террасами, зеленеющими, как сочные луга в Новой Зеландии. Можно только восхищаться трудом земледельцев, поколениями сооружающих и поддерживающих эти сооружения, в своем роде, без сомнения, одни из древнейших на Земле. Ближайший район террасного земледелия находится по ту сторону Красного Моря – в Йемене, который связан с Эфиопией нитями общей истории. Предки современных арабов, поклонявшиеся в ту пору Луне, а не Аллаху, примерно в VI в. до н.э, а то и раньше, в массовом порядке стали переселяться из Аравии на эфиопские нагорья. Они смешались с местным кушитским населением (к кушитам принадлежат сомалийцы, афары, оромо и другие народы, населяющие помимо Эфиопии Джибути, Сомали, и Север Кении), превратив их почти в стопроцентных семитов и подарив им тонкие черты лица, так восхищающие путешественников. Кроме того, «праарабы» принесли сюда свою письменность. «Гимьяритское письмо», правда, в видоизмененном виде, сохранилось только здесь. Отдельные надписи можно встретить в Йемене, где в какой-нибудь горной деревне вам покажут полустертые буквы, которым как минимум 2000 лет, на стене проёма въездных ворот, но прочитать их уже никто не сможет. В Эфиопии же буквы эти до сих пор в обиходе.

Для того, чтобы сократить наш завтрашний путь до Мэкэле, мы ночуем в городке Вальдыйя, в 150 км восточнее Лалибелы.
Едем в темноте, хотя поездки по ночным дорогам Эфиопии не рекомендуются, поскольку грабежи проезжающего автотранспорта — явление здесь распространенное. Нас провожают зарницы и молнии, зловеще сверкающие за горами. Коль здесь Средиземье, то где-то там – замок Сарумана, должно быть. По крайней мере, впечатление такое. Только драконы по небу не летают.

В Вальдыйе живем в «смешном» отеле. Он совсем новый и по задумке коллектива архитекторов должен быть вполне современным и комфортабельным, но чего-то они намудрили…Номера, по идее, у всех одинаковые: кубическая клетушка (а комнаты в эфиопских гостиницах, за редким исключением, небольшие), совмещенные ванная и туалет. Но набор «аксессуаров» у всех разный. У кого-то есть душ, но нет раковины. У кого-то есть раковина, но не работает душ, т.е. он есть, но его краны представляют собою два болтика, которые без гаечного ключа не крутятся. Стекла в двери ванной отсутствуют везде. То есть, если кто-то здесь вдвоем живет, то при помывке имеет возможность просто прикрыть стыд и то, если сосед в это время лежит на кровати. Йоханесу и Мальгете самим стало стыдно за такой отель и они пригласили нас в местный «ночной клуб» оттянуться за их счет. Сначала мы попали в какой-то бар явно для «голубых». Нам отвели комнату, в которую принесли крепкие напитки. Александр Баррикадович демонстрировал восхищенным эфиопам «как пьют русские офицеры». В соседней зале танцевали местные ребята, энергично подергивая плечиками в такт музыке. Мальчик с корзиной вареных яиц предлагал закуску. Экскурсия по злачным местам Вальдыйи продолжилась в другом баре, но я отправился в «отель» на покой. Правда, через полчаса в железную дверь моего номера (а двери в гостиничных номерах повсеместно железные; по всей видимости, казармы, тюрьмы и гостиницы обслуживает одно предприятие) постучал Мальгета. Он явно не смог освоить науку пить как русские офицеры и с трудом держался на ногах, но из его речи, и без того трудноусваиваемой из-за его безнадежно ужасного произношения и почти полного невладения английской лексикой, мне стало ясно, что он дико извиняется за всё и за что-то еще, и что он считает нас своей семьей. Справедливости ради надо отметить, что Мальгета на самом деле молодец. Он и механик, и носильщик, и охранник. Его незнание английского компенсировалось очень неплохим знанием «международного языка общения» Йоханесом. С последним можно было свободно говорить на любые темы. Можно даже сказать, что он владел английским лучше всех, кого мы встречали в Эфиопии. Такой вот интеллектуал за баранкой.

Дорога в Мэкэле заняла у нас целый день, но он тоже не был для нас абсолютно потерян. Дорога, естественно, «строилась», а посему в одном месте нам пришлось пересекать высохшее русло реки. Впрочем, проезд так развезло после ночного дождя, что наш автобус еле проехал по вязким глубоким колеям, оставленным ехавшими впереди грузовиками. Остановились у одной деревушки, где застали людей, возвращавшихся со свадьбы. Одна из разнаряженных амхарок с удовольствием нам попозировала, продемонстрировав, как она носит малышку в сумке за спиной. Прически у амхарок, и молодых и старых, однотипны; бороздки на лбу и висках, и только на затылке пышные курчавые волосы распускаются веером, опущенным вниз. Повседневная одежда у мужчин и женщин – накидка шама, представляющая собой прямоугольный отрез материи, иногда с ярко вышитой каймой. Её носят, обернувшись в нее целиком, но не так, как в Древнем Риме, а по-простому, закрывая полностю плечи. Когда холодно, накрываются ею с головой, закидывая один конец за плечо. Получается стиль “unisex”, когда бывает сложно различить, мальчик перед тобою, или девочка. Помимо белого цвета, для шамы предпочтителен зеленый; другие цвета попадаются редко. Когда видишь эфиопов, по-одиночке или гуськом идущих вдоль дороги, то в руках у них почти всегда палки. Часто их носят коромыслом на плечах, закинув на них руки. Создается впечатление, что эфиоп без палки – не эфиоп, настолько это редкое явление. Палка, по-видимому, у них универсальный инструмент: и дорожный посох, и копалка, и рычаг, и ковырялка. Что-то вроде третьей руки.

За время сегодняшнего пути осознали по-настоящему, что Эфиопия – страна потрясающих природных контрастов. Двигаясь к Северу, мы приближались к засушливым районам. Но вдруг дорога оказывается перегороженной; нужно сворачивать на Восток и ехать в объезд. Через пару часов от полупустыни не остается и следа. Всюду сочная зелень, лесами встают гигантские кактусы. Картину довершает дождик, который накрапывает всё настойчивее. Пейзажи фантастические. Из окна самолета точно ничего подобного не увидишь…

Город Мэкеле резко контрастирует со всеми городками, которые мы повидали за два дня пути. Чистый, ухоженный; на центральных улицах, освещенных яркими витринами магазинов, царит оживление, но не то бестолковое оживление, которое присуще какому-нибудь «депресивному» райцентру, когда кругом снуют сотни угрюмых лиц, явно не знающих, чем себя занять в течение дня и ночи, а нормальное, здоровое «народное гулянье» после трудового дня с посещением магазинов и ресторанчиков. Здесь есть даже нормальный супермаркет, хоть и небольшой, но вполне приличный по своему «ассортименту».
Здесь я купил килограммовую пачку абиссинского кофе за 26 бырр, т.е. примерно за 100 рублей. В других же эфиопских городах «супермаркет» означает лавку с довольно банальным выбором товаров. Но Мэкеле вообще город особенный. Нынешний президент родом остюда. Он построил в Мэкеле огромный монумент с позолоченной сферой наверху в ознаменование победы в гражданской войне. А в дополнение к монументу – громадный музей истории этой самой войны, по местным меркам смотрящийся ультрасовременно. Сами эфиопы сюда ходят редко. Не до этой показухи – быть бы живу! В Мэкэле главная историческая достопримечательность – дворец императора Йоханныса VI, предшественника Менелика II, который пришел к власти в 1868 году не без помощи англичан. Он построил себе дворец в эклектичном стиле; здесь и готика, и Арабский Восток. Но мы туда не пошли, поскольку снаружи дворец снимать нельзя, а без этого – что за сюжет? Поснимали издали и после непродолжительного шопинга отправились на Север, в Аксум…

III

Места здесь более суровые. Чем дальше к Северу и ли Северо-Востоку, тем реже тучи с Индийского Океана туда доползают. Каменистые склоны гор с чахлым кустарником, редкий караван верблюдов или стадо вострорёбрых коров – такая вот картина «за бортом». Про асфальт на дороге давно уже забыли. Под нами – обычная грунтовка. Проезжающий транспорт поднимает клубы пыли, которая просачивается сквозь все щели нашего «шарабана». Удивительно то, что при такой плотности населения не пахнет никаким интенсивным движением на дорогах. Казалось бы, на горных серпантинах должны выстраиваться длинные хвосты из машин, вынужденных плестись за какой-нибудь медленной фурой. Но нет. Заторов на эфиопских дорогах не наблюдается. Личного автотранспорта крайне мало; между городами курсируют грузовики или довольно редкие пассажирские автобусы. Крупные чиновники и «новые эфиопы» предпочитают джипы «Кобра». Те, кто попроще – «Тойоты», столь популярные и в недалеком Йемене. Остальные 99% населения страны передвигается на своих двоих. Даже на самых высоких участках горной дороги, которая поднимается порою выше 3500 метров, можно встретить людей, которые куда-то идут. Куда – непонятно, поскольку между поселениями расстояние иногда очень большое. Больше всего достается школьникам, которым приходится идти по несколько часов, чтобы попасть на урок.

Под вечер подъезжаем к повороту на монастырь Дебре-Дамо. Это – главная эфиопская святыня, самый древний монастырь (VI век). Он вырублен высоко в скале, на которую надо забираться по веревке. Пообщаться с монахами и хочется, и колется – это объективно займет столько времени, что мы и к полуночи до Аксума не доберемся. Вообще, если у кого возникнет охота обязательно посетить Дебре-Дамо, то советую между Мэкэле и Аксумом взять ночлег в Адиграте. Городок небольшой; есть пара-тройка улиц с весело раскрашенными домами (эфиопы вообще предпочитают красить фасады домов какой-нибудь «оптимистической» краской: фиолетовой, голубой, розовой, салатовой). Тогда можно посвятить весь день Дебре-Дамо и близжежащей Йехе, с ее комплексом преаксумских храмов, одновременных «большой волне» южноарабской колонизации в середине I тысячелетия до н.э., положившей начало формированию двух основных семитоязычных народов Эфиопии – амхарцев и тыграйцев. Однако, от этих храмов остались одни основания, впрочем, необычайно важные для последующей истории абиссинского градостроительства. Кое-что из архитектурных деталей, статуй и бронзовых изделий было вывезено в Национальный Музей в Аддис-Абебу, где они открывают историческую экспозицию, что справа от входа. От Йехи до Аскума – порядка 90 км, т.е. какие-то 3 часа пути.

В Аксуме живем в гостинице «Африка». Как и многие гостиницы из тех, в которых мы жили, она построена в форме атриума, но здесь есть свой небольшой сквер. Более того, в гостинице есть компьютер, что по здешним меркам – роскошь необычайная, и даже (в это вообще невозможно поверить!) выход в Интернет. Правда, связи всё равно нет. Основные достопримечательности Аксума сгруппированы в одном месте. Рядом с Музеем – церковь Марии Сионской. Чуть дальше – Парк стел. Еще дальше – «Бассейн Царицы Савской», за ним – усыпальница Калеба. Правда, Дворец Царицы Савской находится почти за городом, но это тоже недалеко.

Не только пребывание здесь Царицы Савской (она же – Македа, она же – Белкис), но и само её существование находится под вопросом. Собственно, легенда о рождении ею сына от Царя Соломона была в деталях обыграна уже в средние века в абиссинской царской хронике Кебра-Нагаст, т.е. спустя 2000 лет после описываемых событий. Для эфиопов вся история бурного романа двух ветхозаветных царей и последующего похищения Ковчега Завета есть непререкаемая истина, основа эфиопской национальной идеи. И сам Ветхий Завет здесь чтится не меньше Нового, по крайней мере, гораздо сильнее, чем в других христианских странах. И именно потому, что корни эфиопской истории и самой государственности – ветхозаветные. Хотя надо отметить, что в эфиопскую Библию включены некоторые книги, которые в других христианских течениях считаются неканоническими. А самая старая Библия хранится, кстати говоря, именно здесь, в Аксуме, в купольной церкви Четырёх Зверей (олицетворяющих Четырех Евангелистов). Эта книга датируется VI веком, но краски её чудесных иллюстраций не поблекли по сию пору. Её хранят под многими покрывалами, а некоторые страницы даже проложены шелковой тканью. Сам Ковчег Завета, как свято верят эфиопы, хранится где-то в потайном месте в церкви Марии Сионской, построенной в XVI веке на месте первого христианского храма, заложенного царем Эзаной в IV веке.

Вход в музей и иже с ним в Парк стел, дворец Царицы Савской и усыпальницу Калеба стоит 50 бырр. Вход в церковь Марии Сионской – еще 50 бырр. Парк стел небольшой; его можно обойти за пятнадцать минут. Самая большая «многоэтажная» стела высотой около 23 метров. Она -самая красивая, принесшая Аксуму мировую славу. Еще одна похожая стела, уже расколотая, лежит неподалеку. Одну стелу увез Муссолини для украшения Рима. Сколько ни просили эфиопы ее вернуть на место, да всё без толку. Все стелы датируются первыми веками нашей эры, когда аксумское царство стало развиваться и расширяться столь стремительно, что его соседям пришлось потесниться. На Западе аксумиты подчинили себе царство Мероэ, что в Судане, а на Востоке, переправившись через Красное Море, — государство Гимьяр, т.е., по сути, свою прародину, граничившую с Шебой (Савой). Военная экспедиция царя Калеба в Южную Аравию имела целью защитить христиан от репрессий местных языческих государей. От этого царя, правившего в VI веке, сохранилась усыпальница, в которую нужно спускаться по лестнице, освещая дорогу свечами, что выдает заботливый «хранитель гробницы». Говорят, что из нее подземные ходы ведут на Север, к границе с Эритреей. Чтобы предотвратить вылазки диверсантов, ходы завалили, но, откровенно говоря, в само их существование верится трудом.

Эх, Эритрея, Эритрея! Навязчивая идея эфиопа – тебя вернуть. Там остались все морские порты, включая Массауа – прародину Авраама Ганнибала, пушкинского предка. Главный порт аксумитов – Адулис – тоже остался там. Когда начали напирать кочевники-мусульмане, Аксум оказался отрезанным от моря. Сначала как было: товары везди посуху караванами. Тогда процветала Счастливая Аравия, экспортировавшая свои благовония по всему древнему миру. Потом наступила золотая пора морской торговли, и здесь в выигрыше был Аксум со своим Адулисом. У аксумитов были и благовония, и слоновая кость, и носорожий рог, да и живых зверей тоже вывозили. А потом кочевники опять взяли международную торговлю в свои руки. Морские порты полностью контролировались турками-османами и теперь только их корабли бороздили воды Красного Моря. Аксум оказался христианским анклавом в мусульмаснком окружении. Менялись династии, названия государства, но это не меняло положения. Абиссиния осталась «ветхозаветным заповедником», отрезанным от остального христианского мира. Воссоединение с Эритреей было непродолжительным и всё снова вернулось на круги своя. Вон она, Эритрея, там, за холмами. Близок локоть…

«Дворец Царицы Савской» сохранил те же строительные принципы, что и преаксумские сооружения в Йехе. Но настоящий дворец этой царицы находится в Маребе, что в Йемене. Там же возносятся к небу квадратные колонны Храма Луны. В 1999 году я побывал в тех местах в составе, наверное, единственной организованной тургруппы из России. Спустя четыре года я здесь, в Аксуме, фактически продолжая путешествие по региону, отдельные части которого столь связаны исторически между собой. Например, в Адене показывают огромные резервуары для сбора и хранения дождевой воды, созданные как минимум два тысячелетия тому назад. В Аксуме царицынский «бассейн» по сути и по «технике исполнения» — то же самое. Ну какой же это «бассейн»? Великоват больно для купания, да и глубок. Вот во «дворце» там да, осталась «душевая», где хозяйка (или хозяин) совершал омовения. Даже отдельные участки канализации сохранились.

От Аксума до Гондара почти 360 километров «ужасной» дороги по высоким Симиенским горам. Решаем проехать хоть чуть-чуть, чтобы завтра сократить путь. Ночуем в каком-то открытом всем ветрам мусульманском городишке в 60 км от Аксума. В гостинице нет света; его включат только в девять вечера, а покамест, гости дорогие, живите при свечах. Перебои с электроэнергией в Эфиопии – обычное дело. В приличных гостиницах в тумбочке всегда найдется свеча и коробок спичек. Я свою свечку сжег в первые два часа, а потом заснул сном праведника, не дожидаясь, когда дадут свет. Завтра и так в пять утра вставать.

Выезжаем до рассвета. Пока едем при свете фар, по обочинам бегут шеренгой странные субъекты, чъи головы закутаны в платки. Это новобранцы совершают марш-бросок; недалеко военная база. Когда наконец полностью рассветает, то кругом предстает картина давно минувшего боя: остовы военной техники, искореженные пушки, подбитые танки. Тут у них, видно, своя Прохоровка была. Слева вздымается тяжелая масса Симиенских гор с острым пиком горы Дашен (4623 м), в честь которой пиво названо, и не случайно – высочайшая гора в Эфиопии. По горному серпантину едем целый день, до одури медленно. Два раза меняем колесо. В этих негостеприимных краях солнце печет нещадно; чувствуется горячее дыхание Сахары. Дорогу иногда перебегают стада павианов, довольно многочисленные, а с наступлением сумерек – эфиопские шакалы, внешне очень похожине на лисиц. Под конец наш автобус забирается на высокое плоскогорье и дорога начинается ровная; быстро несемся вдоль лугов и перелесков, до боли напоминающим о нашей Средней Полосе. Когда приезжаем в Гондар, то еще кружим по городу около часа в поисках подходящей гостиницы. Заранее у нас ничего не проплачено и это абсолютно правильно в здешних условиях: одному Богу известно, когда мы приедем и докуда вообще доедем. Застрянем где-нибудь с лопнувшими шинами и что делать? Оплаченный ночлег пропадет, а за ним и все остальные. А так – вариант беспроигрышный, учитывая то, что гостиницы есть в каждом эфиопском городке. Другое дело, что они бывают «известного рода», но если альтернативой будет ночлег под звездным небом, то лучше уж это, чем совсем ничего. В Гондаре наши «эфиопские братья» поселили нас в лучшем отеле города “Circle”, то бишь «Круг». Он и вправду круглый в плане, как водокачка. И главное – он в самом центре Гондара, а сам центр Гондара – это пара пересекающихся улиц и короткий центральный бульвар, ведущий от почтамта к Царскому Городу.

Царский Город – это обнесенный каменной стеной обширный комплекс с десятком сооружений, достаточно хорошо сохранившихся: дворцов, канцелярий, библиотек, церквей. Начало его строительства относится к тридцатым годам XVII века и связано с именем царя Фасилидаса, открывшего своим царствованием эпоху, полную противоречий, «блеска и нищеты», продолжавшуюся почти два столетия и переросшую в «эфиопское возрождение» при Менелике Втором. Можно сказать, что эре Аддис-Абебы предшествовала эра Гондара. Это было время интенсивного европейского проникновения в Абиссинию, сравнимую разве что с петровской эпохой. Над страной нависла даже серьезная угроза обращения в католичество, но под давлением общественности отцы-иезуиты вынуждены были покинуть страну. Кстати говоря, первыми европейцами, «прорвавшими» мусульманскую изоляцию Абиссинии, были португальцы за сто лет до Фасилидаса. Более того, небольшой португальский отряд отважно сражался с «моджахедами» во время их опустошительного наплыва на эфиопское нагорье в 40-х годах XVI века, когда само существование христианской государственности было под вопросом. Никто из португальских добровольцев не вернулся домой; кто-то погиб, а кто-то остался в Абиссинии до конца своих дней… Вот достойный сюжет для авантюрного боевика!

Самый большой и лучше всего сохранившийся дворец – самого Фасилидаса. Можно зайти вовнутрь и побродить по залам, выйти на балконы и галереи, заглянуть в башенки. Рядом – здание в «готическом» стиле библиотеки Йоханныса (XVIII в.) и дворца Иясу II (тоже XVIII век), но он сохранился гораздо хуже. К Царскому Городу примыкает университет и можно понаблюдать, как студенты готовятся к экзаменам, примостившись с книжкой под сенью средневковых стен Гондара. Если пофантазировать, то можно представить себе, что эти стены гораздо более древние и сохранились с тех времен, когда на Земле существовали разные виды разумной жизни: хоббиты, орки, эльфы и т.д. Кругом цветут акации, ни одной живой души, мечтай на здоровье!

О судьбах эфиопского православия лучше всего поразмышлять в очаровательной маленькой церкви Дебре-Берхан-Селассие, построенной в XVII веке. Вот она, гондарская школа искусств во всём своем великолепии! Все стены и потолок этой церкви покрыты росписями, вошедшими в сокровищницу абиссинского искусства. Потолок, включая балки, расписан ликами херувимов с большими глазами. Глаза в абиссинской иконографии – деталь особая. Они полны кротости и доброты. Даже у крестоносцев на фресках в Дебре-Берхан-Селассие они такие, хотя крестоносцы в массе своей не были ни кроткими, ни добрыми. В качестве гидов для туристов в эфиопских церквях выступают дьяконы. Здешний дьякон молоденький-молоденький, великолепно говорит по-английски. Всё подробно объяснил и показал, дал поиграть на барабане.

Дорога от Гондара до Бахр-Дара недлинная, чуть более 200 км, но едем мы долго. Сначала долго кружили по самому Гондару то в поисках достойного супермаркета, то в поисках музыкального магазина, то в поисках нового колеса, хотя понятие «новое колесо» здесь кардинально с нашим привычным разнится: колеса для нашего авто приобретаются только бывшие в употреблении. Но когда на выезде из города, на ровной асфальтированной трассе, заднее левое колесо лопнуло и порванная покрышка снарядом отлетела в сторону, было решено купить именно новое колесо. Для этого снова вернулись в Гондар. Наш красный микроавтобус в этот день стал для жителей Гондара что-то вроде того лондонского автобуса-призрака, что периодически то появляется на перекрестках, то исчезает. Конечно, под конец пути, уже практически ночью, одно из колес снова пришлось менять. С этой ночью вообще были связаны не самые приятные воспоминания. Темень. На небе – яркие звезды. Впереди – более тусклые огоньки какой-то деревеньки. Степь да степь кругом, но вот впереди замаячили огоньки. Они приближаются и поначалу не разберешь, фары это или нет. Как раз нет, это – фонарики. К нам подходят пятеро эфиопов, закутанных в шамы, и у троих из них автоматы. Сели на корточки тихо в сторонке, наблюдают. Мы их орешками угостили, снялись на память вместе. Это просто охотники. Но почти на подъезде к Бахр-Дару, на совершенно разбитом участке пути, где невозможно было не затормозить, нас «тормознула» гораздо более многочисленная группа людей с автоматами, неожиданно появившихся из-за стоящего на дороге грузовика. Они решали какие-то вопросы с его водителями и нами тоже заинтересовались. Откровенно говоря, стало очень как-то тревожно на душе. Об эфиопских разбойниках ходят легенды, и они постоянно «обновляются». Можно не только лишиться имущества, но и «живота своего». Йоханес и Мальгета вышли из машины и стали им что-то объяснять. Потом рассказали нам, что это были «солдаты и полиция», обычный патруль. Может и так, но формы на них никакой не было да и лица уж больно разбойничьи…

В Бахр-Дар приезжаем ночью. Дать оценку места ночлега было довольно сложно ввиду нашей крайней измученности, но номера были вполне достойные и просторные. Утром выяснилось, что живем мы эти две ночи, наверное, в лучшем отеле на нашем пути в Эфиопии. Называется он «Гион» и находится прямо на берегу озера Тана. Вся территория засажена цветами; над озерной пристанью и открытой террасой ресторана раскинули свои могучие кроны баобабы. Даже детские качели имеются. Да и сам город Бахр-Дар, что за оградой отеля, обликом своим резко контрастирует с обычно довольно неухоженными эфиопскими городами. Это почти курорт. Мы хотим провести здесь несколько дней, но для этого надо взять билет на самолет. Идем в кассу, но, увы, билетов нет. Самолеты летают на внутренних линиях маленькие и на семерых иностранцев свободных кресел не находится. Ну что ж, придется два дня потратить на дорогу до Аддис-Абебы.

В отеле повстречали двух русских пенсионеров, заколачивающих в Эфиопии по 2000 долларов в месяц. Но, естественно, это не простые пенсионеры, а военные, и в связи с перспективой скорой войны с Эритреей их опыт здесь востребован. Эфиопия закупает новейшие самолеты, но особо это не афиширует, поскольку рискует вызвать недоумение, почему многие её граждане пухнут от голода, а на самолеты тратятся миллионы долларов. Излишне говорить, что наше появление в Бахр-Даре доставило нашим отважным соотечественникам столько радости, что два дня на озере прошли под знаком их постоянной заботы о нас. Вечером был дан торжественный ужин под баобабами в нашу честь, на котором мы отведали танской рыбы. Потом вечер продолжился в одном из ночных клубов, но закончился тем, что у Мальгеты украли из машины сумку со всеми вещами и с сотней долларов казённых денег. Вообще, воришки в Бахр-Даре пошаливают, вернее, пошаривают, особенно по номерам отелей. В том числе нашего. Так что лучше варежку не разевать и всё ценное носить с собой.

Поскольку ребятам сверху видно всё, то они отсоветовали ехать на Тыс-Ысат – Нильский водопад. Во время засухи тощие струйки воды впечатления не производят. Но зато мы с их помощью договорились с лодкой, которая нас повезет по островам озера Тана. Аренда лодки обходится в 60 бырр с человека плюс 50 бырр со всех за провожатого. Сначала нас отвезли на остров, на котором располагались кельи женского монастыря. Но это было не столь интересно, к тому же монашки общаться не особо желали. Потом нас отвезли на другой остров, на котором мы посмотрели, как кофе растёт (а кофе начали специально выращивать именно на островах озера Тана) и заглянули в круглую в плане церковь, на стенах которой сохранились росписи.
Но интереснее всего было на островке, на котором находится мужской монастырь Святого Георгия. Там показали и храм, и музей, в котором хранятся короны нескольких абиссинских царей. Угостили нас там и теллой – самопальным пивом. Еще на островах делают тростниковые лодки примерно по той же технологии, что Тур Хейердал использовал для строительства «Ра» и «Кон-Тики». На таких лодках здесь народ переправляется с острова на остров. Всего на озере порядка двадцати островов с монастырями и церквами на них, а на северном берегу лежит еще заброшенный город Горгора, в котором тоже сохранились церкви с росписями внутри, а также поселение фалашей – эфиопских иудеев, которых Израиль поспешил вывезти к себе, признав такими же евреями, только черными. И по сию пору, если фалаш не доволен жизнью в Израиле, это называют «черной неблагодарностью». Сейчас, говорят, в той деревне остался один фалаш, да и тот, говорят, ненастоящий.

Наш отъезд из Бахр-Дара был обставлен торжественно, прощание было трогательным и имело, по сути, гораздо более глубокий смысл. Мы расставались с русскими офицерами, продолжавшими традицию, сложившуюся еще при Менелике II, имевших русских военных советников. Все русские экспедиции по Абиссинии имели или военно-разведывательную или религиозную подоплеку, но неизменно подчеркивали то духовное единство, которое было присуще нашим народам. Этих экспедиций было предостаточно, хотя сейчас имена А.Булатовича, Л.Артамонова, Е.Ковалевского, А.Елисеева мало кто вспомнит. Да что говорить: кто помнит, например имя самого известного русского ислледователя Африки XIX века, открывшего водораздел Нила и Конго – Василия Юнкера? Думаю, мало кто. А это – наш Ливингстон. В смысле, не чайка, а тот, что водопад открыл на Замбези.

Обратно в Аддис-Абебу едем по глубокому каньону Голубого Нила, по-амхарски – Аббая. Что удивительно, дорога дается нам довольно легко; видно, привыкли наши организмы к эфиопским дорожным тяготам. Спускаемся почти на 2300 метров и по мосту пересекаем Нил, чьи истоки были открыты в 1770 году Джеймсом Брюсом, которого, впрочем, сочли в Лондоне фальсификатором, поскольку его рассказы об Эфиопии выглядели фантастическими. Даже английский перевод «Барона Мюнхаузена» вышел с посвящением Брюсу. Что, интересно, будут говорить о том, кто будет утверждать, будто он в Средиземье побывал?

На полпути в Аддис-Абебу ночуем в маленьком городке, в маленькой гостинице с удобствами на первом этаже (впрочем, там и так один этаж). Наконец мы попали в гостиницу не для интуристов! Только одному (вернее, одной) из нас достался по мнению мальчика-портье (не побоюсь этого слова), королевский номер, т.е. номер с душем, правда, как это часто бывает, без кранов, так что открывать воду было затруднительно. Оставалось только напиться и лечь в постель не раздеваясь. Из еды в городе была одна яичница (самое распространенное в Эфиопии блюдо наряду с макаронами; но это помимо инжеры, естественно). Перспективы коллективного времяпровождения были крайне сумрачными. Некоторое разнообразие внес Александр Аватович, сам того не желая. Дело в том, что однажды к его лалибельскому кресту стали подходить молодые эфиопы и благоговейно к нему прикладываться. Это обстоятельство произвело на владельца креста столь глубокое впечатление, что он вдруг осознал свою глубокую миссию и с той поры потребовал называть себя не иначе как Александром Лалибельским. Много чудес явил Александр Лалибельский во время своего странничества по Эфиопии, но самым главным из них стало Опоение Магометан, что произошло при помощи виски именно в эту последнюю ночь в Эфиопии, именно на этом постоялом дворе в келье Александра Лалибельского. Правда, на следующее утро мы не могли его разыскать, а при обнаружении его в одной из келий было явлено миру еще одно чудо – Обретение Мощей Александра Лалибельского. Около трех часов того же дня они были доставлены в Аддис-Абебу и там же были оживлены.

Кстати, говоря, последние 100 километров дороги до Аддис-Абебы уже асфальтированы. Правда, колесо мы всё равно меняли.
Таков обычай. Наш микроавтобус после этой поездки, наверное, пойдет на вторсырьё. Дальше уже некуда.

Вечером, наскоро приведя себя в порядок, но всё же не избавившись от въедливой эфиопской дорожной пыли, мы собрались на прощальный ужин в той же гостинице, в какой жили по приезду в Эфиопию. Присутствовал Петрос, Йоханес и Мальгета, а также некто из офиса господина Петроса. Эфиопы ничего не ели, но Йоханесу с Мальгетой каждый из нас со своего блюда что-то положил. По-братски. Петросу тоже кое-что перепало, а именно – почти полный рулон туалетной бумаги, который Александр Баррикадович оставил в номере (!). Он этот рулон не выпускал из рук до тех пор, пока мы не расстались в аэропорту.
Расстались мы по-нашему, сердечно обнявшись. Петрос еще на Юг Эфиопии звал, в долину Омо, к черным племенам язычников, чьи женщины для красоты вставляют в нижнюю губу диск размером с чайное блюдце. Но что-то уже не тянет. Может, потом потянет, когда отлежимся как следует.

Наш рейс на Дубай, с посадкой в Джидде, что в Саудовской Аравии. По пути туда садились в Хартуме, так что еще «засветились» в двух странах, где россияне не очень желанные гости. Кстати говоря, если захотите сбежать, исчезнуть без следа, то приезжайте в Эфиопию. Дело в том, что виза россиянам ставится автоматически по прилету. Стоит 280 бырр, но для того, чтобы поменять доллары на бырры, нужно пройти к банку, который уже после пограничного контроля. Говоришь, что надо к банку, и пограничник кивает головой в знак согласия. А там дальше – уже никакого контроля. По идее, там еще таможенники стоят и они, когда мы прилетели, на наши чемоданы косились, но мы двинулись к выходу так стремительно, что попытка заставить нас что-то задекларировать окончилась бы провалом. Так что, приезжайте в Эфиопию! Здесь всё всем до лампочки!

Когда мы прилетели в Дубай, когда нас привезли в наш отель, когда мы сели в мягкие кресла холла пятизвездочного дворца, то ощущение было, что мы в нереальном мире. У меня это чувство было сильнее, поскольку при посадке так уши заложило, что до сих пор ощущал себя как в аквариуме с водой. И антураж подходящий – высоченные окна, пальмы-водоросли, русалка на рояле лабает мелодию Элтона Джона. Тут какой-то морской конёк подплывает с бэджиком на лацкане пиджака. Портье, значит.
Приветствует, объясняет, что здесь да как, за что мы платим, за что не платим. Спрашивает: «Есть ли у вас визитные карточки?» — «???». Потом, не унимаясь: «А есть ли у вас кредитная карточка?» — «?????». Ну чего пристал? Какие карточки могут быть у людей с неровным загаром на лице, выгоревшими волосами, в серо-коричневой от пыли одежде? А на чемоданы-то посмотри, до чего хороши! Если б ты знал, где мы в последний раз ночевали, то не пустил бы на порог этого отеля, да еще бы бригаду вызвал для санобработки помещения! Мы хрипим, кашляем. Я от пыли, забившей легкие, вообще голос потерял. Короче, давай ключи и плыви отсюдова, парень!

Четыре дня в Дубаи пролетели как чудесный сон. И неужели Эфиопия была на самом деле? Вот самолет опять отрывается от земли, набирает высоту над предвоенным Персидским заливом. Где-то там, далеко-далеко, за песками Аравии, за разноцветными глубинами Красного Моря, лежит удивительная, и хранимая, и забытая Богом страна. Может быть ты, наш красный микроавтобус, уже снова несешься куда-нибудь. Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, всё отстает и остается позади…

Эфиопия, куда-ж несешься ты? Дай ответ. Не даёт ответа.

НИКОЛАЙ БАЛАНДИНСКИЙ, 2003 год.