«Гвате» — хорошая, «мала» — земля. Так название переводится с науаль. Один доморощенный гид, по фамилии Карлос,
рассказывая мне в Мехико о Пресвятой Деве Гваделупской, говорил, что «Гваде» — это ни что иное, как старо-испанское
«вода». А так как по «ново-испански» «мала» — значит, плохая, то весьма забавно вышло: изворотливость сукиного сына
перевернула все с головы на жопу, прямо в масштабе глобальной катастрофы: «хорошая земля», «плохая вода»…

Гватемала — самая пестрая и впечатляющая страна из всех увиденных. Все здесь самое яркое — и озера, Атитлан и
Петен-Ица, и старинный город — Антигуа, и майайский сайт — Тикаль. Это единственная из посещенных стран, где есть какое
никакое разнообразие климатических поясов. В горной Гватемале даже прохладно, особенно по ночам, а в джунглях Тикаля
солнце припекает. В Гватемале самая европеизированная, или точнее американизированная столица, и самые аутентичные
индейцы — на рынке Чичикастенанго, спускающиеся с окрестных гор поторговать.

А вот международный аэропорт там задрипанный, много меньше и хуже и коста-риканского, и никарагуанского, и
сальвадорского. Здесь по какой-то причине не парные туалеты, «М» и «Ж», а разнесенные в разные концы аэропорта. Плюс
камера хранения отсутствует как класс, что нас огорчило, так как мы на всю поездку по стране хотели оставить там багаж.
Рассредоточенность туалетов нас расстроила не в такой долгосрочной перспективе, а на короткое время. Зато в острой
форме.

Все ж мы вышли из положения: заехали в гостиницу ( это туда — с решеткой и амбарным замком), куда через два
дня должны были заселиться, и оставили там вещи до прибытия.
Тут в первый раз столкнулись с гватемальскими таксистами. Договорились ехать от отеля до вокзала, откуда идут
автобусы на оз. Атитлан, за два доллара.
Когда доехали, он говорит: давайте. Мы даем два доллара. Он на это: в кецалях давайте (местные деньги), по курсу, а
так нам брать не положено. Потом немного подумал, и сказал, что может и в долларах взять, но это уже будет три доллара.
Мы разменяли деньги тут же у привокзальных барыг и дали ему два доллара в местной валюте.

А потому мы ехали в знаменитом «чикен бас» — местном автобусе, как их называют американцы. Об этом стоит
рассказать.
Это такой же школьный автобус, как и в Никарагуа, но еще больше раздолбанный. Крыша огорожена — для всяческих
тюков и вьюков. Когда заходишь в салон, то посещает мысль, что он собран по частям из внутренностей других автобусов,
уже отдавших Богу душу. Во всяком случае, сидения — точно. Они все разной длинны, и торчали в проходе, как кривые зубы.
Так вот, значит, мы купили билеты, сели. Потом, душераздирающе лязгнув, тронулись и поехали по всему городу, а
мальчики с восемью жизнями неустанно подбирали пассажиров, и тогда я догадался — почему сидения такие длинные. Дело в
том, что на них могли уместиться три пассажира в ряд.
Но в дальнейшем оказалось, что моя смекалка не выдержала испытания: и на тех сидениях, которые короче типовых,
тоже набивалось по три пассажира! Иначе говоря, через какое-то время автобус был забит так, что от левого и правого окна
получался сплошной ряд. А так как сидения все же не сплошные, с зазором, то получалось, что один пассажир, а то и два,
под задницей ничего не имели.
Я бы сам ни за что не догадался, — как они это умудряются? — если бы к концу поездки не приобрел некий
эмпирический опыт ( вспоминается довлатовское: «У меня же опыта нет!» — «Жопы то нет?!…») В общем те, кто был лишен
опоры снизу, поддерживались дружескими плечами пассажиров сбоку. И платой за это знание было присутствие в одном таком
«тесном и сплоченном ряду».

Но это еще не все. В традициях наших электричек в автобус входили продавцы всевозможной снеди, а так же просто
попрошайки, которых мальчики постоянно тоже вылавливали, видимо, будучи с ними в доле. Они, потряся в начале салона
пакетом, карзинкой, продаваемой ручкой, а попрошайки — просто рукой, и сделав аннонс товара, а попрошайки — трагических
событий, благодаря которым им теперь, вот, приходится беспокоить почтенную публику, начинали лезть через весь битком
набитый салон, в надежде, что кто-то в последних рядах клюнет на их рекламу.
Особенно бесила нищая братии, которая лезла, непрестанно извиняясь за беспокойство, несмотря на красноречивые
лица пассажиров, которые ну никак не обещали никакой отстежки!
Когда выехали за пределы города, то эти рейды прекратились. Когда доехали до Панахачеля, то можно было уже
вздохнуть спокойно, не боясь стиснуть грудную клетку соседу сбоку.

Панахачель неофициально зовется «Гринготенанго». «Тенанго» — «место» на науаль, а «гринго» — он и есть гринго,
так латиноамериканцы зовут просто американцев. Или — «дикая собака гринго». В Панахачеле еще со времен хипов селились
американцы, которые тяготеют к природе, медитации, индейским фенечкам. И до сих пор ходят или катят на великах эти
«цветы жизни», уже сильно увядшие, по узким улочкам, мощеным булыжником.
Панахачель шибко смахивает на перуанский Пуно. Город живет за счет озера Атитлан, так же, как и тот паразитирует
на Тити-Каке. Такие же лодченки толпятся у причала — предпочитающие рыбалке извоз туристов по озеру. Такие же велорикши.

Цены, правда, отличаются на порядок. Велорикша слупил с нас в десять раз больше, чем аналогичный в Пуно. И это
еще после интенсивной торговли, в ходе которой мы пытались даже всучить ему монету евро. Не прокатило. В подтверждение
мудрого наставления Олли, с евро в Америку лучше не соваться.
Потом мы переехали на другую сторону озера, по ходу любуясь видами. Масштаб цен местные блюли. С нас двоих
взяли тридцать долларов, за сумму, в десять раз меньшую, нас возили по всем соломенным островам урос на Тити-Каке. А
здесь только довезли до Сан Педро и обратно.

Сан Педро — с приставкой «де Лагуна», чтобы не путать его с другим Сан Педро, Сула, что в Гондурасе ( в
Центральной Америке «сан педров» не меньше, чем в Бразилии, поэтому у всех имеется опознавательный знак) — оправдывая
свое название, находился в лагуне, стиснутой двумя вулканами. Атитланом и еще каким-то. Вулканы конические и от
противоположного берега, от Панахачеля, сливались, напоминая Везувий с его двумя горбами. Только за место лавы здесь
текла лагуна. Очень, надо сказать, красиво, тем более, что шел дождь, пока мы причаливали к Сан Педро, и в мареве склоны
вулканов казались синими на фоне свинцового неба.

Сам городок оказался еще большим подобием Пуно. По обеим сторонам улицы — главной, и, похоже, единственной —
сплошная сувенирная лавка, ассортимент которой повторяется через шаг. В основном — покрывала, одеяла, пончо — считается,
что ручной выделки. Даже демонстрируют: в землю линией вертикально втыкаются палочки на расстоянии вытянутой ладони друг
от друга, на них набрасывается нитка — то слева, то справа. Потом, когда набросают достаточно, снимают, и получается
такое полотно — «бэк луп», по-английски, задняя петля. При подробном рассмотрении товара торговцев никакой такой двойной
петли не обнаружено. Обычная фабричная поддергушка.

Как и в Перу, через пару шагов натыкаешься на продавца кукурузных початков, с которыми местные что-то такое
сделали, что мы умудрились ими отравиться.
Здесь больше национального колорита, чем во всей Центральной Америке, вместе взятой, но не больше, чем в Перу.
Женщины здесь тоже носят свертки с детьми за спиной, и национальные одежды — цветастые полосатые платья, а перуанские
чолы, кстати, какие-то бабушкины кофты — вполне допотопные, но не совсем индейские, с пуговицами. Да и башмаки с
бантиками перуанок менее эффектны, чем сандалии майа-киче из ремней. Не говоря уж про голову, на которой чолы носят в
основном черный мужской котелок, а сан-педровки — все, что ни попадя, даже тазы с бельем, проявляя чудеса
эквилибристики.

И все-таки есть одно преимущества чол: они тусуются, не обращая на тебя никакого внимания. На рынке,
согнувшись над своим товаром, они первые не заговорят, по пока у них не спросишь, да и потом будут промоутировать свой
товар весьма безынциативно. Местные же довольно привязчивы, бойки, цену ломят в пять номиналов — к той, на которую
сторгуешься. Сразу ясно — Гринготенанго.
На следующий день мы поехали на рынок в городок Чичикастенанго. Работает он только два дня в неделю, в четверг
и в воскресенье. В воскресенье мы и подгадали.
Вот там мы и увидели индейцев с гор. Вот они невозмутимы, на тебя не обращают внимания, судя по их непроницаемым
лицам, они не торгуются, и вообще не спорят. В общем, «настоящему индейцу завсегда везде ништяк!…» Чего они там бродят,
не совсем понятно, потому что рынок рассчитан на гринго. Там продается только сувенирная продукция, порой никак не
относящаяся к тем местам. Я, например, купил там деревянную тарелку с орлом и надписью «Юнайтед Стейтс»! Ни где в штатах
я такой не видел.

Достопримечательность рынка — церковь Св. Томаса. Отношения майа с католичеством вообще специфические. Во
многих селениях до сих пор, в период сбора урожая или в сезон дождей, проливают кровь…Правда, во избежание проблем с
властями ограничиваются петухами.
Из моего посещения Мехико, базилики Святой Марии Гваделупской, я вынес мнение о жуткой приверженности
католицизму всех индейцев. Еще бы — они там почти все передвигаются на коленях по церкви! Оказалось, неверное.
Гватемальских майа-кичей ревностными католиками назвать сложно. Нигде в Латинской Америке я не видел столько различных
уклонистских храмов: баптистов, евангелистов — всевозможных толков. В Тикале, среди руин пирамид и дворцов, в траве
лежат огромные круглые камни с табличкой:» Действующий алтарь майа».

Вот и перед церковью Св. Томаса — если и не алтарь с расчлененным трупом, то сложен какой-то подозрительный
костерок, вокруг которого время от времени принимаются ходить старики-индейцы и чего-то бормотать. Я пробовал заснять
эти хороводы на камеру, но меня какой-то подвернувшийся старец вежливо попросил этого не делать. Ну нет, так нет.

Следующий пункт — город Антигуа. Бывшая столица Гватемалы, разрушена землетрясением, и очень давно — в 1770
году. С той поры здесь пеньками торчат обломки величественных соборов, одинокие фасады — без стен и крыши. В Антигуа я
видел то, что до этого не видел нигде. Нехилая подсветка — по прожектору на каждой колонне — освещала вечером некие
развалины ( таблички нигде не обнаружено), в которых совсем ничего не различалось — сплошная каменная каша. Зачем это —
до сих пор не укладывается в голове. Это при том, что именно в Антигуа нам досталась гостиница, где на ночь
электричество выключали ( и воду, кстати, тоже, так что ночью мы жили без воды без света)
Таким образом нам, видимо, давали возможность проникнуться античностью Антигуа.
Старина, действительно, на каждом шагу. Фонари железные, ажурные, двери в домах с чугунными петлями и замками,
старинные решетки на окнах.
Современные дельцы ловко приспособили развалины под отели. Один — «Дон Родригес» — располагается в бывшем доме
генерал-губернатора. Другой вообще — в бывшем монастыре, Сан Доминго.
Собирающимся в Антигуа советую посетить первый и, особенно, второй. В разных я бывал отелях, но так, чтобы
пройтись по угрюмым анфиладам внутреннего дворика с фонтаном, смочить руку в каменной ванне с лепестками розы, и — в
зависимости от отношения к религии — помолиться у ближайшей статуи святого, или недоверчиво постучать по ней пальцем,
потому что табличка утверждает: «Дерево…17 век.»… Тот, кто живет в отеле Сан-Доминго (в основном, японцы), могут
ковырять старину пальцами везде и круглосуточно. Остальные могут зайти вечером, когда нет охраны. На самом деле, стоит
того.

Что еще, мы решили, следует сделать, раз уж мы очутились в Антигуа? Купить изделия из нефрита, который майа
ценили очень высоко. Посмертные нефритовые маски накладывались только знатным особам. Добывают его здесь же, здесь же и
куча мелких мастерских. При них так же мелкие шопы, а вот цены там очень даже крупные. Маска из не цельного нефрита
стоит от семисот долларов и выше, размером с человеческое лицо.
Проведя разведку всех местных рынков, мы пришли к выводу, что то же самое на них стоит в три раза дороже. И
качество того же — каждый продавец клялся, что завтра он может и сертификат подогнать, не хуже магазинного.
Нефрит — он все же не бриллиант, подделывать не будут. К тому же, в любой момент, когда продавец будет говорить: «вот,
мол, маска из нефрита…», можно рефреном:» Не ври ты!…», достать гвоздик и поцарапать. На нефрите ни один металл не
должен оставлять царапин. Да и из камней не много таких, что могут его резать. Алмаз, рубин, еще несколько драгоценных,
ну и сам нефрит.
Просто те, кто работает в этих мастерских, тащит домой обработанный камень, а то и изделия из него.
Так если кто задумает в Антигуа покупать нефрит, то идите на рынок. С гвоздиком.

Вернулись в Гватемалу-Сити, чтобы лететь оттуда во Флорес. Таксист, нас везший, никак не мог заехать на улицу,
где располагается гостиница, так как не знал, что с обратного конца проезда нет. Это не знание обошлось нам в пять
кецалей ( поменьше доллара). Мы пытались ему втолковать, что это он должен нам платить за такой крюк, а не мы ему, но
гватемальские таксисты — упорные в свое жадности.

И вот — Тикаль. Час-полтора езды от Флореса, на северо-востоке Гватемалы. Севернее — мексиканский полуостров
Юкатан. Восточнее — Белиз. Тикаль — это парк, находящийся под охраной государства. Мало того, ЮНЕСКО признало его
мировым достоянием аж по двум номинациям — исторической и природно-географической.
В первом заслуга государства Муталь — самого могущественного у индейцев майа за всю их историю. «Муталь»
переводится как «место, где много попугаев». Там, где сейчас Тикаль, располагалась их столица, Яшмуталь
(«место, где много зеленых попугаев»)
Сразу перескакивая на природную значимость парка — ни зеленых попугаев, ни каких либо еще мы там за два дня не
видели. Так же, как не видели туканов, которые, как утверждает первопроходец Олли, там «пешком ходят» ( Может, потому
что Олли был с машиной, они спускались вниз и голосовали на дороге, так как перелеты в джунглях затруднены?) Видели,
правда, павлинов, фазанов — весьма пестрых раскрасок. Местные павлины, к тому же, оказывается, могут летать.
Из млекопитающих на тропинках попадаются белки, еноты, тепескиунтли
(разновидность кролика — мы его в местном ристориче попробывали), а так же мелькнуло что-то черное, похожее на тапира.
По веткам шастают обезьяны, ревуны еще и громоподобно ревут. Обезьяны свои шоу устраивают с утра, когда в парке нет
туристов. С утра и не так жарко, и нет многочисленных служителей, так что можно залезть и на запрещенные пирамиды. Для
посещений рекомендуется именно это время.

Теперь о рукотворном. Как я уже говорил, Тикаль — «Нью-Йорк» майа. Прежде всего, масштабы и высоты. Стелы здесь
тоже есть, но не собраны в одном месте, как в музее, а стоят в потаенных местах. Камень здесь не такой, как в Копане,
поэтому поверхность стел раскрошилась, и произведением искусства их уже не назовешь.
А вот в плане градостроительства…Как говорил Бродский: «Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик».
За неимением его, да и за отсутствием желания разрушать достояние человечества, заберемся на пирамиду, чтобы обозреть
окрестности. Из джунглевого моря плавниками выныривают верхушки пирамид. На открытке, виденной в местном ларьке, эта
перспектива весьма напоминает дворик, окруженный пятиэтажками, из сиреневого буйства растительности которого выплывают
бетонные части какого-то недостроя. Это если просто смотреть на открытку, не проделав предварительно путь наверх, на
высоту около 50 метров. Все здания в округе такой высоты и — соответственно — деревья.

Вообще, покорение пирамид здесь имеет определенные особенности, не всегда приятные.
Дело в том, что с бодуна покачивает. Не перестает покачивать, и если ты заправился с утра. Хорошо так
пьяненькому идти по джунглям — весело, бабочки летают, тепескуинтли бегают, пивко еще продают на каждом углу…Бодро
залезаешь на пирамиду по лесенке и…Стоя наверху, понимаешь: если тебя сейчас качнет ветром — в том состоянии, в коем ты
легкий, как тростник — тебе кранты. Никаких ограждений нет. Полетишь вниз с высоты 20-этажного дома, и очередную
пирамиду закроют для посещения.
Понятно, что можно спускаться по лестнице, не глядя вниз. Но чтобы к ней подойти наверху, под ноги смотреть
придется. А значит на обрыв, за котором уже люди с букашек. От этой мысли становилось муторно.
Я начал проигрывать варианты. Какие альтернативы спуску по этой лестнице персонал может предложить? Подогнать
пожарную машину, с той же лестницей, только еще более экстримальной. Или же — пронеслась мысль — расстелят батут, на
который мне предложат прыгнуть, как в фильме «Тысяча и одна ночь»… Мысль о том, как я буду с бодуна скакать на батуте,
заставила взять себя в руки, и я слез. Оля, хоть и не пила накануне, думала а о том же самом.
Кстати, интересно — как майа карабкались на пирамиды? Они ведь даром, что высокие — у основания довольно
узкие, то есть крутые — в смысле, неслабые в плане альпинизма. Поручня к оригинальным ступеням не полагалось, а сами
они, ступени, высотой полметра. Средняя высота же самих майа — 160 см. То есть, им приходилось высоко задирать ногу и в
то же время думать о равновесии…Одно можно сказать с уверенностью: не пили!
Два дня мы потратили на Тикаль, потом переехали во Флорес.

Флорес — это остров на озере Петен-Ица. Остров совсем не большой, и город на нем размещается под завязку.
Остров искусственный, насыпанный индейцами, и соединен с берегом перешейком шириной с дорогу, которые местные называют
«пуэнте» ( мост).
Хотя никакой это не мост. Как же так? А так — майа не возводили мостов. Почему? Правильно — не умели, но это
обуславливалось тем, что они им были не к чему. У майа не было ни колесного транспорта, ни вьючных животных, а для
пешеходов мост возводить — большая роскошь. На лодке переплывут, не разваляться.
Остров ( на майа — «петен») насыпали уже другие майа, те что пришли из Чичен-Ицы на Юкатане. Изначально в
Чичен-Ице жили — кто? Нет, неправильно, не чеченцы, а — ицы. И вот воинственные тольтеки их оттуда потеснили, и те
перебрались на озеро, отсюда его название — Петен-Ица.
Они, ицы, были немногим тем, что осталось от великих майа, что дотянули до испанцев. Причем, не устояв под
натиском тольтеков, они успешно противостояли испанцам почти два столетия. Могучая империя ацтеков спасовала перед
отрядом Кортеса, в четыреста человек, а островные ицы сопротивлялись куда большим силам.

Встреча самого Кортеса с ицами была дружественной. Он гостил у касика
( вождя) ицей по дороге в Гондурас, где подавлял испанское восстание. В знак расположение подарил касику лошадь. Тот,
должно быть, дар речи потерял, потому что майа лошадей в глаза не видели ( а те, кто видели всадников, считали их и
лошадей заодно — эдакими кентаврами).
И вот, когда уже последующие поколения отражали натиск конкистадоров, по легенде, плененный испанец, попав на
остров, предстал перед картиной. Это — сказали ему — святые мощи, которым мы поклоняемся. И предъявили бедренную
лошадиную кость!

Кстати, о животных — неизвестных индейцам и, наоборот, хорошо известных. Похоже, что подобно китайцам, майа
употребляли в пищу все, что движется. Во всяком случае, так утверждают владельцы ресторана «Меса де лос майас», что во
Флоресе. Фирменное блюдо этого заведения состоит из кусочков павлина, фазана, того, что является аналогом кролика,
броненосца, оленя, еще чего-то, всего шесть.
Тут мы добрым словом вспомнили перуанское семейство Диасов, в котором нам подали тамошнюю диковину — животное,
называющуюся морской свиньей, а обликом — вылитая крыса. Так вот, там не было никаких сомнений в ее идентификации — так
она и лежала, скрючившись на тарелке, с зубками и коготками — что, правда, отбивало всякую охоту к ней прикасаться.
Здесь же были просто кусочки, с костями, примерно одинаковые по размеру.
Никакой шкурки на животных не было, а на броненосце — соответственно — брони. Впрочем, мы, отведав понемногу от каждого
кусочка, пришли к выводу, что хоть что-то из нашего ассорти — не кошатина. Потому что вряд ли на таком маленьком
островке водятся аж шесть разновидностей кошек. А вкус, действительно, был разный. Павлин напоминали курицу,
тепескуинтль — кролика, олень — оленя, броненосец…Родство броненосца — в потемках, можно только сказать, что нечто
вонючее. Мы еще шутили, что спасибо еще — что без червей!

Что еще можно сказать про Флорес? Планировали мы из него доехать в Вашактун, но не напряглись. И дождь пошел, и
вообще — Вашактун хоть и старше Тикаля, но меньше, и мы боялись разочароваться. Хотели мы еще заехать в Белиз, но не
въехали — потому…Что в Белизе негры живут, вот почему!

Пограничный пункт между Белизом и Гватемалой, Мельчор, стоит того, чтобы о нем сказать пару слов. Я бывал на
автомобильных пунктах в Бресте и Ужгороде. Что в ним схожее с Мельчором: везде снуют жучки, которые наживаются на мелком
челночестве. Но! Все говорят, хоть немного, на русском, словацком, мадьярском, польском — на языках, нужных по
бизнесу, хотя бы на уровне «Прошу пана». Здесь же четкий водораздел: индейы-гватемальцы (большинство), белизские негры (
единицы, но тоже были) упорно говорят на своем языке! Подтверждая аксиому: латину не суждено судьбой выучить английский
( пример — штаты), а негру ни за что не одолеть хоть какой иностранный языке ( примеры встречаются сплошь и рядом на
моем жизненном пути).
Так вот, возвращаясь к баранам, которые сидят в будках по ту и другую сторону гватемало-белизской границы. Нас
отшили в строгом соответствии с национальными традициями. Латин взял наш паспорт, не глядя, и уже занес штамп. Я страшно
закричал, чтобы он этого не делал: если он проштампует выезд, то гватемальская виза погасится, а она у нас одноразовая.
Он только вяло махнул рукой: «Так проходите…»

В Белизе нас встретили тетка-негр за стойкой, вся увешанная золотом. Случай у нас был сложный: мы просили не
ставить въездной штамп, чтобы гватемальцы не считали визу погашенной. К тому же я тряс бумажкой с Багамских островов, по
которой мне белизскую визу получать, я слышал, не нужно. Тетка от такой непосильной задачи вошла в ступор, не тут же
вышла из положения: сунула бумажки дядьдке-негру, тоже увешанному голдой.
Тот, повертев головой, и не найдя никого — кому это все переадресовать, вынес вердикт, в принципе, мной
ожидаемый. Нам нужно вернуться и поставить гватемальский штамп выезда, и только тогда нас могут пустить. Скажете, какое
дело у властей страны — есть ли у нас отметка другой страны? Правильно, только если эти власти не черные. Черные на
генном, подсознательном уровне делают все, чтобы просто свалить с плеч проблему, спихнуть работу кому-другому. Первичный
импульс — устроить так, чтобы самому лишний раз не пошевелить своей черной задницей, пускай даже эту задницу облегают
форменные брюки очень важного лица.
Плюнули мы и решили, что и без Белиза обойдемся. Там, в общем, ни сайтов нет достойных, ничего потрясного для
тех, кто побывал на других карибско-негритянских территориях. Белиз нам был нужен скорее для галочки. Мы же, собственно,
и отметились, щелкнувшись у радушной надписи на газоне: «Добро пожаловать в Белиз!»
Так что вот. И хоть и никто нам не растягивал транспаранта: «Добро пожаловать домой», но возвращаться все-таки
приходится…

Мы и вернулись. Пять стран ( а с Сальвадором — шесть — мы там все же были пять раз!) пролетели за две с
половиной недели. Впечатления до сих пор переполняют. Подводя черту: если интересна природа, то надо ехать в Коста-Рику.
Если интересна история — то в Гватемалу, с заездом в Копан. На Кубу — если интересуют мучачы, сигары, ром, и если кто
упорно ищет «Россию, которую мы потеряли …»