Этот день – второе февраля – никогда не кончится. Он длится уже вторые сутки. Он увязался за нами в Токио, и преследует
здесь, на Муреа. За один день нам удалось: позавтракать в Токио, сесть на поезд-экспресс до Нариты, пролететь над доброй
половиной Тихого океана, успеть поспать и искупаться на Таити, переехать из Папеэте на Муреа, посмотреть добрую половину
острова и встретить закат, погрузившись в прозрачные воды лагуны у бунгало, на воде же стоящем. В том же бунгало есть такое
окошко в полу; ходишь по комнате, а внизу тропические рыбки плавают. Что-то вроде аквариума. Но это ещё что: мне довелось
побывать в отеле, где над рестораном находился бассейн. Всё бы ничего, но потолок был прозрачный, а посему некоторые
посетители вместо своих тарелок смотрели в потолок и отвлекались от трапезы. Особенно когда наверху проплывали молоденькие
купальщицы. Ревнивые жёны часто учиняли скандалы по этому поводу, и поэтому пришлось потолок сделеть традиционным,
непрозрачным.

В том, что мы успели столько всего сделать за один день, виновата «тонкая красная линия» на карте мира, на которую редко
обращают внимание. Я имею ввиду «линию перемены дат». К примеру, вылетели мы из Токио в 11:30 утра 2 февраля. Прилетели в
Папеетэ в 3:00… тоже 2 февраля! То есть мы фактически вернулись более чем на сутки назад. Лишний день жизни подарила нам
эта линия…

Мы летели авиакомпанией “Air Tahiti Nui”. Начало февраля для Французской Полинезии – «несезон», потому как главный
«рождественский» поток туристов уже схлынул, а французские школьные каникулы, когда из «метрополии» приезжают состоятельные
школьники с родителями, ещё не начались. Самолёт полупустой. Вернее сказать, пустой на три четверти. Потому можно спокойно
разлечься на четырёх сиденьях среднего ряда аэробуса. За время полёта уж очень я «запал» на полинезийскую музыку. У нас она
почти не знакома, но она пооригинальней будет иных поделок «фольк-попа», вошедшего в моду в последние годы.

Аэропорт Папеэте встретил нас как-то сонно. Даже девушка, вручавшие цветы тиаре, тоже была какая-то вялая. Пограничник
долго с нами возиться тоже не стал. Не добившись ответа, где мы будем жить, он высказал предположение, что жить мы,
вероятно, будем в «Шератоне», и вписал это название в анкету. Вообще, аэропорт этот отличается очень либеральными порядками.
Сходишь по трапу на лётное поле. Пограничников с автоматами не видно… Чисто интуитивно тоненькая струйка пассажиров течёт
по направлению ко входу в здание аэропорта. Багаж привозят быстро. Также быстро добрались до отеля, в котором предстояло
перекантоваться до отплытия парома на Муреа.
Несмотря на то, что можно было поспать, ложиться не хотелось. В пять утра стали трещать под окном какие-то птички.
Потом рассвело. Солнце осветило голубую лагуну и остров Муреа вдалеке. Ну как тут спать! Суточный недосып унесло утренним
бризом. Спустился к пляжу, вошёл в воду. Подплыл к какой-то ограде и только тут сообразил, что вода-то пресная… Если с
берега смотреть, то полная иллюзия создаётся, что дальше только море. Короче, накололся я с купанием. Несерьёзно это –
плескаться в бассейне, когда рядом – чистейший Тихий океан.

Таити – рай? Ох уж эти романтики, гробокопатели «золотого века» и «райские» поисковики! То тут они рай обнаружат, то
здесь. Потом оказывается, что никакого рая нету, кругом малярия и друг друга с голодухи жрут. Всегда были, есть и будут
мыслители, которые излишне идеализируют отдельные страны, народы, места на земле… А я вам так скажу: взять такого
идеалиста за шкирку, да ткнуть мордой в то, что называется «изнанкой цивилизации», и любо-дорого было бы посмотреть, как он
потом бы отплёвывался. Ах, конкистадоры истребили цивилизации индейцев! Ах, какая утончённая китайская литература! А то, что
одни живьём с людей кожу сдирали в «ритуальных целях», а у других новорождённых девочек топили и жестокое обращение с
животными в порядке вещей, в расчёт не берётся.

Полинезийцы тоже приносили в жертву людей. Называли эти жертвы «длинноногими рыбами». Грузили их пачками на свои
катамараны и свозили к святилищам-марае. Правда, в отличие от меланезийцев с папуасами, не ели. Просто коллекционировали
черепа. Однако это вполне обыденное в недавнем прошлом обстоятельство не помешало европейцам считать Полинезию «последним
раем».

Откровенно говоря, эмоции начинают переполнять сразу с момента сошествия с трапа самолёта. И начинаешь верить в
«последний рай». Во-первых, ароматный «благорастворенный» воздух, в котором не чувствуется той вязкой тяжести душной
парилки, которая характерна для экваториальных и субэкваториальных стран. Во-вторых, на островах, открытых всем ветрам,
действительно не жарко на протяжении всего года. В-третьих, сезон дождей выражен не очень заметно. Сейчас, например, именно
«мокрый сезон». Но светлые тучки накатывают пару-тройку раз за день и, быстро сбросив легкие капли неназоливого дождя,
улетают прочь. В-четвёртых, живописные виды здесь открываются за каждым поворотом дороги, окаймляющей вулканические острова.
Прибавьте к этому пышную растительность и лузурные воды заливов, то картина будет практически полной.

Была ещё одна причина, по которой края эти подпадали в категорию «рая». Райская жизнь предполагает не только «лето
круглый год», не только обилие овощей и фруктов, но и наслаждений. Так практически у всех религий. У мусульман там вообще
всё откровенно: «сорок прекрасных гурий». Я даже так скажу: не было бы ханжества, не было бы шахидов. Всё от
неудовлетворённости, от вечной безвыходной озабоченности. Так что причины экстремизма не в Коране надо искать, а у сарика
Фрейда!

Теперь представим, что из Туманного Альбиона прибывает корабль, на котором несколько десятков моряков полгода болтались
по волнам трёх океанов. Кругом красота, люди приветливые и симпатичные, все улыбаются, прекрасные островитянки в венках из
цветков буквально бросаются на шею, увлекают в райские кущи. Нет, не за деньги, не за валюту, им неведомую, а просто так, по
любви. Так принято здесь. Кто понравился — с тем сразу в кущи. Или прямо тут, на полянке… В море полно рыбы, на деревьях –
плодов. Даже хлеб, и тот на деревьях растёт! По вечерам островитяне собираются у костра, поют и танцуют. И песни у них, и
танцы, всё про то же, всё про Это… И какими же надо был лопухами, чтобы ещё полгода, а то и дольше, плыть туда, где
холодный туман, где женщины так же холодны и некрасивы. Ко всему прочему, капитан – злыдень и зануда. Если ему надо, пусть
на родину сам плывёт! Решили так моряки и получилось «Баунти».

«Баунти» — это уже не просто название корабля или история знаменитого бунта на нём с последующими мытарствами и
злоключениями. И не только батончик с райским вкусом. «Баунти» — это сверхидея. «Баунти» — это архетип. Когда менеджер,
годами протирающий штаны, сидя за компьютером («стэп бай стэп — пока от монитора не ослеп!»), вдруг срывает с себя галстук,
посылает на три буквы начальника, бросает всё и бежит ко всем чертям из этого проклятого бетонного мегаполиса назад к
природе, к своему естеству, или становится бродягой-автостопщиком, — это проснулся в нём Дух «Баунти». Дух, зовущий к
свободе и счастью.

Но не всегда, к сожалению, туда приводящий…

К примеру, Тур Хейердал свою первую пассию – юную особу пятнадцати лет – привёз на один из островов Полинезии с целью
длительного обособленного проживания вдали от цивилизации. Но подруга его, покусанная мошкарой, заработала «слоновью
болезнь», из-за чего её распухшее тело пришлось вывозить в Европу. Райская жизнь не удалась. У Поля Гогена всё проходило
более удачно. Четыре местные вахины сделали его счастливым. И он отплатил Таити и Полинезии тем, что сделал им громкую
рекламу. Правда, об этом он не узнал, поскольку умер от сифилиса задолго до того, как картины его стали скупаться
коллекционерами и музеями за достойные деньги. Но винить Полинезию в смерти Гогена было бы несправедливо, поскольку сифилис
привезли сюда европейцы, также как и другие болезни. Европейцы вообще всё опошлили в Полинезии. Даже саму идею рая. В раю
ведь всё бесплатно, как при коммунизме. А здесь дороговизна такая, что получается какой-то корпоративный рай для богатых.

Кстати о европейцах. Французская Полинезия стала французской в последнюю очередь. Подавляющее большинство островов
Французской Полинезии (Острова Общества, Туамоту, Маркизские, Тубуаи) были открыты англичанами и русскими. Даже целый
архипелаг существует – «Острова Россиян». Названия островов все знакомые: Аракчеев, Волконский, Крузенштерн, Спиридов,
Барклай-де-Толли, Чичагов, Кутузов, Витгенштейн, Беллинсгаузен. Несколько русских кругосветных плаваний начала XIX века
проходило через эти воды. Из англичан самым известным открывателем Полинезии был капитан Джеймс Кук. Из известных россиян
немореходов Таити почтили своим посещением Н.Н.Миклухо-Маклай и поэт Константин Бальмонт. Кстати последний привез в Москву
коллекцию предметов полинезийского искусства, которая ныне пылится в практически неизвестном широкой публике Музее
антропологии имени Анучина при МГУ на Моховой. Также как и папуасская коллекция Маклая, кстати говоря.

И Маклая, и Гогена влекла в Океанию «свободная любовь», и в особенности (как бы помягче выразиться?) – любовь к
«малолеткам». Некоторые пассажи маклаевских дневников наводят на серьёзные размышления… С Гогеном всё и так ясно – его
Техаамана была четырнадцати лет от роду. Правда, под конец жизни от него полинезийские нимфетки стали шарахаться – таким
страшным стал. Сейчас же, по крайней мере во Французской Полинезии, с «этим делом» так же строго, как и в континентальной
Франции. Таити – не Таиланд и не Мадагаскар, который Таиланд уже догоняет. На Таити уже давно не ищут дешёвых плотских утех.
Таити – для «солидных господ»… Хотя полинезийки остались всё такими же красивыми. Гораздо красивее, чем вахины Гогена.

Из Папеэте мы сразу же отправились на соседний остров МУРЕА. Сели на паром-катамаран «Aremiti» (900 Fcpf –
полинезийских франков). Кстати говоря, советую менять доллары в аэропорту если прилетаете тогда, когда банки закрыты – в
отличие от фиксированного курса Евро (1 = 119,2), курс доллара в гостиницах или обменных аппаратах может сильно
варьироваться, причём не в пользу «зелёного».

На пароме можно стоять на верхней палубе, наблюдая, как он отплывает от маловпечаляющего Папеэте и, рассекая синие воды
пролива, приближается к гористому Муреа. Правда, сила ветра такая, что может с палубы сдуть. Паром идет всего полчаса. На
пристани уже ждут микроавтобусы местных турфирм и шаттлы отелей для развоза туристов по местам их проживания на острове. У
нас вопрос с этими самыми местами не стоял, поскольку ночлеги предоставлялись «Tahiti Tourisme» — организацией, с которой я
вёл переговоры о проведении съёмок почти полтора года, т.е. в три раза дольше, чем с папуасами. Но, как говорится, кто ищёт,
тот своего добьётся, хотя самому ещё толком не верится, что всё получилось… По дороге к нашему «Шератону» проезжаем
мотель, — наверное, самое «дешёвое» место ночлега на острове. Здесь, как и на всех здешних «заморских территориях Франции»,
две главные проблемы для любителей путешествовать «дикарём». Первая состоит в том, что с поднятием ценовой планки до средней
величины 300-500 долларов за номер в отеле типа «resort», нижняя планка тоже держится довольно высоко (в среднем -100 уёв),
а посредине ничего нету. Кемпингов нет по определению. На Муреа, похоже, только один приличный супермаркет в его
административном центре — Махарепа, а общественный транспорт заканчивает работу довольно рано. По крайней мере, после девяти
я рейсовых автобусов на дороге не встречал. Вторая проблема – еда. В отеле есть дорого. Это и ежу понятно. Платить 25-30
Евро за французский континентальный завтрак (булочка, джем, маслице, кофе) не позволяет жаба, засевшая внутри. Можно поесть
в ресторанчике из расчёта в среднем за 13-15 долларов за основное блюдо, но до этого ресторанчика надо ещё доехать. Счётчики
на здешних такси тикают быстро, так что лучше брать машину напрокат (от 60 Евро в сутки). Дорогие рестораны присылают авто
за клиентами прямо в отель, но в этих ресторанах цены на холодные закуски начинатся с 20 Евро, так что, сами понимаете:
rent-a-car или rent-a-bike (что тоже разумно) – единственный доступный способ передвижения по островам. Однако, следует
иметь ввиду, что на велосипеде удобно ездить по дороге вдоль побережья. А Подветренные и Нветренные острова – не плоские
атоллы, а полноценные острова вулканического происхождения со всеми вытекащими последствиями, то есть горами. И не только
морем и пляжем живы они; в глубине островов есть, что посмотреть.

Муреа в окружности – чуть более 60 км. Силуэт острова напомнает отпечаток трёхпалой лапы гигантского динозавра. Средний
палец – гора Ротуи. По обеим сторонам её — две глубокие бухты Опуноху и Кука ( честь того самого капитана Кука,
высадившегося здесь в 1767 г.). Муреа горист и живописен, прежде всего благодаря зубчатым силуэтам своих вершин (самая
высокая – Тохиэа, 1207 м). В горы ведёт единственная незаасфальтрованная дорога. По ней мы прехали к «мараэ» — святилищу,
которое и дало название острову. Естественно, само мараэ имеет название – Афареайту, поскольку мараэ – это святилище вообще,
общеполинезийский термин. Афареайту находится в самом центре Муреа, недалеко одной из смотровых площадок – Бельведера.
Здесь, на Муреа, их несколько. Есть одна, недалеко от «Софителя». С неё открывается вид на Таити. Вид удивительный и
потрясающий, прежде всего своей цветовой гаммой. В самом низу – зелень кокосовых пальм. Затем – белый песок пляжа. Над ним –
голубые воды лагуны. Над ними – белопенная полоса прибоя. За ней – глубинная синева пролива между Муреа и Таити. А дальше в
фиолетовом сумеречном свете сам Таити с белой шапкой облаков над ним. Завершает композицию голубое небо.

Самое интересное в любом путешествии – неожиданные находки. Приехали к полинезийской бабульке, которая делает
ароматическое кокосовое масло «монои» (ингридиентами являются собственно кокосовое масло, цветы тиаре, жасмина и т.п.;
очень хорошо для загара и массажа), а у неё во дворе стоит проржавевшая «Нива». Когда она была на ходу, пользовалась
популярностью. Было много желающих купить этот единственный на островах экземпляр (как он вообще сюда попал – неизвестно).
Потом ехали по дороге и заметили вывеску на русском языке: «Торговая контора по продаже чёрного жемчуга». Как оказалось, эта
«контора» принадлежала какому-то русскому, который, правда, своё бизнес кому-то продал и отбыл обратно в Россию. А вывеска
осталась. Видно, не очень-то русские к нему валились! Их вообще на острова приезжает только пара сотен в год. Некоторые
играют свадьбу по полинезийскому обряду. Мы видели такой обряд в «традиционной» деревне «Тики», которую построил французский
танцовщик Оливье Бриак, двадцать два года назад перебравшийся в Полинезию. Хотел купить коралловый остров, но ему заломили
такую цену (1 млн долларов), что он от этой идеи отказался. Построил некое подобие фольклорной деревни небольшого размера,
при ней – сцена, на которой каждый вечер даётся представление: песни, пляски, и т.п. Всего в шоу участвует более шестидесяти
танцоров-полинезийцев. Когда мы приехали в «Тики», то там как раз проходила свадьба американской пары. Выглядело это очень
забавно и нелепо, особенно жених в сорочке с галстуком и в шортах. И венок на голове. Для новобрачных на плотах построены
домики, в которых они готовятся к обряду и могут провести первую брачную ночь. Сам обряд «венчания по-полинезийски» проходит
в «мараэ» с деревянными идолами. Выдаётся свидетельство о браке на таитянском языке и написанном «полинезийскими
иероглифами» ронго-ронго. Стоит такое удовольствие по местным меркам не очень дорого – 1100 долларов. Только вот, как со
сидетелями, родителями, гостями быть? Тоже их с собой везти в Полинезию?

Жаль конечно, что сегодня американцы венчались. Вот было бы забавно, если бы русская пара была! Представьте себе:
прилетаешь на Таити, на край земли, а тут тебя снимает русское телевидение, непонятно откуда взявшееся! И потом твою свадьбу
на всю страну показывают, как свадьбу Пугачёвой с Киркоровым. Короче, кому-то не повезло…

Когда плыли на Муреа внимание привлёк стоявший на палубе крепкий полинезийский мужичок с банданой на голове. Все руки у
него были в татуировке. Тема тату интересная и актуальная ввиду моды на неё у нас в России. А Полинезия – родина тату.
Оказалось, что у него на острове, в Хаапити, своя мастерская. Договорились о встрече. Когда вошли к нему в контору, нас
встретила его жена Линда, тоже татуированная. Родом из Канады, Монреаля. Приехала отдохнуть. По пляжу ходил татуированный
парень, искал желающих себя разукрасить. Так они и познакомились. Когда взглянули на фотографии, которыми увешаны стены,
просто ахнули — Роонуи (так зовут мастера) весь татуирован. Наверное, даже в тех местах, которые напоказ не выставляются.
Личность он здесь известная, даже на франкополинезийской почтовой марке изображён. Клиентов у него достаточно; заходили
несколько раз русские, но тату делать не стали. Берёт он за работу 150 долларов в час. «Смотрите, какие все довольные после
татуажа!», — показывая улыбающиеся лица клиентов на фотографиях, говорит Роонуи. Вроде того, не страшно совсем! И почти не
больно. Может и так, но когда люди от зубного врача выходят, они тоже довольны. И тоже улыбаются от счастья.

На Муреа выращивают ананасы, гонят из них соки и делают алкогольные коктейли и ликёры. Фабрика называется «Ротуи». В
основном производят то, что правильнее называть «нектаром», т.е. с десятипрцентным содержанием сока. Зачем я всё это
описываю? Видите ли, большинство продуктов во Французской Полинезии привозные, а потому цены на них в супермаркетах мягко
говоря кусаются. В среднем цены превышают среднеевропейские в три раза. Уж поверьте, я по супермаркетам специалист: в
дорогих странах они экономят уйму денег. Литр натурального ананасового сока этой фабрики – 3,5 доллара за литр. Литр
бодяжного (концентратного) апельсинового – столько же. На фабрике можно купить ананасовые и кокосовые напитки с 10% алкоголя
(10-30 долларов за литр). Есть забавная штучка – ананас в бутылке. Если думаете, что он там растёт, то ошибаетесь: они его
засовывают не через горлышко, а «через дно», которое потом склеивают. Я специально ногтем водил – шов абсолютно незаметен.

Однако сами островитяне ананасы не едят. Они им кажутся слишком приторными. Предпочитают яблоки, которые завозят сюда из
Новой Зеландии. Так что, если будете в Полинезии, захватите с собой килограмм антоновки – вас прото расцелуют.

Что касается полинезийской кухни, то она не такая примитивная, как представляется. И способы готовки бывают очень
оригинальными. В основном едят сырую рыбу под кокосовым или лимонным соусом, а блюдо «фафару» предполагает вымачмвание
подсгнившей рыбки в морской воде… Очаг, на котором жарят мясо и тушат овощи, представляет собой яму, в которой на горячие
угли кладут «полуфабрикаты», затем их покрывают банановыми листьями и засыпают сверху песком. Через пару часов эту кучку
раскапывают и достают вкусно пахнущие явства. Помимо корнеплодов (ямс, таро, маниок, уру – плод хлебного дерева) в пищу идут
верные спутники полинезийцев – поросята, куры и собаки. Конечно, последних едят в самых крайних случаях, а во Францзской
Полинезии, скорее всего, их уже вообще не едят, но стоит заметить, что обычай этот существовал практически у всех
«австронезийских» народов, населявших побережье и острова Тихого Океана. В наши дни они очень стесняются этого
гастрономического пристрастия своих предков, но что поделаешь – из песни слова не выкинешь!

На Муреа я впервые увидел «маху» (или «махоу») — полинезийского трансвестита. Мы подъехали к ресторанчику чтобы узнать
о возможности поужинать, и к нам вышел хозяин заведения в женском платье, с женской прической, но по голосу, сложению и
осанке было понятно, что «этот человек не женщина». Я узнал о маху совсем недавно, буквально в самолёте, читая книгу Бернара
Горского «Атолл», действие которой происходит в середине прошлого века на одном из атоллов архипелага Туамоту. Меня
несколько позабавило примечание по поводу «махоу» (книга была выпущена в 1970 году): «М а х о у – мужчина, который ведёт
себя как женщина. Этот обычай, именуемый трансвестизмом, был рапространён в прошлом у отсталых народов земного шара.
Исторически он восходит ко времени борьбы мужчин и женщин за господство в обществе, т.е. к эпохе перехода от материнского
рода к отцовскому».

К сожалению, этот господин среднего пола постеснялся давать интервью, а то было бы очень любопытно узнать об этом явлении
не только из уст очевидца, но и «действующего лица». Пока могу только сказать, что маху – не обязательно является
гомосексуалистом или транссексуалом. Маху может жениться, иметь семью, детей, но при этом одеваться и вести себя как
женщина. В отличие от маху «рэрэ», которые крутятся в ночных клубах Папеетэ, самые настоящие голубые. Короче, когда для меня
всё станет ясно в этом вопросе, я обязательно вернусь к этой теме и сообщу подробности.

В «Шератоне» мы живём в бунгало на воде. Это здорово, спору нет: рыбки плавают, спускаешься к ним по трапу прямо с
террасы и всё! Можно вообще из бунгало никуда не выходить. Проблему с дороговизной питания в пятизвёздочном отеле решается в
этом случае просто: при помощи лески с крючком или гарпуна. Но ни того, ни другого у меня с собой не было, поэтому я
завтракал «Останкинской» копчёной колбаской, припасённой с Москвы. Ведь это тоже своего рода экзотика: Тихий Океан,
Полинезия, «Шератон» и наша колбаска! Ещё бы огурчиков солёных, капустки квашеной, — вообще было бы хорошо!
Нехорошо то, что ночью ветер раскачивает бунгало так, что кажется, что его вот-вот сорвёт с опор и унесёт в открытый
океан. И будешь болтаться по морю в этом бунгало, дрейфовать как Папанин, только не в Ледовитом, а в Тихом океане. Пока
запасы колбасы не иссякнут…

РАИАТЕА – это полинезийский Рим. Или Иерусалим. Или Мекка. Любые сравнения уместны. Однако Раиатеа менее облюбован
туристами, чем Таити, Бора-Бора или Муреа. Раиатеа – остров для «знатоков»…

На Раиатеа мы летим турбовинтовым самолётом «Эр Таити». Полёт над островами – отдельная песня. Ничего лучше нельзя
придумать для того, чтобы лучше узнать их географию, причём во время разворотов самолёта из из иллюминатора можно
рассмотреть сразу два острова – Раиатеа и соседний Тахаа. Полёт занимает 25 минут (200 км от Таити). Крохотный аэропорт,
такой же миниатюрный административный центр – Утуроа. Весь город – две улицы, одна из которых – набережная. Но зато в
городке как минимум три довольно крупных по здешним меркам супермаркета, недорогая закусочная и очень дешёвый по
франкополинезийским понятиям отель – «Хинано», одноименный с весьма недурственным таитянским пивом. Номер на двоих в нём
обходится в 5500 Fcfp, а в аэропорту у стойки рент-а-кара видел спецпредложение: бунгало на воде + «Седан» в аренду на
сутки, 1190 франков на двоих. По моим ощущениям, Раиатеа – остров попроще и подешевле, чем те, на которых мы были. Наша
гостиница — “Hawaiki Nui” – в трех километрах от Утуроа. Можно пешком ходить. Отель небольшой, но дюжина бунгало на воде
имеется. Преимущество этих «хижин» в том, что под ними уже начинается глубина; можно даже нырять с террасы. Не знаю, как
насчёт акул, но по вечерам, на свет фонарей, к «крыльцу» бунгало подплывают довольно крупные рыбы.

На Раиатеа общественного транспорта фактически нет. Вообще-то, я видел стоящие на приколе «траки» — автобусы на базе
грузовиков, но ни один из них по дороге за те полдня, что мы колесили по острову, на глаза не попался. Так что будем
считать, что он существует, но в теории. Поймать такси на шоссе просто так затруднительно. Крупных населённых пунктов, кроме
Утуроа, нет. К вечеру жизнь практически замирает. Конечно, сейчас «несезон», но учитывая, что у французов «сезоны» почти
такие же, как у русских (Рождество-Новый Год, школьные и пасхальные каникулы, отпускные июль-август), то такой полусонный
ритм жизни вполне понятен. Да и по большому счёту, куда на острове спешить???

Несмотря на довольно солидные размеры, остров малонаселён. Внешне он напоминает другие острова Общества: покрытые
мохнатой сочнозелёной растительностью склоны гор, конусы потухших вулканов. В его восточный бок врезаются глубокие и удобные
для яхтсменов бухты: Фаароа, Опоа, Хотопуу. В бухту Фаароа впадает одноменная река, ранее носившая название Аоппамао. По
реке можно на пару километров вверх подняться на лодке. Населявший её берега народ маори, отправившись на своих громадных
каноэ к новым землям, колонизировал Новую Зеландию. Их соседи по острову, носившему в то время название Гаваики, поплыли на
север, открыли и заселили понятно что – Гавайи. Подумать только: маленький остров, речка, которую вброд переходят, а имена,
рождённые здесь, зазвучали на доброй половине Западного полушария…

Полинезийцы – лучшие в мире мореходы. У них не было карт, не было компасов и секстантов. Однако они могли доплыть от
Таити до Рапануи (Острова Пасхи), ориентируясь по звёздам, течениям и сезонным ветрам. Знания передавались из уст в уста.
Это удивительная цивилизация, ничем не уступающая египетской или греко-римской. Прародина полинезийцев – Тайвань и Южный
Китай. Освоение Океании было долгим многоступенчатым процессом. Примерно за 1000 лет до Р.Х. первая волна переселенцев
достигла островов Меланезии – Тонга и Самоа. Отдельные «полинезийские анклавы» встречаются и сегодня на самых маленьких из
Соломоновых островов. На рубеже нашей эры полинезийцы направили свои катамараны дальше на восток и заселили необитаемые до
этого нынешние Маркизские острова, Туамоту и Кука. К 1000 году полинезийцами на карте мира был прочерчен гигантский
треугольник, названный европейскими учёными мужами «полинезийским». Его вершины – Новая Зеландия, Гавайи, Остров Пасхи.
Последнее «Великое переселение народов» в истории было завершено.

У «полинезийского треугольника» был единый сакральный центр, совпадающий с центром геометрическим. Он находился в Опоа
на острове Раиатеа. На самом берегу лагуны находятся остатки храмового комплекса Тапутапуатеа. Здесь совершались
жертвоприношения верховному богу Оро, сюда со всех островов свозились дары, здесь совершалась инаугурация вождей и царей,
здесь проводились праздники и здесь освящались великие экспедиции. Здесь хранилась главная святыня – Красный пояс бога Оро.
Отсюда ареои — «крестоносцы Полинезии» — отправлялись в свои плавания по просторам Тихого Океана.

…Только никаких «ареоев» теперь тут нет. От них осталась лишь традиция тату. И то не на Раиатеа. В двух шагах от мараэ
Тапутапуатеа лютеранский храм как бы напоминает: «Всё, братцы ареои, отпелись-отплясались! Кончилось ваше время!». Кончилось
время Красного пояса Раиатеа и Белого пояса Бора-Бора.

Настало время Чёрного пояса! Сами знаете, чъего. Во всех книжных магазинах Москвы портет продаётся…

…Вообще, туристов на острове мало. «Топовых» отелей нет. Скажем так: Раиатеа предлагает туризм класса 3*. Вокруг
острова, у кромки лагуны – несколько «пальмовых островов» — моту, на которых тоже можно снять бунгало. Немногочисленные
местные туроператоры предлагают поездку по острову на джипе (здесь предпочитают лэнд-круизер «Defender»), называя это
сафари, но откровенно говоря, по этим, хоть и не асфальтовым, дорогам можно проехать спокойно и на обычном авто. Вообще, я
считаю, что само слово «сафари» опошлено донельзя. Если сафари, это поездка на джипе, то у нас пол-Москвы сафарничает. Если
оно предполагает фотоохоту на зверей и птиц, то надо заметить, что в некоторых местах их днём с огнём не сыщешь. В Полинезии
нет никаких хищников, кроме морских, даже змей ядовитых нет. Впрочем, и неядовитых тоже. Вот ящерицы есть. Одна из них
сейчас передо мной по стене ползает. До этого залезла в пакет с печеньем; пришлось немного покрошить за столом, чтобы больше
сама не лазила… Птиц тоже много. Из живности покрупнее – свиньи, куры и собаки. Их привезли с собой полинезийцы из
Юго-Восточной Азии. Лошади есть, но это уже заслуга европейцев. Весь остальной животный мир – под водой. Без маски и хотя бы
трубки здесь однозначно делать нечего.

Кстати говоря, тут у попугая Кеши родственник нашёлся. Зовётся «те курири». Совершенно эндемичный вид. Правда, живёт он
не совсем на Таити, а на некоторых атоллах архипелага Туамоту. Так что в случае чего, Кеше есть с кем скрещиваться…

ТАХАА – родственник Раиатеа. Причём, ближайший; у них лагуна даже – одна на двоих. Чуть дальше виднеется Бора-Бора,
наверное, наиболее облюбованный туристами остров Французской Полинезии. При этом хорош не столько сам остров, сколько его
лагуна с богатейшей морской фауной. Но путь наш из Утуроа лежит на Тахаа, где нам предстоит провести три дня. Причём если с
одним днём все относительно ясно, то что делать с двумя остальными неясно совсем.

От Раиатеа до Тахаа пассажиров возит своеобразное «морское такси» — катер, огибающий по кругу весь Тахаа и делающий
остановки у всех мало-мальски значимых пристаней, на которых местные жители выгружают себя и товары, закупленные в
супермаркетах Утуроа. Любопытный эпизод: когда катер уже отчалил от пристани Утуроа, на набережную из магазина выбежала
женщина со связкой длинных французских батонов. По её жестикуляции было понятно, что она «отстала от парохода». Катер
немедленно развернули и незадачливую пассажирку приняли на борт.

На Тахаа у нас было предусмотрено проживание в «пансионе», что представляет собой наболее экономичную форму ночлега в
этих далеко не экономичных краях. Пансион “Chez Pascal” – «У Паскаля», представляет собой ряд домиков в деревне с двумя или
тремя комнатушками, одним санузлом и кухней. В самих комнатах – одна кровать с противомоскитным пологом; столы и стулья
располагаются на террасе, поэтому «нумера» — только для ночлега. Единственным декоративным излишеством в моей комнате был
висящий на стене календарь на 2002 год со сделанной ручкой пометкой о времени отправки судна в Папеэте (этот вопрос очень
актуален для островитян, поскольку для них папеэтские суда всё равно что «северный завоз» для жителей Заполярья).

По сравнению с Таити, Муреа, Бора-Бора и даже Раиатеа остров Тахаа – сущая глухомань. Туристов здесь мало. В пансион
дедушки Паскаля туристы неделями не заезжают. До нас был один японец; к дочери его всё сватался. Русских видит впервые.
Проживание в его «пионерлагере», как окрестил пансион Алексей Передельский, обходится в 4500 франков с человека; в эту сумму
включен завтрак и ужин. Вместе с обедом входит 5500, но не представляю себе человека, готового торчать у Паскаля сутки
напролёт. Если только кто-то не скрывается от кредиторов или правосудия: тут его точно никто искать не будет. Сам старик
Паскаль – настоящий деревенский валенок, если такое сравнение уместно в Полинезии. Является ли его тугоумие следствием
начинающегося старческого маразма или недостатком образования в детстве, но общение с ним в первые два дня просто вывело нас
из себя. «Дуремар Паскаль», как мы его ласково прозвали, сам по себе служил наглядным свидетельством того, какая же глушь
этот остров Тахаа. К тому же, только Дуремару пришло бы в голову построить «пансион» на болоте, отчего по по вечерам нас
поедом жрут комары, а так как Французская Полинезия представлялась нам более цивильным местом, то противомоскитных средств
химзащиты никто с собой не взял. Равно как и полотенец. Зато в стойке для посуды мы обнаружили скелетик ящерицы… Правда,
перед выездом мы оставили в душевой обмылочек ароматного «монои», который, хочется надеяться, послужит не одному поколению
постояльцев этого замечательного пансиона.

Однако именно на Тахаа неожиданно обнаружился ещё один «русский след». Гида, который возил нас по острову звали …Иван
Мама. Родители назвали его Ваней в есть русских друзей, приезжавших на Таити отдохнуть в 1978 году. Скорее всего, речь шла о
каких-то русских из Америки или Австралии, потому что представить себе советскую семью, отправляющуюся на Таити в отпуск на
три недели в 1978 году не представляется возможным. Даже если фамилия у них была Громыко. Вообще, раньше по странам Океании
больше путешествовали граждане «братских стран социализма» — чехи и поляки. Для нас главным пособием служила книга чешского
этнографа Милослава Стингла «Последний рай», в которой он описывал своё путешествие по Океании в начале 1970-х годов. Первой
же книгой о Таити, читанной мной, была «Здравствуй, Таити!» поляка Войцеха Дворчика. Интересно то, что в Стингл во время
своего посещения Тахаа попал на народный праздник «тамаараа». Мы тоже попали на праздник, правда не столь грандиозный – в
честь отправки одного из дуремаровых сыновей в армию. Собрались ближайшме родственники Паскаля, человек тридцать. В общем и
целом, обычный выпивон с пивом, но уж очень поют хорошо под гитару, в иных местах называемую «гавайской». Женщины с венками
на головах, девушки с цветами за ушами, как и положено в Полинезии. Но танцев у костра, увы не было. Другие времена, иные
нравы…

От нечего делать на Тахаа я начал «польгогениться» — охотится за вахинами с целью их запечатлеть на фотоплёнку.
Попадались очень даже хорошенькие. Полинезийки почти все хорошенькие до определённого возраста; потом их порядочно
«развозит» и от былого изящества не остаётся и следа. Но мифы должны жить, а потому в моём фотоальбоме найдётся десяток
фотографий тех, по которым Поль Гоген сходил с ума.

На Тахаа произрастает 70% всей франкополинезийской ванили. Его ещё называют «Ванильным островом». В глубине острова
ваниль растёт прямо в лесу, в диких условиях. А вот «добыча чёрного жемчуга» уже не носит характер «дОбычи» как таковой, ибо
за ним уже не ныряют, его выращивают. По всей Французской Полинезии разбросаны магазины, в котором продают чёрный жемчуг, в
среднем по 300 долларов за «шарик», но что это за жемчуг? А почти то же самое, что «икра из нефтяных отходов», только по
японской технологии. Технология производства такова: в раковину-перламутренницу засовывается пластмассовый шарик. Если
раковина его не выплюнет, то через полтора года из её створок можно будет извлечь солидных размеров перламутровый шарик,
иногда даже идеально круглой формы. Большая часть жемчужных ферм принадлежит японцу по имени Роберт Ван, живущему в Папеэте.
Я слышал, что японцы даже из человеческих фекалий придумали как делать бриллианты. Эта нация давно уже озабочена делом
радикального преобразования природы, но в производстве всевозможных суррогатов не они одни преуспели. В 1920-х годах в РСФСР
появился проект производства спирта из навоза. По этому поводу далеко не бедствующий в ту пору Демьян Бедный набросал такие
строки:

«Русский ум изобретёт
В зависть всей Европы:
Скоро водка потечёт
В рот из самой жопы»

А спирт, он для пролетариата важнее, чем бриллианты…

Получается, что японцы фактически разрушили традиционный полинезийский промысел по добыче жемчуга со дна морского?
Выходит именно так. Миссионеры убили культы полинезийских богов, «упорядочили» половую жизнь аборигенов, одели их в
европейскую одежду. При этом здесь поработали не только католики и лютеране, но и такая экзотическая церковь, как мормоны,
знакомая нам по первому рассказу о Шерлоке Холмсе «Этюд в багровых тонах». Наш дедулька Паскаль тоже оказался истым
протестантом. Более того – протодьяконом местной церкви! Во время воскресной службы в молельном доме читал пространную речь,
во время которой некоторые прихожане откровенно спали, а супруга самого Паскаля ушла домой, не дослушав занудства мужа.

Мы тоже изнываем от тоски на этом острове. Нет, сам по себе он живописен, даже несколько диковат, но уж слишком сонный.
Мы уже третий день ведём какую-то растительную жизнь и при этом ничего не можем изменить: билет на самолёт до Хуахина у нас
только на понедельник, а раньше нас там никто не ждёт. Конечно, мы познакомились с настоящей, «нетуристической» стороной
жизни Французской Полинезии, и за это спасибо Тахаа и даже слабовменяемому Паскалю. Наверное, таков весь Тихий океан, в
особености там, где нет толп туристов. Спокойная, размеренная жизнь. Даже полицейские на Тахаа заняты тем, что развозят
почту. Почти у каждого дома или усадьбы мы видели некое подобие длинных почтовых ящиков, напоминающих кормушки для птиц. В
некоторых из них виднелись батоны белого хлеба. Оказывается, китайцы организовали доставку хлеба населению по типу развоза
почты. Конечный расчёт – в конце месяца. Вообще, почти все товары в магазинах отпускаются местным жителям в кредит. То есть
в повседневной жизни им и наличные-то не очень нужны. Придёт время зарплаты, пособия или пенсии, тогда и расплатятся.

Иван Мама за обедом рассказал о том, как франкополинезийцы голосуют. Они же граждане Франции, хоть и жители «заморской
территории»! Короче, им на избирательные участки можно вообще не приходить, потому что к моменту выборов процедура
голосования в самой Франции уже завершена и даже оглашены предварительные итоги. Достаточно просто позвонить в Париж и
узнать, кто стал президентом. И всё благодаря волшебной «линии перемены дат». Так и живут островитяне: высокие зарплаты и
пенсии (1200-3000 USD), лето круглый год, европейское гражданство, и главное – всё за тебя решено заранее, уже вчера.

Мы живём в ином ритме, в мире, где постоянно что-то происходит. И неуютно чувствуем себя в иных условиях. Наверное,
далеко от природы ушли. А то так и хочется что-нибудь сделать, растормошить это сонное царство. Пусть даже это будет
граничить со злостным хулиганством. Так, чтобы в утренних газетах вечно вчерашние французы смогли прочитать:

«Тахаа. Сегодня ночью мощный взрыв уничтожил пансион “Chez Pascal” в округе Тапуаму. Ответственность за этот теракт взяла
на себя неизвестная ранее экстремистская организация «Фронт освобождения Французской Полинезии»…

ХУАХИН правильнее называть Хуахине, т.е. с «е» на конце слова. Без «е» получается на французский манер, что совсем
неправильно, поскольку тогда теряется этимология слова. А она такова: название острова происходит от слияния двух слов –
«хуа» (секс) и «вахине» (вахина). И совсем нет ничего неприличного. Полинезийцы используют междометие «хуя!» тогда, которое
является синонимом русских «эх!» или «раз-два, взяли!». Да мало ли одинаково звучащих слов…

С «Романтического Тахаа» нам помог сбежать самолёт, перебросивший нас за четверть часа на Хуахин. На Тахаа своего
аэродрома нет, а потому «морское такси» (Taxi Boat), забрав нас с пристани Тапуаму, доставил нас вместе с двумя французами
прямо в аэропорт на Раиатеа. Этот, с позволения сказать, аэродромчик, своей ВПП упирается прямо в море. Так что здесь сразу
можно попасть с корабля на самолёт.

До нашего отеля «Те Тиаре» на Хуахине можно добраться тоже только по воде, хотя оттуда до городка Фаре – столицы острова
– каждый час бесплатно ходит «чартерный» катер. Как и большинство полинезийских «райцентров», это «город в одну улицу», на
которую нанизаны магазины, почта, мэрия и т.п. Но жизнь там бьёт ключом, так что отрезанным от людей и мира не чувствуешь.
Что касается самого «Те Тиаре», то могу сказать одно – бунгало здесь покруче будут, чем в «Шератоне». Одна только терраса, с
которой можно нырять, чего стоит! Даже рыбы здесь крупнее; так плещутся по ночам, что прямо жутко становится. Конечно, после
«сказочного отдыха» у старика Паскаля «Те Тиаре» вообще кажется дворцом. Но вообще по поводу здешних пансионов могу сказать
следующее: много хороших, ухоженных, расположенных в удобном месте, на берегах лагун. И по разумным по здешним меркам ценам,
начинающихся от полтинника с комнаты. У Паскаля комната в его «бунгало» стоила вообще 16 долларов за ночь (без питания). Но
я вот что скажу: мне претит как расточительная роскошь, так и убогий аскетизм. Предпочитаю «золотую середину» или «разумный
компромисс». Платить по 1000 баксов за бунгало – безумие, но и оказаться в заднице «У Паскаля» — тоже.

Хуахин – остров чрезвычайно изрезанный, благодаря чему сразу теряешь ориентацию в пространстве. Точнее было бы
сказать, что это мини-архипелаг из нескольких островов, самые крупные из которых – Хуахине Нуи и Хуахине Ити (Большой и
Малый Хуахин). С севера и востока эти острова окаймляются другими – коралловыми моту. Но если хотите побольше видов
«Баунти», то они «сосредоточены на западном побережье.

…Ох уж это «Баунти»! Это надо же было рекламному ролику создать такой навязчивый образ! И не просто образ – эталон
тропического рая. Те виды, которые эталону соответствуют не в полной мере (цвет воды, например, не тот), подпадают под
категорию «полубаунти». И даже этим нас уже не проймешь! На четвёртом по счёту острове Архипелага Общества мы единогласно
пришли к мнению, что они – увы! – почти одинаковы. Возможны вариации и различные «дозировки», но состав компонентов будет
схожим: ванильные плантации, кокосовые рощи, сушка копры, добыча и продажа чёрного жемчуга, тату, марае.

Справедливости ради надо отметить, что Хуахин наряду с Раиатеа, наверное, самый «археологически» богатый остров,
насчитывающий несколько десятков марае. В северо-восточной части Хуахине Нуи находится внушительный комплес Маева, который
отличает от остальных виденных нами марае то, что здесь попытались сделать полноценную реконструкцию полинезийского
святилища, которому уже порядка тысячи лет. Такому богатсвтву «памятников истории у культуры» не стоит удивляться, если
учитывать тот факт, что Хуахин был одним из первых островов Архипелага Общества, который заселили приплывшие с запада
полинезийцы. И последним, который подчинили себе французы (1897). На Хуахине, недалеко от марае Маева, на мелководье
извилистого залива, мы видели выложенные из камня запруды – своеобразные ловушки для рыбы. Очень удобно: рыба проплывает по
узкой протоке, а ты сидишь, и сачком её вылавливаешь. Запруды тоже тысячелетние, как и марае.

На Хуахине мы поприсутствовали на «церемонии кормления акул». Это такой аттракцион, когда к месту, где прикормлены
рыбы, подвозят на лодках туристов, по желанию выдают маски с трубками. Сначала инструктор кормит рыб поменьше, потом
приплывает скат, по моему ощущению, совершенно ручной. Под конец появляются небольшие акулы. Аттракцион аттракционом, а в
Океании существует обряд посерьёзней. Он так и называется: вызывание акул. Приплывающие на зов людской двух-трёхметровые
рыбины позволяют детям садиться на себя верхом и кататься. Понятно, что сейчас это уже редкость, сохранившася в достаточно
«глухих» местах, где настоящие «жрецы моря» ещё не вывелись цивилизацией…

Вот наконец ТАИТИ. Его буквально оставили «на конец», и это правильно. Потому как не надо разрушать мечту сразу. Это
слишком жестоко… Где они, «райские кущи», куда таитянские вахины завлекали моряков «Баунти»? Вот бухта Матаваи, вот её
чёрный лавовый песок. Отсюда всё начиналось. Здесь с лёгкой руки англичан появилась «королевская династия» Помаре. Вождь
одного из таитянских племён был принят за главу всего острова. Как в «Ширли-мырли»: «Генерал Пискунов, можете считать себя
полковником!». Предпоследнему королю Таити, Помаре V на берегу бухты поставлен памятник, в навершии которого – бутылка.
Можно сказать, что французы споили таитянских королей, как русские – вождей чукчей, эвенков и других народов Севера.

Северная часть Таити не прикрыта рифом, а посему доступна кораблям практически любого водоизмещения. Именно поэтому эта
не самая удобная бухта стала наиболее «историческим местом» на всём острове. Именно сюда в 1767 году приплыл «Дельфин»
капитана Сэмюэла Уоллиса, первооткрывателя Таити. Сюда четырежды наведывался Джеймс Кук (1769, 1773, 1774, 1777), пока
нелепая гастрономическая смерть прервала череду ставших уже традиционными визитов. Он назвал мыс, вдающийся в бухту, мысом
Венеры, поскольку здесь он наблюдал прохождение Венеры через солнечный диск. Именно сюда пристал «Баунти», а в 1797 году –
корабль “Duff”, одноименный штатовскому пиву, но везший не его, а миссионеров-протестантов, жаждущих спасти заблудшие души
таитян. В 1868 году Томас Стивенсон, отец Р.Л.Стивенсона, построил здесь маяк, чем сам Роберт Луис очень гордился. Думаю,
надо почитать в «Южных морях» Стивенсона – об этих же местах речь идёт! Также, как и в «Островах счастливых» Константина
Бальмонта.

В 1820-е годы лавры главного порта Таити переходят к Папеэте. Что можно о нём сказать? Раньше был настоящей клоакой,
опустошавшей карманы заезжих моряков, и наряду с мысом Венеры являвшейся рассадником венеризма. Теперь внешне это вполне
благопристойный и спокойный город, в котором водители по-французски галантно уступают пешеходам дорогу, прохожие извиняются
за то, что ты их толкнул или наступил нечаянно на ногу. На каждом шагу салоны по продаже чёрного жемчуга, магазины «парео»,
без которого даже в Подмосковье на приличном пляже уважающая себя барышня не покажется. Эти парео – наиболее
траспортабельные таитянские сувениры, к тому же вполне доступные по цене (от 800 франков). Вообще купить сувенир дешевле чем
за 10 долларов можно, но это будет очень простой сувенир. Всё более или менее достойное внимания – от 30 долларов и выше.
Самые шикарные таитянские штучки – шляпы «таупоо», плетёные из панданусной или бамбуковой соломки. Их можно дополнительно
украсить венком из искусственных или живых цветов, и тогда все вокруг попадают. Но попадают только в том случае, если
появиться в такой шляпе в Москве, потому как тут их почти все женщины носят. Говорят, что шляпный бум на Таити начался в
начале ХХ века, а потом он укрепился по мере тотальной христианизации местного населения; женщине в храм без шляпы неудобно
ходить.

Если хотите прикупить сувениры или недорого поесть, идите на рынок Папеэте. Там же и салоны есть татушные, и
недостатка в посетителях в них нет. Очень оживлённое и колоритное место. Можно даже сказать, «живописное». Если на первом
этаже продают и рыбу, и цветы, то второй этаж отдан под сувенирные лавки. Очень много изделий из перламутровых раковин. Как
это ни банально заучит, но до изобретения пластмассы именно полинезйский перламутр, наряду с копрой, составлял основу
экспорта Таити и «Его территорий». Делали из него пуговицы. Сейчас – довольно изысканные украшения. Что касается жемчуга, то
уже началось его перепроизводство. И цены падают (по мнению таитян).

Вообще, Папеэте можно считать самым оживлённым городом Полинезии. Можно сказать, что это одно из немногих поселений в
этой части земного шара, который можно назвать городом в нашем привычном понимании. Здесь даже памятники есть: собор
Нотр-Дам, Мэрия и монумент Бугенвилю. Вот, собственно, и всё. Но по здешним меркам и это «всё», знаете ли, немало!

Как сказал Дмитрий Чулов, для таитян Гоген – «это наше всё». Сначала он «отпиарил» Таити, потом Таити начало его
«промоутировать». Сейчас мы, в свою очередь «промоутируем» Таити, и Гогена в том числе. Музей Гогена между Матаея и Папеари
имеет больше мемориальное значение. Наиболее ценными экспонатами являются две статуи «тики», которые к Гогену не имеют
никакого отношения. Они раньше стояли у Музея в Папеэте, но к визиту Франуса Миттерана их перевезли в музей Гогена.
Поскольку со статуями связано несколько мистических и трагических эпизодов, то ни одна траспортная фирма не берётся
перевезти их обратно. Жалко транспорт губить и людей… В Папеэте живёт внук Гогена его и вахины Паууру – Марсей Таи-Гоген
(Коке). На деда во многом похож, прежде всего носом, из-за которого он больше смахивает на перуанского индейца, чем на
полинезийца. Но ведь и Гоген родом из Перу! А Тур Хеёердал считал, что Полинезия была заселена людьми не из Азии, а из
Америки. Как всё в мире перемешано! Этот гогенов внук раньше особо не задумывался о своих генах и их возможном проявлении;
был барменом, водителем, строителем, короче, как у Челентано путь его в искусство был тернист. А потом подумал, что надо
деду чем-то отплатить. Стал рисовать, но недостаток таланта заставил его больше «продюсировать» других художников, делающих
копии с картин его великого деда. Семья таких «крепостных художников» живёт в небольшой хижине рядом с его особняком.
Старичок с итальянской фамилией Фарина оказался довольно разговорчивым; очень переживал по поводу недавнего взрыва в
московском метро и призвал буквально «мочить всех чеченцев», показав руками пантомиму, недвусмысленно имитирующие движения
автоматчика. Глаза у дедульки загорелись, и чтобы он не перевозбудился, перевели разговор всё-таки на Гогена…

Для нас было интересно найти во Французской Полинезии бывших соотечественников или тех, кто имеет русские корни. Дальше
Таити нет ничего. Это факт. А русская нация, что китайская – расбросалась по миру так, что и на краю земли осколочки
отыщутся. И отыскались-таки здесь, на Таити! Более того, потомок русского генерала Александр Леонтьев был главой
правительства Французской Полинезии на протяжении трёх лет! Сейчас, правда, он находится под домашним арестом в связи с
заведённым на него уголовным делом по обвинению в коррупции и растрате государственных средств, но всё это не так важно как
то, что наш соотечественник руководил столь отдалёнными от нас островами, многие из которых были россиянами же и открыты.

Генерал Максим Леонтьев уехал с семьей из России накануне Октябрьского переворота. Так что он, увы, не белый генерал.
Отплыли из Владивостока. Три года жили в Индии, восемь лет – в Чехии. Потом Монако, Ницца, где у бывшего генштабиста были
рестораны. Когда НКВД начало отлов и отстрел лидеров белоэмиграции, Леонтьев, дабы избегнуть судьбы Кутепова, вместе с тремя
товарищами — Поповым, Смолиным и Миромановым (естественно, с семьями), решили перебраться в те места, где товарищу Ежову
достать их было бы затруднительно. Дальше Таити нет ничего, а потому он больше всего им подходил, хоть и был в то время
(1937 г.) форменной дырой. Но в этой дыре очень пришлись по вкусу булочки, которые пекли Леонтьевы, и русский бизнес на
Таити стал процветать. Позднее в Папеэте русские открыли два книжных магазина и даже «Интеллектуальный салон», но он не
пользовался успехом, потому как солнце тропиков не располагает к интеллектуальному времяпровождению.

Сейчас на папеэтском кладбище три русские могилы и два православных креста. Потомство Максима Леонтьева смешалось с
местными французами и полинезийцами, практически забыв родной язык. Нас встретил брат находящегося под домашним арестом
Александра Леонтьева – Пьер (Пётр) Максимович Леонтьев, изъясняющийся по-русски уже с большим трудом. В его облике сильны
полинезийские черты. Лучше всех говорит по-русски Варвара Максимовна Леонтьева, одна из старейших жительниц Таити (1910
г.р.). Видеокамеру увидела впервые. Не могла поверить, что при помощи неё можно передавать изображение в телевизор. По
России не скучает и побывать там не стремится. Для неё, сменившей столько стран в самом начале жизни, Россия – слишком
далёкое и абстрактное воспоминание, такая же мифологема, как для абсолютного большинства россиян – Таити.

Но миф – понятие зыбкое, хоть и древнее. Его слишком легко развеять… В отеле «Le Meridien», в котором мы жили
последние два дня на Таити, ребята пошли поужинать в ресторан. Салатик там стоит в среднем 30 Евро. Порции малюсенькие.
Скрепя сердцем подписали счёт и пошли покурить на веранду. И тут из кухни, через весь зал, медленно, по-хозяйски в развалку,
протопала толстенная и здоровенная крыса. «Это что???» — поинтересовались они у официанта. «О, это крыса! It’s O’K!», —
ответил он и спокойно прошёл мимо.

А крыса, обернувшись, подумала: «Европа, Европа!.. Сдалась им эта Европа! Нас и здесь неплохо кормят!». И завалилась в
нору.