Апрель 2004 года. ИСТОРИЯ МОЯ… И БОСНИИ

3-5 мая в столице Боснии и Герцеговины должна была состояться Глобальная встреча исследователей Landmine
Monitoring. Ее организаторами выступили правительство этой страны и Лауреат Нобелевской премии 1997 года
Международная кампания по запрещению противопехотных мин (ICBL – The International Campaign to Ban
Landmines).
Меня пригласили в качестве исследователя от Узбекистана. Выпала редкая возможность увидеть республику,
когда-то входившую в состав федерации Югославии. Помниться, что эта страна была малодоступной для советских
граждан, по различным причинам (прежде всего, из-за дороговизны и сложности оформления путевки). Ведь
Югославия считалась самой капиталистической из социалистического лагеря. Продукция ее производства
котировалась на самом высоком уровне, но еще выше были на них цены. Впрочем, качество требовало жертв, то
бишь не малых расходов. Редкие счастливчики (среди которых и мой товарищ по институту) с восхищением
описывали особенности путешествия и прелести Югославии. Нам оставалось только облизываться и мечтать,
мечтать и мечтать…
СССР развалился, «железный занавес» упал, стало возможно ездить в другие государства, не будучи под
колпаком КГБ. Однако в Югославии началась страшная гражданская война, которую еле-еле потушили к началу 21
века. Естественно, желающих туда отправиться в тот период было немного. Да и в настоящее время, собираясь в
поездку, меня одолевали смутные сомнения о необходимости такого путешествия. Ведь по «ящику» показывали, что
ситуация там еще до конца не разрядилась… Гм, получить пулю в зад, извините, что-то не очень хотелось. Когда
идет перестрелка, разве разбираются, кто стоит на перекрестке огня – турист, ученый или противник.
Однако решился. Узнал, как лучше добраться до столицы Боснии и Герцеговины. Оптимальным был маршрут
Ташкент-Белград «Узбекскими авиалиниями» (дальше самолет летит на Нью-Йорк) и Белград-Сараево –
«Югославскими линиями». Визу мне, согласно факсу, обещали выдать в аэропорту Сараево. Не верить Боснийскому
МИДу у меня не было причин.
Однако билет оформить оказалось не так-то просто, чем забронировать. В Агентстве авиакомпании «Узбекистон
хаво йуллари» обалдели, когда я без визы потребовал билет до Белграда. Показал приглашение. Девушка хлопала
глазами, видимо, пыталась переварить мои аргументы, а потом пошла советоваться к какому-то мужику, сидевшему
за другим столиком. Тот долго просматривал бумаги, после чего подозвал меня. Судя по уточняющим вопросам,
это был далеко не гражданский сотрудник авиакомпании. Вероятно, звездочки майора СНБ сверкали на его кителе,
когда он надевал форму в особо торжественные случаи, или ходил в «главное здание офиса» на улицу
Матбуотчилар.
Мне посоветовали вначале приобрести билеты от Белграда до Сараево в Агентстве «Элан-экспресс», где я
осуществлял бронирование. «А потом приходите к нам и мы оформим вам билет до Белграда», — заявил мужик.
Так и сделал. В «Элан-экспресс» мне выписали билет на бланке «Аэрофлота», стоимость – 171 доллар США. Когда
я через час вновь появился в офисе «Узбекских линий» там опять впали в шок, мол, так быстро все сделали?
Такое складывалось ощущение, что здесь работали не профессионалы, а кухарки. Билет мне продали за 530 тыс.
сумов, что к курсу доллара составляло на три нуля меньше – то есть 530 долларов. Не думайте, что это было
легко: я около часа с кассиршей пересчитывал огромную кипу денег (извините, но представляете, сколько весили
узбекские сумы в прямом и переносном смысле). Уф, перебрали «макулатуру», выпускаемую Центральным банком
Узбекистана, и я получил розоватый билет с красным текстом на английском, что, мол, мистер Таксанов летит в
Белград 2-го мая и возвращается обратно 7-го. Никто в офисе не пожелал мне доброго полета. Впрочем, мне не
привыкать.
В начале решил порыться в справочниках и поискать побольше информации о стране. Нашел книжку «Страны мира»,
изданную в Москве в 1996 году. М-м-м, не совсем современная, но кое-что.
Узнал, что Босния и Герцеговина расположена в центральной части Балканского полуострова, занимая территорию
в 51 тыс. кв. км (гм, почти в 9 раз меньше Узбекистана). Столица – Сараево с 416 тыс. жителями. Всего
население страны – 3,2 млн. человек, из них славяне-мусульмане –43,6%, сербы – 31,4%, хорваты – 17,3%, также
есть албанцы, турки, цыгане. Относительное большинство исповедует ислам, распространены православие и
католицизм.
Славяне заселили территорию нынешней Боснии и Герцеговины в VI-VII веках нашей эры. В XII-XIV веках – это
феодальное княжество, затем королевство. Потом сюда пришли турки. После поражения Турции в войне с Россией в
1876 году Босния и Герцеговина отошла к Австро-Венгрии.
1 декабря 1918 года она вошла в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев, которое в 1929 году было
переименовано в Королевство Югославия. В 1941 году страна оказалась захваченной фашистской Германией и
включена в марионеточное Независимое государство Хорватия. В ходе национально-освободительной войны
Югославия была освобождена, а Босния и Герцеговина в ноябре 1945 года вошла в состав Федеративной Народной
Республики Югославии.
В ноябре 1990 года в Боснии и Герцеговине состоялись многопартийные выборы, в результате которых к власти
пришли силы, представлявшие основные национально-религиозные группы населения. Между ними развернулось
политическое противоборство о будущем национально-территориальном обустройстве республики. В апреле 1992
года разногласии между тремя боснийскими общинами обрели непримиримый характер, и началась гражданская
война, которая унесла, по некоторым данным, 250 тыс. жизней.
В ноябре 1995 года были подписаны Дейтоновские мирные соглашения, согласно которым страна разделена на два
автономных образования: Мусульмано-хорватскую федерацию со столицей в г.Сараево и Сербскую республику со
столицей в г.Пале. Главой государства является поочередно (каждые восемь месяцев) один из трех президентов,
которые представляются от сербского, хорватского и мусульманской части населения. Законодательная власть
принадлежит двухпалатной Парламентской ассамблее, где в равной степени представлены все национальности.
В соответствие с мандатом ООН войска НАТО поддерживают стабильность и безопасность в регионе, однако идет
процесс передачи их функции полиции Европейского союза.
В «Памятке», которую я получил от организаторов встречи в Сараево, было написано: «Ужасы недавнего
конфликта все еще живы в памяти людей. Существует множество политических тем для обсуждения, люди делятся
своими эмоциями и чувствами, однако они могут вас не понять. Поэтому старайтесь соблюдать максимальную
осторожность и корректность».
— Естественно, буду, — решил я. Затевать драки из-за непонимания с кем-либо мне что-то не хотелось.
Особенно, если страна завалена оружием по самое горло.
И еще – в Сараево в июне 1916 году был убит австро-венгерский принц Фердинанд, а через месяц началась
Первая мировая война. Так что я ехал в страну, откуда началась кровавая история 21 века. Весело, не правда
ли?..

2 мая 2004 года. ТРАНЗИТОМ ЧЕРЕЗ СЕРБИЮ

ТАШКЕНТ. Боялся проспать, поэтому установил будильник на музыкальном центре на 4 утра. Заодно попросил тещу
позвонить и разбудить по телефону (это если вдруг электричество «мигнет» и программа в музцентре сотрется).
И аппарат, и теща сработали одновременно. За полчаса собрался, попрощался — и вперед, в аэропорт. Таксист
быстро доставил меня к «воздушным воротам» страны.
В здании международных линии были предприняты серьезные меры безопасности, особенно после месячной давности
террористических актов в Ташкенте. У регистрационной стойки сотрудница потребовала, чтобы вначале я
предъявил документы какому-то офицеру по миграции, сидевшему рядом. Тот просмотрел билеты, приглашение,
задал пару уточняющих вопросов, а потом поставил печать. После этого мне стали оформлять посадочные
документы. Поскольку у меня была легкая сумка, то сдавать ее не стал, хотя сотрудница аэропорта на этом
настаивала.
Потом была таможня. Там тоже проверили содержимое вещей, внимательно прочитали таможенную декларацию, после
чего разрешили идти дальше. А вот пограничники слегка помучили. Девушка, сидевшая в «каморке папы Карло»,
долго листала паспорт, а потом нервно поинтересовалась:
— Где сербская виза?
— А я не собираюсь в Сербию, — ответил я. – Я лечу трансфером в Боснию и Герцеговину.
— А где виза Боснии?
— Ее я получу в аэропорту Сараево. Вот письмо-приглашение и факс от МИДа Боснии, — сказал я, протискивая в
щель будки бумаги. Та не стала их смотреть, видимо, с иностранными языками у нее было не все в порядке, а
вышла из «каморки» и подошла к другому пограничнику. Тот выслушал ее, а потом направился ко мне.
Я опять повторил то, что минуту назад втолковывал девушке. Вопросы, которые посыпались на меня от человека
в погонах, больше напоминали допрос. Не скажу, что это было приятно, но отвечал я честно, стараясь не
нервничать.
Пограничник взял мои бумаги, паспорт, приказал мне оставаться на месте, а сам укатил куда-то, видимо, на
консультацию с начальством. Уверен, что меня проверили на компьютере СНБ. Видимо высвеченная информация о
том, что я журналист плюс диссидент, восторга не вызвала, и связываться со мной пограничники не захотели.
Мне предложили написать расписку, что я не буду винить узбекских пограничников, если меня власти Сербии или
Боснии депортируют домой. Хмыкнув, я расписался, и девушка поставила мне штамп. Кстати, там была какая-то
отметка, по которой по приезду в Ташкент другая пограничница сделала какие-то выводы и спросила, мол, были
проблемы при вылете. Честно признался, что писал теплое письмо ее начальству с благодарностью меня выпустить
из страны «железного занавеса».
У металлодетектора, где проверка уже на предметы, представляющие угрозы, пограничница опять долго листала
паспорт, спрашивала тоже самое, что и ее коллеги у КПП. И я поставил опять пластинку с объяснениями.
Сработало. Уф, вернули документы, а вот прощупывания тела избежать не удалось.
Звенел металлический ремень, который снять постеснялся, опасаясь, что упадут штаны, но из-за него рослый
пограничник облапал так, как обычно мужчина любит это делать в отношении женщины. Не думаю, что с
ориентацией у него было что-то не так, просто работа такая. Честно говоря, подобная служба мне всегда
претила… Впрочем, у каждого свое призвание – кто-то пишет статьи, кто-то лапает туристов.
В 6.30 по ташкентскому времени мы взлетели. Боинг-767-300 взял курс на Белград. Лететь предстояло пять
часов. Завтрак был не совсем вкусный – этого от «Узбекистон хаво йуллари» я не ожидал. Блин, читать было
практически нечего, кроме бортового журнала авиакомпании и газеты «Правда Востока» с выступлением Президента
Ислама Каримова на сессии парламента. Он как всегда клеймил врагов и обещал народу великое будущее. Такие
материалы обычно тянули на сон или годились для похода в уборную. Но тут поставили фильм-боевик. Посмотреть
его было сложно, потому что лившийся из иллюминаторов солнечный свет гасил фильм. Я еле угадывал в белом
пятне экрана движущиеся фигуры, а через наушники шло плохое звуковое сопровождение. Понял, что кто-то
кого-то сделал зомби-супермена, отправил убивать, у того сломалась программа, потому что был хорошим парнем,
он стал отстреливаться и убил всех врагов. Сюжет прост, но крут.
Второй фильм о Второй мировой войне был вообще на каком-то непонятном языке, может, сербском. Плюнув, я
переключился на музыкальный канал, закрыл глаза… Время пролетело быстро и не заметил, как самолет, пролетев
свыше 4 тысяч километров, совершил посадку.
БЕЛГРАД. Прилетел в 9.00 ч по местному времени. Болтался в транзитной зоне 12 часов. Ужас. Было жарковато,
да и местность, которую я обозревал через огромные окна второго этажа, манила как грезы: зелень, деревья,
красивые домики… Увы! – визы в Сербию и Черногорию у меня не было. Пришлось облизываться и пускать слюнки…
Мимо меня проплывали белоснежные самолеты с надписями различных компаний.
Зато повезло первые шесть часов. Познакомился с Ириной Кириленко из Украины, которая, как оказалось, летела
со мной из Ташкента. Десять минут, ожидая сотрудника транзитной стойки на оформление дальнейшего полета, мы
разговаривали на английском, лишь потом выяснилось, что нам ближе русский. Посмеялись над ситуацией. В
маленьком кафе (там же в аэропорту) выпили по кофе и пиву, побеседовали о том, о сем. Время пролетело
незаметно. Потом Ирина улетела в Вену.
Мне же пришлось коротать остальные шесть часов. Вокруг меня толпами ходили пассажиры. Конечно, Белградскому
аэропорту далеко от Франкфурт-на-Майне или Копенгагенского, но он больше чем Ташкентский. Правда, магазинов
Duty Free было немного, и продавали там за местную валюту. Будете смеяться, но Exchange находился за
пограничной зоной, куда я попасть никак не мог. Жаль, но для нумизматики мне не хватало сербских монет.
Зато туда-сюда ходили полицейские с автоматами (внушительными, нужно признаться) и спецкостюмах. Аэропорт,
видимо, был на особой охране. Что ж это понятно… Хочу отметить, что здешние сотрудницы одеваются стильно и
аккуратно, все в косметике, наверное, моду здесь любят и уважают, не то что я видел в некоторых европейских
странах.
От нечего делать я стал прислушиваться к сербскому языку. Что-то знакомое, но… не улавливал сути
разговоров. Вроде бы и русский, и совсем не похожий на него. Странно, не правда ли? Записал название
табличек, висевших в проходах: Izlaz (Gate), Izdavanje prtljaga (Baggage claim), Leta (№), Broj (Flight).
Аэропорт, кстати, назывался Beograd. На стене заметил плакат с изображением девушки, прикрывающей наготу
газетами и объявлениями, и надпись в низу «Otvori ochi». Как я понял, это был призыв бороться с
секс-трафиком. Одобрил такой подход.
В аэропорту пол покрыть пупырчатой резиной, и когда по нему прокатывают багаж на колесиках, то звуки
напоминают автотрассу. От нечего делать я «покатал» свою сумку, прислушиваясь к «мелодии». Никто на меня
внимания не обратил.
21.30 ч. Наконец-то объявили посадку. Опять прошел металлодетектор. Заранее снял все металлическое, потому
что не хотел очутиться в «горячих» объятиях. Полицейский пощупал чехол для фотоаппарата, удивленно хмыкнул,
но ничего не сказал (может, он ее воспринял как кобуру?).
Самолет, на который нас посадили, сильно напоминал советский АН-24, только был чуть длиннее. Такой же
винтовой, дребезжаще-гудящий, трясущийся как дряхлый старичок. И, кажется, тихоходный (хотя в рекламном
журнале прочитал – 500 км в час). Было удивительно, как он не развалился: «штормило» нас в воздухе не плохо.
Я понял, почему в кармашках кресел размещались пакетики, сделанные из целлофана, — чтобы он не размок и не
лопнул от того, что выталкивает желудок наружу во время такого воздушного танца.
Название самолета толком понять не удалось: экипаж что-то произнес по-сербски, а потом на
ужасно-неразборчивом английском (плюс моторы заглушали). Пошарил в инструкции. Там было написано так, что
одна буква «выплывала» из другой, решил, что это аббревиатура ATR-72, но данный тип воздушного судна мне был
неизвестен. Машину делали, наверное, в конце 70-х годов – компоновка салона была похожа на тот период. Лишь
потом мне один парень написал, что воздушное судно — «Фоккер».
Народу в салоне было немного. Мест свободных – хоть танцуй брейк-данс. Все были заняты или переговорами
друг с другом, или читали газеты. На их лицах я видел волнение, видимо, им также не особенно нравился полет.
С ночной высоты стал рассматривать землю. Везде огоньки. По их перемещению я определял скорость самолета.
Не знаю, как там насчет 500 км в час, но было ощущение, что тараканы бегают быстрее. От скуки стал читать на
спинках кресел: «Radi bezbednosti leta iskljucite vas mobilni telefon» (думаю, переводить не надо). В вот
«Vezite pojas dok sepdite pojas za spasavanje je ispod vaseg sedista» – понятно, что это про спасательный
жилет.
Принесли кофе и малюсенькие плитки шоколада. Интересно, а сахар по-сербски – secer (на узбекском – шакар).
Попытался развести крем в кофе, ничего не вышло: порошок всплыл на поверхность. Наверное, это был раствор
для химических опытов. Может, кто-то в авиакомпании перепутал пакеты?
Вскоре нас стало трясти еще сильнее. Не знаю – это турбулентность или пилот выпил лишку. Думаю, у всех без
исключения возникли мысли о парашюте. Неожиданно вспомнил рекламу про летчика, который пробирается по салону
с парашютом, а пассажирам дает пожевать конфеты: «Есть время. Есть «Меллер». Меня сейчас эта реклама не
успокаивала.
Попробовал допить кофе с нерастворимым кремом. Оказалось, что попасть в рот чашечкой было сложнее, чем мог
я себе вообразить. Половину содержимого емкости оказалось на моих брюках. Пришлось отказаться от затеи.
Решил посчитать: от Ташкента до Белграда – 4 тыс. км, от Белграда до Сараево – 250 км. Разница в расстоянии
в 16 раз. Стоимость в оба конца первого билета – 530 долларов, второго – 171. Разница – в три раза. Таким
образом, стоимость 1 километра Ташкент-Белград-Ташкент – 0,13 долларов, Белград-Сараево-Белград – 0,68
долларов. Или разница в 5,2 раза. Скучно? Зато это позволило быстро отвлечься от тряски.
Наконец-то пошли на посадку. Город приближался. Светящиеся дороги напоминали ленточных червей (что я помнил
из курса биологии) – сравнение явно подходило, кое-где передвигались разноцветные букашки.
Бац! – самолет приземлился. Все захлопали от радости. Я – особенно. Потому что не хотел, чтобы в хронике
катастрофы в списке погибших значился гражданин из Узбекистана (думаю, узбекское правительство не сильно
осерчало бы – на одного диссидента меньше).
Из самолета нас доставили к зданию прилета. Все побежали на КПП, а я обратился к служащему по-английски:
«Извините, сэр, я прибыл на мероприятие и должен получить визу в аэропорту. У меня есть письмо МИДа на этот
счет». Служащий завел меня в кабинет, где сидели пограничники.
Я повторил просьбу и передал факс и приглашение. Парень в форме быстро просмотрел, попросил паспорт, а мне
протянул бланк для заполнения. Пока я вписывал текст, мне уже вклеили визу и вмазали печать – добро
пожаловать в Боснию и Герцеговину!. КПП мне не пришлось проходить, так как мне открыли «зеленый свет» до
выхода из здания.
Там уже стояли машины с надписями «ICBL Meeting». Значит, меня ждали. Мои часы показывали 10.20 часов по
местному времени.

3-6 мая. СМОТРИТЕ ПОД НОГАМИ – МИНА!

ОТЕЛЬ. Всех участников встречи поселили в отеле «Гранд» по улице Мухамеда ф.Пандзе. Не скажу, сколько
этажным он был. Потому что математика в Боснии отличалась от той, что я учил в Союзе. Первый этаж здесь
считался «нулевым», потом шла буква «А», а потом первый этаж, второй, третий, четвертый… Был еще подвал, он
нумеровался как «-1» (у нас – просто «подвал»).
Отель располагался, по-моему, на окраине города. Вообще, трудно сказать, где здесь центр, а где окраина.
Потому что улицы петляют между горами, а дома расположены террасами. Поэтому здесь без карты трудно
ориентироваться. Страна – сплошная зелень. Практически, это рай, если бы только не война и не мины вокруг…
Вид с моего пятого (или третьего по официальному счету) этажа открывался великолепный – горы, домики,
дорога, железнодорожная колея, по которой иногда катились локомотивы с парой вагонов, магазинчики и кафешки.
Рядом стояли две трубы и развалины: кто-то сказал, что здесь был когда-то завод. Гм, но его разрушили,
наверное, до войны. Но вот точно знал, что огромные колоны возле «Гранда» – это недостроенная навесная
дорога.
Номера в гостинице не из дешевых – одиночный номер с завтраком стоит 61,15 евро, полуторный номер – 71,38
евро, двойной номер с завтраком – 95,72 евро. Интернет – 10 КМ за час работы –ужас! Копия одной страницы –
0,25 КМ.
Правда, в гостинице предусмотрены пандусы для инвалидных колясок, а также лифт.
ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ. Предупрежу сразу, культурной программы для нас никто не делал. Мы сами в свободное
время выходили в город и искали интересные места. Поэтому ничего такого из истории памятников, улиц, жизни
населения рассказать не могу. Безусловно, у меня сложилось определенное впечатление увиденного в Сараево, с
чем я хотел бы поделиться.
Недалеко от гостиницы располагался Музей краеведения «Zemaljski Muzej». Я, мои коллеги из России Роман
Долгов и Таджикистана Азиза Халикова решили в перерыв между сессиями заскочить туда. На это мы выделили
полтора часа. Входной билет стоил 5 КМ, но нам на эту огромную сумму предлагалось просмотреть залы «Истории»
(античный период), «Флоры и фауны» (неплохая там коллекция чучел животных и птиц, насекомых), «Этнографии»
(одежда, утварь, обычаи). Еле успели просмотреть за час. Фотографировать не разрешалось, но мы тайком все же
нарушали эти запреты (надо же что-то оставить на память себе).
Возле этого музея располагался еще подобное заведение, кажется, музей народов. Но туда мы не ходили. Зато я
5 мая с переводчиком Дино (он студент местного университета, фамилию, к сожалению, запамятовал) заглянули на
площадку, на которой разместилась военная техника. Это огромный вертолет (кажется, МИ-28), который был
изрисован «граффити», а также пушка, танк и вагон бронепоезда времен то ли Первой, то ли Второй мировой
войны. Ну, как же не запечатлеться на фотопленке с такими историческими раритетами?
Есть центральная улица, по которой проложен канал и мостики. Здесь интересно гулять, если, конечно, не
жарко. На этой магистрали расположились церковь, гостиница «Холидей Инн» (такое желтое здание), университет,
спортивный комплекс, посольства, офисы, жилые дома, многие из которых серого цвета или закопченные
выхлопными газами. Мне сообщили, что до сих пор квартиры зимой отапливают соляркой или дровами, от этого
такая сажа на стенах. Автомобили тоже оставили свой дымный «след». Деревьев здесь не столь много, как в
горах.
Дома и сооружения, типично европейской постройки, сохранили свой первоначальный облик, несмотря на войну. В
центре города стоит многоэтажная коробка – остатки правительственного учреждения. Она чем-то напомнила мне
здание-скелет, расположенное в Ташкенте, тоже на центральной улице – площади Мустакиллик. Отличие от
сараевского собрата заключалось в том, что ташкентское таковым стало не от войны, а от стройки, которая
продолжается… тридцать лет.
Здесь же проходит трамвайная линия. Кстати, трамваи мало чем отличаются от ташкентских, но их внешнее
состояние оставляет желать лучшего. Светофоры работают в непонятном мне режиме: нужно долго ждать «зеленого
света», а когда он загорается, то его времени не хватает, чтобы перейти дорогу. Сложилось впечатление, что в
стране кто-то пролоббировал интересы водителей.
Дороги узкие, как машины ездят, не стукнувшись друг с другом, мне не понятно. Такси не дешевое. Нам попался
один, который контактировал с нами через мобильный телефон. Мы разговаривали с кем-то по-английски, а
невидимый собеседник переводил таксисту нашу просьбу на родной язык. Понял, наверное, ни этот, ни тот не
совсем так, как нам хотелось. Вместо огромного рынка меня, моих коллег – девушек из Казахстана и
Таджикистана привезли на небольшой базарчик, расположившегося между многоэтажными зданиями. Оказывается,
дамы здесь побывали еще в первый день, и это привело их в уныние. Но повторно прошлись по лавкам, видимо,
женская привычка сработала. Вещи стоили, по моему убеждению, выше, чем в Польше. Но Азиза накупила всякого
«барахла», поскольку в Душанбе таких шмоток не встретишь в каждом магазине. Шопинг осуществила и Махаббат
Еспенова из Алматы.
Конец центральной улицы упирается в старую часть города. А там начинаются не менее интересные места. По
узким улочкам ходит народ, заглядывая в кафе, магазинчики сувениров и продуктов. Но больше всего здесь
лавок, в которых продаются серебряные и золотые изделия. Поразился тому, как в стране, где огромное число
безработных, люди не скупятся на ювелирные украшения. Девушки потратили деньги, чтобы приобрести себе
серебряные штучки-дрючки. Вспомнив, что скоро и у моей дочки день рождения, я по «наводке» Махаббат купил
кольцо и сережки с агатом. Хочу заметить, что они были сделаны со вкусом.
Там же расположилась мечеть, в которых я заметил много молодежи. Вообще-то исламская культура здесь сильно
ощущалась. Женщины ходили в платках и длинных платьях. Играла восточная музыка. Слышались молитвы муэдзина.
В Боснии и Герцеговине сохранилась улица имени Маршалла Тито. Наверное, здесь не переименовывают то, что
символизирует историю.
КРАТКО О ОБљЕКТАХ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИХ ИНТЕРЕС. В городе есть постройки, которые могут заинтересовать туриста.
Это городская ратуша, символизирующая новое время и новую жизнь в Австро-Венгерском государстве. Она была
возведена в 1896 году по плану архитектора Витексом, и имеет треугольную форму. Как я понял, это была школа
для обучения хорошим манерам и новым правилам поведения с элементами национальных традиций.
В центре города возвышается Римско-Католический кафедральный собор, построенный в 19 веке архитектором
Жозипом Ваканчем. Здание имеет новый готический стиль, но придерживается при этом традиций романтизма.
В Сараево также есть старая синагога, возведенная аж в 1581 году. Она сгорела в 1787 году и была
отреставрирована в 1821. Сейчас там расположена галерея искусств. Говорят, что на рубеже 16 века указом
турецкого султана Баязита-Второго разрешалось евреям из Португалии и Испании селиться на границе Османской
империи, и многие из них осели в Боснии и Герцеговине.
Невозможно заметить башню Bascarsija (учитывая, что латиница здесь несколько иная, некоторые буквы имеют
всякие там хвостики, и название может читаться иначе), возведенную в 15 веке. В архитектуре ощущается
турецкий стиль строительства. Недалеко расположена торговая площадь Гази-Хусрев Бея, где много лавочек, и
Медресе Курсумли, построенная в 1537 году.
Популярностью пользуется и торговая площадь Бруса, в которой когда—то продавался шелк из многих стран мира.
В этом месте в 1551 году родился визир Оттоманской империи Русем-паша.

Морика-Хан – это здания и место, которые существуют с 16 века. Раньше здесь были караван-сараи – место
остановки для купцов и путешественников.
Ну, а все остальное вам расскажет гид-экскурсовод, если вы его закажите.
ЯЗЫК И КРАТКИЙ СЛОВАРЬ. Говорят, что различия между хорватским, сербским, мусульманским языками
незначительны. Переводчица Надежда Кокотович сообщила мне, что когда противоборствующие стороны уселись за
стол переговоров, то контактировали только… через переводчиков. Видимо, такая уж сильная была неприязнь друг
к другу.
Каждый народ стремился в обиходе использовать свои значения слов. Например, магазин по-сербски звучит как
«продавца», а по-хорватски – «дучак». Как отметила Надежда, хорваты меняют очередность слов, глагол стоит в
начале предложения.
Нас в «Памятке» организаторы встречи уведомляли, что местное население знает русский. Но это не совсем так.
То есть раньше в школе его изучали, но мало кто использовал его на практике. Как признались мне переводчики,
русский язык меньше всего востребован сейчас в Боснии и Герцеговине. Да и россиян здесь не особенно жалуют.
Но с нами мило побеседовали в одном из магазинчиков, куда заглянули в целях покупки конфет и чего-то еще
(по-моему, обмена денег). Сотрудник хорошо говорил по-русски, более того, с географией у него было в
порядке. Он знал о Центральной Азии и назвал столицы наших республик. Это приятно удивило и растопило
сердце. По его рекомендации мы приобрели кое-что из товаров. Я, понятно дело, купил спиртное.
Предлагаю небольшой словарь, который может пригодиться при походе в город (русский – боснийский): Да – Да,
Нет – Не, Спасибо – Хвала, Пожалуйста – Молим, Привет – Здраво, Пока – Чао, Доброе утро – Добро ютро, Добрый
день – Добар дан, Спокойной ночи – Добро вече, Как дела – Како си, Хорошо, а у тебя — Я сам добро, а ты, Не
знаю – Незнам, Прости – Извини, Прекрасно – Фино, Что – Шта, Плохо – Лозе, Хорошо – Добро… Думаю, этого
достаточно. Если хотите большего – покупайте разговорник.
Да, потом я переписывался с переводчицей из Венгрии, которая знает пару десятков европейских языков. И она
мне написала, что «сербский, хорватский и боснийский язык были выделены намеренно. Я считаю, что надо
говорить о едином сербско-хорватском языке и его многочисленных диалектах. Язык един! На нем разговаривают
три народа: сербы (православные), использующие кириллицу, хорваты (католики), использующие латиницу, и
боснийцы (мусульмане), использующие «арабицу». Теория существования отдельного боснийского языка — чистой
воды фантазия, так как мусульманский боснийский диалект отличается от сербско-хорватского языка только
большим числом тюркизмов, подавляющее число которых еще и относится к религиозной жизни мусульман. В
сербско-хорватском языке вы найдете и слово «продавница», означающее магазин, и слово «дучан», означающее то
же самое, а еще точнее, дучан — это «мала продавница», маленькая лавочка, магазинчик. Дучан — так скажет и
босниец, потому что это слово произошло от арабского слоа дуккан, или духан, означающее маленькую лавочку,
магазинчик, где, кстати, можно было раньше мужчинам и попить чай. (а женщины пили чай отдельно).
В этом же словаре есть слово «хиляда», то есть, тысяча, и слово «тисуча», означающее то же самое, просто
среди сербов распространено «хиляда», а среди сербов «тисуча». В этом же словаре есть слово «хлеб» (понятно
и так) и слово «круг», тоже означающее «хлеб». Просто сербы говорят «хлеб», а хорваты «круг», намекая на
круглую форму хлеба. Поэтому продавец сразу определит, серб перед ним, или хорват. В русском же то же самое!
Кто-то скажет «дайте один хлеб», кто-то «дайте булку хлеба», и кто-то «дайте батон хлеба», и я скажу, что
первый будет или иностранец, или тот, для кого этот язык неродной, а второй человек будет ленинградец,
северянин, а третий будет южный русский, а москвич будет «акать», а волжанин «окать». Кто-то напишет
«облапал», а кто-то «облапошил», «облапошил», а кто-то «ощупал», — и все это будет правильно. И придает
слову особую прелесть! Но первое слово характерно для украинско- или белорусско-русского диалекта, второе
слово — для уральского русского диалекта, а третье для Москвы и севера России. Но разве это имеет значение?»
ВАЛЮТА. Вообще-то местные деньги — это боснийский марки, официально в банках она пишется «ВАМ», но в
повседневной жизни, например, в магазине, используется аббревиатура «КМ». Один доллар – это 1,63 КМ.
Удивительно, страна в тяжелом экономическом положении, высокая безработица, а курс «тяжелый» и устойчивый.
Вообще-то в Боснии предпочтение отдают евро, чем доллару. Ну, уж не знаю, почему. Может, американцев меньше
любят…
Хочу сразу предупредить – цены в Сараево, как и во всей Боснии – высокие. Вообще-то Югославия и двадцать
лет назад отличалась дороговизной по всему социалистическому блоку. Но после войны они показались мне
недосягаемыми. Один литр водки – 10 долларов (15 КМ). В Ташкенте – такой же продукт такого же качества – 2
доллара. Мясные и колбасные – тоже не низкие. Правда, мясные копчености, молочные продукты местного
производства очень вкусные. Чертыхнувшись и поворчав, но я кое-чего из продуктов прикупил – подарки для
узбекских гурманов.
Поездка на трамвае или автобусе в Сараево стоит 1,20 КМ, билеты можно приобрести в киосках города. Сам,
правда, на общественном транспорте не катался.
Средняя зарплата – 350-400 евро. Для страны, пережившей войну, эти объемы неплохие. Вот в Узбекистане, к
примеру, войной и не пахло, есть промышленные предприятия, экспортируем хлопок и золото, в общем, много чего
делаем, а доход на душу населения – 20 баксов в месяц, минимальная зарплата установлена на уровне 5,4
долларов. Вот и думайте, почему это так.
ТЕЛЕФОННАЯ СВЯЗЬ. Хочу стразу сказать для будущих туристов в Боснию: международные телефонные переговоры из
Сараево непомерно дороги. Поэтому подумайте, стоит ли звонить по малозначимому поводу домой. Общественные
телефоны принимают карты с номиналами 50 единиц – 5КМ, 100 единиц – 8КМ, 200 единиц – 15КМ. Эти карты
нетрудно приобрести во многих газетных киосках. Мобильные телефоны функционируют в стандарте GSM. За 50КМ в
магазинах гостелекоммуникации следует приобретать SIM-карты.
ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ. Следует помнить, что в Сараево шли бои, и до сих пор в стране остались неразорвавшиеся
снаряды, а также мины. По оценкам экспертов, их насчитывается более миллиона. На Глобальной встрече нам
раздали карту минных полей Боснии и Герцеговины. Ужас – вся страна в сплошном кольце мин. Поэтому
неудивительно, что ежегодно десятки людей подрываются на этих боеприпасах. Приведу статистику: в 1992-1995
годы погибло и пострадало 3,3 тыс. человек, в 1996 году — 632, в 2003 году – 54. Основная часть из них – это
дети.
Поэтому я не удивился, когда по приезду с нас потребовали данные по группе крови – это подстраховка на
всякий случай.
Два года назад трое подростков, играясь, не заметили, как забежали на заминированную территорию, и
подорвались. Самое страшное, что они еще были живы несколько часов, но их невозможно было сразу оттуда
достать. Потому что саперы не могли также легкомысленно бежать по полю. Прибывшие по тревоге военные
приступили к работе и медленно, шаг за шагом приближались к пострадавшим. Я сам видел, как сложен и опасен
этот процесс (ездили на такую территорию за городом, где работают специалисты разминирования). Но было
поздно.
Родители погибших детей подали в суд на руководителя минного центра. Два года шло судебное разбирательство,
было доказано, что никак иначе поступить было нельзя. Когда я поинтересовался у переводчика Дино, а почему
не сняли пострадавших вертолетом, мол, подлетели бы и на весу взяли бы на борт детей, тот подумал и
неуверенно ответил, что не знает. Но мне потом сказали, что вертолетов в Боснии нет.
Есть целые кварталы в Сараево, куда ходить не рекомендуется. Потому что разминирование там еще не
произошло. Да и никто не может дать гарантию, что после разминирования вдруг неожиданно не «вылезет» мина.
За несколько дней до саммита в городе погибла женщина. Она копалась в огороде, и ее лопата наткнулась на
мину, которая, как считают специалисты, под ливнем сползла с гор. Всего за первые месяцы 2004 года погибло
три и ранено тоже три человека.
Многие здания до сих пор хранят следы войны. Я видел руины, следы пуль и снарядов на стенах домов.
Впечатления не из приятных. Очень много пулевых отверстий на уровне 2-3-х этажей. Мне пояснили, что во время
войны грабители стреляли по этим квартирам (вторые этажи всегда считались престижными и там жили
состоятельные люди). И если наследующий день на окнах появлялись заплатки, то становилось ясным – там живут
люди. Если нет, значит, дом брошен, можно лезть и грабить…
За городом дома практически были уничтожены — или их подрывали беженцы, чтобы имущество и здание не
достались врагу, или от бомб и снарядов авиации и артиллерии. Это были, судя по каркасу, маленькие, но
уютные двух этажные домики. В таких я бы не отказался пожить.
Я представил, что в них жили люди, которые хотели мира и спокойствия, желали счастья своим детям… А теперь
там селятся беженцы (если дом еще в какой-то степени пригоден к жизни), которые не довольны своим
существованием.
Нас как-то привели на одно из таких мест, и с высоты горы показывали по городу, как по карте, как проходила
линия фронта, где шли бои, откуда били пушки и танки, где находились мины. Кстати, мы увидели огромное
количество белых пятен. Лишь потом подъехав к ним, поняли, что это могильные плиты. Поверьте, это было
страшно. Огромный город в пятнах кладбища.
Наш проводник – Дамир Атикович, бывший военный и нынешний координатор ICBL, рассказывал все это с
подробностями, не скрывая своего ужаса от того, что друзья воевали с друзьями, соседи – с соседями. Мы молча
его слушали и переживали с ним.
Тут подошел какой-то старик, житель поселка. Он пытался что-то кричать, говорить, но мы его не понимали.
Потом, поняв, что мы иностранцы, он стал винить нас во всех грехах, что это мы довели страну до такого
состояния. Особенно ругал США, мол, это они стравили нас друг на друга, а до войны в Югославии жилось
хорошо. Дамир сумел успокоить его. Но все равно стало ясно, что чужаков здесь не очень приветствуют.
В этом я убедился 6 мая, когда с коллегой из Казахстана Махаббат Еспеновой вышел в старую часть города. Там
мы попросили двух девушек, одетых в джинсы, сфотографировать нас на фоне городской ратуши. Однако те
проигнорировали. Я вновь повторил просьбу по-английски. Девушки даже не повернули в наши стороны головы, они
перешли на другой тротуар, и пошли дальше. Такая явная демонстрация презрения и нежелания контакта меня,
например, задела. Я вслед негромко произнес пару крепких слов на узбекском языке. Махаббат меня поняла.
Впрочем, хорошо, что не крикнул им вслед на Великом и могучем русском, иначе девушки (которые наверняка
уловили смысл слов) могли позвать на «разборки» сограждан, и тут нам бы никто не помог.
Поэтому рекомендую не «заводиться», держать себя в руках. Как мне сказали, что еще несколько лет назад
город разделяла невидимая черта: с одной стороны проживали сербы, с другой – мусульмане. И любая стычка
могла породить новый конфликт. Сейчас такая граница несколько размыта, но шанс получить в глаз всегда
остается.
Переводчица Светлана Фабиянч-Грбич рассказывала, что в прежние времена хорошо жилось тем, кто работал в
полиции или служил в армии. «У этих людей были огромные льготы», — подчеркивала она. Оказывается, служители
правопорядка и силовых структур могли быстро получить квартиры, причем порой бесплатно, им устанавливались
высокие ставки заработной платы, наверное, это было свойственно любой полицейско-милитаризированной стране.
И они оказались в числе тех, кто проклинал Горбачева за распад социалистического лагеря, потому что первым
делом свой статус теряли именно военные.
Свой статус они «отрабатывали» уже на гражданской войне, и тут одни не щадили других. Видимо, это послужило
тому, что миротворческие силы встали на пути враждующих сторон. Я видел в Сараево итальянских военнослужащих
– девушки в пятнистой форме ходили по городу, но вид у них был явно не устрашающий.
В настоящее время быть служителем правопорядка не столь модно. Как я понял, полиция не представляет особую
силу в стране. Хотя и с преступностью нет особых проблем. Хотя замечу, что это мои личные впечатления.
ЖИЗНЬ. Жители считают, что жить в Боснии и Герцеговине не просто. Согласен. Одни мины чего стоят. Но меня
поразило и то, что государство предоставляет какие-то льготы и пособия для тех, кто придерживается
исламского образа жизни. Если в семье все живут по шариатским традициям и заветам Корана, то можно и не
работать – денег хватит на повседневные мелочи. За правдивость информации не ручаюсь, поскольку это из уст
местных жителей не услышал — мне рассказал об этом один из бывших российских миротворцев.
Да, еще, маршала Тито в Боснии уважают за то, что он им дал право на самоопределение, и не ущемлял их прав.
Тито вел очень правильную национальную политику!
НЕМНОГО О РЕЛИГИИ. Тут я привожу текст своего друга – переводчицы из Венгрии, которая расписала специфику
национально-религиозной жизни Балкан (большое ей за это спасибо): «Надо сказать, почему получилось так, что
Босния стала мусульманской. Просто эта территория находилась между Сербией и Австро-Венгрией, поэтому
правители Боснии вынуждены были допускать свободу вероисповедания, выбирать православие или католицизм.
Потому что в Сербии было только православие, а в Хорватии только католицизм. Поэтому там не было свободы
выбора. Пользуясь такой свободой выбора, (а гонений не было, это я заявляю решительно, была только агитация)
так в Боснию проник и ислам. А распространился он там потому, что по сравнению с христианством он был более
демократичен и доступен, и он вначале не противопоставлял себя другим конфессиям. Это было самое главное —
он не противопоставлял себя другим. А православие и католицизм только то и делали, что наперебой утверждали,
что именно их вера лучше! Что и отвернуло от них народ в поисках такой веры, которая бы не
противопоставляла! А вот со временем уже произошло резкое культурное и политическое размежевание в среде
местного населения, и боснийские мусульмане хотели подчеркнуть тем, что называли себя «бошняци», именно
этническое отличие боснийцев от других мусульман. «То е све, Алишер, ништо више», как я бы сказала,
подытожив, находясь с вами в Сараево. («это все, и ничего более») . И это понял бы и серб, и хорват, и
босниец.
Национальности «босниец» в том смысле, как мы понимаем, не было. И поэтому исторически сложилось, что
босняки-мусульмане компактно проживали в городах (Сараево, Мостар, Травник) в центральной и в восточной
областях, а в сельских районах — сербы. Да, язык, использовавшийся в боснийской (мусульманской) литературе и
публицистике, имел свои особенности, поскольку в этой «арабице» были и знаки, принятые для обозначения
некоторых звуков сербско-хорватского языка. И именно этим языком очень гордились и гордятся боснийцы, потому
что он отражал их этнос как такую мусульманскую культуру, которая не порвала саязей со славянской культурой
и языком. Например, сюжеты были характерными сербскими, а образы — характерными для мусульманской и
восточной поэзии. Короче, боснийский язык — это такой сербско-хорватский язык, в котором турцизмы, арабизмы,
архаизмы и диалектизмы возведены в ранг литературной нормы. Разница между сербским и хорватским, и
боснийским — только лексическая. Некая лексика более распространена среди сербов, а некоторая — среди
хорватов. А некая — среди боснийцев. Но абсолютно все слова понятны и общие для языка. Их можно найти в
большом сербско-хорватском языке, в тольковом словаре этого языка. Не знаю, есть ли такой в России или в
Узбекистане. Так что, повторяю, сербско-хорватский язык — это единый язык трех народов трех разных
вероисповеданий: православных,католиков и мусульман. Собственно, этого же хотел и Гаврило Принцип — единого
балканского государства, с единым языком трех народов, а не немецкого государственного языка Австро-Венгрии.
Поэтому он и стрелял в наследника австрийского престола».
ЕЩЕ КОЕ-ЧТО. Электроснабжение – 220 вольт, вилка для розетки – с двумя зубцами (евростандарт).
Автолюбителям следует помнить – движение здесь правостороннее. Сараево находится в Центрально-Европейском
часовом поясе, так же как и Париж или Берлин. Погода – отличная. Если дождь идет, то недолго. Пока я был в
стране, то стояли солнечные дни.

ПРИКОЛЬНАЯ ИСТОРИЯ.
Был прием по поводу открытия Глобальной встречи. Участвовали не только сто
исследователей из 70 стран, но и крупные международные тузы и местные бонзы. Высший свет, одним словом. Все
стояли в очереди за спиртным. Официанты не торопились. Они открывали пиво и наливали пенящую жидкость в
бокалы с такой скоростью, что складывалось впечатление – их схватил столбняк. Прибалты по сравнению с ними
могли отдыхать!
У меня и у некоторых товарищей охватил зуд нетерпения. Потому что свою порцию мы могли получить к концу
мероприятия. Когда прошло 15 минут, а очередь как бы и не рассосалась, я не выдержал, нагло взял со стола
две бутылки пива, отошел в сторону и открыл одну. Как и принято в Союзе – одной бутылкой другую. У рядом
стоявших парней и девушек глаза полезли на лоб.
— Извините, а как вы это сделали? – спросили они.
Пришла очередь удивляться мне:
— Гм, очень просто! – я взял третью бутылку и открыл ею вторую. Те внимательно смотрели за моими
движениями. Пришлось показывать в замедленном варианте как в кино. Никогда не думал, что обычная привычка –
открывать все без открывашки – здесь может быть «эврикой».
— А если у вас только одна бутылка, то как откроете? – последовал очередной «коварный» вопрос.
Я решил, что следует придерживаться правила «меньше слов и больше дела»: приставил бутылку к краю стола и
ударил ладонью по крышке – и она слетела. С шипением из бутылки показалась пена пива.
Изумленная толпа стала хватать алкоголь и на глазах обалдевших официантов открывать бутылки.
«Подражательство» – вещь заразительная. У одних получалось сразу, другие мучились, но добивались своего.
Какой-то парень сцепил бутылки крышками и нажал. Открылись обе емкости, но все рядом стоявшие оказались в
пиве. Хорошо, что это были его друзья.

7 мая 2004 года. ЭПИЛОГ

Особого окончания рассказа не ждите. Прилетел я домой нормально и без проблем. А впечатления о стране
остались самые приятные.
Отдельно хотел бы поблагодарить переводчиков Светлану Фабиянч-Грбич и Надежду Кокотович, студента
факультета русского языка Дину за их терпение, внимание и гостеприимство.
(Ташкент-Белград-Сараево, 2-7 мая 2004 года)