ЭЛЬФИОПИЯ

I.

В предыдущей серии, то бишь в повести «Путешествие в Средиземье», я рассказал о том, как группа смельчаков отправилась на раздолбанном микроавтобусе по городам Северной Эфиопии. Много воды утекло в Голубом Ниле за прошедшие два года. Александра Баррикадовича я встречаю лишь случайно на разных презентациях и приемах, а с Валерой Мармышом общаемся в основном по Интернету. Коллектив «Вокруг света» на меня вообще обиделся за нежную дружбу с «Их нравами», а поскольку оттуда в «Их нравы» перетекает всё больше народа, неприязнь имеет тенденцию к усугублению. Только с одним участником эфиопского турне 2003 года удалось пообщаться вживую совсем недавно: несколько дней назад, в самый последний день в Аддис-Абебе, в ресторане ко мне подошел человек и спросил, я ли Николай… Это был Петрос. Да, да! Тот самый «брат Петрос», который два года назад провожал нас в аэропорту с рулоном туалетной бумаги в руках, оставшимся ему на память от нашей группы. И который научил, что не надо экономить на транспорте на суровых эфиопских дорогах.

Петрос был явно обескуражен; пот выступил у него на лбу. Он так надеялся, что брат Николай пришлет ему группу из России. Но после того, как главный редактор «Их нравов» Дмитрий Воздвиженский был искусан клопами в предоставленном Петросом отеле (если можно так вообще выразиться), я как Володя Ульянов сказал себе: «Мы пойдем другим путем!».

Давно известно, что в определенное время и в определенном месте в воздухе начинают кружиться определенные идеи. Например, революцонные. Но это в глобальном смысле. А в более узком – менее глобальные. Так, два года тому назад у меня возникла идея совершить путешествие по стопам Александра Булатовича. Если кто сильно заинтересуется им, его путешествиями по Абиссинии и его книгами, то милости прошу на сайт «География.Ру»– там все выложено практически в полном объеме. Одновременно такая идея пришла в голову Леониду Круглову. А поскольку я с ним лично не знаком, то и в его планы посвящен не был. В октябре 2003 года он вместе с Сергеем Вертеловым совершил путешествие по долине реки Омо, снял фильм «Черный лев» и показал его на REN-TV. Фильм я внимательно посмотрел, одобрил и публично похвалил, но от своих планов не отступил. И в марте 2005 года совершил схожее путешествие с аналогичными целями и задачами – съемки сюжетов в рамках программ «Русский экстрим» и «Их нравы». Вместе с Сергеем Веретельником. Так что разница между мной и Кругловым минимальна. К тому же, вместе с нами в творческой группе был Дмитрий Сокольский, внешне очень на Круглова похожий. Поэтому у многих эфиопских товарищей могло появиться состояние дежа-вю, как например у того сторожа дворца Менелика Второго на холме Энтото, куда Круглов якобы проник с большими затруднениями, а мы попали, заплатив при входе 20 бырр. Отсюда проистекает мораль:

ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПЫТАТЬСЯ ПОПАСТЬ НА ЗАКРЫТЫЙ ОБЪЕКТ ПРОВЕРЬ НАЛИЧИЕ КАССЫ!

Цели нашей экспедиции были шире, чем у Круглова. Необходимо было собрать научные доказательства того, что Эфиопия – это Средиземье Толкиена. Здесь есть Гондэр, есть Рохан. Церкви Лалибелы, несомненно, были созданы гномами, и только впоследствии стали использоваться как церкви, а до этого служили их подземными жилищами. Это еще не всё… Как называлась должность камер-пажа у абиссинских царей (нэгусов-нэгести)? Эльфинь-ашкер. Подумайте: ЭЛЬФинь-ашкер!!! То есть первоначально эту должность занимали эльфы или их потомки, и было это в относительно недавнее время.

В связи с чрезвычайными задачами, стоявшими перед нашей экспедицией, подбору её участников было уделено особое внимание. Любой экспедиции нужен доктор. У нас эту должность выполнял Александр Редько, он же – Доктор Смерть. На худой конец, его оперативное вмешательство могло ограничиться грамотной и безболезненной эвтаназией, поскольку в нездоровом тропическом климате серьезные ранения заживают плохо. На случай захвата воздушного судна у нас был пилот Георгий Федин (Жорж). На случай необходимого погружения – дайвер Костя Букарев. Для проведения спецопераций вроде бесшумного устранения несговорчивых племенных вождей – Дмитрий Сокольский (Киллер). В качестве универсального толмача – Дмитрий Хаустов, владеющий в совершенстве языком мимики и жестов. Для фиксации сенсационных научных открытий в группе находилось 7 операторов и 8 фотографов. Понятно, что по своему размаху экспедиция не имела аналогов и вряд ли будет иметь таковые в обозримом будущем.
Для полноты картины следует добавить, что с группой следовал Эраст Фандорин, решивший на время сменить «Турецкий гамбит» на Гамбит Эфиопский. Если читатель думает, что автор окончательно выжил из ума под воздействием паразитов, проникших в кору головного мозга, советую прочитать «Эльфиопию» до конца.

II.

Самый метод работы команды брата Петроса натолкунул на мысль, как правильно организовать путешествие по Эфиопии. Они никогда ничего не бронировали заранее, хотя и брали деньги вперед. Звонили по дороге в гостиницу и заказывали номера. Просили по 35 долларов за комнату, стоившую на деле не дороже 5-ти. Непредсказуемость эфиопских дорог оправдывала такие гостиничные импровизации, в то время как шестикратное задирание цены иначе как наглостью наших провожатых объяснить было нельзя. Машина, от которой колеса отлетают сразу после съезда с асфальта – тоже не самый лучший вариант. Если кто им заинтересуется, то могу дать координаты эфиопской компании, которая предлагает джипы 1987 года выпуска по цене 95 долларов в сутки (с водителем и топливом). Лично я предпочел вариант кондиционированной «Тойоты» Land Cruiser 2000 года по цене 130 долларов в сутки. За всё время экспедции шины лопались три раза, что на четыре машины не так уж много. У машины, служившей «полевой кухней» в последний день аренды камнем из под колеса несущегося впереди джипа разбило ветровое стекло, но это уже чистый форс-мажор, к делу мало относящийся.

Поскольку нам предстояли ночевки в кемпингах, где ресторанное питание вряд ли было возможно, нами был ангажирован повар, вернее, повариха – лопоухая амхарка по имени Маси, сразу получившая русское имя Мася. Она оказалась наредкость толковой девушкой, отлично владевшей английским. По приезду в Аддис-Абебу мы сразу же отправились в супермаркет, который в стереотипно голодной Эфиопии выглядел так же, как в Советском Союзе – продуктовый отдел «Березки». После того, как Мася поняла, что «фаранджи» заплатит за всё, она начала безудержно заполнять тележки продуктами, которых могло бы хватить на прокорм как минимум одной дивизии.

Здесь необходимо сделать важное пояснение. Есть два пути «проникновения» в долину реки Омо: восточный (Левобережье) и западный (Правобережье). Левобережье граничит с Кенией, Правобережье – с Суданом. Путь к Левобережью лежит через Арба-Мынч, путь к Правобережью – через Джимму, хотя есть возможность после Джиммы переправиться через Омо и проехать через Содо к Арба-Мынчу. Переправиться через реку вне этого моста можно только в отдельных местах с сухой сезон. А посему совмещенное путешествие по Правому и Левому берегу возможно только если на том берегу ждет уже другая машина. Правый берег – более «дикий», и если уж направляясь туда запасаться продуктами, то делать это нужно «под завязку». Дороги здесь плохие, в сезон дождей вообще непроходимые. Добраться до Озера Рудольфа (Туркана) на машине вообще крайне затруднительно. Нужно быть готовым к тому, что большую часть ночей придется провести в палатках, при этом даже не в кемпингах. Времени этот маршрут требует также поболе. Но зато здесь есть национальный парк Омо и племена менее прирученные туристами.

На Левобережье – неплохие, местами просто отличные дороги, достаточное количество одинаково неплохих гостиниц с чистым постельным бельем. Проблем с запасанием воды и пива нет никаких. Есть достаточно крупный национальный парк Маго, хотя зверей в нем не так уж много. Мы видели несколько крупных птиц и крокодилов средних размеров. Но при этом в этнографическом плане этот край богаче.

Как я писал уже в «Путешествии в Средиземье», эфиопские гостиницы не подпадают ни под какую «категорийность». Как и в России, в этой чудной стране во всем чувствуется какая-то милая бестолковость и недоделанность. В дорогом по местным меркам отеле в номере может не быть мыла и горячей воды (зачастую вообще никакой), а подходы к бунгало усеяны таким крупным булыжником, что можно запросто подвернуть ногу. На насекомых вообще советую не обращать внимание – главное, чтобы не было клопов. И это, впрочем, не самое страшное.

В самом «крутом» на нашем маршруте отеле «Swaynes» в Арба-Мынче зайдя в санузел я обнаружил под толчком унитаза тарантула величиной со среднего краба. Может, он и не замышлял ничего плохого, просто жил себе под пластмассовым толчком, редко беспокоимый туристами. Да простят меня наши «зеленые», но я его всё-таки утопил в унитазе, ибо рисковать задницей по пустякам не вижу никакого смысла.

Что касается цен на проживание, то нужно ориентироваться на сумму 60-90 бырр за одноместный номер в простенькой гостинице (1USD = 8,6 бырр), 150 бырр в хорошей, 200 быр в очень хорошей, 300 быр в ну очень хорошей гостинице (в центре Аддис-Абебы). Цены за двухместное проживание выше процентов на 20. Нашему гиду Пини (Бени), который ведал оргвопросами, я при первой же встрече сказал, что если будет мухлевать с гостиницами, как мой экс-братишка Петрос, то щедрых чаевых не получит. Бени проникся, и должен сказать, что это было мое первое африканское путешествие, оставившее чувство, что меня не дурили как последнего гучумбу («гучумба» — «чужак, иностранец» в кушитских языках, аналог амхарского «фаранджи»).

Палатки мы везли с собой, но за перевес в конечном итоге пришлось заплатить столько, что при повторной его оплате на обратном пути цена каждой палатки выросла бы вдвое. Поэтому палатки я временно оставил у Бени на тот случай, если кто-то из нас сподобится сюда вернуться и ими воспользоваться.
Самым толковым из наших «ашкеров» был, однако, не Бени, а водитель Муле, который оказался не просто водителем, но ещё и гидом. При этом не только по Южной Эфиопии, но и соседнему Судану. Он говорит, что по Судану ездить сейчас можно относительно спокойно, просто придется периодически отстегивать местным ментам мзду за право проезда. Ну, уж этому нас учить не надо.

III.

Итак, волею судеб, вечером 17 марта 2005 года наш караван в составе 4 джипов с пассажирами, одного джипа с полевой кухней, и общей людской русско-украинско-эфиопской численностью 23 человека двинулся на юг от Аддис-Абебы по удивительно гладкому шоссе, проложенному южнокорейскими специалистами. Признаюсь, что после северного эфиопского бездорожья 2003 года скорость нашего передвижения меня несколько озадачила. Уже через два часа мы достигли озера Зивай и одноименного городка, где и заночевали. На следующий день мы с ветерком проехали аж до озера Абая и города Арба-Мынч, лежащего на «перешейке» между названным озером и озером Чамо. В этих озерах водятся большие крокодилы, а к востоку лежит национальный парк Нахчисар. По дороге ничего необычного и экстремального не происходило, за исключением небольшого недоразумения с местными растаманами. Эфиопия, как известно, является колыбелью их учения, осененного скипетром императора Хайле Селассие I, которого растаманы почитают так же, как и Боба Марли. Мы тоже уважаем Хайле Селассие I, много сделавшего для Эфиопии, но нашим сдержанным уважением нельзя злоупотреблять.

Мы заехали в их «духовную миссию». Пообщаться, поснимать. Общение прошло в теплой и дружеской обстановке, но потом, как это водится, ко мне подошел «главный растаман» (судя по дреду) и попросил денег (как это обычно водится у эфиопов). Немного – 1000 бырр. «А сто бырр не устроит отца русской демократии?» — поинтересовался я у него. «Что такое сто бырр? Разве это деньги?» — усмехнулся растаман. «Для Эфиопии это деньги» — отрезал я голосом, выражавшим окончание аудиенции. Возможно, он собирался еще поторговаться, но в дело вмешался Костя Букарев, очень вежливо попросивший нашего друга вернуть ему зажигалку, который тот позаимствовал некоторое время тому назад для того, чтобы раскурить очередной «косячок». На вопрос о зажигалке, которая была дорога Косте как память, растаман рассмеялся и сказал, что зажигалка давно потеряна и что стоит о ней вообще забыть. Умиротворенная и вполне дружелюбная улыбка быстро сошла с лица старого растамана тогда, когда Костя очень вежливо, и при этом очень кратко, объяснил ему, что если через пять минут зажигалка не будет возвращена, сам растаман, скорее всего, будет убит, а его «просветительский центр» сровнен с землей. Могучая фигура Кости служила наглядным подтверждением того, что такая перспектива более чем реальна. Растаман скрылся за воротами и появился снова спустя четыре минуты, неся зажигалку. На прощание, всё же, Костя подарил ему 50 бырр, чтобы тот смог купить себе зажигалку, даже много зажигалок, дабы любимый косячок никогда не затухал в зубах растаманских.

Вечером в гостиничном ресторане под пиво мы исполнили гребенщиковскую «Русскую Абиссинскую» («Лой-быканах») по тому же принципу, что и сам БГ: начинает один человек, потом поют двое, потом трое и т.д. В конечном итоге грянул хор из 16 голосов. Наши эфиопы были несколько обескуражены, поскольку и без того русские казались им какими-то диковатыми, а тут еще затеяли пение на непонятном языке. Борис!!! Вы каком языке песню писали? Я решил проявить ученость и предположил, что песня эта – на языке геэз, мертвом «церковнославянском» языке эфиопов. Поэтому люди светские и приземленные, вроде нашей поварихи Маси, таких песен не понимают. Но в любом случае, хоровое исполнение «Лой-быканах» под небом Эфиопии носило символический, сакральный характер…

IV.

Из Арба-Мынча 19 марта мы направились сначала в Ченчу – деревню в 40 км к северу от города. Там, высоко в горах, живут ткачи народности дорси. Ткут яркие накидки, штаны, шляпы и т.п., но внешне ничем не отличаются от тех же галласов (галла) или сидамо, по краям которых мы проезжали. Гораздо большее впечатление произвела окружающая природа – хвойные леса, как в Карпатах, и раскинувшиеся внизу, словно крылья гигантской серебристой птицы, два озера – Абая и Чамо, над которыми низко-низко нависли белоснежные кучевые облака. Здесь близко экватор, а горы делают и небо ближе, и потому небо имеет мягкий нежно-голубой цвет. При этом оно кажется больше, чем даже у нас за городом. И становится как-то тепло и светло на душе… Я думаю, не только из-за красок, но ещё потому, что на Родину возвращаться всегда хорошо. Великий Африканский разлом, по которому мы движемся к югу – прародина всего человечества. И еще большой этнографический музей под открыым небом.

Лет десять назад европейцев было здесь на порядок меньше. Сто лет назад их здесь почти не было. Первым описал эти края Александр Ксаверьевич Булатович в 1898 году, а первым губернатором Экваториальной Эфиопии стал тоже наш соотечественник Николай Леонтьев. Правда, потом он несколько зарвался, так, что Менелику пришлось его выслать из страны, но тем не менее именно России принадлежит заслуга в том, что эти земли были присоединены к Эфиопии и удержаны в её границах.

Наша экспедиция носит громкое название «Дорогой русских исследователей Африки». Но это для пиара. На деле же, непонятно, как её называть правильнее. К примеру, тот же Булатович жил на Украине и похоронен там же. А первым из подданных Российской Империи в Абиссинии побывал Манучар Качкачишвили как минимум на 120 лет раньше Булатовича. Я президенту Саакашвили письмо напишу – организуем вместе экспедицию «Дорогой (великих) грузинских исследователей Африки». Деньги он получит там же, где и зарплату получает – из фонда Сороса, а их распределением займусь я сам…

В БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ТУР ПО СТРАНАМ АФРИКИ ОТПРАВИЛСЯ ПЕВЕЦ ШУРА. ЦЕЛЬ ЭТОЙ ГУМАНИТАРНОЙ АКЦИИ – ПОКАЗАТЬ ГОЛОДАЮЩИМ ДЕТЯМ КОНТИНЕНТА, ЧТО ГОЛОД – ЕЩЁ НЕ САМОЕ СТРАШНОЕ В ЖИЗНИ…

(народный анекдот)

Можно много и долго рассуждать о глобализации, о влиянии культур и цивилизаций друг на друга. Африка, пережившая период колониализма, являет собой наиболее удобный предмет для этих рассуждений. Эфиопия, во времена Менелика II сама являвшаяся «колониальной державой», стоит немного особняком, ибо сумела отстоять свою независимость от европейских государств. Но 2500 лет тому назад она сама подверглась мощному культурному влиянию южноаравийских царств, в результате чего и родилась уникальная эфиопская цивилизация.

Я так скажу: не надо бить себя в грудь, мол «мы, белые, поработили черные народы Африки, и продолжаем их портить и развращать по сию пору». Не всё так просто. Конечно, европейские колонии в Африке – штука не очень хорошая, но и после ухода белых лучше не стало. Просто грабить народы Черного Континента стали «автохтоннные» (эндемичные) чиновники и племенные аристократы. Как и в экс-СССР: вместо партноменклатуры – новая «элита». Не надо строить из себя и Мать Терезу: кажущаяся бедность здесь не нищета в нашем понимании, а образ жизни. Люди жили здесь так и сотни, и тысячи лет назад, просто футболок не носили и воду пили не из пластиковых бутылок. Живут ли в нищете пигмеи? Или бушмены? Нет, они живут естественно, как жили их предки. Со своей системой ценностей. Без иностранной гуманитарной помощи.

Часто можно слышать мнение, что в потребительском отношении к европейцам и вообще в исчезновении «эндемичной и аутентичной» культуры виноваты туристы. На самом деле, влияние международного туризма на менталитет нации не так уж сильно, как может показаться. Наоборот, иногда даже оно помогает консервации каких-то элементов материальной и духовной культуры, которые под воздействием глобализации исчезли бы вовсе. Так они сохраняются хотя бы в форме «традиционных деревень» и представлений для туристов. Лучше хоть что-то, чем вообще ничего.

Наибольший вред наносили и наносят… духовные миссии и международные гуманитарные организации. Первые с остервенением пытаются всех африканцев обратить в христианство, вторые уже навели последних на мысли, что весь мир им должен. Я читал заметки одного миссионера, который посвятил достаточно много времени обращению племен мурси в апостольскую веру. Просто маньяк какой-то! Невольно приходит на ум печальный опыт Французской Полинезии, где такие же маньяки в сутанах сгубили цивилизацию «мореплавателей солнечного восхода».

Мы живем в многоуровневом мире, в котором всё относительно. Как относительна разница между так называемыми богатыми и бедными странами и народами, ибо на получение куска хлеба люди затрачивают здесь и там одинаковое количество энергии. А если кто-то хочет дотянуть уровень жизни жителей Буркина-Фасо до уровня Люксембурга, то дадим ему флаг в руки и отправим в Африку строить общество всеобщего благоденствия! Мы разные, и это прекрасно. К сожалению, этого не понимают маньяки, старающиеся причесать весь мир под одну гребенку.

В отличие от стран, испорченных «европеизмом», Эфиопия естественна. Здесь нет наигранности и «традиционных деревень». Все обряды, танцы, жилища, одежда, еда – НАСТОЯЩИЕ. Даже когда перед вами разыгрывают какое-то действо, то токмо для вашего удобства, а не для очковтирательства. В реальной жизни они делают то же самое, ведут себя так же. Так же одеваются, так же украшают себя. В этом отношении Эфиопия и интересна для путешественника. Она вообще вмещает в себя сразу несколько стран. Северо-Запад – это массивные нагорья, это монастыри и храмы, страна учености и восточно-христианского фанатизма. Это базальтовые стелы Аксума, горный монастырь Дебре-Дамо, скальные церкви Лалибелы и замки Гондэра. Это колыбель древнейшей африканской государственности, дожившей до наших дней. Восток – это равнины Данакиля, царство гордых кочевников-афаров и сомалийцев. На Западе, в долинах рек Собат и Баро живут нилотские народы ануак и нуэр. На Юге, в долине Омо и её притоков – чернокожие народы, говорящие на кушитских языках и на языках омотических (омотских), которых многие лингвисты относят к отдельной группе, отличной от кушитской.

3000 лет назад кушиты были единственной этнической группой, заселявшей эту часть Африки, от верховьев Нила до побережья Индийского океана. Государство Куш существовало с XIX века до н.э., а в 1080 году до н.э. стало независимым от египетских фараонов. В середине I тысячелетия до н.э. на территорию, зачеленную кушитами, проникают переселенцы с аравийского полуострова – предки современных арабов. Смешавшись с автохтонами, они формируют сначала этнос аксумитов, а в исторической перспективе и современных амхара, тыграй, гураге. Бывшая окраина древнего мира стала одним из важнейших его центров. В III-IV веках нашей эры Куш был завоеван поднявшимся государством Аксум, а двести лет спустя армия аксумитов дошла до нынешней Медины в Аравии. Круг истории замкнулся.

Культурный импульс, полученный от аравийцев, а затем и принятие христианства монофизитского толка поставили аксумитов и их прямых потомков в положение культуртрегеров среди своих теперь уже бывших кушитских собратьев. Амхарцы и тыграйцы стали смотреть на нехристианские (и не мусульманские!) народы как на дикарей, не заслуживавших уважения со стороны тех, кто ведет свою историю со времен царицы Савской. Разделение было как культурным, так и расовым (существует особая, «эфиопская» раса), ибо внешне «чистокровные» амхарцы скорее темнокожие кавказоиды, нежели негроиды. Размежевание существует и сейчас, несмотря на годы строительства социализма и связанного с ним обязательного братства народов.

V.

Если попытаться найти народы, описанные Булатовичем в его книгах «От Энтото до реки Баро» и «С войсками Менелика II», на современной этнолингвистической карте, то можно попасть в довольно затруднительное положение, подобно тому, в какое попал наш Доктор Смерть, когда поинтересовался у Бини, как называется диск, который женщины-мурси вставляют с свои раскуроченные губы. Доктор был очень обрадован, узнав, что диск называется «плеть». Пришлось ему пояснить, что скорее всего речь идет об английской «plate» — тарелке, поскольку диск её напоминает (так же, впрочем, как и пепельницу). После необходмых уточнений удалось выяснить, что диск называется «шекла». Однако дальнейшие расспросы самих мурси показали, что «шекла» — это амхарское слово, а мурсийское название данного предмета – «деби». Поэтому скорее всего следует предположить, что Булатович записывал названия встречаемых им народов со слов его проводников-ашкеров, которые были, естественно, амхарцами. Плюс ко всему войны, голод и вызванные ими миграции привели к почти тотальному изменению и без того пестрой этнической мозаики Экваториальной Эфиопии. Подобно тому, как «слоны идут на север» (пароль из анекдота про Штирлица), масаи (машаи у Булатовича) мигрировали почти на тысячу верст к югу, на территорию Кении. Пожалуй, только мурле можно на 100% идентифицировать. Но они сейчас живут в основном в Судане. Народ «сурма» тоже можно с трудом найти на этнографических картах. Сурма сейчас – целая группа малых народов нило-сахарской языковой семьи, в число которых входят мурси. Сурма – тоже амхарский термин.
Оставив в стороне всю эту путаницу, давайте обратимся к классической науке и рассмотрим, каковы есть кушиты.

Кушиты говорят на языках афразийской семьи, и последние можно разделить на 5 групп: 1) северо-кушитскую (кочевники беджа на Севере Эфиопии и в Эритрее); 2) центрально-кушитскую (агау; именно народ агау создал мудрую династию, к которой принадлежал царь Лалибела); 3) восточно-кушитскую: афар, сомали, сидамо, галла (оромо), консо, арборе (эрборе), дасанеч (гелеб), цамай, варази; 4) западно-кушитскую (омотскую, сидама), которую западные лингвисты уже выделяют в отдельную ветвь языков афразийской семьи: хамер, ари, диме, каффа, моча, гимирра, валяйта и т.д.; 5) южно-кушитскую (некоторые народности Кении и Танзании). Уже сейчас кушиты составляют большую часть населения Эфиопии, а галла (галласы у Булатовича) вообще являются самым многочисленным народом страны. Правда, в большинстве своем они христиане, так что с амхарцами у них, можно сказать, стратегическое партнерство. Афары и сомалийцы – мусульмане; именно они составляли основу войска Мухаммеда Гранье в XVI веке, когда христианская Абиссиния чуть было не пала под натиском мусульманских кочевых орд. В бассейнах Омо и Баро ни мусульманство, ни христианство не имеют доминирующего значения. Здесь свои, «традиционные культы и верования».
Какие этносы вообще населяют Эфиопию? Назовем экскурс кратко и ясно:

НАРОДЫ ЭФИОПИИ.

АМХАРА. 18.000.000 человек. Афроазиатская семья, семитская группа (далее для краткости языковая принадлежность будет обозначаться так: афроазиаты, кушиты и т.п.)

АФАРЫ (ДАНАКИЛЬ). 1.000.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

АГАУ. 180.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

АРИ. 160.000 человек. Афроазиаты, омоты.

АЛАБА. 130.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

АНФИЛЛО. 500 человек. Афроазиаты, омоты.

АНУАКИ. 45.000 человек. Нило-сахарская семья, нилоты. Живут в долине реки Баро.

АРБОРЕ (ЭРБОРЕ). 4.500 человек. Афроазиаты, кушиты.

АРГОББА. 10.000 человек. Афроазиаты, семиты.

БАИСО. 1.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

БАМБАСИ. 5.000 человек. Афроазиаты, омоты.

БАСКЕТТО. 58.000 человек. Афроазиаты, омоты.

БЕНЧ. 175.000 человек. Афроазиаты, омоты.

БЕРТА. 125.000 человек. Нило-сахарская семья, нилоты.

БИРАЛЕ. Жили до недавнего времени в районе Вейту. Были очень малочисленны (50 человек). К настоящему времени практически вымерли или смешались с соседними племенами. Языковая принадлежность не определена.

БОРО (ШИНАША). 20.000 человек. Афроазиаты, омоты.

БУРДЖИ. 35.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

ДАСАНЕЧ (ГЕЛЕБ, МЕРИЛЛЕ). 33.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

ДИМЕ. 7.000 человек. Афроазиаты, омоты.

ДИРАША. 50.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

ДОРСИ (ДОРЗЕ). 20.000 человек. Афроазиаты, омоты.

ВОЛАЙТА. 1.300.000 человек. Афроазиаты, омоты.

ЙЕМСА. 90.000 человек. Афроазиаты, омоты.

ГАМО-ГОФА-ДАУРО (КУЛЛО). 130.000 человек. Афроазиаты, омоты.

ГУРАГЕ. 1.900.000 человек. Афроазиаты, семиты.

КАФФИЧО. 600.000 человек. Афроазиаты, омоты.

КАРО. 250 человек. Афроазиаты, кушиты.

КОНСО. 150.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

ЛИБИДО. 37.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

МАДЖАНГ. 15.000 человек. Нилоты.

МЕЛО. 20.000 человек. Афроазиаты, омоты.

МУРЛЕ. 200 человек. Нило-сахарская семья, группа сурма.

МУРСИ. 45.000 человек. Нило-сахарская семья, сурма.

НУЭР. 65.000 человек. Нило-сахарская семья, нилоты.

ОРОМО (ГАЛЛА). 19.000. 000 человек. Афроазиаты, кушиты.

ТЫГРАЙЦЫ. 3.500.000 человек. Афроазиаты, семиты.

ЦАМАЙ. 9.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

ХАДИЙЯ. 950.000 человек. Афроазиаты, кушиты.

ХАМЕР (БАННА, БЕШАДА). 50.000 человек. Афроазиаты, омоты.

ХАРАРЦЫ. 22.000 человек. Афроазиаты, семиты.

ЧАРА. 7.000 человек. Афроазиаты, омоты.

Как ни кратковременно было наше путешествие (с 17 по 30 марта), мы проехали по землям как минимум половины народов из этого списка. Поначалу нас пугали тем, что самые недружелюбные люди – хамеры. Оказалось всё совсем наоборот…

VI.

Вечером 19 марта мы достигли городка Консо. В самом городке и вокруг него живет довольно многочисленный народ, который даже амхарцы считают трудолюбивее себя. Климат здесь достаточно засушливый, местность пересеченная, а что делают здесь ливни, смывающие плодородный слой почвы, мы видели, проезжая овраги величиною с Большой Каньон. Консо додумались строить террасы по склонам гор и холмов, для того, чтобы сохранить землю и влагу. Теперь ЮНЕСКО собирается включить эти террасы в свой реестр объектов мирового культурного значения. Скот консо держат в стойле, не выпуская его на «поля», а навоз собирают и используют как удобрения.
Консо вообще народ своеобразный. Например, у них практикуется обряд погребения, при котором на могиле ставится так называемая «вага» — деревянная статуя покойного. Правда, делается это не во всех случаях, а только когда человек погибает в бою или от зубов и когтей хищников. Бени нам показывал несколько раз эти статуи, называя их «тотемами». У других местных языческих народов никаких подобий кладбищ мы не видели.

Сам городишко Консо никакого интереса не представляет, но в двадцати верстах от него лежит деревня Гесергио. Местные гиды называют её New York Village. Дело не в архитектуре её хижин, а в пейзаже, который открывается за деревней: она стоит на краю широкого каньона, «стены» которого изрезаны эрозией так, что создается впечатление, будто перед тобой – ряд конусообразных, остроконечных башен. Зрелище грандиозное, однако едва ли смахивающее на Нью Йорк, каким он представлялся смотрящему на него с палубы парохода эмигранту из Бердичева.
Первый контакт с местным населением погружает нас в тяжелую реальность, с которой нам надо будет мириться в ближайшие несколько дней. Бени предупредил, что прежде чем фотографировать кого-то, надо договориться о цене. Обычная такса на Юге Эфиопии – 2 бырра.

— Один снимок обычно стоит два бырра, — предупредил Бени.

— То есть тому, кого я снимаю, я должен 2 бырра? – решил уточнить я.

— Да. И за каждый снимок – 2 бырра.

— И что же, они будут считать, сколько раз я нажму на затвор?

— Будут. Они очень догадливые.

Вырисовывалась перспектива, похлеще чем с зажравшимися «пирамидальными» бедуинами Египта. Дело не в копеечных двух быррах, просто сам процесс собирания гонораров «фотомоделями» дезорганизовывал процесс съемки как таковой. Справедливости ради надо сказать, что среди аборигенов попадались довольно сообразительные модели, которые правильно понимали, зачем к ним в деревню приехали люди с фотоаппаратами и видеокамерами: не просто поснимать немые манекены, а запечатлеть какое-то действо, жизнь деревни. Иначе в объективе оказывалось либо застывшее лицо, не выражавшее никаких эмоций, либо лицо, перекошенное злобой, губы, посылающие проклятия на голову того, кто замыслил не заплатить за съемки двух бырр («эти белые все жулики!»). Наиболее «продвинутые» жители деревни приглашали к себе во дворы и хижины, показывали свой быт, свою семью. И естественно, зарабатывали гораздо больше, чем жалкие два бырра. Улыбкой всегда можно заработать больше, чем угрозами.

Второе испытание ждало нас тогда, когда в тот же день, 19 марта, мы заехали в деревню народа арборе (эрборе)… На поляне выстроились разукрашенные арборейцы, при этом выстроились грамотно – в ряд. Напротив встали мы. Шестнадцать человек. В ряд. С виду это напоминало «стенку» на льду Москвы-реки на Масленицу 1914 года. Бени пошел договариваться с вождем племени насчет разрешения на съемки. Обычная такса в этих краях за «общее разрешение» — 30-50 бырр с машины. Но это разрешение – очень общее. То есть ни к чему не обязывающее. Всё равно снимаемому придется платить 2 бырры, или 10, в зависимости от того, насколько ты его задействуешь. А сниматься хотят все. Потому что план. У нас, у тех кто снимает на видео, свой план по планам (*план — кадр по телевизионной терминологии). У них – план по сбору денег с богатых белых придурков, которые приехали в «зоопарк» за дешевой экзотикой. В связи с тем, что вождь племени был пьян, он не мог держать ситуацию под контролем, да и вообще вряд ли кто-нибудь здесь мог хоть что-то контролировать. После того, как мы рассеялись и вошли в гущу аборигенов, начался полный беспредел: белые фотоохотники отбивались от наседавших черных фотомоделей как могли; наиболее физически крепкие вырывались за пределы деревни и снимали на длинном фокусе (*длинный фокус – увеличение) пока их не настигали разъяренные арборейцы, соображавшие наконец, что кто-то издали их снимает, не заплатив. Я просто не выключал камеру, нося её под мышкой. Поставить где-нибудь штатив если и удавалось, то только на пару-тройку минут. Единственным, что несколько разрядило ситуацию, было состязание по стрельбе из лука, которое организовал Сергей Пахомов. Я поставил на пенек коробочку из-под фотопленки и пообещал приз в 10 бырр тому, кто попадет. Стреляют арборейцы метко, так что коробочка долго на пеньке не простояла. Потом Сергей придумал соревнование по прыжкам в длину. Под занавес я собрал наиболее симпатичных и сообразительных ребятишек, порепетировал с ними немного и научил кричать в камеру хором «Русский экстрим». Последнее слово давалось им сложнее всего; получалось что-то вроде «Русский эсрим» или даже «Айскрим». В результате они всё-таки прокричали пару раз название программы правильно. Но взрослым не понравилось, что я учил их детей кричать в камеру какие-то непонятные, наверняка похабные слова. С большим трудом мне удалось добежать до машины. С ещё большим трудом машине удалось вырваться из кольца окружения и догнать наш автокараван, на полных газах удалявшийся от стойбища гостеприимных арборейцев.

Пришла пора приоткрыть карты и объяснить, зачем нам нужны съемки. С фотографями всё понятно, а вот видео нам надо для программ «Русский экстрим» и «Их нравы». Главными героями команды «Русского экстрима» у нас выступают Егор Бероев, он же Фандорин из «Турецкого гамбита» и его жена Ксения Алферова. Люди они очень любознательные, во многих вещах хорошо подкованные. Так что здесь они оба – очень даже в теме.
Сюжеты для «Их нравов» снимает оператор Петр Паничкин. Сегодняшее посещение деревни арборейцев его просто всбесило. И не только его. Меня тоже. Не знаю, как Алексея Бражникова, корреспондента «Их нравов». У него на лице всегда написано, что ему весело и хорошо. А вот Эдуард Резник, который тоже для «Русского экстрима» кое-что снимает, был настолько обескуражен при первой же встрече с арборейцами, что был готов сейчас же развернуться и уехать в Кению. Конечно, просто так уехать в Кению ему бы никто не дал, прежде всего пограничники, но видно было, что человек очень расстроен. Только Костя Букарев непоколебим, как скала.

Лучше всех себя чувствовали Доктор Смерть с Киллером, любители «глубокого туризма», которые начали стихийное братание с местным населением. И еду их попробуют, и напитков выпьют, и девок местных – красавиц – поцелуют. Вообще, я давно заметил, что в Африке многие впадают в состояние безудержного веселья. Видимо, колыбель человечества провоцирует приступы синдрома Питера Пена.
Кстати, это имя в Эфиопии лучше не произносить. «Гив ми э пен!» (Дай ручку мне!) – это обращение детворы и студенчества в этой стране стоит на втором месте после заклинания «Ван бырр!» (один бырр). Даже в учебнике английского языка, который коварные глобалисты спецально издали для развращения юных эфиопских душ, первая фраза так и звучит: “Give me a pen!”

Мини-словарик местного пиджн-инглиш выглядит примерно так:

1. Мистер, ван бырр! (Господин, один бырр, пож-та!)

2. Мистер, ту бырр! (Господин, два бырра, пож-та!)

3. Гив ми э пен! (Дайте мне ручку!)

4. Ай эм э стьюдент! (Я студент!)

5. Ай эм вери пуэ! (Я очень бедный!)

6. Ай эм вери хангри! (Я очень голоден!)

О просьбах дать денег на мяч для сколачиваемой деревенской (городской) сборной по футболу и (или) прислать по почте кроссовки я уже рассказывал в повести «Путешествие в Средиземье». Диалог с пареньком-хамером из нашего кемпинга в Турми, куда мы прибыли вечером 19 марта, привнес нечто новое в мою коллекцию «баек попрошаек»:

— Мистер, у вас есть русские доллары?

— Русских долларов не бывает. Есть американские доллары и русские рубли.

— Мне нужны русские рубли. Я студент ( см. словарь, №4), я собираюсь в Москву.

— О, как хорошо! Но у меня все равно нет рублей. Правда, если ты привезешь в Москву доллары, ты не пропадешь.

— Мистер, а у вас есть доллары?

— Конечно, друг мой (my friend!- очень распространенное обращение в Африке; к вам так обращаются даже тогда, когда в темном дакарском переулке приставляют нож к горлу и просят выложить наличность), у меня они есть, и я готов даже поменять их на бырры. Сколько тебе надо? 100? 1000?

— Тысячу.

— Ну что ж, я сейчас принесу доллары. А у тебя есть деньги для обмена.

— — — (См. словарь, №5)!

Вы можете спросить, как на всё это реагировать. В данном случае я громко рассмеялся. Ну не мог я сдержаться. Такой уж смешливый. Во всех остальных случаях предпочитаю вообще даже не смотреть в сторону приставалы. А если от меня кто-то что-то и получает, то я стараюсь подчеркнуть, что человек эти деньги именно заработал, а не выпросил. Показываю это не столько для него, сколько для окружающих, которые уже тянут руки за волшебным ванбырром. Диалоги же с обычными попрошайками меня только поначалу забавляли, потом надоели своим однообразием.

VII.

Наш кемпинг близ Турми, на территории которого мы разбили палаточный лагерь, представляет собою рощицу, один край которой окаймляет русло пересохшей речки, другой край – редкий кустарник, за которым виднеются тукули (хижины) хамерской деревни. Для тех, у кого нет своих палаток, в кемпинге предусмотрены два ряда брезентовых тентов. Правда, дыры в них такие, что внутрь запросто залетают даже крупные насекомые. На бетонном полу по ночам вообще происходит «большая миграция», так что лучше всё-таки спать в своей палаточке…
В Турми каждую ночь шёл дождь. Два раза были настоящие бури, и я вспоминал Булатовича, который проходил по этим местам как раз в это время года, весной. Его тент постоянно сносило ветром, и подобная перспектива мне тоже казалась реальностью, когда ветер сминал мою жалкую коническую палатку «Рондо» под несмолкаемую канонаду дождя.

В кемпинге мы намеревались задержаться на несколько дней. Чтобы поближе познакомиться с хамерами и совершить ряд радиальных поездок к другим племенам. Еду нам готовила Мася, поэтому чувствовали мы себя вполне комфортно. По вечерам слушали Гарика Сукачева, «Воскресение» и «Машину времени», и должен сказать, что эти вечера давали какие-то сюрреалистические ощущения. «Под небом Африки моей», под полной африканской луной, светящей в зените сквозь голые ветви акаций, ты внимаешь звукам из твоего детства и юности. За столом сидят люди, которых знаешь много лет, с которыми был то тут, то там, с которыми общаешься постоянно в Москве, а тут – Африка, тысячи миль от дома, но кажется, что как в концовке фильма «Ширли-Мырли» — весь мир – Россия на поверку…

Окрест нас на жили хамеры; мы весьма удачно оказались в самой их гуще. Для общения с этим славным народом можно было выбрать два пути: сходить на рынок и посетить одну из их деревень. Ещё по дороге в Турми тут и там стали встречаться люди с диковинными прическами, часто с автоматами на плечах. То были либо охотники, либо женщины, несущие хворост. Бени и Муле предупредили, что в этих краях лучше на дороге почем зря не тормозить: «Чужих здесь не любят – пристреливают…». Главное, что сразу стало понятно: они здесь и вправду ТАК живут, ТАК ходят по своим делам, ТАК наряжаются, украшаются. Не для туристов всё это. И что бы они потом не делали нам на потребу, в любом случае они это будут делать просто из одолжения. А потом вернутся к своим привычным занятиям и будут так же всё делать в своей реальной жизни, как демонстрировали перед камерой.

Хамеры выделяются какой-то всепоглащающей заботой о своей внешности. Касается это как мужчин, так и женщин. При этом если у первых прически носят скорее комичный характер, то на «изготовление» женской прически нужно потратить несколько часов. Впрочем, здесь никто особенно не торопится… Среди хамеров есть особая группа – башада, которая не отождествляет себя с хамерами, хотя и ничем не отличается от них, кроме того, что башадовская керамика – лучшая во всем регионе.

У хамеров есть обычаи, которые роднят их с бывшми полукочевыми соседями – масаями. Касается это не только пристрастия к коктейлю из молока с кровью. Есть сходства и в танце – парни соревнуются, кто выше прыгнет «солдатиком». Но главное сходство заключается в том, что обряд инициации связан с проявлением действтельной физической силы и ловкости. Мальчик может считаться мужчиной, если он перепрыгнул через восемь коров, стоящих в ряд, три раза подряд. Сложность заключается не столько в самом перепрыгвании, сколько в том, что коровы не всегда стоят на одном месте… Таков же и свадебный (вернее, предсвадебный обряд): жених должен четыре раза перепрыгнуть через коров из семейного стада невесты. Не сумел – не быть женихом до следующего года, когда попытку можно повторить. Хамер сожет иметь четырех жен, и всех их имеет право (и должен!) бить по определенным дням в целях профилактики. Выбор «орудия» зависит от обстоятельств – от прутика до приспособления вроде скалки. Любовные игры тоже заключаются в хлестании парнями девок. Короче, феминистки! Ау! Всё сюда! ВАШИХ бьют!

Сурма тоже бьют своих девок, причем всем семейством. Чтобы крепче была. Таковы они, нравы Южной Эфиопии. А чем они хуже наших? У них там всё регламентировано: день, время, инструмент. А у нас без этого регламента обходятся. Раз в глаз, и дело с концом! Помню, учился с одной в институте; постоянно в черных очках ходила. То под одним главом фингал, то под другим. Россия! «Бьет, значит любит!». И наши чернокожие собратья так считают. Оттого наши женщины и мягче становятся. Это же понятно. Помните немок-надзирательниц в концлагерях? Или мужланистых американок, измывающихся над бедными иракскими военнопленными? Нет, у нас и у хамеров таких женщин быть не может!

В оставшееся после избиения время женщины-хамер занимаются прическами. Свою густую шевелюру они разбивают на множество косичек (так называемые «гоща»), а потом густо намазывают их жидкой смесью глины, охры и воды. Потом прическа затвердевает. Чтобы сохранить свои прически хамеры используют в качестве подушек некое подобие деревянных стульчиков, которые часто носят с собой. Жорж пошутил, что если у хамеров есть деревянные подушки, то должны быть деревянные одеяла и деревянные спальные мешки. Но это уже граничит с черным юмором, который так любит Доктор Смерть… На самом деле, в качестве одеял женщины-хамер, по крайней мере, используют свои накидки-«передники» из козьей кожи. Из украшений они предпочитают бусы, в том числе из ракушек каури (привет с Индийского океана!).

Из Турми мы ездили в местечко Оморате на берегу реки Омо. Бени предупредил ещё с вечера, что нужно всем взять с собой паспорта: зона пограничная и беспаспортных туда не пускают. Естественно, наутро в дороге уже обнаружилось, что кто-то все-таки паспорт забыл. Одна машина вернулась в лагерь, а потом нас догоняла. Потом Сергей Пахомов по дороге посеял шляпу (сдуло ветром), но не придал этому особого значения. По прибытию на пограничный пункт по каравану прокатился слух, что беспаспортный у нас всё таки есть – это Александр Редько, иначе Доктор Смерть. Стали решать, что делать с Доктором. Как ни жалко было его оставлять на дороге, но выхода у нас не было. Неожиданно машина с Пахомовым сорвалась с места и понеслась в обратном направлении. Как оказалось, у Доктора паспорт всё-таки был, он у него всегда висит в кожаной сумочке на груди, и он даже моется с ним в душе. А вот у Пахомова паспорт оказался в шляпе, которую сорвало. По возращении выяснилось, что с паспортом у Пахомова всё нормально, что шляпа к нему не имеет никакого отношения. Этот инцидент показывает, как ложные слухи и домыслы могут дестабилизировать ситуацию даже в таком маленьком коллективе, как наш…

Свои документы я носил в планшете 1955 года выпуска, доставшемся мне от деда. Если кто подумает, что я просто пижонил почем зря, то ошибается. Вещь эта надежная – не разрежешь и с ходу не сорвешь. У прошлой группы «Их нравов», которая была в этих краях в октябре 2003 года, местные хлопцы всё время пытались срезать ремешок видеокамеры. Начинаешь возмущаться – дуло автомата суют в живот. Потом выяснилось, что им «веревка» нужна была. Потому планшет зарекомендовал себя хорошо. Даже в воде Омо искупался. Мы переправлялись через реку на лодках-долбленках, и тут я планшетом желтой водички омской и зачерпнул. Узкая была лодочка; только тело моё ленивое внутрь засунуть сумел, а всё, что с этого тела свисало, болталось по бортам судна. Как лодка не перевернулась, как я камеру со штативом не утопил – не знаю. А что? Было бы красиво: командор русской экспедиции 2005 года гибнет в реке, нанесенной на карту русскими же путешественниками и несущей свои воды у подножия гор Императора Николая II. Как писал в своей книге «7000 км по Африке» Доктор Смерть, «лучше погибнуть в экстриме, чем жить в пошлости и скуке!». С другой стороны, гибель в экстриме должна быть красивой, а не такой – в перевернутой лохани попой кверху…

Сама народность дасанеч (десанеч, десамач) ничем особенно не поразила. После красавцев-хамеров их соседи кажутся какими-то замарашками. То же касается и малочисленного племени каро, к которым мы ездили в один из дней. Отличается оно своей крайней приставучестью и каким-то презрительно-насмешливым отношением к своим белым гостям. Чуть что не так – в спину летят дразнилки и смешки. Хотя пейзаж, среди которого они живут, чуден: внизу – излучина Омо, бескрайняя зелень буша, а в перспективе – горы, горы, горы…

Из всех племен долины Омо самой необычной внешностью отличаются мурси, или, как мы их ласково прозвали, «мурзилки». Правда, нрав их не столь добродушный, как у Мурзлки нашего детства. Эти люди живут очень замкнуто. Для того, чтобы посетить их, нам пришлось ехать почти весь день в Джинку – городок недалеко от национального парка Маго. А тот, кто поедет по правому берегу Омо, должен будет ещё совершать пешие переходы до их селений: мурси (сурма) – «народ холмов», как они сами себя обозначают. В селения мурси можно попасть только в сопровождении вооруженных ашкеров (охранников, проводников). Иначе, как сами ашкеры пугают, «будут проблемы».

Мы поднялись в горы, и там, в условленном месте, к нам в джипы залезли автоматчики. Проехав ещё с десяток километров мы заметили группу юношей с полосатыми членами. Это были мурси. Именно ЭТА форма украшения своего тела у мурзилок приводит в восторг западных туристок. У женщин главное украшение – во рту, вернее, в нижней губе. В детском возрасте она прокалывается, туда вставляется палочка. Потом чурбачок потолще. Потом туда всталяют маленький диск – деби. Чем больше диск – тем богаче невеста, тем больше за неё дадут приданого в виде крупного и мелкого рогатого скота. Очень разумно – сразу определить, чего девушка стоит. С поцелуями, дела обстоят, конечно, не очень. Но зато у мурси и их родственников сурмичей мужики в ритуальных целях лупят не только женщин, но и друг друга. Осенью (в октябре-ноябре) устраивается «донга» — массовый турнир, у котором сражение происходит на длинных палках. Иногда, впрочем, и «Калашниковы» в ход идут. У сурма-мурси довольно развитая и красочная мифология. Согласно ей, долина Омо – Райский сад, в который верховный бог Тамму спустил первую пару созданных им людей верхом на орле Тути. Эта пара явилась основателями народа дидинга – предка всех сурма. А расселение сурма по земле и разделение на племена произошло из-за семейной ссоры («Легенда о супе ориби»)… Но я больше скажу. Есть вещи поважнее какого-то супа. Вот почему у мурси такие уши? В смысле, вытянутые? Зачем они уши вытягивают? Ясно же, как Божий день: мурси – это или деградировавшие потомки эльфов, или же их прежние соседи, входившие с ними в тесный контакт (и перенявшие кое-что из их внешнего облика). Уши трудно вытянуть вверх, но их можно оттянуть вниз! Результат получается схожий. Разумеется, изложенная мной научная гипотеза нуждается в подтверждении, поэтому необходимо будет в ближайшее время организовать ещё одну комплексную международную экспедицию для всестороннего изучения мурси на предмет возможной принадлежности к эльфам.

VIII.

На обратном пути с нами стали происходить приключения. Сначала мы спасали от смерти двух белых дам на джипе, которые везли с собою парня и девицу мурси. Их машина застряла на размокшей после дождя горной дороге. Одна из дам была из Канады, другая из Англии. Мурси они везли с собой, очевидно, чтобы заниматься их исследованиями. Вытаскиванием антропологов из грязи занимались вплоть до сумерек, однако, как многим из нас показалось, они не особо переживали бы, если и остались бы под звездным небом. Как никак, а уже год здесь живут в племени мурси.

На другой день мы сбили козла на дороге, и наш джип взяли в вплен местные жители, которые хотели, чтобы мы за козла ответили. Хотели за него получить 1000 бырр, что хватило бы, очевидно, всей деревне на год беззаботной жизни. Дело обошлось тремястами быррами. Потом наша повариха Мася наглоталась стекла: она ехала в машине-кухне, на переднем сиденье, когда из под колеса обгонявшего кухню джипа вылетел камень и разбил лобовое стекло. По словам свидетеля происшествия Дмитрия Сокольского (Киллера) «наша повар ехала с открытым ртом, по старой эфиопской привычке, и когда стекло рассыпалось, она заглотнула осколки». Доктор Смерть предположил, что осколки попали в трахею и собрался проводить вскрытие, но поскольку Мася была еще жива, то решили операцию не проводить. К вечеру пострадавшая полностью оклемалась.

Поскольку с дорогами здесь не очень хорошо, то нам пришлось возвращаться в Арба-Мынч, а потом через Содо ехать к мосту над рекой Омо. В Содо в банке я изнутри понаблюдал, как работает эфиопская банковская система. Кстати, учтите, что доллары выпуска 1996 года в Эфиопии, почему-то, к обмену не принимают! Мне удалось сбагрить несколько купюр в гостиницах, но такая удача может постигнуть не всегда… Дальше, за мостом и глубоким омским ущельем, открывалась страна Каффа, родина кофе и когда-то самое закрытое африканское государство в эпоху. Первым европейцем, которому удалось проникнуть в его пределы, был Александр наш Булатович. До него каждого, кто осмеливался пересечь границы этой страны, ждала смертная казнь. А страна красивейшая, надо признать. Недаром Каффу называют Африканским Тибетом. Она даже красивее, чем Тибет. Горы покрыты сочной, зеленой растительностью. Жители приветливы и почему-то совсем не приставучи. Здесь есть своя Лхаса – Джимма, где находится резиденция Давай-Ламы, отправляющего культ верховному божеству эфиопов Ван Бырру (шутка). До Аддис-Абебы отсюда – два дня пути. Там уже будет всё другое: пшеничные поля, пустынные плато. Большой шумный город с широкими проспектами и рокотом тысяч машин. Дворец Энтото, в котором Менелик II принимал Булатовича. Вполне европейский собор Святой Троицы, в котором Менелик похоронен…

Между берегом буйного Красного Моря

И Суданским таинственным лесом видна,

Разметавшись среди четырех плоскогорий,

С отдыхающей львицею схожа, страна.

То Николай Гумилев писал. А буквально вчера, решив что-нибудь почитать художественно-литературное, открыл «Ранние годы» Паустовского (большую часть времени я живу с семьей в том же городке на Оке, где он последние годы провел; потому и читаю его – интересно же про соседей побольше узнать). Оказалось, что родной дядя писателя тоже служил в Абиссинии примерно в одно время с Булатовичем и получил от Менелика награду – золотой орден, похожий на дворницкую бляху. Рассказы этого дяди-авантюриста пробудили у будущего классика советской литературы страсть к путешествям, которая вообще очень часто пробуждает тягу и к литературному творчеству.

Вот как в жизни всё перемешано. Прямо суп ориби какой-то…