6. СТРАНА ДОГОНОВ

От Мопти до Бандиагары летит отличная девяностокилометровая дорога. После Бандиагары она кончается. Дальше, порядка двадцати вёрст, идут грунт и плиты, но в бездождливую пору можно спокойно проехать и по ней в машине без высоких подвесок.

Чтобы понять, что такое Страна Догонов в географическом смысле, нужно представить себе широкую ленту реки Нигер. Правый берег постепенно начинает подниматься, очень плавно и незаметно, образуя почти гладкое плато. Неожиданно оно обрывается вниз, к востоку, крутым уступом. Falaise Bandiagara — французское название этого уступа, который можно перевести как «утёс», «береговая скала». Это действительно «береговой утес» для тех, кто приближается к Стране Догонов со стороны засушливых восточных степей, уходящих в соседнюю Буркина-Фасо. Этот «Утёс» — хребет всей Страны Догонов, как бы нанизанной на его кромку. Конечно, догоны не настолько маленький народ, чтобы целиком уместиться на его крутых склонах. Они живут и наверху плато, и в низине, в крупных и мелких городах долины Нигера, но «настоящие догоны живут только в горах».

Обычно путешественники совершают пеший поход вдоль «Утёса» продолжительностью от трёх до шести дней. Назвать его очень сложным нельзя; трудности возникают на двух этапах — начальном и заключительном, когда приходится спускаться в долину и подниматься обратно к плато. Можно начать поход в «южной точке» — Дуру и закончить в «северной» — крупном селе Санга. Можно сделать наоборот. Из Санги можно совершить короткий однодневный «горный треккинг», спустившись к деревне Банани. Можно податься к северу от Санги, и там начнутся самые глубокие ущелья. Чтобы здесь все обойти о облазить, нужно еще потратить три-четыре дня. Наш маршрут охватывал «классический» участок от Дуру до Банани.

До Дуру мы доехали на нашем красном микроавтобусе. Уже как-то повелось, что по Африке путешествуем именно на красных микроавтобусах. Так было в Эфиопии в 2003-м. Так происходит и сейчас в Мали в 2005-м. Правда, этот микроавтобус поновее и порезвее, чем колымага Брата-Петроса (см. рассказ «Эфиопия: путешествие в Средиземье»). В микроавтобусе оставляем все вещи, которые не понадобятся нам в ближайшие три дня похода.

Наш провожатый по Мали — Амаду — родом из этой деревни. Личность он известная в масштабах страны; везде его называют «Лом Дуру» (посему получил он от нас прозвище «Старший помощник Лом»). Это от французского l’homme — человек. Лом Дуру — человек из Дуру. Высокий красивый парень, которому французские туристки не раз предлагали отправиться вместе с ними в Париж. У француженок вообще мода пошла, скажем так, на представителей темнокожих народов. Свои-то мужики повыродились поди. Им бы по старинке, из России мужей-то выписывать, а они вон, всё в Африку смотрят!

Пока семья Амаду готовила нам обед, мы отправились побродить по деревне. Сопровождали нас мальчишки — родственники Амаду. Деревня Дуру по местным меркам довольно большая; находится она на утесе, который врезается в неглубокое ущелье, опоясывающее Дуру полукругом. Когда мы дошли до края ущелья, появилась женщина, знаками издалека начавшая нас отгонять — «Не ходите сюда!». Мальчишки тоже начали нас предостерегать: сюда не вставай — плохо будет! Догоны — анимисты. Духи живут везде, а раз так, то кругом много запретных мест, с ними связанных. Ущелья — особая ипостась. Там хоронят догоны своих мертвецов, причем чаще всего — в пещерах, в которых жили предшественники догонов — люди исчезнувшего народа телем. Сами догоны пришли сюда с плато Мандинг (что близ Бамако) примерно тысячу лет назад. Жили обособленно от других, дружили в основном с рыбаками бозо, что на Нигере. Иногда селились ненадолго рядом с бозо, ловили рыбу, вялили и возвращались обратно в горы. Создавали вместе с бозо семьи, потому иногда на лодках бозо можно цвидеть догонский символ «канага» — некое подобие лотарингского креста, геометрическая модель догонского мироздания. Дружили ли догоны с инопланетянами, точно никто не сможет сказать. Хотя «контактная» теория выглядит очень убедительно.

Сам я с инопланетянами никогда не встречался. Не довелось. Наблюдал только в небе кое-какие неопознанные летающие объекты, но находил объяснение в испытаниях какого-нибудь отечественного сверхсекретного оружия, способного разнести в пух и прах Америку. Однако мифология догонов заставляет задуматься. Так же, как и сообщения русских летописцев о летящих по небу ладьях, изрыгающих пламень (в Тверском княжестве было дело). Возможно, что те ладьи летели как раз в Страну Догонов (климат им наш не понравился). Божества догонов, прежде всего те, кого можно назвать «основными» — Йуругу (Бледный лис), олицетворяющий дионисийское, бесовское начало, и «положительный» бог Номмо — прилетели на землю на «космических ковчегах» (читай «ладьях»). Прилетели они, по всей видимости, с Сириуса, при этом у догонов имеются такие сведения о системе этой звезды, которые не могли быть получены путем умозрительного мифотворчества. Откуда они знают о спутнике Сириуса (По) и о том, что он взорвался? Откуда они знают, в конце концов, период полного оборота спутника вокруг Сириуса? Получается, что одни народы с Луной-то никак разобраться не могут, а тут уже люди на совсем далекие миры замахнулись!

Страна Догонов всегда была островком язычества, анимизма в безбрежном океане магометанства, разлившегося по Западной Африке. По правде сказать, мусульмане из африканцев выходили не очень фанатичные — люди они разумные, хитромудрые, а потому просто так бросать заветы предков в угоду учению аскетов-марабутов не стали. Т.е. раньше, лет сто назад, я был бы за них спокоен. Но вот сейчас пошла вторая волна исламизации Африки, гораздо более мощная и опасная хотя бы тем, что подпитывается она не только проповедями марабутов (проповедников), но и деньгами бородатеньких буратино из стран Персидского залива. Мечети встречаются в деревнях догонов всё чаще. Если вопли муэдзинов заглушат бой догонских тамтамов, то погибнет одна из самых ярких и загадочных цивилизаций Африки. Будем надеяться, что если это и произойдет, то очень не скоро.

Плотно отобедав спагетти под мясным соусом (а из мясного мы ели в основном соусы, поскольку мясо местных домашних животных жесткостью в массе своей напоминает хоккейную шайбу), мы отправились на базар, который шумел в этот день на окраине Дуру. Торговали в основном женщины. Поскольку сами мы еще в Мопти переоделись в национальную малийскую одежду, то сразу же влились с в яркую мозаику африканского базара так, что сверху нельзя было поймать взглядом «своих» и «чужих». Слияние с местной средой, конечно, вещь небесполезная, особенно при отсутствии привычной одежды, присутствующей в отсутствующем багаже. С другой стороны, без лишних вещей как-то спокойнее… Всегда налегке, и носильщикам меньше чаевых платить.

Темнеет рано; в 16:30 уже начинает солнце клониться за холмы, а через два часа наступает темнота. Пока еще тлеет закат, на небе появляется идеальный диск луны. Это тоже наша традиция — встречать полнолуние в Африке. Самое красивое полнолуние было в Ливии, среди причудливых скал Акакуса (см. «Ливия: с Земли на Луну и обратно»). В Эфиопии все было прозаичнее — луна светила сквозь ветви акаций, а из соседней деревни доносилось мычание коров. Что же будет здесь, в Мали?

Сначала мы шли по плоскому базальтовому плато, мимо полей, деревень, спускаясь в неглубокие овраги, любуясь причудливыми формами скал, которых закат окрашивал в нежно-золотой «режимный свет», столь любимый фотографами и операторами, когда все линии максимально подчеркнуты, когда даже «мыльницей» можно снять маленький шедевр. Спустя четыре километра мы оказались на дне глубокой узкой расщелины. Тропа уходила куда-то вниз и вдруг… я не поверил своим глазам! Она обрывалась где-то далеко внизу, в зеленой чаще, зажатой стенами ущелья. Уже смеркалось; ещё полчаса, и спуск по такой «тропе» мог бы стать смертельно опасным. Никакая луна не помогла бы. Осторожно ступая по камням, служившими естественными ступенями, мы с дрожащими поджилками проделывали путь, который догонские крестьянки проходят сотни и тысячи раз за свою жизнь с поклажей на головах, с привязанными за спиною детьми. Для самых крутых подъемов и спусков приспособлены «лестницы» — в цельном стволе дерева вырубаются ступени; по таким же лестницам догоны подымаются на вторые этажи своих «апартаментов», на крыши домов.

Мы спускаемся в долину уже тогда, когда в небе царит луна. Мы идем по дороге сквозь строй баобабов, которые в лунном свете кажутся сказочными персонажами. Где-то недалеко слышится бой барабанов и пение детей. Деревня совсем рядом. Мы прошли порядка семи километров от Дуру. Деревня, в которой нас ждет ночлег, прилепилась на склоне Утёса. Лунный свет делает её «улицы», дома и амбары под соломенными крышами декорацией к какому-то фантастическому фильму. А в самом деле? Почему Голливуд экранизирует англосаксонские современные триллеры про каких-то новоявленных уродов, когда здесь, в Африке, можно в мифологии найти такие типажи, какие мастерам компьютерной графики даже не снились. Посмотрите на маски, скульптуры африканцев. Люк Бессон (или его художник?) был одним из немногих, кто использовал африканские мотивы, кто срисовал свою знаменитую «оперную Диву» с… фигуры богини плодородия народа бамбара. Не верите? Сходите в Национальный музей Мали в Бамако. А уже потом будете сомневаться!

Опять «контактные мотивы»! А куда от них здесь денешься? В том же национальном музее в Бамако сеть терракотовая скульптура из древнего города Дженне-Дженно, самого древнего в тропической Африке — ему почти 2300 лет. В аннотации сказано только: «Скульптура мужчины со змеями на спине». Я сравнил этого «мужчину» со змеями с врубелевским демоном. Это самое удивительное и «высокое» произведение африканского искусства, которое я когда-либо видел. Есть в нём что-то, пришедшее из других миров, «потусторонних» или материальных, не знаю. Уверен в одном: всё, что мы находим в мифологии, появилось там не просто так. Вполне вероятно, что так называемые «примитивные народы» несут в памяти поколений больше информации об иных мирах, чем народы «цивилизованные», оторванные от природных корней. И знания эти имеют более развитый визуальный ряд. И кто в этом случае «примитивнее»?

«Кемпинг» в деревне представляет собой двор, в который выходят «двери» «номеров» — темных каморок безо всего. Душ самый примитивный из возможных: ведро воды и кружка. Электричества в деревне нет; единичные лампочки Ильича получают ток из ещё более единичных генераторов. Спать нам предлагают на крыше, прямо под звездным небом. Поначалу я это предложение всерьез не рассматривал, но потом понял и полностью осознал, что это самый лучший способ ночлега в Стране Догонов. На небе — ни облачка, в воздухе — ни комара. Луна светит в затылок.

Снизу слышатся голоса детей и бой барабанов. Мы спускаемся по изогнутой улице и выходим к колодезной колонке. Их здесь много понастроили японцы и индусы в знак своего расположения к Мали и уважения к её империям. Воду из колонок мы набираем в пластиковые бутылки: платить по 1200 франков за «бидон» не очень-то хочется. Вода попадалась с серным запашком, но никаких последствий её распитие не вызывало… Дети собрались у колонки, на площади перед одноэтажным зданием школы, для потешной борьбы. У баобаба сидели подростки и играли на барабанах. Лунная ночь, наверное, в этих местах считается лучшим временем для игр и посиделок. Жары нет, со стороны утёса прилетает свежий ветерок.

Ночь на крыше проходит беспокойно. То и дело просыпаюсь и замечаю новое расположение луны. Сначала она назойливо светит прямо в лицо. Потом она откатывается вправо (значит, часа три ночи!). Потом уходит за Утёс и уступает место звездам. Вопросив их мысленно: «Откуда ж они прилетели, а?» я снова засыпаю. Потом по мне пробегает таракан. «Всего один? Немного», — говорю я себе и снова удовлетворенно засыпаю. До утра.

Эта ночь, впервые проведенная мною под звездным небом (звездным в прямом смысле слова) принесла такое же ощущение покоя и счастья, что и ночь среди лунных гор Сахары. Это счастье даётся общением с Природой. В иные времена и по иному поводу русский писатель Сергей Аксаков писал: «На зеленом цветущем берегу, над темной глубью реки или озера, в тени кустов, под шатром исполинского осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущей своими листьями в светлом зеркале воды, улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды. Природа вступит в вечные права свои. Вместе с благовонным воздухом вдохнете вы в себя безмятежность мысли, кротость чувства, снисхождение к другим и даже к самому себе». Рыболов Аксаков смотрел на водную гладь, я — на звездное небо. Результат тот же.

Свежее, звонкое догонское утро встречает нас пением петухов и женщин, гуськом идущих на полевые работы с корзинами на головах. Мы видим их далеко внизу в долине, растворяющимися в дымке лучей восходящего солнца. Прямо за нами высится утёс, в котором словно норки ласточек темнеют пещеры телемов. Мы видим, как к ним уже поднимается наш Доктор с фотоаппаратом. Решительный шаг, горящий взор, растрепанная борода зримо свидетельствуют о том, что он отправился за разгадкой Тайны догонов. Мы с Верой решаем отправиться по его следам.

Каменистая дорожка приводит нас на окраину деревни. Чуть выше, под самой стеной утёса — полуразрушенные догонские домишки и амбары. В этом «квартале» никто не живет, но кто-то его периодически посещает. В одном из дворов сложены барабаны и проржавелый бак из-под какой-то технической жидкости 1907 года. В другом дворе собираются охотники; трофеи, лук со стрелами на стене дома — наверное, здесь приносит свои жертвы тайное братство охотников. Тайные братства по любому поводу — явление очень характерное для Африки, для Западной — особенно. Самое «закрытое» братство у догонов — «тайное общество масок» Сиги, члены которого общаются на древнем языке сигисо. Они знают всё. И про корабли пришельцев тоже.

В этот день мы должны были проделать путь в 13 километров. На деле, конечно, больше. Амаду нас щадит и никогда не говорит всей правды. Наверное, так и надо. Зачем человека заранее расстраивать? Пройти пешком по жаре 13 км или 23, какая разница? «Всё равно все сдохнем!» — как говорит наш Доктор.

Мы шагаем по песочной дорожке, бегущей вдоль кромки Утёса. В Перу есть Тропа инков. Эта же дорожка может по праву считаться Тропой догонов. Идём на север, как слоны из анекдота. Справа от нас — баобабы, луковые посадки. Лук — основная «товарная» сельхозкультура у догонов. Попадаются поля просо. Слева — тоже баобабы, а за ними — Утёс. На Утёсе прилепились догонские деревни Иногда дорожка ныряет в зеленые рощи в ложбинах и у ручьев. Её розоватый песок окаймлен пучками высокой белесой слоновьей травы, за которой порою не видно человека (слонов в этих краях не видели уже лет триста). Иногда по дорожке проезжают мотоциклисты. В озерке лежат крокодилы. Мелкие. Поодаль стоит белый верблюд. На баобабах висят гроздями зеленые продолговатые плоды. Скоро дозреют и можно будет есть. Крестьянин какой-то предлагает купить орехи кола. Покупаем; авось сгодятся в дороге при упадке сил.

Удивительна красота догонской земли. Она достойна не только зоркого взгляда фотографа, но и живописца. Честно признаюсь, что ожидал чего-то более прозаического; на деле же нашел яркие, сочные, живые краски вокруг. Африка предстает в Стране Догонов во всем своем неповторимом первозданном великолепии.

Привал — в корчме в одной из крупных деревень. Приносят пиво. Пока ждем «основное блюдо», обсуждаем, как бы нам увидеть догонские танцы. Маски мы видели в изобилии, но хочется посмотреть на них и запечатлеть «в деле». Хозяин корчмы предлагает устроить представление «на заказ», всего за 200 Евро. Мы торгуемся; Амаду убеждает хозяина снизить цену, поскольку люди мы бедные, часть из нас вообще прибыла сюда не по своей воле (командированные), багаж потеряли, пыльные одежды скоро превратятся в лохмотья. Сходимся на сумме 150 Евро со всей нашей компании. Спустя полчаса из деревни слышится бой тамтамов: объявляется общий сбор кружка художественной самодеятельности.

Из всех представлений такого рода, устраиваемых «для почтенной публики», танцы догонов я считаю лучшим из всего виденного. Дело даже не в самих танцах, а в том, что называют «антуражем». Когда вам в отель приводят танцоров и устраивают народные песни-пляски в ресторане, то во всем этом видится наигранность и неестественность. А здесь всё естественно: деревня, дома, природа, люди, пришедшие вместе с вами посмотреть на «праздник» и на вас самих заодно уж. На площади, в центре которого высится остов засохшего дерева, собираются старейшины деревни в бубу (грубо говоря, «балахоне») цвета индиго, в круглых шляпах-тенгаде с кожаными полями, которые обычно носят кочевники фульбе. У Веры точно такая же шляпа, купленная в Мопти, а потому она чем-то напоминает Незнайку. Старики рассаживаются на невысоком парапете, из-за которого вскоре начинают выбегать танцоры в масках. Их человек двадцать, в масках канага, сатимбе, и Йуругу. Двое танцоров — на высоких ходулях. Танцы длятся полчаса. Через два месяца состоится большой праздник, и тогда танцоров будет раз в сто больше, и деревня будет «гудеть» несколько дней.

Один из старейшин пригласил нас к себе в дом, где жена его готовила просяное пиво. Во дворе околачивались местные пьянчужки, потягивая «жидкое просо» из круглых калебасов. Пиво напоминает бражку небольшой крепости; чтобы оно было повкуснее, в него добавляют тёртый перец.

Уже затемно мы набрели на новое место ночлега — постоялый двор, открытый всем ветрам. Чем дальше на север, тем засушливее становится Страна Догонов. Утёс «разворачивается» в сторону Сахары, откуда дует харматтан — горячий ветер. Пока он только еще набирает силу. Пройдет немного времени, и в январе-феврале он накроет всю Западную Африку своим жгучим дыханием, принесет пыльные бури, из-за которых часто приходится закрывать аэропорты. В марте харматтан затихает, но наступает время еще более нестерпимой жары. Летом приходят дожди и влажность. Только осень приносит хорошую погоду и в Мали слетаются туристы. Мы их все чаще встречаем на «Тропе догонов»; в основном это французы.

Вечер на постоялом дворе проходит в пьянке. Говорим за жизнь, а Доктор — за смерть. Эта тема нас преследует всю дорогу. Даже тот, кто о ней никогда не думал подолгу, под влиянием Доктора Смерть стал понемногу задумываться о смысле жизни и смерти, о переселении душ, о соотношении материального и духовного начал. Помнится, недавно в Кении такие размышления вслух в другой компании и с другими участниками чуть было не привели к драке; сейчас же собрались люди тихие, незлобивые, сами склонные к пространным рассуждениям.

Ночь на крыше была менее комфортной, чем в прошлый раз. Мешал ветер, вгоняющий пыль и песок с пола прямо в лицо. В результате встали все с затвердевшими шевелюрами, со скрипом песка на зубах. «Идёт великая сушь!». Поскольку все увлажняющие кремы остались у дам в багаже, единственным спасением для группы стали две баночки, случайно оказавшиеся у Веры в рюкзачке: с кокосовым маслом и медовым кремом «Тенториум». Последний хорошо снимал раздражения, а вот кокосовое масло, специально купленное мною в Кении, доказало, что народная медицина и косметология — лучше и мудрее разных там НИИ. Кокосовое масло защищает кожу от солнечных ожогов, действует как средство для загара, как увлажнитель и дезифек.. дизенфектатор…тьфу! — короче, как средство по удалению с кожи грязи и заразы и для первичной обработки незначительных ран. В Полинезии бабушки производят такое масло ароматическое — монои, и с успехом его продают. Кокосовое масло нужно смешать с лепестками цветов — через несколько дней монои готово. Чистое кокосовое масло пахнет не очень приятно; немного запахом напоминает, извините за выражение, блевотину. Но если его заправить цветочками или добавить сандалового масла, то будет очень даже ничего!

В завершающий день нашего похода по Стране Догонов мы прошли порядка восьми километров и начали подъем на плато. Во время непродолжительного отдыха в одной из деревень Денис и Люба отделились ненадолго — их привлекли пещеры карликов-телемов (сами догоны считали телемов именно карликами, пигмеями; ничего удивительного в этом нет — раньше пол-Африки было населено народами койсанской расы, роста они были небольшого, и их прямыми потомками являются пигмеи лесов Уганды и Заира). У Дениса было твердое намерение пробраться в одну из пещер, даже под угрозой быть подстреленным каким-нибудь членом тайного или явного догонского охотничьего братства. Мы ждали их в небольшом трактире, с террасы которого открывался вид на долину. По склону утеса, видневшегося вдали, по грунтовой дороге медленно ползли джипы с туристами.

Вы спросите: ну какие в деревнях трактиры и корчмы, ежели у них электричества даже нет? И вообще, что это за попса такая, когда даже на Тропе догонов вас может настигнуть мотоциклист и спросить: «Пива привезти холодненького?». Недалеко отсюда, в долине, есть какой-то пятизвездочный отель, в котором живут самые привередливые туристы. Цивилизация наступает! Но что вы хотели бы? Чтобы догоны сидели на своих скалах, устраивали пляски в честь Сириуса, приносили бы жертвы своим богам, а окружающий мир проносился бы мимо них, не задевая своими мощными крылами? Нет, граждане, такого не бывает. Опоздали мы лет на сто, а то и поболе. А если вас кто-то приглашает отправиться за сумасшедшие деньги в экспедицию к «самым настоящим» диким племенам, которые ни разу не видели белого человека, то знайте, что всё это, мягко говоря, «разводилово».

Денис с Любой вернулись, и мы тронулись в путь. Как оказалось, Денис повредил свою видеокамеру, однако чувства досады явно не испытывал. По-видимому, он достиг своей цели, но о результатах пока молчал… Мы поднялись от Банани к деревне Санга по узкой расщелине, больше напоминавшей лестницу, кем-то заботливо построенную энное количество веков назад. Потом прошли мимо пещер, в одной из которых лежал человеческий череп. В самой большой пещере догоны устроили ярмарку сувениров. Одним из наиболее интересных, на мой взгляд, являются резные оконные ставни, на которых изображен пантеон догонских богов.

Мы сели в наш микроавтобус и поехали в Сангу, расположенную в километре от пещер. Там мы познакомились с работой местного «сельсовета» («тогуна»). Внешне это производит очень странное впечатление: толстенная соломенная крыша, под которой под низким бревенчатым потолком, как под спудом, сидят старики и о чем-то беседуют.

На этом собственно, наше знакомство со Страной Догонов закончилось. Уже в микроавтобусе Денис рассказал, что случилось с ним… Ему действительно удалось забраться в пещеру телемов, но когда он попытался запечатлеть то, что он там увидел, то камера забарахлила и в считанные мгновения вообще вышла из строя. Чувство странного беспокойства охватило отважного исследователя. Закружилась голова, круги пошли перед глазами. Забурлило в животе пиво. Денис машинально схватил какой-то предмет и, словно в тумане, пополз к выходу.

То, что Денис вынес из пещеры, оказалось продолговатым металлическим цилиндром идеально правильной формы. Неужели… Неужели это остатки того, что искали поколения исследователей в загадочной Стране Догонов, стране удивительных и мудрых людей, возможных носителей Знания, способного пролить свет на тайны Вселенной? Вот оно, зримое доказательство того, что мы не одни на Её просторах!

…Денис оттёр наконец толстый слой слипшейся коричневой пыли с найденной детали Космического Ковчега. На ней проступили письмена! Сумеют ли ученые её расшифровать? Сколько понадобилось времени, чтобы ожил древнеегипетский алфавит! Конечно, сейчас всё делают компьютеры, но сумеют ли они разгадать тайну? Ведь речь, возможно, идет о внеземной цивилизации, алфавите пришельцев!

Наконец, знаки проступили совершенно отчетливо. «Made in China».

Всё…Накрылись научная сенсация, доклады в академиях и государственные премии. И поездка в Мали тоже не окупилась…

7. ВНИЗ по НИГЕРУ-РЕКЕ

Совершить плавание по одной из великих африканских рек всегда было моей заветной мечтой. Не «попсовый» круиз по Нилу, а что-нибудь такое, простонародное, в меру комфортабельное. По Конго плыть опасно: стреляют. По Нигеру тоже местами опасно (в Нигерии), но в общем и целом путешествие можно осуществить и продолжительное, и увлекательное. Можно начать его в Куликоро близ Бамако и закончить в Гао. Однако, этот путь довольно долог, и занять может дней десять. Сидеть всё это время в узкой пироге — перспектива не из приятных, и вся романтика заканчивается тогда, когда начинает ныть одно место. А вот на три-четыре дня сплавать — это можно! Получить общее представление, посмотреть, как люди на берегах Нигера живут. И в конце концов, путешествие в Томбукту (Тимбукту) очень даже разумно будет разнообразить поездкой туда — на пироге, а обратно — на джипе. В Томбукту можно отправиться на машине из Сегу по левому берегу Нигера, но тогда предстоит довольно унылый двух-, а то и трехдневный путь по пустынной местности.

Пирога (или как здесь называют этот вид транспорта «пинасса»), на которой мы отправляемся в путешествие, отличается от большинства посудин, плавающих по Нигеру, тем, что на ней есть навес от солнца и кубрик на корме, плавно переходящий в гальюн (туалет). Последний представляет собой квадратное помещение без крыши, в которое нужно пробираться прямо по борту пироги. Внизу из под винтов хлещет вода — естественный смыв. На лавках можно комфортно разместиться по два человека; можно даже лежать, однако носовые лавки иногда заливает водой — ветер из Сахары поднимает волну, из-за чего все время кажется, что идем против течения. Вещи лежат на носу, покрытые целлофаном.

Есть определенные приятные моменты в этом «в меру комфортабельном круизе». Во-первых, даже в самое пекло на пироге не жарко. Во-вторых, кормят на убой, причем свежайшей рыбой, только что выловленной. Лучшим рыбным деликатесом считается «рыба-капитан» или нильский окунь. Бычки размером с хорошего кота тоже хороши. Так что фосфором за время плавания запастись можно на месяц вперед.

Берега Нигера плоские, заросшие осокой. Из этих зарослей то и дело поднимаются цапли и зимородки. В вышине парят ястребы. Проплывают рыбацкие пироги. Парусами служат полиэтиленовые прямоугольники, в массе своей черного цвета, из-за чего рыбацкие флотилии на Нигере больше напоминают пиратские. Иногда паруса делают из одеял или сшитых капроновых мешков, и тогда они смотрятся более жизнерадостно. По обоим берегам реки через каждые два-три километра встречаются рыбацкие деревни, иногда довольно крупные. Самые невзрачные — у рыбаков бозо. Но им особо добротные жилища и не нужны — они кочуют с места на место. Самые большие поселения — у бамбара и сонгаев. Как правило, над кварталами глинобитных плосковерхих домов высятся башенки мечети, построенной в уже знакомом нам «суданском стиле». Утром и вечером жизнь кипит на берегу; мы подплываем вплотную к деревням и снимаем обескураженных жителей, занимающихся то стиркой, то починкой сетей. Можно сойти на берег и войти в деревню. Для этого надо заплатить небольшую мзду «старосте» (обычно по 1000 франков с каждого туриста), но при этом, уплатив однажды, будешь впредь избавлен от назойливых приставаний с требованием «бакшиша». Нет, они, конечно, будут (куда без них!), но не такие настойчивые — ведь «основные» люди деревни свой бакшиш уже получили «на всех». Мы были в деревнях бозо, любителей вяленой рыбки, и сонгаев, и должен сказать, что самыми приставучими и при этом неопрятными и «зачуханными» оказались сонгаи. На потомков создателей великой Империи Сонгай просто жалко смотреть. Впрочем, в те славные времена они выглядели точно также — Мали представляется огромным этнографическим, архитектурным и прочим заповедником под открытым небом. Ну скажите, что могло измениться в облике среднестатистической принигерской сонгайской деревни за последние триста лет? Тазы пластмассовые появились. Сети капроновые, но ведь саму технологию ловли рыбы и круговорот жизни они не изменили!

Особенно хороши на Нигере закаты. Можно забраться на «крышу» пироги и любоваться заходящим солнцем, а потом, разлегшись на циновке, смотреть на звезды и на красную луну, поднимающуюся из камышей.

Мы ночуем в палатках прямо на берегу. Первую ночь мы провели в 80 км от Мопти. Мы должны были «перехватить» наш багаж, который наконец нашли и отправили с оказией из Бамако. Вместе с багажом должна была приехать съемочная группа «Их нравов», которая осталась в Мопти, чтобы снять сюжет об этом городе. Когда стемнело, наша пирога отправилась на другой берег встречать рюкзаки и «Их нравы», при этом почему-то увезла и наш ужин. До глубокой ночи на пустынном берегу Нигера припозднившиеся рыбаки могли видеть пять человеческих фигур, укутавшихся кто во что горазд. Даже Доктор Смерть, презирающий малярию, облачился в туарегский литам, представ наконец в образе, знакомом телезрителям по передаче «Русский экстрим». Малийские комары оказались существами слишком назойливыми, в свою очередь презирающими репелленты, которыми себя обмазывают и обрызгивают белые люди. Правительство Мали специальным указом обязало население спать под москитными сетками, чтобы уменьшить распространение малярии и желтой лихорадки посредством переноса их возбудителей от человека к человеку. Но над всей страной москитную сетку-то не раскинешь!

Наконец в темноте показался свет фонаря и послышался шум мотора, а вскоре на лунной дорожке появился силуэт нашей пироги. Ура! Наши рюкзаки прибыли. Беглый их осмотр обнаружил некоторые пропажи: у Володи исчезли две «фирменные» майки с эмблемой «Их нравов», у Веры — витамины в драже и крем того же «Тенториума». Думаю, что этой молодой компании будет очень лестно узнать, что её продукция пользуется таким спросом у африканских воришек. В качестве компенсации, по всей видимости, Вере положили в рюкзак детский ботинок. Если бы ему нашлась пара, то произошедшее можно было бы назвать обменом «вслепую» (как раньше в этих краях меняли соль на золото). Но пары не нашлось, поэтому будем считать себя пострадавшей стороной.

Вторая ночь проходит в городе Дире, что за Ниафунке. Мы разбиваем лагерь на окраине города, на песчаном пляже. Эта ночь — единственная, проведенная на Нигере без комариного жужжания над ухом.

Нигер в верхнем течении носит название Джолиба. За Бамако начинается Средний Нигер. Нижний Нигер начинается за Гао, у Буреме. На полпути от Сегу к Мопти Нигер распадается на рукава, образуя Внутреннюю дельту. Эти рукава сходятся в озере Дебо — «озере Луны». Пирога вплывает в него незаметно, и вот уже не видно берегов. Впечатление такое, что это уже не озеро, а море. Но вот мы опять вплываем в русло Нигера, но оно не становится менее запутанным — протоки разносят его воды в озера, лежащие в десятках километров от реки.

Главное событие на Нигере, не связанное с рыбной ловлей — Большой перегон скота (Жеревол), который длится семь дней. Происходит это в сентябре, и не в Мали, а на территории Нигера, но мы тоже застали «маленький перегон», вернее — перевоз: с большой пироги сгружали прямо в воду стадо коров с телятами. Они резво перепрыгивали через борт пироги.

Пассажирские суда на Нигере производят зачастую устрашающее впечатление. Один раз мы видели пароход, идущий в Куликоро. Старенький, но выглядит вполне надежно. Другие же плавсредства перегружены настолько, что издалека представляют собой движущуюся гору людских тел, едва возвышающуюся над низкими бортами пироги, готовыми в любую минуту зачерпнуть воды. Пассажирские «рейсовые» пироги формой повторяют пирогу обычную, но делаются из железа. Отдельная песня — нигерские паромы. Мосты через Нигер в Мали можно пересчитать по пальцам, поэтому паромы на 99% протяженности реки — единственное средство попадания с одного берега на другой. Погрузка на паром и «высадка» на берег зачастую превращается в настоящий аттракцион. Паром может остановиться метрах в пятидесяти от берега, и тогда машины и даже мотоциклы въезжают прямо в воду. На наших глазах так сгрузили джип, который наполовину ушел под воду, при этом передними колесами он оставался на пароме, находясь в практически вертикальном положении. Судя по спокойной реакции на происходящее окружающих, такое имеет тут место повсеместно и постоянно.

Последняя ночь на Нигере была особенно прекрасна. Уже на закате мы причалили к песчаному мысу, в километре от Кабары, куда причаливают пироги и редкие пароходики, везущие пассажиров в Томбукту, расположенного в 12 км от пристани. Мыс образует небольшой залив, бухту со стоячей водой. Так вот она где — Бухта Тимбукту! Она существовала только в воображении Максима Леонидова, но медленное, но неумолимое движение песков — вполне естественное природное явление — привело к образованию мыса, а вместе с ним и бухты. Мысль стала материальной.

Мысль можно материализовать, а мечту исполнить. Так выпьем же за исполненье наших мечт! Сегодня ночью — хороший повод: у Александра День Рождения.

День Рожденья в Бухте Тимбукту! Такое бывает один раз в жизни, даже у Доктора Смерть. Не стану скрывать: когда я понял, что 18 ноября приходится как раз на тот день, когда мы приплываем к Томбукту, я потёр руки. Мои близкие знают, что когда я так делаю, то кому-то будет либо очень плохо, либо очень хорошо. Был явный повод кому-то сделать хорошо.

Доктор в Африке — фигура священная. Как кузнец. Белый человек всегда ассоциировался с врачом. В Западной Африке европейцев называют «тубаб», «тубабу». Это слово — искаженное арабское «табиб» — лекарь. Наш Доктор лечит словом. Не тела, а души. Иногда он душу выматывает, но со мной этого явления не происходит — я слушаю его с неизменным интересом. Доктор — заядлый путешественник, плавно переходящий в профессионального. Он постоянно в разъездах, «на выезде», а потому застать его дома практически невозможно. Желающие познакомиться с ним поближе могут зайти на его персональный сайт — http://doktor-smert.narod.ru

Пока самая безбоязненная часть нашей группы плескалась в Нигере, Люба Литовченко приготовила торт. На него пошли сгущенное молоко, полбутылки «Бейлиса», немного виски, бананы, манго и еще кое-какие ингредиенты. Я в свою очередь посвятил Доктору песню, которую предыдущим звездным вечером вымучивал из недавнего попурри экс-квартета «Секрет». Слова оригинала помнил плохо, но то, что получилось в итоге, привожу полностью:

«Вновь заходят пароходы в Бухту Тимбукту,

Их встречает в красных галстуках чернокожее племя.

А сегодня День Рожденья Доктора Редько,

Ему всего шестнадцать — вот что значит

Африканское время, время!

Ничего не исчезает,

Даже если жизнь кидает нас на вираже.

Подними глаза в надежде,

Мыло, водка и одежда,

Ждут тебя в пропавшем багаже!».

Сводный хор в лице Веры, Любы и меня нестройно исполнил этот опус в момент торжественного преподнесения праздничного торта.

Светила полная луна. Над столом, освещенном керосинкой, роились комары и мошки. Вдалеке мерцали огоньки маленькой пристани в Бухте Тимбукту.

8. ТОМБУКТУ и ДЖЕННЕ

Томбукту оживает. Еще несколько лет назад можно прочитать отчеты путешественников о том, что город занесен песком, что жители его почти поголовно покинули, что остановиться на ночлег даже негде. Сейчас ситуация меняется, и Томбукту нельзя назвать вымершим. Туристов много, гостиница «Бокту», в которой мы остановилась, кроме матрацев на крыше ничего предложить гостям уже не может — все номера заняты. Мы приехали вовремя — еще немного, и нам бы тоже комнаты не достались. Прямо за гостиницей начинается пустыня. «Бокту» выстроена по принципу классического караван-сарая — прямоугольный двор, в который выходят галереи. По галереям ходит цирюльник в белом халате — предлагает побриться. У гостиницы постоянно «дежурят» туареги — ждут желающих отправиться в месте с ними в лагерь.

Настоящих туарегов в Томбукту крайне мало. Основную массу туарегов в Мали составляют белла или иуллемеден. Это потомки туарегских чернокожих «рабов». «Настоящие», «благородные» туареги (имошар) должны быть высокими и светлокожими, с тонкими, почти европейскими, чертами лица. Они прямые потомки людей, живших на территории Сахары тогда, когда она вовсе не была пустыней. Кое-кто считает их потомками атлантов. Малийские белла — типичные негроиды. Ростом удались, не скрою, но вряд ли это произошло от поголовного смешения с имошарами и имрадами (следующая за имошарами каста, занимающаяся кочевым скотоводством и войной). Западноафриканцы вообще люди рослые. Вспомним волоф в Сенегале — просто сплошь баскетболисты! На улицах Томбукту встречаются люди разных рас: можно распознать и потомка марокканских купцов-берберов, и чистокровных арабов, и светлокожих туарегов, и негров всех оттенков кожи. Томбукту был перекрестком транссахарской торговли на протяжении трехсот лет, городом, куда стекались самые предприимчивые купцы, самые мудрые богословы и ученые мужи. «Томбукту — город 333 святых».

Песка и пыли в городе много. Никаких гумилевских «блистающих крыш» нет и никогда не было: строительные технологии здесь не менялись веками. Томбукту очень многих разочаровывает. «Все стремятся сюда попасть, но никто не хочет вернуться обратно», — очень точное замечание Виктора Онучко, сделанное им двадцать лет тому назад. В конце XIX века в Томбукту побывал российский путешественник Д.Коропчевский. За сто лет до него мимо (именно мимо!) Томбукту проплыл англичанин Мунго Парк, о чем не раз, наверное, пожалел. В 1826 году до города из Триполи добрался майор Александр Гордон Лэнг. В Томбукту рядом с мечетью Джингарей-бер сохранился дом, в котором он останавливался. Лэнга вскорости убили туареги. Спустя два года в Томбукту приплыл француз Рене Кайе, преследовавший помимо научно-просветительских еще и меркантильные цели — Парижская академия обещала 10.000 франков (чистых французских, разумеется!) тому французу, который первым доберется до этого загадочного города. Переодевшись паломником, возвращавшимся из Мекки, Рене на пироге добрался-таки до Томбукту и обессмертил имя своё. Первым немцем в городе был Генрих Барт (1853 г.). Дома, в которых якобы останавливались эти два путешественника, также обозначены памятными табличками. В «доме Барта» устроен небольшой музей в его честь. И надо сказать, что буквально всех Томбукту…разочаровывал. Даже Ибн-Баттуту, который посетил город в период его расцвета, в 1352 году. Все ожидали, что попадут в очередную сказку Шахерезады, но на деле всё обстояло и выглядело куда более прозаичнее.

Главные архитектурные изюминки Томбукту — мечети Санкоре (начало XIV вв.) и Джингарей-бер (1325 г.), однако не стоит думать, что они возвышаются над городом так, как должен был высится над Москвой недостроенный Дворец Советов. Их башни-минареты, ощетинившиеся выступающими деревянными балками, выглядят намного скромнее. У мечети Сиди-Яхья (1440 г.) даже минарета нет. Мечети неоднократно поновлялись, поэтому они лишь сохранили первоначальную форму и считать их стопроцентными памятниками средневековья можно с большой натяжкой. Внутрь можно зайти. Мы посетили мечеть Джингарей-Бер. Двор мечети и внутренние галереи не выложены камнем или плитками, а представляют собой просто утрамбованные дорожки и площадки, перегороженные стенами и колоннами. После посещения мечети носки приходится выбрасывать. В мечети Джингарей-бер показывают дверь за циновкой, которая никуда не ведет. Говорят, через неё однажды выбежал из мечети оборотень, которого распознал в прихожанине проницательный мулла.

На улицах города то и дело встречаются глиняные башенки округлой формы — печи, в которых пекут хлеб. Многим печам по сто, двести лет. Дома в городе производят впечатление полнейших новоделов, но это вообще особенность всей местной архитектуры. Банко — материал, боящийся воды в большом количестве, а потому дожди могут за один-два сезона сильно «подмыть» любое строение. Балки на башнях и минаретах используются не только как украшение, но и как «лестницы» для ремонтных бригад.

Из Томбукту в Мопти ведет «Дорога надежды» (буквальный перевод). Проходит она по пустынной, выжженной солнцем местности — району Гурма, лежащему к югу от излучины Нигера (река теперь поворачивает на юго-восток и несет свои воды прямо в Гвинейский залив Атлантического океана). Путь в 350 верст занимает не меньше восьми часов.

От Мопти до Дженне — два часа езды, плюс не менее часа нужно потратить на паромную переправу. Мы подгадали день нашего визита в Дженне так, чтобы он падал на понедельник — день Большой Ярмарки. Поэтому на переправе так много машин и так много европейцев. После парома через Бани (приток Нигера) дорога до города занимает не более четверти часа. Мы проезжаем мимо пустоши, на которой американцы супруги Макинтош обнаружили город Дженне-Дженно — самое старое городское поселение в Тропической Африке (не считая Египта, Нубии и Эфиопии). До этого считалось, что города в Судане и Сахеле начали строить арабы, а до них никакой городской цивилизации в этих краях не было. Возраст Дженне-Джено — примерно 2300 лет, а то и более. По крайней мере, большинство находок никак не датируется. Сейчас на месте древнего города — пустырь, на который изредка наведываются искатели древностей. С лопатами.

Дженне — город, который можно считать музеем-заповедником под открытым небом. Он древнее Томбукту и долгое время последний оставался в тени Дженне, по праву считавшегося главным торговым городом Мали. В отличие от туарегов, господствующих в Томбукту (они же его и заложили около 1100 года), в Дженне хозяева — фульбе, по крайней мере, в ярмарочные дни. У фульбе и туарегов — схожая судьба. Оба народа вышли из древних сахарских племен. У обоих есть своя аристократия, которая сторонится местного негроидного населения, хотя в выборе занятий фульбе менее придирчивы, чем туареги — у них много оседлых земледельцев. Среди фульбе есть «красные» и «черные». Красные — фульбе со светлой кожей, черные — понятно с какой. Женщин фульбе во всей красе мы видели только на картинках: во время праздников они мажут себе губы так, что вокруг рта образуется серый или сизый овал, а в уши вставляют огромные серьги, похожие на витые калачи, сделанные из тонких золотых пластин. Мужчин-фульбе в городе — пруд-пруди. Они ходят в круглых шляпах-тенгаде и в синих или светло-зеленых бубу.

Большая Мечеть (начало ХХ века) доминирует над городом, как гигантское пресс-папье. Чтобы туристы могли рассмотреть её со всех сторон, в стоимость «билета в Дженне» (3000 франков) входит подъем на крыши окружающих её домов. В саму мечеть вход «неверным» заказан. Поэтому, если хотите познакомиться с суданской архитектурой «изнутри», сделайте это заранее или потом в другом месте. В ясный день, под шум базара, интересно побродить вокруг мечети с фотоаппаратом. Один понедельник, проведенный в Дженне, даст вам больше, чем неделя, проведенная во всех других городах Мали…

…В Бамако мы приехали глубокой ночью. У нас оставался еще один, последний день в Мали. Кто-то остался в отеле и отсыпался весь день перед полетом, кто-то отправился бродить по городу. Мы начали свою «экскурсию» в Национальном музее, а закончили — в Центре ремесленников у Большой мечети. Купив последние сувениры, мы отправились на прощальный ужин в гостиницу.

Путешествие полно неожиданностей. Ужин оказался не прощальным. Прилетев в Париж, мы столкнулись с непредвиденной трудностью, переросшей в приятный сюрприз. Мы оказались в пустынном третьем терминале, в который нас привезли на персональном автобусе под надежной охраной на пути из Москвы в Бамако. Теперь же нам не предложили ничего иного как… открыть транзитную визу и переночевать в отеле за счет авиакомпании! Рейс из Бамако прилетел очень рано — в 10 утра, за 20 часов до запланированного рейса в Москву. Конечно, не дело «Пуэнт-Африк» заниматься отправкой своих пассажиров на рейс Париж-Бамако-Париж дальше по месту жительства, но видно иммиграционная служба обязала авиакомпанию позаботиться о своих пассажирах, которые прилетели во Францию почти на сутки без визы. Как бы то ни было, совершенно неожиданно для себя мы оказались в четырехзвездочном отеле «Софитель». Там, в общем-то, прощальный ужин и состоялся.

И вот что я скажу напоследок. Трудностям и преградам нужно придавать меньше всего значения. Ибо в конечном итоге всё выходит именно так, как нужно. В самом конечном итоге «все мы сдохнем», как любит выражаться Доктор Смерть. Главное — до этого момента осуществить мечту. Хотя бы одну. А цель всегда оправдывает потраченные средства.

«Пусть бегут года как волны,

Мы мечту свою исполним,

Мудрецов полно, а путь один.

Даль заоблачная манит,

Скоро жизнь счастливей станет,

Расставаться с нею нет причин!»

(Владимир Кузьмин, «Эй, красотка!»)

Бухта Тимбукту. Часть 1