…Параллельно Рифтовой долине с севера на юг тянется глубокая долина Керио. Её западный край поднимается высоким уступом, и становится несколько не по себе от мысли, что сначала надо спуститься в долину, а потом подняться на такую высоту. Но всё это скорее оптический эффект. Сама же Рифтовая долина или Великий Разлом начинается где-то в Сирии, продолжается рекою Иордан и по дну Красного моря врезается в Африку. Грубо говоря, поднявшись на западный край Разлома только и оказываешься в Африке – в геологическом смысле слова. Поскольку то, что восточнее – это еще азиатская плита. Из долины же Керио происходят, как говорят, лучшие кенийские спортсмены, т.е. атлеты и бегуны. Совсем недавно на олимпиаде кенийский пловец завоевал-таки хоть какое-то место, пусть и последнее. «Негры не обладают плавучестью!» Этот тезис, таким образом, было формально развеян.

Мы приезжаем в Какамегу тогда, когда небо вдруг затягивается тучами. Озеро Виктория совсем недалеко, оттого и дождит в этих местах чаще. Какамега (http://www.kws.org/kakamega.html) – крайняя восточная оконечность некогда громадного массива дождевых тропических лесов, который тянулся широченной полосой от Гвинейского залива до Индийского океана. В Кении, до глубины освоенной человеком, вырубленной, выжженной, вытоптанной, объеденной стадами коз и коров, Какамега – единственное напоминание о том, какой была Восточная Африка до прихода земледельцев-банту и скотоводов-масаев. Белые колонисты со своими фермами также постарались. Как бы то ни было, но степная Кения нам более привычна. Тем любопытнее Кения «нетипичная».

Сразу при въезде в парк нас встречают птицы-носороги. На территории Какамеги есть два кемпинга, один из которых – «государственный», т.е. принадлежит самому парку. На прямоугольной поляне стоят круглые «банды», т.е. хижины – глинобитные с крышами из тростника. Электричества в лагере нет, но по вечерам в «банды» приносят керосинки. В нашей «банде», которую мы занимали на пару с Денисом, недавно кто-то жил, о чем свидетельствовали маленькие фекалии. Чьи они, так я и не понял, поскольку не являюсь специалистом в области фекалий. Я знаю точно, что существуют коллекционеры фекалий разных животных; занятие это несомненно увлекательное и более гуманное, нежели собирание чучел, к примеру. Поскольку губить живые существа не надо. И ведь какую коллекцию можно собрать! От испражнений стрекозы до, извините, слоновьих лепешек!

Это было довольно неожиданно – ощутить такой холод там, где его меньше всего ожидали. В Какамеге ночью было промозгло и совсем не было комаров. Нас утро встречало прохладой, свежестью, радостным пением птиц и истеричными воплями обезьян, снующих по деревьям. В Какамеге самый «эндемичный» вид обезьян – Де Бразза, но их бородатые морды сложнее всего увидеть. Обезьяны эти получили своё полудикобразное имя в честь французского исследователя Африки Пьера Саворньяна Де Бразза (De Brazza). Браззавиль, кстати говоря, также в его честь был назван. Причем обратите внимание: на фото выражение лица у обезьяны и знаменитого колонизатора практически одинаково. Подробнее о человеке можно узнать на красивом сайте: http://www.brazza.culture.fr/en/index.html

Рядом с нашим лагерем резвились «голубые макаки», довольно крупные обезьяны, живущие на верхнем ярусе дождевого леса. У них над бровями такой валик, придающий этим обезьянам несколько суровый вид. Но самые красивые, конечно, это колобусы (гверецы). В поместье Джой Адамсон на Найваше они подходят к людям совсем близко. В Какамеге они не такие ручные, но тоже встречаются на достаточно близком расстоянии, причем большими семьями. Лес Какамега рассечен тропами, совершенно безопасными для самостоятельных прогулок, поскольку хищников здесь нет, хотя леопарда, как поговаривают, несколько лет тому назад встречали. На одной из троп к деревьям привязаны таблички с их названиями на латыни и на местном наречии. Это место называется «Арборетум» (т.е. «Ботанический сад»). Самое интересное здесь то, что можно проследить все стадии поглощения фикусом дерева «носителя». Т.е. обезьянки кушают плоды фикусов (панданусов), потом с их фекалиями косточки фикусов оказываются на других деревьях. Фикус-паразит прорастает, отпускает корни, и постепенно обволакивает несчастное дерево, как бы затягивая внутрь себя.

После того, как мы совершили поход по лесу, мы вышли к смотровой площадке, откуда можно было обозреть всю Какамегу. Потом прошли к водопаду и через час вышли к нашему лагерю. Немного отдохнув, я отправился снова на ту же тропу, дважды распугав при этом стайки местных ребятишек, которых родители посылают за плодами и корой лечебных деревьев и кустарников. Солнце клонилось к закату, кроны деревьев сотрясались от прыжков рыжих мартышек и черно-белых колобусов, а в солнечные пятна на бурой тропе приземлялись бабочки. Воздух был недвижим, ровен и спокоен, как в раю. Я долго стоял у пандануса, раскинувшего свои корни-лопасти на дюжину метров вокруг. Я всегда любил лес и одиночные рассветно-закатные прогулки по нему. В лесу время безгранично, ибо оно растворяется в его запахах. Можно мысленно перенестись на сто и на тысячу лет назад. Можно проткнуть носом «ноосферу» и ненадолго высунуть туда голову. А здесь и теперь, перед этим могучим деревом, я ощущал величие природы, и будто кто-то стоял позади меня и что-то шептал через плечо на неизвестном, но очень древнем языке.

Я знаю, что схожу с ума кончу век в смирительной рубашке. У меня прогрессирует временной кретинизм и дает ростки кретинизм пространственный. Я живу как бы в двух измерениях, которые постоянно борются между собой за право считаться «настоящим». Далекие места кажутся совсем близкими, как будто я только вышел из дому для того, чтобы совершить короткую прогулку. Чужие места кажутся родными, а незнакомые – знакомыми.

И этот лес какамегский… какой-то наш, подмосковный. Там, дальше, будет просека, а за ней дачный поселок, из которого будут доноситься родные голоса. Ностальгия. Но почему приступы её настигают именно здесь, в Африке?

Не будем заранее терзаться сложными вопросами. Других тоже начинают сны странные мучить. А нам дальше ехать надо…

А чем дальше, тем красивее. Дорога из Какамеги в Накуру проходит чайных плантаций, вздымающихся зелеными волнами. Кенийский чай считается одним из лучших в мире, и не стоит даже упоминать лишний раз, кем и для кого он был «доместицирован» в Кении. Сейчас на чайных плантациях трудятся уже не индусы, а кенийцы, но заварные пакетики с кенийским чаем неизменно находятся в номерах приличных отелей Британии.

Мы останавливаемся в Накуру в недорогой гостинице «Женевьева». Въезд в национальный парк находится на окраине этого благополучного города. По сути, это большой «городской парк», просто населенный зверьми. Именно такое впечатление производит парк, если обозревать его сверху, со смотровой площадки. Внизу – спокойное царство дикой природы, а за деревьями – дома, антенны, шум шоссе. В Накуру дикая природа отгорожена от человека; в других местах не так.

Сейчас «не сезон» фламинго. Их здесь насчитывают летом (их зимой) до полутора миллионов. Я эту феерию застал в 2005-м. Сейчас птиц раза в три меньше. Мы въезжаем в парк в три часа пополудни, в тихое время, когда туристов в Накуру мало, впрочем, как и животных. Попадаются буйволы, зебры, импалы, и лениво бредет куда-то белый носорог. Встречаем семейство жирафов. Однако дальше нас ждет сюрприз – целый прайд львов, которых в Накуру не так много, как в Масаи Маара. Вообще так получилось, что львов мы видели практически везде на своем маршруте, даже там, где встретить их трудновато. Накуру хорош своими относительно небольшими размерами, так что зверям тут трудно уж совсем «затеряться». Провожал нас Накуру удивительно красивой игрой цвета «режимного света»: на фоне черных туч — освещенные закатным солнцем деревья эуфорбии на холмах, подступающих к озеру с востока. Чёрное, изумрудно-зеленое, золотое… Мечта фотографа!

… Однажды, во время диспансеризации, мне врач-офтальмолог посоветовал не жениться на высоких девушках. Говорит, что у высоких зрение плохое. Но вот наша Мила – волейболистка. Рост у неё – соответствующий, но вот зрение, тем не менее – как у орла. Когда едем по саванне или по масайской степи в машине «с выскочило крыша», Мила замечает зверей быстрее, чем мы успеваем свое зрение настроить.

Масайская степь носит русское название, потому что Steppe – степь по-немецки, а немцы взяли это слово у нас, и позднее ввели это понятие в подвластной им Танганьике. Масаи вообще оказались меж двух огней во время Первой мировой войны – искусственная граница разъединила эту этническую группу на два лагеря, британский и германский. Впрочем, использовать масаев в качестве «боевой силы» никто из империалистов не решился, резонно рассудив, что давать этим людям в руки современное оружие опасно.

Животные в масайской степи не знают границ – антилопы гну и жирафы начинают попадаться на нашем пути уже километров за тридцать до официальных границ парка. Это очень хорошо: мы выходим из машины и фотографируемся на фоне длинных пятнистых шей. В национальном парке вряд ли нам это позволили. А так на память – снимок с жирафом! Львиные хвосты с кисточками в траве, увы, не мелькали.

Не разгружая вещи, мы отправляемся на гейм-драйв. Сейчас, в феврале, копытных в парке относительно немного, их нашествие начнется в августе и сентябре, во время Большой Миграции. Попадаются топи, немного гну, газели Гранта и Томпсона, а также импалы. Маячат слоны. Под вечер подъезжаем к кустарнику в котором живет львиный прайд. Где он расположен, объяснять не буду, поскольку место это настолько облюбовано туристами, что просто диву даешься, как львы всё это выдерживают. Это ж какую стойкую психику надо иметь! Помните, как во времена гуситских войн в Чехии армия Яна Жижки располагалась «табором», то есть расставляла повозки кругом, создавая своеобразную передвижную крепость? Нет, наверняка уже не помните; давно это было… Но всё равно, представить себе это можно. Так вот, таким же «табором» миниваны с «выскочило крыша» окружают несчастного льва, который всего-то прилег отдохнуть. Чтобы к нему подъехать, надо буквально стоять в очереди. Но на следующий день нам повезло гораздо больше: мы получили эмоций сполна, и при этом почти «без очереди».

Ночевали мы в отдаленном кемпинге «Мбеле Кения», который принадлежит семье масаев. В кемпинге стоят стационарные палатки на платформах, в душе всегда горячая вода. Места здесь тихие – оверлендеры на своих грузовиках и VIP-туристы сюда добираются редко. В овраге, размытом дождями, попадаются кварциты с вкраплениями золота, так что при желании и избытке времени можно разжиться золотишком в достойном количестве. Если провести здесь хотя бы полгодика…

Только выехав на «большую тропу» узнаем, что только что тут видели леопарда. Это большая удача, особенно для наших «новичков» — счастье увидеть с первого раза в Африке всю «Большую пятерку» (слон, носорог, буйвол, лев, леопард) выпадает не каждому. Но теперь леопарда нашего надо как-нибудь догнать, выследить, а слух-то идет, ползет по степи, и автобусы с туристами ищут, рыщут… Наконец у поворота дороги мы встречаем три минивана, ощетинившиеся длинными объективами фотокамер. В желтой траве что-то маячит, чей-то хвост непонятных очертаний резко вздымается, и так же неожиданно исчезает. Наступает тишина. И вот это темное и непонятное движется прямо на нас, превращаясь в сосредоточенную кошачью морду. Мы отъезжаем на поляну, предугадывая траекторию движения заветного зверя. Леопард выходит на поляну и неторопливо пересекает её, прямо перед нами. Всё. Свершилось. Почетный список закрыт, и как! Не спящая кошка на дереве, а «настоящий», бодрый леопард, шествующий в трех шагах от тебя.

Со львами вышла такая же красивая история. Покружившись в полуденный зной в кустарнике и «зафиксировав» парочку спящих львов, мы «вышли» на львицу со львенком. Спешить нам было некуда, и мы стали ждать. Наконец, спустя примерно полчаса, мы дождались папы малыша, чья грива показалась из-за кустов в полутора метрах от нашей машины. Так получилось, что я оказался ближе всех к «царю зверей». Он вышел из-за кустов, развернулся к нам и недовольно посмотрел. Наш водитель дал задний ход, освободив дорогу. Попозировав еще минуты две, лев развернулся и пошел вслед за мамашей с дитём, которые к тому времени удалились в степь. В последующие полчаса мы наблюдали любовные игры львов с соответствующими и подобающими обстоятельствам последствиями, повторяющимися несколько раз.

Мы были удовлетворены не меньше чем лев, и в этот день Африка преподнесла нам еще немало подарков: гепарды на охоте, взбесившийся слон, чудесный закат, море газелей, масайские жирафы, безумное звездное небо. Похоже, оно нам явно благоволит…

Про то, как заезжали в деревню к масаям, подробно рассказывать не буду. Все туда заезжают, ибо мимо не проехать. Их поразила Мила, и они приглашали еще раз к ним приехать и пожить прямо у них в глинобитных хижинах. Мы и не думали отказаться, так что как соберемся – сразу сообщим, чтобы успели к нам все желающие присоединиться.

Про масаев идет дурная слава, что они в 1886 году «замочили» немецкого исследователя Африки Густава Адольфа Фишера из Гамбурга. Фишер был опосредованно связан и историей российских исследований Африки, настолько опосредованно, что об этом можно было бы и не упоминать вовсе, токмо ежели из чувства справедливости. Дело в том, что в это самое время он был послан на поиски пропавшей экспедиции В.В.Юнкера, затерявшегося где-то в Южном Судане (подробнее об этой драматической эпопее читайте на странице http://www.geografia.ru/emp2.html). До Юнкера он так и не добрался, так как в районе озера Найваша его остановили масаи и развернули обратно. Фишер вернулся на Занзибар и отбыл в Гамбург в расстроенных чувствах, где и умер. Очень символично, что открытый им длиннохвостый попугай был назван «Вдовой Фишера» (vidua fischeri). Но настоящая заслуга Фишера состоит в том, что он впервые доказал, что, Рифтовая долина пересекает всю Восточную Африку. В 1882-1883 годах он исследовал район озера Найваша; в его честь названа скала в национальном парке «Хелс Гейт» (Ворота Ада), что к югу от озера. А мы селимся в лагере «Fisherman camp», что тоже немножко созвучно, хоть и отлично по смыслу, так как здесь речь идет всё-таки о рыбаке, а не о немецком орнитологе.

Этот кемпинг считается одним из лучших на Найваше. Есть бар, бассейн, ресторан; можно селиться в домиках, а можно взять напрокат палатку. Вечером на берег озера выходят гиппопотамы, и их можно наблюдать, направив свет фонарей. Соседний ресторан также старается для посетителей, высвечивая бегемотов прожекторами. Место здесь очень здоровое, мало комаров и нет малярии. Вокруг Найваши с 1930-х годов массово селились белые колонисты, создав в конечном итоге «Happy Valley» — Счастливую долину – островок полного благополучия в неоднозначно благополучной Кении.

Мы проводим на Найваше две счастливые ночи, поскольку нам предстоит поход на кратер Лонгонот.

Этот кратер идеальной формы остался после извержения вулкана, произошедшего около полумиллиона лет назад. Извержения вулканов внутри Рифтовой долины раздражали и пугали наших далеких предков, и кто знает, — может быть давали им дополнительный толчок в прямом и переносном смысле к дальнейшему расселению по белу свету.

Кратер Лонгонот невысок – 2777 метров над уровнем моря, что относительно средней высоты кенийских нагорий совсем даже невысоко. Подъем на Лонгонот считается развлечением для публики средней физической подготовки. На кромку кальдеры можно подняться за час с небольшим. Вместе с нами идет большая группа французов, включающая стариков и детей. Мы взбираемся на край кальдеры первыми, но это отнюдь не повод для торжества. Подниматься на Лонгонот нелегко не из-за высоты или крутизны, а из-за сыпучести его склонов, что превращает спуск с Лонгонота в настоящий кошмар. Поэтому хочу дать совет: идите на Лонгонот только в обуви с шипами, в штанах, которых не жалко (возможно скольжение вниз на попе), и главное – никогда не ходите на Лонгонот в дождь! На горе Кения было проще – там камни, валуны, так что даже в дождик можно идти относительно спокойно.

Кальдера Лонгонота имеет окружность порядка 9 км, но она крайне неровная, с множеством трудных подъемов и спусков, так что поход вокруг кратера может занять около трех-четырех часов. Внизу кратера – заросшая плотным кустарником круглая «долина», в которой живут леопарды. Да, да! Мы видели его следы! Он шел за антилопой, а потом произошла короткая схватка, в которой наверняка победил леопард. Об этом поведали нам следы обоих животных на нашей тропе. Сама тропа «прорублена» по кромке кальдеры; иногда она безбожно сужается, образуя глубокое «ущелье», иногда её низкие «бортики» только чуть поднимаются над кратером и краем вулкана. По дороге попадаются громадные зеленые кузнечики.

С Лонгонота мы спустились еле живые. Кремы от солнца никому не помогли. Я помазался сутра кремом после бритья, так там, где был он намазан и где сошел потом, вернее, слился вместе с потом на Лонгонот, осталась красная полоса. Посмотрелся в зеркало и решил, что это очень даже стильно получилось!

Укомплектованный лев или Премиальная поездка в Кению. Часть I.

Укомплектованный лев. Часть III.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…