Наше вам из Барселоны

Немного патетики в темном небе

Барселона!

Слитный вопль Монсеррат Кабалье и Фредди Меркьюри кажется художественным преувеличением. Кажется до тех пор, пока не вынырнешь из неглубокого метро на станции «Саграда фамилиа», не пройдешь пару метров по заплеванному тротуару и не задерешь голову вверх.

И вот оно — !Barcelona!

Четыре, а за ними еще четыре башни-стрелы Храма святого Семейства ввинчиваются в ночное небо. Они светятся странным зеленовато-лунным светом, они текучие, как фонтан, бьющий неподалеку. Они ярче собственной подсветки, они огромные, но почему-то тебя, муравья рода человеческого, не давят и не пригибают к земле – скорее возносят к темному теплому небу. Каменная громада не «воздвигнута», а просто растет из этой земли, сама себя оплетая неведомыми травами и голубиными гнездами, ажурным каменным текучим кружевом, ликами и лицами, ветвями терна и лавра, симбиозом строгой истовой веры и страстного немого язычества… Как же надо было веровать, чтобы такое сотворить.

Храм уходит корнями в тесный подземный крипт и еще глубже, в скудную почву бывших задворок большого города, аккуратно нарезанного на кварталы-квадраты. Тут было дешевле купить участок земли под строительство, а деньги и сто с лишним лет назад любили счет. Собор стал третьим по счету в городе и потому не претендовал на центральное место. Стройку начали в 1883 году. Мрачноватый и плохо одетый холостяк-каталонец тридцати одного года от роду взялся разрабатывать проект. Он приходил сюда целых 43 года, а под конец и просто переселился под незаконченые своды в мастерскую-студию. Он старел, храм рос, а беспечная Барселона обтекала стройплощадку своим гомоном и запахом пыльной листвы. В понедельник 7 июня 1926 года старик, по-прежнему одетый бог знает во что, попал под колеса трамвая номер 30, только что пущенного символа новых «механических» времен. Через три дня смерть сильно удивилась, узнав, кто достался ей спешно отвезенным с места происшествия в госпиталь Санта Крус, барселонскую больницу для неимущих. Антонио Гауди, почетный гражданин Барселоны, создатель Саграда Фамилии, а кроме нее – небывалой красоты домов, дворцов, парка…. Зодчий, которому не было равных не то что в Испании – в мире. Он так и не удосужился взять от собственного величия малую толику на карманные расходы. Все досталось архитектуре, ушло в анналы удивительного стиля модерн, для которого важнее всего были порывы души человеческой, застывшие в камне, металле и дереве, а всяческие «как надо» не значили ничего.

Гауди едва не похоронили в безвестной общей могиле. Храм достраивали последователи. Так и не завершили – над башнями и посейчас торчит стрела подъемного крана, а рабочие во дворе дробят плиточное покрытие. Очень разные фасады у Саграда Фамилии. Один – гаудианский Фасад Рождества – пронизан светом и славит то, без чего ни одно существо, даже с божественной кровью в жилах, не приходит в этот мир, — любовь, сострадание, счастье, гармонию. Он гениален. Противоположный фасад – Фасад Страстей Христовых, созданный полвека спустя скульптором Субираксом, – всего лишь обточенный камень с фигурами. Продукт ремесла. Но видеть надо и то, и другое. Иначе ничего так и не станет понятно ни про храм, ни про Гауди, ни про этот город, земной и величественный одновременно, про Барселону, непохожую на прочие испанские – и вообще европейские города.

Мы очень хотели сюда приехать. Приехали. И весенней ночью, кружа вокруг Саграда Фамилии, кляли себя за забытый в гостинице фотоаппарат. А может, и хорошо, что то – самое первое – впечатление осталось не на пленке, а просто в памяти. Так оно получилось глубже. Потом мы, конечно, поднялись на 370 ступенек по винтовой лестнице-улитке на цветную башенку, глянули оттуда на панораму города (аккуратные квадраты, наискосок идущий проспект Диагональ, проспект Параллель, люди-муравьи, машины-букашки, облака, птицы). Спустились в крипт, где могила Гауди. Оглядели все, что в Храме Святого Семейства полагается увидеть туристу. Но первая встреча – она как первая любовь, ничего общего не имеющая с рассудком…

Холм на пути в гору

Хотя она, конечно, внутри себя самой разная – Барселона.

— Слышь, как по-испански будет «повторить»?

— «Репетир», — отвечаю я.

— Тогда репетир! – решительно говорит подруга, и мы заказываем еще один запотевший графин сангрии, молодого вина, в котором специальной деревянной лопаточкой надо давить крупные ломти апельсинов и лимона.

Мы сидим в ресторанчике на холме Монжуик, на декоративной улочке в Побле Эспаньол. «Типическую испанскую деревню», где скопированы самые примечательные здания испанских городков, а каждый дом построен в стиле какой-нибудь из провинций – Галисии, Андалусии, Мурсии, Кастилии, Леона и т.д., соорудили в качестве образцово-показательного комплекса в 1929 году к Всемирной выставке. Строили с каталонской основательностью – дома, ратуша, лестница, собор, площади… После выставки решили не сносить, уж больно красиво все выглядело. Потом была война и годы правления Франко, который ненавидел Каталонию более многих других испанских земель за свободомыслие и каменное упрямство, за звонкий и твердый прононс во фразе «Каталана – си, диктадура – но!». Разрухи хватало и без того.

Сейчас на холме Монжуик несколько достопримечательностей – огромный Волшебный фонтан с подсветкой и цветомузыкой работы архитектора Буигаса, Национальный дворец (он же музей каталонского искусства), еще четыре музея, парк аттракционов, просто парк с застенчивыми скульптурами меж деревьев, древняя крепость с замком, свежепостроенный олимпийский стадион (ну, Лужники с испанским акцентом – трибуны, дорожки, универсальный спортзал…) и эта деревушка. Домики в ней заняли художники и ремесленники, праздный люд ходит из лавки в лавку, прикупая себе сувениры. Солнце шпарит по белому камню стен, выцветают яркие шторы, затянуто маревом прозрачное небо. Чудное место. Вся страна в миниатюре. А подняться туда можно на фуникулере, в забавном вагончике «горного метро» (пересадка прямо на станции метро обычного). Обратно мы, вдоволь нагулявшись и «нарепетировавшись» сангрии, вернулись на такси: десять минут до порта и Рамблы, главной улицы, плавно переходящей в череду столь же главных проспектов (авенид и пассижей).

Наша гостиница «Гутенберг» как раз в устье Рамблы и помещалась. Даже не отель, а аппартаменты – правда, очень цивильные, с просторной комнатой-студией, где присутствовали плита, чайник, холодильник и т.д. Категория, кажется, «три ключа». Завтракали мы внизу горячим круассаном и чашкой кофе, глядя сквозь стекло, как спешат на работу жутко деловитые каталонцы и миниатюрные каталонки (для иностранцев они, конечно, все «испанцы», но это заблуждение лучше держать при себе). Город просыпался под жужжание мотоциклов. В узких улочках старых кварталов развернуться и тем более припарковаться на машине практически нереально, а мотоциклы просачиваются в любую щель. Когда мы взяли напрокат машину и стали на ней ездить, я их возненавидела. В остальное время забавно было наблюдать типичную сцену: из офиса в деловом костюме выходит представительная дама, снимает замок с багажника «мото», достает оттуда шлем, водружает его на идеальную прическу, дает по газам – и ходу…

Заметки на полях.

С этим «Гутенбергом» связано еще одно веселое воспоминание. В Барселоне, чтобы куда-нибудь въехать, надо буквально завязать узлом и машину, и себя. Отель наш стоял в одноименном узеньком переулочке метров 50 длиной (тоже, впрочем, гордо именовавшемся «пассиж»). На подземную парковку отеля можно было завернуть с Рамблы, если отчаянно нарушить все правила, въехать под «кирпич» и перед тупиком взять круто влево. А на Рамбле в том месте – нас, правда, еще в Москве об этом честно предупредили – стояли плотным строем девушки легкого поведения. И вот я выкручиваю руль прямо в цветную толпу, давлю сигнал, толпа возмущенно орет и чуть ли не бросается под колеса. Я отбрехиваюсь, не опуская стекла, и быстро, пока мне что-нибудь не расколотили, въезжаю в гараж. У, говорю, здоровые какие путаны. «А это трансвеститы», — безмятежно поясняет высоконравственная подруга, вычитавшая сей факт в путеводителе.

Короче, после второго заезда безымянный переулок получил прочное название «Пассиж де лос блядис», причем на артикле множественного числа мужского рода я настаивала особо. «Девушки» к нам со временем привыкли. К счастью, только по возвращении, из какого-то продвинутого путеводителя выяснилось, что жили мы на границе самого криминального (и даже с соответствующей исторической и культурной – Жан Жене, надрыв, декаданс, порок и все такое- традицией) района – Баррио Чино.

Рыцари призрачных снов

Главное, что нас достает и бесит, — это хождение гуськом за гидом и тряска в автобусе. Автостоп, ночевки на траве и отсутствие душа в гостинице мы тоже не приветствуем – экстремальный туризм слишком уж потное дело. Поэтому поездка в Барселону, возглавлявшую список «городов мечты», готовилась долго, основательно и подробно. Выбрали гостиницу через Интернет, заказали на нее бронь в турфирме, там же оформили авиабилеты и визы. Вытрясли из «мировой паутины» все мало-мальски полезные сведения о Каталонии и ее столице (у меня все это дополнялось обрывочной романтикой, почерпнутой из испанских книг за годы учебы). Запаслись «путем водителями», наметили примерный маршрут первого дня. А дальше вся программа пошла боком, потому что нас сразу занесло во дворец Гуэль. Оттуда другого пути, кроме как на «тропу модернизма», для нас обеих, слегка сдвинутых на стиле модерн, попросту не было.

Заметки на полях. Честно говоря, мы и не пытались объять необъятное. Не дошли до Дворца каталонской музыки, не увидели Морского музея с подводными чудесами, оставили в стороне Дали и Пикассо и не успели взойти на холм Монтсеррат с его монастырем. Да и по Готическому кварталу походили до обидного мало – так, «отметились». Разве что поздним вечером посидели там в стильном ресторанчике «Эль Пинтор» («Художник») да полюбовались кривыми улочками при свете луны и отблесках фонарей – волшебное, надо признать, зрелище. Очень бегло были нами осмотрены два прочих собора Барселоны (один из которых Кафедральный и потому обреченный на особую пышность декора). Список «восполнимых потерь» достаточно длинен. Зато съездили в Жерону, Ситжес и Реус, о чем не просто не жалеем, а настоятельно рекомендуем.

Дворец Гуэль – одно из ранних произведений Антонио Гауди – найти легко. Сворачиваешь с Рамблы в переулок и видишь перед собой кованые двери — то ли рыцарский замок, то ли городская казна. А внутри чудный потолок над лестничными пролетами, похожий на звездное небо, узкие ходы-переходы под кирпичными сводами, крутые мрачные ступени. И вдруг ясный свет в окнах зала, который весь в зеркалах и сияющем отполированном дереве. Наверное, это называется стиль модерн, не освободившийся от влияния готики. Не помню. Гауди проектировал дворец, когда ему было 34 года. Взрослый человек явно отдавал дань чему-то для себя заветному. Здесь по углам бродят остатки юношеских снов, в которых смутно чудятся рыцарские доспехи, прекрасные дамы и таинственный всадник на вороном коне. Матовое оконное стекло с рисунком на рыцарские темы прочно отделяет этот вальтер-скоттовский мир от городского шума. А потом выходишь на крышу – и начинается чисто барселонское архитектурное действо. Гауди, да и прочие каталонские архитекторы терпеть не могли плоские кровли и скучные ряды черепицы. Крыша в их домах – самоценный элемент, логическое завершение здания. Они превращали вентиляционные люки в причудливые башни, отделанные цветной смальтой, выкручивали объемы и смещали плоскости, они даже ветер умудрялись превратить в строительный материал для своих конструкций. Во дворце Гуэль то же самое: на высоком конусе башенки парит, распластав крылья, сказочный дракон со слюдяными крыльями и бессонными глазами, а острые шпили, все в мозаичной лепке, свиваются в тугие спирали. Что-то доделывалось уже после Гауди, но общее направление задал он.

Заметки на полях. Мы сами не поняли, как просочились во дворец без билета. Но выходя, заметили, что в холле за неприметным столом продают комплексные абонементы на вход в, кажется, восемь барселонских архитектурных музеев, относящихся к столь любимому нами стилю модерн, плюс снабжают путеводителем по «дороге модернизма» (рута дель модернисмо) в пределах всего города. В мини-путеводителе на карту нанесены практически все достопримечательности стиля модерн (а их тьма-тмущая), от маленького кафе «Муй буэнас» до Саграда Фамилии. Все это расчерчено стрелочками и галочками, описания подробны, советы очень к месту, купоны на скидки в разных кафе и магазинах тоже не лишни. Позже на барселонских улицах мы периодически встречали любопытных скандинавов или туристов непонятной национальности на велосипедах, которые с этими картами в руках путешествовали по городу, задрав головы вверх (мы, впрочем, делали то же самое). Во дворце же Гуэль мы проявили истинно российские черты характера, а именно склонность к «халяве, плиз». Заметив, что комплексные билеты – абсолютно одинаковые – продаются по обычной и по «студенческой» цене вдвое дешевле, я тут же заявила билетерше, что мы, мол, студентки из России. Документы, говорю, имеются, но по-русски написанные и лежащие в отеле, вас это спасет? Надо в скобках отметить, что высшее образование было нами получено на излете перестройки. И в душе мы, может, девушки тургеневские, но на вид совсем из другого классика. Что до меня, так кроме горящих изб и коней, на скаку остановленных, «сидит, как на стуле, двухлетний ребенок у ней на груди» – и не один. Но в Каталонии, видимо, Некрасова не изучали. Билеты нам выписали без возражений. Те, кому за… (не будем о грустном), поймут мои просветленные чувства.
Комплексный билет окупился после первого же музея. Но хорош он был еще и тем, что «рута» выводила туда, куда вряд ли забредешь обычными туристскими тропами. Позже мы вовсю применяли этот метод – в любом, даже самом маленьком городке искали «центр туристской информации» и осведомлялись, что у них есть особо интересного. Как правило, уходили мы нагруженные проспектами, расписаниями работы всего на свете и массой ценных советов вдогонку. В Барселоне, кстати, такой центр тоже существует. Зайдя туда, пардон, пописать, я по привычке строгим голосом спросила дежурившую там девушку «А что было раньше в этом здании и в каком году оно построено?» Она с ответом замешкалась, смутилась, в качестве компенсации притащила нам уйму интереснейшей литературы обо всей Каталонии на разных языках, в большинстве своем бесплатной и хорошо изданной. Туристов в исторической, а не пляжно-курортной Испании вообще любят и обычно всячески привечают, не пытаясь сразу «остричь, как овец» — успеется чуть позже. Живой интерес к «местным реалиям» может скостить цену на туруслуги до минимума, а к «экономичному туризму» здесь давно привыкли. На травке у информцентра в Барселоне мирно спали голландские велосипедисты с рюкзаками — и хоть бы кто у них потребовал справку о регистрации…

Дисгармония изнутри

Четыре дома в испанском городе образуют мини-квартал, «мансану» – «яблоко». Термин точен. Снаружи жесткая глянцевая кожура из фасадов, отгораживающих от внешнего мира и уличной сутолоки маленькое «государство в государстве». Внутри дворик (патио), куда выходят окна всех этих строений, и здесь глаз по полной программе отдыхает на всяческих «семечках». Испанские патио заслуживают отдельного рассказа. Там могут сушить белье и ставить велосипеды, но чаще в них цветут апельсины, скамеечки поражают изощренностью форм, вьется зеленый плющ, а окнах колышутся занавески самых что ни есть продвинутых фасонов и расцветок. Есть еще маленькие патио непосредственно внутри зданий, облагороженные величественными лестницами с витиеватыми перилами (к массовой застройке это, увы, не относится). Дома начала века в стиле модерн более других подвержены украшательству. Потому в самой известной барселонской «мансане» – квартале Дисгармонии на пассиж де Грасиа (красивейшей улице мира, по нашему неискушенному мнению) — во внутренний двор выходят огромные витражные стекла четырех этажей одного из зданий, своды-башенки другого, красивые балкончики третьего… Фасады, конечно, впечатляют еще больше, а уж интерьеры…

Квартал Дисгармонии (мансана де ла Дискордиа) знаменит тем, что строили три рядом стоящих дома три мэтра каталонской архитектуры: Антонио Гауди, Жозеп Пуиг и Кадафальч (это один человек) и Луис Доменик и Монтанер (тоже одной персоной). Каждое здание – соответственно Дом Батло(1870, реконстр. в 1905), Аматлер(1889) и Лео Морера (1902) — получало в свой черед высшую архитектурную премию. Заказчики-хозяева, фабриканты – производители кто текстиля, а кто шоколада, нувориши времен расцвета каталонской промышленности в начале уже позапрошлого века — приглашавшие знаменитых архитекторов, выпендривались друг перед другом как могли. В ходу был священный принцип любых времен и народов «если у соседа на фасаде колонна, так у меня будет две». Соревновались в пышности отделки, замысловатости лестничных маршей, смелости форм. Описать это великолепие невозможно – надо видеть. Тут и цветное стекло, и каменная резьба, и роспись по штукатурке, и какие-то столики с инкрустацией, скамейка у камина, напоминающая грот, дивные плафоны… Просто так, с улицы туда не пускают. Но наш пропуск на тропу модерна давал право обойти все три особняка с одной экскурсией, что мы не преминули сделать в компании очередных краснолицых скандинавов (чего их, интересно, так тянет в Испанию?) и неизбежных японцев. Справедливости ради надо отметить, что «дисгармония» включает в себя не только шедевры стиля модерн, но и два очень недурственных домика, относящихся к рококо и классицизму. Кстати, в «памятниках архитектуры» обитают люди, а не только конторы и магазины. Даже в знаменитой гаудианской Каса Мила, которая находится в двух шагах от квартала Дисгармонии. Здание это (1906-12 гг. постройки) ехидные на язык барселонцы поначалу облили презрением, увековечили в газетных карикатурах и окрестили «каменоломней» (Ла Педрера) за непривычные взгляду извилистые, будто вырубленные в подземных гротах фасады, буйство кованых решеток на балконах и крыше, за вентиляционные башенки, напоминающие сказочных богатырей в шлемах или застывшую лаву. Так прозвище и прилипло. «Что это? – саркастически вопрошали в начале века по поводу Ла Педреры. – Дом дракона, с которым бился Святой Георгий? Парковка для аэропланов? А может, ради чистоты стиля жителям придется заводить у себя не собак или кошек, а змей?»

Сейчас, когда сарказм выдохся, а Каса Мила стала таким же символом Барселоны, как и многое другое в этом удивительном городе, стоит подольше задержаться внутри здания с двумя внутренними двориками и замысловатыми скульптурами на крыше, пройтись по музею Гауди на верхнем этаже, спуститься вниз крутыми текучими лестницами. Стиль модерн, по моему глубокому убеждению, постигается изнутри относящихся к нему зданий. В него надо врасти душой и тонкими, но цепкими интеллектуальными корнями. Чтоб уже не хотелось их выдирать ради всяческого «баракко и вампира», в котором мы волей-неволей обитаем.

Зашедший внутрь Ла Педреры да не разочаруется, имеющий глаза да восхитится. Только не надо слишком уж увлекаться официальными экскурсиями – заморочат занудством так, что мало не покажется.

Модернизм и гастрономия. Самые грандиозные архитектурные сооружения Барселоны и так не ускользнут от вашего внимания. Но барселонский модернизм — это не только мистическая Саграда Фамилия, или причуды Гауди в парке Гуэль. Это вот такие затейливые фасады, латунные ручки, натертые до блеска руками тысяч людей. Есть даже Барселона гастрономическая в стиле модерн – это маленький бар Muy Buenas (Calle Carme 63). Мраморная барная стойка, которой 120 лет, стильный исторический интерьер, типичный местный, каталонский гастрономический «репертуар». Следуя испанской привычке проводить время, фланируя из заведения в заведение, можно дойти до модернистского ресторана «Кво вадис», и ответив себе на вопрос «камо грядеши?», завершить прогулку на Calle Tallers в баре Boadas, декорированном в стиле Ар Деко. И разумеется, надо выделить вечер на посещение Cafe de la Opera, не только для того, чтобы попробовать здешний cafe a la crema, но чтобы, несмотря на респектабельность заведения, почувствовать атмосферу декаданса «серебряного века». Но лучше всего попытаться поймать дух Барселоны рубежа 19 и 20 веков, времени расцвета и торжества города, в знаменитых «Четырех кошках». В 1997 году заведению праздновали век. Когда-то здесь коротала время местная богема. Вам, наверное, покажут столик, за которым сидел Пикассо. Сейчас здесь слишком много туристов и слишком мало искусства, но интерьер сохранился, и все можно себе представить…

Ящерица без весла

До Парка Гуэль, судя по нашему путеводителю, надо было добираться на метро и автобусе. Мы, естественно, поймали такси, и дорога заняла минут 15 с учетом пробок. Попутно можно было легко убедиться, что в Барселоне с зелеными насаждениями дела обстоят на редкость хорошо, есть масса тенистых аллей и крошечных сквериков, проложены дорожки для велосипедистов. А два уличных указателя в одну сторону – «Парламент» и «Зоопарк» — и подавно заставляют полюбить этот город всей душой.

Так вот, парк Гуэль (однофамилец дворца, потому что заказчиком был один и тот же аристократ и меценат, граф Эусебио Гуэль) – это воплощенный в жизнь тезис «здесь будет город-сад». Правда, не за четыре года, а за четырнадцать (1900-1914). Зато без всяких идеологем и глупостей типа марширующих народных масс, просто так – от полносты чувств и душевного покоя ради. Сверхидеей было удалиться от шумного города (тогда Барселона была куда меньше), жить в свое удовольствие среди «английского парка» в полной гармонии с окружающим миром. Граф умер в 1918 году, через 4 года, несмотря на протесты общественности и искусствоведов, парк перешел в городскую собственность. Испортить его, правда, не смогли и особо не пытались, девушек с веслами по аллеям не громоздили. Это замечательное место в 1984 году взято под патронаж ЮНЕСКО. На какой барселонский сувенир ни глянь – в 7 случаях из 10 там обнаружится пестрая мордочка огромной керамической ящерицы, из пасти которой струится вода (а посетители зачерпывают ее пригоршнями). Достопримечательности парка Гуэль распылены плотным слоем по 15 гектарам. Самый же простой метод его осмотра – потеряться там на полдня или на целый день. Время, потраченное на путешествие по сказочному миру, вычеркнутым из жизни не считается. Парк солнечный и поражает буйством фантазии проектировщика. Чего только там нет. Пряничные домики Гензеля с Гретель и охмурявшей их ведьмы. Круглая площадь с бесконечно вьющейся керамической скамьей, настолько удобной, что и вставать с нее не хочется (есть в переливах смальты, которой она выложена, глубокий смысл – пестрота детства, контрасты юности и плавный переход ко всеобъемлющему белому цвету – старости). Косые мостики и виадуки, напоминающие ребра ископаемого ящера. «Стоколонный зал» (на самом деле колонн 86, но сосчитать все равно невозможно. Голова при осмотре зала надолго остается запрокинутой вверх до хруста позвонков). Зал выполняет и сугубо практическую функцию – вверху, над изукрашенным потолком сделаны водостоки, по внутренним полостям колонн дождь наполняет подземную цистерну, а уж из нее и «выплевывает» лишнюю воду легендарная ящерица… В парке Гуэль расположен и дом (домик)-музей Гауди, очень скромный. В общем, там очень хорошо. Никто, кстати, не запрещает ходить по зеленым газонам, сидеть на травке или играть с любимой собакой. Да хоть убегайся.

Заметки на полях

Барселона, как мне показалось, — это город личной внутренней свободы, возведенной в культ. Именно свободы, а не анархии – все в общем-то политкорректно и чинно, в людных местах тем паче. На центральной площади Каталонии у фонтана молодежь плевать хотела на блюстителей нравственности, а они на нее. Зато хозяева собак выгуливают своих ненаглядных четвероногих с совочками и пакетиками в руке и быстро убирают с асфальта «обсрактные» скульптуры (это опять же в центре, в переулках все, как у нас). А еще помню, замечательная попалась нам на глаза «группа граждан», пока мы переводили дух на скамеечке под тополями Авениды Диагональ. Идет по аллее мужчина лет сорока с небольшим. По праву руку жена, по леву трое дочерей, похожих, как наперстки. На поводке почтенный гражданин ведет рыжую таксу, а на лице у него написано абсолютно все про эту жизнь, потому что такса тоже сука!!!

Или возвращаемся вечером по Рамбле домой. Там есть место, где прямо в брусчатке помещена мозаика Хоана Миро, даже с авторской подписью – мол, нате, сограждане, попирайте мое искусство башмаками. На Рамбле полно «живых скульптур» и уличных музыкантов. Но около пожилого арфиста мы остановились, как магнитом притянутые. Играл он какие-то попурри 60-х, что ли, годов. Фокстроты, танго – восхитительное ретро, особенно непривычное в звучании арфы… В толпе стояла молодая пара вместе с родителями (судя по репликам, они возвращались с концерта в консерватории, шли к метро). Юноша с длинными волосами до плеч, девушка в белых джинсах, субтильная до прозрачности (почему-то, кстати, барселонские женщины или невесомы, или уж далеко за центнер весом – середины не дано). И вдруг этих двоих будто ветром внесло в круг. Как они танцевали танго! Эти повороты и за дюйм от земли прерванные падения, эта страсть и томная медлительность, легкие шаги, парение плеч и рук, краткий полет в полумраке… С ума сойти. Мы успели щелкнуть «мыльницей», музыка доиграла, ребята кинули музыканту монетки и под аплодисменты растворились в толпе. До сих пор этот танец стоит перед глазами, хотя длился каких-то минут пять, не больше.

Еще моментальный снимок. Напрочь забился перекресток, потому что рядом открывали после ремонта рынок столетнего возраста, на церемонию понаехали всякие официальные личности из мэрии, журналисты и т.п., собралась толпа народу… Тут же посреди гудящих машин возникает полицейский невероятно колоритного вида – в фуражке с клетчатым околышем, при толстенном брюхе и черной бороде – то ли Карабас-Барабас, то ли Лучано Паваротти. И отчаянными жестами, свирепо дуя в свисток, всех к чертовой бабушке разгоняет. В общем — «Вот. Новый Павароттт… Что он тут несет?!?»

Вокруг да около Колумба

Без чего Барселона не была бы самой собой – это море. Порт. Морской музей, в который у нас времени не было зайти, а посетить его явно стоит. Набережные. Деревянный пирс, который дрейфует в сторону, чтобы пропустить яхты под белоснежными парусами. Макет маленькой желтой подводной лодки (привет от Битлов) на пирсе. Копия каравеллы «Санта Мария», чей вахтенный первым крикнул «Земля», завидев вовсе даже, как выяснилось позже, не Индию.

(Хохма по этому поводу: что значит напиться, как Колумб? Заехать неведомо куда, не соображать, где находишься – и все за государственный счет).

Море диктует городу какой-то особый приливно-отливный ритм, и это чувствуешь, сидя ночью у кромки воды. Огни дробятся в волнах, огромные белые пароходы бесшумно отходят во тьму со всей своей пестрой светящейся начинкой, музыка то затихает, то бьет в уши… Хорошо.

А над городом и портом царит 60-метровая колонна, увенчанная статуей Колумба с указующим перстом. Вообще дядюшка Христофор – такой же неотъемлемый атрибут крупных испанских городов, как у нас Владимир Ильич. Но не в пример демократичнее. В пятки барселонского Колумба (поставленного в 1892 г., к 400-летию славного вояжа, и исполненного предельно натуралистично) вашу душу и вас с нею вместе вознесет лифт. Со смотровой площадки как на ладони видно все, что только есть в Барселоне, – правда, в масштабе «из жизни муравьев». Не то чтобы очень это зрелище впечатляло, но ходить вокруг и не подняться тоже как-то глупо. А в день нашего посещения по Барселоне колесили тысячи велосипедистов, это было нечто вроде «дня города», совмещенного с «днем здоровья». Бодрые бабушки в шлемах крутили педали, а мальчишки откровенно сачковали и лазили под брюхом сторожащих Колумба внизу львов, весьма непочтительно обтирая им причинные места.

Памятник Христофору Колумбу. Есть практически в каждом испанском портовом городе. Но в Барселону Колумб вернулся из главного плавания своей жизни – в Вест-Индию (сам-то он еще не знал, что именно открыл). Здесь его ждали католические короли Фердинанд и Изабелла, здесь мореплаватель разложил перед ними экзотические сувениры «made in America”. Колумбом заканчивается Рамбла – бульвар-променад, где в любое время суток столпотворение туристов и другой праздной публики, карманников, мотоциклистов, уличных артистов, птиц, — и начинается портовая часть – с морским музеем, молом. Суперсовременным торговым центром «Маремагнум», множеством ресторанов, откуда доносится одуряющий запах си-фуда, крупнейший в Европе Аквариум, причалы для яхт, — и весь остальной очаровательный район Барселонета.

Колумбова колонна в автомобильных скитаниях по городу и особенно на подъезде к нему служила неплохим ориентиром, потому что мы быстро поняли: как ни старайся доехать в Браслеоне из точки А в точку В, по прямой туда не доберешься. Не зная дороги, мы попросту выбирали направление. Город по сути своей логичный, схема движения, видимо, тоже – но для посвященных. Когда я в очередной раз попала на улицу с односторонним движением в двух метрах от нужного места и вынуждена была проехать километра два до разворота по плотному трафику… ох, лучше не вспоминать произнесенный текст.

Гуляючи вокруг да около Колумба, можно дойти до Барселонеты – живописного квартала, построенного в восемнадцатом веке, но вполне адаптированному к нынешней жизни по части магазинчиков, ресторанов и прочей «городской инфраструктуры». Величественное здание Почтамта, Торговая биржа (неоклассический фасад и готический зал внутри). В общем-то есть что посмотреть, но у нас, честно говоря, в к тому времени уже отваливались ноги, и передвигались мы черепашьим шагом от кофейни к кофейне.

Два раза мы изменили Барселоне. Один раз мы выбрали дорогу налево – это был путь в Реус. Потом – направо. В Жерону.

РЕУС. Реус – порождение модерна. Квинтэссенция стиля. В начале девятисотых годов, когда Каталония переживала свой серебряный век, на город обрушилось бедствие, он сгорел. Что, в общем-то, пошло ему на пользу. Несколько молодых архитекторов, изучавших градостроительную науку, вернулись домой и создали новый Реус, в самом модном и передовом стиле эпохи.

На небольшой фото-выставке в Каса Лео Моррера, посвященной ее создателю архитектору Доменеку-и-Монтанеру, мы увидели «портрет» совершенно фантастического дома., причудливых очертаний и головокружительного декора. «Я хочу туда», — закричала я, ну и Катерина долго не сопротивлялась. Все, что мы знали – ехать надо в Реус, и искать там Каса Навас. Пожалуй, даже название мы знали нетвердо. Но первая же попавшая реусянка на расспросы, где тут каса Наваль или каса Наррас, махнула рукой в сторону центральной площади – «Каса Навас – это там». Каса Навас замыкает круглую площадь, вполне традиционную: старое здание ратуши с остановившимися часами, красные пластиковые стулья малолюдного кафе. Каса Навас выглядит на этом среднеиспанском фоне как нувориш среди монахов. Собственно, ими и были члены семьи Навас, для которой Монтанер и строил этот дом, — текстильные фабриканты, стремительно разбогатевшие во время промышленного бума начала ХХ века.

Если Гауди безумен, и оттого гениален, как мне кажется, Монтанер абсолютно рационален, насколько это применимо к стилю модерн. Гауди создавал стиль, Монтанер следовал ему. Он создал абсолютный образец, антологию стиля. При этом на наш северный вкус испанский модернизм несколько избыточен. Пышен до пестроты. В Каса Навас нет сантиметра, не украшенного каменной цветочной порослью, не завитого в спираль, не облагороженного витражом или медным завитком стиля «modernismo». Архитектор Каса Навас не пропустил ни единой мелочи, вплоть до дверных ручек, и, кажется, это стало причиной семейной драмы. Как нам призналась девушка Анита – индонезийка, компаньонка, экскурсовод и прислуга за все у владелицы дома, «у сеньоры шестеро детей, но никто из них не хочет жить в музее». И действительно, представьте, что вы живете в доме, в котором за сто лет ничего не менялось. И изменить ничего невозможно. Сама 90-летняя сеньора Мария, владелица дома, — крошечная каталонка с пронзительным голосом, которым она выкрикивает несколько слов приветствия по-русски (учила сама, чтобы читать Толстого в подлиннике. Так!)

И напоследок о том, чего мы в Барселоне не встретили. Как ни странно — соотечественников. То ли судьба рассовала их компактно по туристским автобусам, то ли мы где-то не там ходили… Тех, кто летел с нами одним чартером, мы встретили только на обратном пути в аэропорту с облупленными носами и сумками, испещренными надписями «Коста Брава», «Коста Дорада», «Салоу форевер» и т.п. Не сказать, чтоб мы им сильно позавидовали. Впрочем, они нам тоже. У них была неделя моря, солнца и полного, всеобъемлющего, сладкого ничегонеделания. Каждому свое, конечно. Но нам – наше.
!Барселона!