Поездка в Кент была запланирована нами за неделю до ее начала, куплены билеты Лондон-Дувр-Кентеребери-Лондон (на отрезке между Дувром и Кентербери мы билеты покупали уже в автобусе), все остальное делалось экспромтом. Нашей целью было посмотреть два важных объекта – старинную крепость Дувр, важнейший исторический форпост Англии в самом близком ее приближении к континенту, и дивный город Кентербери с его знаменитым собором, резиденцией примаса Англиканской церкви, родиной самого почитаемого английского святого Томаса Беккета, город Джозефа Чосера и Чарльза Диккенса, город с самым старым христианским аббатством на территории Англии, город…в общем, неисчерпаемый город.

В Дувре мы были чуть позже 9 утра, через два с небольшим часа после отъезда из Лондона. Путешествие по Дувру оказалось для нашей компании чем-то вроде борьбы с ветром на фоне сентиментальных мелодий сороковых годов.
Дувр обрывается в море высокими меловыми утесами, на вид совершенно неприступными – White Cliffes of Dover. На этих утесах и стоит древняя крепость. Как с утесами, так и с самой крепостью у англичан связано множество исторических воспоминаний. Утесы воспеты в песнях, а секретный военный туннель отображает ту часть истории страны, которая у нас с англичанами общая — а именно историю второй мировой войны.

Британцы, не знавшие в течение нескольких предшествующих столетий иностранного вторжения, до сих пор переживают трагедию гитлеровских налетов и массового поражения британских войск у Дюнкерка летом 1940 года. Может, поэтому они так трогательно благодарны туннелю под утесами, который спас их армию и армии союзников ( в число которых наша Красная Армия тогда не входила) от полного уничтожения во время эвакуации войск из Бельгии. – их высаживали на дуврском берегу и тут же прятали в туннеле, где была возможность скрыться от разрушительных налетов люфтваффе. Этому событию и посвящена экспозиция «Секретный военный туннель», которая расположена в Дуврской крепости. Перед железной дверью в подземелье табличка предупреждает о том, что слишком впечатлительным людям и тем, кто со слабым сердцем, сюда лучше не входить. Экскурсовод добавила, что все 45 минут экскурсии нас будет сопровождать звуковая запись завывания авиабомб, взрывов, будет внезапно гаснуть свет – в общем, все, как «взавправду».

Действительно, шумовое оформление было хоть куда! Начали мы с осмотра подземного госпиталя. Койки, комнаты отдыха, туалеты, столовая – все было таким, как тогда, в те драматичные дни спасения англичан из Дюнкерского ада. Сам тоннель под утесами был, конечно, гораздо старше, ему минуло несколько столетий, но вот наконец, и он пригодился!
В операционных госпиталя стояли столы с инструментами и живописно раскрашенными под кровь простынями и кусками ваты. И все время над нами звучали голоса из динамиков: вот привезли раненого, он стонет, командир вызывает медсестру, она задает вопросы и отправляет раненого в операционную, там подключается врач, начинается операция. А в это время наверху начинают завывать бомбы, слышатся взрывы и вдруг начинает мигать тусклый свет, пока не гаснет окончательно на пару минут. В такой вот атмосфере мы идем из одного помещения в другое и наконец, входим в другой уровень подземного хода, где расположены командные пункты, телефонная станция и прочие помещения. Одно время здесь располагался даже пункт верховного главнокомандующего – премьер-министра Черчилля. Сколько же там было настоящих экспонатов: телефоны, телеграфные аппараты, настоящие военные карты, наушники и множество еще каких-то военных предметов, которые затрудняюсь назвать. Стены были оклеены плакатами тех лет, на столах лежали старые газеты, на столах командиров остались приказы военных лет, распоряжения, бланки донесений, телеграммы. Без всяких виртуальных приспособлений этот музей пронизывал чувством настоящей сопричастности, потому что устроено все это здорово во всех отношениях! Из подземного хода мы выбрались прямо на утесы, на смотровую площадку, где был укреплен настоящий старый громкоговоритель, из которого лилась музыка и песни сороковых годов. Из недавнего прошлого можно было без труда окунуться во времена гораздо более давние, и наш путь продолжился по громадной территории Дуврской крепости, заложенной сразу же после норманнского завоевания в 11 веке.

Мы пошли смотреть старый-старый – 12-го века замок, построенный Генрихом II, его грубые стены, крутые каменные лестницы, таинственный, очень глубокий колодец в замке, откуда осажденные в крепости добывали воду, потом поднялись на зубчатую башню над замком и рассмотрели оттуда остатки маяка римских времен, древнюю, еще саксонских времен церковь, подъемные мосты, глубокие рвы, широкие, внушительные стены.

Что-то нешуточно суровое есть в этих мощных, вросших за столетия в землю стенах, в донжоне, зубчатых верхушках башен, с крыш которых открывается необозримый вид на залив Па-де-Кале, откуда вечно приносило к этим берегам завоевателей. Почему-то кажется, что сидя в такой вот башне и завидя неприятеля, захочется непременно схватить меч, закинуть лук за спину и преисполнится гневной решимостью не дать врагу ступить на родную землю! Очень воинственный дух разлит на этом месте! Наверное, стрелять из гаубиц или там пушек тоже весьма удобно с этих стен, но как-то не вяжется вся эта современная война с красотой и легендарностью места. Недаром именно в этой крепости расположена богатая музейная экспозиция, где отображены многочисленные войны, которые беспрерывно проходили здесь столетиями.

Пропитавшись тугими морскими ветрами, мы покинули, наконец, Дуврскую крепость и спустились к автобусной остановке, чтобы отправиться в Кентербери.

Вечерняя прогулка по Кентребери, куда мы добрались меньше чем за час, оказалась наполнена абсолютно другим настроением. Может, напрасно мы соединили в одной поездке такие непохожие места, но что сделано, то сделано — времени оставалось мало, а посмотреть надо было еще много. Кентербери, столица графства Кент, всегда занимал в Англии особое положение. Наверное, не было такого архиепископа Кентерберийского, имя которого бы не занимало строку в списке выдающихся деятелей своего времени. Может потому, что звание это было вторым по значению после короля, а настоятель собора был ( до Реформации) главой церкви и, следовательно, всегда влиял так или иначе на политику государства. Но, несомненно, самым из них знаменитым был и остается Св. Фома – Томас Беккет. Со временем сложилось так, что весь город как бы стал подчинен этому имени и памяти Святого Фомы. История жизни, смерти и посмертной славы Беккета заняли бы слишком много места на этих страницах. Поэтому ограничусь очень кратким напоминанием. Вышеупомянутый Томас Беккет возглавлял Английскую церковь во времена короля Генриха II и был не просто самым что ни на есть ближайшим помощником короля и вторым человеком в средневековой Англии, но и еще и другом детства и юности короля. Этот факт, правда, никоим образом не определяет судьбу политика. Так было и так будет. Вот и король-реформатор Генрих II решил подчинить себе и церковь, ну не всю, а хотя бы церковные суды. Хотя бы подчиить церковные суда королевским. А то уж совсем какая-то полная автономия! Но церковь, само собой, сопротивлялась изо всех сил. Возглавил это смелое сопротивление королевский друг юности, ну не обидно ли! В общем, Генрих как-то неосторожно посетовал на некоторых неблагодарных друзей, которых он облагодетельствовал, а теперь страдает от своей доброты…А кто-то из рыцарей короля, не в меру ретивый, возьми да и пойми эти сетования как вполне ясный намек на устранение неугодного архиепископа. Одним словом, в 1170 году убили мятежного Томаса Беккета, прямо на ступенях храма закололи мечами королевские приспешники. Мученник-архиепископ был похоронен в соборе, и вскоре у его могилы начали происходить чудеса: начинали ходить парализованные, излечивались безнадежно больные и т.д. Римская церковь канонизировала Томаса Беккета, стал он называться Святым Фомой и к его могиле в Кентербери началось паломничество со всех концов Британии. Оно не прекратилось даже тогда, когда спустя много лет могилу Беккета разорили в ходе бесконечных религиозных противостояний, которыми так богата история Англии.

Столетия паломничества не только из всей Англии, но и с континента к могиле самого почитаемого святого наполнил город особым магическим звучанием. А двор собора обладает и по сей день совершенно особой энергетикой, то, что мы называем намоленное место… Это мы поняли, когда вошли под своды открытой галереи позади собора и вышли к внутреннему саду, окруженному стрельчатыми арками. Не было камня на стенах галереи и на ее полу, на котором бы не значилось имя упокоившегося здесь горожанина. 1235-й год…1371-й…1502-й…Годы смерти еще не стерлись с этих плит. Кентерберийский собор – безусловно, главный объект в этом городе. Но все же стоит учесть, что собор, прежде всего, служит своей главной и прямой цели. Поэтому вход для туристов здесь ограничен – только один час в день. Мы не попали в этот час, так что осматривали это легендарное сооружение только с внешней стороны.

Высокая башня Белл Хари парила в вечереющем небе, сумрачные галереи хранили в себе тени столетий, битв, сражений, страданий, молитв и побед, тишина воскресного вечера в полупустых ухоженных улочках казалась застывшей со времен Чосера, а сохранившиеся развалины аббатства, заложенного самим Блаженным Августином аж в 567 году, казались фантастическими декорациями, хотя были самыми настоящими! Мы перекусили бутербродами, сидя под старым вязом прямо в сквере на соборной площади, напоминая самим себе тех паломников из Лондона, которых обессмертил в «Кентерберийских рассказах» Джозеф Чосер и почувствовали и в самом деле какое-то родство с теми давними, канувшими в бездонную историю героями.

Майский день, скорее уже летний, чем весенний, все длился и длился, растягивая нежные перламутровые сумерки, чтобы мы успели проникнутся пасторальными пейзажами Кента и отпечатали эти пастельные тона в своей перегруженной слишком резкими красками и звуками городской душе.

Как последнее напоминание об ушедших и оставшихся все равно неизменными в веках картинах сельской жизни: небольшая долина среди кучерявых буков и вязов, загон и ферма с оградой, тянущейся вдоль автотрассы, хозяин ( или конюх?) в высоких сапогах посреди вытоптанного выгона с плетью в руках, и лошадь — дивная, рыжая английская лошадь – как будто парящая в молочном вечернем тумане…