Зимние истории

- Я с таким классным греком сейчас переписываюсь, - делилась моя подружка Вика, громогласно хрустя печеньем (забыв данную пять минут назад клятву «Я худею»). – Правда, лет сорок ему, зато симпатичный такой, пухленький… (ясно – раз он пухленький, о своей фигуре тоже можно не особо волноваться).

- А я-то! – подхватывала я. – Моряк! Старпом! Уже в гости приглашает вовсю…Вот посмотри.

На экране возникает красавец моряк в белой форме. Формат JPG не в силах скрыть внушительную лысинку и абсолютно б…ские глаза.

- Зой…не едь к нему…Он тебя…того…поматросит и бросит.

- Оставь свои каламбуры, - сказала я. – Они меня еще со времен дипломной задолбали. Он нормальный мужик. Живет в Пирее. К маме на остров Эгину ездит. Расписывает, как будет классно нам с ним встретиться. Вот представь…я…и он…Лето, солнце, набережная, яхты…Я подплываю на белом пароходе. Он кричит «Эй, на борту!» и машет фуражкой…

- Ты сначала визу получи, - остудила меня Вика. – А впрочем, мне ее тоже не дадут…

Мы пригорюнились, как солдатские вдовы. Эх, скорей бы лето…А тем временем…

2. Как я не поехала в Польшу

Мне что, весь год мотаться по библиотекам и гробить глаза за компьютером? Прорыв в науке мне все равно не светит. Да и журнал без моих переводов три дня потерпит. Я думаю, что имею право на ма-а-аленький отпуск хотя бы в феврале. Итак, научный руководитель и работодатель «обрадованы», польская виза в паспорт вклеена, деньги в Польшу проплачены. Уже надо покупать билет до Львова и собирать сумки. Несколько дней я раздумываю, ехать или не ехать на экскурсию в соляные шахты Величка. Жалко 15 евро. Может, своим ходом? Или плюнуть да по Кракову погулять в этот день? А может…А ЕСЛИ!!! Эх, не выйдет – до 2006 года польская виза действует только по Польше, в Шенген не выедешь. Да, а какой был бы шанс. Хоть бы на остров Крит на два дня. Неважно, что меня туда никто не звал. Ладно. Завтра звоню в турагентство спросить насчет билетов.

…и сказать, что я отказываюсь от поездки, потому что мне пришло приглашение из Греции…

3. Белые пароходы и горячие омлеты

Как и в пятницу 13-го, ничто не предвещало беды. Провожали меня в 10-градусный мороз больная гриппом мама и вконец переругавшиеся папа с братом. Самолет терпеливо ждал, пока я (последняя) пройду все рубежи и к тому же заплачу за (как обычно) неподъемный багаж. Несмотря на все, я была спокойна как дохлая лошадь. Деньги за Польшу пропали, пропускаю месяц учебы, на улицах дюны снега, на регистрацию опоздала – куда там, живем! А вот аэропорт почему-то нервничал. Моя фамилия громогласно звучала из динамиков, меня разыскивали обозленные девушки с рациями. Уже тогда я поняла, что поездка удастся.

Ну да, я должна месяц заниматься научными разработками в университете Салоник. Но в Салоники-то все равно прямого рейса нет. А через Афины – страсть как удобно. Особенно когда моряк в аэропорту встречает. Афродите явно не терпится соединить два сердца – в день моего прилета начинают бастовать железные дороги, и мне волей-неволей приходиться ненадолго остановиться у своего красавца. (а что – на вокзале ночевать двое суток?)

Афины были непередаваемы. От шумящих зеленых аллей веяло маем. Падали на землю прямо с веток апельсины – несъедобные, зато живописные. Апельсины в феврале – что цветущие яблони на Марсе. Погода была просто прелесть. Куртка и шапка сразу отправились в чемодан. Но моряк не разделял моих восторгов – он поднимал воротник и мелко дрожал даже в машине с включенной печкой. А говорил – на Аляску плавал. Два дня прошли примерно в одинаковом режиме: утром – огромная сковорода омлета с беконом, потом – поиск по всем Афинам билета на поезд. Билетов не было. Или были по такой цене, что дешевле улететь обратно в Киев. Поскольку из Салоник уже прямо интересовались, где я «лазю», пришлось купить на автобус. Последний вечер закончился синхронными движениями в спальне…нет, не теми, что вы подумали! Просто мы полчаса дружно прыгали на моем чемодане, чтобы закрылся…Предвижу вопрос, не потребовал ли моряк продолжения банкета на более уютном, чем чемодан, ложе. Куда ж без этого. А я думала, омлет бесплатный? Но после моей напыщенной речи о настоящих чувствах и об избытке порока в современном мире (пуритане отдыхают) он огорченно удалился спать на диван.

Больше я его не видела. Только на автобус посадил.

Ну и ладно. Большому кораблю – большая торпеда.

На память осталась ложечка (кушать в дороге йогурт). Чем не Остап Бендер, «одолживший» у вдовы Грицацуевой серебряное ситечко.

3. Лепота!

В автобусе я попыталась дочитать «Дело о падеже» Филмора, начатое в самолете. Но сверкающее море за окном, а также греческий фильм, поставленный коварным водителем, перебили все научные планы. Где-то в Ламии мы остановились на туалет и перекур. Греки и гречанки кутались в куртки, пищали по мобильным, как им холодно, нервно курили. Я же порхала в одной кофточке, давилась бананом и чуть не пела, глядя на сверкающее синее море вдали.

4. Наука

Салоники встретили голыми деревьями, ярким солнцем, безумными пробками на дорогах, а также моей коллегой А., возникшей на пороге общежития со стопкой книг под мышкой и полубезумными глазами. А. прилетела на два дня раньше и уже успела изучить расписание занятий на полгода вперед, график работы всех читальных залов и так далее.

У меня же пока получалось больше думать о любви, чем о падежах. Тоску по моряку я глушила мороженым на набережной и фолиантами о древнегреческом синтаксисе в теплой и тихой библиотеке. Постепенно она меня очаровала. Там можно было курить, влезать с ногами на стол, проверять электронную почту на казенных компьютерах, брать книжки прямо с полки без всяких заказов, входить без читательского, не боясь немедленного расстрела. Там было уютно и привычно, как дома. На первом столе – неизменные книжные башни (за ними скрывалась что-то вечно фанатично строчащая А.). И вот я уже почти оправилась от любовного расстройства, и 14 февраля назло целующимся парочкам целый день писала статью о синтаксической деривации именительного и звательного падежей в новогреческом. Увы (увы для науки, конечно), именно в этот вечер я встретила Его.

5. Он и не только он

Он приносил мне шоколадки и учился говорить по-русски «кошечка» и «зайка». Представил друзьям, признался в любви. Но с мамой знакомить не спешил, а посему я сделала вывод, что нечего пока строить планы и тратить весь месяц только на Него. И под видом образовательных экскурсий стала каждые выходные мотаться по разным частям Греции, потратив на это не меньше денег, чем А. на книги и ксерокопии.

В Волос, где жил Христос (ударение на «И») – возможно, знакомый вам по рассказу «Легко ли быть гидом?», я ехала на двух поездах, пересев в Лариссе. На набережной я съела осьминога (принесенного мне по ошибке вместо кальмаров), на снежной горе Пилион (где когда-то жили кентавры, а теперь обитали одни лыжники) купила зачем-то местных яблок и сказала Христосу «адью», потому что он был занудой.

В Янину я ехала на автобусе. Семь часов. По горному серпантину над пропастью, рядом с жирным трепливым греком. Поэтому чуть не посоветовала встречавшему меня Янису утопиться в местном озере. Хотя нет, его детей жалко. Интересно, а он не предложит меня стать для них мамой? Ах, у нас слишком большая разница в возрасте и в супруги я не гожусь. Эй, куда я собралась – на роль любовницы подойду отлично! Взревел самолет, я опрокинула в себя стаканчик кофе и послала мысленный привет горам и вечно дождливой Янине. А также разочарованному Янису (подробнее про него см. рассказ «Поездка в Янину»). Не оценила я своего счастья – ну и поделом мне! В Салониках приземлилась через 20 минут. Стояла на остановке, щурясь на солнце, и пыталась понять, сплю я или действительно современные технологии докатились до такого. Надпись «Вас приветствует аэропорт Македонии» была куда как реальной. Семь часов через горы – тоже.

Оставались Афины. Чуфыкал поезд, рядом со мной беременная гречанка объявляла всему поезду, что курить бросила, но как только родит – так сразу снова. Девушка напротив читала “Cosmopolitan”, центральная тема (на обложке) называлась «8 новых поз». Бесконечные туннели подавляли всякую надежду послать sms-ку кому-либо, по проходу ходили кондукторы и продавцы сандвичей по 2 евро. Некая черномазая личность из угла вагона наблюдала, как я встаю, чтобы пойти в туалет. Надежда в его глазах была такой огромной, что видеокамеру пришлось брать с собой. В общем, древняя земля Греции была до неприличия современной. Это же относится к замызганному и холодному афинскому вокзалу, на котором никакой Маркос меня не встречал, несмотря на «предвыборные», так сказать, обещания. Он приехал только через полчаса моего нервного хождения от колонны к колонне и ломания рук (себе, а не надоедливым таксистам). По Интернету он говорил, что качается и ныряет с аквалангом. Я представляла себе высокого стройного древнегреческого атлета. Но из машины вышел низенький плотный шкафчик – ноги на ширине плеч, плечи на ширине двух метров. С почти выбритой головой и сережкой в ухе. Картину довершал длинный зловещий черный плащ. Как будто этого мало – дома у него жили тарантул, варан, игуана и пиранья. Мне быстро надоело сниматься в этом фильме ужасов и я отступила на заранее подготовленные позиции: позвонила Александросу, старой любви еще с лета. Но он был по-прежнему безнадежно женат и еще больше располнел. Я не сдавалась. В запасе оставался Афанасиос. Он вручил мне в честь встречи ящик миндаля и изюма, купил пластинку с песнями из греческого сериала «Анастасия», за которой я охотилась уже год, потом показал на Акрополь и сказал, что в одном храме он живет, а в другом выгуливает собачку. Заев холодный фрапе тостами, я поняла, что пора драпать отсюда, а то афиняне, видимо, перегрелись на жарком февральском солнышке.

Всю обратную дорогу мне портили дедушка с бабушкой, громко обсуждавшие все, что видели в окне поезда, а также Фемистоклис – последний из моих афинский «связных». Он слал жалобные сообщения типа «пойми, я тебя никогда не забуду». Я вспоминала нашу единственную получасовую встречу в кафе и его потрепанные, с развязанными шнурками, кроссовки, и удивлялась глубине греческих чувств – Эврипид отдыхает.

«Зоецка, - сказало мне на ухо в темном салоникском кинотеатре любимое чудо, - кошшичка», - и я поняла, зачем было везде ездить. Чтобы убедиться, что лучше Его все равно не будет!

6. Карнавалы и ностальгия

Салоники бесновались уже третью неделю. Чем они хуже Рио-де-Жанейро, решили жители? Вот и растянулись Апокриес – аналог русской масленицы – чуть ли не на всю зиму. По улицам шастали Гарри Поттеры, Дракулы, ангелы и черти. В витринах были выставлены костюмы для них же. Город был усыпан конфетти, я из солидарности тоже поцепила на свою дверь в общаге жмут серпантина. Душа просила развлечений – хотелось вопить каждому встречному: маска, я тебя знаю! Только А. неодобрительно хмурилась, глядя на мои восторги, и посылала автобусом в Киев ящики книг. Наконец уехала и сама вслед за ними – поднимать украинскую науку. А мы с лапусиком в последние выходные поехали в город Козани, на грандиозный карнавал, которым завершались Апокриес и начиналась (по идее) нормальная, обыденная жизнь. Хотя она, наверное, началась у них не раньше мая – если грек начинает веселиться, остановить его трудно. Да и вообще, это трудно, что бы он ни начинал – ужинать, рассуждать о политике или ругаться. С легкостью греки готовы только прекратить работать. Итак, карнавал…Казалось, в жизни есть только это – цветные флаги, музыка, хохочущие дети с размалеванными лицами, проплывающие по улице платформы с кривляющимися персонажами неизвестных мне пьес, торжественно отбивающие время городские часы, увешанные флажками. Хотелось смеяться, целоваться, пить литрами пиво, перебегая из одного переполненного бара в другой, и жить, думая лишь о солнце и любви.

Но в кармане был билет. Даже два билета – один на поезд до Афин, второй на самолет до Киева. Там ждали скучающие родственники и наверняка подзабывшие меня кошки. В фотоаппарате была непроявленная пленка, в камере – непереписанная кассета. В телефоне – сотни непосланных еще sms: люблю, скучаю, очень-очень жду. Не говоря уже о совершенно нетронутой диссертации и изнывающим от любви ко мне научным руководителем. Поэтому мы договорились: когда я все это проявлю, напечатаю, напишу, позвоню, переведу, куплю…тогда мы встретимся снова.

И жизнь будет похожа на один большой карнавал. И снова в ней будет только молодость, Греция и счастье.