Просыпаться не хотелось жутко. Оно, в общем-то, понятно – когда еще шкиперу удается отоспаться, если не тогда, когда яхта, притянутая швартовыми, спокойно стоит у стенки? Тем более, что после вчерашнего шторма она растянута не на двух, как обычно, а на шести толстых канатах, так что стоит себе спокойненько, а у шкипера – т.е. у меня – ощущение полного порядка и умиротворения.

Да, но что ж меня тогда толкнуло-то проснуться в 6 утра? В голове лениво стали ворочаться мысли – «истрепало шкот – нужно заменить – найти шкиперский магазин – купить… нет, не то – это все просто и привычно…. Спустить геную, поглядеть, что там порвалось – хорошо бы, если это только ультрафиолетка – зашить и закрепить лентой… тоже не то… похмелье? Да вроде нет, все нормально…» Тут я случайно глянул в иллюминатор, но вместо ожидаемой панорамы небольшой бухточки городка Палерос увидал бело-серый борт яхты. Бр-р-р! Это еще что? Нет, конечно, оно допустимо, что кто-то к тебе пришвартовывается лагом, но обычно это не делают без разрешения, а я такового не давал.

«Нет, вроде раскреплена нормально, да и кранцев понавешали много. Но кто и откуда?» — размышлял я, машинально проверяя узлы и расстояние между бортами яхт. К «Дарье» приткнулась немного меньшая по размерам «бенету» под французским флагом. Собственно, особого повода для беспокойства и не было – ветер, с вечера гнавший волну, перехлестывавшую через мол, утих, похоже, еще ночью, вода в бухте походила на стекло, за молом же слабый утренний бриз едва-едва рябил морскую синь. Город – хотя какой он там город, городишко с двумя десятками домов – спал, только вставшие еще до рассвета рыбаки шебуршились в своих лодках на другой стороне порта, выбирая из сетей утренний улов. Собственно, самое лучшее было бы вернуться в каюту и поспать еще пару часов, но я с удивлением обнаружил, что спать мне совсем неохота. Ну и ладно. В принципе, тогда надо поднимать экипаж да начать заниматься ликвидацией последствий вчерашнего шторма.

— Подъем, граждане негры! Пахать, пахать и еще раз пахать! – никто, однако, на мой призыв откликаться не спешил. Гм-гм. Применить туманный горн? Такое искушение у меня возникало довольно часто, но обычно осторожность побеждала – ибо за подобные штуки в порту можно было бы пообщаться и с береговой охраной, а это не самое приятное общение, тем более – по такому поводу. Ладно, злорадно подумал я, они и так сейчас проснутся.

Какое неудобство на борту яхты самое достающее? Правильно, звукоизоляция у средиземноморских яхт – не самое сильное место. Пока я брился, от прерывистого постукивания помпы экипаж начал просыпаться. И к тому времени, когда я, выбритый и благоухающий одеколоном, выбрался из гальюна, все, находящиеся на борту, поднялись и стали медленно открывать глаза. Нет, кое-что в их глазах можно было прочитать, конечно, по поводу столь раннего подъема, но… вот именно! Благодарим вас, сэр, что взяли на себя труд, сэр, разбудить нас, сэр!

До завтрака успели скинуть геную. В принципе, это не трудная задача – вниз парус идет практически сам, лишь бы не было сильного ветра, ибо 90 квадратных метров плотного дакрона очень сложно удержать руками. Ветра не было, и генуя послушно улеглась на палубе. К огромному моему облегчению парус оказался цел – лишь ультрафиолетовую ленту, что идет по задней шкаторине, истрепало, когда мы, напрягая все силы, натягивали шкоты, убирая парус. Что ж, это не так страшно – нужны всего лишь капроновые нитки, толстая игла да ремонтная лента. Ну, и матрос, который будет все это зашивать. Все в наличии, значит, все в порядке.

Попутно выяснилось, откуда взялись соседи. Их тоже прихватило вчерашним штормом, но у них, ко всему, еще и забарахлил дизель, поэтому им ничего не оставалось, как войти в ближайший порт. А сидящие вечером на палубе и допивающие вино девчонки таки спросили у меня, можно ли принять французов, и я, оказывается, сказал, что можно. Точно-точно, припоминаю…

Из двух французов один очень похож на вьетнамца, а второй – на голубого. Но вежливые и учтивые – попросились постоять у борта до тех пор, пока не подъедет заказанная цистерна с топливом. Оно и кстати – нам тоже не мешает принять литров 100 солярки. А пока нужно прогуляться три километра вдоль берега до марины с говорящим названием Вонияки – нужен шкот, ибо обрезанный на 1,5 метра левый уже не имеет резерва – с лебедки свешивается жалкий хвостик в полметра.

Беру с собой главного помощника, чтоб не было скучно идти. Учитывая, что после недели в море идти по суше, мягко говоря, некомфортно, решаем взять такси. Но, когда мы подходим к замершему на набережной еще вчера замеченному «мерсу», то понимаем, что, судя по очень толстому слою пыли на нем, такси в этом городишке не пользуется спросом. Для очистки совести постучали по капоту и крыше, а заодно спросили греков в ближайшей кофейне, где, собственно, водитель этого пепелаца. Не получив вразумительного ответа, решили таки отправиться пешком. Что-то я стал отвыкать от пеших прогулок…

Дорога, идущая вдоль пляжа, очень быстро стала подниматься в гору. Направо от нее, вдоль берега, отходила какая-то грунтовка, но кэп в моем лице благоразумно решил, что по грунтовкам в марины не ездят. Решил, в общем, правильно, но идти в гору оказалось несколько труднее, чем казалось. Да и солнышко стало припекать – ладно еще, что от деревьев была хоть какая-то тень.

Марина «SunSail Voniaki» оказалась забита яхтами словно бочка – селедками. Сезон чартера еще не открылся, посему на всех яхтах копошились рабочие. Впрочем, быстро выяснилось, что нам от этой суеты пользы никакой – в хозяйстве ремонтников марины не оказалось нужного нам шкота в 16 мм. 12-миллиметровый брать не было никакого смысла, посему мы грустно направились обратно в порт, прикидывая количество шагов до него. Помощник, однако, несколько разочарованный результатом нашего похода в марину, решил восстановить статус-кво, быстро нарвав со свесившихся из-за ближайшего забора веток лимонов и каких-то желтых и ужасно кислых плодов. Я их решил не пробовать, памятуя, что шутки-шутками, а дизентерия – вещь препротивная. Помощник на высказанные мной опасения заявил, что лучшее лекарство от дизентерии – дезинфекция, что он и собирается проделать по приходе на борт, тяпнув чего-нибудь крепенького.

На полубаке, держа на коленях парус, матрос уже час прошивала шов. Первоначальный оптимизм сменился некоторой отрешенностью, поскольку толстая ткань паруса иголкой протыкалась плохо, а нужно было прошить так же, как прошивали специальной машинкой в мастерской – двойным швом. Но дело двигалось – к нашему возвращению работа была почти завершена. Инспектируя и проверяя работу, я уже собирался похвалить девушку, но тут мое внимание отвлекла возня на брекватере. Впрочем, не только мое.

Пока мы ходили, парочка греков пришла на мол и забросила удочки. Видимо, мысли, а может – и опыт, подсказывал им, что стоящие в порту яхты, неизбежно спускающие в воду некоторое количество биологических отходов, привлекут этими самыми отходами некоторое количество рыбы. Поэтому закутавшаяся в куртку женщина присела возле самого носа «Дарьи» и глядела в прозрачную воду, гипнотизируя проплывающую мимо крючка рыбу, а здоровенный мужик в шортах исповедовал, судя по всему, метод «свободной охоты», разгуливая по камням и потрясая грозной снастью, состоящей из огромного поплавка и здоровенного крючка с куском сала на нем. «На акулу, не иначе» — решили мы, насмотревшись вдоволь и снова возвращаясь к своим делам, но…

Но гречанка в этот момент вдруг оживилась и стала подзывать к себе грека. Тот одним прыжком подскочил к форштевню яхты и швырнул свою снасть в воду. «Глушит?» — переглянулись мы с помощником – из-за носа нам не было видно, кого именно грек решил убить таким образом. Не сговариваясь, решили поглядеть на результат глушения. Однако, никого грек не оглушил – на выступ мола у самой поверхности воды за куском сала выбирался небольшой осьминог. Вот он опутал щупальцами сало и стал его потихоньку затягивать под себя. Грек замер… замер… дернул!

Отчаянно трепыхающегося октопуса вытащили на пирс. Мы наблюдали во все глаза, матрос даже перестала шить, воткнув иголку себе в палец, но не обращая на это никакого внимания, ибо на берегу разворачивались драматические события: быстро-быстро, несмотря на отчаянное сопротивление, грек отнимал у осьминога сало. Осьминогу не хотелось его отдавать, и дальнейшие события ясно показали, почему. Отобрав сало, грек очень ловко вывернул осьминога почти наизнанку – тот размахивал щупальцами, явно не ожидая от последующего ничего хорошего. Однако последующее произошло настолько быстро и неожиданно, что поразило даже нас – не говоря уж об осьминоге. Одним движением грек выдрал у осьминога что-то, здорово напоминающее органы размножения и выкинул их в море. Осьминог затрепыхался еще сильнее, но грек поднял его и изо всех сил шваркнул о камень пирса. Однако жажда жизни в осьминоге пока еще не ослабла, и он попытался сбежать. Напрасно – грек поймал его и снова шваркнул о камни. «Это для того, чтоб был мягким» — подумали мы, возвращаясь к своим делам. Зашитую шкаторину укрепили лентой, поднимая парус, подвязали запасной шкот, помощник, громко пыхтя, вращал ручку лебедки, которая. натужно скрипя, выбирала фал, который поднимал геную. А из-за мола, с прибрежных камней, все это время слышались и слышались шлепки, характеризующие окончание житейской драмы, в которой жажда жизни несчастного октопуса столкнулась с холодной и решительной настойчивостью потомка античных героев…

Жареные щупальца осьминога страшно вкусны с уксусом и лимонным соком. Запиваются они обычно узо.

Греческие зарисовки — 1: Береговые хлопоты

Греческие зарисовки — 2: Корабль одинокий

Греческие зарисовки — 3: Масло, кофе и музыкальные шкатулки

Греческие зарисовки — 4: Шквал