Напутственная речь инфектолога перед поездкой в Таиланд была суровой. И десяток прививок не уберегут тех туристов, стращал
доктор, которые пускаются в экзотических странах во все тяжкие. «Все тяжкие» означало — хвататься без разбору за дверные
ручки и за местных девушек. В противном случае латвийская медицина сулила болезни, которые она не лечит, потому что не
знает. И мы с приятелем решили вопрос кардинально: путешествуем со своими дверными ручками. В смысле, со своими девушками. В
результате на борту самолета, держащего курс на Бангкок, соседи-немцы, французы и британцы смотрели сочувственно: сорвали
вам, братцы, ваши бабы весь секс-тур. Европейцы в Таиланд с иной целью и не едут.

Тук-тук заказывали?

В лайнере компании Air Lauda (но не подумайте, что я получаю от нее комиссионные) роскошные плазменные телевизоры,
встроенные в спинку переднего кресла, соперничают с телекамерами, вмонтированными в пол. Еще бы: через эти камеры можно
наблюдать взлет и посадку словно из кабины пилота. Лайнер вильнул влево, по салону – общий вздох: «он же промахнется!». Но
посадка точна и мягка, и салон комментирует: «это он нашего крика послушался!»

Однако еще только Франкфурт, а до Бангкока пилить и пилить. В целом перелет занимает 20 часов, и под конец весь комфорт
суперпрезентабельного лайнера сводится к нулю. Ты сидишь такой же вымотанный и немытый, как пассажир в общем жестком вагоне.

Но вот он, наконец, гигантский аэропорт Бангкока, несравнимый по величине ни с одним европейским. Выходим на улицу, волоча
чемоданы и – прирастаем к земле. Мощный удар жары, липкой, душной, лишает дара речи на несколько минут. Как в этих краях
дышат: может, жабрами? 35 градусов по Цельсию, влажность 100 % — это в Таиланде и называется зима. А мы, стало быть,
прибыли на зимовку.

Пока организм оправляется от шока, вертим головами, впитывая в себя шумы и запахи чужой земли. Нам еще предстоит узнать,
что большие такси, в которые запихивается до 15 человек, называются так-таки, а маленькие – тук-туки. На тук-туках,
трехколесных моторикшах, мы потом придумаем затевать гонки, и в надежде получить гигантское вознаграждение, целый доллар,
водители разовьют скорость, при которой вспомнятся все боги. Но это будет потом. А пока…

— Привет, меня зовут Сукрочай. Но вы можете называть меня просто Тони…

Так чисто по-русски может говорить только профессиональный шпион. Или закоренелый торгаш. Наш гид Тони относился ко второй
категории.

Таец Тони просто развращал туристов своей обходительностью. Он мог достать все буквально из воздуха. «Тони, мы хотим в
джунгли». Нет проблем, Тони ненадолго исчезает и на следующее утро у отеля ждет грузовичок, чтобы везти нас в самые дебри
девственной природы. Своих клиентов Тони доил нещадно, но делал это так очаровательно, что никто не обижался. «Тони, желаем
памелу». Памела – местный вид грейпфрута и в настоящий момент висит на ветке прямо перед нашим носом. «Два доллара!» —
ослепляет Тони своей улыбкой. Через секунду лепестки цитруса разложены в причудливом узоре. Шельмец… С другой стороны, без
Тони и протянуть руку боязно: мало ли какие лжепамелы растут в этой стране?

Совершенно ясно, почему Тони, получив высшее юридическое право, забросил вскоре свое респектабельное занятие и начал
водить туристов (а также разводить свиней). Прирожденному коммерсанту грех зарывать талант в землю. Русский Тони выучил
самостоятельно за два года. Он даже приезжал в Ригу на месяц, но сбежал домой через несколько дней: «У вас был мороз +10
градусов и у меня остановились все процессы в организме».

Без Тони мы никогда бы не поняли многих контрастов этой странной земли Таиландии. Где жена-тайка стесняется пройти с
мужем-тайцем по улице под руку – это нескромно. В то время как их дочь выступает в эротик-шоу, выделывая причинным местом
чудеса: прикуривая или вытаскивая из него на потеху туристам килограммы бритвенных лезвий. Где змеи занесены в Красную
Книгу, однако свежей кобрятиной можно закусить в каждой забегаловке. При тебе убьют, снимут кожу, спустят кровь, пожарят, а
мерзкого вида зеленый мешочек, извлеченный из змеиных внутренностей, разрежут пополам и бросят в стакан с виски, обещая
неутомимость жеребца в сексуальных играх (к слову, обещание это – чистая правда).

В свою очередь, без Тони ни на одном углу не поняли бы и нас, потому что тайцы по-английски не говорят, а щебечут.
Получается такой птичий язык. И хотя запас слов у щебетуна/щебетуньи может быть достаточно большой, эта диковинная речь все
равно звучит полной тарабарщиной. Ну не распознает европейское ухо эдаких трелей да звонкого чириканья.

Смотрю баба, приляделся мужик
В Бангкоке мы были всего два дня. И слава богу, так как этот мегаполис, по
строенный на 4 уровнях виадуков (с длиннющими пробками на всех уровнях) своей суетой сильно утомлял. Остальное время
провели на курорте Патайя, где поселились в самом большом отеле Юго-Восточной Азии. Построенный с невероятным размахом
четверть века назад, он ни разу не реконструировался. Вертолетные площадки на крыше, раскидистые сады, бассейны и фонтаны –
все в запустении. Заняты только считанные номера. Ощущение, что попал в сказочный дворец, из которого ушел король, а за ним
и вся свита.

Но насладиться тишиной нам не довелось: в отель вселился слет «гербалайфа». В основном японцы. Уникальный народ, хотя бы
потому, что существовать способны только в стаде. В бассейн – хором, из бассейна – тесными рядами. И тут же
фотографироваться, чтобы ни один шаг не пропал для всемирной истории. Ощущение, что японцы – такой же коллективный разум,
как муравьи или пчелы. И если одного из них отбить от толпы, он тут же погибнет.

Еще у них потребность, чтобы в номере постоянно, круглые сутки, на полную мощность орал телевизор. Иначе, наверное,
бедолаги выпадают из информационного потока и тоже погибают. Однажды в 4 часа утра от этого бурного потока за стенкой в
осадок выпал я и отправился ругаться. Две очкастые мартышки неопределенного пола и возраста приоткрыли дверь, очень меня
испугались и тут же ее захлопнули. То ли от страха, то ли в приступе самурайского безумия они сделали звук еще громче. Я
пошел в «рисепшн».

После долгого чириканья (в желании быть понятым я имитировал тайский английский, как мог) наверх отрядили боя. Им оказался
смазливый парнишка, который начал строить мне глазки еще у стойки. Когда же мы шли по коридору, он так изобретательно вихлял
задницей, будто она была привинчена к талии с помощью резьбы.

По логике вещей, он должен был отправиться в номер к харакирщикам. Вместо этого шалунишка-куртизан сделал очередной
многообещающий взгляд «в угол -на нос — на предмет» и неожиданно ввалился в номер ко мне. А там в постели мирно спала
девушка Кристина. Увидав, что место занято и соблазнить меня не удастся, бой переменил тактику. Упав на колени, он пополз к
стене, за которой по-прежнему орал телевизор, и припал к ней ухом, точно Чингачгук к сырой земле. Затем на четвереньках
проследовал к телефону и начал быстро рапортовать о ходе дела портье. Девушка Кристина проснулась, увидела тайца,
распластавшегося перед ней по полу, и громко завизжала. «И чего просыпался?» — думал я, выгоняя мальчонку в коридор.

Голубых в Таиланде – пруд пруди. Оправдывая гомосексуализм, Тони объяснял, что в буддизме акцент делается не на объекте
сексуальных желаний, а на глубине и качестве эмоций. Мол, неважно, с кем, важно – как. Лояльно относится эта религия и к
вопросам перемены пола. Дело в том, что в буддизме, чтобы попасть в рай, женщина сначала должна переродиться в мужчину и уже
в обличье мужчины заслужить райское блаженство. Но если операция по перемене пола узаконена богом после смерти, то почему ее
надо запрещать при жизни?

В результате этой свободы нравов нормально ориентированной паре по улице вечером спокойно не пройти. И тебя, и твою
спутницу будут призывно хватать за руки куклоподобные существа, которые с собственным полом днем с огнем не могут
разобраться, так еще и не в состоянии определиться: к тебе приставать или к твоей подруге. Думаю, что тайцы в большинстве
своем бисексуальны. Точней, их сексуальность безадресна и распространяется на весь род человеческий.

Но это я понял уже потом. Пока же историю с педиковатым боем счел случаем частным. А на следующий день наша компания попала
на плавсредство под кодовым названием «гомосецкий бот».

Голубые идут в атаку

У нас с друзьями такая специализация: они – плавающие, я – летающий. Потому, отправляясь на новый остров, решили: приятель
с женой идут под воду, я же покатаюсь на водном парашюте.

На острове нас уже ждали. Навстречу засияли улыбки. Заблестели глаза. Протянулись руки. И одна из этих рук ущипнула моего
друга за мускулистую ягодицу. С рыком «ах ты, мой сладенький» друг сгреб обидчика за шкварник, поднял в воздух, внушительно
потряс и швырнул обратно. Тайцы удивились, руки убрали, но не угомонились. Их блудливые глазки так и шарили по нашим телам.
«Вот что, Димон, — сказал друг сурово, — если они нападут все вместе, отбиваться будем спина к спине. Понял? Главное – тыл
защитить!».

Махнув на прощанье рукой, он вместе с женой Машей и инструктором ушел под воду. А я остался сидеть на платформе. Принесли
снаряжение: ветхий парашют, который давно заслужил почетную пенсию и место в музее, а также веревку, на которой красовалось
с полдесятка подозрительных узлов. Только я раскрыл рот, чтобы осведомиться, при каких обстоятельствах они были получены,
как тайцы внезапно заторопились. «Потом-потом», — крикнул один из них по-русски. Это была добрая половина его словарного
запаса. Обвязав меня веревкой, он бросил свободный конец в воду. Тут откуда ни возьмись на полном ходу вырулил катер, с
него к воде склонился таец, подхватил веревку и прицепил карабином к боту. Но ведь я сижу! Тогда таец рядом выдал вторую
половину русской лексики. «Бегом-бегом», — закричал он. И я вскочил, как ошалелый, чтобы эти идиоты не утащили мое тело на
веревке с платформы в морскую пучину.

Десять принудительных шагов – взмыл, лечу. И думаю: а как на землю возвращаться буду? В полетах на водном парашюте я не
новичок. Но на всех курортах, где доводилось парить в воздухе, вплоть до турецкого, всегда выдавали новехонькое снаряжение и
на катерах стояли устройства, с помощью которых туристов постепенно притягивали на борт. А тут – болтаюсь на драной нитке,
словно воздушный шарик, и никакого устройства внизу не вижу.

Вместо того, чтобы обозревать красоты, открывшиеся с высоты, я сражался с мыслями, одна другой мрачней. Тайцев много.
Значит, для них человеческая жизнь ничего не стоит. Туристов тоже много. Одним больше — одним меньше, какая разница.
Главное, на этих тайцев даже в суд подать нельзя. Отличи их сначала, они же на одно лицо.

Но приземление грянуло и было оно сколь стремительным, столь и варварским. Катер замедлил ход. Я коршуном завис над
платформой. Камнем полетел вниз. А там уже приготовились: пять тайцев радушно раскинули руки, чтобы словить меня в свои
гомосецкие объятия. И за то, что я не промахнулся, следовало дать каждому по доллару.

Едва отдышавшись, отправился за друзьями на бот. Они тоже были полны впечатлений. Подводная рыбалка в здешних местах
происходит так: кидают крошки в полиэтиленовый пакет, и глупая рыбешка сама лезет в западню. Но впечатлило друзей не это, а
то, что под водой инструктор не оставил своих поползновений. Он постоянно пытался утянуть Машиного супруга куда-то в
сторону, и лишь с помощью отчаянной жестикуляции Маше удавалось возвращать его обратно.

..Когда мы уезжали, в боте уже сидел следующий клиент – тучный немец. Очень довольный. На каждом колене у него обитало по
веселому тайцу.

Строгий господин

Тропический ливень – уникальное зрелище. Это не как из ведра, это «разверзлись хляби небесные». Молнии лупят в любую лужу и
потому около всех бассейнов предупредительные надписи: «Не купайтесь во время ливня».
В остальное время около бассейна всегда есть народ, потому что городские пляжи грязны: у таиландцев вообще панибратские
отношения с гигиеной.

В настоящий момент на трамплине красуется голландец в возрасте, близком к пенсионному. С кромки бассейна с него не сводит
завороженных глаз молоденькая тайка. Колыхаясь дряблым животом, голландец пару раз приседает в разминке, затем утюгом
бросается в воду. Тайка восклицает и аплодирует так, будто он только что прыгнул без страховки в волны Ниагарского водопада.

Вот она где – загадка массового европейского секс-туризма в Таиланд. Западный человек едет сюда не за чувственными
наслаждениями (многие признаются, что никакими особенными секретами в искусстве любви тайки не обладают). И не за
экзотической красотой: красивые девушки — почти всегда трансвеститы, а сами тайки низкорослы, коренасты, с плоскими лицами.
Нет, туристы мечтают о другом. Устав от своих насквозь профеминизированных жен, они арендуют тайку на целый отпуск. А дальше
будет все, что европеец никогда не получит дома: обожающие взгляды, покорность, преклонение. Тайка станет щекотать и чесать
ему пятки, стирать носки, давать ощущение всепоглощающей любви. И западный турист хоть на время почувствует себя мужчиной –
пока дома эмансипированная жена готовит очередной судебный иск за то, что он периодически не моет за собой чашку с блюдцем.

Тем более не имеет отношения к сексу тайский массаж. Массажный салон — огромный аквариум, наверное, единственное место,
где гигиена соблюдается по всем европейским стандартам. Выбираешь массажистку, переодеваешься в новенькую полосатую пижаму,
выпиваешь предложенный чай и – отключаешься. Уж не знаю, что они туда добавляют, но расслабон просто необыкновенный. А
дальше в течение полутора часов тебя непрерывно умащивают маслом, выгибают в такие стороны, в какие суставы выгибаться не
могут вообще. Под конец массажа – будто заново родился. Но на девушку-массажистку смотреть жаль: она мокрая как мышь и
вымотана так, будто вагон с углем разгрузила. Тайский массаж – тяжелая изнурительная работа. Не всякий наш мужик ее
выполнить бы смог. А таек хватает на три года. Затем их из салона выставляют: руки уже не те. Постоянное напряжение мышц
приводит к нервным расстройствам, пальцы теряют нужную силу. И девушки идут на улицу. Чтобы делать там такой же массаж, но
уже не 17 долларов, а за 5.

Завтрак на вулкане

Слоны в городе – обычное явление. Они движутся в транспортном потоке и никого не удивляет, когда регулировщик останавливает
движение, чтобы слон повернул, куда нужно. А вот чтобы покататься на нем, надо ехать в джунгли. Кайф, вам скажу, еще тот:
тряские они ужасно. Слоны имеют неравномерную поступь и к началу второго часа, невзирая на количество виски (ну подумайте
сами, кто ж полезет на слона трезвым!), чувствуешь себя детской погремушкой.

Прошли мы эдакой кавалькадой весь маршрут, потом — хвать, а одного погонщика, а также друга моего с маленькой дочкой (да,
сделал он такую глупость, взял с собой ребенка, а потом устал объяснять, почему тут дяди как тети, а тети как дяди) – нету!
Наконец, они замаячили на горизонте. Оказалось: погонщик специально сделал крюк, чтобы показать такое чудо – белокурую
девочку – своим детям в деревне.

Во время двухдневной поездки в джунгли мы ночевали в отеле у высокогорного озера. Озеро находится в кратере давно
угаснувшего вулкана, вода здесь поразительной чистоты. Отель — скопище домиков на понтонах: открываешь дверь и сразу
падаешь на матрасы. Утром продираю глаза и не понимаю: то ли недопил, то ли перепил. Панорама за окном меняется сама собой.
Оказалось: каждый дом имеет свой моторчик. И туристы из соседнего номера просто завелись и поехали на середину озера –
завтракать. Чем завтракать? Гурами. У нас в Латвии это крохотные аквариумные рыбки. В Таиланде – здоровенные озерные рыбины.

За две недели в Таиланде мы много чего успели повидать. Тайский бокс (потрясает не профессионализмом бойцов, а
безжалостностью по отношению к себе и противнику: следствие высокой плотности населения). Звериные фермы на каждом шагу
(крокодила кормишь куриным мясом с удочки, тигренка угощаешь молоком из бутылочки, 17-дневным слонятам бананы следует
очищать). Подпольное эротическое шоу (наивная мужская уверенность, что уж об этом-то вопросе я знаю все, была грубо разбита
о действительность).

Но был день, когда ничего особенного не происходило.

Я сидел на песке на коралловом острове. Вокруг ползали крабы – будущий обед. Его я съем вон в той хижине, куда уже
приглашен в гости. Подошел абориген. Начал предлагать коралловые бусы. На каком языке он говорил, не знаю: может, на
тайском, может, на сиамском, а может, это был язык племен мао или яо: в Таиланде пятнадцать этнических групп. Но это
неважно, поскольку между нами уже завязался яростный торг. Торговались мы, как первые люди на земле. Он писал на песке цифру
«3» — три доллара. Я качал головой, махал руками, затирал его цифру и писал свою цену – «1». Сошлись на двух. Абориген
вручил совершенно ненужные мне бусы – примитивную поделку. И в этот момент я словил ощущение, о котором давным-давно
позабыл. Это была нежданная радость. Огромная, как океан вокруг, и совершенно беспричинная. Такую ощущаешь только в детстве.
Надо было прочесать пол-земного шара, чтобы снова ее обрести.