Сегодня у меня хороший день. Во-первых, я, наконец, получила деньги за группу, с которой работала два месяца назад, и которую по ошибке оплатили кому-то другому. Во-вторых, у меня индивидуалы. В агентстве мне их подкинул Фронтик. Фронтик, студент славист, подрабатывает гидом уже года три. Он сносно говорит по-русски, всем нравится его милый акцент и лёгкая манера вести экскурсию, будто гуляя с друзьями. Вчера Фронтик. получил пару из России и должен был быть с ними ещё два дня, но сегодня он встречает из Вероны свою девушку итальянку, с которой они идут к его родителям – знакомиться. Девушка приезжает не вечерним рейсом, как было запланировано, а утренним. Ну разве можно оставить Джульетту без Ромео? Вот поэтому я получила незапланированную и непыльную работёнку. Да здравствует любовь! Конечно, Фронтик ничего о туристах не рассказал, не до них ему. Он спешил в торговый центр купить своей маме подарок, якобы от Джульетты (не запомнила, как на самом деле зовут итальянку), потому что, как он сказал: » Мама не понимает по-итальянски, и это хорошо, а моя невеста никогда не поймёт мою маму – и это плохо.»

Фронтик на бегу передал мне планы экскурсий, которые заказали туристы : Пешт, потом прогулка по Сентендре и ужин в «Гунделе».

Бегу в отель, надо успеть попросить служащего заказать столик в ресторане, Фронтик вчера забыл. Гостиница — одна из лучших, расположена в центре, по-видимому, со средствами у моих подопечных проблем нет. Портье улыбается мне как старой знакомой, хотя мы виделись всего пару раз. Он почему-то довольно долго говорит с рестораном.

— Мирослава, на шесть мест нет, что делать?

— А на девять?

— На девять – есть, но твои гости хотели на шесть.

— Давай закажем на девять и на завтра на шесть на всякий случай, нет, на завтра не надо, они в 10 вечера улетают.

— Порядок. Но учти, туристы у тебя с претензиями – номер меняли, и Фронтик что-то бурчал вчера. Хочешь кофе, я распоряжусь.

От кофе отказываюсь, стараюсь настроиться позитивно, не обращать внимания на замечание портье, сажусь в удобное кресло дожидаться своих путешественников.

— Вы Мирослава? – приятный голос принадлежал женщине лет 50-ти, крашенная блондинка со вздёрнутым носиком.

— Да. Сегодня я ваш гид. Вы готовы к приключениям? – будет ли спрашивать о Фронтике?

— А что с Фронтиком? – будто мои мысли читает, – Заболел?

— Да нет, семейные обстоятельства. Людмила Семёновна, а где же ваш супруг?

— Не надо отчества, Люда или Людмила, и Павел Романович, мой друг, а не муж, – как-то легко, верно не в первый раз сказала блондинка, — И мы, знаете ли, сомневаемся, продолжать ли экскурсии с вами.

Вот это удар! Что же случилось?

— Вы понимаете, Фронтик никак не может продолжить экскурсию, но я в курсе всего плана на сегодня и постараюсь…- затараторила я как ученица

— Да причём тут Фронтик, – Людмила перебила меня и сказала врастяжку, — Павел Романович устал, загонял нас ваш Фронтик, да ещё и выговорил, что с таким темпом мы ничего не успеем. Павел Романович не спортсмен, да и на машине обычно, а за вчерашний день и у меня ноги отваливаются.

Ну Фронтик. Ну удружил, да ещё ни слова не сказал.

– Вы знаете, я обещаю Вам день нетяжёлый и увлекательный, сейчас я закажу нам что-нибудь попить, а вы попробуйте от моего имени уговорить вашего друга спуститься в лобби и мы вместе обсудим маршрут. Не проводить же отпуск в гостинице, да и оплачено у вас всё.

Портье по моему несчастному виду уже понял, что клиенты вот-вот сорвутся.

— Помочь?

— Да, три экспрессо и холодной воды.

Я уже собралась, и это прозвучало, как «пинцет, скальпель». Что ж так загонял бизнесмена Фронтик, не видел, дурак влюблённый, что люди побыть вместе приехали, отдохнуть, не только по достопримечательностям бегать. Спасать положение надо немедленно, и ориентироваться по ходу.

Павел Романович выплыл из лифта и, по хозяйски оглядывая лобби, пошёл к столику. Крупный седой с большим животом любителя пива, пожилой, но ещё весьма интересный мужик.

Людмила семенила рядом. Я встала, сама не знаю почему. Толька честь отдать осталось.

Кофе ли, моя ли удачная причёска и первоклассная косметика, или всё же предложения по изменению маршрута экскурсии помогли спасти положение, но уже через четверть часа мы были на залитой солнцем улице Дохань перед торжественным порталом Синагоги.

Дохань в переводе «табак». Когда-то в этом районе было много дорогих табачных лавок, теперь их нет, как, впрочем, и евреев, с трудом набирается «миньян» – десять мужчин – минимальное количество молящихся, необходимое для любой религиозной церемонии.

Павел Романович вынимает из кармана кипу. Так вот почему он не захотел сразу отправиться в Сентендре и из всех моих предложений по Пешту выбрал именно это: посмотреть самую большую в Европе Синагогу и Еврейский музей. Павел Романович – еврей, да ещё знающий, как оказалось, одну молитву, ту что читал по субботам его дед. И он прочёл её, как запомнил, не понимая ни слова, просто, как он сказал, потому что почувствовал потребность быть евреем в еврейских стенах.

Пока Павел Романович произносил ивритские слова, его русская подруга оглядывала огромный зал, похожий на театральный и большую группу туристов из Штатов. Американцы, расположившись на передних скамьях, слушали объяснения своего экскурсовода, рассматривали золочёное творение венского архитектора Людвига Фёрстера, читали латунные таблички с именами купивших себе места, щёлкали фотоаппаратами. Люда тоже вынула фотоаппарат, атмосфера изменилась, Павел Романович стал обычным туристом, а не иудеем, причастным не только к нации, но и к религии уже самим фактом своего появления на свет. А я в который раз наслаждалась романтической красотой этого здания с изысканными восточными башнями, огромным, на три тысячи мест, залом, совершенно нетрадиционно вытянутым в длину, галереями, необычным для синагоги органом. Любовалась декором стен и потолка, вычурными канделябрами и люстрами — всем этим провинциально–столичным шиком, который только у талантливого архитектора выглядит блестяще и не безвкусно.

— Куда сейчас?

— Во дворе синагоги есть памятник, к которому я обязательно привожу туристов.

Давно заметила, что еврейскую историю Будапешта, Праги, Вены или Амстердама евреям рассказываю не так как людям других национальностей. Наверное, потому, что во всех домовых книгах европейских евреев есть вырванные Катастрофой страницы, там должны были быть записаны дети тех, кто сгорел в печах лагерей, умер от голода в гетто или был расстрелян в ямах и рвах. Евреи чувствуют некую общенациональную боль, которую ни разделить с другими, ни до конца объяснить миру невозможно.

Мы стоим у металлической плакучей ивы скульптора Имре Варга. На каждом её посеребрённом листочке начертано имя погибшего в Катастрофе будапештского еврея. И я знаю, что Павел Романович сейчас думает не о будапештском гетто и не о спасителе тысяч евреев, канувшем в сталинских лагерях, Рауле Валленберге. Он, как и я, у каждого такого памятника стоит, как у могилы своих родных.

— А теперь у нас целых полчаса отдыха в электричке.

Пока мы едем в полупустом вагоне я по просьбе Павла рассказываю о себе, о жизни в Будапеште, о ценах, пенсиях, медицине, налогах,- обо всём, что всегда интересно иностранцу узнать о новой стране, чтоб сравнить со своей. Чтоб ей, любимой ли, постылой, поставить минусы и плюсы, и в который раз убедиться в правильности своих прежних оценок.

Люда не теряла пока времени на разговоры, она очистила и нарезала крепенькое яблочко, пододвинула нам дольки, открыла бутылку минералки, у неё и стаканчики одноразовые были припасены. Я заметила, как она смотрит на Павла Романовича, будто всё время хочет спросить о его самочувствии, но боится лишний раз побеспокоить.

— Спасибо, Людок! Вот она, моя красавица, завтра поедем её одевать, завтра, Мирослава, только шопинг. Подарки детям, внукам и сослуживцам, но главное – Люде. Она впервые за рубежом, должна с полным чемоданом вернуться.

— Зачем же целый день? До обеда справимся, отдохнёте немного, а потом на экскурсию в Парламент. Я вам там не нужна, в 3 часа есть экскурсия на русском языке, и от гостиницы недалеко. Поверьте, не пожалеете, чудесное завершение поездки будет.

— Посмотрим. Может быть вы правы. Фронтик тоже про Парламент говорил, всё сокрушался, что не успели вчера.

За время поездки, я много узнала о моих подопечных. Павел Романович оказался вовсе не бизнесменом, а каким-то начальником-хозяйственником в системе здравоохранения в одном подмосковном городе, его жена, как я поняла, давно и тяжело болеет, находится в спецбольнице, наверное, хосписе, там Людмила работала медсестрой, там и познакомилась с Павлом.

— У меня дочь в Москве, уже замужем — рассказывала Люда, пока он курил в тамбуре,- А я тянула лямку после развода. Уже 12 лет одна, и вдруг такое счастье, то есть вы не подумайте, мне жаль его жену, но и себя жаль, и его. Павлик изменил мою жизнь, я и не представляла, что мужчина дома может себя вести так красиво, так со мной разговаривать, ухаживать. Я в ужасе иногда, как подумаю, что он может заболеть или умереть, или бросить меня. Ну а его дети меня не то что ненавидят, а делают вид, что меня не существует и, конечно, всё время подчёркивают, что я недостаточно образованна, намекают, что со мной нельзя появляться в его компании. Да я и не претендую, лишь бы он со мной был, — Люда горестно вздохнула, а я не нашла, что сказать, да и не ждала она ответа на свою бабью откровенность. Нужно нам иногда выговориться, и легче открыться едва знакомому человеку, с которым не встретишься больше никогда.

Электричка остановилась на конечной станции: Сентендре.

Этот городок на левом берегу Дуная посещают все или почти все туристы, которые приезжают в Будапешт. Впечатления от него совершенно противоположны: от восторга до полного безразличия. Думаю, что влияют на посетителей погода и количество туристов. Когда город залит солнцем и толпа не слишком велика, успех обеспечен. Жаль, что эти два фактора почти не совместны. В Сентендре едут в первую очередь посетить музей марципанов, походить по главной сувенирной улице, прикупить хорошего Токайского, заглянуть в галереи художников, а когда светит солнышко, едут ещё и горожане, особенно в выходные, целыми семьями.

Этот городок имеет своё особенное лицо. Тут сохранилась римско-католическая приходская церковь XIII-XIV вв. На ее стене и сегодня показывают время старейшие в Венгрии песочные часы.

В 17 веке здесь поселились тысячи сербских купцов, которые бежали из своей страны, охваченной восстанием против турок. Позднее, в конце 19 века, большая часть сербов вернулась на родину, но городок сохранил свой «сербский» характер и Сербскую церковь XVIII века. Катакомбы прибрежной части стали первоклассными хранилищами для лучших в Венгрии вин, а мастерские художников и скульпторов, облюбовавших этот город с начала 20 века, мирно уживаются с сувенирным ширпотребом и народными промыслами.

— С чего начнём? – Павел Романович, кажется, готов к прогулке, — Засиделись мы в электричке.

— Давайте начнём с вина, — оба оживились, — У меня есть предложение: не тратьте деньги на посещение музея вина, а закажите бутылочку хорошего Токая, колбаски или сыра, и пока вы на практике убедитесь в качестве венгерского вина, я договорюсь о времени посещения Музея Марципанов. Только сладкое и кофе не заказывайте.

Оставляю Павла и Люду в маленьком погребке при винном магазине, там, я уверена, их примут, как следует. Хозяйка говорит по-русски, под её руководством они и продегустируют, и купят несколько бутылок отличного вина, а я получу свои комиссионные. Так уж устроен наш немудрёный бизнес.

— Как дела?

— Садитесь, Мирослава, догоняйте нас, без бокала вина мы вас не отпустим.

— Я же на работе, — говорю и пригубливаю золотистый сладковатый чуть пряный напиток.

Бутылки уже куплены, заботливо упакованы и будут дожидаться нас тут до отъезда.

А мы идём берегом Дуная, здесь он по-деревенски живописен: домики чистенькие, одно и двухэтажные, берёзки и ивы, как с картинки, сувенирные лавки в гирляндах из красного перца.

По дороге, уже в центре, мастерская-музей Маргит Ковач. Предлагаю заглянуть, но не вижу блеска в глазах. А жаль. Ковач — настоящий талант, замечательный мастер керамической скульптуры. И, конечно, именно её музей – главная достопримечательность Сентендре, просто туристы этого не знают. Маргит умерла не так давно – в 1977 году. Все свои работы она завещала городу, видно не хотела, чтобы частичка её души, вложенная в глину, покинула родной старинный дом. В керамических скульптурках Маргит очень много любви, детской наивности и мудрой иронии.

Ну что ж, нельзя заставлять людей платить за вход в музей, который их не интересует.

Любуюсь в витрине у входа » Девочкой с куклой» и «Стариком» и иду дальше.

От главной площади у традиционной Чумной колонны мы сворачиваем на

ул. Думча Енё к марципановым владениям Кароя Сабо.

Дядюшка Сабо был как обычно на месте. Сколько ему лет, под 80 – не знаю точно, но выглядит он и сейчас бодро, следит за своим музеем, кафе и магазином без устали, говорит с посетителями на множестве языков, которые он выучил, работая в разных частях света. Видно сладкая ореховая масса прибавляет здоровья, если лепить их неё фигуры и картины, а не есть.

Сабо родился и стал кондитером в Трансильвании. Он не сидел на месте, в поисках счастья и достатка перебрался в Австрию, но мастер по изготовлению шоколада не нужен был Европе, охваченной войной. Не стало лучше и в послевоенные годы, надежды молодого кондитера не оправдались, и он уже с семьёй едет в Ливан. Там, в Бейруте, он научился мастерству изготовления марципанов, стал известным мастером, который принимал заказы со всего мира. Вернувшись в Австрию, на скопленные деньги купил дом в маленьком городке и открыл свою кондитерскую, которая постепенно превратилась в самую большую кондитерскую страны. Работы Сабо были столь оригинальны, что идея сохранять и демонстрировать их в музее марципана витала в воздухе. Музей имел большой успех, «скульптура» из марципана привлекала публику, бизнес процветал. Почему же Сабо решил переехать в Венгрию, где свободное предпринимательство делало только первые шаги после отмены социалистического режима? Может, потому что умерла его первая жена, а вторая жила в Венгрии, может не чувствовал себя своим в Австрии, а может натура странника и художника не давала покоя. Но в 1990 году Карой Сабо переводит свой бизнес в Венгрию, и с тех пор все, кто приезжают в Сентендре могут увидеть его чудеса. Как иначе назвать марципановую карту Венгрии, макет Парламента, семейный портрет Габсбургов или Майкла Джексона в натуральную величину.

Люда в восторге. Она уже не слушает мои объяснения, о том, как готовят марципановую массу, и сколько должно быть сахара и тертого миндаля, чтобы фигуры сохранялись годами. Она замирает, как ребёнок то перед портретом принцессы Дианы, то возле ярких цветочных букетов, то у белоснежных свадебных тортов, которыми я тоже не устаю любоваться. А Павел явно скучает, его больше забавляет детская реакция подруги, и он потихоньку фотографирует её возле витрины с персонажами диснеевских мультиков.

По дороге в Будапешт я решила рассказать об изменении времени ужина.

— Вы проголодались? – начинаю, с подходом.

— Да что вы! После вина с бутербродами и фруктами и после чая с пирожными.

— А устали очень?

— Есть немножко, но не так как после вчерашнего марафона по Буде и Пешту. Мы же вчера на прогулке вечерней на кораблике уснули. Ничего уже не видели, не слышали, а потом Павел Романович не мог уснуть от усталости.

— Сегодня будете спать, как младенцы, да и завтра ноги болеть не будут. Это я вам после купален гарантирую.

— Да что вы, какие ещё купальни? – Павел подскочил на месте, — Подремать, книжку полистать, душ – и в ресторан.

— Вы всё успеете, поверьте. Через полчаса вы в гостинице, передохнёте, переоденетесь, соберётесь – на это часа хватит, с 4 до 6 – купальни, а в 9 будете в ресторане. Вы уж простите, но места у «Гунделя» были только на девять.

— Ох, Мирослава, зачем нам это? Бассейн отличный есть и в гостинице и сауна тоже.

— Минеральная вода – это не хлорированный суп в бассейне, и цена на массаж в купальнях не так высока, как в вашем отеле. Побалуйте себя по-венгерски. А какие снимки привезёте. Я вас сфотографирую в бассейне с мраморными колоннами.

Чего я так распинаюсь, ну проведут пару часов в гостинице, я то всё равно пойду в «Геллерт», не люблю менять планы. Такое у меня правило, после дня с группой иду отмокать, правда, обычно в Лукач, там дешевле. Выхожу в тамбур, пусть поговорят без меня.

— Мирослава, чего вы тут стоите? Сбежали от ответственности за поздний ужин?- глаза у Павла смеются, настроение отличное, кажется, я его убедила.

В гостинице прошу у портье пару полотенец для себя, домой далеко, не успею.

Люда и Павел поднялись в номер, а я опять коротаю время в фойе. Завтра мне предстоит самое нелюбимое занятие – шопинг с туристами. Такое можно выдержать только потому, что оплата почасовая. Не хочу даже думать об этом.

Мне не понять, почему нельзя все покупки, кроме сувениров и деликатесов, сделать в Москве. Там же теперь такие же магазины, и цены во всей Европе почти одинаковые. И не лучше ли побродить ещё по Будапешту, посидеть в парке, заглянуть на обзорную экскурсию в Оперный, например, или провести часок в «Астории», какую шамлойскую галушку я там как-то ела.

Павел Романович и Люда появились точно вовремя, и мы на такси отправились в «Геллерт».

Обычно экскурсоводы оставляют туристов в купальнях одних. Думаю, что именно поэтому столько недовольных посещением этих уникальных оздоровительных центров. В купальнях Будапешта, непонятно почему, не налажена информация, и безъязыкий посетитель теряет время, которого в путешествии всегда мало, не находит части бассейнов и саун. Я знаю туристов, которые были уверены, что в «Сечени» четыре бассейна и одна сауна, а на самом деле бассейнов там шестнадцать и шесть разных саун.

Прежде, чем зайти в купальни «Геллерт», на минутку заглядываем в холл гостиницы «Геллерт». Этот отель построен в стиле сецессион и тут присутствует весь антураж изысканного модерна.

Сегодня солнечный день и поэтому лучше начать с открытых бассейнов. Купальню «Геллерт» питают несколько источников горы Геллерт. Их температура 38-42 градуса, а состав богат магнезией, радием, кальцием. В четырёх открытых бассейнах вода разной температуры, и самое главное, есть активный бассейн с массажными струями, которые периодически включаются. Показываю, какие места в бассейне занять и радуюсь блаженству на лицах моих туристов, когда включили искусственную волну. Как ни хорошо на воздухе, но самое главное в «Геллерте» находится под крышей.

— Ух ты! Красотища! — такую реакцию я и ожидала, — Мирослава, а как же фото,

ведь фотоаппарат в гардеробе заперли?

— Сделаем перед уходом, а сейчас оглядитесь. Этот зал трудно даже назвать бассейном. В 30-е годы 20 века здесь устраивали балы. Накрывали бассейн стеклянным щитом и вальсировали на нём.

Этот бассейн общий для мужчин и женщин, вода здесь холодная – 27 градусов, поэтому надо начинать не с него. Показываю Павлу дверь, которая ведёт в мужское отделение, как могу инструктирую его, и мы расстаемся на час.

В женское банное отделение ведёт точно такая же дверь с другой стороны центрального бассейна, звоним, служительница открывает дверь, и мы с Людой

начинаем сеанс водного кайфа.

В банном отделении выдают странные фартучки, и я убеждаю Люду, что в них нам будет удобней, чем в мокрых купальниках. И вот мы уже в сауне: сначала «холодной» – 45 градусов, а потом в «горячей» – 90

Разомлевшие, окунаемся в прохладный бассейн. Из его стены бьёт водопадик. Теперь эвкалиптовая парная, после неё ледяная ванна, и, наконец, горячий бассейн – 42 градуса и тоже с водопадом.

— Как быстро время пролетело, если бы не часы на стене, никогда бы не поверила, что мы тут целый час. Может быть, и завтра сюда заглянуть? — вошла во вкус Люда.

А теперь плавать в главный бассейн, разогретому телу так приятна его прохладная вода, а когда включается режим жемчужной ванны, мы начинаем себя ощущать небожителями, которым нет дела до волнений и забот этого мира.

Пока Павел и Люда плавают и заодно рассматривают витражи на потолке, я поднимаюсь не верхнюю галерею с пальмами и оттуда делаю фотографии.

— Мирослава! – из мобильника слышу голос Фронтика.- У меня случилась очень плохая штука.

«Штука» – это слово, которое заменяет Фронтику все те слова, которые он не знает по-русски.

— Что, маме не понравился подарок?

— Нет, подарок я вернул в магазин, а не понравился я. Мы поссорились и разбежались. Так правильно говорить?

Ну раз интересуется «как это будет по-русску», значит жить будет.

— Фронтик, это не так страшно кончилось, как у Ромео и Джульетты, держись.

— Я держусь, и решил лечиться работой, так что на завтра забираю своих индивидуалов.

— Свинья ты порядочная, я бы тоже от тебя сбежала. Ладно, возвращаю тебе завтрашний день в качестве пургена.

— А что это?

— Это лекарство, от которого начинается такая «штука», что далеко от ватерклозета не отойдёшь. Счастливого тебе шопинга на завтра.

Надо прощаться. Люда что-то шепчет на ухо Павлу Романовичу

— Спасибо, дорогой наш гид! Это было чудесно! Может, пойдёте с нами в ресторан?- неловко протягивая мне чаевые, говорит Павел

Он просто хочет сказать мне что-то приятное, а может, и не понимает, что моего заработка за весь сегодняшний день не хватит, чтобы оплатить ужин у «Гунделя».

— Счастливо вам. – протягиваю свою визитку, — Может, будете в Будапеште, звоните, присылайте ко мне друзей и будьте счастливы.

С Людой расцеловались, как давние подруги. Удачный день подошёл к концу.