1.

За свою многолетнюю практику юрист Лев Вульфсон ни разу не сталкивался со столь запутанным делом. Другой юрист на его месте потирал бы руки в предвкушении неожиданного прецедента, который мог бы впоследствии получить его имя и обессмертить своего «первооткрывателя», как обессмертила Америка Америго Веспуччи. Но Лёва был очень ответственным человеком. Истина и справедливость стояли для него выше славы. По крайней мере, он старался себе это внушить.

Вчерашний визит семейной пары взбудоражил его профессиональный аппетит, который он лишь ненадолго заглушил бессонной ночью. Вульфсон скрупулезно, как Штирлиц, выстраивал все полученные детали и разрабатывал план дальнейших действий, которые должны были бы вывести злоумышленников на чистую воду. До того, как дело можно было довести до суда, причем суда громкого, нужно было дать им «раскрыться», нужно было, чтобы они сами вытянули загребущие свои руки так, чтобы удобнее было защелкнуть на них наручники…

Лёва был создателем и руководителем юридической фирмы «Тур-Исправ», основной специализацией которой была защита обиженных турфирмами туристов. Первый же выигранный суд снискал ему известность среди «обиженных»: это было дело о Голубых горах в Австралии. Туристка из Сыктывкара, всю жизнь в непосильных трудах копившая деньги на поездку в страну своей мечты, убедилась в том, что Голубые горы на самом деле вовсе не голубые… Моральный ущерб был оценен в 50000 рублей. Пользуясь малой компетентностью областных судов в вопросах географии, лёвина контора постепенно наращивала обороты, хотя и не могла еще соперничать с крупными юридическими фирмами, но Лёва дальновидно делал ставку на узкую специализацию. Правда, со времени своего зарождения в начале девяностых турфирмы России научились обороняться, и не всегда удавалось с налёту выбить компенсацию за просроченный йогурт на шведском столе, но «Тур-Исправ», однако, лаптем щи не хлебал.

Обратившаяся в контору семейная пара была «обижена» на фирму, больше смахивающую на секту; в любом случае, элементы мошенничества были слишком явственны для того, чтобы не бросаться в глаза. Ко всему прочему добавлялся изощренный цинизм со стороны проводников афёры. Дело в том, что потенциальным клиентам предлагалась более чем оригинальная услуга по выбору подходящего места для собственной смерти. «Уйти красиво» — таково было официальное наименование нового направления в туризме. Просили за «эксклюзивный сервис» вроде бы недорого, но всё равно дело пахло плохо с этической точки зрения. К тому же, жалоба есть жалоба: «нет бумаги, нет дела», как говорят американские адвокаты, а в данном случае бумага уже была.

Семейная пара обратилась с жалобой по как раз по поводу «Уйти красиво». Речь шла не о них самих, а о дедушке, которому они оплатили путешествие в последний путь. Выбрав «страну мечты», хитрый старикашка отправился туда за счет сына и невестки, но умирать в срок почему-то не захотел… Оставленная по завещанию трехкомнатная квартира в Москве вновь перешла в пользование пенсионера, к разочарованию его «детей», уже затеявших в ней ремонт. Старик вернулся не только вполне здоровым, но и воодушевленным на дальнейшие подвиги. Он аннулировал завещание, продал квартиру с видом на Москву-реку, купив домик в Тарусе с видом на Оку, а оставшуюся круглую сумму отложил на то, чтобы «повидать мир», а потом уже умереть красиво тогда, когда его Господь призовет. Блаженное состояние дедули родственники объясняли не иначе как сатанинской психологической обработкой со стороны фирмы, отправлявшей его в путешествие уже в пятый раз кряду, и соответственно, материально заинтересованной в таком исходе дела.

Первоначальный диагноз у ветерана, поставленный в онкоцентре, был неутешительный. Исход был вроде бы предрешен, но двухмесячный поход в высокогорья Тибета привел к неожиданной концовке — рак отступил. С медицинской точки зрения такой поворот мог быть объяснен перестройкой организма на молекулярном уровне как следствие смены высот, температурного режима и т.д. С точки зрения эзотерической, исцеление должно было быть признано чудесным. Правда, православный батюшка, к которому дедушка пошел за благословением в дорогу, резко осудил его «паломничество в Бесову Камню» (как русские люди иногда называют гору Кайлас, известную им, несомненно, еще со времен мифической Гипербореи). Однако и этот бдительный священник вряд ли стал бы отрицать факт чудесного исцеления, пусть даже произошедшего на «чужой территории». Любая конфессия имеет право толковать экстраординарные явления в свою пользу. В конце концов, можно считать, что исцеление наступило в процессе занятия спортом, которому предшествовали размышления о своей неправедной жизни, и покаяние.

Тот факт, что дедушка решил уехать в Таиланд и жениться там на молоденькой тайке, натолкнул родственников на мысль, что он окончательно сошел с ума, и что по причине его недееспособности он не может распоряжаться своим имуществом. Без всякого сомнения, хорошо спланированные действия психотерапевтов, действующих под прикрытием «турфирмы», спровоцировали помешательство «клиента»; его подтолкнули к решению о продаже недвижимости и вложении денег в «путешествия”, в ущерб интересам семьи. Попытки обратиться в фирму напрямую с жалобой ни к чему не привели: родственников «жертвы» откровенно «послали», сказав, что они помогают людям не просто «уйти», а уйти «красиво», осуществив напоследок свою мечту, обретя покой не в хосписе, а в красивом месте, среди горных вершин, песчаных барханов, ледяных глыб, на островах, затерянных в океане ну и т.д., но это всё не имеет отношения к эвтаназии, а то, что люди меняют своё недвижимое имущество на мечту перед тем, как самим превратиться в недвижимость, то это их сугубо личное дело, и отношения отцов и детей — не дело фирмы; если есть вопросы, то это к писателю Тургеневу ну и т.п. Одним словом, униженным и оскорбленным жертвам аферистов ничего не оставалось, как обратиться к знатокам юриспруденции…

И молодой лев стал готовиться к прыжку. Было ясно, что лобовая атака ни к чему не приведёт. На поверхности находится лишь самая верхушка айсберга: что скрыто толщей воды, никому пока неизвестно. Единственный способ вывести злоумышленников (если они действительно являются таковыми) на чистую воду — схватить их за руку. Но это потребует проведения настоящей спецоперации… Лёва готов был рискнуть и сыграть роль частного детектива, тем более, что простое представление интересов клиентов в суде переставало удовлетворять его тщеславие: дело могло иметь общественный резонанс, а через него реклама рикошетом ударила бы по всему «Тур-исправу».

Тщеславие! Великая вещь, двигатель прогресса… Тысячу раз неправы те, кто относит тебя к смертным грехам человечества. Да где бы оно было, человечество, если бы не тщеславие отдельных личностей, мечтавших стать великими и знаменитыми, самыми первыми, самыми-самыми! И если не самыми-самыми, то хотя бы чуть-чуть, хотя бы немножко выйти из тени, или побыть в чьей-то тени… И всё ради того, чтобы заметили, чтобы не пропасть вот так, зазря, впустую, анонимно. И кто знает, может быть та, что двадцать лет тому назад отвергла тебя как ничтожество, сегодня вспомнит о тебе, посмотрит на своего нынешнего неудачника мужа, и пожалеет, ох как пожалеет, гадина!

Но тщеславие — от слова «тщета». Сиюминутной и мимолетной славы жаждут те, кто не смог, не стал, не успел… А «человеку дела» слава нужна для рекламы, чтобы дело своё продвигать. Тогда это не тщеславие, тогда это нечто другое. Тогда это уже явление высшего прагматического порядка.

Лёва был прагматиком до мозга костей и именно из прагматизма он пускался в авантюру.

.2.

В качестве «приманки» Лёва решил использовать себя сам. Вероятность того, что его узнают в лицо была крайне мала: оно пока редко где «светилось». Правда, оно мало походило на лицо прощавшегося с жизнью человека, но можно было попробовать другое амплуа, положившись на широкий спектр предложений фирмы, которая должна была сыграть роль «жертвы».

…Лёва с минуту постоял в сквере у сталинской высотки. Фонтан еще не работал, но его должны были включить со дня на день, с окончательным приходом весны. Лёва улыбнулся: в этом доме жил писатель Коробейников, которого укусил за палец Фима из «Шапки» Владимира Войновича. На месте Фимы сейчас был Лёва, а придется ли кого-то кусать за палец или еще за что-то — покажут события, которые вот-вот должны развернуться. Возможно, Лёву сразу раскусят и отправят восвояси, а может наоборот, удастся «внедриться», и тогда сюжет получится очень даже закрученный.

«Штирлиц» оттянул на себя тяжелую дверь и оказался в холле, в котором ничего не изменилось за последние шестьдесят лет. Колонны, капители, мраморная облицовка, хрустальная люстра и бабушка-вахтёрша при входе остались от той легендарной эпохи, когда бородатые и очкастые физики, только что вернувшиеся из лагерей, надевали рюкзаки, брали брезентовые палатки, гитары и снова отправлялись на природу, но уже по доброй воле.

— Мне в «Географию», — бросил Лёва вахтерше, но она отреагировала на эту реплику столь равнодушно, что даже не предложила записаться в книгу посетителей. Поднявшись на лифте на семнадцатый этаж, он оказался в просторном коридоре, в который выходили несколько дверей. Лёва ступил на ковровую дорожку и ощутил чувство легкой зависти… Он вырос на окраине Москвы, в самой худшей её части — на Юго-Востоке, на Ждановской. «Ждань» — громадное пролетарское гетто, в котором задумчивому еврейскому мальчику было страшно показать свой явно не автохтонный нос на соседнюю улицу из-за боязни быть битым не столько из-за своей вызывающе интеллигентской внешности, сколько из-за того, что не с этого квартала. Лёву всегда удивляло, почему люди, живущие в одном городе, в одной стране, чьи деды вместе сражались с немцами в войну, не могут поделить какую-нибудь убогую детскую площадку, на которой по вечерам собираются пить портвейн. И Лёву инстинктивно тянуло в другую, настоящую Москву, где в окнах арбатских переулков виднелись стеллажи с книгами, где букинисты вели свою родословную от первопечатника Федорова, а среди дворников можно было встретить писателя, поэта или художника. Сталинский ампир — это другая Москва, блестящая, по-советски гламурная, по-олимпийски божественная, в которой люди жили в квартирах с высоченными потолками в домах с колоннами и полуколоннами, ибо они сами должны были заменить собою всех богов на небе и на земле. Лёва мечтал жить в таком доме, но провел детство в хрущевской «двушке» в Выхино.

В коридоре стоял штендер: картонный Индиана Джонс в полный рост указывал пальчиком куда-то в левую сторону. Лёва отметил про себя явно незаконное использование чужого художественного образа в коммерческих целях. Подойдя к массивной дубовой двери, он нажал на кнопку звонка. Через минуту щелкнул замок, и Лёва ступил в просторную прихожую. Она оказалась заставленной какими-то ящиками, как будто из-под снарядов. Один из них был намеренно небрежно приоткрыт, и в чреве его виднелись какие-то черепки.

Гостя никто не вышел встречать, хотя из глубины квартиры доносился приглушенный женский голос; очевидно говорили по телефону. Прихожая была отделена от основного помещения тяжелой зеленой бархатной портьерой. За нею располагался коридор, напоминающий скорее лавку старьевщика. Дорожные кожаные сундуки, пара старых патефонов, заржавелое кремневое ружье и винчестер, копья и щиты, шкура крокодила во всю стену, шкура анаконды, африканский тамтам в половину человеческого роста, — это те предметы, которые первыми попались Лёве на глаза, но были еще другие, более мелкие, выложенные в небольших витринах вдоль стен. Там были минералы, ракушки, наконечники стрел, черепки керамики с затейливыми узорами. Лёва отметил про себя, что хозяева подошли к обустройству своего офиса очень творчески и явно не пожалели средств на покупку антикварного антуража. Дела у фирмы шли неплохо; очевидно, в неё работали спецы высшего разряда по «разводу» доверчивых туристов.

Коридор заканчивался дверным проемом, также завешенным портьерами, и Лёва интуитивно догадался, что там и находится «святая святых». Он осторожно раздвинул половинки архаичной портьеры и оказался в просторном кабинете, обстановка которого подтолкнула его на еще более глубокие размышления.

В кабинете никого не было. Прямо напротив входа располагался грузный и широкий стол под зеленым сукном, на котором стояла лампа под зеленым абажуром, массивный бронзовый пюпитр с орлом, видавший виды глобус и черный телефон, которым пользовались, очевидно, еще первые хозяева квартиры. За столом стояли высоченные напольные часы, в по обеим сторонам от них — стеллажи с книгами, многие из них — с золочеными корешками. Слева в стену был встроен широкий камин, на котором были расставлены разные любопытные предметы: ракушки, африканские бронзовые статуэтки и американские керамические сосуды с изображением людей и животных. Стена с одной стороны от камина была завешена барометрами всех видов и форм, а с другой — оружием всех времен и народов. Остальное пространство было отведено старинным картам в рамах, коллекциям экзотических бабочек и гербариям.

У правой стены стояли инкрустированный секретер, диван и некое подобие буфета. Кресла были столь же старинные, как и диван с буфетом, или, по крайней мере, искусно состарены. Пахло кожей и кофе.

Лёва ненадолго поддался очарованию уюта, но прагматик в его душе быстро уступил место романтику. Он прекрасно понимал, что весь этот «антураж» создавался фактически за счет вовлеченных в деятельность «секты» туристов. Наверняка все эти книги в золотых переплетах были простым муляжом, а «старинный» секретер был состряпан каким-нибудь умельцем пару лет назад, глобус выменян на бутылку водки у какого-нибудь алкаша, а черепки приобретены задешево у черных археологов. Лёва подошел к стеллажу с книгами и притянул за корешок одну из них. Это был Жюль Верн, «Школа Робинзонов», французское издание начала 1900-х годов. Лёва быстро пролистал книжку, даже понюхал её: она была самой настоящей, никакой не муляж и даже не репринт. Невозможно задешево подделать старую бумагу, глубину шрифта и цветные литографии. Эпоха модерна дыхнула на Лёву непередаваемым книжным шармом. В этот момент запах кофе неожиданно усилился, часы громко пробили полдень, и кто-то резко кашлянул у Лёвы за спиной.

.3.

— Вы кофе какой предпочитаете: молотый, растворимый, с молоком, сахаром или без? Кофе в среднем роде или в мужском?

Лёва обернулся. На него смотрел человек лет сорока, бритый ёжиком, плотного телосложения, ничем не напоминающий ни Индиану Джонса, ни Аллана Квотермейна, и скорее смахивающий на добродушного Ивана Ильича Обломова. Его взгляд был спокоен, речь медленна и несуетлива, но в глазах мелькал какой-то озорной и чуть насмешливый огонёк.

— Я, с Вашего позволения, предпочитаю кофе в мужском роде…- ответил Лёва, улыбнувшись со всей любезностью, на которую был способен в улыбке.

— Я так и думал! Сразу видно, что Вы человек интеллигентный… Люди нашего круга не должны поступаться принципами. Помните, как в свое время Нина Андреева сказала на всю страну: «Не могу поступиться принципами!»

Лёва с трудом помнил, кто такая Нина Андреева и какие в её время были принципы. «Зубы заговаривает с ходу» — мелькнуло у Лёвы в голове чисто профессиональное.

— Я предлагаю Вам попробовать абиссинский кофе, прямо с прародины кофе и всего человечества! — продолжал человек и тут же продолжил: — Если хотите к кофе еще чего-нибудь, будь то ликёр, коньяк, то мы имеем большой выбор к удовольствию наших гостей. Все напитки — оригинального производства и розлива.

— А шампанского у вас нет? — спросил Лёва.
— Шампанское есть, но это на потом, по завершению, так сказать, — ответил человек серьёзно.
— По завершению чего? — столь же серьезно спросил Лёва.
— Ну, сами знаете чего, не зря же к нам пришли…
— А я, может, и не знаю. Я к вам, может, случайно зашел! — отпарировал Лёва, стараясь придать голосу подчеркнуто вызывающие нотки.
— Ну что вы! — улыбнулся человек, — Случайности случаются редко. Вот вы книгу с полки достали, а ведь тоже не просто так. Могли бы другую взять, но нет, взяли именно эту! А почему? Потому что так надо было, потому что кто-то на что-то хочет указать, а мы иногда не прислушиваемся…
— Я по-французски не читаю! — пожал плечами Вульфсон.
— …И очень зря. Я вот, к примеру, на пяти языках читаю. Очень удобно, знаете ли: приходишь в книжный магазин, и тебе всё равно, на каком языке нужная тебе книга. Хотя, признаюсь честно, я как Ленин: языков знаю много, но чисто утилитарно, в рамках необходимого минимума, только чтобы революцию сделать…
— Но вы же не Ленин, — усмехнулся Лёва.
— Да и вы не Бронштейн, я полагаю, — деланно засмеялся хозяин заведения и жестом пригласил сесть.

Лёва уселся в кожаном кресле, а «хозяин» между тем достал откуда-то из-под бронзовой птички визитку и протянул гостю. На ней значилось:

———————————-
НИКОЛАЙ БАЛАНДИНСКИЙ

«ГЕОГРАФИЯ»

———————————-

Кроме обычной контактной информации визитка ни о чем больше не сообщала. Между тем в кабинет из-за портьеры незаметно и бесшумно вплыла какая-то девица и поставила на стол изящный поднос с серебряным кофейником и двумя чашечками. Лёва не успел толком разглядеть девицу, настолько быстро и бесшумно она уплыла обратно.

Кофе был просто замечательный. Пока Вульфсон пил, Баландинский задумчиво сидел, флегматично заложив ногу за ногу и мало интересуясь божественным напитком. Эта пауза была очень на руку Лёве. Он пытался обдумать тактику дальнейшего поведения. Можно было сколь угодно долго состязаться в остроумии, но пора было от прелюдии переходить к делу.

Лёва поставил пустую чашку на поднос и откинулся на спинку кресла, всем своим видом показывая, что он готов к дальнейшему диалогу. К его удивлению, Баландинский продолжал отрешенно смотреть куда-то мимо Лёвы, нисколько не интересуясь своим визави. Так прошло минуты три. Наконец, Лёва решил взять инициативу в свои руки.

— Николай! Я много наслышан о Вашей компании… и друзья недавно через вас ездили, очень понравилось (про друзей Лёва ляпнул зря; сразу пожалел, но было уже поздно), и вот, хочу сам отправиться настоящее приключенческое путешествие, чтобы не только отдохнуть, но и испытать себя!…

Баландинский молча кивнул, как-то грустно вздохнул, и сказал очень серьезно:
-Насчет отдыха это не к нам. У нас слово «отдых» считается ругательным. Тот, кто на отдых рассчитывает, попадает не в свою тарелку, а в чужую уже поздно бывает смотреть. Недавно побывали на боливийском Альтиплано: высота, холод, но красиво… Так вот к нам в группу один московский финансист Андрюша записался, молоденький такой… Мы думали, что у него глисты, поскольку он всё время есть хотел. Даже на экскурсии не ходил, боялся пропустить прием пищи…Встанет утром, так перед завтраком спросит, а что на обед и на ужин. Ходил всё время с озабоченным лицом. Есть такой тип туриста: с первого до последнего дня всё время чем-то озабочен, ждёт подвоха, полон подозрений, что его обманывают, на нём экономят и наживаются. И исправить их нельзя уже, ибо не дожив до тридцати эти люди уже в душе глубокие старики, брюзгливые и надоедливые. Их можно только терпеть, знаете ли, … до конца. А куда девать-то прикажете? На берег не спишешь, не на корабле ведь… Сидели как-то на берегу озера в столовой, так он вдоль чужих столов прошелся, посмотрел, что иностранцы едят. Решил, что их лучше кормят, чем его. Они на завтрак тосты с маслицем, а мы макароны с яичницей и салатами наворачиваем, но ему всё мало, он же решил уже, что его обманывают, и на нём экономят, еды не докладывают. К счастью, конечно, таких, с глистами в голове, не так много…

Но в принципе, конечно, мы можем клиенту предложить отдых. Чудесные места есть. Например, недавно начали осваивать новое направление — острова Анжу. Остров Генриетты, остров Жанетты. Помните, как Миронов пел в «Соломенной шляпке»?

— Помню, помню, — улыбнулся Лёва. — А туда далеко лететь? Это в Океании где-то?
— Ну да, в Океании… но в несколько иной. В другую сторону немного…
— Правда, не люблю я понапрасну и подолгу на солнце жариться, — пошел на попятную Лёва.
— Да там особо не пожаришься, хотя в это время года солнца там хоть отбавляй, что днём, что ночью, — успокоил Баландинский и неожиданно перешел на патетику: — Мне вот вообще южные широты надоели, хочется чего-то родного, северного, где мало людей. Но народу родного не надо! Как говорится, «что имеем не храним». Хочешь показать им красоту земли русской, или там, скажем, чувашской или татарской, а тебе говорят: «Нет, дядя Коль, поехали лучше в Африку, в тупым, жадным, грязным и вонючим ниггерам!»

Вульфсона передернуло от такого вызывающего и явно провокационного выражения расизма; Баландинский это заметил и сразу придал лицу как можно более добродушное выражение.

— Да, очень многие после наших совместных путешествий становятся расистами. Но может миссия «Географии» и состоит в том, чтобы подчеркивать роль белого человека в истории великих географических открытий и вообще в создании общемировой цивилизации? Люди сами делают нужные выводы…

Лёва подумал, что дело принимает совсем уже интересный оборот. Осталось только подождать, когда с негров геноссе Баландинский переключится на евреев.

— А о «Союзе эфиопских фашистов» слышали? — спросил Баландинский, и взглянув на взметнувшиеся кверху густые лёвины брови, встал и зашагал по комнате, явно входя в раж:

— На всех древних картах, прежде всего картах Эратосфена и Геродота, Плиния и Птолемеев, Африка южнее Сахары обозначалась как Эфиопия. Сегодняшняя Эфиопия — единственная страна, сохранявшая независимость на протяжении всей эпохи, когда Британия, Франция, Бельгия, Германия, Италия делили Африку. Даже Египет превратился в полуколонию англичан! А эфиопы держались! Они создали древнейшее после Египта государство в Африке. Сын царицы Савской и царя Соломона Менелик вывез из Иерусалима «Ковчег Завета». Древние эфиопы переняли у своих аравийских соседей древнесемитскую письменность, впоследствии полностью исчезнувшую. Эфиопы даже внешне мало напоминают своих нынешних африканских негритянских соседей. Это семиты с тонкими чертами лица и с кожей цвета какао… Так почему бы эфиопам не занять то место в истории, какое они заслуживают более чем кто-либо в Африке? Муамар Каддафи претендует на роль всеафриканского мессии, но он араб, а арабы всегда были угнетателями африканских народов. Эфиопия может принести Африке свет! Великая Эфиопия, от Индийского до Атлантического океана!!!

Вульфсон был поражен до глубины души. Такого спектакля он никак не ожидал. Явно довольный произведенным эффектом, Баландинский склонился над Лёвой и произнес заговорщеским тоном, глядя Лёве прямо в глаза:
— Заметьте, никто и никогда не решится противостоять этой идее. Никто и никогда! А почему? Да потому что, во-первых, этот мегапроект может быть отличным противовесом исламизации Африки, в во-вторых, эфиопы — семиты, а никто не захочет, чтобы на него навесили ярлык антисемита…

Вульфсон почувствовал себя так, как будто он стоит на сцене, а «мясник-фокусник» мечет в него ножи. Аккуратно так мечет, ровно, но всё равно как-то не по себе. Вот-вот нож воткнется прямо в переносицу, но нет, он летит прямо по намеченной траектории. Если всё это было плановой психологической обработкой «новичка», то следовало со своей стороны подыграть. Если же он «дезавуирован» в качестве «засланного казачка», то добровольное участие в «шоу Баландинского» было уже бессмысленным. Но Лёва решил не спешить и включиться в игру.

— А вот давайте как раз поговорим об Эфиопии, — начал по-деловому Лёва. — Меня эта страна очень даже интересует, тем более, что о Вас я слышал как о главном специалисте по этой стране….
— Ну, к лести я человек равнодушный, но отмечу только, что мы действительно были первыми, кто наладил набор и отправку групп в Эфиопию на постоянной основе. Должен же кто-то быть первым! Правда, Эфиопия многих ломает физически и морально (прежде всего морально), но зато оттуда возвращаются настоящими героями-путешественниками, а не горе-путешественниками, и зачастую влюбляются в Африку на долгие годы… Дороги там плохие, гостиницы еще хуже, народ похабно приставучий, но мы сразу предупреждаем: “Ребята, вам будет там так плохо, как еще не было никогда!». Туристы улыбаются; думают, что шутим… Но мы не шутим, а говорим правду, а потому какие потом могут быть претензии, правда?

«Претензии» — это уже лёвина стезя, и это слово было для него сигнальным. У кого-то другого претензий могло бы и не быть, но токмо не у Лёвы! И никакая предварительная психобработка здесь бы не помогла, лёвино правосудие было бы неумолимо и беспощадно.

-…Вообще, — продолжал тему главарь «Географии», — я слышал от коллег мнение, что у нас надо учиться: нам платят деньги за то, за что на других подают в суд. Посмотрите, суды завалены жалобами на «обычные» турфирмы от «обычных» туристов, при этом все они вместе настолько бесцветны, как и «обычный» стиральный порошок. Завидуют коллеги… В туризме, как и в шоу-бизнесе — все тебе улыбаются, но все тебя дружно ненавидят. Мозгов-то у самих не хватает! Хотя что может быть проще: подобрать идею на дороге и превратить её в деньги? Но это долго и хлопотно. Гораздо проще и дешевле подождать, когда подберет и сделает кто-то другой, а потом уже пристроиться сбоку или в хвосте и собирать пенки с готовенького. А свернёт «первопроходец» шею, тоже хорошо: другим будет наука, что туда ходить не надо. Но быть первопроходцем всё-таки лучше, чем эпигоном!

«М-да», — подумал Вульфсон, — «С самооценкой у него всё в порядке. Очень самоуверенный товарищ… Впрочем, возможно право имеет… ну да посмотрим, кто кого».

— Скажите, — перешел в наступление Лёва, — А что за услуга у вас такая интересная есть — «Умереть красиво»?
— Не «умереть», а «уйти»! — поправил мэтр, наставнически подняв указательный палец. — Вместо того, чтобы лежать в постели, стонать, мучить своих родных, заставляя их выносить из-под себя судно, не лучше ли зафрахтовать иное судно и отправится на нём, скажем, в кругосветное плавание, а когда пробьет час, опустить свои бренные останки на дно океана, на ложе из кораллов? Или подняться к заоблачным снежным вершинам и там найти свой покой, не мучаясь и не страдая, а просто уснув на каком-нибудь леднике?

— Всё это конечно здорово, но как-то попахивает… — попытался было возразить юрист, но креативный географ тут же его прервал:

— …Самоубийством, хотите сказать? Нет, нет и еще раз нет! Это не вмешательство в Божественный промысел: уж если Бог решил кого-то к себе призвать, он это сделает независимо от чьей-то земной воли и желания. Представьте себе: человек знает, что смертный час его близок. У него есть шанс (последний шанс) сбросить с себя весь груз земных забот, осуществить мечту, от которой отмахивался всю жизнь, понять, что вся жизнь его стоит этих последних месяцев, недель, а может и дней. Он хочет прожить их ярко и уйти достойно, красиво, а не ворочаясь в больнице в собственной моче под взгляды своих благодарных детишек, которые только и ждут того, когда ты скорее сдохнешь и они смогут наконец въехать в твою квартиру, и выкинуть на помойку всё то, чем ты жил и что теперь никому уже не нужно…

— А у Вас самого дети есть? — спросил Вульфсон?
— Есть, — улыбнулся Баландинский, — но они еще слишком маленькие для того, чтобы делить имущество своего безумно любящего папочки…
— Вот видите! Когда вырастут, тоже от них в горах Тибета будете скрываться?
— Поживём — увидим, — твердо произнёс теоретик «красивого ухода» , всем своим видом показав, что обсуждение проекта закончено.

— Перейдем к рассмотрению моего вопроса, — сказал Лёва деловито. — Помирать нам рановато, но я хотел бы поехать с вами в Эфиопию, которую вы, как я вижу, очень любите. Что посоветуете для затравки?
— Настоятельно рекомендую отправиться на юг страны, к кушитским племенам Долины Омо. Уходящая, исчезающая натура, знаете ли. Очень скоро такого нигде уже не увидишь. Всё по-настоящему, по-взрослому. Никакой театральной постановки, никаких потемкинских деревень! Мало комфорта, но море впечатлений. Фотографии получаются просто супер. Все ваши друзья обзавидуются, хотя кое-то будет в ужасе. Но незачем обращать внимание на робких духом; для большинства вы вернетесь героем. Девушки будут за вами табунами ходить!
— Ну, вы уже столько туристов туда успели свозить, мало кого удивить можно, — наигранно засмущался Лёва.
— А мы…, знаете что? Мы сделаем спецпрограмму конкретно под вас! Квест-тур по Эфиопии! В финале — приз. Какой — сюрприз…

Баландинский посмотрел на Вульфсона столь хитрым взглядом, что тому на мгновение стало не по себе. Наступал момент, когда нужно было принимать решение, идти ва-банк, рисковать собой и даже более того — собственными деньгами. Но Лёва тут же внушил себе, что он ничем не рискует: если здесь какой-то подвох, то он как юрист быстро выведет «Маэстро Географии» на чистую воду. Если нет подвоха, то он просто смотается за границу, хоть и за свой счет.

— Квест — это интересно, — собравшись духом, выпалил Лёва. — Хотелось бы ознакомиться с условиями.
— Условия просты и демократичны. Стоимость — три тысячи триста тридцать три доллара и тридцать три цента плюс авиабилеты. Виза ставится в аэропорту еще за двадцатник. Билет — не более пятисот, можно даже еще дешевле поискать. Квест начинается прямо в Москве, задание первого этапа получаете по электронной почте. Дальше — в реальном пространстве. Предпочитаем безналичную оплату с личного или фирменного счета. С зарубежных счетов можем получать перечисления на валютный счет. Бланк договора с реквизитами можете получить у секретаря.

Аудиенция была окончена. «Командор» взял со стола томик Жюля Верна, положенный Лёвой на зеленое сукно в начале беседы и вставил его в книжный ряд на законное место. При этом он как-то странно и задумчиво усмехнулся и похлопал книгу по корешку, но в следующий момент развернулся и улыбнулся Лёве самой светлой и радостной улыбкой, на которую, по всей видимости, он был способен. Он распахнул объятия так широко, что казалось, будто он вот-вот бросится Вульфсону на шею и задушит его, осыпав поцелуями, но дело ограничилось всего лишь крепким рукопожатием.

… Когда Лёва вышел из высотки, он заметил, что фонтан в сквере заработал. Неожиданные звуки заставили Лёву вздрогнуть — в зоопарке проревел гиппопотам и протрубил слон. Мимо прошел африканский студент с плакатом, рекламирующим студию искусственного загара. Но Лёва собирался заполучить бронзовый загар естественным путём, причем в самом ближайшем будущем.

Читайте 2-ю часть.