По утрам нас будил муэдзин. Это был единственный человек в Турции, который не предлагал что-то купить, или зайти «просто
посмотреть», потому что «очень дешево». Поэтому я любил муэдзина, как родного, и даже подумывал пригласить его в гости в
Ригу. Вот только где его найти. Некогда место муэдзина было четко определено: он кричал на четыре стороны света с тонкого
длинного минарета. Но нынче никто в пять утра на верхушку башни не карабкается. Муэдзин поет молитву в глубинах мечети,
окруженный аппаратурой, и ветер разносит голос по окрестностям через вмонтированные в старинные стены «матюгальники».

Седина в бороду, бакс в ребро

Нам повезло: перед самым нашим приездом в Турцию тамошний премьер-министр упал и сломал ребро. Поэтому курс доллара сразу
подскочил с миллиона трехсот тысяч лир до полутора миллиона. Начиная писать отчет о путешествии, я поклялся избегать
банальщины и не упоминать о том, что Восток – дело тонкое. Но чем еще объяснить такой феномен, что лат привязан к валютной
корзине, доллар — к американской экономике, а турецкая лира – к ребру премьера?

Не будучи врачом и ни разу не увидев пациента, отмечу, что перелом срастался плохо: на протяжении всего нашего недельного
пребывания в Турции курс лиры оставался на той же отметке. Цены на бензин, наверняка, тоже пристегнуты к какому-нибудь члену
кабинета правительства, не пышащему здоровьем. Литр топлива стоил доллар и десять центов. Поэтому хоть аренда машины в
Турции на редкость дешева, большинство туристов не торопятся воспользоваться этой услугой.

И это при том, что отказ от любой покупки в этих краях требует от приезжих незаурядного мужества. «Спасибо, я уже поел…»
«Где?!!» — бешено вращая очами кричит продавец и ты понимаешь, что завтра по тому адресу найдешь одно пепелище. «Не нужно,
мне уже продали…» «Кто?!!» «Знаете, я уже был в путешествии на яхте…» «На какой?!!»

Собираясь в тамошние края, не пытайтесь набраться практического опыта через Интернет – бесполезно. Все сайты касательно
Турции заполнены женскими воплями с характерными названиями: «Роковой роман», «Я знаю, что это любовь», «Классификация
турецких мужчин», «Всем обиженным девочкам» и т.д. Половина туристов из б. СССР – одинокие дамы, ищущие приключений.
Аборигены сводят их с ума поразительной схожестью с героями-любовниками «мыльных сериалов»: они не матерятся, практически не
пьют, исправно пылают очами и осыпают женщин комплиментами так же бесперебойно, как автомат торгует пивом. От этого туристки
из СНГ положительно сходят с ума и отбрасывают социальные условности, точно первые коммунарки. Они заводят романтичную
любовь с пляжным уборщиком и рвут страстья в клочья с гостиничным носильщиком, благодарно принимают ухаживания банщика и
назначают свидания лавочнику.. Они несутся по туристической тропе в любовном угаре, а выхлопные газы достаются их
неозабоченным русскоязычным соотечественникам, которым теперь ввек не отмазаться от этого родства.

Несмотря на такой минус, в Турцию хотя бы разок съездить стоит. Это единственная на земном шаре мусульманская страна, в
которой церковь отделена от государства. (Принятое в исламе многоженство здесь чревато тремя годами тюрьмы). Поэтому за
возможность влезть по уши в восточную экзотику не придется платить строгостью костюма и сдержанностью поведения.
Любопытным туристам позволено совать свой нос всюду без страха загреметь в зиндан.

Природа и климат поразительно смахивают на привычные советскому человеку курорты Закавказья. Пальмы, цитрусовые, горы на
горизонте, жара, тепловатая вода из-под крана. Но вот ты, тихо ругаясь, принимаешься выковыривать окурок, застрявший под
стульчаком гостиничного унитаза, который оказывается вовсе не окурком, а припаянной металлической трубочкой – для омывания
сугубо мусульманских частей тела, презирающих туалетную бумагу. И понимаешь — это Турция.

Отвали моя черешня

Мы остановились в Кемере – курортном городке под Антальей, расположенном в той стороне, где горы почти вплотную подступили
к морю, оставив людям для поселений узкую полоску суши.

Кемер – турецкое название, а первоначально местечко звалось Химера. Но это было в ту пору, когда турки еще бродили по
Азии, а здесь жили греки: строили селения Олимпос и Фасилис у подножий Понтийских гор, сочиняли фривольные мифы про богов,
обитающих на горе Олимп, ездили за отличными амфорами к горшечнику в Анатолию и регулярно навещали родственников в
Константинополе. А потом им на голову посыпались пришельцы, и все пошло прахом. Нынче Анатолия зовется Антальей,
Константинополь – Стамбулом, а по развалинам Олимпоса и Фасилиса потомки завоевателей за три доллара водят туристов. Многие
названия по-прежнему дышат Элладой: Каппадокия, Таврические горы. Но это уже давно Турция, ей принадлежат и развалины Трои,
и гора Олимп. Потому ни одного грека среди туристов не встретишь: за державу обидно.

Но нам ли, с фиолетовыми паспортами «элиенсов», корить турецких пришельцев! Мигрант мигранта не обидит – так не лучше ли
пройтись по двум главным улицам Кемера, где шеренгой, словно штакетник в заборе, выстроились зазывалы. Они говорят на всех
языках, сходу определяют национальность и заводят беседу, которую трудно прервать.

— Здравствуй, мужик! Как жена, дети? Отдыхаешь хорошо? Сейчас еще лучше будешь. Спасибо мне говори. Уговорил я хозяина –
делаем тебе скидку!

Я малость шалею, потому что впервые вышел из отеля и даже не подозреваю, чем здесь торгуют.

Тем временем лавочник по-свойски берет меня за руку, заботливо оправляет на мне рубашку и треплет по плечу. В Риге за такое
грубое нарушение дистанции моментом дают в репу. Но тут, черт его знает, чужая страна – потемки. К счастью, спасение
следует незамедлительно.

— Наконец! – восклицают за спиной. Оборачиваюсь: я этого типа не знаю, но обращается он явно ко мне. – Сколько ждал, чай
готовил, никак не идешь. Спал, да? В общем, я договорился: будет тебе бесплатный рафтинг.

— Послушайте, я …

— Э-э-э, дорогой, зачем споришь. 50 долларов – это совсем бесплатно. Три водопада, четыре порога, ужасное течение, острые
камни – все для тебя. Другие фирмы за такие деньги только один водопад издалека пальцем показывают. И никаких камней!..

Через два дня пребывания в Кемере я начал подумывать, не повесить ли на груди табличку «Спасибо, у меня все есть». Через
три – освоился настолько, что ежедневный проход сквозь строй стал такой же автоматической процедурой, как чистка зубов. Я
даже выработал свою технику. Мы с зазывалой, ласково глядя в глаза, жмем друг другу руки. При этом он мелкими шажками как бы
невзначай увлекает меня вглубь лавки, я же прочно удерживаю позицию на нейтральной территории. Потолкавшись так минут пять,
сохраняя на лицах добродушнейшее выражение борцов сумо, мы расстаемся и я падаю в объятия следующего лавочника. Все
отдыхающие передаются торговцами по эстафете, словно переходящее знамя. И с этим лучше смириться.

Трудней привыкнуть к тому, что турки, как все восточные люди, постоянно трогают вас во время разговора руками. Они
нуждаются в тактильных ощущениях, словно муравьи, ощупывающие собрата усиками. Агрессии при этом не проявляют, но не стоит
терять бдительности: пределы запанибратства им неведомы. Один из зазывал, например, похлопал меня по животу. Я в ответ
игриво ущипнул его за зад. Больше он ко мне не подходил.

Пошел в баню

Турецкая баня в Турции не имеет ничего общего с турецкой баней в Европе. Никаких клубов пара и даже не особо жарко. Тепло и
влажно в зале, где в бассейне, точно рыба в садке, покорно отмокает десяток-другой разнополых туристов в купальных костюмах.

Посреди зала стоят мраморные постаменты, на которых лежат безвольные тела. Поджарые смуглотелые банщики, словно черные
вороны склонились над ними и нещадно трут полотняной варежкой (увы, не одноразовой!), счищая верхний
слой кожи. К работе они относятся творчески: то резко хлопают клиента по пяткам, то шлепают по бокам, с женщин стаскивают
лифчики, мужчин неожиданно окатывают холодной водой. Время от времени кто-нибудь из них затягивает песню, заунывную и
одновременно разухабистую, как бурлацкие частушки.

Периодически к «садку», откуда мокнущие туристы с опаской косятся в зал, подходит освободившийся банщик, выбирает жертву и
пальцем указывает на постамент. Басурманы безжалостны. Жен разлучают с мужьями, матерей с детьми.

Согнав с клиента всех бацилл, банщик покрывает его мыльной пеной, смывает, и переводит в более уединенное место: в
отдельную кабинку, на масляный массаж. Это – момент нелегкого испытания для самых прочных брачных союзов. Муж, которому
банщик старательно выворачивает суставы, с ужасом слышит, как из соседней кабинки доносятся два голоса, один из которых
принадлежит его собственной супруге. «Болно?» — спрашивает банщик за стенкой. «Хорошо», — отвечает жена. «Расслабса», —
командует его собственный массажист и вжимает голову несчастного в дырку, вделанную в матрасе. Хорошенькое дело –
расслабься. Когда из соседней кабинки снова бубнят два голоса: «Болно?» — это верблюдогубого варвара. «Ох, хорошо», —
неверной жены.

Мы ж вас, янычар, на протяжении пятисот лет били, — вспоминает муж. – Какой позорный реванш! И он глухо рычит в подушку от
бессилия, пока банщик победно выстукивает на спине клиента «Турецкий марш».

Купите бублики

Пляжи Кемера – сплошная галька. Потому в море входишь охая и приседая, словно обезьяний вожак перед стаей. Плавается в море
легко, ныряется трудно: плотная соленая вода выталкивает на поверхность не хуже дельфина.

Впрочем, жара не дает долго задержаться на пляже. Потому на третий день обезвоженный турист начинает подписываться на все
экскурсии, которые он с негодованием отвергал ранее. Неважно куда повезут, главное, что автобус будет с кондиционером. Так
мы согласились на поездку в Анталью.

Анталья – бетонный ад, бесконечный спальный район, окруживший небольшой Старый город. В горячий период в ее аэропорту
самолеты с туристами приземляются каждые две минуты. Здесь понапихано всяких шоппинг-центров, в которые отдыхающих завозят
как бы мимоходом на несколько часов. Поскольку шоппинг – основная цель гида, получившего от торгового центра мзду за
доставку покупателей, то вся «историческая» часть экскурсии проводится в лихорадочном темпе.

Автобус несся, как бешеный, за окном мелькали минареты на фоне многоэтажной застройки. Здоровенные черепахи (с голову
пионера, не меньше), мирно загоравшие на краю бетонного арыка, при виде нас разом прыгали в воду.

Нам беспощадно отвели всего двадцать минут на то, чтобы полюбоваться на панораму города. Но даже эти мгновения оказались
посвящены насильственному шоппингу. Не успели мы выйти из автобуса, как словно из-под земли выскочили шустрые турчата. Они
сноровисто сунули в руки сыну бублик, дочери – полуобщипанный цветок с соседней клумбы и начали тыкать в кошелек, требуя
оплаты столь расторопного сервиса.

Насчет бубликов гид предупредил еще в автобусе: они не стоят больше 300 тысяч лир. Однако турчата пользуются тем, что
туристам трудно сориентироваться в банкнотах с обилием нулей и под шумок берут немыслимые деньги. Я протянул бумажку в пять
миллионов, юный торговец схватил ее и знаками принялся нас успокаивать, что больше ему ничего не должны. Пришлось
попридержать его за шиворот. Намек был понят: очень неохотно турчонок дал сдачу в 250 тысяч лир. Таким образом, бублик был
оценен им больше чем в четыре с половиной доллара. Возможно, его держал когда-то в руках сам основатель Турецкого
государства Мустафа Ататюрк.

Разобравшись, наконец, (не без помощи гида) с малолетним грабителем, всучив ему обратно полуобщипанный цветок, я отошел к
парапету: снять изумительный водопад. Не тут-то было. «Эй, русский», — раздалось сбоку. Ко мне споро бежал мужчина лет
сорока с сапожной щеткой и баночкой гуталина в руках. Чистить туфли на пыльной смотровой площадке под раскаленным солнцем
среди пожухлых зарослей – не спорю, есть в этом некое эстетство. Но я уже начал звереть: «Не надо!» Выражение лица клиента
не произвело на чистильщика никакого впечатления. «Надо, надо!» — заворковал он тем голосом, каким профессора в сумасшедшем
доме успокаивают разбушевавшихся больных. Я молча отодвинул его локтем и продолжил путь. Но оказалось, что у неутомимого
чистильщика имеется на такой случай безотказный маркетинговый ход. Он вновь вырос предо мной и с возгласом «конечно, надо!»
шмякнул на мою правую туфлю шмат гуталина. Его торжествующий вид говорил: ну, кто был прав, приятель, обувка-то и впрямь
нуждается в чистке.

Нет, это вовсе не гипотеза, что русский мат заимствован из татарского — языка
той же группы, к которой принадлежит и турецкий. Чистильщик мгновенно все понял. Исчезнуть с такой рекордной быстротой
можно было только в указанном мной направлении. Гуталин я оттер пучком травы.

По Старому городу нас прогнали галопом за считанные минуты. После чего всю группу отконвоировали в ювелирный центр, из
которого этапировали в центр торговли кожаными изделиями. Там мы и поняли, отчего вся Турция говорит по-русски.

Наши в турецком полоне

Никто не заподозрил бы в черноокой темноволосой девушке украинку Галю. Она бойко изъяснялась по-турецки с коллегами по
прилавку. Затем повела
туристов по залу, показывая товар. «Насколько разный у турков акцент», — подумал я, и тут Галя «загыкала». Это характерное
украинское «г» выдало ее с головой, она виновато заулыбалась и зашептала нам: «Сколько меня предупреждали, чтобы переучилась
– все равно, как волнуюсь, так к родной мове возвращаюсь».

И Галя, и множество ее землячек давно работают в Турции. А еще тут живет и трудится немыслимое количество народу из
Белоруссии, России, других республик СНГ, особенно — среднеазиатских. Тропа была протоптана лет шесть назад, сразу после
появления в Турции первых русских туристов. Предприимчивые турецкие лавочники стали с удовольствием принимать на работу
русскоязычных зазывал, продавцов, помощников. И на сегодня нет практически ни одной лавчонки, в которой не имелось бы
работника из б.СССР. Все они по приказу хозяев не афишируют свое происхождение и бегло говорят по-турецки.

— Язык легкий, — сказала Галя, — с нашим не сравнить. Ни склонений, ни спряжений. И даже род – один, никаких «он»,
«она», все это просто «о». Я заговорила по-турецки через четыре месяца. На Украине помыкалась с работой, там – безнадежно. А
здесь удается даже откладывать. Прошлой зимой приехала в шикарной дубленке, так вся станица ходила на меня смотреть. Вы
присмотритесь в магазинах: всюду наши. Настоящие турки русский не знают: слишком трудный для них этот язык Все, кто
мало-мальски бойко говорит по-русски – только выдают себя за турков. На самом деле это туркмены, азербайджанцы, узбеки,
татары, приехавшие в поисках работы. Им даже язык не пришлось учить, он у них с турками и так общий. Иногда идешь по
Анталье, там в магазине стоит Светка с Молодечно, тут Алик из Ташкента. И думаешь: господи, а сами турки-то где?

На обратном пути нас завезли в средней руки забегаловку с длинными рядами столов, накрытыми в тени виноградника. Однако еда
была на уровне: весьма характерный момент для Востока, где ранг заведения и цены определяются интерьером и количеством
прислуги, но совершенно не влияют на качество блюд. В придорожном кафе пища так же превосходна, как и в роскошном ресторане,
вот только будет подана на щербатых тарелках.

Турецкая кухня интересна тем, что сытна, но не тяжела. Баклажаны наличествуют во всех видах, ну разве только варенье из них
не варят. Мясо и рыба запекаются на угольях, что придает им восхитительный привкус шашлыка. Осторожней стоит отнестись к
салатам, в которых не всегда можно распознать содержимое: иногда это оказывается классическое грузинское лобио, а иногда в
горле надолго устанавливается кисло-жирный неприятный привкус от непривычных европейцу добавок.

Зато только в таком демократичном заведении можно во время еды наблюдать, как на твоих глазах пекут лепешки. Вынутые из
печи, они похожи на гигантские подушки безопасности. Но стоит им остыть, как сразу превращаются в тонкий слой пропеченного
теста, наподобие армянского лаваша.

А вот с десертами скучно. Это или очень сладкая рисовая каша, или вермишель, залитая карамелью или еще что-нибудь липкое и
приторное, малопригодное для достойного завершения обеда.

Турецкие вина похожи на испанские: так же резки. Что удивительно: на этой жаре легко пьется арак, точнее, ракы – анисовая
водка (ее весьма уважал Александр Васильевич Суворов, что не мешало ему громить турков в пух и прах). В ней 51 градус, она
прозрачна, пока не добавишь воды, тогда химическая реакция превращает содержимое в жидкость молочно-белого цвета, поэтично
именуемую туристическими справочниками «львиным молоком». Пахнет и впрямь, как в львятнике, куда срочно вызвали ветеринара.
Но вкус не столь мерзкий, как можно было бы ожидать, а уж действие и вовсе приятное: тепло разливается глубоко в желудке и
оттуда неспешно путешествует по организму. Турки ракы употребляют охотно. Коран запрещает пить вино, а про водку ничего не
сказано – вот они и ловят Всевышнего на слове.

Из безалкогольных напитков популярен айран: соленый кефир. По словам распорядителя кафе (который тоже прикидывался турком,
но нас теперь уже было не обмануть), айран готовят следующим образом: скисшее молоко, воду, соль и специи заливают в мешок
из овечьей шерсти, и этот бурдюк кидают на улице, чтобы прохожие пинали его ногами и таким образом взбивали. Остаток времени
мы самым пристальным образом глядели под ноги во время прогулок. Но ни один мешок с айраном нам так и не попался.

Бакшиш – двигатель экономики

Самая популярная турецкая шутка звучит так: в Турции богатым стать очень легко. Только для этого надо иметь хорошие деньги.

Брат ювелира из соседней лавки с итальянским именем Марко (имя досталось от мамы-итальянки, а отец турок ничего не имел
против) разъяснил нам значение этой шутки. Любой бизнес в здешних краях начинается с взятки.

— Наши политики любят бакшиш, — растолковывал Марко турецкую бухгалтерию. — Ты много работаешь. Когда накопишь, идешь к
политику и говоришь: солнцеподобный, прими от меня эти деньги в знак уважения. Политик поможет взять кредит у государства.
Ты оттуда дашь немного строительной компании, чтобы построила отель с видом на море. В отель будут приезжать туристы и
платить. Половину денег будешь отдавать политику. Он доволен. Ты доволен. Строительная компания довольна. Будешь целый день
сидеть под виноградом, играть в нарды, чай пить…

—А кредит как отдавать? — поинтересовался я.

— Зачем отдавать? Он же на 99 лет выдается. К тому времени или политик умрет, или ты.

—Или ишак сдохнет – вспомнив Ходжу Насреддина, сказал я.

— Или ишак…— покладисто согласился Марко, чем-то похожий на грустного ослика.

Марко был подлинным турком, хоть и говорил по-русски. Он закончил филфак питерского университета и и рассказал немало
интересного про общность наших языков. Оказывается, русское слово «самовар» заимствовано из турецкого. Двести лет назад его
произносили и писали в России куда правильней: сумавар. Су – это вода, мавар – кувшин. В русском языке таких заимствований
море: алтын (означает — золото) , балык (любая рыба), базар, чай, кафтан. Еще любопытней то, что часть турецких слов –
например, «колбаса» —осталась жить только в русском языке, турки их не понимают, хотя это их исконная речь. Турки не
помнят, что такое ятаган, аркан: так давно устарели эти слова.

Кроме того, в русском и турецком языках много общих слов, которые означают совсем разные вещи. Например, «дурак» — это
по-турецки остановка. «Баян» — вовсе не музыкальный инструмент, а женщина. «Бардак» – это стакан. «Бурда» — по-турецки
переводится как «здесь». «Чердак» — беседка или место под навесом, где пьют и едят. «Бок» — черт побери.

Лекция Марко оказала на нас крайне облагораживающее влияние. Мы перестали оттачивать остроумие по поводу названия ночного
клуба «Baran”. И даже оставили идею сфотографироваться на фоне вывески ресторана «Govnuk».

Не нужен нам берег турецкий

Последний вечер в Кемере. Дефилирую по одной из двух главных улиц городка. Тут уже все привычно: и шустро несущиеся по
асфальту тараканы размером с пачку сигарет, и летучие мыши, реющие над головой. «Здорово, шеф-капитан», — кричит лавочник на
углу, и это обращение уже не вызывает приступ гомерического хохота. А как еще, собственно, приветствовать уважаемого
человека?

Притормозив, пару минут наблюдаю, как Сетдар, зазывала ресторанчика «Kaptan», организовал из проходящих мимо немецких
туристов круг, поставил внутрь для укрепления рядов несколько официантов и повел всех бодрым хороводом влево, потом вправо.
Дисциплинированные немцы неуклюже, но старательно вскидывали по его подсказке то ноги, то руки. Не давая им опомниться,
Сетдар построил плясунов гуськом и в ритме танца направил эту шеренгу прямиком в ресторан. Покорно, точно овечки на
заклание, немцы потянулись к накрытым на воздухе столикам. Мысленно рукоплещу Сетдару.

Вчера забавы ради напросился к нему в напарники – вторым зазывалой. Два битых часа главный редактор мужского журнала
«Патрон» околачивался на главной улице Кемера, приставая к прохожим с предложением отужинать. Но если Сетдар регулярно
заворачивал к столикам группы туристов, то мне не удалось уговорить ни одного. Стоило мне широко улыбнуться
соотечественникам и плавно повести рукой в сторону столиков, как они шарахались, будто лошади перед горящим факелом. «Да, —
констатировал Сетдар, понаблюдав со стороны. – Извини, брат, но эта работа не для тебя. Тут нужно клоуном быть, шуточки
отпускать, забавлять народ. А у тебя такое лицо, что… В общем, если кто-то не расплатится за обед, тогда ты будешь очень
кстати. А пока посиди, дорогой, кофе попей».

И я присаживаюсь за столик, и в последний раз из этой точки земного шара смотрю, как в темнеющем небе постепенно
вырисовывается турецкий флаг — звезда рядом с тонким полумесяцем…