О приезде в Калугу я начала мечтать ещё в прошлом году. Уютное и «округло-вытянутое» — Кал у- у- у — га. Своей длиной и простодушно — русским звучанием это слово завораживало. И я, конечно же, имела представление о том, что этот яхонт российской провинции сохранил основные черты своего старинного и приятного лица. В них хотелось вглядеться пристальнее и полюбить ещё раз свою немалую родину. Да и где может быть лучше в середине даже такого приятно-прохладного лета?

Ранний экспресс меня стремительно и комфортно домчал в гости к любимым друзьям, и некоторое время по приезде было, естественно, отпущено для любования их милыми обличьями. Если злое время что и поделало с ними, так только выкристаллизовало их человеческую красоту. Но, несмотря на вкушения и возлияния за праздничным столом, во второй половине дня я, как старая боевая лошадь при звуке полкового горна, была в готовности впитывать культурные эманации и погружаться в родственные среды.

Калуга летом – распрекрасна. Каким – то внутренним чувством одобряешь выбор нашими предками места для устройства крепости, а, значит, и поселения на крутояре при впадении речушки Яченки в Оку. Традиционная черта в древнем градостроительстве: и стратегически удобно и для глаз — красиво. И, впадая в эстетико-ретроспективный экстаз, начинаешь воображать, сколько тут вражеских волн разбилось о высокую грудь ощетинившегося окского берега. А на живописных холмах – деревянная крепость, нерегулярная россыпь теремов с церквами… Ну и сараюшки с огородиками, как же без этого. Однако модный 18 век перекроил всё на свой лад.

Архитектор П. Р. Никитин в царствование Екатерины 11 очень ловко приспособил вводимую повсеместно гипподамову планировку к характерно — русскому ландшафту Калуги, и в конце 18в. выстроился необыкновенно гармоничный классицистический центр. А окружавшая его стихийно-народная застройка в зелени садов сохранилась как родная оправа.

Вначале мы посетили Загородный парк или парк им. Циолковского с видом на водохранилище, получившееся из-за запруды на речушке Яченке, впадавшей в Оку. Создание плотины в 60-х -70-х годах было в духе проявляющейся нечасто, но с огромной пагубной силой в инертном по природе расейском народе моды ниспровергать традиции и отрицать подсказки здравого смысла. И, конечно же, экологию это подпортило. Но хвойный бор за этим большим прудом выглядел влекущее-дремучим. В самом парке – Музей истории космонавтики с площадкой, где стоят ракеты и космический корабль — дублёр Гагаринского «Востока».
От дорожного недосыпу и общеизвестного итога совмещения завтрака с обедом я не очень-то была расположена заострить внимание в этот день даже на памятнике — обелиске великому Н.В. Гоголю, созданном в честь его пребывания здесь в течение двух лет на губернаторской даче. Но, как же для его ласково-ядовитого гения натурально было сравнить Калугу с Константинополем! Да и стоящий в центре парка памятник на могиле Циолковского в виде ещё одного обелиска (любили у нас Древний Египет! – и не случайно) прошел как — то по касательной моего сознания.

Зато отчетливо помню другой парк — культуры и отдыха (в старое время – городской сад) в самом центре исторической части, потому что поразила красота открывающейся с обрыва панорамы на Оку, а также мощь и серьёзность желто-белого кафедрального Троицкого собора, организующего парковое пространство. Собор был ампирного цвета и времени, и, если посмотреть на него анфас с востока – ну, просто Пантеон. А профиль выдавал исконно русское происхождение от посадских трёхчастных церквей с длинной трапезной. Ну и масштаб, конечно, константинопольский. А сколько таких архитектурных оксюморонов разного калибра и качества по матушке Руси.

Его светоносный огромный «висячий» купол – феномен строительного искусства начала 19в., выходящий по своему значению за калужские пределы. Стены и интерьеры были расписаны заново и не так давно, видно. Чувствовалась рука и вкус учениц местного художественного училища, если таковое имеется. Лик Спасителя сильно напоминал романтичного Олега Стриженова в молодости. Зато деревянный иконостас современной работы и светлого дерева радовал глаз высококлассной резьбой в стиле « русское барокко». Эти заметки адекватны и другим моим художественным впечатлениям от восстановленных в Калуге цитаделей православия. Две хорошенькие церковки 17в. Св. Георгия «за верхом» и Покрова «на рву» в этот раз ускользнули от моего внимания. А пышнотелые храмы Иоанна Предтечи и Жен- мироносиц к.18в. на главной улице Кирова – Садовой, манившие броской красой, походили на купчиху в корсете.

Самым замечательным архитектурным произведением Калуги мне показался Каменный мост над Безуевским глубоким оврагом. Он напоминает ни больше – ни меньше как римский акведук и является немаловажной частью Никитинского классицистического ансамбля центра города, построенного в Екатерининские времена. Совсем рядом – услада для глаз – псевдоготический прямоугольник Гостиного двора, имеющего романтический вид средневекового рыцарского замка, и Присутственные места – в строгом бело-желтом венце из почти римских арок (ну – чистый Константинополь- римейк второго Рима!).

В целом город радует сохранившейся купечески — нарядной обстоятельностью и провинциально-аристократическим благородством. Немногочисленный сохранившийся модерн позволяет выстроить хронологическую линию в архитектурном профиле исторической части. И даже пролетарская застройка 20 века глаза не застит, а современные архитектурные потуги по возможности корреспондировать со стариной и не портить оставшуюся красоту, внушают уважение.

В музее купили карту области и города. После их изучения план визита на Калужчину получил определённые очертания. Карта области 1991 г. издания показывала все достопримечательные места, а оборот её содержал неплохие экспликации к ним. Назавтра было запланировано поехать на восток: покормить курочек на даче недалеко от деревни Ферзиково и посмотреть, что осталось от голицынской «Городни» Воронихинской постройки и от усадьбы Еропкина «Грабцево».

В деревне Ферзиково почти не было ничего старо-деревенского, многие дома вообще были из бетонных панелей. Дух сельского торга едва пробивался в центре неё, перешибаемый видом юго-восточно-азийского ширпотреба. Глобализация, чтоб не сказать хуже. Однако, русские дороги, «пыль да туман» поставили быстренько всё на свои места. За деревней раскинулись поля, леса, чувствовалась река, и воображение стало рисовать былинные картины диковато – русопятой жизни в этой калужской засечной черте, на бывшей окраине русских земель.

Усадьба Городня нашлась не сразу. Её схоронили за огромной мусорной свалкой и названием Красный городок. Но добрые люди подсказали, что усадебный дом сохранился, в нём – школа. По традиции главный дом должен был стоять на холме над речкой, красуясь над окрестностью. Съехав в овраг, где раньше что-то протекало, на его крутом склоне среди густой зелени деревьев мы увидели кровлю одинокого здания и повернули туда. Дом, казалось, спрятался, стыдясь своей сегодняшней непрезентабельности. Подъехали. Какая классика усадебного жанра! Традиционная планировка: парадная часть с дворцом в одной стороне, хоздвор – в другой. От «парада» кроме двухэтажного дома с высокими потолками и большими окнам в руинированном состоянии сохранились боковые флигели, обнимающие coure d`honeure , то есть парадный двор. Дом – скорее дворец, даже рельефный голицынский герб сохранился под фронтоном. Кажется, этот шедевр Воронихинского гения в провинции принадлежал «Пиковой даме» — Наталье Петровне Голицыной, о которой ещё А.С. Пушкин писал. В хозчасти виднелись стены с контрфорсами построек, которые до сих пор находят применение. Обойдя дворец-школу и прочитав княжеское владение как полустёртые строки старинного листа, поверх которых — каракули: «…мы наш…мы новый…мир…рабы – не мы », порадовались, что хоть особняки нуворишей здесь не маячат бельмом на глазу.

Отправились искать Грабцево Еропкина. Которые из многочисленных и известных Еропкиных были здешними владельцами, пока узнать не удалось. Возможно, в конце 18в. имение принадлежало генерал-аншефу и московскому губернатору П. Д. Еропкину. По сведениям карты 1991г. мы должны были обнаружить многое: главный дом, две церкви 18в., колокольню, часовню, башни ограды и сад с прудами. Да…Петляя по просёлочным дорогам, мы вскоре увидели некие краснокирпичные развалины. Решили осведомиться. Доброй феей показалась нам дама преклонных лет, горбатая и хроменькая. Поливаемая разгулявшимся дождём, она попросила нас подвезти её в село Воскресенское неподалёку. Оказывается, автобусный маршрут туда давно отменён, а в магазин-то надо как-то добираться (она была нагружена сумками). А кто обычно подвозит? Да дачники-попутчики. И это в 7 км от цивилизованной Калуги. Про то, как ей приходится добывать продовольствие в зимнюю пору, мы даже спрашивать не стали. Она поведала, что от старинной усадьбы почти ничего не сохранилось. Может быть, что-то есть за стеной бывшего здесь в советское время аэродрома? А на дорогу выходят теперь только остовы усадебных церквей из красного кирпича. Мы к ним и направились по высокой, сырой траве. Но не пожалели. Успенская церковь 1722г. – без окон и дверей, но хоть под крышей – была изысканным образцом барокко, хоть и не сохранила ни одного характерного рокайля на стенах. Просто сочетание объёма церкви – « восьмерик на четверике», украшенного полуцилиндрическими «лепестками», с трапезной и невысокой колокольней было так гармонично, так стильно… Метрах в 30 от неё почти на одной линии – церковь Св. Николая 1791г. В её горделиво-классических формах чувствовалось столичная марка, и даже некая масонская заумь. А между ними, но не на одной линии, возвышалась прелестная (другого слова и не ищу) колокольня в псевдоготическом стиле, и такого трогательно-романтического вида. Глаз было не оторвать от этой триады! Остовы зданий были вычищены, хула со стен, в основном, стёрта. На фасадах – тексты с призывами «если нет возможности помочь», то хотя бы не гадить. Мне всё это показалось вполне обычным зрелищем и даже обнадёживающим, а подруга – калужанка от вида усадебных останков расстроилась. Утешало давно изреченное «…так храм разрушенный – всё храм, кумир поверженный – всё бог…».

Следующий день был посвящён осмотру более известных калужских достопримечательностей. Сначала мы отправились в имение Гончаровых — Полотняный завод. Дорога вилась между лесами, которые казались сказочными. Село Полотняный завод – старое, с живописными домами, с ажурными наличниками. За заросшим прудом – поворот и вот уже въездные ворота в имение. Главный дом, уже давно музей, естественно, но только с недавних пор — в прекрасном состоянии после реставрации. Вход для взрослых всего – 15 руб. Экспозиция – замечательная, с новым оборудованием, изображает дворянский быт и историю семьи Гончаровых. Здесь удалось реанимировать, несмотря на витрины, дух кринолинно-корсетного стародворянского гнезда. Может быть, этому способствует тишина, завидные цветники на окнах и приветливые немолодые сотрудницы? Рядом с домом – старые здания и ныне производящей бумажной фабрики. Газоны, клумбы, благодать…

На обратном пути посетили Тихонову пустынь. Это действующий мужской монастырь с огромными соборами в псевдорусском стиле последней четверти 19в. Мне выдали черный фартук, чтобы изобразить из него юбку и замаскировать джинсы, платочек у меня был. По совершенно пустынной территории, залитой солнцем, я пошла посмотреть главный собор, где началась служба. Вход был с севера, почти у самого алтаря. Неожиданно для себя очутилась в огромном, светонасыщенном пространстве. В правой южной части стояли более десятка молодых интересных монахов и пели. Слева – группка согбенных старушек. Расхаживать и разглядывать было невозможно, да и нечего. Родных икон не было, все – новодельные. Как и огромный резной иконостас. Иконы в нём – списки в стиле древнерусской классики 15-16в. Всё очень отличалось от атмосферы в московских или ближне — столичных обителях, где, благоговейно закатив глаза и сложив руки на животиках, воцерковляется новообращённая номенклатура, а бритоголовые братки крестообразно отмахиваются рукой, свободной от стволов …(Нет на них Салтыкова-Щедрина с передвижниками!). А здесь неожиданно — торжественность и благолепие, в которые даже уже не верилось.

Купив знаменитый монастырский хлеб в специализированном магазине при пекарне, мы отправились в Тихонов скит. Он — неподалёку в тёмном сыром лесу. Совершив там положенный ритуал: юбка, платочек, убрать фотоаппарат, — прошли на небольшую территорию в чаще леса, где ощущалось присутствие водной массы. Подруга посоветовала мне исцелиться в знаменитом Тихоновым источнике. Купальня в виде деревянной избушки примерно 4х4 метра, построена над родником, который имел форму небольшого бассейна глубиной в 1 метр. Сначала надо было прочесть текст молитвы, прикреплённый к стенке, потом — правила поведения в этой купели. Мужчины и женщины должны были заходить отдельно по очереди.

Требовалось также не издавать громких возгласов, и погружаться надо было три раза с головой. Перед каждым погружением — славить «Отца, Сына и Св. Духа». Для тех, кто был в силах, предлагалось ещё пересечь купель, чтобы приложиться к иконе Св. Тихона. Всё это должно было помочь в исцелении и «по вере вашей да будет вам!». Меня предупредили, что температура воды – 4 градуса. Во-первых, я не поверила, во-вторых, – плохо представляла воздействие такой воды. И не испугалась, потому что довольно бестрепетно погружалась в прорубь после сауны. Итак, в предбаннике я разделась, по ступенькам спустилась в воду, и чтобы долго не раздумывать, совершив положенные ритуалы, присела, стараясь погрузиться с головой. Это был непередаваемый шок! Кажется, макушку мне не удалось утопить. Голову у висков сжало как обручем, дыхание, сердцебиение и другие процессы вообще прекратились. Я с криком вылетела из воды пробкой, но заставила себя присесть ещё положенные два раза. Хватая воздух, задыхаясь, забыв, что громко кричать запрещено, я, шатаясь и ничего не осознавая, выбралась наверх. Это было непередаваемо! Кровообращение заработало с удвоенной силой. Блаженство несказанное! Стягивающие голову обручи постепенно отпали. Вытираться не рекомендовалось, и я послушалась. Тело горело, душа пела, очнувшийся разум говорил, что я совершила подвиг во имя жизни. Ощущения были такие, что я плохо помню, что же в этом скиту ещё было. Мнится мне, что посещала ещё какую-то деревянную церковку, но названия не припомнить. Вокруг неё, вроде бы, протекал ручей, и была композиция из красиво пересекающихся мостков. Мы набрали ключевой воды и отправились домой. До самого вечера в теле перемещались холодные токи, вызывая почему-то сладострастное чувство. На следующее утро я меньше кашляла, да и другие немощи как-то притаились и не давали о себе знать. Неужели навсегда? Какое счастье!

Последний день – музейный. Морось дождя не испугала празднующих Медовый Спас в центре города, и мы приобщились. Мёд купили с каким-то изумительно – растительным привкусом. Художественный музей располагается в усадьбе купца И.Х. Билибина. Ампирный дом с отступом от линии улицы и малым портиком – просто чудо! Коллекция – обычный, но никогда не надоедающий набор портретов из усадеб, передвижников и немножко авангарда. Но, честно говоря, я большее удовольствие испытала просто от хождения по лестницам, по уютным и прихотливым, соразмерным человеческим понятиям залам и коридорам. Редкостное умиротворённо-приподнятое самоощущение и узнавание на клеточном уровне. Может быть, когда – нибудь в другой жизни это уже было со мной…? (Когда я была кошкой?) В зале древнерусского искусства смотрительница нам почти по секрету (запрещено им!) рассказала об особенностях местных икон. Очень мило рассказала. Никогда раньше, кстати, не видела Богоматерь Калужскую, которая изображается читающей книгу.

Холод заставил нас перемещаться скорой рысью по старому городу, чтобы достичь особняка купца П.М. Золотарёва. Впрочем, он тоже был похож на маленький дворец. Сейчас это – краеведческий музей. На первом этаже размещается отдел природы – большая редкость и ценность в наше время. И я не преминула воспользоваться возможностью проверить, помню ли, как выглядит дрозд или поползень, и отличу ли ужа от медянки. Несмотря на то, что большинство экспонатов за давностью лет выглядели полинявшими и молью траченными, я с удовольствием «прошлась» и по зоологии и по ботанике. Впитанные ещё с детства знания «от Виталия Бианки» всплыли из глубин, вызвав ностальгический приступ.

Верхние залы, на мой вкус, были сами по себе хороши, чтобы их ещё и витринами с экспонатами загромождать. На фоне пасторальных пейзажей – настенных росписей, созданных мастерской итальянца С. Кампиони – сейчас фотографируются брачующиеся за плату. Это — немудрящая музейная коммерция. На заднем дворе я обнаружила подобие аристократического coure d`honeure`а с намёком на колоннаду. И как тут ещё раз не вспомнить Константинополь и бессмертного Гоголя!

Описываю здесь свой визит в Настоящий Старинный Русский город не корысти ради, а в знак благодарности и любви к моим калужским друзьям. С ними я надеюсь ещё посетить могильники дворянских гнёзд Подкалужья, названия которых ласкают слух и заставляют сжиматься сердце: Волконское, Дольское, Авчурино…Но с особенной силой сплю и вижу себя в Нижних Прысках и Верхней Вырке.
P.S. Для знатоков: об Оптиной и Шамордино не пишу, потому что в первой мне нравится только заповедный лес, а во втором — слишком много псевдорусского для меня. А вот представьте лучше себя в местечке Никола-Ленивец, где хан Ахмат в задумчивости почёсывался в 1480 г… Но об этом продолжение следует…