Всем моим сахалинским друзьям посвящается…

1. ПЬЯНСТВУ – БОЙ! ПЕРВОЕ И ЕДИНСТВЕННОЕ СРАЖЕНИЕ

Честно говоря, таких дурных предчувствий, как в этот раз, у меня еще никогда не было. Ну, не хотелось лететь и всё тут! Я вяло собирала чемодан, вяло сопротивлялась желанию маман сунуть мне в рюкзачок еще пару килограммов съестного для потребления в самолете, вяло отнекивалась по поводу взять с собой еще один свитер. А впереди был целый месяц отпуска. Даже чуть больше, с позволения моего доброго начальника управления. Мало того, впереди были Дальний Восток, Сахалин и Курилы; рыба, крабы и икра; сопки, вулканы и заросли бамбука. А позади – два месяца переписки с жителями этих самых краев и, в результате, 17 занесенных в блокнот адресов новых друзей, «нужных людей» и полезных контор.

Кинув в сетку на переднем сиденье выданный при посадке пакетик с тапками, очками для сна и тряпкой для обуви, я уселась в кресло Ил-62М до Владивостока и начала меланхолично разглядывать серый в крапинку потолок салона. По традиции стюардесса раздала «взлетные» леденцы. Но в этот раз я была непреклонна: раз впала в печаль, значит, — впала! Ничто меня не радовало, ничто не утешало! Бедная я была и несчастная: пёрлась, понимаешь, неизвестно куда, а СМС никто не слал и не звонил восторженно, что, ай, мол, молодец-то я какая, до безумия вся бесстрашная и отважная! И неважно, что провожали вчера до пол-одиннадцатого ночи и потом звонили! Могли бы и сегодня, по второму разу, вот! Короче, вся такая непонятая, в тоске я пребывать изволила!

А чтоб хоть как-то разогнать тучи нахлынувшего пессимизма, решила я халявного вина испить. Дело это было верное и проверенное, и уже через несколько минут после раздачи слонов я снова обрела смысл жизни, а вместе с ним, чуть было, не утерянную жажду странствий.

…В общем, как-то на досуге измыслила я очередной проект путешествия и села писать письма на один сахалинский форум. Точнее, только единственное письмо, возвещавшее о том, что так, мол, и так, хочу я Сахалин посмотреть, с природой его познакомиться, с достопримечательностями разными. Лет мне отроду 27, облика и нрава я белого и пушистого и иметь со мной дело – одно удовольствие. Короче, лишь по большому недоразумению можно было отказаться показать мне сахалинские красоты! К тому же жители острова оказались людьми очень милыми и отзывчивыми и просто завалили меня письмами. Честно признаюсь, отвечать я старалась всем, правда, потом, уже приехав на остров, не со всеми успела встретиться. Очень извиняюсь за это и до сих пор вспоминаю с благодарностью всех, кто мне помогал делами и советами в поездке и до оной.

…В самолете вместе со мной «разгоняли тоску» два сидевших рядом мужика, впервые за энное количество лет выбравшихся от жен в командировку. Из Владивостока путь их лежал в Сеул договариваться с корейцами о грузоперевозках. После халявного вина друзья заказали не халявного виски, коим решили меня попотчевать. От виски моя светлость отказалась, предпочтя ему тут же предложенное взамен французское вино. В общем, из восьми с половиной часов лёта шесть с половиной прошли в теплой дружеской обстановке. За иллюминаторами проплывали «белые ночи»: справа была бессменная кромешная тьма с огромной полной луной, а слева постоянно алело зарево заката. Вот, что значило, лететь навстречу времени!.. На оставшиеся два часа мужчины благородно пересадили меня к иллюминатору, дабы не мешать чуткому девичьему сну продолжавшимся банкетом. Но каждые 15 минут девичий сон прерывался от нежного толкания в бок локтем, благоговейного взгляда и неизменного предложения:

«Натуль, может, еще по рюмашечке?».

Натуля, то бишь, я, скромно улыбаясь, отказывалась, но потихоньку зверела и, в конце концов, уже была готова запустить в обоих красавцев теми самыми рюмашечками, как вдруг объявили посадку.

2. ПОРТ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОЙ ДРУЖБЫ

«Хорошенькое дело! — думала я, в 9.40 утра по местному времени спускаясь по шатавшемуся трапу. — Семь часов разницы – это тебе не хухры-мухры, а мухры-хухры!». Другими словами, спать хотелось смертельно, а самочувствие не радовало.

Владивостокский аэропорт представлял собой двухэтажный долгострой, как пишут в поэтических книжках: серого цвета утра понедельника. Внутри него нас выстроили в очередь у закрытой двери багажного отделения, в коей мы простояли минут двадцать. Наконец, дверь открылась, и я заполучила свой чемодан. А минутой позже ко мне подошел Александр и поинтересовался: я ли это?

Вообще-то, изначально лететь во Владивосток я не планировала. Это все мой московский друг Всеволод нарекомендовал! Когда он услышал о моем проекте путешествия, а оно предполагалось начаться в Хабаровске, откуда я собиралась доехать до порта Ванино, а оттуда через Татарский пролив на пароме — на Сахалин, а потом с попутным ветром – на Курилы, так вот, когда Всеволод про все это услышал, он спросил, а почему, собственно, я не хочу начать с Владивостока? И доказал научным путем, что, в случае моего согласия, на Владивосток мной будет потрачен только один лишний день – день прилета, в коий мне покажет город его друг и коллега Александр. Вечером же я смогу спокойно убыть в Хабаровск и осматривать его, сколько душе будет угодно. «А правда, и что это я?» — подумала я и согласилась. К тому же Всеволод помог мне обрести билеты на нужные дальневосточные поезда, а именно – из Владивостока в Хабаровск и из Хабаровска в Ванино, за что ему отдельное человеческое спасибо!

Так вот, каким-то образом Александр меня опознал, и мы с ним направились к его машине, где нас ждала его же девушка Аня. От аэропорта до центра Владивостока было около пятидесяти километров. Александр с Аней предложили мне оставить у них вещи, позавтракать, а потом отправиться на покорение города. Честно говоря, после веселой ночи завтракать мне не сильно хотелось, а, вот, кофейку я выпила с большим удовольствием. С собой в путь Александр взял цифровой фотоаппарат, так что к концу дня в моем арсенале появилось порядка тридцати новых и качественных фотографий с моим светлым обликом, запечатленным на фоне разных владивостокских достопримечательностей. Но это было потом, а пока мы ехали покорять город.

Считается, что первое впечатление о городе не всегда совпадает с окончательным. У меня же совпали и первое, и окончательное, и все промежуточные. Другими словами, Владивосток мне очень понравился. Он уютно располагался среди сопок и из-за своего ландшафта и удачно вписавшейся в него архитектуры и многочисленной зелени обретал удивительную неповторимость и индивидуальность духа. К тому же добавляло шарма Японское море (оно же – часть Тихого океана), на берегу которого он стоял.

Прежде всего, меня повезли изучать самое тусовочное место — набережную с перпендикулярно расположенным к ней местным Арбатом. И именно там, я окончательно и бесповоротно поняла, что Владивосток представлял собой самый, что ни на есть, порт интернациональной дружбы. По набережной и окрестностям группками и в одиночестве гуляли самые разнообразные моряки самых разнообразных флотских принадлежностей: и наши с Тихоокеанского флота, и англичане, и японцы, и американцы, и даже негры и негритянки с широкими белозубыми улыбками. Все они, включая негритянок, были одеты в свою парадную форму – белую, синюю, коричневую, в зависимости от страны-производителя. А картина в целом походила на сюжеты старинных фотографий: порт, корабли, моряки, ленточки, бескозырки… Романтика!

Владивостокский же Арбат, похоже, строился по образу и подобию московского. По крайней мере, фонари на нем практически не отличались от столичных. Зато было очень много фонтанов, причем хорошеньких. Кстати, набережную, кроме вышеперечисленных моряков, тоже украшал фонтан. Он, правда, располагался не на самой набережной, а в воде, и бил единственной струей вверх. Там же в волнах сидела русалка, а подальше стоял на приколе парусник «Иван Крузенштерн». В последний раз я его видела пару лет назад в Питере, а портом его прописки оказался Владивосток. Это, вообще-то, хорошо, что мы с ним периодически и неожиданно стали встречаться. Авось, Бог даст, и спутешествуем куда-нибудь вместе?

Что же касается владивостокских достопримечательностей, то мы успели осмотреть их целых шесть: дельфинарий, океанариум, крепость, железнодорожный вокзал и морской порт, а еще подводную лодку.

Дельфинарий находился на понтонном плаву около набережной и был огорожен металлической сеткой. Представлял он собой две небольшие клетки-заводи с семью белыми дельфинами со странными жировыми наростами на лбах (после длительных дебатов мы пришли к выводу, что это были не дельфины, а морские киты). Но что меня сразу поразило до глубины души, так это то, что вход в дельфинарий стоил аж целый полтинник. Не столько жалко его было, конечно, но за сию мзду не полагалось никаких дельфиньих представлений, на животных можно было просто глядеть, а за дополнительную тридцатку – один раз с ними сфотографироваться. При фотографировании специально обученный мужчина делал дельфинам знаки, и они подпрыгивали.

Владивостокский океанариум же славился на весь мир. Был он двухэтажным. На первом этаже стояли огромные аквариумы с осетрами, пираньями и прочими селедками. На втором этаже селедки были уже ископаемыми. Честно говоря, всяких океанариумов в разных местах я уже насмотрелась вдоволь, но тутошние двухметровые осетры меня все-таки поразили.

Потом мы обозрели Владивостокскую крепость, которую умные военные люди построили для защиты от грозивших напасть на нас китайцев и японцев. Последние увидали крепость, испугались и не напали. А в крепости теперь располагалась выставка оружия. И Александр мне в подробностях объяснил принцип действия одной тамошней подводной мины, взрывавшейся при таянии обычного куска сахара! Кто бы мог подумать!

Примерно похожее впечатление (непонимания и восхищения) произвела на меня стоявшая неподалеку от морского порта подводная лодка времен Второй Мировой войны. Теперь в ней был музей с фотографиями героев и уголок быта подводников с койками, туалетом и люковыми отверстиями… Все бы ничего, но я такое уже как-то в Калининграде видела!

Зато со всей душой я прониклась морским портом. Вообще-то, я заметила сразу, как только мы приехали во Владивосток, что по его улицам отечественные автомобили почти не ездили, а все машины, в основном, были японскими с правым рулем. На такой же машине, кстати, возили меня и Александр с Аней. Теперь же в порту моему взору представились огромные океанские лайнеры, доверху набитые японскими автомобилями. Здесь процветал такой бизнес: народ ехал в Японию, благо, что она была рядом, там отоваривался четырехколесными друзьями, привозил их на лайнере назад, разгружал, растаможивал и продавал. В результате дешевую б/ушную японскую машину здесь можно было приобрести за три тысячи долларов, хорошую – за 7-8 тысяч. В порту мы попали как раз к процессу разгрузки. У лайнеров стояло по несколько больших кранов. К машине с четырех сторон цепляли тросы, краном поднимали с палубы и нежно опускали на сушу. И так – одну за другой, как по конвейеру!..

Наконец, день стал близиться к завершению, и мы для Всеволода – любителя всяких железнодорожных штучек напоследок решили сфотографировать местный железнодорожный вокзал со всевозможными поездами, около которого я обнаружила одиноко стоявшую стелу с двуглавым орлом и цифрой 9288. Стела символизировала завершение Транссибирской магистрали и указывала, что от сего места до Москвы — аж целых 9288 километров!

…Вечером Аня кормила меня борщом, Александр распечатывал фотографии, а я мужественно боролась со сном. Наш бой близился к окончанию, и мои шансы на победу в нем катастрофически таяли. Наконец, меня, ослабевшую от изнурительной борьбы, доставили к «трапу» вагона поезда №001 с названием «Россия» и сообщением Владивосток – Москва и отправили в путь до Хабаровска. Помнится, что проводник долго доказывал мне, что у него не было сдачи за постель, а у меня мелочи, чтобы всучить ему ее стоимость без сдачи. Но мы все же пришли к консенсусу, когда вместо мелочи я вручила ему фирменную ручку с надписью: «75 лет Московской области», а он мне такие приятные во всех отношениях две простынки, наволочку и одеяльце…

3. БРАТ МОСКОВСКОГО БРАТА

В 9 часов следующего утра мой поезд прибыл в Хабаровск, и я, переложив из рюкзачка в чемодан легко бьющиеся сувениры для сахалинских знакомых, успешно сдала его в привокзальную камеру хранения, предупредив, чтоб не кантовали.

Первым пунктом моей хабаровской программы значился визит в музей Дальневосточной железной дороги, где, по просьбе того же Всеволода, мне предстояло забрать у его директрисы какие-то очень редкие железнодорожные книжки. Книжки забрались без проблем, а директриса, получив от меня в подарок вторую ручку с надписью «75 лет Московской области» провела мне по музею экскурсию. Музейчик оказался неплохим, с большим количеством старинных фотографий и разных железнодорожных штукенций. Правда, на тот момент я еще не успела полностью осознать, что пребывала на Дальнем Востоке, а потому, когда директриса тыкала указкой в карту, на которой крупным планом были изображены Китай вместе с окрестностями Хабаровска и Благовещенска, мой мозг продолжал воспринимать сие без должной актуальности, все еще будучи в уверенности, что это от меня где-то очень-очень далеко.

Директриса же рассказывала про Дальневосточную железную дорогу. Оказывается, сначала ее проложили напрямки от Байкала к Владивостоку по территории Китая, договорившись с китайцами, что они на нее претендовать не станут. Но китайцы стали, и дорогу пришлось отдать. Тогда, через пару лет, в умах ученых вызрел еще один проект строительства дороги от Байкала к Владивостоку через Биробиджан и Хабаровск. Правительство проект быстренько одобрило, и на строительство, помимо отечественных крестьян, которым обещались бесплатная квалификация и возможность уехать с малоземельных территорий, и каторжников, которым ничего не обещалось, нахлынули гастарбайтеры в виде китайцев, японцев и корейцев. К 1897 году железную дорогу, включая грандиозный мост через Амур, общими стараниями они осилили, чему до сих пор несказанно рады все жители Дальнего Востока и не только.

На этом, в принципе, моя экскурсия по музею закончилась, и я пошла осматривать Хабаровск. Точнее, поехала, потому как центр города от железнодорожного вокзала находился на значительном расстоянии.

Еще до своего путешествия я слышала, что Владивосток обычно принято сравнивать с Санкт-Петербургом, а Хабаровск – с Москвой. Не знаю, считают ли так же жители этих самых городов, и комплимент ли это, к примеру, для хабаровчан, но, на мой взгляд, в этом что-то было! Во Владивостоке действительно чувствовался, если можно так выразиться, интеллигентный морской питерский дух, а Хабаровск во многом напоминал мне дорогую мою столицу. Улица Муравьева-Амурского была очень похожа на нашу Тверскую, только с деревьями, Уссурийский и Амурский бульвары – на бульвары Бульварного кольца, пруды на Уссурийском бульваре – на Чистые пруды с мостиками, дома в центре – на дома в центре Москвы. А еще меня поразило, что в Хабаровске, как, впрочем, и во Владивостоке, совершенно не производились местные сувениры. Даже с медведями здесь была напряженка, несмотря на то, что медведь считался символом и гербом Хабаровска. В сувенирных ларьках вместо них повсюду продавались матрешки, гжель, палех и китайский ширпотреб.

На свет Хабаровск появился в 1858 году. В те не столь далекие времена решили светлые умы тогдашней эпохи выставить в этом месте военный пост для основания города, чтобы потом он стал главным городом Дальнего Востока. Группа солдат во главе с будущим генерал-губернатором этих мест Муравьевым-Амурским высадилась у высокого утеса на берегу Амура и организовала поселение. Поселение назвали Хабаровка в честь Ерофея Хабарова, который еще 200 лет назад начал основывать на Амуре первые русские поселения. Через 35 лет Хабаровку переименовали в Хабаровск и сделали городом.

И теперь гуляя по нему, я, в конце концов, дошла до амурской набережной, спустившись к ней по цивилизованной лестнице. Набережная оказалась вполне благоустроенной, у причала стояло несколько барж-домов с речными конторами, созывали желавших отправиться в плаванье капитаны рейсовых и прогулочных теплоходов, удили рыбу рыбаки. Но больше всего меня поразил сам Амур – широченный, с суровыми свинцовыми волнами, контрастно золотистым нежным песком на берегу и видневшимся на горизонте тем самым грандиозным мостом – гордостью хабаровчан.

Для начала я решила покататься на теплоходике, который мимо барж со спиленным лесом довез меня как раз до моста. Как я уже говорила, построили его вместе с железной дорогой еще в конце 19 века, а в конце 20-ого перестроили, сделав трехэтажным. Сверху теперь по нему ездили машины, а посередке и снизу, в туннеле, — поезда. Мост считался федеральной собственностью и, по слухам, охранялся автоматчиками.

В Хабаровске со мной стали происходить экзотические «романтические» истории. Началось с того, что в прогулке по Амуру мне составил компанию некий молодой человек, который уже на суше решил угостить меня соком с чебуреками. Молодой человек был грозен, намекал, что он тут вроде местного авторитета, и предлагал остаться с ним навеки. Это в мои планы не входило, и я элегантно от него сбежала. Правда, ненадолго. В одиночестве я успела осмотреть лишь утес, к которому причалила группа основателей Хабаровска, и соответствовавшую мемориальную доску, как обрела в компаньоны еще одного товарища. Этот новый друг был уроженцем Петропавловска Камчатского, приехал в Хабаровск в командировку, но про свой родной город рассказывал невнятно и бессвязно, так что вскоре мне жутко наскучил. Тем не менее, отделаться от него оказалось сложнее, чем от первого. Даже факт наличия якобы терзавшегося без меня в муках любимого мужчины, коим я его огорошила, и в коий он беспрекословно поверил, должного эффекта не произвел. Вместе с ним мы поднялись на вершину утеса, обошли все городские бульвары, включая пруды на Уссурийском, вернулись на набережную, посидели на лавочке, проводили солнце за горизонт, когда, наконец-то, юноша решил удалиться прочь. Я же с такой радостью восприняла эту его идею, что он меня тут же не так понял и, чуть было, не остался! Пришлось поумерить свой пыл!

Вечером набережная Амура превратилась в настоящий променад. Здесь открылись летние кафе, кругом заиграла музыка, отправились в плаванье теплоходы с ночными дискотеками. Народ гулял, как в самом обычном курортном городке. Понравился мне набережный шашлык. Был он самым, что ни на есть, самопальным. Неожиданно для самой себя прямо-таки в центре променада я узрела среди кустов стол, мангал, двух теток и мужика. Рядом горел освещавший все это дело костер. Шашлыком торговали по 60 рублей. Никто никого не гонял.

Наконец, до отхода моего поезда в Ванино осталась пара часов, и я решила ехать на вокзал. Но едва я задумала сие предпринять, как ко мне пристал третий тип. Этот, правда, был постарше и посимпатичнее первых двух, и про любимого мужчину я ему говорить не стала. А зря! Тип решил проводить меня до вокзала. Пешком! Целый час он вел меня в темноте какими-то окольными тропами, в результате чего я устала, а он надумал на мне жениться. Впрочем, чемодан он загрузил в поезд весьма удачно. На прощанье он пообещал мне писать письма, а я придумала ему для этой цели адрес! На сей оптимистичной ноте город неудавшихся женихов я успешно покинула!

4. МОЛОДОСТЬ, ПОРОСШАЯ ТРАВОЙ

Мой поезд шел из Хабаровска до Советской Гавани, считался почтово-багажным и на местном наречии звался бичевоз. В нем было всего шесть вагонов, и 890 километров он преодолевал за две ночи и один день, а в Комсомольске-на-Амуре зачем-то стоял четыре часа. Как альтернатива, был такой же поезд из Владивостока. Его отличием от хабаровского было то, что в Комсомольске он отстаивался не днем, а ночью.

Еще на подъезде к городу светлой комсомольской юности мы с товарищами по купе, приятной во всех отношениях парой любящих супругов, начали мыслить в слух на тему: что делать с вещами, когда сами пойдем гулять по городу? Сидеть и стеречь их в купе никто не хотел, а таскать с собой тоже было бы смерти подобно. Проблема решилась сама собой. Проводница велела нам забрать все ценное, а все остальное собственноручно закрыла на ключ.

Ух! И какая же жара стояла в тот день в Комсомольске-на-Амуре! Едва я ступила на перрон, как тут же чуть не задохнулась от исходившего от асфальта зноя. Даже дышать было трудно. А еще Сибирь называется!!! Да, сюда ж, как на курорт, приезжать надо!

Центр города находился довольно-таки далеко от железнодорожного вокзала, и я, чтобы добраться до него, села на трамвай. Собственно, где мне выходить, я не знала, поэтому спросила об этом у кондукторши. Кондукторша же немного удивилась.

«А что вам конкретно надо?» — поинтересовалась она.

«Я и сама не знаю, — ответила я. – У меня есть всего четыре часа, и я хотела бы посмотреть что-нибудь интересное!».

«Так вы – приезжая! – всплеснула она руками и заулыбалась. – Тогда вам на набережную надо! Ох, если бы не работа, я бы вас обязательно проводила и город показала!» — с этими словами кондукторша подробно объяснила, где мне выходить, на что пересаживаться, что смотреть, да и до самого нашего с ней расставания постоянно опекала и обихаживала.

Из трамвая Комсомольск-на-Амуре показался мне очень зеленым городом, культурным, просторным и светлым, с небольшими, но благоустроенными пятиэтажными домами, с широкими улицами, проспектами и скверами. В 1932 году комсомольцы сами выбрали это место для будущего города и с энтузиазмом взялись за его строительство. Сразу было понятно, что строили его с большим размахом, для большого количества народа. Комсомольск-на-Амуре должен был стать городом-садом, городом юности. Его подняли, но только, вот, почему-то с заселением по плану дело не пошло. А, может быть, в то время и пошло и лишь потом остановилось… Но сейчас складывалось впечатление, что людей в Комсомольске-на-Амуре очень мало, опустел город, да и на его широких улицах, площадях, скверах стала чувствоваться печать забытости и увядания прошлого величия.

Тем не менее чем дальше я ехала, тем сильнее ощущала здешний комсомольско-молодежный дух. На набережной, такой же огромной и просторной, как всё вокруг, располагался парк с памятником первым комсомольцам, на высоком берегу Амура, в месте их высадки, – большой булыжник с гласившей об этом надписью, рядом стоял речной порт с металлическими горельефами в честь строителей города, чуть поодаль – дом молодежи с лозунгом на фасаде «Слава комсомольцам!» и стелой с комсомольским значком, выложенным из мозаики. И даже мороженое здесь продавали не обычное, а в красной обертке, с гербом Советского Союза и названием «СССР».

В общем, за четыре часа я успела качественно осмотреть набережную, покататься по городу на трамвае, а главное – вернуться в прошлое и впервые в жизни почувствовать себя немного комсомолкой.

5. СИХОТЭ-АЛИНЬ

В поезде, я, наконец-то, перезнакомилась с попутчиками. Наш вагон был единственным купейным из всего состава бичевоза, и, как оказалось, ехали в нем исключительно странствовавшие натуры. Например, та самая приятная во всех отношениях пара супругов на поезде «Россия», на том, на котором я ехала ночь из Владивостока в Хабаровск, пятеро суток добиралась в Хабаровск из Екатеринбурга. Их конечной точкой путешествия было Ванино с многочисленными проживающими в нем родственниками. В соседнем купе ехал москвич с сыном. Он тоже воспользовался «Россией» и держал путь на Сахалин. А в наше купе подселился юноша Вася из Архангельской области. Он какими-то странными поездами с прицепными вагонами добрался до Комсомольска-на-Амуре, а теперь планировал так же, как и я, прибыть в Ванино, а затем на пароме отправиться в Холмск – город-порт на Сахалине. В общем, Вася решил держаться со мной, чем меня несколько озадачил. Ну, да ладно!

Почти сразу за Комсомольском-на-Амуре начались сопки Сихотэ-Алиня. Сначала они были невысокими и напоминали небольшие холмы, но вскоре превратились в настоящие, поросшие лесом, горы. Часто вместо леса на сопках попадались высохшие и торчавшие, словно белые палки, елки и березы, оставшиеся от пожаров прошлых лет. Но им на смену уже росли новые, и растительность, чем дальше мы продвигались на восток, становилась все пышнее и разнообразнее. Постепенно лес подступил к самой железной дороге, сопки тоже сковали ее с обеих сторон, и наш поезд с тепловозом с дымящей трубой окончательно замедлил свой ход. Мы же пребывали, словно в сказке! Одноколейка вилась между сопок, то тут, то там нам встречались маленькие речки и родники, и без преувеличения казалось, что вот-вот за поворотом появится медведь, выйдет попастись на лужайку непуганый олень, а с гор сорвется водопад с прозрачной холодной водой, до которого можно будет дотянуться рукой.

Иногда на нашем пути попадались станции, тихие, маленькие – в несколько домишек, жившие исключительно своей лесозаготовочной жизнью. Развлечением местного люда здесь была встреча поездов. Было похоже, что весь народ, с детьми и стариками, выходил на платформу и смотрел во все глаза на это чудо! А еще было пьянство. Наш почтово-багажный поезд тормозил у каждой станции, и везде из него наряду с прочей снедью выгружали многочисленные ящики с водкой. Особенно мне запомнилась одна такая станция с названием Кенай. Встречать поезд на платформу тут не вышло ни одного трезвого жителя, и даже вышеуказанные ящики выгружали из вагона уже хорошо подогретые товарищи.

К вечеру мы приблизились к перевалу Сихотэ-Алиня. Горы стали совсем крутыми. А мы сначала ехали меж них по узкому ущелью, а потом, усиленно пыхтя и очень медленно, наш поезд стал взбираться на сопку. Мы все стояли у окон и, по возможности, фотографировали расстилавшийся перед нами пейзаж. Солнце уже почти село за горизонт, и сопки окрасились в удивительно индиго-синий и фиолетовый тона, а от одноколейки то в одну, то в другую сторону срывались вниз глубокие пропасти. Периодически наш поезд нырял в туннели. Это были особенные туннели – маленькие, узкие, но всегда охраняемые с двух сторон. У них мы не видели людей, зато в охранных будках всегда сидели грозные овчарки, бульдоги или волкодавы. Наконец, мы поднялись на сопку и где-то далеко внизу неожиданно для самих себя увидели два тонких прутика – железную дорогу, по которой проезжали всего полчаса назад…

Через какое-то время мы прибыли на станцию Высокогорная, расположенную сразу за перевалом. Здесь мы остановились на сорок минут, и я вышла на платформу, чтобы проветриться и купить какой-нибудь еды. Но… еды не было, зато прямо на платформе стоял камень-памятник во славу строителей железной дороги через Сихотэ-Алинь. Строили ее во время Великой Отечественной войны, в сложностях и невзгодах, ради того, чтобы иметь возможность стратегической связи с Дальним Востоком. Такая героическая одноколейка получилась…

6. ТОТ САМЫЙ ВАНИНСКИЙ ПОРТ

Утром, перед тем, как прибыть в Ванино, мы около получаса ехали вдоль Татарского пролива. А над ним вставало солнце. Честно говоря, я никогда в жизни не видела таких удивительных рассветов. Пунцово-красные солнечные лучи падали на склоны сопок, делая только что проснувшиеся елки и березы марсианскими, озаряли ровную морскую гладь, а на горизонте неба и моря стояли на приколе рыболовецкие суда – черные точки…

Около семи часов утра мы достигли Ванина. Весь народ, планировавший дальше отправиться на Сахалин, оказался ушлым и сразу наперегонки бросился на железнодорожный вокзал за билетами на паром в Холмск, которые там продавались. Пока до меня дошло, что мне тоже надо именно туда, в кассу выстроилась очередь мавзолейных размеров. Точнее, это была даже не очередь, а сгрудившаяся в кучу толпа, все что-то возмущенно кричали, толкались, нервно смеялись, а над толпой витал сочный и конкретный дух перегара. Несмотря на то, что в кассе сидела барышня, сама касса была закрыта, барышня бездействовала, а над окошком висело объявление, что билеты на паром будут продаваться только с девяти часов утра.

Ко мне одновременно подошли Вася и москвич с сыном. Оба, состроив удрученные мины, чуть ли не хором произнесли, что билеты сначала будут продавать по брони, и только потом всем остальным.

Я же осчастливилась. За три дня до отправления в путешествие, я, подводя к завершению его подготовительный этап, в переписке с новыми сахалинскими знакомыми попутно решала оставшиеся нерешенными мелкие вопросы. Между делом, у одного из них, Дмитрия, с которым потом собиралась ехать на джип-сафари по сахалинским дебрям, я невзначай поинтересовалась:

«А не может ли у меня быть проблем с выездом из Ванина в Холмск?».

«Могут, — уверенно «обрадовал» Дмитрий. – В Ванине, вероятно, застрянешь на несколько суток!».

«Что же делать?» — в ужасе вскричала я в следующем письме.

«Хочешь, забронирую тебе билет?».

Конечно же, я хотела, а теперь мне предстояло только протиснуться в кассу и выяснить: есть ли бронь?

Я гордо прошествовала мимо расступившейся публики и обратилась с этим вопросом к барышне.

«Все в порядке, — ответила она, — у вас будет двухместная каюта на верхней палубе. После девяти приходите за билетом!».

«А сейчас его нельзя выкупить?» — спросила я.

«Нет. Нельзя!» — отрезала барышня и продолжила бездействовать.

Я отправилась в зал ожидания, а Вася с москвичом вернулись в очередь. Ванинский зал ожидания представлял собой темное мрачноватое помещение с обшарпанными стенами, лепниной на потолке и облезлыми канделябрами. Не ремонтировали его еще, наверно, со времен советской действительности. Кресла напоминали те, что были в провинциальных вокзалах годах в 70-х, а в самом помещении, как и в очереди, стояло амбре перегара, правда, не такое сильное.

Через какое-то время ко мне примкнул Вася, сказав, что в очереди завели список, по которому потом будут продавать билеты, и он успел записаться в первых рядах. Мы немного посидели. В девять часов я пошла в кассу. Как такового, расписания паромов тут не было. Барышня мне сообщила, что мой отойдет в районе двух часов, и около двадцати минут выписывала билет. В результате у меня на руках оказалось: 1. билет основной; 2. билет на автобус, так сказать, на трансфер до парома; 3. талон на ручную кладь; 4. какие-то чеки в количестве аж трех штук. Со всем этим ворохом я вернулась в зал ожидания и продемонстрировала Васе. Вася что-то печально буркнул и снова пошел в очередь, попросив меня посторожить его сумку.

Пока я сидела с вещами, за окном проходили поезда. Я просто умилялась ими. Все они шли в какую-то глухомань и являли собой, как правило, гибриды всего, чего было возможно. К одному локомотиву цепляли пассажирские, почтовые, товарные вагоны и даже открытые платформы. Получалось, что наш бичевоз был самым культурным поездом в здешних краях!

Часа через полтора вернулся Вася. На лице у него было написано отчаяние.

«Во-первых, в очереди уже три списка, и я почему-то – во втором, — сказал он, — а, во-вторых, повесили объявление, что на двухчасовой и на следующий паромы билетов нет. Говорят, что, может быть, будут на ночной. Но тоже не факт!».

«Ну и дела!» — только и сумела произнести я.

«Наверное, придется ехать обратно! – продолжал печально Вася. – Больше на Сахалин никак не попасть, а ждать у меня времени нет!».

«А «зайцем» попробовать не хотите? – осенила меня гениальная идея (с Васей мы общались высоко на «вы»). – Точнее, даже не «зайцем». Главное, проникнуть на корабль, а если он отчалит, то на берег вас уже никто не вернет! Там и заплатите за билет!».

Вася задумался.

«Вообще-то, у меня была такая мысль, — сказал он с надеждой. – Проблема только в том, как попасть в автобус до парома, и еще в билетершах при посадке на сам паром!».

«В любом случае, вы ничего не теряете! – уверенно резюмировала я. – Надо попробовать! А проблемы с автобусами и билетершами будете решать по мере их поступления!».

До отхода парома оставалось несколько часов, и теперь я попросила Васю посидеть с моим чемоданом, а сама отправилась гулять по Ванину. Ванино располагалось на склоне одной большой сопки, и оказалось совершенно заурядным поселком с белыми силикатными пятиэтажками. Из достопримечательностей в нем были только «тот самый Ванинский порт» с портовыми кранами, раскинувшийся на несколько километров, да пара маяков, один из которых, видимо, для экзотики был водружен на крышу местной администрации. На обратном пути я обнаружила маленький рынок. Вот, на нем-то я отвела душу! Бабульки — жены и матери рыбаков — здесь торговали свежими икрой и крабами, только что сваренными в морской воде. Обретя двух полноценных камчатских крабов за 120 рублей, я, радостная и довольная, вернулась в порт.

7. НА САХАЛИН!

Но о пароме не было ни слуху, ни духу. Мы прождали еще пару часиков, и только где-то в 14.30, наконец-то, прибыл наш автобус-трансфер. Им был ПАЗик, и, разумеется, в него все желающие отчалить на Сахалин не поместились. Вася, правда, проник, а мы с москвичом остались ждать следующего. Москвичу повезло, каким-то чудесным образом он умудрился обзавестись бронью, и теперь вполне легально ехал по билету.

Второй «ПАЗик» опять брали штурмом. И, наконец-то, успешно в него загрузившись, мы тронулись в путь. До парома ехали минут десять по строительным территориям порта, пока не выбрались к причалу. Паром был большим, многопалубным, ледокольного типа кораблем и, скорее, был похож на сухогруз, нежели на пассажирский лайнер. Раньше такие паромы использовали для перевозки поездов с Приморья на Сахалин, но теперь, когда железная дорога из Холмска в Южно-Сахалинск загнулась, надобность в них отпала. Но не списывать же их на помойку!

Моя каюта оказалась весьма культурной, второй по респектабельности после «люкса». В ней были двухуровневая кровать, диван, стол, шкаф, несколько стульев и умывальник. Все весьма потрепанное, но еще вполне сносное для применения. Правда, на верхнюю палубу, где располагалась каюта, вела до жути крутая лестница, по которой мне предстояло тащить чемодан. С москвичом мы потерялись во время посадки на паром, Вася, вообще, исчез из поля зрения, поэтому, когда я одолевала эту лестницу, то уверенно думала, что она в моей жизни последняя.

В каюте уже сидел мой очередной попутчик по имени Сергей, лет 40 от роду и весьма странной наружности. Точнее, наружность у него была как раз вполне обычная для многих пассажиров нашего «лайнера», но к оным наружностям я все еще никак не могла привыкнуть. Почему-то практически все мужчины здесь предпочитали носить спортивные, блестящие во всех интересных местах костюмы фирмы «Адидас», белые носки и шлепанцы. Причем в данный наряд они облачались отнюдь не на борту, а прямо-таки в нем и садились на паром, визуально являя собой жуткую смесь зэков и гастарбайтеров. К счастью, только визуально!

Сергей выдал мне нож для разделки краба, но сам его потреблять отказался. Я же съела одного и тут же пришла в неописуемый восторг! Он был изумительным! В нем было столько сочного, нежнейшего и такого вкусного мяса, что я просто не могла оторваться! И все-таки второго я не осилила, уж очень они оказались крупными!

Отчалили мы часа в четыре. Качка была несильной, и я совершенно спокойно гуляла по судну. Надо сказать, что при посадке на паром нам выдали еще по одной бумаге – талону на питание. Так что, когда «час обеда подошел», я отправилась в корабельный буфет. Рестораном сие заведение с грязными обшарпанными столами и пластиковыми разнокалиберными стульями назвать было сложно. В качестве «питания» мне в нем выдали тарелку слипшегося риса с котлетой а-ля советская столовка, огурец, ложку кукурузы, по куску колбасы и сыра, пряник и пакетик омерзительного кофе «три в одном», который я тут же обменяла на чай.

В общем, после неудавшегося на всю катушку ужина я решила еще немного погулять по кораблю. Бродила я недолго. Из культурно-увеселительных заведений на пароме обнаружились видеосалон за 15 рублей и душ за 35, в кои заворачивать я не стала и в результате встретила Васю. Вася же вцепился в меня мертвой хваткой. Как выяснилось, билетершу на пароме он уговорил продать ему билет без места. Так назывались места в виде кресел на крытой палубе. В целом, Вася был доволен, но теперь абсолютно не знал, куда ему деть на ночь сумку.

«Может, возьмете ее к себе в каюту?» — недвусмысленно спросил он меня, решив, видимо, навсегда назначить меня на должность матери Терезы.

Играть оную роль я, в общем-то, не собиралась, но Васю было жалко, поэтому я предложила ему пообщаться с Сергеем и, в случае его согласия, ночевать у нас в каюте на диване. Вася сильно возрадовался, прошествовал со мной в каюту, переговорил с Сергеем, быстренько его уломал, и вскоре уже, отведав с моего позволения краба, вовсю стал осваивать диван.

Продолжение следует…

Только для www.tours.ru Перепечатка только с разрешения автора

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 2

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 3

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 4

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 5

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 6

Рыбка-остров, островитяне и их соседи — часть 7

Комментарий автора:
А еще было пьянство. Наш почтово-багажный поезд тормозил у каждой станции, и везде из него наряду с прочей снедью выгружали многочисленные ящики с водкой. Особенно мне запомнилась одна такая станция с названием Кенай. Встречать поезд на платформу тут не вышло ни одного трезвого жителя, и даже вышеуказанные ящики выгружали из вагона уже хорошо подогретые товарищи.