Кому когда-либо приходилось путешествовать по маленьким провинциальным городкам нашей необъятной родины, тот знает, какой
проблемой может обернуться необходимость добраться до автовокзала. Вопреки всем разумным законам, автовокзалы всегда
располагаются на другом конце города. И поэтому, измученный летней жарой и душным вагоном, турист вынужден расспрашивать
местных жителей о ближайшем маршруте до автобуса, идущего на турбазу. А учитывая, что основным занятием местного населения в
таких городках является поглощение в безмерных количествах «огненной воды», в народе именуемой просто самогоном, выяснить
этот вопрос еще проблематичнее.
Поэтому не сложно представить какое облегчение испытали мы, когда увидели, как недалеко от железнодорожной станции города
Рыбинска остановился маленький, тщательно побитый местными дорогами, автобус, по всем техническим характеристикам подлежащий
списанию еще пару лет назад.

Мне всегда казалось странным то обстоятельство, что совершенно дикая, огромная толпа народа, только что заполонившая всю
платформу, способна вместиться в такой маленький автобус и даже добраться до места назначения.
Однако, несмотря ни на что через полчаса мы были на месте.
«Турбаза ОАО «Рыбинские моторы» гласила вывеска над воротами. Надо сказать, что вид турбаза имела весьма плачевный. Помимо
вагончиков и домиков для проживания туристов, а также ветхой дощатой кухни с большой доисторической плитой, и маленького
домика для хранения двух лодок и самодельных весел к ним, другие признаки культурной инфраструктуры на базе отсутствовали.
Но любителям дикого отдыха, как известно, чем меньше признаков цивилизации – тем лучше. Поэтому это обстоятельство нас не
напугало.

В этом году у меня не было отпуска. Я только минувшей зимой устроилась на работу, и отпуск был мне просто не положен. С
большим трудом мне удалось выпросить неделю за свой счет, и сейчас моей главной задачей было получить за это небольшое время
заряд бодрости и хорошего настроения на весь год, до следующего лета. Хотя, как показывает практика, и бодрость, и хорошее
настроение пропадают обычно сразу после приезда в Москву.
Так приятно было после пыльной конторы на Садовом кольце вдохнуть чистый воздух елового леса, подкрепляемый свежим ветерком
с Волги.
Для компании я пригласила с собой на отдых свою подружку Ирину, студентку Технологического университета, будущего
ихтиолога.
Вот с ней-то мы сейчас и пытались открыть замок домика, который на ближайшую неделю должен был стать нашим. Мы специально
попросили коменданта выделить нам домик поближе к Волге. Наше пожелание было исполнено, и мы не придали особого значения
замечанию коменданта, что все туристы обычно выбирают домики повыше – подальше от воды.
Наконец замок был побежден, и мы шагнули на терраску нашего домика. Из глубины помещения на нас пахнуло сыростью и обдало
холодком. Да, этот домик явно не жаловали своим посещением туристы.

Домики на базе представляли собой вагончики с дощатой пристройкой для второй комнаты и терраски. Помимо этого у одного из
окон нашего домика было выбито стекло, и поэтому вместо него был вставлен кусок фанеры, для герметичности закрепленный
подоткнутой со всех сторон тряпкой, доведенной многочисленными дождями до состояния лохмотьев.
Поэтому мы сразу решили расположиться в соседней комнате с уцелевшим окном. Необходимо было заняться разборкой наших
рюкзаков и обустройством жилья, так как пока мы добирались до места, наступил вечер. Но коварное чувство голода заставило
нас наведаться на турбазу «Черная речка», где располагалась столовая.
Это местное заведение произвело на нас весьма благоприятное впечатление, во-первых, тем что, несмотря на позднее время, еще
было открыто, а во-вторых, своими ценами, невольно напоминавшими советский период.
Цены были настолько малы, что нам, не привычным к такому чуду, приходилось их переспрашивать, чем мы, наверное, произвели
на продавцов крайне неприятное впечатление. Это впечатление во много раз усилилось, когда мы заказали по четыре котлеты и
десять булочек. Причем это не столько было связано с нашим чувством голода, а скорее с возможностью почувствовать себя
«новыми русскими» в этом глухом местечке. В следующие дни местные отдыхающие с любопытством взирали на двух не слишком-то
шикарно одетых девушек, чей стол был завален многочисленными экземплярами скудных на разнообразие, но чрезвычайно дешевых
блюд столовой.
Такое состояние цен в столовой объяснялось очень просто. Местные турбазы принадлежали заводам, на которых сотрудникам
платили очень низкую заработную плату или же подолгу не платили вообще, поэтому и еда в столовой не казалась отдыхающим
такой дешевой, как нам.

Итак, проблема с питанием была решена. Это нас чрезвычайно обрадовало, так как, несмотря на то, что мы предусмотрительно
взяли с собой несколько банок консервов и упаковку макарон, надолго этого хватить не могло, а местные магазины обычно едой
не жаловали. К тому же, ежедневное трехразовое приготовление еды в «диких» условиях способно превратить отдых в каторгу.
Вернувшись из столовой, лишь только мы перешагнули порог нашего домика, нас опять неприятно обдало холодом и сыростью.
Мы решили оставить открытой входную дверь, чтобы немного проветрить помещение. Но скоро от этой идеи пришлось отказаться.
Во-первых, августовские вечера были уже холодными (шла последняя неделя августа), к тому же на свет сразу полетели полчища
злобных маленьких комаров, и, опасаясь быть съеденными заживо, мы закрыли дверь. Вывод был один – необходимо топить печку.
Печка представляла собой маленькое железное сооружение в углу комнаты, и ее малогабаритный вид нас совсем не воодушевил.
Под домом мы обнаружили несколько поленьев дров, и сначала весьма обрадовались этому. Здесь действовал «таежный принцип» —
пожил в доме, оставь что-нибудь в помощь будущему жильцу. Но радость была преждевременной, длинные поленья в нашу печку не
влезали.

Мы с грустью наблюдали, как в доме коменданта погас свет, из-за маленьких детей там рано укладывались спать. Теперь мысль о
топоре можно было оставить до следующего дня.
Нам не оставалось ничего другого, как бродить по территории базы в поисках сухих веточек, сучьев, шишек, еловых лап и
других предметов, способных гореть.
Вскоре под незаселенными вагончиками нам удалось обнаружить некоторое количество пригодных для топки узких маленьких
бревнышек.
Таким образом, на полу нашей терраски скоро образовалась небольшая кучка разнокалиберных дров, которые, как нам казалось,
должны были подойти по размеру нашей привередливой печке. Надо сказать, что операция по извлечению дров из-под свободных
вагончиков была произведена очень вовремя, так как через несколько дней открывался охотничий сезон, и база со дня на день
ожидала приезда многочисленной группы охотников.
Когда материал для топки был собран, перед нами встала еще одна проблема — у нас не было спичек. Пришлось занимать
спички у обитателей соседнего домика. Благо, живущая там молодая пара оказалась понимающей, и симпатичная представительница
лучшей половины человечества отдала нам почти полкоробка спичек и в придачу обеспечила нас газетами для растопки.
— Поздно топить начинаете, — улыбнулась она, — полночи провозитесь. Дом, наверное, отсырел, да и печь без топки
застоялась.
— Мы недавно приехали, — оправдывалась я, — ничего, как-нибудь управимся.

Слова нашей соседки подтвердились, как только мы начали разжигать огонь в нашей печке. По принципу костра мы сложили в
печке маленькое сооружение из газет и сухих веточек. Но бумага никак не хотела зажигаться, ее кончики лишь обугливались, и
от них тонкой струйкой шел противный серый дым.
После нескольких, не увенчавшихся успехом, попыток зажечь газету, нам пришлось выложить нашу конструкцию из печки. Теперь
мы пытались разжечь в печи только газету. Но и пребывая в полном одиночестве в печи, упрямая газета никак не хотела гореть.
Мы стали зажигать газету прямо на полу перед печью, и лишь затем аккуратно пытались положить ее в печь, где она тут же и
гасла. После получаса таких мучений нам все же удалось добиться того, чтобы газета стала гореть в печи, но дальше дело не
шло. Чуть только мы пытались положить в печь сухие веточки, как пламя начинало гаснуть. Тогда я стала бросать в печь сухие
иголки, затем возле печи мы зажгли еловую лапку и, когда она хорошо разгорелась, сунули ее в печь. Но, несмотря на то, что
мы добились хоть какого-то огня в печи, о дровах не могло быть и речи. Как только мы пытались подложить туда хотя бы
маленькое поленце, пламя становилось меньше.
Дело осложнялось еще и тем, что с тех пор, как нам удалось добиться пламени в печи, от нее стал валить едкий серый дым.
Поэтому через полчаса наших мучений все помещение было уже затянуто серой мутной пеленой дыма, и дышать стало совсем нечем.
Пришлось открыть дверь и окна и выгонять дым. На свет сразу полетели комары, но дым позволил остановить их нашествие.
Кашляя и прикрывая одной рукой уже воспалившиеся от едкого дыма глаза, мы гоняли дым куртками. Пока мы занимались спасением
нашего жилья от дымовой завесы, печка снова погасла. Мы в изнеможении опустились на крыльцо: опять все заново!
Теперь мы поделили фронт работы: Ира трудилась у печи, а я периодически гоняла дым.

После того, как Ире в очередной раз удалось разжечь огонь, и мелких щепочек, а также миниатюрных дровишек уже не осталось,
мы заметили, что хорошо горит кора дерева, случайно оказавшаяся среди веточек. Тогда я предприняла дерзкий шаг против
природы – и стала обдирать кору, которая наиболее хорошо отходила с близлежащих сосен. Благо больших усилий это не стоило,
кора свободно отходила с деревьев, а на некоторых даже висела лохмотьями.
За работой мы не заметили, что на дворе давно была ночь, во всех домиках уже погасили свет, и только одинокий фонарь у дома
коменданта бросал слабые отблески света на соседние деревья. Поэтому объем моей работы был определен ближайшими десятью
деревьями — идти дальше было страшновато. Собрав, как мне показалось, достаточное количество материала для топки, я
заскочила в домик и прикрыла за собой дверь.
При постоянном открывании двери наша топка не имела смысла. Если тепло от печи и начинало проникать в нашу комнату, то мы
тут же выгоняли его вместе с дымом. Затем, правда, когда нам удалось добиться более или менее стабильного пламени, мы
положили в печь побольше коры и сучьев и закрыли дверцу. При таком ее положении печь дымила меньше, но поскольку железо
дверцы было старым и весьма покореженным, и поэтому прилегала к стенке печи дверь плохо, струйки дыма все же вырывались из
многочисленных щелей. Тогда Ира придумала хитрую конструкцию из веточек, подпирая ими дверь. После этого печь уже не так
сильно дымила.
Время было позднее, и мы так измучились за этот день, что глаза слипались уже не от дыма – надо было укладываться спать. И
тут судьба подбросила нам еще одну неожиданность: только сейчас мы заметили, что внутренний замок на двери отсутствует.
Сказать, что это нас сильно напугало, – значит, ничего не сказать. Мы просто пришли в ужас, ясно представляя себе картину,
как нам придется по очереди дежурить у двери до самого утра. В данный момент мы не могли себе представить, что может быть
страшнее, чем ночевать в лесу в не запирающемся домике.
Но именно в такие моменты в голову приходят потрясающие мысли. Мы принесли в дом небольшую сосну, лежавшую под ним в
качестве заготовки для будущих дров. Один ее край мы положили на наш обеденный стол, а другой уперли в подоконник, и в таком
положении прикрутили сосну проволокой к ручки двери. Таким образом, идеальное запирающее устройство было найдено.
Ложились спать мы, как ни странно, в тепле, какого-то эффекта от печи все же удалось добиться, что позволило нам даже
раздеться.

Проснулись мы где-то в пять утра практически одновременно от жуткого холода. Помещение уже совсем остыло, и нам пришлось
надеть на себя все теплые вещи, которые у нас были. Но это все равно не помогло: сон был прерван.
Мы полежали еще пару часов, стуча зубами и в нетерпении поглядывая на часы в ожидании утра. Вставать в такой холод было еще
большим кошмаром – ощущение такое, будто с кровати спускаешься в холодную воду.
Утреннее, уже по-осеннему холодное, солнышко нас несколько взбодрило.

После завтрака мы завернули в магазин, который находился недалеко от столовой. Там мы запаслись пятью коробками спичек, а
Ира, на чью долю выпала основная часть мучений этой ночью, купила еще зажигалку. Под изумленные взгляды продавцов мы
выкупили у женщины, торгующей местными газетами, весь ее товар и проследовали к себе на базу. Наверняка, в представлении
продавцов мы выглядели местными хулиганами, решившими спалить обе турбазы.
Мы выпросили у коменданта еще по одному теплому одеялу, и, услышав про нашу беду, она подарила нам также небольшую бутыль с
соляркой, – солярка хорошо горит, она должна была помочь нам быстрее разжечь огонь в печи.
Затем теплый солнечный день, один из тех, которые так редко выпадают в конце августа, закружил нас в круговороте отдыха, и
мы забыли про наши ночные проблемы.

На соседней турбазе мы взяли на два часа на прокат лодку, чтобы немного полюбоваться окрестностями с воды. Но два часа
вылились во все четыре, и мы чуть не опоздали к обеду.
Мы плавали по Черной речке, которая и дала название турбазе, где находилась столовая, стоящая прямо на берегу этой
живописной речки. Я, как человек наиболее часто занимающийся туризмом и обладающий некоторыми познаниями (далеко не
теоретическими) в гребле на лодке с веслами и уключинами времен первой русской революции, которые так и норовили вырваться
из рук и натирали жуткие мозоли, учила Иру этому нехитрому мастерству. К счастью, она оказалась способным учеником, и уже
скоро, без ущерба для нашего путешествия на лодке, сменяла меня на веслах.
Однако переплывать через фарватер мы все же не решались, тем более, что пароходы и баржи ходили довольно часто, а в
плавании мы обе не так уж сильны, чтобы, вынырнув из-под перевернутой лодки, без риска добраться хотя бы до ближайшего
островка. Спасательные жилеты, которые нам выдали, нас бы тоже не спасли, так как из-за своего плачевного состояния, были
скорее фикцией, и самим фактом своей выдачи служили неопровержимым доказательством излишней щепетильности (в части
соблюдения правил) местных административных чиновников и в той же степени их катастрофической безалаберности.
Но все равно прогулка показалась нам настолько интересной, что с этого дня мы плавали на лодке ежедневно, тем более, что
никаких других особенных развлечений на базе не наблюдалось.
Однако, через несколько дней после приезда охотников, маршрут нашей речной прогулки нам пришлось немного изменить. Дело в
том, что предприимчивые охотники имели обыкновение устраивать засаду на уток в зарослях по берегам Черной речки, и поэтому
нередко, когда мы проплывали мимо на лодке, в непосредственной близости от нас раздавался громкий хлопок выстрела, еще долго
звеневший в наших ушах. Каждый раз после такого неожиданного выстрела мы ретировались с этого места с такой поспешностью,
что владельцы местных моторок могли нам только позавидовать. После нескольких таких успешных побегов, мы перестали плавать в
этих местах, не желая играть роль больших уток и выступать в виде такой заманчивой мишени, да и погибнуть от шальной пули не
очень заманчивая перспектива.

Но вернемся к нашему повествованию. Итак, после обеда, к которому мы едва поспели, мы решили немножко сократить путь на
свою базу, и пошли не по дороге, а прямо через лес.
Уже через несколько шагов нам стали попадаться грибы.
Такого дикого количества подберезовиков мне еще не приходилось видеть. Они стояли в траве, на голой земле, почти у самой
воды. Они были большими и маленькими, старыми и только что показавшимися из земли. Тона их шляпок варьировали от
светло-коричневого до черно-мраморного. Таким образом, за каких-то двадцать минут, которые составляли наш путь от столовой
до дома, нам удалось набрать порядка полусотни подберезовиков.
Но самое удивительное было то, что в последующие дни, мы каждый день, проходя один и тот же маршрут до столовой и обратно,
находили грибов не меньше. Создавалось впечатление, что они росли во время промежутков между нашими завтраком, обедом и
ужином. Мы с изумлением срывали подберезовики в тех же самых местах, где находили их буквально пять часов назад.
Это была поистине заколдованная тропка, так как, когда однажды, воодушевившись таким впечатляющим началом поиска грибов, мы
ушли за ними специально вглубь леса по схожим местам, которые нам казались грибными, мы принесли вдвое меньше
подберезовиков. Разочарованные таким обстоятельством, и измученные дальним походом, мы больше не предпринимали таких
попыток, и собирали грибы уже только по нашему загадочному маршруту. Тем более, что и грибов, собранных там, нам хватало с
излишком.
Начиная с этого дня, одним из наших повседневных занятий стала обработка грибов и их сушка. Таким образом, в этот день,
провозившись с ними до самого вечера, мы не заметили, как стемнело. В соседних домиках зажегся свет, из их труб на зависть
нам повалил дым.

Мы начали заниматься растопкой нашей печки около десяти часов вечера. Причем вчерашняя картина повторилась с потрясающей
точностью. Мы по очереди, то пытались растопить печь, то выгоняли дым. Наверное, в это время наш домик производил не слишком
приятное впечатление: из открытых окон и двери валили клубы дыма, при этом из трубы он выползал лишь изредка тоненькой,
почти не заметной струйкой. Периодически мы сидели на крыльце, пытаясь отдышаться от едкого дыма, и с тоской наблюдали за
тем, каким ровным плотным столбом стоит дым над соседними трубами, и ругая себя за то, что опять припозднились с топкой.
Наше положение еще больше осложнялось почти полным отсутствием пригодных для топки дров: все найденное под чужими домиками
мы истопили еще вчера. Сама же растопка печки была таким же длительным занятием, как и вчера. Ни купленные нами газеты, ни
веточки, ни щепки, обильно политые соляркой, так и не хотели гореть. Солярка загоралась лишь на несколько секунд и затем
гасла. Скоро уже вся печь была в черной желеобразной массе – продуктах горения солярки.
Часам к двум ночи, добившись-таки небольшого тепла – такого небольшого, чтобы не чувствовать себя пингвинами на Северном
полюсе, и можно было хотя бы снять с себя верхнюю одежду без риска простудиться, мы легли спать, предварительно поставив на
дверь наш специфический засов.
Проснулись мы уже через несколько часов от жуткого холода. Печь остыла, и второе одеяло уже не спасало нас.
В этот же день мы поклялись, что пока не приготовимся достойно встретить следующую ночь, никаких развлечений,
сопутствующих нашему отдыху, себе не позволим.

И мы стали готовиться. Прежде всего, у коменданта нами были выпрошены топор и ножовка. С помощью этих нехитрых инструментов
через несколько часов у нас уже была небольшая поленница дров соответствующего размера (соответствующего нашей капризной
печке). Затем мы собирали на участке шишки, сухие веточки и еловые лапки, а также отдирали от сосен отходящую кору.
Посчитав, что наших приготовлений достаточно для нескольких часов тепла наступающей ночи, мы ушли кататься на лодке. Как
назло, к вечеру небо затянули тучи и поднялся ветер. Поэтому добираться до берега нам пришлось довольно долго. На свою базу
мы пришли только в девять вечера, и сразу стали топить печку. Наши дневные старания опять потерпели неудачу. Дело в том, что
мы не учли то обстоятельство, что те бревна, которые мы с таким азартом пилили и рубили весь день, лежали на земле довольно
давно и сильно отсырели. Теперь из-за этой сырости они никак не хотели гореть, и дыма от них стало в два раза больше.
Провозились мы опять почти до полуночи. На базе в домиках уже нигде не было видно света. В этот день много домиков
освободилось, отдыхающие уже стали разъезжаться по домам, готовить детей к школе. К тому же день ото дня ждали приезда
охотников. Территория турбазы освещалась лишь одиноким тусклым фонарем у комендантского дома. Темная пустынная база
выглядела под черным небом, затянутым грозовыми тучами, как-то особенно зловеще.
Я уже собиралась закрыть дверь, хотя наша топка находилась лишь в самой начальной стадии, как из темных кустов прямо на
меня шагнула темная фигура. Как мне удалось сохранить самообладание и не остаться заикой после этого случая, я не знаю до
сих пор. Наверное, в этот момент я выглядела хуже затравленного зайца. Знакомый голос вернул мне дар речи. Таинственным
пришельцем из темноты оказалась всего лишь мать коменданта. Она объяснила, что вышла на улицу подышать перед сном, и
увидела, что в нашем домике горит свет, а от него валит дым. Она решила посмотреть, что здесь происходит, и не сгорели ли
еще чудаковатые гости-москвичи заживо.

Когда мы объяснили нашу ситуацию, Нина Васильевна, так звали мать коменданта, высказала предположение, что мы неправильно
топим. На что мы предложили ей показать нам, как это делается. После часовой возни с дровами, корой, соляркой, газетой и
прочими нашими атрибутами для топки загадочной печки, она отступила и заявила, что подобного еще не видела. Мы снова заняли
свое привычное место у печки. На нашу просьбу посидеть немного с нами (сидеть в дыму с закрытой дверью было бы не слишком
приятно), она согласилась.
Пока мы боролись с упорным нежеланием дров гореть, Нина Васильевна рассказывала нам про Нострадамуса и других
предсказателей, чьи взгляды на будущее ее очень интересовали. Мы с удовольствием слушали, задавали вопросы, спорили, пока
сон совсем не сморил нас.
И все же, эта ночь была для нас длиннее предыдущих. Нам удалось проспать часов шесть, то ли оттого, что мы сильно умаялись
за прошедший день, так, что даже холод не смог разбудить нас, то ли действительно мы впервые хорошо натопили
проказницу-печку.
Утром Нина Васильевна, проникнувшись нашей проблемой, показала нам во дворе несколько тонких, но уже старых сухих сосенок,
которые мы могли бы срубить для создания у себя запаса сухих дров.

Мы так и сделали, и уже к обеду смогли продемонстрировать ей поленницу сухих дров, аккуратно разместившуюся у печи на
газете. Мы намеренно внесли дрова в дом, опасаясь, что они тоже могут отсыреть. Как выяснилось позже, такая предосторожность
вовсе не была излишней. Погода не предвещала ничего хорошего. За ночь небо еще больше затянули матово-серые хмурые тучи, и к
обеду заморосил дождик.
После обозрения Ниной Васильевной проделанной нами работы, наш престиж в ее глазах еще больше поднялся, и она даже
пообещала попробовать найти на складе функционирующую электрическую печку.
А тем временем наш отдых продолжался. Мы так же катались на лодке, гуляли по лесу, собирали грибы. Последних стало еще
больше, и каждый день мы сушили их, надевая на нити и вешая над раскаленной плитой на кухне.
Грибы нам также поставляли наши соседи – трое парней нашего возраста, проживающих в одном из соседних домиков. Основным их
развлечением на турбазе было безмерное поглощение спиртных напитков и прогулки с местными девушками на лодках. Причем, как
после такого количества выпитых крепких напитков им удавалось со своими подругами залезть в двухместную лодку и ни разу не
перевернуть ее, хотя много раз они были на грани этого, оставалось только удивляться. Не найдя в нашем лице поклонников
«огненной воды», ребята стали ходить к нам ради духовного общения, а проще – поболтать. Они приносили грибы, вероятно, чтобы
был повод зайти, и расспрашивали нас о Москве, удивляясь как можно жить в столь богатом на развлечения месте и ехать в такую
глушь отдыхать.

Именно эти деятели поставили нас в совершенно жуткую ситуацию, выпросив на несколько часов топор порубить дрова, и тут же
сломав его ручку. Увидев наш гнев, ручка кое-как была восстановлена, и они сами отправились извиняться перед комендантом. Но
мы все равно чувствовали себя виноватыми, и ругали за излишнюю доверчивость.
Дни на турбазе протекали быстро. Скоро приехали охотники, и на базе стало повеселее. Охотники приходили с охоты поздно
вечером, и печки мы топили практически одновременно. Поэтому огонек нашего окна по ночам уже не был таким одиноким.
Однако наше радостное настроение от их приезда заметно ухудшилось, когда буквально через день после начала их охоты,
неподалеку от нашего домика, на берегу Волги, у самой кромки воды мы обнаружили раненую цаплю. Она лежала, запутавшись в
ветках прибрежного кустарника, и не оказала нам никакого сопротивления, когда мы стали ее выпутывать. Мы положили ее на
подстилку, сделанную нами из сухой травы. Но наши усилия были тщетны, цапля не выжила.
По вечерам, а скорее по ночам, к нам часто захаживала Нина Васильевна.

Ей удалось достать для нас электрический обогреватель. С ним в домике стало теплее. Правда, мы выключали его на ночь, так
как боялись короткого замыкания. Его состояние оставляло желать лучшего: провод почти по всей длине был замотан изолентой, а
при выключении его из розетки мои руки осыпал дождь искр. И все же он очень нам помогал.
Утром мы уже не спешили встать, а могли себе позволить еще немного поваляться в постели при включенном обогревателе. Тем
более, что с каждым днем все больше чувствовалось приближение осени. Погода окончательно испортилась. Солнышко выглядывало
все реже, а хмурые тучи и постоянно моросящий противный дождь стали неотъемлемыми спутниками нашего отдыха.
Так незаметно пролетела счастливая неделя моего маленького отпуска, и пришла пора возвращаться в Москву.
Уезжать не хотелось. Несмотря на все трудности, и опасаясь того, что самым ярким воспоминанием о нашем отдыхе будет
злосчастная печка, в целом отдохнули мы хорошо.
В последний вечер своего пребывания на турбазе мы сидели на крыльце нашего домика и смотрели, как по реке плывут, играя
огнями, большие белые теплоходы. Иногда до нас доносились звуки музыки или чей-то звонкий смех. Пассажиры теплохода
отдыхали. С одной стороны хотелось быть там, с ними, так же развлекаться на белоснежной палубе и смотреть на отблески
разноцветных огней на воде. А с другой стороны, разве могут они, будучи там, при всех признаках цивилизации теплохода, так
слиться с природой, войти с ней в такую же гармонию, какой можно было достичь только находясь в лесу, вот в таком холодном
домике, лишенном всех признаков удобства и комфорта, с холодной водой в рукомойнике, прикрученном к ближнему дереву куском
проволоки, и печкой, казалось бы специально созданной для того, чтобы в темное время суток так издеваться над нами.
В день отъезда мы последний раз посетили столовую, убрались в домике, оставив нашим будущим преемникам немного дровишек и
спички, попрощались с дружной семьей коменданта, и к обеду, вскочив в переполненный автобус, отправились на железнодорожную
станцию.

Наш поезд отходил поздно вечером, поэтому нам пришлось несколько часов провести на вокзале.
Окончание отпуска наиболее ясно почувствовалось, когда утром поезд прибыл в шумную, окутанную смогом Москву, и яростная
толпа бывших отдыхающих потащила нас через вокзальную площадь к метро, в самую пучину делового круговорота.
Мы невольно почувствовали себя некими подобиями Фроси Бурлаковой, прибывшей из таежной романтической деревушки в суетную
Москву, где «все куда-то спешат, и никто не здоровается».

* * *
Я много путешествую по нашей стране, и мне ни раз выпадало счастье бывать в гораздо более живописных местах России. Взять
хотя бы мой любимый Русский Север: Соловецкие острова, Валаам, Кижи, Ладога. Затем были Селигер и Озернинское водохранилище
с их не менее романтическими турбазами, города Золотого кольца, сверкающие куполами многочисленных церквей, Псков с поистине
сказочным Псково-печерским монастырем, древняя крепость Изборска и знаменитые Пушкинские горы, господин Великий Новгород с
Кремлем, вполне достойным посоперничать с московским и церковью, расписанной еще Феофаном Греком. Путешествовала я и по югу,
и по всему маленькому лоскутку российской Прибалтики, пришлось мне бывать и в Удмуртии, и в Татарстане, и во многих других
местах. Физическая карта России, коротающая свой недолгий век на стене в моей комнате, уже давно испещрена красными точками,
обозначающими посещенные мною места.

И все же среди всех воспоминаний об этих милых моему сердцу российских уголках всегда находится место памяти о семи
счастливых днях, проведенных на Волге.
К сожалению, в последующие годы от финансирования турбазы, на которой нам довелось отдыхать, отказались, и она пришла в
запустение. Домики были забиты, комендант со своей семьей оттуда переехали в город.
С комом в горле я представляю себе забитые досками окна домиков и кухни, проржавевший амбарный замок на вагончике, в
котором хранились лодки.
И до сих пор никак не хочется верить, что никто уже никогда не будет жить в этих домиках, сушить над кухонной плитой
многочисленные подберезовики, заготавливать на долгие холодные ночи дрова, и пытаться растопить непослушную печку.