1. А МЫ УЙДЕМ НА СЕВЕР

Этот путешественнический проект под кодовым названием «Бредовый проект №1» зрел у меня уже давно. И вот, прошлым летом, когда жара в любимой моей столице поднялась градусов этак до 32, асфальт уже не по-детски плавился, заставляя увязать в нем каблуками, а подмосковным лесам недвусмысленно грозили пожары, я решила, что настал его час! Точнее, день и месяц, и с чистой совестью отправилась на Ленинградский вокзал.

Ехать я собралась до Мурманска, где планировала пробыть несколько дней, потом перебазироваться в Мончегорск, Апатиты и Кировск, затем через Кемь покорить Белое море и Соловецкий архипелаг, а в заключении на «Ан-24» через это самое Белое море перелететь в Архангельск и осмотреть его вместе с окрестностями.
Полутора суток в купе прошли, в целом, нормально. Правда, дала стране угля, точнее, пассажирам кипятка, проводница. На наши вопросы, почему она не изволит кондиционер включить, на этот самый кипяток она и сослалась. «Не могу, — говорила она нам, — потому как включение егойное напрямую зависит от работы агрегата, который кипяток кипятит. Так что, выбирайте или чай, или вентилятор!». И народ почему-то чай выбрал.

Проезжали мы по пути в Мурманск разные станции, со всякими названиями причудливыми. В Карелии, например, где почему-то оказалось еще жарче, чем в Москве, нашлось много станций, в названиях которых было «озеро»: Ригозеро, Ванзозеро, Кедрозеро и т.д. Да и сами эти озера располагались совсем недалеко от станций. Отъехали мы, например, от Сегежи не больше, чем на двести метров, и вдруг увидели изумрудную гладь воды среди леса, где рыбаки прямо на наших глазах ловили рыбу.

А ближе к Мурманску названия у станций стали еще веселее: Зашеек, Африканда, Лапландия. Причем, две последние были совсем неподалеку друг от друга. Веселился, наверное, кто-то, когда эти названия придумывал.

2. МУРМАНСКИЕ ГУЛЯНЬЯ

В Мурманск поезд прибыл утром. Вокзал в городе оказался странным: почему-то к нему предстояло лезть с перрона по лестнице через какие-то кусты. Зато погода явно радовала. Вместо московской жары и вместо обещанных в Мурманске Гидрометцентром тринадцати градусов с дождем, наблюдалось около двадцати при абсолютно ясном небе.

Для места жительства на одну ночевку мне вполне подошли комнаты отдыха на железнодорожном вокзале. Были они вполне сносны, а ответственная за них тетя меня, вообще, сильно развеселила. На вопрос, где, собственно, ключи от номеров, — она ответила просто: «Да вы не бойтесь, у нас тут не воруют!». Я обалдела и, ради интереса, даже осмотрела дверной замок. Хе-хе! Он был полностью замазан масляной краской и, в принципе, уже замком не являлся.
А потом я закупила атлас по Мурманску, путеводитель «Ле Пти Фюте» по Мурманской области, оказавшийся в результате просто великолепнейшим, и отправилась покорять город.

Мурманск мне понравился сразу. Если честно, то так у меня бывает крайне редко – когда влюбляешься в город с первого взгляда. Но тут любовь состоялась. Мурманск был чудесен. В нем я сразу прочувствовала тот самый настоящий северный морской дух, полный гордости и суровости. А уж когда я увидела морской вокзал, то преисполнилась к Мурманску, вообще, самыми светлыми и высокими чувствами. Но обо всем по порядку.

Основали Мурманск, как выяснилось, не так давно, а именно в 1916 году. В те времена России понадобился новый порт для защиты северных рубежей. И Кольский залив (он же часть Баренцева моря) в этих краях был глубоким и весьма подходившим для этих целей. Поэтому в 1912 году на месте будущего Мурманска поставили геодезический знак, а уже через четыре года протянули сюда железнодорожную ветку из Петрозаводска и основали порт, который назвали в честь царя-батюшки Романов-на-Мурмане, а переименовали в Мурманск лишь после революции. Впрочем, до 1920 года власть на Кольском полуострове принадлежала белогвардейцам — здесь утвердились английские и американские интервенты. А потом, когда их окончательно изгнали, число жителей стало постепенно сокращаться и сократилось аж почти до нуля. Было время, что СССР вообще хотел отказаться от кольских земель за ненадобностью, но, к счастью, вскоре там нашли ценные полезные ископаемые, и больше таких диких мыслей ни у кого не возникало. Мурманск рос и хорошел и в итоге стал самым большим российским городом за полярным кругом, каким и считается до сих пор.

Сейчас главной мурманской площадью, пожалуй, была площадь пяти углов с гостиницей «Арктика» посередине. Построена эта гостиница была в советские времена, но в 1930-е годы, до нее, здесь стояла другая, бывшая в то время очень крутой, потому как уже тогда в ее номерах были ванны и телефоны. Но, впрочем, теперешняя «Арктика» смотрелась тоже очень приятственно и симпатично. От нее я и начала свою прогулку по городу.
Мурманск был уютным и вполне благоустроенным городом. Он располагался на холмах и внешне из-за этого чем-то даже был похож на Владивосток или Южно-Сахалинск. На его центральных улицах стояли пяти-семи этажные дома, выкрашенные в пастельные тона, а кругом обильно цвела сирень. Да-да, несмотря на середину июля, в Мурманске цвела сирень! А еще рябина, причем совсем не такая, как у нас в средней полосе. Мурманская рябина росла кустом, то есть у нее был не один ствол, а сразу несколько, и именно, что стволов, толстеньких таких! Вот, что значит – север!

Но стоило мне уйти из центра и свернуть на боковые улочки, Мурманск сразу начал меняться. Здесь уже стояли другие дома, в основном хрущевского типа, и часто встречались вывески, сделанные еще на старосоветский манер – этакими толстыми горящими буквами: «Универмаг», «Продукты» и другие. Но именно тут он мне и нравился больше всего, потому что именно тут чувствовалась его история. Вот, к примеру, Ленинградская улица. Сейчас даже автомобили ездили по ней не часто. А раньше она считалась самой главной в городе. В 1920-м году здесь была построена первая узкоколейка, по которой пустили нечто, похожее на трамвай. И, конечно же, ее показывали первой всем приезжавшим в город знаменитостям – Кирову, челюскинцам…
Вот такие улицы, пожалуй, и создают тот самый дух города, который так приятно ощущать в путешествиях…

3. СААМИ И СЕВЕРНЫЕ МОРЯ

Кроме внешних мурманских достопримечательностей, я, дабы получше узнать историю и культуру Кольского полуострова и самого города, посетила несколько здешних музеев. И самым интересным из них, разумеется, стал краеведческий. Даже тот факт, что его открыли еще аж в 1926 году, а его почетными посетителями были Юрий Гагарин и Фидель Кастро, говорил о том, что в нем было, на что посмотреть. Не станут же первому космонавту и лидеру дружественной нам Кубы всякую муру показывать?

В музей я попала одновременно с группой каких-то студентов, и у меня даже получилось что-то типа экскурсии. Из нее, я, например, узнала, что, несмотря на то, что на Кольском полуострове преобладают зоны тундры и лесотундры, климат здесь, в целом, считается более-менее умеренным, зимой обычно бывает не сильно морозно, а летом – прохладненько. А, благодаря Гольфстриму, Мурманский порт практически никогда не замерзает.
Если честно, то каждый зал музея был потрясающе интересным, давненько я не встречала таких краеведческих. Но больше всего мне понравились три – геологический, изучения флоры и фауны Баренцева моря и быта саами.

Кроме всяческих пород, среди которых я опознала лишь апатит, слюду и аметист, в геологическом зале имелся макет Кольской сверхглубокой скважины, которую пробурили в поселке Заполярный. Из-за своей глубины в 12 262 метра она, в свое время, была занесена в книгу рекордов Гиннеса, а ученые, изучавшие керн, сделали множество открытий. Например, они нашли живые микроорганизмы гораздо глубже, чем им полагалось быть, и сделали вывод, что наша планета гораздо старше, и жизнь на ней зародилась намного раньше, чем считалось. А еще на трехкилометровой глубине ученые обнаружили очень интересные породы, схожие по составу с лунным грунтом! Вот так-то, даже на Луну летать не надо было, оказывается!

В зале изучения флоры и фауны Баренцева моря я ознакомилась с рельефной картой этого моря – достаточно объемной и познавательной. Например, выяснилось, что Баренцево море очень мелкое – его средняя глубина не превышает 200 метров, из-за Гольфстрима оно успевает неплохо прогреваться, и в нем водится много чего теплолюбивого. А что и кто конкретно там водится, было видно в безводном музейном аквариуме. Собой он представлял огромнейшую стеклянную витрину во всю стену с изображением берега, шельфа и глубинного дна. По дну «ползали» ракушки и крабы, «росли» водоросли, «плавали» планктон и рыбы. Причем вся живность была практически настоящей – извлеченной с морских глубин и засушенной. И только рыбы были сделаны из папье-маше. Но смотрелся весь этот аквариум исключительно реально!

Кстати, насчет крабов. Приключилась с ними здесь преинтереснейшая история. Раньше, как таковые, они в Баренцевом море не водились. И на пробу для развода сюда их завезли с Камчатки в 1961 году. Камчатским крабам на севере понравилось, и размножились они тут в неимоверном количестве. Причем в таком неимоверном, что стали самым настоящим бедствием, потому как поели тут всю морскую живность, какую могли. По логике вещей, их надо бы теперь промышленно вылавливать, да поедать. Но из-за нашей бюрократии квоту на отлов крабов отечественным рыбакам не дают, и ловят их исключительно браконьеры, коих, в свою очередь, отлавливают спецслужбы и штрафуют! А крабы, меж тем, в том же темпе продолжают размножаться и поедать еще оставшуюся в Баренцевом море немногочисленную живность. А еще та же самая морока происходит и с ловом рыбы. Владельцам наших рыболовных судов выгоднее продавать рыбу… в Норвегии, чем в собственном мурманском порту, потому что за вход в него они должны платить какой-то немереный налог и оформлять кучу всяческих бумаг. В общем, разводим бюрократию мы сами для себя же…

А вне конкуренции в музее стал все-таки зал быта саами (правильно — именно саами, а не саамы). Эта народность жила на Кольском полуострове с незапамятных времен и считалась самой, что ни наесть коренной. К сожалению, в 1990-е годы саами стали спиваться, и теперь их почти не осталось. Правда, власти активно взялись за возрождение их культуры и языка, а в поселке Ловозеро, где они еще проживали, но куда, собственно, мне так и не удалось попасть, открыли их этнографический музей.

Но лично я бытом и жизнью саами очень прониклась – интересным они оказались народом, с массой традиций, обычаев и обрядов. Прежде всего, саами считались полукочевниками и поклонялись собственным богам, коих видели в родниках и сейдах – огромных валунах, стоявших на мелких камешках в определенных местах. Внешне они практически не отличались от славян, занимались рыболовством и оленеводством, а, вот, жить старались там, где бы ни было никакой связи с миром. Жилища саами строили из тонких стволов деревьев, крыши покрывали дерном – так маскировались, а называли они эти жилища вежа. Одно из них я осмотрела в музее. Внутри вежа были очаг и «кровать» — подстилка из оленьих шкур. Но вежа считалось жилищем, так сказать, стационарным. Когда же саами ходили пасти оленей, а ходили они туда не на один день, то строили себе другие дома, очень похожие на чумы — кувакса. И только с приходом в эти края более продвинутых и суровых китобоев поморов (между прочим, древних новгородцев) жилища саамов стали строиться из сруба, а внутри них появились печи.
Одежда у саамов тоже была очень оригинальной, точь-в-точь такой, как рисуют в мультиках о крайнем севере – шубы и сапоги из оленьих шкур. Например, мужская шуба являла собой этакий… двойной тулуп с мехом внутрь и наружу и называлась совик. Под меховые же сапоги – пимы – саамские мужики надевали меховые чулки – липты. Все это добро крепилось к одежде специальными завязками, типа подтяжек! Кстати, летом они тоже носили все меховое, правда, уже не настолько утепленное. Но именно меховой была даже летняя обувь, к примеру, тапочки – каньги. Впрочем, саамские женщины одевались более изящно и со вкусом, и летом предпочитали носить все ж таки сарафаны, причем не простые, а поярче – как правило, красные или оранжевые!

Когда саамский юноша решал жениться, он до кучи напяливал себе на бедро красную повязку – символ того, что он «на выданье». Когда же он невесту себе уже выбирал, и она соглашалась быть с ним навеки, начинался спектакль. Во время свадьбы за бедной девушкой носились по дому все знакомые женщины, а ее задачей было от них удирать. Наконец, они ее ловили, привязывали к столбу, а мужчины наставляли на нее оружие. Потом подходил жених с хлебом, и невеста начинала к нему ласкаться. Так она изображала… оленя! После свадьбы тоже было весело. Целый год новоявленный муж жил в доме родителей жены, и они к нему присматривались со всех сторон. И только, спустя этот год, ежели все было в порядке, муж, наконец, получал свою супругу, так сказать, в постоянное пользование.
В общем, в краеведческом музее я отлично провела время, а потом пошла осматривать другой важный музей Мурманска – Военно-морской музей Северного флота.
Находился он на окраине города, в доме морских офицеров. И я, добираясь туда, наконец-то, познакомилась с мурманским маршруточным транспортом. Уже позже я ездила на маршрутках постоянно, но то первое мое знакомство запомнилось и почему-то стало грустной закономерностью – мне, к удивлению, стали попадаться исключительно злобные водители сих мурманских транспортных средств. А тот первый, увы, просто поразил до глубины души. Он так наорал на женщину, которая не могла закрыть дверь, что даже мне стало неудобно. В результате, дверь мы с ней закрыли вместе, а водитель потом еще долго что-то гневно бурчал. К счастью, все остальные люди мне встречались только милые и приятные.

…Во время Великой Отечественной войны недалеко от Мурманска шли очень серьезные бои – здесь бойцы защищали наши северные границы. Досталось и самому Мурманску, он вошел в пятерку российских городов, которые бомбили сильнее всех.
В Военно-морском музее Северного флота как раз хранились вещи наших моряков-защитников. К примеру, я была очень тронута тамошними расшитыми кисетами, которые они брали с собой в море. Я, наконец, поняла, почему так дорожили этими кисетами бойцы – посмотрит воин на такую из неровных стежков красную звезду в обрамлении нежных цветов, вспомнит, что вышивала их дочка, которую просто необходимо защитить и уберечь от врага, и бросится в бой с новыми силами…

Другое впечатление, но еще более ошеломляющее, я получила от экспозиции вещей военнопленных из лагеря с севера Норвегии. Вырезанное из дерева сердечко с надписью карандашом: «Нас уводят. Куда, неизвестно. 10/X 1944 год»… Дневник мальчика-военнопленного, где он пишет, что первого января, в новогодний праздник, у него был выходной, ему дали больше хлеба, чем обычно, и ему еще сильнее вспомнился дом и мама… Одежда из бумаги… Обувь с сеткой для хождения по болотам… Объявление, подписанное администрацией лагеря, о том, что из 28 недавно сбежавших русских военнопленных, одиннадцать пойманы и расстреляны. И если кто-то еще осмелится на подобный поступок, то тоже будет убит…
До глубины души меня поразила история крейсера «Варяг». В первые дни русско-японской войны он затонул на Дальнем Востоке. Потопили «Варяг» его же моряки, геройски не спустив флага и решив, что лучше погибнуть, чем сдать корабль врагу. Потом, уже после войны, японцы подняли его со дна моря, и нам, увы, пришлось выкупать у них свой же исконно русский крейсер, чтобы он вновь принадлежал нашей флотилии – мурманской…

4. ДЛЯ ОБРЕТЕНИЯ ДУХА

Впрочем, только музеями я не удовлетворилась и ближе к вечеру отправилась в местный океанариум. Захотелось мне, понимаешь, прочувствовать север до конца, вот я и придумала себе мероприятие для, так сказать, окончательного обретения северного духа – ведь в океанариуме выступали, ни кто иной, как арктические тюлени!!!

Океанариум находился на городском Семеновском пруду, в зоне отдыха, построил его бывший мурманский мэр, и народ сим заведением очень гордился. Впрочем, сам по себе пруд был тоже не плох. К нему от входа в зону отдыха ездил паровозик, а сам пруд окружали полярные кривые и ужасно тощие березки, а из его центра бил фонтан!

Представление было потрясающе смешным! Правда, кроме меня, зрителями там были только… кхе… детишки дошкольного возраста вместе с родителями, но нам всем все равно очень понравилось! Оказалось, что такой океанариум, где дрессируют арктических тюленей, вообще, единственный в мире и в своем роде. Всего же тюленей здесь было шесть, а до кучи еще имелся морской заяц по имени Дик. Внешне он был вполне симпатичным зайцем, с длинными такими белыми усами и безумно напоминал моржа. Но дрессировки он не поддался, а посему просто плавал в бассейне. Тюлени же показывали высокий класс! Они и мячи кидали, и обручи крутили, и подпрыгивали, и на бордюр к зрителям для фотографирования в системе «макро» выскакивали, и даже танцевали, кружась парами в вальсе на одном месте! А круче всех зажигал тюлень по имени Филипп. Дрессировщик ему так незатейливо говорил: «Мерзни!», и он начинал дрожать всем телом мелкой дрожью, а зал покатывался со смеху.
В общем, в океанариуме я получила нехилую такую зарядку северным духом, а после отправилась в мурманский морской порт, так сказать, ее усиливать и укреплять.
Сооружением порт был не таким веселым, но вполне жизнедеятельным, и располагался неподалеку от железнодорожного вокзала. А, вот, чтоб попасть в него, надо было, оказывается, сначала выйти на одну из вокзальных платформ, а потом уже с нее по мосту перейти к порту. В общем, подивившись оригинальности такой конструкции, я вскоре оказалась у самых берегов Кольского залива.

Кругом стояли мощные, пусть и ржавые, морские корабли, поодаль портовые краны загружали на них грузы, баржи входили в гавань, в ресторанчике в здании морского вокзала играла бодрая музыка, народ веселился, жизнь кипела, а рядом висело расписание рейсов единственного пассажирского судна «Клавдия Еланская», которое раз в три-пять дней ходило из Мурманска в Архангельск. Впрочем, попасть на борт этого судна, похоже, было не просто. Прямо под расписанием висел листок с написанным от руки перечнем пассажиров, желавших купить билет. Напротив многих фамилий было добавлено загадочное «+1 авто», то есть, по-видимому, народ еще и своих четырехколесных друзей в Архангельск перевозить изволил. А самым интересным, на мой взгляд, был статус этой «Клавдии Еланской». Дело в том, что из Мурманска, она шла, как обычное рейсовое судно, даже заходила по пути на несколько погранзонных арктических островов. А вот в Архангельске превращалась во временную собственность некой туристической фирмы, и назад в Мурманск на «Еланскую» билетов уже купить было нельзя. Точнее, можно, но только через эту турфирму вместе с полным турпакетом. Почему так? Да потому что остановку на обратном пути «Клавдия Еланская» делала на Соловках, и как раз туда ехали на ней всевозможные туристы. А что оставалось делать обычным пассажирам, желавшим попасть в Мурманск? Да все, что угодно – купить тот же турпакет, ехать полутора суток поездом или лететь самолетом! Фирме-то какое дело?…

Когда я уходила из порта, вовсю светило солнце. Я глянула на часы. Мама мия, на них было без пятнадцати двенадцать! Ночь! Полярная ночь! Точнее, полярный день, который длится всю ночь! И так здесь 61 день в году, когда солнце не заходит за горизонт, и 44 дня, когда оно не поднимается над ним. Кто-то из мурманчан когда-то пошутил, что, мол, москвичи, такие сякие, если еще и представляют себе, что бывает полярная ночь, то никак не могут представить, что такое полярный день. Это точно! Ну, не понимала и не принимала моя голова вместе со всеми имеющимися там мозгами, как такое может быть! До двух часов ночи я сидела у себя в комнате и писала дневник. Писала без света. В окно светило солнце, а по привокзальной площади, как средь бела дня, ходили люди. Вон женщина с сумкой – как будто собралась на работу, вон мужчина у киоска выбирает газету, вон дворник с метлой грозит кулаком водителю промчавшейся мимо «шестерки», раздувшей ветром весь собранный в кучку мусор. Ну, день и день, только ночь!

5. КОЛА – ЭТО ВАМ НЕ ПЕПСИ

…Из Мурманска у меня получилось съездить в Колу – городок-спутник в 12 километрах к югу. Это было легендарное поселение, а главное – самое древнее на всем Кольском полуострове. Жизнь здесь появилась еще аж в 11 веке, а в 14-ом прибыл на сии земли соловецкий монах-отшельник Феодорит и занялся крещением всех местных саами. А потом Кола стала самым северным оборонительным портом России (до появления Мурманска, разумеется) и героическим городом. Отличились ее жители во время Крымской войны, которая докатилась и до здешних мест. В 1854 году на Колу напало мощное английское судно под названием «Миранда». Народ поклялся стоять насмерть, защищая стены родного города, и выстоял. Англичане сожгли три четверти деревянных построек Колы, но взять ее так и не смогли. А после царское правительство так и не удосужилось выделить денег, чтобы Кола смогла отстроиться заново. Почему-то не оценило оно подвига защитников рубежей империи… Эх…

Из Мурманска в Колу я доехала на маршрутке. Теперь это был небольшой городок с советскими шести-семиэтажными домами, главной улицей-бульваром и чем-то вроде бывшего Дворца культуры с колоннами, превращенного ныне в торговый пассаж. Стояла Кола на двух речках, Коле и Туломе, в одну из которых с местного предприятия из трубы стекала под напором какая-то дрянь, а с моста открывался прекрасный вид на Мурманск. Здесь было много песчаных пустырей, с вколоченными сваями неподалеку – видимо, что-то хотели строить, а потом деньги закончились. А на этих пустырях дети играли в футбол.
Но, в целом, Кола показалась мне уютным, зеленым и симпатичным городом, а, что самое интересное, с большим количеством непонятно, откуда взявшегося, финского иностранного люда! О, как!

В Коле я успешно осмотрела ее главную достопримечательность — до сих пор считавшуюся главным храмом Кольского полуострова Благовещенскую церковь и колокольню рядом с ней. Построили церковь в 1783 году по приказу Екатерины Второй. Возжелала тогда царица, чтоб в самом северном порту России стоял каменный храм, да и выделила на это дело восемь тысяч рублей денег. И в итоге получилось, что Благовещенская церковь стала тут единственным каменным строением вплоть до революции. Правда, во время артобстрела с «Миранды» она сильно обгорела, но потом ее вполне удачно восстановили.
Церковь даже внешне была очень интересной – массивной и низкой с большим таким синим приплюснутым куполом. Я попала как раз на службу и сильно подивилась, когда увидела выходивших из ворот двух весьма подогретых товарищей. Но еще больше я впечатлилась, когда узрела прямо рядом с церковью столик, за которым выпивали другие товарищи!.. Впрочем, сама служба шла вполне обычно. А столик? Может, оно так задумано было с позволения батюшки?.. В общем, ладно…

6. ОЛЕНЬИМ ШОССЕ

Мне очень понравилось в Мурманске и в Коле, но мое путешествие только начиналось, впереди было еще много интересных городов, и я решила двигаться дальше. Так, в один из дней я села на автобус до Мончегорска.

Из Мурманска в Мончегорск предстояло ехать три часа, а автобус нам подали сногсшибательный. Это был древний-предревний «Икарус» без мягких кресел, ободранный изнутри и снаружи и полный пассажиров. Сиденья в нем стояли так близко друг к другу, что мои колени упирались в спинку переднего, и сидеть я могла только по диагонали, чему, разумеется, невольно мешал соседний пассажир. В общем, ехали мы весело.

А дорога была примечательная. Мы проезжали через невысокие сопки, поросшие еловым лесом. Елки же были не простые, а лесотундровые – невысокие с короткими, видимо, из-за вечной мерзлоты, ветками. Периодически леса сменялись лугами, и тогда природа становилась похожей на толкиеновское Средиземье – трава салатного цвета, холмы и изумрудный лес на их склонах. А вдоль обочин дороги повсеместно росли кустообразные осины, рябины и березы.
Пока мы ехали, я заметила аж целых три интересности. Первой было то, что по пути нам не встретилось ни одного населенного пункта. Правда, время от времени в дорожных карманах попадались «забойные» кафе-ларьки для поддержания сил особо страждущих путников. А рядом с ними почти всегда стояли самодельные стенды, гласившие о продаже семги и икры – браконьерской, конечно же. Второй интересностью было то, что, несмотря на отсутствие городов и людей, в кустах у дороги нам то и дело встречались вырезанные в натуральную величину из картона машины ГАИ, раскрашенные в бело-голубые цвета. Еще попадались просто старые автомобили, но тоже раскрашенные под «гаишные» и с черными окнами из картонки. Зачем их здесь столько было – толи потому, что живые гаишники сюда не добирались, толи из-за того, что они просто не водились в этих краях, — для меня так и осталось тайной. А третья интересность тоже оказалась загадочной. На всем протяжении пути на обочине вдоль дороги красовались кучи песка с воткнутыми в них табличками «Песок»! Для чего были нужны эти кучи, меня так и не осенило. Дорогу вроде бы ремонтировать никто не собирался!

По пути мы заехали в город Оленегорск. Своим появлением на свет божий Оленегорск был обязан геологам, которые нашли тут железорудное месторождение. Потом как раз рядом с ним образовался горно-обогатительный комбинат и вырос город. Судя по путеводителю, никаких особых достопримечательностей в Оленегорске не было. Да и мне самой, честно говоря, он с первого взгляда как-то не очень понравился, показался каким-то заброшенным и разбитым. Даже на автостанции стояли лишь водонапорная башня, сарайчик и кафе в виде второго сарайчика. Впрочем, в том кафе продавались обалденные пирожки с капустой, и, пока я покупала, а затем поедала этот пирожок, у кассы по продаже билетов разыгралась забавная сценка, доказывающая, что женская логика есть везде, и обладают ею женщины, видимо, абсолютно всех возрастов!

К кассе подошла боевая бабулька и грозно так, с наездом, начала возмущаться:
«Почему вы продаете билеты в Мончегорск на дорогой мурманский автобус, когда через полчаса пойдет дешевый оленегорский?!».
«Да, какие хотите, такие и покупайте!» — отвечала ей кассирша.
«Но ведь оленегорский пойдет только через полчаса, а мурманский прямо сейчас?» — продолжала гневно бабулька.
«Да».
«Тогда на мурманский мне давайте, чего ждете!»…
No comments…

7. ПОЧТИ ВЫЖИВШИЕ

Наконец, мой автобус прибыл в Мончегорск. Уже на подъезде к городу на горизонте появились мончетундры. Монча с языка саами переводится, как «красивый», а тундры, как «горы». И эти горы были действительно красивыми, не очень высокими, с плоскими вершинами, на которых кое-где еще (или уже?) лежал снег. Они не были отрогами Хибин, как я подумала сначала, а официально считались отдельно взятыми горами, ведь еще в здешних краях были ловозерские тундры, хибинотундры и разные другие.

Мончегорск встретил нас транспарантом-растяжкой «С Днем металлурга», памятником металлургу с кувалдой, дымившими трубами и запахом, который обычно бывает на железнодорожных развязках с большим количеством товарных поездов – запахом мазута и чего-то еще неопознанного. Потом он меня все время сопровождал в городе. Не могу сказать, что от этого мне было неприятно, скорее, просто необычно.

Главным градообразующим предприятием Мончегорска считается «Северникель» — завод по выплавке цветных металлов, в основном, никеля и меди. Вот от этого предприятия и витали по городу такие специфические ароматы. Кстати, именно из-за «Северникеля» в Мончегорске и его окрестностях случилась, ни много, ни мало, экологическая катастрофа. Об этом мне подробно рассказали в местном музее истории города. Из-за выбросов никеля и меди погибли и засохли почти все здешние леса, реки и озера оказались отравленными даже в Лапландском заповеднике, который существовал аж с 1930-ого года, и где увеличивали поголовье северных оленей, а люди все чаще стали болеть раком. Последствия катастрофы видела и я, когда на следующий день уезжала из Мончегорска. Несколько километров мы ехали по засохшему еловому лесу. И я не скрою, что картина эта была ужасной и удручающей. Сейчас экологи уже что-то пытаются делать, чтобы восстановить природу, но, как говорят, получается это у них, увы, малоэффективно.

…Оставив вещи в гостинице «Север», где я устроилась на ночлег, я пошла гулять по городу. В целом, Мончегорск производил приятное впечатление. Он был очень зеленым и, на первый взгляд казалось, что он состоит всего из двух частей: проспекта Металлургов – главной улицы — и сплошного лесопарка, вытянутого вдоль огромнейшего, почти бескрайнего озера Лумболка. Дома здесь были, как и в Коле, простыми советскими семиэтажками, но отремонтированными и покрашенными в разные веселенькие цвета. А парк находился в небольшом запустении. Хотя на центральных аллеях тут и были, к примеру, цивильные скамейки, стоило отойти немного в сторону, как начинался самый настоящий бурелом, а вдоль парковых дорожек грандиозно разрасталась брусника.

Но вскоре я нашла и другие достопримечательности. Например, памятник лосю – символу города. Впрочем, какое отношение лоси имели к Мончегорску, для меня, честно сказать, так и осталось за кадром, но памятник был оригинален. Одновременно он считался фонтаном – стоял он в своеобразном бассейне, а из-под копыт лося брызгали в стороны четыре тонкие струйки воды. Еще я открыла для себя самое тусовочное место города – центральную площадь, где, кстати, кроме заброшенной многоэтажной гостиницы «Лапландия», находилось и здание мончегорской администрации. Тут же рядом собиралась молодежь, пила пиво и развлекалась. Но больше всего мне понравились сами мончегорцы. И, прежде всего, своей предприимчивостью. То и дело на улицах города мне попадались всякие развлекательно-досуговые заведения. Нет, я вовсе не о ресторанах, барах и кинотеатрах, хотя всего этого в Мончегорске тоже было навалом. Я о другом: о клубе моделизма, где народ творил модели самолетиков, о шахматном клубе, о секции юных техников… Согласитесь, не в каждом городе нынче встретишь подобное!

По Мончегорску я опять гуляла до ночи. Погода здесь стояла чудесная, вовсю светило солнце, и было даже жарко. Около полуночи я обнаружила еще несколько маленьких теплых озер уже в самом центре города. Народ с полотенцами шел туда… загорать! Небывалое зрелище! Хотя опять же, наверное, тут сказывалась все та же предприимчивость мончегорцев! Летом, когда озера прогревались, и стояла хорошая погода, они вечерами шли не домой, а на пляж. А какая, собственно, разница, где спать: вышел на берег озера, спи себе, да еще и загорай всю ночь! Класс! Температура ночью, если и понижается, то не намного, солнце же светит, а значит – греет!..

8. ВОРОТА ХИБИН

Следующим утром я отправилась в Апатиты. На тот же вечер из них у меня был куплен билет на поезд до Кеми, и за предстоявший день я планировала, ни много, ни мало, осмотреть Апатиты, съездить в Кировск и полазать там по горам.

До Апатитов автобус шел два часа. По пути из окон открывались прекрасные виды на озеро Имандра с его многочисленными низкими и, как будто стелившимися по воде, островами. Где-то здесь находился знаменитый Лапландский заповедник. А ближе к городу окружавшие дорогу горы становились все выше и выше.
Апатиты был вторым по величине городом на Кольском полуострове после Мурманска и еще назывался воротами Хибин. Он был совсем молодым и недавно отметил свое 40-летие. Зато здесь была целая куча филиалов всяких столичных и питерских вузов, так что, городом он считался продвинутым. К тому же в Апатитах как-то проводили Кубок мира по скалолазанию, чем все, естественно, здесь очень гордились. Но, честно сказать, лично я им как-то не особо восхитилась. Складывалось впечатление, что его словно забросили. Улицы почему-то казались пыльными, среди домов преобладали все те же советские пяти-семиэтажки, кое-где разбавленные девятиэтажками и иногда долгостроями, а из достопримечательностей я обнаружила лишь фонарные столбы с проекциями мирного атома из разноцветных лампочек. Зимой, наверное, они бы неплохо смотрелись! Впрочем, в Апатитах было несколько геологических музеев. Но я решила в них не ходить, так как за свою геологическую юность насмотрелась их уже, ох, как немало.

Автобус довез меня до центра города. Я вышла с вещами на площадь и призадумалась. Маршрутки в Кировск ходили именно отсюда, а вещи было бы не худо оттаранить на железнодорожный вокзал и сдать там в камеру хранения. Вокзал же находился на окраине города. Впрочем, как до него добраться, мне объяснили. Я встала на остановке и стала ждать ходивший туда автобус №8. Через десять минут стояния на солнцепеке я малость озлела и спросила местную женщину, как часто автобусы вообще туда ездят?

«Ха, — сказала она, — да они, можно сказать, и не ездят! Так, несколько рейсов в день».
«А как же добираться?» — удивилась я.
«Как написали в нашей газете, — женщина оглядела мою сумку, — раз едете в отпуск, значит, хватит денег и за такси заплатить», — и посмеялась. «Если что, то такси на площади останавливаются!» — добавила она потом.
Мдяяя…
Но решение всплыло само собой. Неподалеку находилась какая-то гостиница, и я, недолго думая, зашла туда и попросила девушку с рецепции приглядеть за моим барахлом. Она согласилась, и так, уже через 15 минут, я ехала в город Кировск – в сердце Хибин!

9. ГОРЫ-РОЗЫ

Говорят, что, если смотреть на Хибины из космоса, то они будут похожи на бутон розы. Это не высокие горы, всего-то от 800 до 1200 метров, но здесь, в Кировске, они были самыми настоящими и на их вершинах, как тогда под Мончегорском, тоже лежал снег. Впрочем, мне казалось, что Хибины должны были быть более суровыми, но сейчас, летом, они выглядели вполне уютно и живописно.

Маршрутка провезла меня через весь Кировск, состоявший из сплошных бетонных пятиэтажек и, к моей радости, подъехала к самому подножию гор. Зимой в этом месте располагалась горнолыжная база, но теперь подъемники не работали, кресла скопом лежали на земле у хозпостроек, а канатную дорогу усиленно готовили к следующему сезону.

Пребывавшая на базе тетя, пристально и недоверчиво оглядела меня с ног до головы, когда я шла мимо. Я же решила просто подняться на одну из горок и полюбоваться открывавшимся оттуда пейзажем.
«Горка» была красивая, с ущельем, по дну которого тек ручей. И, чем выше я поднималась, тем заметнее менялась растительность. Сначала я шла через заросли иван-чая, желтых маков и карликовых березок. Потом их сменил сплошной ковер из брусники и черники с множеством еще незрелых ягод. А затем этот ковер плавно перетек в другой – из светло-зеленых лишайников. Это было потрясающе, а еще более потрясающим было то, что уже подо мной, где-то далеко в ущелье у ручья, был виден снег. Я могла смотреть на него, а подойти и потрогать – никак! А мне так хотелось, ведь даже тут, высоко в горах, было настолько жарко, что, порой, мне казалось, что я вовсе не в Хибинах, а где-то в южных горах Кавказа. И еще поднимусь чуть-чуть и увижу на горизонте Черное море… Но моря я не увидела. Я увидела почти терявшийся в дымке и окруженный подковой гор Кировск, а далеко-далеко, действительно почти на самом горизонте – синюю Имандру. И это было восхитительно!..

Кроме самих Хибин, из перечисленных в путеводителе достопримечательностей Кировска мне приглянулись еще три: озеро Большой Вудъявр в самом центре города, заброшенный железнодорожный вокзал и заброшенная фабрика (люблю я, знаете ли, такие вот штучки). И, что самое интересное, находились они все рядом друг с другом. Раньше Кировск звался Хибиногорском и был переименован в Кировск в честь Кирова, который начал развивать здесь отрасль по производству удобрений. Собственно, благодаря ему, тут и заработала апатит-нефелиновая обогатительная фабрика. И именно она теперь как раз и была частично заброшена, а оставшаяся в живых ее часть усиленно дышала на ладан. Но обо всем по порядку…

Спустившись с гор, я отловила первого попавшегося местного дедушку и спросила его о железнодорожном вокзале. Дедушка сказал, что находится он, в принципе, недалече, можно дойти пешком, и добавил, что он не работает. Потом о том, что вокзал не работает, мне сообщали все, у кого я о нем спрашивала.
Впрочем, идти до вокзала оказалось все же далековато, располагался он в низине, и мне пришлось топать почти через весь город. Раньше и совсем не долго из Апатитов в Кировск ходили пассажирские электрички, потом это сообщение заглохло, и остались лишь товарные поезда, которые загружались на фабрике удобрениями. Для чего же был построен такой огромный железнодорожный вокзал, похоже, не знали даже сами местные жители. В шутку предлагались две версии. По первой, строители путей и коммунизма планировали в дальнейшем прорубать туннель через все Хибины и вести железную дорогу на север. По второй, они просто перепутали Кировск с Кировым!

В общем, по-любому, железнодорожно-вокзальную махину отгрохали. И она, даже в заброшенном виде до сих пор продолжала поражать своим величием. Это действительно было нехилое в архитектурном смысле трехэтажное здание с мансардой-надстройкой и арочными перекрытиями. Правда, теперь от него остался только остов, внутрь которого я, естественно, зашла. Там, в качестве преданья старины глубокой остались лишь огромный барельеф профиля Ленина на стене и лестница на второй этаж. Но подниматься по ней я не стала – и так у меня уже появилось чувство, что еще немного, и тут, среди хлама и завалов я, вот-вот, да и, не дай Бог, наткнусь на какой-нибудь труп, или, вообще, рухнет мне вся эта «красота» прямиком на голову. В общем, я решила поскорее выбираться.
Впрочем, даже сама территория вокруг железнодорожного вокзала и фабрики была самой, что ни наесть, типичной сталкеровской зоной. Никого нигде не было видно, зато постоянно слышались какие-то звуки – работавших машин, станков, стука колес поездов, скрипа тормозов и прочие-прочие. Дополняли картину руины заброшенных цехов обогатительной фабрики, находившиеся тут же рядом – представьте себе, несколько кварталов промышленных зданий с пустыми глазницами окон и с теми же странными звуками изнутри. Говорят, что в этих цехах до сих пор сохранились старые механизмы и советские плакаты с надписями: «Работай в каске!» или «Стремись в передовики!». Попасть в них можно было совершенно беспрепятственно, вход был открыт. Но я, честно сказать, не рискнула. Во-первых, я уже где-то умудрилась вымазаться в мазуте. Во-вторых, меня облепила мошка и начала больно кусаться. А в-третьих и в главных, мне стало просто жутко! Не такая ведь я и крутая…

Конечно, по уму, привести бы здесь все в порядок, да открыть в Кировске горнолыжный курорт федерального значения! Ведь все условия для этого есть! Даже зимой не так уж и холодно бывает!

…Я вернулась в Апатиты, забрала из гостиницы вещи и отправилась на железнодорожный вокзал. Мой поезд в Кемь уходил поздно вечером, и я еще успела немного осмотреть город. Пресловутый автобус под №8 мне в этом поспособствовал, потому как на вокзал так и не пошел.

Впрочем, ничего нового я в Апатитах для себя не открыла, кроме… самого вокзала. Точнее, пути к нему. Когда мне оставалось все лишь спуститься с моста, с которого он был уже виден, как на ладони, оказалось, что спуска-то с моста и нет. Точнее, он был, но очень давно. Раньше вниз вела бетонная лестница, от которой теперь остались лишь воспоминания и перила. Рядом имелась тропа, но такая крутая, что я с трудом представляла, как буду спускаться по ней с вещами. А пришлось! Как я не загремела с этой тропы, даже для меня самой осталось загадкой. Но других вариантов достичь вокзала, как выяснилось, не было, и это был самый, что ни наесть, официальный пешеходный путь!

Наконец, я оказалась в поезде. В нем возвращались в Москву байдарочники и походники и рассказывали о прелестях проведенного отпуска. Я слушала их и тихо радовалась — ведь у меня в отличие от них закончилась только первая часть путешествия. А впереди были еще две — не менее захватывающие и интересные.

Белые ночи, полярные дни: ч. 2
Белые ночи, полярные дни: ч. 3
Продолжение следует…

Только для www.tours.ru Перепечатка только с разрешения автора.

Комментарий автора:
Оказалось, что такой океанариум, где дрессируют арктических тюленей, вообще, единственный в мире и в своем роде. Всего же тюленей здесь было шесть, а до кучи еще имелся морской заяц по имени Дик. Внешне он был вполне симпатичным зайцем, с длинными такими белыми усами и безумно напоминал моржа. Но дрессировки он не поддался, а посему просто плавал в бассейне. Тюлени же показывали высокий класс!